В среду мать взяла Ариэля проведать отца, в лекарню, которая представляла собой увитое плющом здание, с широкими окнами и просторным входом.
Они зашли в лекарню и поднялись на четвертый этаж, где располагалась отцовская палата. Перед входом в палату сидел эльф в тоге защитного цвета. Ариэль заметил, как при виде появившихся в коридоре посетителей эльф напрягся, но тут же — вероятно, увидев, что это эльфийка с ребенком, к тому же родственники больного, — расслабился.
Ариэль с матерью прошли в палату, и Ариэль увидел отца. То есть сначала Ариэль даже не понял, что в палате находится его отец: неизвестный инвалид лежал на боку, весь перебинтованный. Точнее, перебинтовано было его тело — руки и голова, — тогда как крылья поддерживались специальной конструкцией.
Ариэля, по первому взгляду, больше всего заинтересовала эта конструкция, предназначенная, насколько он понял, для фиксации поломанных крыльев. Конструкция состояла из дощечек и ремешков, бережно охватывавших и скреплявших крылья. Из мест переломов торчали небольшие штифты, с прорезанными в них отверстиями. Продетые сквозь штифты веревочки удерживали конструкцию в целом. На весу конструкция поддерживалась за счет ввинченного в потолок крючка с привязанной к ней веревочной петлей.
Ариэль с матерью приблизились к кровати. Мать всхлипнула и села на стул, тогда как Ариэль остался стоять рядом с кроватью, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
Мать взяла отца за руку — веки больного задрожали, и глаза открылись. Теперь, несмотря на скрывающие больного бинты, Ариэль видел, что перед ним отец. На кровати в лекарне отец выглядел более знакомым, чем в луже крови на полу общественного туалета и в то же время не совсем знакомым.
— Как ты? — спросила мать.
Губы больного задвигались и зашептали:
— Уже лучше.
— Тебя покормить? Я принесла фрукты.
Мать принялась выкладывать принесенные фрукты на тумбочку.
— Потом.
— Хорошо. Скажи, когда захочешь.
— Ариэль…
Мать подтолкнула Ариэля поближе к отцу.
— Ариэль, ты ходил в детский садок?
— Ходил, — ответил мальчик несколько удивленно.
— Тебя никто не обижал?
— Нет, папа, — замотал головой Ариэль, и крылья его от такого бестолкового вопроса затрепетали. — Зловредина хотел отнять у меня волшебные треугольники, но я не позволил. Я дал Зловредине в лоб, а Мюриэль добавила.
— Мюриэль? — зашевелил губами больной.
— Да, мы играли в волшебные треугольники, — повторил мальчик.
Странно, что отец не понимает — наверное, из-за того, что он больной, а был бы здоровый, наверняка понял.
— Мюриэль тоже была в детском садке? — спросил отец, тяжело ворочая губами.
— Да, конечно, — ответил Ариэль и на всякий случай добавил. — Она не заболела.
— А ты… ты больше не применял магии?
Ариэль потупился, но все же пробурчал:
— Не применял.
«Если, конечно, не считать за магию волосы, которые схватили убегающего Зловредину за ноги и подтянули к себе. Но это разве магия?! Так себе магия, если честно. С волос искры почти и не сыпались, так что Зловредина даже не получил ожога. А после того, как волосы подтянули Зловредину поближе и сократились до нормальной длины, началась обыкновенная куча-мала. Она, конечно, неприятна, но назвать кучу-малу магией никак невозможно».
Все это Ариэль мог сказать отцу, но из врожденной скромности промолчал. Тем не менее по волосам мальчика прогулялась голубая искра.
Отец помолчал, потом прошептал:
— Хорошо.
За спинами заскрипела дверь. Ариэль с матерью обернулись и увидели входящего в палату высокого седовласого эльфа.
Мать вскочила со стула:
— Это вы, уважаемый Бонбоэль!
— Рад вас видеть, дорогая Бониэль! Надеюсь, не помешаю? Я ненадолго, проведать и перекинуться парой слов. А это, насколько понимаю, наследник?
Вошедший потрепал мальчика по голове. От неожиданности в волосах у того стрельнуло. Седовласый отдернул руку и засмеялся:
— Теперь вижу, у мальчика в самом деле блистательные магические задатки.
Мать подвинула второй стул, и седовласый присел.
— Как чувствуешь себя, больной? — спросил он.
Отец зашевелил губами:
— Нормально себя чувствую. Не нужно ничего. Выздоровлю и сам разберусь.
— Нет-нет, не нужно самому, — дотронулся до его забинтованной руки седовласый. — Ответка уже кинута.
— Какая?
— Такая, которую нельзя не заметить. В лучших традициях конторы.
Отец замолчал, губы его подрагивали. Неожиданно Ариэль заметил, как бинты, которыми обмотана голова, шевелятся и как бы раздуваются изнутри: это ожили отцовские волосы. Некоторые пряди нащупали проходы между бинтами и поползли наружу, другие пытались разорвать бинты, причем небезуспешно: марля затрещала и полезла нитками. Сейчас же под бинтами заполыхало целое пожарище — бинты начали тлеть, грозя вот-вот вспыхнуть.
— Зуриэль! — вскрикнула мать.
Седовласый схватил с тумбочки бутылку с водой и плеснул отцу на голову. Бинты сразу промокли, вода зашипела.
Седовласый подбежал к двери и высунулся в коридор:
— Персонал, черт вас побери! Сестра!
В палату вбежала сестра в халате, следом за ней несколько лекарей, мгновенно оттеснивших гостей в сторону, затем вообще выставивших в коридор.
Оказавшись в коридоре, мать заплакала, но неслышно, почти незаметно, и сразу промокнула глаза носовым платком.
Седовласый сказал:
— Мне, к сожалению, пора. Ни о чем не волнуйтесь, дорогая Бониэль, все под контролем. Магическое агентство не бросает своих сотрудников в беде. И мужу передайте, чтобы ни о чем не беспокоился и ничего самостоятельно не предпринимал. Эльфы, которые так нехорошо с ним обошлись, будут найдены и примерно наказаны.
— Спасибо вам, уважаемый Бонбоэль.
Седовласый кивнул на прощание и удалился.
Вскоре из палаты начали выходить лекаря. Судя по тому, что они улыбались и обсуждали посторонние темы, ничего страшного с отцом не стряслось.
Действительно, один из лекарей — молодой парень с изящно изогнутыми крылышками — подошел к матери и сообщил:
— Все в порядке, больной немного переволновался. Мы вкололи ему успокоительные и перевязали несгораемыми бинтами. Передайте на посту, чтобы использовали только несгораемые бинты. Да идите же, идите, поговорите с больным, я разрешаю. Только недолго: больному лучше уснуть.
Ариэль с матерью снова зашли в палату, в которой практически ничего не изменилось — если не считать чистых бинтов, которыми была перемотана отцовская голова.
— Он ушел? — прошептал отец, выглядевший, несмотря на слова лекаря об успокоительных, намного более возбужденным и взвинченным.
— Ушел, — подтвердила мать.
— Обещал защиту?
— Да.
— Будь осторожна!
Отец попытался приподняться на подушках, но у него не получилось.
— Может, не стоит водить ребенка в детский садок? — тихо спросила мать, оглядываясь на Ариэля. — Они же там совсем без охраны.
— Води, обязательно. Не водить — это слабость. Детей трогать не будут. Сейчас разбираются на другом уровне, более высоком. Сама… Главное, сама будь осторожна. Не задерживайся допоздна. Не открывай двери. Если фрукты начнут дрожать и светиться, сразу убегай.
Прохрипев это, отец прикрыл глаза. Мать послушно закивала, смахнув набегавшую слезу.
— Лекарь сказал, тебя скоро выпишут.
— Выпишут, да… — отец разлепил глаза и задергал губами. — Но поломанные крылья не починят. Сука, она за это ответит…
— Кто?
— Та сука, в раздевалке детского садка. Это из-за нее… Использовала магию. Я не мог пройти, пришлось оттолкнуть.
Отец затих.
— Давай я тебя все-таки покормлю, — предложила мать.
— Не надо. Спать хочется. Ступайте домой, все будет хорошо. Нет, подожди. Сначала надрежь фрукты.
Мать взяла с тумбочки ножик и тщательно надрезала каждый из фруктов.
— Теперь идите.
— Мы пойдем, но обещай не искрить, дорогой.
— Идите! — прохрипел отец и закашлялся.
Мать поправила разложенные на столе надрезанные фрукты, взяла Ариэля за плечо и вывела из палаты.
— Папа поправится? — спросил мальчик.
— Ну разумеется, ты же слышал. Его выпишут совсем скоро, когда заживут раны.