Глава 18

Прошло два года.

Январь 1848 год Санкт-Петербург. Сенат.

За большой трибуной в огромном душном зале выступал министр экономики Российской империи Егор Францевич Канкрин:

— Из-за вашей жадности, в Валахии и Молдавии восстал народ! Мы войска черт возьми отправили, а нужен хлеб, — министр говорил запинаясь, он покраснел от напряжения и сильно потел, сказывался очень почтенный возраст, — нам людей нечем кормить, а вы, паразиты, все в Англию везете! Того гляди, еще польша поднимиться!

— Но это приговор! Вы отнимаете у нас свободу! — из сенаторов стал возражать один из противников нового закона.

— Вы отняли ее сами, выбрав англичан, а не своих крестьян! — возразил Канкрин и повернулся к Николаю.

Император выступал арбитром, должен был приводить стороны к согласию, но сегодня он был не в настроении. Рядом с ним сидел уже покрывшийся старческими пятнами Бенкендорф и постоянно выслушивал доклады прибегающих посыльных. Все Европа стояла на ушах.

Николай Павлович встал, шум в сенатском собрании утих. Все ждали, надеялись, что вседержавец отменит закон. Бенкендорф выслушал доклад и печально покачал головой. Император скрипнул зубами и заговорил:

— Доигрались? Я вам не позволю морить народ голодом! Слышите? — он ударил кулаком по столу так, что столешница подпрыгнула, — послал Бог нам испытание, а теперь будет расплата. Я Николай Павлович Романов, император всероссийский, повеливаю, начать исполнение закона с момента его подписания!

И он подписал документ, который ему передал Канкрин.

— А теперь, по праву наибольшей доли, передаю слово управляющему Зернового союза, Беркутову Вадиму Борисовичу.

Сента сидел в состоянии шока. С момента подписания указа, в России появился Зерновой союз, который отвечал за продажу зерна на территории империи и за его вывоз на экспорт через Мариупольскую товарную биржу. Отныне никто не мог лично выбирать поставлять ему зерно в страну или за ее пределы, более того, для всех землевладельцев вводилась обязанность по модернизации сельхозугодий и хранению продукции. Кто же был не в состоянии, следовать инструкциям терял землю с крестьянами.

— В этот мрачный час, я в трауре, — начал Вадим, — мне больного от того, что в нашей Родине, с самой плодородной землей в мире мог случиться голод. На посту управляющего союза, я гарантирую, что ни один гражданин империи больше не узнает голода! Ни одной семье больше не придется оплакивать умерших без еды детей.

На этой ноте он ушел с трибуны. Заседание сената закончилось, император с министрами потянулись к выходу. Николай остановил Вадима в дверях:

— Начинайте сейчас же.

— Польша?

— Да, будь она неладна, — отмахнулся император и вместе с Бенкендорфом и Чернышовым пошел на выход.

В стороне остался Канкрин, он сильно потел и расстегнул воротник.

— Вадим, это вынужденный шаг, но без ваших запасов, у нас начнется то же, что во Франции и Пруссии.

— Я понимаю. И я рад, что все случилось именно так, — кивнул Вадим, — сначала я накормлю Россию, потом я накормлю Индию и Китай, даже европа будет есть у меня с рук.

— Но это не совсем… — на лице министра проскользнуло удивление.

— У России не останется выбора, кроме как развиваться, — продолжил Вадим, — скоро, Николай узнает, что в восстании польши замешана Австрия и не пошлет им помощь на погашение бунта в Венгрии. С моей же стороны, в Венгрию уже отправлены сухогрузы с пшеницей вверх по Дунаю. Валахия и Молдавия получат свой хлеб.

— Вы знали? — хриплым, почти безжизненным голосом спросил Канкрин.

Вадим улыбнулся.

— Шесть лет назад, Николай Павлович в шутку назвал меня "оружейным бароном", на мой взгляд мелкова-то конечно, — Вадим развел руками, — а главная ирония, знаете в чем? Вы думали, что все, чего я прикасаюсь становиться деньгами… Но все, чего я касаюсь, становится оружием.

— Вы не просто знали… Вы спланировали, подтолкнули их жадность, — понял Канкрин и схватился за сердце, на лице у него проступила гримаса, — я предупрежу Николая…

— Я не собираюсь вам мешать, — честно ответил Вадим и искренне поклонился в пол, — для меня было честью встретить настоящего Человека.

Министр шатаясь пошел в сторону выхода. Он вывалится из дверей и пошел в сторону императорского кортежа, который собирался ехать в Зимний Дворец.

— Егор Францевич? — Николай увидел Канкрина и остановился на ступеньке кареты.

Из окон сената Вадим видел, как один из лучших министров экономики за историю страны, на последнем дыхании пытается выдавить хоть слово, но… стук… стук… стук. Так перестало биться сердце человека, который не жалея себя отдал жизнь на благо родины.

Вадим забрал шубу из рук Егеря и вышел на улицу.

— Я пойду гулять, — он закурил и пошел в сторону центра, проходя мимо сенатской площади, где Николай впервые столкнулся с угрозой своей власти.

Мимо бежали люди, желая помочь министру, но его время кончилось. Денежные реформы улучшили состояние экономики, но не смогли заделать огромную дыру, в которую уходили деньги на армию и покорение ближнего востока. Дальнейшее уменьшение экспорта зерна только ухудшило ситуацию.

Вадим прошел через мост и вышел к огромной людской очереди. Панику в крупных городах удалось подавить новостями об открытии новых продовольственных магазинов. Вадим молча встал в очередь, чтобы дождаться открытия вместе со всеми. Приглашенный ведущий разыграл лотерею, раздал призы и наконец объявил об открытии. Народ толпой ломанулся внутрь, только отряды дружинников не позволили начаться давке.

А внутри начиналась сказка для обывателей девятнадцатого века. На полках стояли всевозможные консервы и крупы в картонных коробках.

Запасы соли, консервные фабрики, многополье, органические удобрения и животные фабрика перевернули мир. Вместо обычного набора продуктов, Вадим теперь круглый год мог поставлять фасоль, горошек, картошку, кукурузу, оливки, чечевицу, гречку, и такое разнообразие сносило голову. Люди с трясущимися руками ходили между продуктовыми витринами, хватая все, что привлекало взгляд. Вадим же подошел к стойке и взял свежую газету:

"Возвращаясь к мировым новостям, хотелось бы сказать о сотрудничестве Российской империи и Панамского государства. В этом месяце Российская академия наук отправила первую партию противомалярийных вакцин…"

— И это, пока в Европе бушует пожар революций, — усмехнулся Вадим, переворачивая страницу:

"Из двухмесячного плавания вернулся светлейший князь Горынин. Он с экипажем новейшего ледокола "Горыня", уже в третий раз дошел до порта Владивосток сократив время путешествия еще на неделю. Напомним, что подобный корабль ледового класса уже работает в порту Архангельска и Петербурга, еще три заложено на нужды иностранных покупателей…".

— Золотовоз мой, — с теплотой заметил Вадим и пошел в молочный отдел.

Пока помещики выжимали крестьян, Вадим договаривался с казачествами. Уральские казаки стали основными коноводчиками, заселив стадами Южные степи. Казаки с Кубани с удовольствием вовлеки северокавказцев в выращивании овец и коз, дончане занялись птицефабриками и разведением рыбы, а Сибирские казаки порадовали козами и коровами. Пусть, железная дорога только-только соединила Оренбург и Самару, но с востока страны уже пошел сыр, да так хорошо пошел, что взвыли Голландцы. Тут у Вадима конечно возник с ними конфликт, пришлось успокаивать и вроде даже получилось, но осадочек остался. Ведь именно голландцы были главными поставщиками сыра в Европу, и чтобы защитить свое место они принялись поливать сибиряков грязью.

А новые рефрижераторные вагоны подарили жителям России то, чего они никогда много не ели — мяса. Вот хлеба, хоть и с перебоями, но хватало. Теперь же в крупных городах и селах появилось дешевое мясо, яйца, птица и рыба. Под Москвой, Казанью, Самарой и Петербургом строили холодильные склады.

Вагоны же пока делали из деревянного каркаса, дощатой обшивки, между обшивками прокладывали теплоизоляцию, а под крышей вагона располагались пакеты со льдосоляной смесью, а через каждые триста километров смесь пополняли через люк в крыше.

Пока по стране ходило только сто таких вагонов, но это позволило устроить настоящий сюрприз в Петербурге.

Вадим купил пару куриц, пару бутылок молока и пошел домой. Он давно выкупил квартиру поближе к торговому дому.

— Вадим Борисович, вы вернулись? — его встретил Егерь и помог с сумками.

— Да, да все хорошо, вот немного молока купил, — Вадим прошел в гостиную, где игрались старшие дочки, с младшими сидела няня, а Софья ушла на встречу с подругами.

— Так мелочь, кто будет сухофрукты с молоком?

— Да! Да, давай, пап, — в голос закричали Даша с Машей, а из детской комнаты послышалось предупреждающее шиканье от няни.

***

Целое десятилетие торжествовали реакционные силы, вводя запреты на политические партии, цензуру, преследование либералов и националистов тайной полицией, но всегда существовали лазейки. Во франции на частных банкетах обсуждали политику, в Италии научные общества превратились в политические кружки, в Германии гимнастические кружки, в России на пик моды взошли тайные общества.

В либеральных движения преобладали люди среднего класса. У них есть местные и национальные программы, но оставалось много общих целей. Они как организованные группы затаились в ожидании возможности.

Но не только средние классы хотели перемен. Рост населения и проблемы с урожаем привели к началу голода. Крестьяне все чаще потянулись в города на заработки, где они становились дешевой рабочей силой для машины прогресса. Жизнь в трущобах, адские условия на рабочих местах привели к насильственным протестам рабочих и крестьян.

После Ирландии голодные бунты начались во Франции, а если Париж чихает, то болеет Европа.

Бездействие монархов подвело континент на порог революции.

Николай вызвал Вадима в Зимний дворец. Там проходила расширенная встреча министров. Среди старых лиц не хватало Канкрина, царство ему небесное, и военного министра Чернышева. По правую руку от императора сидел Бенкендорф, по левую Месечкин.

— Здравствуйте господа, — начал Николай, — Александр Иванович сейчас отправился в Варшаву, там его уже ждут пять полков пехоты.

— Помимо пехоты, министру помогут отряды полиции, жандармерии и дружины. Они уже взяли под контроль оружейные и продовольственные склады, — объяснил Бенкендорф.

— Извините, а телеграф? — вмешался Вадим.

— Что телеграф? — не понял Александр Христафорович.

— Отряды взяли под контроль гражданский и военные телеграфы? Через них, бунтовщики смогут быстрее координироваться, чем через почту или посыльных, — терпеливо объяснил Вадим, Николай и Бенкендорф переглянулись.

Император подал сигнал и из кабинета выбежал один из его адъютантов со срочным приказом.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, — тяжело вздохнул император.

— Уже дошло, — ответил Бенкендорф, — мои люди и агенты Алексея Игнатьевича, — это он про Месечкина, — нашли несколько подстрекателей и торговцев оружия, которые связались с польской ячейкой бунтовщиков. Все пойманные люди имеют связи с преступным миром Австрии. Я бы не хотел говорить, но на найденном нами оружии есть оттиски Венских оружейных заводов.

— Нас могут водить за нос? Подделки подсунуть? — поинтересовался Вадим.

— Исключено, — оружейные эксперты подтвердили подлинность. Нам удалось перехватить крупнейшую партию в пять тысяч ружей, — с гордостью ответил генерал Месечкин.

— Мы столкнулись с настоящей болезнью, — заявил император, по раздвушимся ноздрям, лопнувшим в глазах сосудам было видно, как он зол, — утром, Сицилия приняла конституцию, вся Италия кипит под Бурбонами. Им не удержаться. Это болезнь и нас пытаются заразить. Вадим, ваши корабли уже достигли Валахии и Молдавии?

— Да, они уже должны идти вверх по Дунаю, — кивнул Вадим и изобразив внутренюю борьбу продолжил, — Ваше императорское величество, пожалуйста, там люди просто голодны, мы дадим им хлеба и они успокоятся, ведь голод это не болезнь.

Николай Павлович долго молчал. Министры даже начали нервно елозить на местах.

— Я понимаю, — ответил Николай, — третье отделение и дружина проследят, чтобы на местах не началась давка и беспорядки. Обойдемся там без армейских подразделений.

— Спасибо, — поблагодарил Вадим, и собрание продолжилось.

***

Дунай служил торговой артерией, что питала Балканы. Могучая река проходила рядом с Бухарестом, Белградом и Пештом. Вот Венгерская “столица” и стала последним местом назначения торговых пароходов корпорации Вестник.

Сам город поражал древностью и красотой. Население Пешта достигло трехсот тысяч, сравнявшись в этом показателе со многими Европейскими столицами, или даже превзойдя их. Город так разросся, что венгры хотели объединить его с Буды и Обуды, городами спутниками, но династия Габсбургов не позволяла воплотиться народному желанию.

Во главе флота шел пароход “Мятежный Дух”, им командовал адмирал южного торгового флота Шинн Фейн, ирландец по происхождению. Команда не знала, как их адмирал попал на службу Беркутову, но высоко оценила профессионализм, с которым ирландец принялся овладевать новыми цельнометаллическими судами.

В городском порту торговую флотилию встречали с радостью. Местный политик Лайош Кошут встречает адмирала с распростертыми руками:

— Мне говорили, что ваш флот будет больше! — в шутку спрашивает Лайош на немецком.

— По дороге растерял, — на ломанном отвечает Шинн и ведет дорого гостя в трюм, чтобы посмотреть товар.

А там, горы пшеницы. Лайош хмуриться, но Шонн не обращает внимания и пинает ближайшую кучу. Из-под осыпавшегося зерна проглядывают деревянные ящики с оружием.

— Страшно предстваить, сколько хорошего зерна вы потеряли, — Лайош в нетерпении потёр руками.

***

События не могли не затронуть и Англию, где о выступлении заявило движение Чартистов, выдвинув хартию из шести пунктов. Однако Англия с конституционной монархией по Европейским меркам уже являлась либеральной страной, средние слои, в которой согласны со сложившимся порядком.

Здесь, после трехмесячной задержки из-за волнений в России, корабли с зерном снова приходят в Английские и Ирландские порты. Адмирал Романов, ответственный за флот повелителей ветров останавливается в Дублине. С конца семнадцатого столетия город стал столицей Ирландии и являлся единственной частью острова, где большую часть населения составляли протестанты.

Город кишил Английскими агентами, поэтому Эрасту Романову приходилось держать ухо востро, встречаясь с агентами ирландского освободительного движения.

— Вы не привезли оружия? — удивился агент.

— Лучше, я привез еды, — Эраст наклонил голову, изучая собеседника.

Для места встречи они выбрали один из пабов рядом с портом. Агент скривился от слов адмирала.

— Это конечно хорошо, но как еда поможет начать борьбу? Сытым мой народ не пойдет на баррикады! Сытыми им будет что терять, — агент когда говорил, чуть ли слюной не плевался.

— Вы хотите всего и сразу, а так не бывает, — Эраст рукой разрезал воздух, — сейчас ваш, я повторяю ВАШ порт, просто кишит английскими ищейками и шпионами, так зачем мне рисковать? Мои корабли уже три раза досматривали, пересчитывая орудия. Хотели замерить измерения, “а вдруг у вас контрабанда в корпусе спрятана”, но я настучал им за такое желание. На большее, пока вы не подкупите местных чиновников у меня полномочий не хватает.

— На кой черт, лами ваши измерения? — не понял агент, но интуицией чувствовал что что-то не так.

— Не велика загадка, — посмеялся Эраст, — посмотрите на мои корабли. Посмотрите на количество мачт, на обводы. Если бы англичане могли, то уже бы построили своих повелителей ветров, а пока вынуждены были сделать заказ у нас.

— А вы не спешите строить, да? — понял агент.

— Ну, они где-то в конце очереди, — отмахнулся Эраст, — потерпят. Пусть посмотрят, как мы их обгоняем.

После Дублина флот направлялся в Америку, где война между США и Мексикой уже закончилась. Вадим приказал доставить партию грузов в Русскую Калифорнию.

Загрузка...