Ветры Разрушения

Глава 1

Краткая история Военно-воздушных сил Родезии

По ОКОНЧАНИИ англо-бурской войны все семь южнородезийских воинских частей, участвовавших в составе британских войск, были расформированы. Однако в 1914 году, с началом Великой войны в Европе, Родезийский полк был воссоздан. Он служил с отличием и оставался в силе до тех пор, пока в 1920 году его снова не расформировали.

Территориальные силы были сформированы в 1927 году из 1-го и 2-го батальонов полка "Родезия", базирующихся в Солсбери и Булавайо. С началом Второй мировой войны в 1939 году регулярные члены этих батальонов вместе с непропорционально большим количеством добровольцев были включены в состав британских подразделений на многих театрах военных действий.

Авиационное подразделение Территориальных сил было сформировано в 1935 году и действовало из коммерческого аэропорта Бельведер на юго-западной окраине города Солсбери. В 1937 году королевские ВВС получили шесть двухместных истребителей Hawker Hart в дополнение к существующему небольшому самолету связи. Немедленно началась подготовка боевых пилотов, результатом чего стало первое представление Rhodesian wings шести пилотам 13 мая 1938 года. Позже в том же году они должны были проявить себя, отправив следующую партию Hawker Harts из Британии в Южную Родезию.

Когда над Европой нависли тучи войны, в августе 1939 года военнослужащие Воздушных сил Территориальных сил были призваны на службу на полную ставку, и к концу месяца самолеты были в движении. Десять пилотов (среди них лейтенант Э.В.С. Жаклин, позже ставший первым послевоенным начальником штаба ВВС) и восемь самолетов 27 августа вылетели из Солсбери в Найроби, составив единственные воздушные силы— доступные имперским властям в Восточной Африке.

Найроби оказался всего лишь перевалочным пунктом на северном маршруте, поскольку в течение двух или трех дней все родезийские самолеты были переброшены в Северный пограничный округ на границе с Абиссиной. 19 сентября 1939 года авиационное подразделение официально стало Военно-воздушными силами Южной Родезии, а полеты в Кении были отнесены к 1-й эскадрилье этих сил.

В апреле 1940 года весь личный состав ВВС Южной Родезии был зачислен в состав Королевских ВВС, а 1-я эскадрилья была переименована в 237-ю (родезийскую) эскадрилью. В знак уважения к его готовности было разрешено использовать девиз ‘Premium Agmen in Caelo’ (Первая сила в небе).

К ноябрю 1941 года 237-я эскадрилья была оснащена "Харрикейнами" и участвовала в боях на качелях с Африканским корпусом и люфтваффе. В феврале 1942 года ему было приказано вернуться в Исмалию, в зону Канала, прежде чем отправиться еще дальше на восток.

Следующий год был потрачен на прикрытие иракско-персидского сектора эскадрильей, действующей с таких баз, как Мосул, Керманшах и Киркук. В марте 1943 года она вернулась в зону Канала, где ее роль изменилась с сотрудничества с армией на разведку истребителями, летающими на "Спитфайрах". Последовал длительный период операций по всей Северной Африке, в течение которого эскадрилья постепенно продвигалась на запад.

Но поскольку война явно подходила к концу, эскадрилья постепенно теряла свой родезийский характер. Становилось все труднее заменять персонал, завершивший свой оперативный тур, и после еще двух переездов в Италию и Францию эскадрилья в конечном итоге была расформирована в 1945 году.

Но 237-я была не единственным подразделением, действовавшим как ‘родезийская’ эскадрилья Королевских ВВС. В 1940 году 266-я эскадрилья была официально названа "родезийским" подразделением, и было принято решение направить в нее летный состав из Родезии. На следующий год 44-я эскадрилья бомбардировочного командования последовала их примеру. Помимо родезийцев, сражавшихся в этих эскадрильях, очевидно, было гораздо больше тех, кто играл свою роль в других подразделениях ВВС и на других театрах военных действий.

За шесть лет войны общее число родезийцев в форме военно-воздушных сил составило 977 офицеров и 1432 других звания. Из них 498 были убиты — это один человек из каждых пяти, отправившихся на войну. Но еще одной жертвой войны стали сами родезийские военно-воздушные силы — безусловно, в том, что касалось Родезии. 1-я эскадрилья Военно-воздушных сил Южной Родезии была преобразована в 237-ю эскадрилью, которая затем была расформирована. Кроме того, учебный элемент старых SRAF был поглощен Королевскими военно-воздушными силами и стал ядром огромной Родезийской авиационной учебной группы. Но при этом он потерял свою идентичность.

Однако это была не та ситуация, которая должна была длиться долго, и вакуум вскоре должен был быть заполнен. Сразу после окончания войны мужчины вернулись в Родезию после демобилизации с британской службы. Некоторые из них присоединились к Штабному корпусу Южной Родезии, как правило, на очень низких должностях, и именно из этого ядра должны были вновь возникнуть Военно-воздушные силы.

Многим бывшим сотрудникам Штабного корпуса Военно-воздушных сил не терпелось восстановить военную авиацию, но перспективы были далеки от многообещающих. Не было денег, не было самолетов, и даже первоначальные здания SRAF были переданы в пользование новым иммигрантам и различным правительственным ведомствам. Однако энтузиасты уговаривали и убеждали и в конечном итоге привлекли к своему делу сэра Эрнеста Геста, тогдашнего министра обороны, и полковника С. Гарлейка, командующего вооруженными силами в Южной Родезии. Результатом стало предоставление £20 000 фунтов стерлингов и инструкция сформировать воздушное подразделение. Финансовая помощь была прискорбно недостаточной, но можно было использовать почти безграничные резервы энтузиазма и находчивости.

Под руководством подполковника Э.У.С. Джаклина около дюжины офицеров и рядовых подразделения приступили к приобретению нескольких самолетов. Королевские военно-воздушные силы предоставили легкий транспортный самолет Anson из военных излишков, а затем начались крупные учения по утилизации. Мужчины совершали вылазки на старые склады технического обслуживания королевских ВВС и даже на свалки металлолома. Инструменты, сырье, запасные части, расходные материалы и даже обученный персонал поступали в небольшое подразделение в Крэнборне со всей страны. В конце концов, используя основные инструменты и оборудование, подразделение восстановило шесть списанных "Тайгер Мотыльков".

28 ноября 1947 года в Правительственном вестнике № 945 появилось сообщение о создании Военно-воздушных сил в качестве постоянного подразделения Родезийского штабного корпуса, и это стало началом создания Военно-воздушных сил Южной Родезии. К шести восстановленным "Тайгер мотылькам" присоединились шесть гарвардских тренажеров, приобретенных у Rhodesian Air Training Group, а позже еще двенадцать "Харвардов" были приобретены в Южной Африке по номинальным ценам.

Работа окупилась постепенным расширением — к подразделению присоединилось больше бывших военнослужащих ВВС, и постепенно был приобретен разнообразный выбор самолетов. К 1951 году из различных источников были собраны самолеты Leopard Moth, Dakota, Rapides, Ansons и Austers, и подразделение управляло небольшим регулярным звеном с одной активной вспомогательной эскадрильей — эскадрильей № 1.

К этому времени Блокада Берлина, установление железного занавеса над Европой и начало Корейской войны сделали очевидным для всех, что сохранение мира должно было быть скорее вопросом вооруженной готовности, чем принятием желаемого за действительное. Таким образом, правительство Южной Родезии в очередной раз внесло свой вклад в оборону Содружества — на этот раз в виде двух эскадрилий истребителей.

Из Великобритании были успешно доставлены двадцать два самолета Spitfire Mk22, несмотря на мрачные прогнозы и определенное количество ставок со стороны ряда авиационных экспертов. Затем было вновь введено очное обучение в форме программы ‘Краткосрочной службы’.

"Спитфайр Мк22" .

В 1952 году Военно-воздушные силы перебазировались из Крэнборна в аэропорт Кентукки, который впоследствии стал огромным аэродромом, совместно используемым военно-воздушной базой Нью-Сарум и международным аэропортом Солсбери. Это был первый постоянный дом Военно-воздушных сил, и это был первый случай, когда они занимали здания и сооружения, специально предназначенные для их целей.

Возросшие обязательства перед Королевскими ВВС и необходимость модернизации стали проблемами при принятии решения о снятии "Спитфайров" с вооружения. Хотя это было болезненно для всех заинтересованных сторон, одноместные реактивные самолеты De Havilland Vampire FB9 заменили столь любимые "Спитфайры". Позже были добавлены двухместные реактивные тренажеры T11.

В дополнение к истребителям-бомбардировщикам Vampire расширение продолжилось приобретением кроссовок Provost с поршневыми двигателями. Для замены "Ансонов" и "Рапидов" были приобретены еще семь "Дакот" и два "Пемброка", а также был набран дополнительный летный состав и технические специалисты. К началу 1956 года Военно-воздушные силы могли похвастаться четырьмя действующими эскадрильями, двумя эскадрильями истребителей-вампиров, транспортной эскадрильей и учебной эскадрильей.

В настоящее время Африка подвергалась первым из многих политических изменений, приведших к уходу колонизирующих стран. Федерация Родезии и Ньясаленда была образована в 1953 году и, в свою очередь, вызвала некоторые серьезные изменения в Военно-воздушных силах.

Название было изменено на Rhodesian Air Force, а королева Елизавета присвоила ему приставку ‘Королевский’. Став Королевскими военно-воздушными силами Родезии, подразделение отказалось от своих армейских званий и униформы цвета хаки и приняло звания и униформу, аналогичные Королевским военно-воздушным силам.

Но главное изменение в федеральном учреждении касалось масштаба и ответственности. Из незначительной, самодостаточной силы, озабоченной территориальной обороной, RRAF теперь отвечали за оборону Федерации в целом, а также должны были получить более широкую ответственность как часть потенциала Королевских военно-воздушных сил на Ближнем Востоке.

По окончании Второй мировой войны королевские ВВС сохранили свой аэродром RTG Торнхилл, где продолжалась летная подготовка на Гарвардах. Это была крупнейшая и лучше всего оснащенная авиабаза RTG, расположенная недалеко от города Гвело в Мидлендсе. Она оставалась действующей базой королевских ВВС вплоть до своего закрытия в 1955 году, когда ее передали Королевским военно-воздушным силам Родезии.

В связи с постоянно увеличивающимся количеством коммерческих рейсов в аэропорт Солсбери и из него штаб-квартира Группы решила уменьшить загруженность совместно используемых объектов, перенеся всю подготовку ВВС в Торнхилл. Первоначально это было возможно только для поршневых операций с использованием существующих взлетно-посадочных полос с травяным покрытием. Потребовалось два года работы в 1956 и 1957 годах, чтобы построить взлетно-посадочную полосу из гудронового щебня с рулежными дорожками, твердым бетоном и современной диспетчерской вышкой с радаром, прежде чем можно было начать подготовку реактивных самолетов.

В соответствии с практикой королевских ВВС схема подготовки пилотов RRAF была известна как Подразделение кратковременной службы (SSU). Успешно прошедшие подготовку пилоты были зачислены в качестве офицерских курсантов на двухгодичный курс подготовки. Неудача на любом этапе обучения приводила к немедленному освобождению студента без каких-либо обязательств ни с одной из сторон. Однако студенты, которые обрели свои крылья и прошли углубленную подготовку по владению оружием, имели возможность либо подать заявление о прохождении службы среднего уровня, либо вернуться к гражданской жизни. Штаб-квартира ВВС не была обязана принимать тех, кто подавал заявление о прохождении службы среднего уровня.

№ 1 SSU был введен в эксплуатацию в 1952 году с последовательными наборами, происходящими с интервалом в шесть месяцев. "Тайгер Мотыльк", "Гарвард" и "Спитфайр" первоначально выполняли учебные задачи, пока их не заменили "Провосты" и "Вампиры". В 1956 году частота приема была сокращена до одного приема в год, когда № 9 SSU первым прошел подготовку в базовой летной школе (BFS) в Торнхилле.

По завершении BFS в декабре 1956 года 9-му СБУ пришлось переехать в Нью-Сарум для прохождения углубленной летной подготовки (AFS) на "Вампирах", потому что "Торнхилл" еще не был готов принимать реактивные самолеты. Первым курсом, на котором прошли BFS, AFS и OCU (Подразделение оперативного преобразования) в Торнхилле, был SSU № 10. Это был курс, который я посещал.

Молодые дни

В 13:15 2 ИЮНЯ 1936 года обычный обеденный перерыв доктора Ритчкен был прерван, чтобы позаботиться о моей матери, которая рожала в родильном доме Леди Канцлер в Солсбери. При моем рождении не возникло никаких осложнений, и было объявлено, что я буду крепким и здоровым ребенком.

Мои отец и мать оба были из Англии. Папа родился в Саутгемптоне, а мама в Брайтоне. Папа происходил из длинной линии военно-морских пилотов, которые привели многие тысячи кораблей в целости и сохранности в воды Саутгемптона. Неудивительно, что папа надеялся поступить на службу в Королевский флот, но ему отказали из-за того, что он не мог отличить пурпурный от лилового. Итак, в 1923 году в возрасте 17 лет он отправился повидать мир в качестве наемного работника на грузовом пароходе, работающем на паровой тяге. В Нью—Йорке он исследовал большой город, надев единственную одежду, которая у него была - майку для регби и шорты. После скитаний по морям он пришел к выводу, что Новая Зеландия - подходящее место, чтобы остаться на берегу и попытаться осесть.

Он преуспел как лесоруб. Он также работал на овцеводческих фермах и много играл в регби в свободное время. Там он встретил своего друга на всю жизнь, Алана Мартина, который позже стал моим крестным отцом. Алан заинтересовал папу возможностями, которые предлагало британское правительство в далекой Южной Родезии; поэтому они вместе переехали в Африку.

При крещении отца назвали Полом Чарльзом Петтером Бойером. Третье христианское имя на самом деле было девичьей фамилией его матери. Петтеры были и остаются хорошо известными своими двигателями внутреннего сгорания и другими инженерными достижениями. Например, Уильям Петтер был конструктором и главным инженером британского бомбардировщика Canberra, перехватчика Lightning и тренажера Gnat. До этого отец Уильяма спроектировал знаменитый самолет ближнего действия "Лизандер", который оказал такую отличную услугу специальным агентам и французскому сопротивлению во время Второй мировой войны.

В Новой Зеландии банковские дела отца запутались из-за другого Бауэра. Все попытки исправить ситуацию потерпели неудачу, пока папа не написал свое имя через дефис — чтобы стать Петтер-Бауэр. Хотя это решило его проблему и соответствовало моде на двуствольные имена в те времена, фамилия с годами создавала свои трудности.

Когда я поступил на службу в Королевские военно-воздушные силы Родезии, моя фамилия была сокращена. Никто не мог правильно произнести Петтер-Бауэр, поэтому я стал известен как ‘ПБ’. Казалось, что это имя Бауэр вызывало проблемы у многих, пока я не объяснил, что мои предки были людьми, приравненными к современным диспетчерам артиллерийского огня. В свое время Лучники обучали группы лучников в бою и управляли ими. На критических этапах, когда британские и вражеские силы сближались друг с другом, именно лучники отдавали лучникам приказы относительно угла прицеливания, натяжения, остановки и выпуска стрел за каждый залп, выпущенный по быстро меняющимся порядкам противника. Когда лаунчер BOW of the arrow заменяет BOUGH of the tree или BOY of youth, моя фамилия звучит нормально!

Папа был шести футов ростом, хорош собой и невероятно силен. Вскоре после прибытия в Родезию он посетил сельскую ярмарку в Пенхалонге на востоке страны. Поздно вечером он проходил мимо повозки, запряженной волами, где пожилой мужчина попросил его о помощи. Папа с радостью подчинился, подняв с земли большую стальную наковальню кузнеца и водрузив ее на палубу фургона. Когда он сделал это, он услышал выкрики поздравлений и хлопки по спине от группы людей, которых он до этого не замечал. Пожилой мужчина также поздравил его и с большим трудом столкнул наковальню с повозки. Затем он предложил папе поднять наковальню обратно на повозку, на этот раз за солидный денежный приз, который не выиграл ни один из многих претендентов. Папа пытался, но никакие подбадривающие крики не помогли ему даже поднять наковальню с земли.

Мама переехала с родителями в Южную Родезию в 1914 году, когда ей было четыре года. Ее отец был контролером складских помещений Родезийских железных дорог в Солсбери. Он вместе с маминой матерью держал молочную ферму и огород на их большом участке земли, одна граница которого проходила по протекающей через бильгарзию реке Макабуси к югу от города.

Мама посещала школу королевы Елизаветы в Солсбери, где она приобрела вкус к светскому образу жизни своих друзей, хотя это было не совсем по вкусу ее отцу из среднего класса. При крещении ее назвали Кэтрин Лиллиан Элизабет, но она стала известна как Ширли из-за ее поразительного сходства с очень красивой и хорошо известной рыжеволосой актрисой того времени. Это прозвище прилипло к маме на всю жизнь; и ей оно понравилось. С другой стороны, ее девичья фамилия Смит не соответствовала тому образу, которого хотела мама. Однако все изменилось, когда она вышла замуж за папу в начале 1935 года.

Папа наслаждался компанией многих друзей мужского пола в городском клубе Солсбери. Именно оттуда он отправился регистрировать мое рождение после обеда, посвященного празднованию рождения его первенца. Я предполагаю, что он, должно быть, был изрядно навеселе, потому что добавил дополнительное имя к тем, о которых договорились с моей матерью. К Питеру Джону он добавил еще одно семейное имя, Хорнби. Как следствие, три моих имени связывают меня с родственными линиями в морском, железнодорожном и воздушном транспорте.

Через два года после моего рождения родился мой брат Пол Энтони (Тони). Мы вместе наслаждались беззаботным детством в идиллических окрестностях родезийского хайвелда. Наш дом, обращенный фасадом на запад, располагался высоко на горном хребте с видом на холмистые сельскохозяйственные угодья, где за разноцветными деревьями мсаса и кустарниками был хорошо виден город Солсбери и его знаменитый kopje (на африкаанс означает холм). Отсюда наши родители наслаждались захватывающими дух закатами, выпивая после работы напитки "sundowner" на нашей просторной веранде.

Фотография в день свадьбы моих родителей была сделана в саду моих бабушки и дедушки. Папин шафер, Алан Мартин (позже мой крестный), остался от папы. Справа от моей матери - ее родители и сестра Рома. Ее братья Джон и Билл - двое молодых людей, которых здесь видно .

Мама, папа и я .

И мама, и папа работали. У папы был собственный бизнес по транспортировке большегрузов "Панафриканские дороги", а мама была личным секретарем достопочтенного Джона Паркера, возглавлявшего Родезийскую табачную ассоциацию. Итак, за исключением выходных, мы с Тони были оставлены примерно с 07:00 до 17:30 на автократическом попечении нашего африканского повара Тики. Тикки был старшим над Финеасом (стирка и глажка), экономкой Джимом (подметание, полировка и заправка кроватей), двумя садовниками и, в наши молодые годы, кем-то, кто следил за каждым нашим шагом. Такой большой штат сотрудников был обычным явлением в Южной Родезии в те дни.

Тикки был потрясающим поваром. Мама научила его всему, что он знал, но Тикки умел совершенствовать каждое блюдо, которое он изучал, хотя названия некоторых вызывали у него затруднения. Например, он настаивал на том, чтобы называть блинчики “флэппити джекетс”, потому что распространенное название африканского сорняка цвета хаки "блэк джекетс" застряло в его памяти как “блекити джекетс”.

На протяжении многих лет у нас было больше чернокожих друзей, чем белых, и мы действительно наслаждались их обществом. Вместе мы охотились на полевых мышей и готовили их на открытом огне, прежде чем съесть с диким шпинатом и садзой (отварная кукурузная мука — основной рацион африканского народа). Только люди, родившиеся в Африке, поймут, почему мы с Тони наслаждались этими странными блюдами, сидя на корточках в буше, точно так же, как ростбифом и йоркширским пудингом, которые подают на обеденный стол!

По возможности мы ограничивали количество обедов, чтобы оставить достаточно места для того, чтобы вместе с нашими африканскими друзьями отведать садзу, соус и все, что они приготовили в качестве муриво (приправы ко второму блюду). Мясо обычно тщательно готовили, чтобы придать ему подгоревшую поверхность, в едва влажной посуде на трех ножках, поставленной на небольшой огонь. Как только мясо будет готово, можно добавить шпинат, помидоры и лук и тушить до полной готовности. На отдельном огне в кастрюле большего размера кипятили воду перед приготовлением мели-мука добавлялась в небольших количествах и непрерывно перемешивалась лопаткой для перемешивания до получения однородной консистенции. Затем все участники трапезы мыли руки в общей миске и садились на корточки по кругу вокруг двух, а иногда и трех мисок с едой.

Только одной рукой зачерпывали комок кипящей садзы, которой затем придавали форму мяча для регби, достаточную по размеру для трех глотков. Сильного ожога пальцев удалось избежать, если точно знать, как использовать указательный палец во время подбора, за которым сразу же следуют быстрые движения большим и указательным пальцами, чтобы изменить точку соприкосновения дымящегося комка. Затем конец куска обмакивали в приправу при каждом откусывании, строго соблюдая последовательность, чтобы гарантировать, что всем досталась равная доля. Все это время кто-нибудь в кругу разговаривал. Это были шумные мероприятия с большим количеством смеха. Во время африканской трапезы не существует такой вещи, как тишина. Мы с Тони наслаждались каждым мгновением тех далеких, но никогда не забываемых наслаждений.

Гравийная дорога, проходящая за нашими просторными садами, обслуживала линию домов, построенных вдоль хребта, на котором мы жили. Через эту дорогу располагались различные фруктовые и зерновые фермы и большая молочная ферма. За ними простиралась обширная лесистая территория, полная разноцветных мсаса и других прекрасных местных деревьев, через которые протекали две реки. Самым большим из них был Макабуси, в котором нам с Тони запретили плавать из-за билхарзии. Излишне говорить, что мы плавали с нашими товарищами всякий раз, когда наши странствия приводили нас к привлекательным бассейнам, окруженным гранитной поверхностью и огромными валунами. Оказаться в постели с билхарзией казалось более привлекательным вариантом, чем посещать школу. Но, как мы ни старались, нам не удалось подхватить болезнь.

На фермах все еще использовались повозки, запряженные волами. Это дало нам прекрасную возможность попробовать свои силы в трех функциях: вести быков, владеть длинным кнутом и управлять рукояткой, которая приводила в действие тормоза на спусках. Чернокожие мужчины, в чьи обязанности входило делать эти вещи, были удивительно любезны и, казалось, никогда не раздражались нашим присутствием.

Когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы делать это, мы с Тони поехали на велосипедах в школу Дэвида Ливингстона, расположенную примерно в четырех милях от дома. Мне не нравилась школа, но я боялся внимания хулиганов, которые часто загоняли меня в угол. Однажды папа сказал мне, что у всех хулиганов есть одна общая черта — они очень хороши в вынесении наказания, но трусливы, когда получают его. Папа также сказал мне, что принять одно хорошее укрытие лучше, чем получить множество меньших. Я получил сообщение и ждал, пока самый большой и подлый из хулиганов не загнал меня в угол в переулке. Я влезла в него со всем, что у меня было. Он пытался вырваться, но я энергично преследовал его, пока не понял, что он плачет, как ребенок. С тех пор я не только осталась одна, но и взяла на себя роль защитницы других жертв хулиганов. Внимание, которое я получала от девочек, было очень смущающим, но и странно приятным!

Мы с Тони были благословлены ангельскими голосами, и нас часто просили спеть для наших любимых бабушки и дедушки. Мы принимали все это как должное, пока однажды не посетили свадьбу в англиканском соборе Солсбери. После службы мне удалось поговорить с одним из мальчиков-певчих. От него я узнал, что ему только что заплатили два шиллинга и шесть пенсов - обычную плату за пение на свадьбах. В сумме получилось много мороженого; так что на той же неделе мы с Тони присоединились к хору англиканского собора. Отец пришел в ужас, когда узнал, что его сыновья присоединились к англиканскому хору, хотя он никогда не говорил почему. Мама подумала, что это хорошая идея.

Органиста и хормейстера звали мистер Лилликрап и мистер Каулард соответственно — имена, которые вызвали у нас много веселья и некоторое замешательство. Тем не менее, они были хороши в своей работе и многому научили нас в пении. Но посещение церкви было для меня совершенно новым опытом, потому что самое близкое к знанию о Боге, которое я получил, возникло из вопросов, которые я задал несколькими годами ранее, проезжая мимо одного из знаменитых гранитных скальных образований Родезии.

Я спросил маму, как камни были размещены в таких ненадежных положениях. Когда она сказала мне, что Бог поместил их туда, я захотел знать, скольких африканцев Он использовал, чтобы поднимать такие массивные камни так высоко. Я уверен, что она дала мне разумный ответ, но он, очевидно, прошел мимо моей головы. Папа, с другой стороны, вложил информацию в мой маленький разум, и она застряла. Он сказал мне, что все Божьи инструменты невидимы. Некоторые из них, которые мы знаем и принимаем как должное, включают гравитацию, магнетизм, свет, звук, радиоволны и электричество, просто потому, что мы можем их измерить. Однако те Божьи инструменты, о которых мы знаем, но не можем измерить, такие как наша сила мысли и любви, существенно меньше по количеству, чем те Его инструменты, о которых мы абсолютно ничего не знаем. Это те, которые управляют звездами, воздухом над головой, камнями, деревьями и травами на поверхности, а также океанами и глубинами земли. Как ни странно, несмотря на все, что он сказал, включая кое-что о Божьем обиталище, небесах, папа не упомянул Иисуса. Вот почему англиканский опыт был для меня совершенно новым.

В то время как в Европе бушевала Вторая мировая война, папа носил форму военно-воздушных сил в Родезии. Как и все родезийцы, папа хотел попасть туда, где происходило действие, но Королевским военно-воздушным силам требовался его опыт в области транспорта, прямо там, где он жил. Это было сделано для поддержки родезийского компонента обширной программы Британской империи, созданной для подготовки крайне необходимых летных экипажей. Папа был разочарован, даже смущен, но мы с Тони видели в нем звезду и наслаждались ситуациями, которые война принесла в нашу жизнь.

Одна из станций Родезийской авиационной учебной группы королевских ВВС (RATG), Крэнборн, была вне поля зрения из нашего дома за ковром деревьев. Однако тренировочный самолет Harvard Mk2 появлялся в поле зрения сразу после взлета. Эти шумные машины днем и ночью наполняли воздух вокруг нас своими постоянно меняющимися звуками, когда они бороздили трассу.

При таком количестве самолетов, налетавших так много часов, было неизбежно, что аварии происходили как на аэродроме, так и за его пределами. Иногда отказ двигателя и ошибки учащихся приводили к аварийным посадкам на аэродроме и за его пределами. Некоторые из разбитых машин опустились там, где мы с Тони смогли их осмотреть. "Гарварды", которые сегодня все еще летают во многих клубах по всему миру и оставались на вооружении ВВС Южной Африки вплоть до 1996 года, обладают удивительно прочными планерами. Те, что обрушились на кустарник и сельскохозяйственные угодья вокруг нашего дома, все пропахали деревья, прежде чем остановиться. Несмотря на то, что ни одна машина, которую мы видели, не была искорежена, ни у одной не было сброшенных крыльев или хвостового оперения. Неповторимый запах от этих разбитых самолетов был слишком чудесным, и мы забирались в кабины и выбирались из них при каждой возможности. Дележ сверхтолстых сухих сэндвичей и чуть теплого чая с охранниками королевских ВВС и спасательными бригадами добавил воспоминаний, которые сегодня остаются для меня более ясными, чем вчерашние события.

Все три брата моей матери ушли на войну в Европу. Джон Смит был воздушным стрелком на бомбардировщиках "Галифакс" и числился пропавшим без вести после второго налета 1000 бомбардировщиков на Германию. Его тело, как и тела членов его команды, так и не было найдено.

Эрик Смит погиб в результате крайне прискорбного несчастного случая, когда вел свою эскадрилью "Спитфайров" обратно в Великобританию после прекращения военных действий в Италии. Это была жестокая потеря, учитывая, что он пережил много месяцев наступательных действий в пустыне и итальянских кампаниях.

Эрик Смит .

Джон Смит .

Билл Смит, разгневанный потерей своего брата Джона, солгал о своем возрасте, чтобы в семнадцать лет поступить в военно-воздушные силы флота, и прошел активную службу на последних этапах войны. Позже он присоединился к вспомогательным силам в Родезии, которые стали Военно-воздушными силами Южной Родезии. Единственный брат отца, Стивен Бауэр, оставил свою профессию золотодобытчика в Родезии, чтобы присоединиться к королевским ВВС в качестве среднего верхнего стрелка на бомбардировщиках "Галифакс" и "Ланкастер". Он пережил множество миссий, включая ту, на которой погиб Гай Гибсон

Мы с Тони не могли до конца осознать потерю двух дядей. Несмотря на то, что мы знали и любили их обоих, мы не понимали, какую огромную боль их смерть причинила маме, нашим бабушке и дедушке. Мы только постигли очарование нашего папы в форме, который приводил домой многих высокопоставленных офицеров и милых дам на воскресные вечеринки по плаванию, которыми славились он и мама.

Ближе к концу войны папа потерял руку в результате нелепого несчастного случая. Будучи офицером, командующим автопарком RATG, он посетил авиабазу Торнхилл близ Гвело и направлялся на авиабазу Хини близ Булавайо. По пути он понял, что у него все еще был документ, который он должен был оставить в Торнхилле. Когда он приближался к мосту по крутому спуску, он заметил грузовик королевских ВВС, все еще на некотором расстоянии, приближающийся к мосту с противоположной стороны. Папа пересек мост и съехал на обочину, не доходя до того места, где дорога начинала поворачивать вправо. Он вытянул руку и помахал встречному водителю, чтобы тот передал ему документ для доставки в Торнхилл.

Без ведома отца водитель-летчик был пьян и запаниковал, когда узнал служебную машину своего командира. Вместо того, чтобы сбавить скорость, он ускорился. Грузовик занесло на повороте и он слегка задел папину машину боковым ударом, при этом хвостовая часть была достаточно отклонена от линии, чтобы удлиненный номерной знак оторвал папе руку чуть выше локтя.

Грузовик с ревом умчался вдаль, оставив папу без единой живой души вокруг. Ему было нелегко затащить оторванную руку в машину, потому что она висела снаружи двери на значительном куске кожи. Он высунул левую руку и сумел просунуть ее внутрь. Кровь разбрызгивалась повсюду мощными струями, приводя папу к осознанию того, что он был бы мертв меньше чем через минуту, если бы это продолжалось. Дверная панель его американского "Доджа" была сделана из прессованного оргалита. Через эту панель ему удалось вогнать обнаженную кость и плотно прижать плоть к поверхности, чтобы остановить кровоток. Затем он пронесся как ветер для Heany. По прибытии к главным воротам дежурный маршал-провост не понял отчаянных призывов отца поднять заграждение безопасности. Вместо этого он неторопливо подошел к машине, заглянул внутрь и упал в обморок. У папы не было выбора — он прорвался сквозь заграждение и поехал прямо в отделение для больных на станции, где держал руку на клаксоне, пока не прибыла помощь. Потрясенный и теперь испытывающий боль примерно через сорок минут после аварии, он удивил врача и персонал тем, что не только оставался в сознании, но и полностью выражал свои мысли.

Возвращаясь ко мне — вопрос о том, чем я хотел заниматься в жизни, возник рано. Пройдя через обычную стадию желания стать машинистом прекрасных паровозов Garret, за которыми мы с Тони любили наблюдать, с трудом взбираясь на длинный холм от станции Солсбери или быстро мчась в противоположном направлении, я согласился на операцию. Когда мне было около девяти лет, война только что закончилась, папа и мама сказали мне, что они забронировали для меня место в Эдинбургском университете на 1954 год.

Когда мне исполнилось одиннадцать, а Тони - девять, наш маленький безопасный мирок развалился. Однажды утром мы проснулись и обнаружили, что мама ушла от папы. Мы горячо любили наших родителей и просто не могли понять, почему все не может продолжаться по-прежнему. За относительно короткое время, в тумане незащищенности, неуверенности и замешательства, мы с Тони узнали, что мама и папа развелись и что мы собираемся в школу-интернат в горах Вумба недалеко от Умтали, как члены-основатели Eagle Preparative School. Когда мы зарегистрировались в этой совершенно новой школе, то обнаружили, что в ней учатся еще двадцать подростков в возрасте от девяти до двенадцати лет.

Фрэнк Кэри и его небольшой штат пришли из школы Дракона в Оксфорде, Англия, чтобы основать школу Орла. Он намеревался подражать стилю преподавания, который знал и в который верил. Наша обстановка была замечательной, так что мы с Тони легко освоились и быстро восстановили утраченную уверенность. Стиль преподавания сильно отличался от того, который мы знали, и сразу же были введены новые предметы, включая латынь, французский и тригонометрию.

Капитан группы Беррисфорд-Пакенхэм .

В наш первый год в Игле мама снова вышла замуж и переехала со своим мужем, капитаном группы Беррисфордом-Пакенхемом, на ферму в Мкуши, Северная Родезия. Папа купил ферму и известковые заводы недалеко от долины Кашел в предгорьях восточной границы Родезии. Мы с Тони чередовали наши школьные каникулы между мамой и папой, что было прекрасно какое-то время, но мы оба ненавидели находиться вдали от мамы в течение столь длительных периодов.

Вернувшись в школу в начале второго года, мы узнали, что папа женился на Джоан Шевилл, у которой были дочь моего возраста и сын возраста Тони. Дженнифер и Джон учились в интернатах в средней и младшей школах Умтали соответственно. Наши первые каникулы с новой семьей на ферме Мусгве прошли хорошо, хотя мы все были немного неуверенны друг в друге. После этого отношения стали напряженными, потому что мы с Тони присутствовали только на чередующихся праздниках и потому что моя мачеха ненавидела мою мать, которую она никогда не видела.

Визиты к маме были слишком чудесны, чтобы их можно было описать словами. Во многом это было связано с тем фактом, что наш отчим, Берри, завоевал наше абсолютное доверие, никогда не вмешиваясь в дела, которые его не касались, но всегда давая дельные советы и четкие ответы на любой заданный нами вопрос.

Берри служил в Британском пограничном полку, где дослужился до звания полковника. Затем он перешел в Королевские ВВС, смирившись со значительной потерей в старшинстве просто потому, что хотел летать. В королевских ВВС он дослужился до основного звания капитана группы. Достичь одинакового уровня звания в двух существенно разных войсках было замечательным достижением, учитывая, что ему было всего сорок два, когда он уволился со службы и иммигрировал в Родезию.

Ранчо, на котором занимались фермерством Берри и мама в партнерстве с двумя другими бывшими военнослужащими, было огромным (36 000 акров) и абсолютно красивым. Помимо содержания больших стад африканеров и краснокнижного скота, выращивалось и перерабатывалось большое количество табака. Мы много месяцев жили в домах с соломенной крышей на столбе и дагга (глинобитных) домах с общей кухней и столовой, построенными аналогичным образом. Питер, Майкл и Маркус Гордон, хотя и были моложе нас с Тони, были хорошими друзьями, которым, как и нам, гораздо больше нравилось жить в примитивном жилье, чем в кирпичных домах, появившихся позже.

Во время рождественских каникул 1949 года с папой мы узнали, что Тони и я не вернемся в школу Игл, а перейдем в государственные школы в Умтали. У нас болело сердце из-за того, что мы покидали Вумбу, которая была счастливым местом. Если бы нам объяснили причину переезда — деньги, было бы намного легче понять, почему нам пришлось уйти в отставку, как и нашим сводным сестре и брату.

Мы переехали в среднюю школу Умтали в январе 1950 года. Я жил в Ченселор-Хаус, тогда как Тони ходил в младшую школу и жил в Копье-Хаус. С самого начала мне нравилась средняя школа Умтали, в которой обучались мальчики и девочки. К сожалению, уровни изучения предметов, которых я достиг в школе Игл, были значительно выше, чем в том классе, в который я был переведен в первый раз. Меня сразу же повысили на класс, но, опять же, я преодолел этот уровень. Любая мысль о дальнейшем моем повышении была отвергнута, потому что я был бы на два года младше самого молодого участника. Мой брат был в гораздо худшем положении из-за того, что ему пришлось остаться в младшей школе.

К тому времени, когда у меня появилась новая тема, мне было четырнадцать лет, и я больше года пребывал в состоянии праздности. Несколько сбитый с толку, я обнаружил, что впервые в жизни изо всех сил пытаюсь учиться. Тем не менее, мне удалось сдать все экзамены и перейти на следующий класс вместе с Дженнифер, моей сводной сестрой. Но вместо того, чтобы остаться в верхнем академическом потоке, как ожидалось, мы оба были переведены в так называемый 4-й класс - Удалены, где уровни предметов были немного ниже, чем у некоторых наших предыдущих одноклассников, теперь в 4А классе. Я этого не понимал, но смирился с тем, что мне придется проучиться еще год в школе, прежде чем сдавать экзамен на Кембриджский сертификат. Хорошие результаты на этих экзаменах давали право на освобождение от экзаменов на аттестат зрелости, что имело решающее значение для поступления в Эдинбургский университет.

2 июня 1952 года, в мой шестнадцатый день рождения, вся семья посетила танцы в отеле "Блэк Маунтин" в маленькой деревушке Кашел. Любое мероприятие в отеле Black Mountain было очень веселым, но эта конкретная ночь оказалась для меня удручающей. Это привело к еще одному существенному повороту в моей жизни. Папа выбрал ту ночь, чтобы вывести меня на холодный ночной воздух, чтобы сказать мне, что меня немедленно забирают из школы.

Школьное образование для белых в Родезии было обязательным с шестнадцати лет, так что меня не могли уволить раньше того дня. Но теперь папа рассказывал мне, что мой директор, мистер Гледхилл, сказал ему, что я впустую трачу свое время в школе и что у меня нет шансов получить важнейшее исключение из аттестата зрелости, необходимое для Эдинбурга. Хотя я была совершенно потрясена, я приняла папино слово, никогда не осознавая, что он действовал под руководством моей мачехи, которая имела абсолютный контроль над ним. Еще одна вещь, которую я тогда не понимал, заключалась в том, что корнем проблемы были деньги. Я могу только догадываться, что папа, который потратил большую часть своих финансовых резервов на покупку фермы и инвентаря, был полностью ответственен за Тони и меня, в то время как моя мачеха, которая была финансово более обеспеченной после смерти своего первого мужа, заботилась о Дженнифер и Джоне.

Я работал с папой на его ферме Керзон, которую он купил после продажи Мусгве и его известковых заводов. Некоторое время все было хорошо, пока все не пошло ужасно наперекосяк. Моя мачеха решила, что я слишком велик для своих ботинок, раз осмелился предложить, как улучшить поверхность извилистой дороги, ведущей к фермерскому дому, расположенному на краю высокого хребта.

Моя уверенность в себе была уже ниже нуля, когда мне сказали, что я буду работать у Фредди Хейнса на его скотоводческом ранчо "Надежда Тома" недалеко от Кэшела. Папа сказал, что это было устроено, чтобы дать мне опыт под присмотром успешного владельца ранчо. Позже моя мачеха проговорилась об истинной причине. Она надеялась, что Фредди, африканер, подвергнет меня трудным испытаниям, чтобы ‘разобраться во мне’. Так получилось, что Фредди и его жена-англичанка Сэйер вместе со своим престарелым отцом Хансом Хейнсом были очень добры, и я многому у них научился.

Странная вещь произошла, когда мы окунали скот в дурно пахнущую коричневую жидкость из глубокого погружного резервуара, через который скот должен был регулярно проплывать для борьбы с клещами. У старика Ханса Хейнса в руке был хлыст в австралийском стиле, и с широкой ухмылкой на лице он сказал мне, что я мог бы использовать хлыст против него, если бы нырнул в бассейн и проплыл его всю длину. Будучи англичанином, я был уверен, что этот африканер-старожил предполагал, что у меня не хватит мужества справиться с таким вызовом. Без колебаний я остановил поток скота и нырнул в резервуар. Когда я вышел со скользкого трапа в дальнем конце, я задыхался, и мои глаза сильно горели.

Охваченные ужасом пастухи бросились ко мне с ведрами чистой воды, которой они плеснули мне в лицо и облили всю мою промокшую одежду. Когда я восстановил контроль над своим зрением и отдышался, я подошел к ошеломленному старику и потребовал его кнут. Он дал мне его, а затем отступил назад, ожидая, что его выпорют. Я улыбнулась и вернула хлыст, прежде чем побежать так быстро, как только могла, к ближайшей дамбе, чтобы помыться в попытке остановить ужасное жжение, которое пожирало меня с головы до пят.

Сэйер Хейнс, которая была квалифицированной медсестрой, пришла в ярость на Фредди и его отца, когда увидела, что я промокла насквозь, не могла нормально ходить и от меня разило спиртным. Она приказала мне раздеться и принять душ, прежде чем детально осмотреть мое тело и наложить повязки на неудобные участки, которые уже были сырыми и шелушащимися. Я пролежала в постели почти неделю и была избалована всеми. Старик продолжал говорить, что ему действительно жаль; что он совершенно не представлял, что я так быстро отреагирую на вызов, который, как он утверждал, был брошен в шутку.

У Фредди Хейнса было много хозяйственных построек позади его прекрасного дома, с превосходными конюшнями и всевозможными инструментами и товарами в кладовых. Я спросил его, могу ли я использовать некоторые жерди и бревна, сложенные в одной кладовой, для изготовления стеллажей в других, чтобы навести порядок среди сотен предметов, которые были в беспорядке. Он приветствовал это предложение и был очень доволен конечным результатом. Вследствие этого Фредди сказал моему отцу, что я очень хорошо управляюсь со своими руками, и намекнул, что мне следует заняться профессией, которая позволила бы в полной мере использовать этот талант. Впервые в его присутствии я расплакался, когда папа предложил мне стать учеником плотника и столяра. Смущенный этим эмоциональным срывом, я напомнил папе, как я всегда говорил ему, что хочу использовать свои руки для операции.

Будучи единственным молодым человеком на ранчо, я скучал по общению со своей возрастной группой. Поэтому, немного поразмыслив над предложением отца, идея поехать в город на стажировку стала более привлекательной. Я перешел в клуб молодых мужчин в Умтали и начал свое ученичество в Keystone Construction в начале 1953 года. Я хорошо ладил со всеми и преуспел в изучении ремесел, которые включали изготовление шкафов, механическую обработку, столярное дело и строительство на стройплощадке. Я мог регулярно видеться со своим братом Тони, и это было здорово, но я помню, какую зависть я испытывал всякий раз, когда он уезжал на каникулы, чтобы побыть с мамой и Берри.

Поздней зимой 1956 года я сбежал со своего рабочего места, чтобы посмотреть на четыре реактивных истребителя-бомбардировщика Venom из 208-й эскадрильи королевских ВВС. Они были в туре доброй воли по Родезии, и Умтали был одним из многих центров, которые jets посетили, чтобы взволновать тысячи глазеющих граждан. Все, что они делали, было простым преследованием на высокой скорости в горах, окружавших город. Но вид и звук этих машин сразу же решили для меня, что жизнь в ВВС - это для меня.

Я сразу же задумался о вступлении в Королевские военно-воздушные силы Родезии, но вскоре осознал две основные проблемы. Максимальный возраст для пилотов-стажеров составлял 21 год, и освобождение от аттестата зрелости было обязательным. По причинам, которые я не могу вспомнить, я договорился о встрече с генеральным директором компании, мистером Берфордом. Я хотел рассказать ему о своем желании стать пилотом ВВС, несмотря на тот факт, что это казалось невозможным.

Небольшого телосложения, щеголеватый и с очень хорошей речью, мистер Берфорд всегда казался мне слишком утонченным и джентльменским для мира строительства. В своей всегда вежливой манере он относился ко мне мягко, по-отечески. Прежде чем я успел рассказать ему о своих надеждах, он сообщил мне, что Совет директоров решил отстранить меня от должности и дать мне возможность проявить себя в количественной оценке — в качестве первого шага к управлению, а позже, возможно, и к тому, чтобы стать активным акционером компании. Мне следовало бы обрадоваться таким новостям, но все это пролетело мимо моей головы, потому что это никоим образом не соответствовало тому, о чем я пришел поговорить, и я так и сказал мистеру Берфорду.

Питер .

Тони .

Я рассказал ему о своей первоначальной мечте стать хирургом и обо всем, что произошло, чтобы сделать меня учеником в его компании. С того момента, как я упомянул, что меня преждевременно забрали из школы, я заметил волнение на лице мистера Берфорда. Прежде чем я смог перейти к вопросу о вступлении в Военно-воздушные силы, он вмешался, чтобы сказать, что не может согласиться с тем, что мой уход из школы был основан на академических ограничениях, учитывая результаты моих отчетов об экзаменах NTC, все из которых он видел. Без дальнейших церемоний и в моем присутствии он позвонил моему бывшему директору. Мистер Гледхилл решительно заявил мистеру Берфорду , что он не сказал моему отцу, что я зря трачу время в школе. Однако он сказал, что обновит свою память по моим записям и перезвонит.

Ожидая звонка, я сказал мистеру Берфорду, что потерял всякое желание становиться хирургом и что, хотя я отчаянно хотел поступить в Королевские военно-воздушные силы Родезии, я столкнулся с серьезными проблемами. Во-первых, у меня не было сертификата об освобождении от аттестата зрелости, а, во-вторых, заявка на следующий пилотный набор уже была на рассмотрении. Если бы я не смог поступить в полицию при текущем наборе, я был бы слишком стар для следующего.

Мистер Берфорд не смог согласовать мое первоначальное желание быть спасителем с помощью операции с моим нынешним желанием стать воздушно-капельным убийцей. Я сказал ему, что не смотрю на вещи таким образом и что, по моему мнению, обе профессии предназначены для защиты жизни. Тем не менее, он попытался вернуть меня к мыслям о хирургии и даже предложил финансовую помощь и жилье у своего брата, который случайно жил в Эдинбурге. Этот разговор был прерван ответным звонком мистера Гледхилла.

Директор повторил, что он ни на каком этапе не давал моему отцу никаких оснований забирать меня из школы — совсем наоборот. В файле была копия письма от него моему отцу, в котором он призывал меня немедленно вернуться в школу. Основываясь на общих результатах моих экзаменов, мистер Гледхилл сказал, что я сдал бы Кембриджский сертификат и почти наверняка получил бы важнейшее освобождение от вступительных экзаменов. Затем мистер Берфорд спросил мистера Гледхилла, готов ли он повторить это в письменном виде, на что мистер Гледхилл дал утвердительный ответ. Мистер Берфорд также спросил, можно ли направить его письмо в штаб Королевских ВВС Родезии, чтобы я включил его в свое заявление о подготовке пилотов. Мистер Гледхилл снова согласился, и, верный своему слову, письмо было в моих руках на следующий день.

Через маму и Берри я познакомился с политиком Северной Родезии Роем Веленски в его доме в Брокен-Хилле. Это произошло задолго до того, как он стал премьер-министром Федерации Родезии и Ньясаленда. Но теперь, будучи сэром Роем Веленски, возглавляющим федеральное правительство, он с радостью предоставил мне письменную характеристику, требуемую Комитетом по отбору пилотов ВВС.

Заполнив все формы, я поехал на папину ферму на своем одноместном мотоцикле AJS 500, чтобы получить его подпись родительского одобрения. Папа был рад это сделать, но, пока он искал ручку, моя мачеха прервала его: “Только не через мой труп ты подпишешь эту анкету”. Это остановило папу как вкопанного. Я не мог поверить в то, что услышал, и не мог понять, почему папа не заступился за меня в том, что он сначала поддержал.

Почему меня остановили от того, чтобы сделать что-то, что было бы полезно для меня и без ущерба для семьи? Печальный взгляд на лице моего отца рассказал всю историю. Я намеренно уехал осторожно, вместо того чтобы показывать свою невероятную боль и гнев, умчавшись на высокой скорости.

Хотя до этого времени моя мачеха делала все, что было в ее силах, чтобы сокрушить меня, я буду вечно благодарна ей за то, что она подарила нам с Тони двух фантастических сестер. В последующие годы Бриджид и Мэри вышли замуж за Джока Максорли и Дуга Палфрамана, которых мы с Тони оба считаем величайшими и наиболее привлекательными зятьями, о которых только может мечтать мужчина.

Все было готово, кроме подписи отца — я даже подумывал подделать ее, но передумал. Вместо этого я вернулся к мистеру Берфорду за советом, и результатом этого стала консультация с его адвокатом. Адвокат указал, что в графе подписи без подписи указано "РОДИТЕЛЬ / ЗАКОННЫЙ ОПЕКУН". Он провел черту через "ЗАКОННЫЙ ОПЕКУН" и сказал мне отправить формы в Северную Родезию для подписи моей матери. Мама подписала бланк, несмотря на свои глубокие опасения, поскольку потеряла двух братьев из-за полетов, а ее единственный оставшийся в живых брат уже служил пилотом в Королевских военно-воздушных силах Родезии.

Моя была одной из более чем 350 заявок, полученных на обучение в СБУ № 10 (Подразделение кратковременной службы). Из них только тридцать пять претендентов были приняты для окончательного процесса отбора пилотов на авиабазе Нью-Сарум. Мне повезло быть одним из них и еще больше повезло быть одним из восемнадцати кандидатов, получивших инструкции явиться на обучение пилотов 3 января 1957 года.