ЭРВИНА
Ещё недавно я созерцала людей, возвышаясь над толпой, и наслаждалась танцем. Но теперь я не вижу ничего, кроме пола и обуви тех самых людей.
От сильной тряски у меня начинает кружиться голова, а на живот давит что-то твёрдое. Этим чем-то твёрдым оказывается крепкое мужское плечо, обладатель которого снял меня с барной стойки под неодобрительные возгласы окружающих.
Душное помещение клуба сменяется свежим воздухом улицы. На мгновение я вижу асфальт, но лишь на мгновение, пока меня не снимают с плеча и не ставят на ноги. Хотя стоять ровно кажется сложным, у меня это не очень получается. Я раскачиваюсь в разные стороны, однако мужская рука не даёт мне упасть.
Свежий прохладный воздух наполняет лёгкие, и голова начинает кружиться ещё сильнее.
— Плохо? — доносится знакомый мужской голос. Слишком знакомый.
Я едва заметно киваю. Морщусь и открываю глаза. Оглядываюсь вокруг: на улице глубокая ночь. Перевожу взгляд на молодого человека, который пристально смотрит на меня, и, сглотнув, отвожу глаза в сторону.
Я чувствую холод и обхватываю себя руками. По коже пробегает дрожь.
— Надень это, или тебе нравится стоять в таком виде? — парень протягивает мне чёрную ткань. Я быстро осматриваю себя и тут же хватаю вещь. Расправляю её и надеваю на себя. И когда я успела снять топ? Альберт пристально смотрит на меня. В который раз за сегодня я стою перед ним в одном лифчике? Во второй?
— А тебе так нравится смотреть на меня полуголую, что ты не мог отдать его раньше? — я все еще пьяна, поэтому не совсем понимаю, что говорю.
Альберт вопросительно приподнимает бровь, и меня охватывает внезапное и неприятное ощущение, которое мне совсем не нравится. Я тут же отхожу подальше от молодого человека, склоняюсь у стены и пытаюсь избавиться от содержимого своего желудка.
Пелена алкогольного опьянения рассеивается, и мне становится стыдно за свой внешний вид перед Островским. После всего произошедшего он, вероятно, больше никогда не заговорит со мной.
Это должно быть к лучшему, но тем не менее мне не по себе.
Я слышу шаги рядом с собой, и чужие пальцы осторожно касаются моей головы, собирая волосы.
Спустя некоторое время я стою, вытирая рот тыльной стороной ладони, и молча смотрю на Альберта, не зная, что сказать. Возможно, стоило бы выразить благодарность за то, что он не позволил моим волосам испачкаться в рвотных массах, но слова не приходят на ум. В голове пустота.
— Мерзко выглядишь, — говорит он.
Я обиженно смотрю на него, хотя собиралась поблагодарить за помощь.
— Зачем ты тогда стоишь здесь со мной, если я для тебя такая мерзкая? Тебе это приносит удовольствие?
— Не очень приятно наблюдать, как девушку тошнит, — он засовывает руки в карманы джинсов, сохраняя спокойствие, словно мы просто вышли на прогулку и обсуждаем какие-то пустяки. — Тебе стоит научиться пить, иначе в следующий раз, когда меня не будет рядом, тебя просто оприходуют в общественном туалете.
— Спасибо за совет.
— Всегда пожалуйста, — Альберт пожимает плечами, сохраняя бесстрастное выражение лица.
Во мне начинает расти непонятно откуда взявшееся раздражение.
— Знаешь, тебе не следовало заявляться ко мне сегодня и вести себя так, как ты считаешь нужным, — говорю я, вздёрнув подбородок. — Возможно, тогда у нас не возникло бы никаких проблем.
Он смотрит на меня сверху вниз, словно я не более чем насекомое.
— Да, я начинаю думать, что это было ошибкой, — его голос становится тише.
— Конечно! — восклицаю я. — У тебя мог бы быть гораздо более приятный день. К тому же, я мешаю тебе клеить телок, — мои слова пропитаны ядом.
Чего я пытаюсь добиться? Вызвать у него какие-то эмоции? Возможно, я просто очень устала, а оставшийся алкоголь в крови лишь подталкивает меня к этому.
Альберт удивлённо поднимает брови:
— Ты думаешь, что мешаешь мне?
— Ну да, ведь тебе приходилось быть рядом со мной, следить за мной…
— Если бы мне это было нужно, я бы уже давно «склеил», как ты выразилась, «тёлку» и сейчас бы здесь не стоял. И ты бы мне в этом нисколько не помешала, — он указывает на меня пальцем.
— Да, и что бы ты делал? Наверное, уже вовсю трахал бы кого-нибудь! — не выдерживаю я.
Возможно, я веду себя как ревнивая сучка, наехав на него, но уже поздно сворачивать назад.
— Может быть! — от его спокойствия не остается и следа. — А что ты видишь в этом плохого?
— Ничего не вижу! Нет ничего плохого в том, чтобы спать с первой встречной, — не могу остановиться я. — Уж лучше тогда с Рокси.
Я не могла и предположить, что известие о том, что он спал с Рокси, так сильно меня заденет. Однако, кажется, действительно задевает. Что именно вызывает во мне эти чувства? Сам факт их близости или то, что он меня обманул?
— С чего ты взяла, что у нас с ней что-то было? — его вопрос смешивается с раскатом грома, и я вздрагиваю. В этот же момент с небес начинают падать первые капли дождя. Они попадают на мои руки, ноги, одежду. Становится холоднее.
— Да она сама мне сказала! Она считает тебя горячим, и ей нравится с тобой спать. Как долго вы уже вместе? — лёгкий дождик превращается в настоящую грозу, и мы оба стоим насквозь мокрые, но не обращаем на это внимания, занятые другим.
— Окей, мы спали, — соглашается Островский, — но это было давно. Да и какая тебе-то разница? Тебя это так сильно волнует?
«Не знаю. Я ничего не знаю».
— Почему тогда нельзя было сразу сказать правду? — одежда неприятно прилипает к телу, а что стало с моим лицом и волосами, даже представить страшно. Наверное, весь макияж, над которым так старательно трудилась Рокси, потёк, а волосы превратились в длинные сосульки.
— Для тебя это так важно? — спрашивает он.
«Действительно, для меня это разве важно?»
— Нет, не важно! Ничего не важно! Я поняла, какой ты. Ты — самый настоящий похотливый мудак! — слова льются из моих уст, я не отдаю себе отчёта в том, что говорю.
— Я тоже понял, какая ты, — он с презрением окидывает меня взглядом.
— Ну и какая же?
— Истеричная сука!
— Окей. Раз я такая, то я лучше пойду и не буду дальше выносить твой мозг, — я отхожу от него на несколько шагов.
— Вали, — резко произносит Альберт. — Мне даже противно с тобой рядом стоять, — он осматривает меня с ног до головы. — Выглядишь как шлюха, да и сама, судя по всему, такая и есть!
Не знаю, правда ли он так считает или же просто высказал на эмоциях, но его слова становятся последними в нашем общении.
— Урод! — это последнее, что я выкрикиваю, показывая ему средний палец. Затем срываюсь с места и бегу. Подальше от этого человека. Не обращая внимания на дождь, лужи и то, что я не понимаю, куда бегу. Мне становится всё равно на всё. Этот день стал ошибкой, самым ужасным днём в моей жизни. Всё, чего я хочу сейчас, — это вернуться в сегодняшнее утро и не открывать дверь этому человеку. Я не хочу с ним разговаривать, не хочу его даже видеть. И если сегодня я видела в нём что-то хорошее, то теперь моё мнение о нём окончательно испортилось.