Властители Рима

(Император Рима с 25.01,41 по 13.10.54 гг.)

Тиберий Клавдий Друз — Tiberius Claudius Drusus (1.8.10 до н. э. — 13.10.54 н. э.). После 9 года до нашей эры — Тиберий Клавдий Друз Германик — Tiberius Claudius Drusus Germanicus. С 4 года нашей эры — Тиберий Клавдий Нерон Германик — Tiberius Claudius Nero Germanicus. Как император: Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик — Tiberius Claudius Caesar Augustus Germanicus. Значительно реже употреблялась титулатура Император Тиберий Клавдий — Imperator Tiberius Claudius, а также Нерон Клавдий Друз Германик Император — Nero Claudius Drusus Germanicus Imperator. C 46 года к его имени добавляется титул «Британник» — Britannicus.

1. ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЖИЗНИ. МИФ О НЕДОТЕПЕ. ЛЕНТЯЙ ИЛИ ТРУЖЕНИК? ПОЛОЖЕНИЕ КЛАВДИЯ ПРИ ОКТАВИАНЕ АВГУСТЕ И ТИБЕРИИ. КЛАВДИЙ ПРИ КАЛИГУЛЕ — ВОЗВЫШЕНИЕ И УХОД В ТЕНЬ. РАССКАЗЫ О ГОНЕНИЯХ НА КЛАВДИЯ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ ЕГО МЕСТО ПРИ ДВОРЕ

Клавдий родился 1 августа 10 года до нашей эры. Он был младшим сыном Друза Старшего (брата императора Тиберия) и Антонии Младшей (дочери Марка Антония от сестры Октавиана Августа Октавии Младшей). Его отец умер в 9 году до нашей эры, упав с лошади и сломав бедро. Мать же Клавдия (Антония Младшая) прожила долгую жизнь, дожив до 37 года, и пользовалась у императора Тиберия большим уважением, особенно усилившимся после того, как она помогла Тиберию раскрыть заговор Сеяна.

В семье Клавдия считали недотепой и не любили за слабое здоровье и особенно за слабый характер. Его мать Антония, желая укорить кого-либо в тупоумии, говорила: «Он глупее моего Клавдия». Октавиан Август также считал Клавдия неспособным к государственным делам. Однако рассматривая время, в котором Клавдию довелось жить, скорее всего следует полагать, что «глупость» Клавдия была вызвана желанием не навлечь на себя гнев, не навлечь подозрение в подготовке заговора и выжить в обстановке, когда показная смелость, решительность, властность могли погубить его, как губили других выдающихся людей, в том числе и его брата Германика, отравленного (а возможно, умершего от болезни) при невыясненных обстоятельствах в 19 году. Уже став императором, Клавдий и сам говорил, что не смог бы выжить, если бы не притворялся глупее, чем есть. Клавдий был знатоком греческого и этрусского языков. Он написал «Историю Этрурии» в двадцати книгах и «Историю Карфагена» в восьми книгах, а также несколько других весьма интересных работ. Так, его труд по истории Рима «после установления гражданского мира», излагавший историю государства с 29 года до нашей эры и до правления самого Клавдия, состоял из 41 книги. Сохранись эти труды до наших дней, и Клавдий был бы известен нам не только как император, но и как один из самых выдающихся историков античного мира. Клавдий также провел реформу латинского алфавита, введя в него три новые буквы и значительно облегчив правописание, причем подошел к этому вопросу весьма тщательно, привлек к делу многих других специалистов и даже написал целый трактат о латинском правописании (после смерти Клавдия эти буквы были отменены, но это могло быть сделано и не из соображений целесообразности, а просто из-за того, что пришедший к власти император Нерон не любил Клавдия и часто специально делал все по-другому). Хотя Клавдий был высок ростом и плотен, а с виду неуклюж, наружность его была не лишена привлекательности, но лишь тогда, когда он стоял, сидел или лежал, когда же он ходил, ему «изменяли слабые колени». Многим окружающим казалось, что Клавдий был рассеян и забывчив и что «всякий труд его утомлял». Но это было не так, ведь любая из вышеперечисленных работ Клавдия могла бы прославить настоящего ученого, потратившего на нее всю свою жизнь.

Нашел время Клавдий и для того, чтобы написать свою автобиографию. Одной из любимейших игр Клавдия была игра в кости, и Клавдий также написал об этом целую книгу, причем это могла быть одна из первых в мире книг по математическому исследованию вероятностей. Так что был он человеком весьма работоспособным и незаурядным, но с детства привыкшим держаться в тени и не выставлять напоказ свои способности, хотя так или иначе эти способности все равно иногда проявлялись.

Об этом же свидетельствует письмо Октавиана Августа, обычно ни во что не ставившего Клавдия, своей жене Ливии: «Хоть убей, я сам изумлен, дорогая Ливия, что декламация твоего внука Тиберия (полное имя Клавдия было тогда Тиберий Клавдий Друз Германик) мне понравилась. Понять не могу, как он мог, декламируя, говорить все, что нужно, и так связно, когда обычно говорит так бессвязно».

При Октавиане Августе Клавдий не занимал никаких сколько-нибудь важных должностей. Не блистал он и при своем дяде Тиберии, хотя в 14 году его с Тиберием, Друзом Младшим и Германиком ввели вместе с двадцатью другими знатнейшими гражданами Рима в жреческую коллегию августалов, призванную чтить память почившего и обожествленного Октавиана Августа. По словам Корнелия Тацита, когда в 20 году был осужден и покончил с собой Гней Кальпурний Пизон, обвиненный в отравлении брата Клавдия, выдающегося полководца Германика, сенатор Валерий Мессалин предложил сенату «принести благодарность Тиберию, Августе, Антонии Агриппине и Друзу, воздавшим возмездие за Германика», а о Клавдии, которому тогда исполнилось уже тридцать лет, даже забыл упомянуть. Правда, когда другой сенатор, Луций Аспренат, поинтересовался, умышленно ли тот не сказал о Клавдии, имя Клавдия также внесли в этот почетный перечень, но это показывает, насколько мало ценили тогда Клавдия римские политики. Комментируя это, Корнелий Тацит писал: «Чем больше я размышляю о недавнем или давно минувшем, тем больше раскрывается предо мной, всегда и во всем, суетность дел человеческих. Ибо молва, надежды и почитание предвещали власть скорее всем прочим, чем тому, кому судьба определила стать принцепсом и кого она держала в тени». Клавдий пробовал было выпросить у Тиберия должность, но тот ему отказал, предоставив лишь знаки консульского достоинства (Клавдий получил почетную стражу из ликторов, но никакой реальной власти это не давало). После этого он уже оставил всякую надежду на возможное возвышение и удалился от дел в загородную виллу в Кампании, где жил в обществе людей не знатных и не влиятельных, «усугубляя позорную славу о своем тупоумии дурной славой игрока и пьяницы».

Однако при всем при том Клавдий не переигрывал и люди не отказывали ему в уважении. Несмотря на невысокое тогда положение Клавдия, когда он входил в театр, все вставали и обнажали головы. Всадническое сословие дважды избирало его главою посольства к консулам — один раз, прося разрешения на своих плечах перенести тело скончавшегося Октавиана Августа в Рим, а другой раз — принося поздравления Тиберию по случаю раскрытия и пресечения заговора Сеяна.

Император Тиберий, хотя и не давал Клавдию должностей, умирая, все же назначил его наследником в третью очередь и завещал ему в подарок два миллиона сестерциев, а вдобавок особо указал на него войскам, сенату и римскому народу, перечисляя в завещании своих родственников.

Светоний Транквилл пишет, что в правление своего племянника Гая Цезаря (Калигулы) Клавдий поначалу выдвинулся и два месяца разделял с Калигулой консульство, но затем он попал в немилость. На него писали доносы, а при дворе начали специально унижать. Так, если он опаздывал на обед, то не сразу мог найти себе место за столом, а лишь обойдя весь зал. А когда он был послан в Германию поздравить находившегося там Калигулу от имени сената, то Калигула, разозлившись, что к нему, как к мальчишке, прислали его дядю для надзора, приказал бросить Клавдия, прямо как он был в дорожной одежде, в реку. После этого Клавдий старался быть тише воды и ниже травы и с тех пор при обсуждении дел в сенате подавал голос последним. Но все равно на него сыпались разные напасти. За сан жреца введенного Калигулой божества Калигулы-Юпитера Клавдий был вынужден заплатить восемь миллионов сестерциев, и это так подорвало его средства, что он не мог вернуть долг казне, и по указу префектов казначейства его имущество было предложено к продаже с торгов, согласно закону о налогах. К концу правления Калигулы Клавдий находился в постоянном страхе за свою жизнь.

Факты свидетельствуют, что, повествуя о гонениях на Клавдия, Светоний Транквилл явно сгущает краски. Достаточно сказать, что в 39 году Клавдий женился на юной аристократке Валерии Мессалине, чья семья была богата и влиятельна. Такой брак, безусловно, не состоялся бы, если бы Клавдий не пользовался определенным расположением Калигулы. Кто бы иначе отдал свою 14-летнюю дочь за уже весьма пожилого человека, да еще и опального? А если бы он попал в опалу уже после заключения брака, то что бы удержало Мессалину от развода? В Риме не было особых сложностей с расторжением брака. Разводы в среде римской знати были явлением частым и нередко обусловливались как раз тем, что кто-то из супругов попадал в опалу.

Видимо, правда состоит в том, что Калигула относился к Клавдию сравнительно неплохо, но допускал по отношению к нему (как и в отношении многих других) отдельные дикие выходки. Об этом же говорит и то, что в день убийства Калигулы Клавдий находился в его дворце, среди прочих вельмож. Но в чем нужно согласиться со Светонием Транквиллом, так это в том, что в те годы Клавдий действительно находился в постоянном страхе за свою жизнь — слишком переменчивым был характер его необузданного племянника, а главное, слишком многие стремились овладеть троном, и если бы каким-то заговорщикам удалось свергнуть Калигулу, стали бы они оставлять в живых его дядю?

2. УБИЙСТВО КАЛИГУЛЫ И ПРИХОД КЛАВДИЯ К ВЛАСТИ

24 января 41 года, в день, когда заговорщики решили убить Калигулу, Клавдий находился во дворце. Заговорщики оттеснили от Калигулы приветствовавших его придворных, в том числе и Клавдия, под видом того, что император хочет побыть один, а потом закололи его. Хотя Калигула был безоружен, заговорщикам из-за волнения не удалось убить его тихо. Поняв, что происходит что-то неладное, в помещение ворвались носильщики Калигулы и бросились на убийц, вооружившись шестами от носилок. Прибежавшие вслед за ними телохранители Калигулы также бросились мстить убийцам, круша их всех подряд. Под этим натиском уцелевшие заговорщики начали убегать по запутанным коридорам дворца. Услышав шум и крики, Клавдий спрятался у дверей соседней галереи за занавесью. Один из солдат-преторианцев, пробегавших мимо, увидев торчащие из-под занавеси ноги, решил посмотреть, кто там, и вытащил Клавдия. В тот момент Клавдий подумал, что дни его сочтены, и стал молить о пощаде, но солдат приветствовал его как императора и повел к товарищам, которые, не зная, что делать дальше, просто буйствовали. Солдаты посадили дрожащего от страха Клавдия в носилки и понесли в лагерь преторианской гвардии, при этом встречная толпа жалела его, словно это невиновного тащили на казнь.

Большинство римлян вообще не понимали, что происходит. Значительная часть римлян находилась в то время в театре, рядом с дворцом, ожидая второй части начавшегося там утром представления, — Калигула ушел оттуда, чтобы перекусить и отдохнуть, после чего представление должно было быть продолжено. Внезапно в театр ворвались германцы-телохранители Калигулы, искавшие заговорщиков. Зрители на трибунах подумали, что будет резня, и стали умолять о пощаде, клянясь, что преступление совершено без их ведома. Все вопили, призывая найти настоящих преступников, а не наказывать ни в чем не повинных людей за чужое преступление. С большим трудом германских телохранителей удалось успокоить и увести в казармы. Это смогли сделать лишь после того, как облачившийся в траурные одежды глашатай объявил о том, что император погиб, причем сначала этому не верили. Наконец стража ушла, и все поспешили из театра. Но и тут не обошлось без происшествия, так как возникла сильная давка.

Римский сенат немедленно собрался на совещание, простолюдины собрались на Форуме. По словам Иосифа Флавия, «как сенаторы, так и народ занялись исследованием вопроса, кто убийцы Гая, причем народ взялся за это дело вполне серьезно, а сенат делал лишь вид, будто также серьезно заботится об этом». Слишком многих сенаторов устраивало убийство Калигулы. К вечеру, поняв, — что сенат одобряет убийство, стоявший во главе заговорщиков преторианский трибун Кассий Херея приказал своим подручным расправиться с женой и дочерью Калигулы.

В сенате же шли дебаты, как быть дальше — провозгласить ли вновь республику или оставить империю, и если оставлять империю, то кому быть императором.

Положение Клавдия было сложным. Наследовавший Октавиану Августу Тиберий был объявлен наследником за 10 лет до того, как унаследовал власть, и, прежде чем стать императором, более года был соправителем Октавиана Августа. Калигула был объявлен наследником за два года до кончины Тиберия. Теперь же Клавдий мог претендовать на трон лишь по праву родства, но не по завещанию предыдущего императора.

Ночь Клавдий провел внутри лагеря преторианцев. В это время городские когорты (военные отряды городской охраны), соперничающие с преторианской гвардией, заняли Форум и Капитолий, — консулы и сенат склонялись к тому, чтобы провозгласить республику. Некоторые сенаторы поспешили даже предложить объявить Кассия Херея героем как человека, избавившего Рим от тирании, но немало людей видели в нем преступника. Сам Кассий Херея пытался убедить римлян в необходимости восстановления республики.

Узнав, что Клавдий обосновался в лагере преторианской гвардии, сенат послал к нему своих представителей, убеждая «не настаивать на получении престола, но уступить сенату, против численного превосходства которого он стоит одиноким…».

В это время в Риме находился иудейский царь Агриппа Первый, любимец Калигулы, сумевший выдвинуться и объединить иудейские тетрархии. Теперь Агриппа вновь сумел воспользоваться ситуацией и стал интриговать в пользу Клавдия.

Клавдий медлил. Получив приглашение прибыть в сенат, он не хотел ответить сенаторам открытым отказом, чтобы не идти на конфронтацию, и боялся пойти, опасаясь западни. По словам Иосифа Флавия, Агриппа, прибыв к Клавдию, застал его в момент, когда тот уже готов был пойти на некоторые уступки, и сумел его переубедить, но, видимо, Иосиф Флавий преувеличивает роль Агриппы, так как сам перед этим пишет, что посланные сенатом народные трибуны Вераний и Брокх сначала больше грозили, а потом, увидев, «какая масса воинов окружает Клавдия и что в этом случае сами консулы не смогут ничего поделать», пав на колени, «просили его, если он уже непременно добивается власти, принять таковую от сената: ведь он будет править куда спокойнее и справедливее, если добром получит эту власть от сената, чем если добьется ее путем насилия».

Акведук Клавдия в Риме. 38–52 гг.

Скорее всего, что Клавдий и так не собирался отказываться от власти, но преувеличивает ли Иосиф Флавий роль Агриппы или нет, а визит Агриппы, ободрившего Клавдия и посоветовавшего ни в коем случае не упускать власть, был воспринят Клавдием одобрительно — Клавдий решил воспользоваться его услугами. Агриппа затем прибыл на заседание сената, но изобразил дело так, что прибыл к сенаторам не от Клавдия, а с пира, и даже поинтересовался, где находится и чем занимается Клавдий. Когда сенаторы заявили, что хотят восстановить республику и имеют для этого достаточно оружия, Агриппа пожелал им удачи, но остерег тем, что на стороне Клавдия будут сражаться опытные легионеры, а сенат сможет выставить лишь слабо обученное ополчение. Заявив это, он предложил сенату отправить его к Клавдию как посланника сената с предложением добровольно отказаться от власти. С ним согласились, и он вместе с несколькими сенаторами был послан в лагерь Клавдия.

Прибыв к Клавдию и сумев остаться с ним наедине, Агриппа посоветовал тому отвечать потверже и «опираться при этом на могущество своей будущей власти». Клавдий ответил сенату, что много выстрадал при прежних правителях, «теперь же настали более благоприятные времена. Сенаторы испытают его, Клавдия, мягкость, так как он лишь по имени будет правителем, на деле же готов с ними делиться властью». После этого Клавдий принял присягу у воинов и пообещал каждому из них по пятнадцать тысяч сестерциев, практически заплатив им за свое звание. (Заметим, что столь огромная сумма, выплаченная Клавдием солдатам за свою поддержку, еще убедительнее многих других аргументов, приведенных ранее, опровергает утверждения о «бедности» Клавдия или уж во всяком случае заставляет усомниться в том, что Калигула полностью разорил римскую казну.)

Получив такой ответ и поняв, что дело может закончиться войной, часть сенаторов поспешила от греха подальше удалиться из города или предпочла разойтись по домам. Но оставшиеся продолжали совещаться, причем собравшиеся к сенату войска и народ потребовали не ослаблять власть, а провозгласить императором кого-то одного. Проще всего было провозгласить императором Клавдия, но среди сенаторов нашлось и несколько других претендентов. Среди них о желании стать императором заявил Марк Виниций, муж Юлии Ливиллы, сестры Калигулы. Если бы сенат поддержал Марка Виниция, то между ним и Клавдием неизбежно началась бы война. Но тем временем агенты Клавдия сумели привлечь на свою сторону ночную стражу. Вслед за ночной стражей к лагерю преторианской гвардии, где обосновался Клавдий, прибыли гребцы и гладиаторы, которых в городе было довольно много. Отовсюду к Клавдию стекались войска, силы же сената таяли.

Видя настроение войск, сенат признал Клавдия императором, после чего тот принял официальное имя Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик.

Агриппу, сумевшего удержать его противников от решительных действий, Клавдий отблагодарил, добавив к его владениям ряд новых земель. Те же, кто имел неосторожность выступать против Клавдия, со временем ощутили его жесткую хватку.

Прибыв во дворец, Клавдий приказал казнить главу заговора Кассия Херея, Юлия Лупа, убившего Цезонию, жену Калигулы, и еще нескольких заговорщиков, причастных к убийству, показав, что даже убийц «плохого» императора ждет неминуемая гибель, но тут же отменил все дикие указы Калигулы и снискал себе этим всеобщее признание. Надо отметить, что казнь убийц Калигулы не носила характера мести, а была сугубо профилактическим мероприятием, призванным обезопасить на будущее самого Клавдия, личных же мотивов для наказания заговорщиков Клавдий не имел. Так, одного вольноотпущенника — Каллиста, причастного к свержению Калигулы и сошедшегося с Клавдием еще до покушения на Калигулу, Клавдий не только не покарал, но и назначил на пост начальника одной из своих важнейших канцелярий. Процветавший при Калигуле Каллист будет процветать и все время правления Клавдия. Достаточно сказать, что Плиний Старший, описывая свойства и способы применения различных камней, сообщает, что сенатор Корнелий Бальб (родственник императора Октавиана Августа), построивший для римлян на свои деньги театр, «как редкостное чудо» поставил там четыре небольших колонны из оникса, и в той же главе далее продолжает: «…мы видели 30 колонн побольше в столовой, которую выстроил для себя Каллист, один из вольноотпущенников Клавдия, известный своим могуществом».

Праздновать день свержения Калигулы и своего прихода к власти Клавдий запретил. Это было связано прежде всего с тем, что при Калигуле в Риме усилились республиканские настроения и празднование свержения Калигулы косвенно призывало бы к восстановлению республики. Угроза свержения императорской власти была в те годы вполне реальной.

3. ЗАГОВОРЫ ПРОТИВ КЛАВДИЯ. СВЕРГНУТЬ «НЕДОТЕПУ» ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕПРОСТО. РЕОРГАНИЗАЦИЯ КЛАВДИЕМ АППАРАТА УПРАВЛЕНИЯ ИМПЕРИЕЙ. РОСТ МОГУЩЕСТВА ВОЛЬНООТПУЩЕННИКОВ И ПРИЧИНЫ ЭТОГО

Светоний Транквилл, повествуя о первых днях правления Клавдия, пишет, что «сильнее всего была в нем недоверчивость и трусость» и, даже «стараясь показать себя простым и доступным, он решался выйти на пир только под охраной копьеносцев и с солдатами вместо прислужников, а навещая больных, всякий раз приказывал заранее обыскать спальню, обшарив и перетряхнув тюфяки и простыни». Пишет Светоний Транквилл и о том, что все, кто приходил к Клавдию, подвергались строжайшему обыску, «лишь с трудом и не сразу согласился он избавить от ощупывания женщин, мальчиков и девочек и не отбирать у провожатых или писцов их ящички с перьями и грифелями».

Что ж, меры предосторожности предпринимались действительно строгие. Но только можно ли это назвать трусостью? Разве от мечей внешних врагов, а не от мечей заговорщиков пали, поплатившись за беспечность, диктатор Гай Юлий Цезарь и император Калигула? Разве не ударом меча, нанесенного ему во время мирных переговоров, был смертельно ранен старший внук и наследник императора Октавиана Августа Гай Цезарь?

Хоть Светоний Транквилл и именует это трусостью, 78 но надо признать, что предпринятые Клавдием меры ’ предосторожности были разумны и вполне оправданны — ведь сам Светоний тут же пишет, что и при помощи таких мер «совершенно избежать покушений он не мог: ему угрожали и отдельные злоумышленники, и заговоры, и даже междоусобная война. Один человек из плебеев был схвачен с кинжалом возле его спальни среди ночи, а двое из всаднического сословия — на улице, один с кинжалом в палке, другой с охотничьим ножом: первый подстерегал его у выхода из театра, второй хотел напасть во время жертвоприношения перед храмом Марса». Об одной из попыток покушения на Клавдия, предпринятой в 47 году, сообщает и Корнелий Тацит, по свидетельству которого однажды «у римского всадника Гнея Нония, когда он стоял в толпе людей, собравшихся приветствовать принцепса, был обнаружен спрятанный кинжал». Гней Ноний был казнен, но его сообщников узнать не удалось.

Ясно, что случилось бы, если бы Клавдий не позаботился о своей безопасности…

Императорский престол манил многих. Однажды, в начале его правления, Клавдия попробовали свергнуть и военным путем. В 42 году наместник Далмации Фурий Камилл Скрибониан попытался двинуть войска на Рим, по словам одних, призвав солдат восстановить республику, а по словам других, провозгласив императором самого себя. Камиллу Скрибониану казалось, что положение Клавдия непрочно, и, начиная мятеж, он «отправил ему письмо, полное надменных оскорблений и угроз, с требованием оставить власть и частным человеком удалиться на покой». Однако свергнуть Клавдия оказалось не так-то просто. На третий день похода поддержавшие было заговорщиков солдаты перебили командиров, подстрекавших к мятежу, расправились с самим Скрибонианом и присягнули на верность Клавдию. Клавдий вознаградил такое отношение воинов к своему долгу, особенно поощрив покончившего со Скрибонианом центуриона Волагиния. По словам Корнелия Тацита, «Волагиний неожиданно поднялся из низов и дошел до высших военных должностей».

После этого уже никто не пробовал поднять против Клавдия войска, но подослать убийц, о чем уже говорилось выше, пытались не раз. А однажды в Риме был раскрыт особо крупный и опасный заговор против Клавдия, «с участием множества императорских отпущенников и рабов», возглавляемый сенаторами Галлом Азинием и Статилием Корвином. Учитывая то, что именно императорские вольноотпущенники и рабы составляли персонал, непосредственно обслуживавший императора, можно себе представить, сколь опасен мог оказаться этот заговор, не сумей Клавдий организовать свою охрану и не будь у него верных людей среди тех же рабов и вольноотпущенников. Верные люди у Клавдия были.

Никаким чужакам свергнуть Клавдия не удалось.

Несмотря на телесную слабость и давнюю «славу» недотепы, Клавдий оказался императором весьма неглупым и деятельным. Он более четко, чем его предшественники, отрегулировал бюрократический аппарат империи, дав прокураторам (финансовым агентам императора, которые часто назначались из вольноотпущенников) право судебной юрисдикции по делам, касающимся императорской казны. Эта мера имела принципиально важное значение, так как прокураторы с тех пор стали государственными чиновниками. Одновременно была проведена реформа дворцового управления и создан центральный имперский бюрократический аппарат, состоящий из четырех канцелярий.

1) Важнейшая называлась «ab epistulis» — «касательно писем». Это был как бы общий секретариат императорского двора. Во главе его был поставлен вольноотпущенник Нарцисс. Здесь сосредоточивалась огромная переписка императора. Эта канцелярия принимала донесения императорских наместников и полководцев, издавала указы о назначении на службу, составляла инструкции чиновникам, рассылала указы императора. Кроме выполнения функций секретариата, она как бы совместила функции министерства обороны и министерства внутренних дел.

2) На втором месте стояла канцелярия «а rationibus» — «касательно счета». Во главе ее был вольноотпущенник Паллант. Эта канцелярия управляла финансами империи.

3) На третьем месте была канцелярия «а libellis» — «по делам прошений». Ею руководили вольноотпущенники Каллист и Полибий. Здесь разбирались все жалобы, запросы на имя императора и прошения.

4) Четвертой была «а patrimonio» — канцелярия по делам наследственных имений.

Вначале канцелярии служили для управления огромным частным хозяйством императора, но затем превратились в центральные органы империи, в своеобразные министерства. Хотя система управления при этом и приобрела значительно большую стройность, чем в предыдущие годы, вольноотпущенники, стоявшие во главе канцелярий, стали могущественными временщиками.

Анней Сенека, человек, занимавший уже в то время при дворе весьма высокое положение, в письме к своему другу Луцилию (письмо 47-е) писал тому, что «видел, как хозяин стоял у порога Каллиста и, когда другие входили, он, когда-то повесивший на Каллиста объявление, выводивший его на продажу среди негодных рабов, не был допущен. Раб, выброшенный в первую десятку, на которой глашатай пробует голос, отблагодарил хозяина сполна, отказав ему и не сочтя его достойным войти в дом».

Анней Сенека

Нарцисс набрал такую силу, что часто вел себя по отношению к Клавдию как господин. Паллант получил преторские знаки отличия. Полибию было однажды разрешено шествовать между двумя консулами. Когда Клавдий иногда жаловался на недостаток денег в казне, то римляне часто шутили, что денег у него было бы в изобилии, если бы его приняли в долю два его же вольноотпущенника. Состояние Палланта, бывшего раба Антонии Младшей, матери Клавдия, на то время оценивалось в 300 миллионов сестерциев, а состояние Нарцисса было еще большим. Другие «министры» — вольноотпущенники также процветали, хотя и были менее богаты, чем Нарцисс, Паллант или Каллист.

Надо понимать, что вольноотпущенники занимали чрезвычайно важные должности, стоя практически на второй ступеньке после императора в управлении страной, но заменить их было некем, отказаться от их услуг и доверить управление страной только лишь представителям претендующей на верховную власть римской знати было для Клавдия еще более опасно. Поэтому Клавдий вынужден был использовать на многих важнейших должностях вольноотпущенников и не было ничего нелогичного в том, что Клавдий заботился об их почетном положении. Беда была в том, что тут нередко терялось чувство меры. Но как бы ни критиковали Клавдия его недоброжелатели за то, что слишком много прав он делегировал своим вольноотпущенникам, заботящимся в первую очередь о собственной выгоде, следует признать, что хозяйство страны находилось в весьма неплохом состоянии, а правительство Клавдия многое делало не только для себя, но и для всего населения империи.

4. СУДЕБНАЯ СИСТЕМА И ПРАВОСУДИЕ ПРИ КЛАВДИИ. АЛЧНОСТЬ СУДЕБНЫХ ОРАТОРОВ ВЫНУЖДАЕТ ОГРАНИЧИТЬ ЗАКОНОМ РАЗМЕРЫ ИХ ГОНОРАРОВ. ЛИЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ КЛАВДИЯ К ПРАВОСУДИЮ

Своеволие временщиков и их непомерное влияние на Клавдия пагубно сказывалось на состоянии правосудия. В суде многое зависело от того, кто выступает обвинителем и кто защитником. Некоторые влиятельные лица стали этим злоупотреблять, становясь на сторону того, кто больше заплатит.

Повествуя о тех временах, Корнелий Тацит сокрушался, что «ничто из доступного подкупу не было столь продажным, как бессовестность судебных ораторов». Гонорары известных судебных защитников доходили до невероятных величин, причем, даже взяв деньги, человек, обещавший выступить в защиту кого-либо, мог самым бессовестным образом стать на сторону его противников. Так, сенатор Суиллий, взяв у римского всадника Самия 400 тысяч сестерциев за защиту того в суде, тайно договорился с противниками Самия, после чего узнавший о двурушничестве Суиллия Самий покончил с собой, бросившись на меч. Такие случаи были не единичны, и поэтому в 48 году, по почину влиятельного тогда Гая Силия, друга императрицы Мессалины, большинство сенаторов обратились к Клавдию, прося «восстановления в силе закона Цинция, со стародавних времен воспрещавшего принимать деньги или подарок за произнесение в суде защитительной речи». Те, кому это угрожало потерей доходов и бесчестьем, принялись шуметь, но Гай Силий стоял на своем, доказывая, что красноречие, «прекраснейшее и главнейшее из всех благородных искусств, оскверняется грязной продажностью: где гонятся за высоким вознаграждением, там не останется безупречной и честность. Притом, если никто не будет получать плату за выступления на судебных процессах, их станет меньше: ныне же вражда, обвинения, ненависть и беззакония встречают со стороны некоторых поддержку и поощрение, ибо подобно тому, как поветрия приносят доход врачам, так и порча нравов — обогащение адвокатам». Заинтересованные в гонорарах противники Гая Силия, стараясь склонить на свою сторону императора, возражали, что «если не вознаграждать тех, кто проявляет усердие, от их усердия ничего не останется». В итоге Клавдий, «сочтя эти доводы не столь благородными, как доводы их противников, но тем не менее не лишенными основания», «установил предел для вознаграждения адвокатов в размере десяти тысяч сестерциев, с тем чтобы превысившие его привлекались к суду по закону о вымогательстве».

Храм Клавдия в Риме. 50-е гг. Субструкции

Конечно же, этот закон неоднократно нарушался, но на какое-то время он действительно ограничил алчность адвокатов и судебный произвол.

Надо сказать, что оговоры и доносы были чаще всего связаны с политическими интригами (о чем еще будет сказано далее, в разделе о гибели жены Клавдия Мессалины). Жертвами доносов и оговоров становились в основном сенаторы и всадники. Что же касается простых граждан, то при всех недостатках тогдашнего судопроизводства в целом простые римляне могли быть довольны политикой Клавдия. Как пишет тот же Тацит, Клавдий «обуздал кровожадную алчность ростовщиков, особым законом запретив им ссужать деньги молодым людям с отдачей после смерти родителей». Уделяя большое внимание судебной системе, Клавдий нередко сам вел заседания суда и, как пишет Светоний Транквилл, «делал это с величайшим усердием, даже в дни своих и семейных торжеств, а иногда и в древние праздники, и в заповедные дни», причем не всегда следовал букве законов, а часто «умерял их суровость или снисходительность милосердием и справедливостью». Порою его действия в суде не были лишены тонкого юмора, так однажды, когда речь зашла о праве гражданства и защитники сторон заспорили, следует ли ответчику выступать в плаще (как иностранцу) или в тоге (которую мог носить только тот, кто имел римское гражданство, а именно на это претендовал ответчик), то Клавдий «приказал ему все время менять платье, глядя по тому, обвинитель говорит или защитник». В другой раз, когда его попросили объявить, кого он поддерживает, Клавдий заявил: «Я поддерживаю тех, кто говорил правду».

Серебряный цистофорий Клавдия

Экстравагантный юмор императора ценили далеко не все. Хотя в ходе судебных заседаний Клавдий «иногда поступал осмотрительно и умно», некоторые его решения казались римлянам нелепостью, так как они его не понимали.

Однако надо сказать, что в целом Клавдий вызывал в сердцах простых римлян все больше симпатий. Не жалея денег на устройство обожаемых римлянами общественных зрелищ, на себя Клавдий тратил сравнительно мало. Было ли это показухой или соответствовало его убеждениям, но и на судебных заседаниях, и в сенате Клавдий «в своем возвышении держался скромно, как простой гражданин». Предложенное ему сенатом имя «император» и «непомерные почести» он отклонил (то есть не пользовался им как личным именем). Тут следует напомнить, что титулом «император» как личным именем пользовался император Октавиан Август. Императоры же Тиберий, Калигула и вслед за ними Клавдий это слово как личное имя не использовали — только в некоторых надписях после похода в Британию Клавдий именуется Император Тиберий Клавдий. Лишь преемник Клавдия Нерон, а за ним и все последующие императоры стали пользоваться словом «император» как своим личным именем. Понравилось римлянам и то, что он без лишней помпезности отпраздновал помолвку своей дочери Антонии, а затем и рождение ею внука. Клавдий старался ничем не пренебрегать, показывая, что правит с согласия сената и в соответствии с древними обычаями. По словам Светония Транквилла, «ни одного ссыльного он не возвратил без согласия сената. О том, чтобы ему было позволено вводить в курию префекта преторианцев и войсковых трибунов и чтобы утверждены были судебные решения его прокураторов, он просил как о милости. На открытие рынка в собственных имениях он испрашивал дозволения консулов. При должностных лицах он сидел на судах простым советником; на зрелищах, ими устроенных, он вместе со всей толпой вставал и приветствовал их криками и рукоплесканиями. Когда однажды народные трибуны подошли к нему в суде, он попросил прощения, что из-за тесноты вынужден выслушивать их, не усадив».

Такое поведение было чисто популистским — в случае надобности Клавдий быстро и безжалостно расправлялся со своими противниками. Но Клавдий отнюдь не зря выставлял напоказ свою скромность. Он знал, что делал. «Всем этим он в недолгий срок снискал себе великую любовь и привязанность. Когда во время его поездки в Остию распространился слух, будто он попал в засаду и был убит, народ был в ужасе и осыпал страшными проклятиями и воинов, словно изменников, и сенаторов, словно отцеубийц, пока, наконец, магистраты не вывели на трибуну сперва одного вестника, потом другого, а потом и многих, которые подтвердили, что Клавдий жив, невредим и уже подъезжает к Риму».

При таком отношении народа к Клавдию, несмотря на то, что среди знати у него и были недоброжелатели, открыто выступить против него с 42 года не решался уже никто — это стало невозможно.

5. ЗАБОТА О СОГРАЖДАНАХ. КЛАВДИЙ — СТРОИТЕЛЬ. ВОДОПРОВОД КЛАВДИЯ И НОВАЯ ГАВАНЬ В ОСТИИ. ПЕРЕПИСЬ НАСЕЛЕНИЯ. СООТНОШЕНИЕ ПОЛНОПРАВНЫХ И НЕПОЛНОПРАВНЫХ ЖИТЕЛЕЙ ИМПЕРИИ

Клавдий обеспечил себе любовь римлян не только показной скромностью. У простых римлян были причины любить своего императора. По словам Светония Транквилла, «благоустройство города было для него всегда предметом величайшей заботы. Когда в Эмилиевом предместье случился затяжной пожар, он двое суток подряд ночевал в дирибитории; так как не хватало ни солдат, ни рабов, он через старост созывал для тушения народ со всех улиц и, поставив перед собою мешки, полные денег, тут же награждал за помощь каждого по заслугам». (Дирибиторий на Марсовом поле был построен еще во времена Октавиана Августа для подсчета голосов на народных собраниях. Клавдий же избрал его своим штабом скорее всего потому, что дирибиторий находился в том же северо-западном конце Рима, что и Эмилиево предместье.)

В Риме случались перебои с подвозом продовольствия. Однажды озлобленная толпа голодных граждан в отчаянии начала оскорблять Клавдия и даже попыталась закидать его объедками. Клавдий ушел черным ходом во дворец — он мог бы приказать преторианцам расправиться с наглецами, гвардия легко справилась бы с невооруженными. Но Клавдий понимал, что поступи он так — и его будут проклинать. Он стерпел, «а с тех пор ни перед чем не останавливался, чтобы наладить подвоз продовольствия даже в зимнюю пору». Дабы стимулировать поставки, Клавдий обеспечил торговцам твердую прибыль, «обещав, если кто пострадает от бури, брать убыток на себя, а за постройку торговых кораблей предоставил большие выгоды для лиц всякого состояния». Кроме того, для лучшего обеспечения Рима продовольствием и другими товарами Клавдий начал строительство рядом с Римом, в Остии, огромного и благоустроенного порта, о чем будет рассказано позднее.

Клавдий много строил для своих сограждан, причем, как отмечает Светоний, «постройки он создал не столько многочисленные, сколько значительные и необходимые».

Поскольку в Риме ощущалась нехватка воды, при Клавдии в Риме было завершено строительство нового водопровода, начатое еще Калигулой. Это было грандиозное сооружение длиною около 59 километров. Строительство «aqua Claudia» — «водопровода Клавдия» шло 11 лет. По словам Плиния Старшего, «на сооружение это было израсходовано 350 миллионов сестерциев», но эти деньги были потрачены не впустую. Как отмечал Плиний Старший, «если кто оценит потщательней обилие вод в общественных местах, банях, водоемах, каналах, домах, садах, пригородных виллах, расстояния подачи воды, воздвигнутые арки, прорытые горы, выровненные долины, то признает, что во всем мире не было ничего более поразительного». К этому можно добавить лишь то, что даже сейчас, через две тысячи лет, руины этого водопровода впечатляют.

В 47 году по указу Клавдия началась реконструкция порта в Остии, что было чрезвычайно важно для налаживания стабильного снабжения Рима хлебом. Светоний Транквилл пишет: «Гавань в Остии он построил, выведя в море валы слева и справа, а при входе поставив на глубоком месте волнолом: чтобы утвердить его, он затопил в этом месте тот корабль, на котором был из Египта привезен огромный обелиск (имеется в виду обелиск, вывезенный из Египта Калигулой. — В. Д.), укрепил его множеством свай и на них возвел высочайшую башню по образцу александрийского Фароса, чтобы по ночам на ее огонь держали путь корабли». Полностью завершено строительство порта в Остии было в 62 году, уже при императоре Нероне, но начал реконструкцию «морских ворот» Рима именно Клавдий.

Довольны были простые граждане Рима и другими действиями Клавдия. Регулярно организовывались раздачи подарков и бесплатные зрелища. По указу Клавдия все строения в Италии были взяты под охрану государства и нельзя было сломать ни одного дома, даже заброшенного и необитаемого, без особого разрешения римского сената — такая мера надежно предотвращала случавшийся ранее произвол.

Одним из важнейших мероприятий, проведенных при Клавдии (примерно в 46–47 годах), была всеобщая перепись населения, дающая нам сейчас возможность оценить тогдашние возможности империи. После проведения переписи Клавдий объявил, что в империи насчитывается «пять миллионов девятьсот восемьдесят четыре тысячи семьдесят два гражданина». Анализируя это сообщение, надо отметить, что если полноправных граждан было около 6 миллионов человек, то с их женами это будет не менее 12 миллионов, а с детьми не менее 20 миллионов человек. Но заметим, что в империи проживало и значительное количество вольноотпущенников. Тацит, описывая дебаты в сенате относительно того, следует ли ограничить права вольноотпущенников и ввести для них особую одежду, приводит вот такие возражения некоторых сенаторов, приведшие к тому, что предложение об ограничении прав было отклонено: «…из них в большинстве состоят трибы и декурии, из них набирается немало всадников, немало сенаторов ведет свою родословную не от кого другого, как от них; если обособить вольноотпущенников, станет очевидной малочисленность свободнорожденных». Отсюда можно сделать вывод, что при наличии 20 миллионов полноправных граждан и членов их семей в империи проживало никак не менее 30 миллионов вольноотпущенников.

Если же добавить сюда рабов, неполноправных жителей многих римских провинций, а также жителей подвластных Риму и зависимых от него царств, то общее число жителей, находившихся в подчинении римского императора, могло достигать от 100 до 150 миллионов человек.

6. РАСШИРЕНИЕ ГРАНИЦ ИМПЕРИИ ПРИ КЛАВДИИ — ЗАВОЕВАНИЕ МАВРЕТАНИИ, ПРИСОЕДИНЕНИЕ ЛИКИИ И ПАМФИЛИИ, ПРИСОЕДИНЕНИЕ ФРАКИИ. ВМЕШАТЕЛЬСТВО РИМА В ДЕЛА БОСПОРСКОГО ЦАРСТВА. НАЧАЛО ПОКОРЕНИЯ БРИТАНИИ

Улучшение управляемости государственной машины, а также укрепление состояния финансов позволили Клавдию предпринять ряд успешных завоевательных походов и где силой, а где дипломатическим давлением значительно расширить территорию империи. В 40 году предшественник Клавдия Калигула убил прибывшего к нему царя Мавретании Птолемея, объявив его царство римской провинцией. Однако это вызвало в стране антиримское восстание. Вольноотпущенник Птолемея, грек Эделон, управлявший страной в отсутствие царя, поклялся отомстить за своего господина. Поднявшиеся по его призыву против Рима мавретанцы осадили несколько местных римских колоний, а с прибытием римских войск укрывались в своих крепостях и яростно оборонялись. Археологические раскопки показывают, что в ходе той короткой войны серьезно пострадали города Волюбилис и Лике, а древний Тетуан был полностью разрушен. Таким образом, хотя римской провинцией Мавретанию объявил еще Калигула, овладеть страной римлянам удалось только в 42 году. Эту задачу успешно выполнил посланный туда Клавдием полководец Гай Светоний Паулин, после чего Мавретания была разделена на две провинции — Мавретанию Цезарейскую и Мавретанию Тингитанскую.

В Малой Азии при Клавдии к Риму были присоединены Ликия и Памфилия, ставшие с 43 года римскими императорскими провинциями.

На Балканах в 46 году, после убийства царя Реметалка Третьего, к Риму было присоединено и стало провинцией Фракийское царство. В связи с этим в образованную на месте Фракийского царства и римской провинции Верхняя Мезия провинцию Мезия для обороны ее от вторгавшихся туда из-за Дуная варваров пришлось перебросить дополнительно один из легионов (в 86 году император Домициан вновь разделит эту провинцию на две — Верхнюю Мезию и Нижнюю Мезию).

В это же время Рим активизирует свое вмешательство в дела Северного Причерноморья. Еще при Калигуле в самом крупном из государств Северного Причерноморья — Боспорском царстве — развернулась борьба за власть между двумя претендентами: Полемоном Вторым, имевшим в своем владении также царство Понт, и боспорцем Митридатом Восьмым. Калигула в 38 году утвердил царем Полемона Второго, но к 40 году Митридату Восьмому удалось изгнать Полемона. Клавдий поначалу счел ненужным ввязываться в столь отдаленный конфликт, отменил решение Калигулы, выделив Полемону в качестве компенсации часть Киликии, и утвердил царем Боспора Митридата Восьмого. Митридат Восьмой послал в Рим своего брата, Котиса, дабы выразить признательность, но Котис, вместо того, чтобы склонить Рим в пользу своего брата, донес, что тот замышляет освободиться от римской зависимости. Клавдий сперва не стал менять своего решения, но в 45 году, убедившись в справедливости доноса, послал на Боспор римские войска под командованием Дидия Галла. В 45–46 годах Митридат Восьмой был свергнут, а на его место был поставлен верный римлянам Котис. Митридат бежал, но своих амбиций не оставил. Как только войска Дидия Галла покинули Боспор, оставив для поддержки Котиса Первого лишь несколько когорт во главе с римским всадником Юлием Аквилой, Митридат Восьмой, сумевший к этому времени захватить власть в соседнем племени дандаров, стал готовиться, чтобы вернуть себе боспорский престол. Митридата поддержал царь сираков Зорсин. Не надеясь на свои силы, Котис и Юлий Аквила сумели склонить к войне против Митридата Восьмого и Зорсина Эвнона, царя другого местного племени — аорсов. Римские и боспорские войска обрушились на Зорсина, заставив его выдать заложников и пасть ниц перед изображением Клавдия, а Эвнону удалось разбить и пленить Митридата, который был затем передан римлянам.

Насколько большое значение уделялось событиям на Боспоре в Риме, можно судить по тому, что доставивший в Рим плененного Митридата Восьмого прокуратор Вифинии Юний Цилон был удостоен Клавдием консульских знаков отличия, а непосредственно принявший Митридата от аорсов Юлий Аквила — преторских знаков отличия. (Корнелий Тацит называет Юния Цилона прокуратором Понта, но допускает тут неточность. Дело в том, что Понт тогда еще был самостоятельным царством. Лишь в 64 году император Нерон лишил Понт самостоятельности и присоединил к провинции Вифиния, образовав новую провинцию Понт и Вифиния. Тацит же, поскольку в его время провинция называлась Понт и Вифиния, именует Юния Целона прокуратором Понта.)

Римские войска вскоре были выведены из Боспора, и Боспорское царство не стало римской провинцией — римлянам удобнее было сохранять его в качестве своего вассала. Боспорское царство просуществует еще несколько столетий, но цари Боспора будут всегда находиться в значительной зависимости от Рима, что прекрасно видно по монетам Боспора, несущим изображения римских императоров.

Что касается других районов Северного Причерноморья, то во времена Клавдия римское присутствие здесь также усилилось. Местные греческие города-государства — Ольвия, Тира, Херсонес сохраняют автономию, но в них периодически размещаются римские воинские отряды. В наибольшую зависимость попадают Ольвия и Тира, обязанные согласовывать все важнейшие вопросы с римским наместником провинции Мезия. Херсонесу даются некоторые поблажки, например право выпуска золотых монет (в 47–49 годах), но и Херсонес находился в полной зависимости от Рима.

Однако и войны в Мавретании, и присоединение Фракии, Ликии и Памфилии, и вмешательство римлян в дела Боспорского царства в военном смысле были операциями второстепенными. Главным же военным деянием римлян при Клавдии стало начало завоевания Британии. В 43 году 50-тысячная римская армия под командованием Авла Плавция Сильвана высадилась в юго-восточной части Англии (на территории современного графства Кент). Этому походу в Риме уделялось первостепенное внимание. На короткое время сюда прибыл даже сам Клавдий. В его присутствии римляне разбили войска британского царя Каратака, правившего в юго-восточной Англии, и взяли штурмом его столицу Камулодун (современный Кольчестер).

По возвращении в Рим Клавдий с великой пышностью отпраздновал триумф. Посмотреть на зрелище Клавдий пригласил не только всех наместников провинций — были прощены и приглашены в Рим даже некоторые из изгнанников. На Марсовом поле было дано представление, «изображавшее взятие и разграбление города, а потом покорение британских царей», причем всем распоряжался лично Клавдий, сидя на возвышении в плаще полководца.

Хотя Клавдий, как уже говорилось выше, пробыл в Британии недолго, а триумф по случаю ее покорения отпраздновал вскоре после своего возвращения в Рим, в действительности покорение Британии оказалось делом куда более трудным, чем было показано на триумфальном представлении. После первых серьезных успехов и возвращения Клавдия в Рим из Британии была отозвана часть римских войск и боевые действия затянулись.

Как пишет Тацит, «Каратак был хитер, ловок, умел использовать местность», и война с ним продолжалась около 9 лет, пока он не попал в плен к другому британскому племени, решившему стать на сторону римлян. Каратак был доставлен в Рим, но несмотря на то, что он долгое время был яростным врагом Рима, Клавдий его помиловал. Племенные вожди бриттов в южной части острова довольно быстро признали власть римлян и даже оказали помощь римским войскам в борьбе против северных племен, но война с различными племенами британцев продолжалась еще долго.

Бритты не строили каменных крепостных стен. Их крепости представляли собой в основном деревянные городища, обнесенные земляным валом и стенами из бревен, поэтому их легко разрушали римские осадные машины. Доспехи у бриттов имели лишь вожди и самые знатные воины, у основной же масса британцев были лишь копья, щиты и топоры или палицы, реже мечи. Даже шлемы были далеко не у всех британских воинов. Конницы у бриттов почти не было. Знатные бритты иногда сражались на колесницах, но колесницы были не эффективны против действовавших строем римлян.

Отражению римской агрессии мешало и то, что каждое племя, как правило, сражалось само по себе, поэтому на стороне римлян часто был и большой численный перевес. Римский историк Корнелий Тацит писал о британцах: «В борьбе против таких сильных народов для нас нет ничего более полезного, чем их разобщенность. Редко когда два-три племени объединятся для отражения общей опасности; таким образом, каждое из них сражается в одиночку, а терпят поражение все». Хуже вооруженные и не умеющие сражаться строем бритты терпели поражения, но отчаянно защищали свои земли, однако римляне шаг за шагом все дальше продвигались на север, закрепляя свои завоевания системой укрепленных пунктов, поселений солдат-ветеранов и крепостей.

К концу правления Клавдия под властью Рима оказалась вся южная и центральная часть острова. При Клавдии. в завоеванной части острова было основано несколько колоний легионеров-ветеранов, в том числе Камулодун (на месте столицы британского вождя Каратака) и Лондиний (современный Лондон), быстро ставший крупным торговым городом, а затем и центром местной римской администрации. Захваченные земли плодородны, а недра давали золото, серебро и другие металлы. Клавдий чрезвычайно гордился покорением Британии. Вернувшись в Рим, Клавдий в 44 году в честь похода в Британию переименовая своего трехлетнего сына и наследника Тиберия Клавдия Германика, назвав его Тиберий Клавдий Британник, а в 46 году сенат, дабы польстить Клавдию, удостоил его самого титула «Британник», означавшего — «победитель британцев». Тема покорения Британии хорошо представлена и на римских монетах того времени.

7. ДЕЙСТВИЯ РИМЛЯН В ГЕРМАНИИ. УСПЕХИ ПОЛКОВОДЦА ДОМИЦИЯ КОРБУЛОНА. КЛАВДИЙ ДАРУЕТ КОРБУЛОНУ ТРИУМФАЛЬНЫЕ ОТЛИЧИЯ, НО ЗАПРЕЩАЕТ ЕМУ ДАЛЬНЕЙШЕЕ ВЕДЕНИЕ ВОЙНЫ. УСПЕХИ ДРУГИХ РИМСКИХ ПОЛКОВОДЦЕВ И ПРИЧИНЫ, ПО КОТОРЫМ КЛАВДИЙ БЫЛ ВЫНУЖДЕН СДЕРЖИВАТЬ ИХ АКТИВНОСТЬ

Важнейшей сферой интересов Рима оставалась и Германия. Здесь Клавдий старался совмещать военные и дипломатические усилия, причем не безуспешно. В 47 году после длительной междоусобицы в могучем германском племени херусков, населявшем центральную часть Германии, не осталось потомков царей. Дабы пресечь распри, знать племени решила избрать царем единственного потомка прежних правителей, находившегося в Риме, куда бежал ранее его отец — Флав, брат знаменитого Арминия, разгромившего римлян в Тевтобургском лесу. Юноша родился в Риме, носил имя Италик и был римским гражданином, хотя его мать Актумера была дочерью вождя другого крупного германского племени — хаттов.

По словам Тацита, когда херуски обратились к Клавдию с просьбой вернуть им царя, Клавдий, «снабдив его деньгами и дав ему охрану, призвал его воодушевиться исполнением наследственного долга: он — первый родившийся в Риме, и не заложник, а римский гражданин, отправляется на чужеземное царствование». Юноша был красив собой и обучен военному делу, умея пользоваться и римским и германским оружием, но далее все пошло не так гладко. «Сначала германцы радовались его прибытию, и так как, чуждый их распрям, он одинаково благосклонно относился ко всем и располагал к себе то обходительностью и сдержанностью, что никому не претит, а чаще бражничаньем и разгулом, что по душе варварам, его всячески почитали. И уже добрая слава о нем шла среди ближних племен, уже распространялась она и дальше, когда те, кто извлекал для себя выгоду из раздоров, страшась его усиления, удаляются к соседним народам и там распространяют убеждение, что древней свободе германцев приходит конец, ибо римляне начинают самовластно распоряжаться ими…»

Затихнувшая было междоусобица вспыхнула вновь: «спустя некоторое время между варварами произошла ожесточенная битва, в которой царь одержал победу, но вскоре, упоенный успехом, впал в высокомерие и был изгнан». В дальнейшем Италику удалось получить поддержку племени лангобардов и опять вернуть себе царство, но его правление не улучшило отношений римлян с германцами, так как правил он теперь, «утесняя племя херусков и когда судьба благоприятствовала ему, и когда она от него отворачивалась».

Скованные междоусобицей херуски не слишком тревожили границы римских провинций, но в это же время Нижнюю Германию стали опустошать хавки. Их предводитель Ганнаск ранее служил в римских вспомогательных войсках и был хорошо обучен военному делу. Хавки, переправляясь на легких судах через Рейн, разоряли римские владения по левому берегу, «зная, что обитатели его богаты и невоинственны».

Клавдий поручил усмирение германцев Гнею Домицию Корбулону, назначив его в 47 году своим наместником в Нижней Германии. Корбулон умело организовал действия римского флота и, направив против вторгшихся германцев, где было возможно, триремы, а на мелководье более мелкие суда, истребил вражеские ладьи и изгнал Ганнаска. Затем Корбулон «взялся, как только с наиболее неотложным было покончено, за легионы, тяготившиеся воинскими трудами и лишениями, но с удовольствием предававшиеся грабежу, и восстановил в них старинную дисциплину…»

Гемма Клавдия. Камея. Сардоникс. Ок. 48

Прекратив вражеские вторжения и наведя порядок в своих легионах, Корбулон, действуя где угрозами, где силой, а где и подкупом, стал укреплять в соседних германских землях влияние Рима. Вскоре ему удалось усмирить бунтовавшее еще со времен Тиберия племя фризов и переселить его в более доступные для контроля места, назначив старейшин и должностных лиц, введя римские законы, поставив свои гарнизоны и обложив племя податями. Покорив фризов, Корбулон расправился и с Ганнаском. Как пишет Тацит, к племени Больших хавков, где укрылся Ганнаск, Корбулон «направил своих людей, дабы те склонили их сдаться на его милость и обманным образом убили Ганнаска. Эти козни против перебежчика и нарушителя клятвы имели успех». Убийство Ганнаска возмутило большинство хавков, однако Корбулон умело сеял меж ними семена раздора и, перейдя Рейн, начал успешно продвигаться вперед. Полководца остановило не сопротивление германских племен, а приказ из Рима. Согласно Тациту, «Клавдий решительно воспретил затевать в Германии новые военные предприятия и, более того, повелел отвести войска на нашу сторону Рейна».

Причина была, конечно же, в том, что Клавдий опасался роста славы и популярности Корбулона. Тацит рассказывает, что «письмо Клавдия было вручено Корбулону, когда он уже укреплял лагерь на земле неприятеля. Пораженный неожиданным приказанием и волнуемый противоречивыми чувствами, опасаясь ослушаться императора и одновременно предвидя презрение варваров и насмешки союзников, он промолвил: «О, какими счастливцами были некогда римские полководцы!» — и, не добавив больше ни слова, подал сигнал к отступлению».

Чтобы отметить успехи Корбулона, Клавдий даровал ему триумфальные отличия, но чуть позже даровал триумфальные отличия и Курцию Руфу, наместнику Верхней Германии, открывшему на землях соседнего германского племени маттиаков серебряные рудники, вскоре истощившиеся.

Чтобы не дать воинам «коснеть в праздности», Корбулон провел канал между реками Мозой (Маасом) и Рейном, длиной в двадцать три тысячи шагов, позволявший торговым судам плавать, не выходя в море, что значительно облегчило судоходство и торговлю, однако мечты о покорении Германии ему пришлось забыть.

Могли Клавдий поступить по-иному и разрешить покорение Германии, хотя бы до Эльбы? Да, такая возможность, безусловно, имелась, но опасность того, что в руках какого-то, пусть, казалось бы, и преданного полководца, такого как Корбулон, окажется слишком много войск, опасность, умноженная на его опыт и славу, представлялась Клавдию значительно большей, чем все возможные выгоды от покорения новых германских земель.

В силу этих причин ограничивались и действия других полководцев. В 50 году Верхняя Германия подверглась набегу хаттов. Римский легат Публий Помпоний, используя всего лишь вспомогательные когорты из племен вангионов и неметов, сумел наголову разгромить хаттов. Хатты запросили мира, отправив в Рим послов и заложников. Публию Помпонию были дарованы триумфальные знаки отличия, но развить успех и покорить хаттов ему не дали, и Публий Помпоний, показавший задатки талантливого полководца, стал известен потомкам больше как выдающийся поэт, чем как выдающийся полководец (известно, что Плиний Старший посвятил Публию Помпонию две книги, но они утрачены, как и сочинения самого Публия Помпония Секунда).

В том же 50 году началась междоусобица в племени свебов, жившем восточнее хаттов. Этим племенем правил царь Ванний, дружественный Риму, потому что утвердиться ему помог еще Друз Младший, сын императора Тиберия. По словам Тацита, Ванний, «вследствие долговременной привычки к владычеству, впал в надменность», и против него восстали сыновья его сестры Вангион и Сидон, которых поддержал царь гермундуров Вибилий. Как давний союзник Ванний обратился в Рим за помощью, но, видимо, по тем же причинам, что и ранее, «несмотря на неоднократные просьбы Ванния о поддержке, Клавдий не вмешался силой оружия в усобицы варваров». Ваннию было обещано убежище в том случае, если он будет изгнан, но не более. Палпеллию Гистру, наместнику Паннонии, куда мог бежать Ванний, Клавдий приказал выставить к границе вдоль Дуная легион и вспомогательные войска «для оказания помощи побежденным и устрашения победителей, если, подстрекаемые удачей, они попытаются нарушить мир», однако вмешиваться в междоусобицу запретил. Не получивший помощи Ванний в сражении был разбит, а его владения разделили Вангион и Сидон, которые, правда, вынуждены были соблюдать мир с римлянами. Римский флот на Дунае помог Ваннию и его сторонникам переправиться на другой берег Дуная в Паннонию, где им были выделены земли для поселения.

8. ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА КЛАВДИЯ

Так как основные силы римской армии были заняты завоеванием Британии и удержанием Германии, Клавдий уделял большое внимание поддержанию мира на востоке империи — предотвращению возможных войн с Парфией и восстаний местных вассалов Рима, а такая возможность была весьма реальной. Большой проблемой на востоке империи были столкновения между иудейским и греческим населением, особенно в Александрии, вызванные прежними непродуманными указами Калигулы. Конфликт грозил перерасти в гражданскую войну, и Клавдий был вынужден обратиться со специальным посланием к александрийцам, потребовав прекратить взаимоистребление.

Текст этого послания сохранился и показывает, что Клавдий был весьма опытным и мудрым правителем. Понимая, что поддержка любой из сторон вызовет яростный протест другой стороны, Клавдий остановил дальнейшее кровопролитие такими словами: «А относительно беспорядков и восстания, а вернее, если правду сказать, войны с иудеями, то я, несмотря на усердие, проявленное в споре вашими послами, особенно Дионисием, сыном Теона, не пожелал, однако, тщательно расследовать, какая сторона виновна, храня в себе неугасимый гнев против тех, кто снова начнет. И вот заявляю прямо, что если вы не прекратите этого губительного и упорного гнева друг против друга, то я буду вынужден показать, что представляет собой милосердный правитель, обратившийся к справедливому гневу».

Это «увещевание» Клавдия вынудило и александрийских греков, и иудеев на несколько лет унять свои свары.

В том же послании Клавдий показал, что не одобряет чрезмерной лести. Благосклонно решив некоторые важные для александрийцев вопросы, он отверг попытки александрийцев объявить его богом и, разрешив установить статуи в свою честь, указал им: «Учреждение же верховного жреца для меня и строительство храмов запрещаю, не желая вести себя вызывающе по отношению к современникам, и считаю, что жертвоприношения и другие обряды одним только богам воздаются во все времена».

Иудее Клавдий вернул самостоятельность, назначив царем всех иудейских земель Агриппу Первого, немало помогшего ему самому утвердиться на престоле. К владениям, пожалованным ранее Агриппе Первому Калигулой, Клавдий добавил Самарию и ряд других владений. Это не было предоставлением независимости, и Агриппа во всем зависел от Рима. Просто местный правитель мог более эффективно управлять теми землями и обеспечивать своевременное поступление налогов. Видимо, по этой же причине Клавдий вновь вернул престол Каммагены царю Антиоху, сначала возвращенный тому, а потом отобранный Калигулой.

Иудея и впредь доставляла Риму много хлопот, но тамошние наместники Клавдия зорко смотрели за тем, чтобы никто не мог там серьезно угрожать власти Рима. Когда обласканный Калигулой и Клавдием Агриппа Первый начал укреплять крепостные стены Иерусалима, получивший донесение об этом Клавдий отдал приказ о прекращении строительства. В 43 году Агриппа, не уведомив римского легата Сирии, попытался собрать в Тивериаде правителей зависимых от Рима государств Востока: своего брата Ирода Халкидского, Полемона — царя Понта, Сампсигиерама — царя Эмесы, Антиоха — царя Коммагены, Котиса — царя Малой Армении. Объединенные войска этих царств представляли внушительную силу, а поддержанные Парфией и вовсе могли бы свергнуть в своих землях римское владычество. Однако лично явившийся в Тивериаду легат Сирии Вибий Марс, опасаясь тайного союза против Рима, потребовал от собравшихся царей немедленно разъехаться, сорвав их встречу. Вскоре после этого в 44 году Агриппа Первый скоропостижно скончался, что наводит на мысль о его отравлении. Интриги Агриппы не были забыты Клавдием, и сын умершего — Агриппа Второй — не смог унаследовать все владения отца. Большая часть владений Агриппы Первого, в том числе Иерусалим, вошла в состав новой римской провинции Иудея, которой стала управлять римская провинциальная администрация, причем все было сделано под весьма благовидным предлогом. Как сообщает Иосиф Флавий, сын Агриппы Первого находился в это время в Риме, воспитываясь при дворе Клавдия, и «Клавдий сперва немедленно хотел послать молодого Агриппу на место его отца и вместе с тем собрался возобновить с ним клятвенный союз. Однако от этого удержали его пользовавшиеся огромным влиянием вольноотпущенники и приближенные, указывавшие на то, что было бы рискованно поручать юноше, едва вышедшему из детского возраста, управление таким обширным царством, с которым ему невозможно будет справиться и которое для взрослого человека представляло бы значительные затруднения. Император вполне признал правильность их доводов. Поэтому он отправил в качестве наместника над Иудеей и всеми владениями Агриппы Куспия Фада…» Несмотря на высказанное обещание вернуть Агриппе Второму, с достижением им зрелого возраста, все наследственные владения, это не было сделано. В 49 году Агриппа Второй вернулся на родину, но получил обратно лишь небольшую часть былого царства. Он правил до 93 года, пережив и Клавдия, и многих других императоров — Нерона, Гальбу, Отона, Веспасиана, Тита, однако не только не смог восстановить Иудейское царство в прежних границах, но и стал последним иудейским царем. Когда в 93 году Агриппа Второй умер, история иудейской государственности прервалась почти на две тысячи лет.

Парфия в это время была занята междоусобной войной между двумя своими правителями — Варданом Первым и Готарзом Вторым. В 47 году Вардан Первый был убит на охоте и всю полноту власти захватил Готарз. Знатные парфяне, поддерживавшие Вардана, вынуждены были бежать. В 48 году они направили к Клавдию посольство с просьбой отпустить на родину проживавшего в Риме Мехердата, сына умершего в 12 году парфянского царя Вонона, который мог претендовать на трон. Выслушав на заседании римского сената просьбу парфянских послов, Клавдий торжественно дал разрешение на отъезд присутствовавшему на заседании Мехердату и обратился к нему с напутственной речью, а легату Сирии Гаю Кассию отдал приказ сопровождать Мехердата с войсками до реки Евфрат. В том же 48 году Мехердат переправился через Евфрат и был поддержан частью парфянской знати. Сначала Мехердату удалось достичь некоторых успехов, но в состоявшейся в 49 году битве он был разгромлен Готарзом и взят в плен, после чего ему отрезали уши, лишив, таким образом, возможности претендовать в дальнейшем на парфянский трон. Поражение римского ставленника Мехердата подорвало престиж Рима на Востоке.

После этого союзник римлян иберийский царь Фарасман решил свергнуть другого римского союзника — царя Армении Митридата (своего родного брата), поставив на его место своего сына Радамиста. Когда войска Радамиста внезапно вторглись в Армению, Митридат укрылся с семьей в крепости Горнея, где стоял римский гарнизон. Радамист сумел подкупить командовавшего римским гарнизоном префекта Целлия Поллиона, и тот, несмотря на протесты других римских военачальников, ушел из крепости, уговорив Митридата сдаться на милость победителя. Однако после пленения Митридат и его семья были истреблены. Предательство Целлия Поллиона еще более усугубил прокуратор Каппадокии Юлий Пелигн, который после всего случившегося согласился короновать Радамиста и объявил его царем Армении. Престиж Рима был полностью дискредитирован. Действия Радамиста вызвали возмущение многих проримски настроенных армян. Этим попытался воспользоваться пришедший в 51 году к власти в Парфии царь Вологез Первый. Назначив царем Армении своего младшего брата Тиридата, он вторгся в Армению и в 52 году изгнал оттуда Радамиста. Жители нескольких городов успели присягнуть Тиридату, но зимние холода и недостаток продовольствия заставили того отступить, и страну вновь захватил Радамист, однако его правление вызвало восстание армян, выгнавших его в 54 году с помощью парфян из Армении, и на этот раз окончательно.

Вышеперечисленные события, особенно претензии Парфии на Армению, вызвали серьезную обеспокоенность в Риме и в 54 году привели к началу конфликта с Парфией, а затем и к войне, однако это случилось уже после смерти Клавдия, при Клавдии же на восточной границе собственно римских имперских владений соблюдался мир.

9. НЕИТАЛИЙЦЫ ДОПУСКАЮТСЯ В СЕНАТ. МНЕНИЕ КЛАВДИЯ О ФОРМИРОВАНИИ НАЦИИ. ОТНОШЕНИЕ КЛАВДИЯ К ЧУЖЕЗЕМНЫМ ОБЫЧАЯМ И ВЕРОВАНИЯМ. ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ КЛАВДИЯ ВОЗРОДИТЬ ДРЕВНИЕ ОБЫЧАИ

Клавдий в своей политике опирался не только на армию, но и на провинциальную знать. Для этого он щедро раздавал права провинциалам. При нем впервые в истории Рима неиталийцы (галлы из племени эдуев) были допущены в сенат. Нарбонская Галлия, где они проживали, стала к этому времени одной из богатейших и процветающих провинций. Когда сенаторы пробовали возражать, ссылаясь на то, что галлы когда-то воевали против Рима, Клавдий выступил перед ними с яркой речью, опровергшей доводы противников. «Мои предки, — сказал император, — происходят из Сабина, предки божественного Юлия вышли из Альбы, Корункарии (знатный римский род) — из Камерия… Италия расширилась от моря до Альп, впитала в себя самые различные народности, и это создало ее славу и величие».

Вместе с тем, лицам иноземного происхождения Клавдий запретил принимать римские имена, а тех, кто незаконно выдавал себя за римского гражданина, приказал казнить через отсечение головы. Клавдия чрезвычайно заботило распространение в Риме чужеродных религиозных обрядов, и он активно с ними боролся. Как пишет о Клавдии Светоний Транквилл, «богослужение галльских друидов, нечеловечески ужасное и запрещенное еще при Августе, он уничтожил совершенно», а «иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он изгнал из Рима». (Что до иудеев, то изгнаны были, видимо, ортодоксальные сектанты. В целом же Клавдий иудейское вероисповедание не преследовал, и иудейская община в Риме процветала. Что же касается слов «волнуемых Хрестом», то тут может быть как первое упоминание о гонениях на христиан, которых тогда рассматривали как одну из ортодоксальных иудейских сект, так и последователей какого-то конкретного человека по имени Хрест — имени, весьма распространенного тогда среди римских рабов.)

Клавдий всеми силами старался возродить древние римские верования, возрождал забытые обряды, восстанавливал обветшавшие храмы. Так, Светоний Транквилл упоминает, что по его предложению сенат из средств римской государственной казны восстановил обветшавший сицилийский храм Венеры Эрикийской и что при заключении договоров с царями Клавдий произносил «древний приговор фециалов». По распоряжению Клавдия были предприняты меры для сохранения древнего этрусского искусства гаруспиков — гадателей по внутренностям приносимых в жертву животных. Однако все эти меры, за исключением борьбы с друидами, имели лишь временный эффект — нельзя было восстановить древнюю римскую веру, когда римский народ уже успел разделиться на адептов множества самых разных религий. Несмотря на усилия Клавдия, через полтора-два десятилетия после его смерти искусство гаруспиков все же было забыто, постепенно все меньше римлян поклонялись своим древним богам, становясь приверженцами различных иноземных, прежде всего азиатских и египетских, культов.

Несмотря на многие успехи, Клавдий продолжал слыть чудаком. Его далеко не атлетическое тело и смешная походка не вызывали уважения. Многие его поступки казались странными, и над ним частенько пытались подшучивать, а за глаза и злословили в его адрес.

10. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ИМПЕРАТОРА КЛАВДИЯ. КЛАВДИЙ И МЕССАЛИНА. ПАДЕНИЕ И ГИБЕЛЬ ВАЛЕРИИ МЕССАЛИНЫ. РАЗВРАТНИЦА ИЛИ ЖЕРТВА ПРИДВОРНОЙ ИНТРИГИ?

Несмотря на некоторые физические недостатки Клавдия, «к женщинам страсть он питал безмерную, к мужчинам зато вовсе был равнодушен», однако семейная жизнь Клавдия складывалась неудачно. Сначала в юности он был помолвлен с Эмилией Лепидой, правнучкой Октавиана Августа, но помолвка была расторгнута в связи с тем, что ее родители попали в опалу. Затем его невестой была объявлена Ливия Медуллина Камилла, происходившая из древнего и знатного патрицианского рода Камиллов, но она умерла от болезни в тот самый день, на который была назначена свадьба. После этого Клавдий женился на Плавтии Ургуланилле, дочери полководца Плавтия Сильвана, но развелся с ней из-за ее развратного поведения. От Ургуланиллы у Клавдия был сын Друз и дочь Клавдия. Но Друз умер еще юным, от того что, играясь, ловил грушу ртом и подавился, а свою дочь от Ургуланиллы Клавдий не признал, и о ней почти ничего неизвестно. После этого Клавдий женился на Элии Петине, дочери консуляра, но не сошелся с ней из-за мелких ссор и тоже развелся. Элия Петина родила ему дочь — Антонию. В 39 году Клавдий вновь вступает в брак. Его третьей женой стала Валерия Мессалина, римлянка из знатного рода, правнучка Октавиана Августа. Валерия Мессалина была на тридцать пять лет младше Клавдия.

Императрица Мессалина

Через год с небольшим Клавдий стал императором, а Мессалина императрицей. В момент прихода Клавдия к власти Мессалина была беременна, и первенец Клавдия и Мессалины, которого назвали сначала Германиком, а затем, в связи с успехами Клавдия в Британии, нарекли Британником, родился через двадцать дней после того, как Клавдий стал императором. Еще через год Мессалина родила Клавдию дочь — Октавию. Античные авторы пишут, что Клавдий полностью попал под ее влияние, но надо сказать, что это было не совсем так, и хотя Мессалина действительно пользовалась большим расположением супруга, ей не был предоставлен титул Августы, как это будет сделано в дальнейшем для сменившей ее Агриппины Младшей. То, что Мессалина, прожив более восьми лет с Клавдием, так и не получила титула Августы, позволяет усомниться в том, что Клавдий всегда шел у нее на поводу, их отношения представляются гораздо более сложными.

По словам Корнелия Тацита, будучи гораздо моложе своего супруга, Мессалина вскоре не только перестала соблюдать ему верность, но и стала явно злоупотреблять терпением Клавдия. Она неоднократно изменяла ему, и долгое время Клавдий старался этого не замечать, однако в 48 году, когда она разыграла спектакль, сочетавшись браком со своим очередным любовником (Гаем Силием), развязка оказалась трагической. То, что это было не бракосочетание, а спектакль, подтверждает Светоний Транквилл, который пишет, что в этой церемонии участвовал и сам Клавдий, которого якобы разыграли и обманули. До этого времени ее любовниками были люди незначительные, не имевшие возможности претендовать на престол. Теперь же ее любовник (Гай Силий) был не только молод, но и происходил из знатного рода. В 48 году Мессалина добилась назначения Гая Силия консулом на следующий год. Это встревожило окружение Клавдия.

Возможно, что Мессалина и не желала свергать своего мужа, а просто продвигала своего любовника, рассчитывая, что слабое здоровье и возраст мужа скоро избавят ее от него. Как пишет Корнелий Тацит о Гае Силии и Мессалине, «Мессалина не украдкою, а в сопровождении многих открыто посещала его дом, повсюду следовала за ним по пятам, щедро наделяла его деньгами и почестями, и у ее любовника, словно верховная власть уже перешла в его руки, можно было увидеть рабов принцепса, его вольноотпущенников и утварь из его дома». Надо сказать, что вряд ли Гай Силий и Мессалина действовали бы подобным образом, если бы действительно затевали переворот. Тем не менее, приближенные Клавдия, боявшиеся потерять свои доходные места, да вообще опасавшиеся Мессалины, женщины властной и решительной, которой нельзя было так же легко управлять, как податливым Клавдием, решили убедить его в том, что Мессалина готовит его свержение.

Во главе интриги против Мессалины стояли ближайшие вольноотпущенники Клавдия: Каллист, Нарцисс и Паллант. Понимая, что при встрече с Клавдием Мессалина сумеет склонить его на свою сторону, они поступили более хитро и начали действовать тогда, когда Клавдий отбыл по делам в Остию — строившийся по его распоряжению порт в 25 километрах от Рима, а Мессалина осталась в Риме. Главную роль сыграл Нарцисс. По словам Тацита, «он склонил двух наложниц Клавдия, которым тот оказывал предпочтение, донести принцепсу обо всем происшедшем, воздействуя на них щедротами, посулами и указывая на то, что после того, как Клавдий оставит жену, их влияние возрастет». После этого Нарцисс созвал наиболее влиятельных из приближенных Клавдия, и они, подтвердив достоверность известия, начали «наперебой советовать Клавдию отправиться в преторианский лагерь и, позаботившись прежде о безопасности, а затем о мщении, обеспечить себе поддержку когорт». Клавдий пребывал в растерянности.

В это время пировавшая во дворце вместе с Гаем Силием Мессалина, у которой тоже, видимо, были верные ей люди, была извещена о затеянной против нее интриге. Она удалилась в одну из своих резиденций, так называемые сады Лукулла в северной части Рима, а Гай Силий невозмутимо отправился в сенат исполнять свои обязанности консула-суффекта. Но окружение Клавдия, даже не получив от него команды, действовало решительно. В Риме начались аресты тех, кто составлял компанию на пирушках Гая Силия и Мессалины. Видя нависшую над собой опасность, Мессалина упросила старейшую из весталок, Вибидию, добиться беседы с Клавдием и склонить его к снисходительности, а сама с тремя провожатыми (все остальные слуги в страхе покинули ее), пройдя пешком через весь город, добыла телегу и с теми же тремя провожатыми, «так мало осталось у нее приближенных», в простой телеге попыталась выехать в Остию.

Не допустить к Клавдию весталку было совершенно невозможно, и Вибидия «горячо и настойчиво» требовала, чтобы Клавдий «не обрек на гибель супругу, не выслушав ее объяснений». За Клавдия ответил Нарцисс, заявив весталке, «что принцепс непременно выслушает жену и она будет иметь возможность очиститься от возводимого на нее обвинения; а пока пусть благочестивая дева возвращается к отправлению священнодействий». Вибидии не оставалось ничего другого, как удалиться.

Мессалине удалось добраться к ставке Клавдия. Не так давно, во время британского триумфа, Мессалина следовала за проезжавшим по рукоплещущим улицам Рима в триумфальной квадриге Клавдием на двуколке, в то время как все сенаторы в парадных тогах следовали за ними пешком, а теперь лишь об одном она просила — выслушать ее, мать двоих детей Клавдия, но ей не позволили переговорить с мужем, а Клавдию, чтобы он не надумал встретиться с ней, подсунули памятную записку С перечислением ее любовных связей. Не добившись встречи с Клавдием, Мессалина вернулась в Лукулловы сады.

Мессалина. Камея

Клавдий и его двор также возвратились в Рим, причем возглавивший свержение Мессалины Нарцисс, опасаясь, как бы по дороге из Остии в Рим находившиеся при Клавдии сенаторы Луций Вителлий и Цецина Ларг не изменили его настроения, сумел усесться в одну повозку с Клавдием, сопровождая его до самого Рима. Мессалина послала слугу распорядиться, чтобы ее дети, Британник и Октавия, поспешили к отцу и ждали его при въезде в Рим, но тем не дали этого сделать. Нарцисс, которому, видимо, докладывали о каждом шаге Мессалины, приказал удалить детей Мессалины, чтобы они не попались на глаза Клавдию.

По приезде Клавдия в Рим в лагере преторианской гвардии начались расправы над обвиненными в заговоре.

Разбирательство было недолгим. Гай Силий не пытался ни оправдываться, ни оттянуть вынесение приговора, а лишь попросил, чтобы ему ускорили смерть. Видимо, он слишком хорошо понимал, что объяснить что-либо ему не дадут. О том, что окружение Клавдия было заинтересовано именно в расправе, а не в расследовании дела в суде, мы можем судить по тому, что когда приставленный Гаем Силием к Мессалине в качестве стража Титий Прокуд предложил дать показания, его казнили, не выслушав. Поспешно и без особого разбирательства были казнены почти все другие лица, близкие к Гаю Силию и Мессалине.

Мессалина, третья жена императора Клавдия, со своими детьми Британником и Октавией, а также дочерью Клавдия от предыдущего брака Антонией

Как уже говорилось выше, окружавшие Клавдия временщики часто злоупотребляли властью, и многие знатные римляне поплатились жизнью, став жертвами доносов и обвинений. Мягкий с виду Клавдий редко проявлял милосердие. Скорее всего, чистки затрагивали лишь верхние слои римского общества: о каких бы то ни было репрессиях при Клавдии против простых римлян ничего неизвестно, но представителям римской знати было от чего пребывать в страхе. Достаточно сказать, что при Клавдии было казнено тридцать пять сенаторов и более трехсот человек из сословия всадников. Мало кто мог чувствовать себя в полной безопасности. В свое время Калигула, уличив в заговоре свою сестру Юлию Ливиллу, всего лишь сослал ее в ссылку. При Клавдии (в 45 году)

Юлию вновь обвинили в заговоре, и на это раз она была казнена. Неизвестно, были ли эти обвинения на чем-то основаны, или 27-летняя Юлия Ливилла пострадала из-за амбиций своего мужа, необдуманно попытавшегося претендовать на престол после смерти Калигулы, но Клавдий не пощадил свою племянницу. По аналогичным обвинениям, только двумя годами ранее, в 43 году казнили при Клавдии и еще одну Юлию из семейства Юлиев-Клавдиев — дочь Друза Младшего, внучку императора Тиберия.

Клавдию было не впервой расправляться с родственницами. Но тут был несколько иной случай. Валерию Мессалину он все же любил, и встреться она опять с Клавдием, она имела бы шанс оправдаться. Допустить такое люди, затеявшие это дело, не могли — ведь останься Мессалина императрицей, гнев Клавдия вскоре обратился бы против них самих.

Начальник преторианской гвардии Лузий Гета не желал расправы над Мессалиной, но Нарциссу удалось убедить Клавдия в целях безопасности поручить ему, Нарциссу, на один день командование преторианской гвардией, и после того, как это было сделано, Нарцисс, видя, что Клавдий пребывает в нерешительности, и боясь, что встреча с женой может изменить его настроение, без приказа на то Клавдия дал команду преторианцам убить Мессалину, а чтобы удостовериться в исполнении приказа, послал с преторианцами своего вольноотпущенника Эвода. Прибыв в Лукулловы сады, вольноотпущенник осыпал Мессалину площадной бранью, пытаясь побудить ее покончить с собой, но она медлила, и прибывший вместе с вольноотпущенником центурион пронзил Мессалину мечом. В момент гибели Валерии Мессалине было всего двадцать пять лет.

Обстоятельства расправы с Мессалиной дают серьезные основания полагать, что она пала жертвой тщательно спланированного заговора, к которому придворных побудили не любовные увлечения Мессалины и опасения за Клавдия, а желание сохранить свое собственное влияние на Клавдия, дававшее возможность обогащаться за счет близости к власти.

В дальнейшем Валерию Мессалину описывали как одну из самых развратных женщин Рима, но скорее всего, что наряду с имевшими место прегрешениями, многое ей было и приписано в угоду ее преемнице Агриппине Младшей, которой смерть Мессалины расчистила дорогу к власти и которая была заинтересована в том, чтобы Клавдий думал о своей прежней жене как можно хуже. В то же время нельзя не заметить, что основные успехи Клавдия — присоединение к Риму Мавретании, Фракии, Ликии и Памфилии, завоевание южной части Англии, начало строительства нового порта в Остии, большая часть работ по строительству «водопровода Клавдия» — были достигнуты именно в тот период его правления, когда его женой была Валерия Мессалина.

11. БОРЬБА ПРИДВОРНЫХ ЗА ВЛИЯНИЕ. НОВОЙ ИМПЕРАТРИЦЕЙ СТАНОВИТСЯ АГРИППИНА МЛАДШАЯ. ВОЗВЫШЕНИЕ АГРИППИНЫ И ПАЛЛАНТА. КЛАВДИЙ УСЫНОВЛЯЕТ СЫНА АГРИППИНЫ НЕРОНА И ЖЕНИТ ЕГО НА СВОЕЙ ДОЧЕРИ ОКТАВИИ. БОРЬБА АГРИППИНЫ С НАРЦИССОМ. НАРЦИСС ТЕРЯЕТ ВЛИЯНИЕ

После казни Мессалины Клавдий склонялся то к тому, чтобы вновь взять себе в жены Элию Петину (которую поддерживал Нарцисс), то к тому, чтобы жениться на бывшей жене Калигулы, дочери консула Марка Лоллия — Лоллии Павлине (которую поддерживал Каллист). В конце концов он женился на своей родственнице Агриппине (Агриппине Младшей), которую поддерживал Паллант. Она была дочерью его старшего брата Германика, однако сенат поддержал этот брак, мотивировав это высшими интересами государства.

Не сумев навязать Клавдию выгодную для самого себя кандидатуру императрицы, Нарцисс мог вскоре только сожалеть о свержении Мессалины.

Став в 49 году императрицей, Агриппина, будучи женщиной не только красивой, но и властной, подмяла под себя мягкого по характеру Клавдия. Почти сразу после свадьбы Клавдий удостаивает Агриппину Младшую титула Августы, который ни разу не давался до этого ни одной из жен императоров с того времени, когда такой титул ввел для своей жены Ливии император Октавиан Август. Изображения Агриппины Младшей начали чеканить на монетах Рима и провинций, причем иногда не только вместе с изображениями самого Клавдия, но и без него. Влияние Агриппины значительно превысило то влияние, которым пользовалась Мессалина. Уже в 50 году главный город германского племени убиев на Рейне, где она родилась, когда ее отец командовал римскими войсками в Германии, был переименован в Колонию Агриппины (и именно от слова «колония» пошло нынешнее название этого города — Кельн). Всех своих возможных соперниц Агриппина постаралась побыстрее оттеснить от императорского двора, причем добилась от Клавдия того, что основная ее соперница — Лоллия Павлина — была осуждена на изгнание и конфискацию имущества. Как пишет Тацит, «изгнаннице было оставлено из ее несметных богатств всего пять миллионов сестерциев». Но даже лишение соперницы большей части имущества и ее изгнание не удовлетворило мстительную и беспощадную Агриппину, и к Лоллии был отправлен трибун, дабы принудить ее к самоубийству.

Надо сказать, что став женой 59-летнего Клавдия, 34-летняя Агриппина Младшая отнюдь не блюла верности, и скоро весь двор знал, что ее любовником стал Паллант. Однако положение Палланта от этого лишь упрочилось. Так, по предложению Клавдия сенат принял постановление о наказании женщин в случае их брачного сожительства с рабами, предусматривающее, что, если это делалось без ведома владельца раба, то женщина становится рабыней, а если с ведома, то вольноотпущенницей. После того, как сенат одобрил этот закон, Клавдий объявил, что автором законопроекта является Паллант. Тут же сенатор Сервилий Барея Соран, избранный консулом на следующий год, предложил даровать Палланту преторские знаки отличия и пятнадцать миллионов сестерциев, а сенатор Корнелий Сципион предложил добавить к этому для Палланта еще и «благодарность государства, ибо, происходя от царей Аркадии, он ради общественной пользы пренебрег своей восходящей к глубокой древности знатностью и удовлетворяется положением одного из помощников принцепса. Клавдий же подтвердил, что, довольствуясь почестями, Паллант по-прежнему беден. И вот, начертанный на медной доске, был вывешен сенатский указ, в котором вольноотпущенник, обладатель трехсот миллионов сестерциев, превозносился восхвалениями за старинную неприхотливость и довольство малым».

Статуя императора Клавдия в образе Юпитера. Мрамор. 41–54 гг.

Детей от Клавдия у Агриппины Младшей не было, но она добилась того, что в начале 50 года Клавдий усыновил ее сына Луция Домиция Агенобарба, которого после этого стали именовать сначала Тиберий Клавдий Нерон, а затем Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь. С этого времени началось неуклонное продвижение к власти Нерона, который стал оттеснять родного сына Клавдия — Британника. В 51 году, на данном Клавдием народу Рима цирковом представлении, Нерон предстал в одеянии триумфатора, а Британник в детской одежде — претексте, чем подчеркивалось главенство Нерона. Вскоре, по словам Корнелия Тацита, «были удалены из преторианских когорт, частью на основании вымышленных причин, частью под почетным предлогом повышения в должности, те из центурионов и военных трибунов, которые скорбели об уготованном Британнику жребии; были изгнаны из дворца и сохранявшие верность Британнику вольноотпущенники».

Из тех, кто как-то сдерживал Агриппину, дольше всех сохранял свое влияние Нарцисс. Но Агриппина сумела ослабить и его. Одним из наиболее амбициозных проектов Клавдия была попытка осушить болота в районе Фуцинского озера, в 150 километрах от Рима. (Идея эта была вполне разумна, и в 1865 году это озеро, именовавшееся к тому времени Лаго ди Челано, таки осушили. Именно поэтому Фуцинского озера нет на современных картах Италии.) По замыслу Клавдия и его советников, осушение озера значительно улучшило бы климат той местности и позволило бы собирать там лучшие урожаи, что окупило бы затраты. Работы начались сразу же после прихода Клавдия к власти и велись 11 лет. По словам Светония Транквилла, «местами перекопав, местами просверлив гору, он соорудил водосток в три мили длиной…». Сооружение было по тем временам невиданное, особенно учитывая тогдашние трудности с освещением тоннеля, вентиляцией и т. д. В 52 году строительство подошло к концу, и, как пишет Корнелий Тацит, для того, «чтобы возможно большее число зрителей могло увидеть это великолепное сооружение, на озере устраивают навмахию, подобно тому, как, соорудив водоем за Тибром, такую же битву, на более легких и менее многочисленных кораблях, показал некогда Август. Клавдий снарядил триремы и квадриремы, посадив на них девятнадцать тысяч человек; у берегов озера со всех сторон были расставлены плоты, чтобы сражающимся некуда было бежать, но внутри этого ограждения оставалось довольно простора для усилий гребцов, для искусства кормчих, для нападения кораблей друг на друга и для всего прочего, без чего не обходятся морские бои. На плотах стояли манипулы преторианских когорт и подразделения конницы, на них же были возведены выдвинутые вперед укрепления с готовыми к действию катапультами и баллистами, тогда как остальную часть озера стерегли моряки на палубных кораблях. Берега, холмы, вершины окрестных гор заполнили, как в амфитеатре, несметные толпы зрителей, привлеченных из ближних городов и даже из Рима жаждою к зрелищам, тогда как иных привело сюда стремление угодить принцепсу. Сам он в роскошном плаще и невдалеке от него Агриппина в вытканной из золотых нитей хламиде занимали первые места. И хотя сражение шло между приговоренными к смерти преступниками, они бились как доблестные мужи, а после длительного кровопролития оставшимся в живых была сохранена жизнь».

Агриппина Младшая. Мрамор. Начало I в.

По окончании зрелища плотину разобрали, чтобы пустить воду в тоннель, «и тут стала очевидной непригодность канала, подведенного к озеру выше уровня его дна». Торжественное открытие канала пришлось отложить. После того как его срочно углубили, чтобы снова привлечь народ, на озере соорудили помост для пешего боя и дали гладиаторские игры, хотя, конечно же, это не могло идти ни в какое сравнение с прежним морским боем. А затем случилось непредвиденное. «Возле места, где озеру предстояло устремиться в канал, было устроено пиршество, участников которого охватило смятение, когда хлынувшая с огромною силой вода стала уносить все попадавшееся на ее пути, сотрясая и находившееся поодаль, сея ужас поднятым ревом и грохотом». Воспользовавшись испугом Клавдия, Агриппина принялась обвинять ведавшего работами Нарцисса в алчности и хищениях. Тому не оставалось ничего другого, как молчать или в ответ упрекать Агриппину в необузданности и высокомерии. Инцидент не привел к отставке Нарцисса, но Нарцисс понял, что проигрывает борьбу за власть. В тесном кругу друзей Нарцисс признался, что достанется ли власть Нерону или Британнику, он, Нарцисс, в любом случае обречен, Британник не простит ему гибели своей матери, а Нерон — обид своей. Нарцисс понимал, что жив теперь лишь до тех пор, пока жив Клавдий. Некоторое время Нарцисс все еще пытался противостоять Агриппине, но с каждым месяцем вынужден был все больше уступать, а возможности Агриппины росли.

В 53 году Клавдий выдал за Нерона свою дочь Октавию. Несмотря на то, что Октавии было в ту пору всего двенадцать лет и она была до этого обручена со знатным юношей Луцием Юнием Силаном, Агриппина Младшая настояла на таком браке, служившем верным средством возвышения ее сына. Еще ранее Луция Юния Силана заставили отказаться от помолвки, а затем принудили к самоубийству.

В 54 году Агриппина еще более усилила свои позиции — вольноотпущенник Нарцисс, возглавлявший императорскую канцелярию и пытавшийся ей противодействовать, под гнетом тяжких проблем «занемог и для восстановления сил мягкой погодой и целебными водами отправился в Синуессу».

12. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ИМПЕРАТОРА КЛАВДИЯ И ЕГО СМЕРТЬ. СУДЬБА ДЕТЕЙ И СУДЬБА ТРУДОВ КЛАВДИЯ. ИМПЕРАТОР КЛАВДИЙ ПОТОМКАМ

Власть Агриппины стала почти безраздельной. До этого в стране было два официальных наследника престола, Нерон и Британник, но теперь Агриппина убеждает Клавдия сделать выбор в пользу Нерона.

Нельзя исключать того, что старый и не слишком здоровый Клавдий назначил главным своим преемником Нерона, просто полагая, что не достигший совершеннолетия Британник не сможет удержать власть, и вариант, когда Британник становился соправителем своего брата (Нерон был усыновлен Клавдием), опекаемого влиятельной и умной Агриппиной, представлялся Клавдию более безопасным и надежным. Однако после смерти Клавдия по Риму ходили слухи, что к концу жизни Клавдий стал высказывать сожаление о браке с Агриппиной и усыновлении Нерона и склонялся к тому, чтобы развестись и назначить своим наследником Британника.

Возможно, это было так, возможно, нет, но как бы там ни было, 12 октября 54 года Клавдий, поев грибов, внезапно почувствовал себя плохо и, промучавшись несколько часов, скончался. Теоретически нельзя исключить того, что Клавдий мог умереть от прободения язвы или от какой-либо иной естественной причины, более того, поспешность заключения брака Нерона и Октавии могла быть вызвана как раз тем, что Клавдий чувствовал приближение кончины и старался этим браком обеспечить будущее дочери и своего слишком юного для наследования власти сына, но ни у кого из римлян не было сомнений в том, что император был отравлен.

Большинство современников считало, что его отравила Агриппина, чтобы обеспечить власть своему сыну Нерону. Клавдий умер 13 октября 54 года на шестьдесят четвертом году жизни и четырнадцатом году власти. Его смерть некоторое время скрывали, пока не обеспечили все для передачи власти его преемнику — Нерону.

Похоронен Клавдий был торжественно, со всеми необходимыми почестями и после смерти, согласно сложившейся традиции, обожествлен. Однако завещание Клавдия оглашено не было, что позволяет предполагать, что оно не устраивало Нерона и Агриппину. Пришедший к власти Нерон был вынужден для приличия выступить перед сенатом с похвальной речью усопшему. Однако вскоре его главный советник Луций Анней Сенека, безусловно с одобрения самого Нерона, пишет язвительный памфлет «Отыквление божественного Клавдия», где рассказывает, как Клавдий, вознесшись на небеса, потерял свою божественность и стал тыквой, а затем уже не богом, а тыквой был вынужден отправиться с небес в ад, где стал объектом вечных насмешек. Памфлет получил широкое хождение среди римской знати и, в отличие от фундаментальных исторических работ императора Клавдия, сохранился до наших дней. Трудно определить действительные причины, по которым Нерон так недолюбливал своего приемного отца, но он не только вдохновил написание на него злобной сатиры, но и отменил впоследствии постановление о его обожествлении. Все дети Клавдия погибли в период правления Нерона — сын Клавдия Британник был отравлен, а обе дочери Клавдия — Октавия и Антония — казнены. Книги Клавдия, скорее всего, также были уничтожены именно в этот период (у последующих римских историков нет ссылок на работы Клавдия). Однако при пришедшем к власти в 69 году императоре Веспасиане Клавдий вновь был обожествлен и подлежал почитанию.

Из написанного и сказанного Клавдием сохранилось совсем немного, но, глядя, как в XX–XXI веках объединяется Европа, невольно вспоминаешь слова императора Клавдия: «Пусть же связанные с нами общностью нравов, сходством жизненных правил, родством они лучше принесут к нам свое золото и богатство, чем владеют ими раздельно от нас! Все, отцы сенаторы, что теперь почитается очень старым, было когда-то новым; магистраты-плебеи появились после магистратов-патрициев, магистраты-латиняне — после магистратов-плебеев, магистраты из всех прочих народов Италии — после магистратов-латинян. Устареет и это, и то, что мы сегодня подкрепляем примерами, также когда-нибудь станет примером».