В девять я стояла у городского дома Александра.
Постучала в дверь без капли сомнений. Я всё для себя решила.
Он открыл сам. Замер на пороге.
— Да не угаснет Свет, — поздоровался.
— Да не ослабнет Тьма, — ответила в унисон.
— Знаешь, я передумал, — огорошил советник. — Я обещал, что не трону тебя и пальцем, но это было давно.
Я закусила губу.
— Если войдешь, больше не отпущу, — прямо сказал Александр.
— Буду драить подвалы в неглиже? — припомнила его мотивацию.
Он расплылся в кошачьей улыбке.
— В неглиже, — кажется, только эта часть фразы достигла его слуха.
Александр протянул мне руку. Я без колебаний вложила в нее свою.
Переступила порог и едва успела осмотреться, как мужчина притянул к себе, заключил в объятьях и впился голодным поцелуем в мои губы.
Ласка на грани пытки. Касания, заставляющие забыть, кто я есть, но позволяющие осознать, зачем я есть.
Я готова простить судьбу, Богов и мироздание за все потери, если они вели меня сюда.
Хлопнула, закрываясь, дверь.
Мы не отрывались друг от друга.
Алекс целовал то нежно и едва касаясь, то глубоко и жестко, сминая мои губы. Мне нравилось все, что он может предложить. Я с энтузиазмом отвечала, гладила волосы, запускала руки под рубашку и кусала его губы.
С трудом оторвалась от мужчины, чтобы предупредить:
— У меня есть еще одна тайна, самая страшная.
— Потом, — не впечатлился Александр. — Всё потом.
И снова притянул меня к себе.
От касания шершавых ладоней к шее по телу пробегали сотни мурашек, требуя продолжения.
Он ненадолго отодвинулся лишь за тем, чтобы стянуть с меня шубу.
Замер.
Догадываюсь, что он ожидал увидеть, но я давно вышла из возраста, когда кажется, что восхищенный взгляд мужика, узревшего голое тело под пальто, стоит того, чтобы отморозить задницу.
Поэтому под шубой его ждала моя стандартная форма Владеющей Разумом.
Не знаю, расстроился ли он, не обнаружив неглиже, но бодро принялся за избавление меня от одежды.
Тоже не стала медлить, и начала стягивать рубашку с него.
Прикосновение кожей к коже. Я застонала от нахлынувших ощущений. Алекс поймал губами мой стон, прижал животом к встопорщившейся ткани брюк, требуя внимания.
Так сладко, что даже немного больно.
Но лишь эта боль стоит того, чтобы быть.