Властители Рима

ДРУЗ МЛАДШИЙ

(Сын императора Тиберия. В 14–19 гг. официальный наследник престола, сонаследник приемного сына Тиберия Германика. В 19–23 гг. единственный официальный наследник императора Тиберия.)

В официальных документах именовался Друз Цезарь — Drusus Caesar, Drusus Julius Caesar или Друз Младший — Drusus Junior (13 до н. э. — 14.9.23 н. э.).

Друз Цезарь был единственным сыном Тиберия и Випсании Агриппины. Вскоре после его рождения умер Марк Випсаний Агриппа — отец Випсании, муж дочери Октавиана Августа Юлии Старшей (Випсания была дочерью Агриппы от его первого брака). Мало считавшийся с чужими чувствами, Октавиан решил женить Тиберия на своей дочери. В 11 году до нашей эры Тиберий был вынужден развестись с Випсанией Агриппиной, хотя очень ее любил, и жениться на Юлии. Как пишет Светоний Транквилл: «Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза». Скорее всего и Випсания Агриппина испытывала сходные чувства.

Брак Тиберия и Юлии Старшей не сложился. Они постоянно ссорились и в конце концов стали жить раздельно, а в 6 году до нашей эры Тиберий удалился на остров Родос. Друзу Младшему шел тогда седьмой год. Уже лишенный возможности нормально общаться с родной матерью, он теперь на много лет лишился возможности общаться и с отцом.

Такая трагедия родителей не могла не сказаться на их сыне, но внешне Друз Младший выглядел юношей общительным и был любителем весело пожить, хотя в дальнейшем, как мы увидим, семейная трагедия действительно стала отражаться на его характере.

Во 2 году нашей эры Тиберий был возвращен из ссылки и представил в Риме свету своего сына, достигшего 15-летнего возраста, когда юному римлянину полагалось надеть мужскую тогу. С этого времени положение Тиберия, а вместе с ним и Друза Младшего меняется к лучшему, — в 4 году Тиберий был усыновлен Октавианом Августом, став официальным наследником престола, в 12 году он становится соправителем Октавиана, а в 14 году, после смерти Октавиана, императором. И если похвальную речь усопшему Октавиану Августу перед храмом божественного Юлия произнес сам Тиберий, то Друзу Младшему было доверено произнести вторую похвальную речь перед старой ростральной трибуной. (В Риме было две ростральные трибуны. Старая ростральная трибуна была построена во время пунических войн из носов захваченных карфагенских кораблей, а новая ростральная трибуна возведена Октавианом Августом и украшена носами кораблей Марка Антония, захваченных в битве при Акции.)

Еще при жизни Октавиана, в 14 году нашей эры, Друз Младший был избран консулом на следующий, 15 год. В завещании Октавиана Друз Младший, тогда еще не имевший сыновей, был назван наследником второй степени в размере одной трети имущества, а Германик с тремя сыновьями — наследником в остальной части. Это показывало, что Октавиан считает возможными будущими наследниками (преемниками Тиберия) как Друза Младшего, так и Германика, но сводные братья жили дружно, и если Тиберий относился к своему приемному сыну с некоторым опасением, то Друз Младший с ним ладил.

Кончина Октавиана и приход к власти Тиберия вызвали в империи большие потрясения. В римских легионах, стоявших в Германии и Паннонии, вспыхнули солдатские волнения, грозившие перерасти в мятеж. Подавления волнений в Германии Тиберий поручил Германику, а в Паннонию отправил Друза Младшего.

Как пишет Корнелий Тацит, в Паннонии в летних лагерях стояли собранные вместе на лето три легиона (восьмой, девятый и пятнадцатый). Узнав о смерти Октавиана, командовавший этими войсками полководец Юний Блез в ознаменование траура освободил воинов от несения обычных обязанностей и работ. Это привело к тому, что легионеры распустились и получили достаточно времени для разговоров. Один из легионеров, в прошлом театральный актер, Перценний, бойкий на язык и «умевший благодаря своему театральному опыту распалять сборища», стал подстрекать солдат к бунту, убеждая, что настал наилучший момент потребовать улучшения условий службы, которые действительно были очень тяжелыми.

Собралась солдатская сходка, где воины, изъявив неподчинение своим командирам, составили вместе значки легионов и когорт, а затем начали выкладывать дерном возвышение, с которого выступали желающие, показывая рубцы от плетей, раны и требуя изменить свое положение, а некоторые и вовсе призывая добиться своего силой. Причины для недовольства были — ветераны жаловались, что «их, уже совсем одряхлевших, и притом очень многих с изувеченным ранами телом, заставляли служить по тридцать, а то и по сорок лет. Но и уволенные в отставку не освобождаются от несения службы: перечисленные в разряд вексиллариев, они под другим названием претерпевают те же лишения и невзгоды. А если кто, несмотря на столько превратностей, все-таки выживет, его гонят к тому же чуть ли не на край света, где под видом земельных угодий он получает болотистую трясину или бесплодные камни в горах. Да и сама военная служба — тяжелая, ничего не дающая: душа и тело оцениваются десятью ассами в день; на них же приходится покупать оружие, одежду, палатки, ими же откупаться от свирепости центурионов или же покупать у них освобождение от работ. И, право же, побои и раны, суровые зимы, изнуряющее трудами лето, беспощадная война и не приносящий им никакой выгоды мир — вот их вечный удел. Единственное, что может улучшить их положение, — это служба на определенных условиях, а именно: чтобы им платили по денарию в день, чтобы после шестнадцатилетнего пребывания в войске их увольняли, чтобы, сверх этого, не удерживали в качестве вексиллариев и чтобы вознаграждение отслужившим свой срок выдавалось тут же на месте и только наличными». Требуя все это, солдаты возмущались: «Или воины преторианских когорт, которые получают по два денария в день и по истечении шестнадцати лет расходятся по домам, подвергаются большим опасностям?»

Римский денарий равнялся 16 ассам. Таким образом, солдаты требовали, повысить свое жалование более чем в полтора раза. Командующий армией не имел для этого ни денег, ни полномочий. Да и остальные требования могли удовлетворить лишь император и римский сенат.

Прибывший на сходку Юний Блез попытался успокоить легионеров. Видя, что те не унимаются и могут перебить командиров, он сумел убедить их выбрать уполномоченных и, дав им наказ, послать к императору.

Воинская сходка выбрала уполномоченным сына Юния Блеза, служившего там же войсковым трибуном, и потребовала, чтобы он добивался ограничения срока службы шестнадцатью годами, заявив, что остальные требования назовут после того, как будет удовлетворено это.

В это время подразделения, отправленные ранее в окрестности соседнего города Навпорт (город в Верхней Паннонии близ нынешней столицы Словении Любляны) для починки дорог и мостов и ради других надобностей, узнав о беспорядках в лагере, разграбили город и соседние деревни, причем избили при этом своих центурионов, пытавшихся удержать их от разбоя. Особенно досталось префекту лагеря Авфидиену Руфу, дослужившемуся до своего чина из простых солдат и всегда насаждавшему суровую дисциплину. Озверевшие от вседозволенности легионеры «стащили его с повозки и, нагрузив поклажей, погнали перед собой, издевательски спрашивая, нравится ли ему столь непомерный груз и столь длинный путь».

С возвращением этих легионеров в лагерь беспорядки, которые Юнию Блезу удалось было унять, вспыхнули с новой силой. Вновь прибывшие и часть легионеров из лагеря отправились грабить окрестности. Блез, которому все еще подчинялись центурионы и наиболее надежные воины, приказал схватить зачинщиков, высечь их плетьми и бросить в тюрьму. Арестованные стали сопротивляться, падать на колени и просить защиты у товарищей. Набежавшие отовсюду легионеры взломали запоры темницы и освободили их, а заодно и всех тех, кто был осужден ранее за дезертирство и уголовные преступления. Бунт разгорелся вновь.

Собралась стихийная сходка. Один из воинов, некий Вибулен, взобравшись на трибуну, обвинил Блеза в том, что тот дал тайный приказ своим гладиаторам убить его брата, отправленного к легионерам якобы посланцем от солдат германской армии, чтобы сообща обсудить дела. Плача и ударяя себя в грудь и лицо, Вибулен кричал: «Вот вы вернули этим несчастным и неповинным людям свет и дыхание; но кто вернет жизнь моему брату, а мне брата? Отвечай, Блез, куда ты выбросил труп? Ведь даже враги и те не отказывают в погребении павшим!»

Возбужденная словами Вибулена толпа бросилась вязать гладиаторов, находившихся на службе у Блеза, и его рабов, часть легионеров принялась искать труп. Все это кончилось бы весьма печально для Блеза, если бы не выяснилось, что у Вибулена вообще не было никакого брата. Но разбушевавшиеся легионеры все же прогнали трибунов и префекта лагеря, разграбив их имущество. После этого легионеры схватили наиболее ненавистного им центуриона, Луцилия, и убили его. Остальные центурионы разбежались. Интересно, что далеко не все были одинакового мнения о своих центурионах. Так, когда одна часть воинов хотела расправиться с центурионом по имени Сирпик, другие встали на его защиту, и дело чуть не дошло до рукопашной. Еще один центурион, Юлий Клемент, будучи пойман жаждущими крови легионерами, сумел спасти свою жизнь, убедив их в том, что сумеет стать их уполномоченным, наиболее подходящим для переговоров с начальством.

Такова была обстановка в Паннонии, когда туда отправился для наведения порядка Друз Младший. В помощь ему Тиберий отправил несколько высших сановников, в том числе и префекта претория Элия Сеяна, а также две преторианские когорты, усиленные отборными воинами. Поскольку сам Друз был еще молод, Тиберий велел ему прислушиваться к советам опытного Страбона (отца Элия Сеяна).

Надо сказать, что сил, выделенных Друзу Младшему, было явно недостаточно для того, чтобы разбить три легиона, легионы же пребывали в состоянии, хотя и не прямого мятежа, но анархии, грозившей в любую минуту перейти в открытый мятеж и вылиться в новую гражданскую войну. Понимая все это, Тиберий не дал сыну прямых указаний, а поручил действовать исходя из обстановки.

Обычно по прибытии нового командующего войска выстраивались для приветствия, однако Друза Младшего встретили отнюдь не торжественно. По словам Тацита, «навстречу Друзу вышли, словно выполняя тягостную обязанность, мятежные легионы, не изъявлявшие подобающей такой встрече радости и не блиставшие воинскими отличиями, но безобразно неряшливые и с лицами, на которых под напускной скорбью выражалось скорее своеволие».

Миссия Друза была крайне опасна, так как любое неосторожное слово могло стать для него роковым. Немного присмиревшие солдаты, после того как командующий въехал в лагерь, все же выставили у ворот караулы и были готовы расправиться с прибывшими из Рима, если не сумеют договориться.

Взойдя на трибуну, Друз Младший огласил послание Тиберия, где говорилось, что тот помнит о своих доблестных воинах, с которыми совершил столько походов, и заботу о них считает своей первейшей обязанностью. Тиберий уверял их, что он, «как только душа его оправится от печали, доложит сенаторам о пожеланиях воинов; а пока направляет к ним сына, дабы тот безотлагательно удовлетворил их во всем, в чем можно немедленно пойтиим навстречу». Решение же всего прочего Тиберий предлагал «предоставить сенату», мотивируя это тем, что не подобает лишать сенат «права миловать или прибегать к строгости». В ответ центурион Клемент, представлявший легионеров, потребовал, чтобы солдат увольняли после 16 лет службы (их увольняли после 20 лет службы), давали достойное вознаграждение тем, кто отслужил свой срок, и не задерживали на положении вексиллариев, а также потребовал, чтобы солдатское жалованье было по одному денарию в день.

Эти требования были непомерно велики, и Друз заявил, что принять решение по этому поводу могут только император и сенат. В ответ легионеры стали гневно заявлять о том, что к сенату отсылают тогда, когда нужно отказать воинам, так пусть же к сенату отсылают и каждый раз, когда надо совершить казнь или дать сражение. Пошумев, сходка разошлась, но, встречая в лагере преторианцев или кого-либо из приближенных Друза, легионеры «грозили им кулаками, стараясь разжечь раздор и затеять вооруженное столкновение». Особенную враждебность вызывал Гней Корнелий Лентул. Это был опытный и прославленный военачальник (еще в 18 году до нашей эры он назначался консулом), но легионеры считали, «что, превосходя всех остальных годами и военной славой, он удерживает Друза от каких-либо уступок». Почувствовав неладное, тот хотел перебраться из летнего лагеря в находившийся неподалеку зимний лагерь, но легионеры окружили его и стали издевательски спрашивать, куда он торопится, уж не к императору ли и сенату, чтобы помешать легионерам добиться исполнения своих надежд, а затем начали забрасывать его камнями. Обливаясь кровью, забитый до полусмерти Лентул был уверен, что погиб, но подоспевший Друз со своими людьми сумел его спасти.

Этот случай показывает, что сам Друз Младший был человеком смелым и решительным. Вскоре он сумел еще раз доказать это, воспользовавшись случившимся в ту ночь лунным затмением: 27 сентября 14 года в 4 часа 41 минуту по местному времени (2.41 по Гринвичу)[5], «сиявшая на ясном небе луна начала меркнуть».

Наш современник, заглянув в справочник, легко может узнать, что случившееся тогда лунное затмение длилось 3 часа 42 минуты, причем в течение 1 часа и 40 минут затмение Луны было полным. Наиболее выдающиеся из римских астрономов уже в те времена знали о движении планет и иногда могли рассчитать время солнечных и лунных затмений. Но в воинском лагере в далекой Паннонии ученых не было. Малограмотные и суеверные солдаты считали, что им светит богиня Луна (Luna) — римская богиня Луны, от имени которой произошло название этого спутника Земли у многих народов мира.

Можно только представить себе, как переполошились тогда часовые, в какой ужас пришли выскочившие из палаток воины, когда диск небесного светила стал покрываться неведомой тенью.

Как пишет Корнелий Тацит, когда после всех этих событий сиявшая на небе Луна стала меркнуть, «не зная, в чем причина происходящего, воины увидели в нем знамение, относящееся к тому, что их больше всего занимало, и затмение небесного светила поставили в связь со своей борьбой: если богиня снова обретет свою яркость, то благополучно разрешится и то, что они предприняли. И они принялись бряцать медью, трубить в трубы и рожки; смотря по тому, становилась ли луна ярче или, напротив, тускнела, они радовались или печалились; и после того, как набежавшие облака скрыли ее от глаз и все сочли, что она окончательно исчезла во мраке и что этим им возвещаются страдания на вечные времена — ведь единожды потрясенные души легко склоняются к суевериям, — они предались скорби, думая, что боги порицают их поведение».

Друз же не растерялся и, вызвав к себе Клемента и других верных центурионов и солдат, приказал им отправиться по караулам, дозорам и палаткам, убеждая солдат в необходимости покончить с неповиновением. За ночь раскаявшиеся солдаты сняли поставленные у ворот лагеря караулы и поставили на место собранные ими ранее значки когорт и легионов, а с наступлением дня Друз Младший собрал новую сходку и, упрекнув легионеров за прежнее поведение, заявил, что одобряет их последние действия, добавив, что угрозам не уступит никогда, но если они делом докажут свое повиновение, то он попросит отца благосклонно отнестись к ходатайству легионов.

По просьбе солдат в Рим к Тиберию были вновь посланы посланцы. Часть советников Друза советовала ему до возвращения делегации из Рима ничего не предпринимать и стараться «ублаготворять солдат ласковым обращением», но Друз не стал упускать случай, данный ему лунным затмением, и, вызвав к себе в палатку главарей мятежников Перцения и Вибулена, приказал там же их убить. Затем были схвачены и другие вожаки мятежа, часть из них выдали сами легионеры, и лишь тех, кто пытался спастись за пределами лагеря, догнали и убили центурионы и воины преторианских когорт.

Вскоре на лагерь обрушилась ранняя зима и чрезвычайно сильные дожди, не позволявшие устраивать сходки. Не без подсказки центурионов это также было расценено солдатами как проявление гнева богов. Было решено, что лучший способ облегчить бедствия — это покинуть оскверненный лагерь и каждому из легионов разойтись по своим зимним лагерям (у каждого из легионов был свой). Сначала ушел восьмой легион, потом пятнадцатый. Воины девятого легиона пытались было кричать о необходимости дождаться ответа из Рима, но, оставшись в одиночестве, ушли и они. Теперь, после расправы с зачинщиками бунта и рассредоточения легионов, которые порознь не были уже столь опасны, Друз Младший, не дожидаясь ответа Тиберия на просьбу легионеров, вернулся в Рим.

Как мы видим, Друз Младший успешно справился с непростой и опасной миссией, проявив волю и решительность, причем стало видно, что по своему душевному складу он был склонен к крутым мерам. Вскоре это подтвердили и другие события. В 15 году Друз Младший был одним из консулов, и однажды Тиберий поручил ему распоряжаться на гладиаторских играх, устроенных в честь побед, одержанных Германиком (сам Тиберий на играх тогда не присутствовал). Как пишет Тацит, «распоряжаясь на гладиаторских играх, даваемых им от имени его брата Германика и своего собственного, Друз слишком открыто наслаждался при виде крови, хотя и низменной; это ужаснуло, как говорили, простой народ и вынудило отца выразить ему свое порицание». Тут следует пояснить, что от распорядителя игр зависели условия поединков и то, следует ли добивать проигравшего или сохранить ему жизнь. Многие гладиаторы были любимцами публики, и зрители отнюдь не всегда желали видеть смерть, но прежде всего хотели наблюдать красивый поединок, после чего хорошо сражавшемуся раненому проигравшему чаще всего даровали жизнь (сами же гладиаторы не спешили наносить смертельные удары, если можно было ранить, — ведь в следующий раз проигравшими могли оказаться и они сами).

Пока Друз Младший находился в Риме, Германик, усмирив бунт в германских легионах, провел успешную кампанию против германцев, нанеся им целый ряд поражений и продвинувшись далеко на восток. Это обеспокоило Тиберия, считавшего, что столь разительные успехи и слава Германика могут слишком усилить его положение, позволив ему оттеснить на второй план Друза Младшего, а то и самого Тиберия. Тиберий приказал Германику прибыть в Рим, чтобы отпраздновать дарованный ему сенатом триумф, а на просьбу того дать ему еще один год, чтобы завершить покорение земель до Эльбы, ответил, «что если все еще необходимо вести войну, то пусть Германик оставит и своему брату Друзу возможность покрыть себя славою, так как при отсутствии в то время других врагов он только в Германии может получить императорский титул и лавровый венок».

После этого Германик вынужден был вернуться в Рим. Надо сказать, что при императорском дворе шло скрытое соперничество сторонников Друза и Германика и практически каждый вельможа в той или иной степени поддерживал кого-либо из них, но сами братья между собою ладили, неприязни друг к другу не проявляли, а иногда и поддерживали друг друга в сенате при принятии решений. Так, однажды, вопреки возражениям большинства сенаторов, желавших назначить на выгодную должность претора самого многодетного из имевшихся кандидатов (такова была традиция), Друз Младший и Германик настояли, чтобы претором стал Гатерий Агриппа — родственник Германика.

Вскоре после торжественного триумфа Германик был отправлен инспектировать восточные провинции Рима, а Друз Младший отправлен в Иллирию, что было сделано, как пишет Тацит, «для того, чтобы он освоился с военною службой и снискал расположение войска. Тиберий считал, что молодого человека разумнее держать в лагере, вдали от соблазнов столичной роскоши, а вместе с тем, что и сам он обеспечит себе большую безопасность, если легионы будут распределены между обоими его сыновьями».

Возглавив римские войска в Иллирии и занимаясь также и германскими делами, Друз Младший действовал хотя и не столь блестяще, как Германик, но тоже весьма успешно. Не предпринимая крупных походов, он проявил себя как ловкий дипломат. Одним из самых опасных соперников Рима в Германии долгое время был царь германского племени маркоманнов Маробод, правивший также и племенами свебов. Не без влияния римлян между Марободом и другим германским вождем Арминием, в 9 году разгромившим и уничтожившим в Тевтобургском лесу 3 римских легиона, была спровоцирована война. Часть подчинявшихся ранее Марободу племен перешла на сторону противника, и в сражении с Арминием он потерпел поражение. В это время Друз Младший, «подстрекая германцев к раздорам, чтобы довести уже разбитого Маробода до полного поражения, добился немалой для себя славы». Покинутый всеми Маробод был вынужден пере правиться через Дунай, сдаться Друзу Младшему и просить Рим об убежище.

Это была очень крупная победа, хотя она и не была добыта в сражении. Выступая в сенате, Тиберий утверждал, что ни Пирр (царь Эпира, воевавший с ними в Италии и одержавший ряд побед), ни Антиох (последний царь государства Селевкидов, который в свое время соперничал с Римом за влияние в Азии) для римского народа не представляли столь грозной опасности, как Маробод. Маробода поселили в Равенне, всячески давая понять, что ему будет возвращена царская власть, если свергнувшие его племена будут своевольничать. Маробод прожил в Равенне 19 лет, так и не вернувшись на родину. В то же время угроза возвращения Маробода, поддержанного римской армией, долго удерживала оставшихся германских вождей от попыток тревожить римские границы. Кроме того, видя, что Маробод получил в Риме убежище, в Рим затем стали перебегать и другие германские цари и вожди, потерпевшие поражения в междоусобицах, что еще более укрепляло влияние Рима на германские дела.

Решением римского сената за эти успехи Друз Младший был удостоен права триумфального вступления в Рим. Одновременно сенат присудил триумф и Германику, добившемуся того, чтобы римский ставленник стал царем Армении, и Тиберию, «достигшему мира разумным ведением дел и принесшим большую радость, чем если бы война была закончена на поле сражения».

Триумф был отложен, так как 10 октября 19 года в Сирии умер Германик. Он был кремирован в Антиохии, а его прах доставлен в Рим и торжественно захоронен. Друз Младший с семьей Германика встретил прах сводного брата в Таррацине (город в Италии на юге Лация близ границ Кампании, современное название — Террачина), проследовав с ним до места захоронения. Но в народе все равно говорили, что почести, оказанные Германику, недостаточны и похороны должны были быть еще более пышными.

Смерть Германика — одна из загадок римской истории. Сам Германик считал, что его внезапная болезнь вызвана умышленным отравлением. Так же считало и большинство римлян. Это могло быть действительно так. Это могло быть сделано по указанию Тиберия, могло быть сделано и без его указания, но это могла быть и болезнь — у нас нет оснований отвергать и эту версию. Друз Младший не только являлся названым братом Германика, но и был женат на его сестре Ливии Ливилле. Вскоре после похорон брата она родила Друзу двух сыновей-близнецов, одного из которых назвали в честь деда Тиберием Цезарем (Тиберием Гемеллом), а другого в честь Германика — Германиком Младшим. Кроме того, к тому времени у Друза Младшего и Ливии Ливиллы уже была дочь Юлия. Супруги, казалось бы, жили дружно, и смерть брата жены огорчила Друза Младшего. Была ли скорбь Друза Младшего по Германику искренней или нет, мы уже не узнаем, но внешне все выглядело так, что он очень этим опечален.

В отравлении Германика подозревался Пизон, друг императора Тиберия, наместник Сирии, который был вызван для разбирательства в Рим. Перед тем как прибыть к императору лично, Пизон отправил к нему своего сына, чтобы тот убеждал в его невиновности, а сам сначала направился к Друзу, «рассчитывая найти в нем скорее признательность за устранение соперника, чем ненависть за умерщвление брата». Как пишет Тацит, «Тиберий, желая показать, что далек от предвзятости, принял молодого человека радушно и одарил его с такой щедростью, какая была обычна по отношению к сыновьям знатных семейств. Но Друз заявил Пизону, что если обвинения против него справедливы, никто не принес ему столько горя, как он; впрочем, он, Друз, предпочел бы, чтобы они оказались пустыми и лживыми и смерть Германика не повела к чьей-либо гибели. Это было сказано в присутствии многих, а от беседы наедине Друз уклонился». Надо сказать, что именно так должен был вести себя человек, заинтересованный в беспристрастном расследовании. Но тот же Тацит пишет, «что в то время не сомневались, что такое поведение ему предписал Тиберий, ибо обычно бесхитростный и по-молодому податливый, он на этот раз прибегнул к стариковским уловкам».

Разбирательство в сенате не доказало причастности Пизона к отравлению Германика, как не доказало и сам факт отравления, но было выявлено много злоупотреблений Пизона своим положением, и, вернувшись после заседания сената к себе домой, он написал несколько писем, клянясь в невиновности и прося позаботиться о детях, а затем покончил с собой.

Все выглядело так, словно Тиберий и Друз стремились объективно разобраться в деле и не дать пострадать невиновному. Возможно, так оно и было, но по Риму ходили слухи, что Пизон сначала выполнил поручение Тиберия, а потом был устранен.

Лишь после того, как было закончено разбирательство по делу Пизона, Друз Младший возвратился в Иллирию, и вновь приняв командование войсками, вернулся в Рим как триумфатор (по римским традициям, полководец-триумфатор должен был во время триумфа осуществлять командование войсками). Этот отложенный ранее триумф был омрачен тем, что через несколько дней после него скончалась мать Друза Младшего — Випсания Агриппина. Однако в этом же 20 году произошло бракосочетание дочери Друза Младшего — Юлии и сына Германика — Нерона Цезаря. Через девять лет, в 29 году, Нерон Цезарь попал в опалу и был сослан на остров Понтию в Тирренском море, а в 30-м году умерщвлен в ссылке. Но в 20 году эта радостно встреченная всеми римлянами свадьба заставила на время утихнуть тех, кто утверждал, что Германик был отравлен по приказу Тиберия.

В 21 году Друз Младший был назначен консулом вместе со своим отцом Тиберием. Казалось, что ничто не помешает ему со временем наследовать отцу. На римских монетах появились его имя и портреты, а на одном римском сестерции с одной стороны был написан его титул, а с другой стороны изображены его сыновья-близнецы и рог изобилия, что служило намеком на то, что не только он унаследует власть своего отца — Тиберия, но и его сыновья в дальнейшем унаследуют власть.

Возможно, так бы и случилось, но этому помешал ряд событий и прежде всего то, что он необдуманно нажил себе смертельного врага. Ближайшим помощником Тиберия был префект претория Элий Сеян, человек умный, деятельный и честолюбивый. Тиберий поручал ему многие заботы по управлению государством, и тот весьма успешно с ними справлялся. Как пишет Корнелий Тацит, «Друз, не вынося соперников и вспыльчивый от природы, в разгаре случайно вспыхнувшего между ним и Сеяном спора поднял на него руку; тот не уступал, и он ударил его по лицу». Надо сказать, что рукоприкладство в среде римской знати было явлением исключительно редким. Римлянин мог наказать побоями раба, но практически нигде ни у одного римского автора нельзя найти упоминаний о драке в среде римской знати. (Тацит упоминает о том, что любителем подраться был в начале своего правления император Нерон, частенько бродивший ночами по улицам Рима с компанией таких же забияк, ища себе приключений, но он и его друзья переодевались для этого в одежду простолюдинов. Драка же между знатными римлянами была делом немыслимым.) Знатного римлянина могли приговорить к смерти, но избивать его могли только во время бунта или мятежа или же в случае, если на то был приказ императора.

Вероятно, сам Друз Младший не придал этому случаю большого значения, иначе бы Сеян был отстранен от должности и, по крайней мере, сослан. Но Сеян этого не забыл и, в свою очередь, видимо, опасался, что Друз Младший, став императором, с ним попросту расправится. И вот, как пишет тот же Тацит, «обдумывая, что ему предпринять в первую очередь, Сеян пришел к выводу, что вернее всего подступиться к жене Друза Ливии, — эта сестра Германика, в ранней юности непривлекательная, впоследствии отличалась редкостной красотой. Изобразив, что воспылал к ней любовью, он склонил ее к прелюбодеянию и, принудив к этому первому постыдному

Жену свою Друз Младший любил. Когда однажды в сенате один из сенаторов, ратовавших за восстановление суровых традиций древности, — Цецина Север, предложил воспретить уезжающим в провинцию магистратам брать с собой жен, дабы они не отвлекали их от службы, Друз Младший в числе прочих возразил ему и сослался на свою жизнь, указав, что «не всегда хранил бы спокойствие духа, если бы отрывался от своей дорогой супруги и матери стольких детей». Предложение Цецины было отвергнуто.

Но прочность семейных уз Друза Младшего была отнюдь не столь крепка, как он полагал, и именно жена стала его убийцей. В 23 году во время эпидемии Ливия Ливилла, по наущению обещавшего на ней жениться Сеяна, при помощи своего личного врача, втянутого в заговор, отравила мужа медленнодействующим ядом, представив все как болезнь. И 14 сентября 23 года Друз Младший умер. В момент гибели ему было около 36 лет.

Друзу были устроены еще более торжественные похороны, чем Германику. «Похороны отличались пышной процессией с обильными изображениями предков, и в длинной их веренице можно было видеть Энея, к которому восходит род Юлиев, всех царей Альба Лонги, основателя Рима Ромула, а за ними — сабинских родоначальников, Атта Клавса и остальных Клавдиев».

Смерть Друза Младшего серьезно изменила обстановку в империи. Ранее Тиберий старался проявлять умеренность даже по отношению к своим недоброжелателям. После смерти единственного сына он стал мрачен, нелюдим и злобен.

Что же касается отравителей Друза Младшего, то через восемь лет, в 31 году, преступление было раскрыто и Тиберий расправился с Сеяном, Ливией Ливиллой и всеми другими, кто был причастен к отравлению его сына.

Приведенная выше версия гибели Друза Младшего является общепринятой, как и утверждение о том, что он был отравлен женой, вступившей в сговор с Элием Сеяном. Так пишут Корнелий Тацит и Светоний Транквилл.

Возможно, так оно и было. Но некоторые обстоятельства, в частности то, что тогда же, только чуть позже, от болезни умер один из сыновей Друза Младшего и Ливии Ливиллы — Германик Младший, заставляют не отбрасывать и возможность того, что Друз Младший действительно умер от болезни, а «преступление» Ливии Ливиллы и Элия Сеяна было результатом направленной против них придворной интриги или плодом мнительности стареющего Тиберия.