Глава 7

Ну вот и наша первая встреча свершилась. И судя по его обещаниям в общем чате, последняя.

— Ты что-то сказала? — кивает в мою сторону его друг, Эдуард Климов.

— Нет-нет, езжайте дальше, — поспешно отвечаю я и поворачиваюсь к ним полубоком, прикрывая лицо волосами в надежде остаться неузнанной. Вероятность этого, конечно, ничтожно мала, но вдруг мне повезет, и они окажутся не слишком проницательны.

Они выключают музыку и с любопытством рассматривают меня. Точнее говоря, рассматривает меня тот, что сидит за рулём, Альберт то есть. Другой парень лишь скользнув по мне взглядом, погружается в свой телефон.

— Ты уверена? — вопрошает Альберт, приподняв бровь. — Хочешь сказать, мы глухие или нам показалось? Или ты ждешь извинений?

Мне не нравится его тон. Как и его вопросы. Несмотря на бросающуюся в глаза привлекательность, от него за версту веет чем-то едким. Права была Элиза, он действительно может представлять для меня опасность. А в сочетании с приятным низким голосом и насмешливым взглядом создается и вовсе отталкивающее впечатление. Он внимательно шерстит по мне глазами, словно пытаясь отыскать в памяти лицо девушки из клуба и сопоставить его со мной.

— Полагаю вам стоит ехать, куда ехали, — произношу я, осознавая, что слова даются мне с трудом.

— Ты ведь стоишь на остановке, может тебя подбросить? — от его предложения у меня глаза чуть не вылезают из орбит. Еще не хватало!

— Благодарю, но нет, — сухо отвечаю я.

— Братан, да она же грязная с ног до головы, — брезгливо морщится Климов, пробегаясь по мне взглядом. — Не жаль тебе машину-то?

И благодаря кому, интересно, я в таком состоянии, хочется спросить? Но пусть лучше послушает своего приятеля.

— Ты кажешься мне знакомой, — задумчиво произносит шатен, сощурив глаза.

— Вам только показалось, — отвечаю я, поправляя волосы, стараясь скрыть большую часть лица.

— У меня обычно хорошая память на лица, и я точно тебя где-то видел, — в глубине туч серых глаз мелькает узнавание, ровно за секунду до того, как Климов озвучивает его догадки.

— А это случайно не та с клуба? Которая еще тебе так смачно зарядила? — задумчиво спрашивает он.

— Вы ошиблись.

— Точно она! Только там она не была в грязи.

Ох, чел, спасибо, что не даешь мне об этом забыть.

У меня возникает ощущение, что счет идет на секунды. Я не могу предугадать действия Альберта, но выяснять не собираюсь, а потому, как только водительская дверь хлопает, и обладатель темных волос направляется в мою сторону, я незамедлительно срываюсь с места.

— Во дает! — доносятся позади слова Климова. — Отлично бежишь, девочка!

— А ну стоять, зараза! — грозный голос за спиной не позволяет мне сбавить темп.

Вместо этого я с удвоенной скоростью пересекаю детскую площадку и, стремясь избежать вывиха лодыжки, бегу по направлению к университету. В стремительно сгущающихся сумерках я не замечаю коряги, выступающей из-под земли. Нога зацепляется за нее, и я с визгом лечу вперед, крепко зажмурившись.

Чья-то рука цепко хватает меня за шиворот, прерывая мой полет, который, очевидно, завершился бы парой синяков на коленях и ссадинами на руках.

— Попалась, — меня рывком возвращают в вертикальное положение и разворачивают в противоположную сторону. Я вижу грозную фигуру в черных джинсах и свободной белой футболке.

Какой же он высокий. И крупный. Ему определенно не составит труда со мной расправиться.

Альберт неотрывно смотрит на меня прищуренными темными глазами, густые брови опущены низко-низко, создавая впечатление грозного взгляда. Мне становится не по себе, по спине пробегает дрожь.

— Я уже заметил, что ты любишь причинять вред незнакомым людям, — преграждает мне путь парень, едва я делаю попытку обойти его. — А теперь решила еще и сама убиться?

Я молчу, а мой мозг обдумывает, как бы выйти из сложившейся ситуации невредимой.

— Значит, ты и есть та девчонка с клуба, — серые глаза вновь внимательно осматривают мою фигуру, облаченную в короткую черную юбку и белую рубашку. — Эрвина, да?

Ох, он запомнил, как меня зовут. Неужели я настолько сильно задела его самолюбие?

Я сглатываю ком в горле.

— Что тебе от меня нужно? — стараюсь придать голосу твердость, насколько это возможно.

— Хм, дай-ка подумать… — Альберт (или Альба, не знаю, кто он) деланно потирает подбородок. — Ты унизила меня перед друзьями. Оскорбила, ударила, а вдобавок ко всему устроила мне алкогольный дождь, — перечисляет он. — Для начала я жду извинений.

— Может, мне еще и на колени встать? — восклицаю я, и только после понимаю двусмысленность своей фразы. И без того темные глаза становятся еще темнее.

— А ты умеешь подкидывать идеи. Но боюсь, — его взгляд уже в очередной раз пробегается по мне с головы до пят, — в твоем случае это не поможет.

— Это потому что я вся мокрая и в грязи? Так давай я приму душ и переоденусь, — произношу я с вызовом, прекрасно понимая ход его мыслей.

Со стороны это, вероятно, смотрится довольно романтично: посреди деревьев, в приглушенном свете фонаря замерли хрупкая длинноволосая девушка и высокий крепкий парень.

Однако на самом деле девушка дрожит от холода, всеми силами стараясь это сдержать, а то для полного счастья не хватает только при этом человеке начать стучать зубами.

— Лучше не вкладывай в мою голову подобных идей, иначе придется их реализовать, — тихо, но вкрадчиво произносит Альберт.

— И что теперь? — несмотря на воинственный тон, внутри все-таки таится страх. — Я тебе попалась на глаза, ты меня узнал, поймал, а теперь ты меня должен прибить. Это ведь ты пообещал всему университету?

— Слушай, девочка, — неожиданно мужские пальцы сжимаются вокруг моей шеи и слегка сдавливают ее, и от неожиданности я замираю, затаив дыхание, — если ты стоишь такая жалкая, грязная и несчастная, это не значит, что ты легко отделаешься, и я тебя так просто отпущу, — сквозь зубы проговаривает парень.

— Хочешь меня ударить? — моргаю я и хмурюсь, почти смирившись со своей участью. Силы не равны. Что я могу сделать против этого бугая?

Видимо, не ожидая такого вопроса от меня, Альберт немного ослабляет хватку на шее, а затем и вовсе убирает руку.

— Только замарался, — он брезгливо отряхивает руку.

— Тогда иди, тебя там твой товарищ заждался, — зло выговариваю я. По его вине я попала в такую ситуацию, и кто у кого должен прощение вымаливать? А он только и делает, что издевается!

— Я сам решу, куда, когда и с кем мне идти. Даже не думай указывать, что я должен или не должен делать, — с угрозой в голосе произносит Альберт.

— Больно надо, — фыркаю я. — До тебя все равно не дойдет.

— Ты сейчас договоришься, и мне придется укоротить твой непомерно длинный язык, — почти ласковым тоном произносит Островский. — Лучше начинай извиняться, а то у меня еще есть дела на вечер. Не хочу, чтобы такая, как ты, отнимала мое драгоценное время.

Теперь же меня затрясло уже не от страха, а от гнева. Холодный воздух обжигал кожу.

— Не заслужил, — кидаю ему я, а затем разворачиваюсь, намереваясь закончить этот балаган и уйти, но мое запястье сжимают в тиски, не давая мне ступить и шага.

— Ты уйдешь тогда, когдая́позволю тебе, — шипит Альберт, грубо дергая меня к себе за руку.

— Отпусти! — пытаюсь я освободить кисть из его захвата.

— Извинись, и я тебя отпущу.

— Не буду, сказала же! — твердо заявляю я, наконец, освободившись. Делаю попытку отдалиться, но парень снова хватает меня, на этот раз за ворот рубашки.

— Не дергайся!

А дальше все как в тумане. В порыве неконтролируемого гнева я отвешиваю пощечину Альберту. Отпрянув назад, чувствую, как его рука напрягается, он ее дергает, и в следующее мгновение мелкие пуговицы с треском отрываются от моей рубашки и разлетаются по земле.

Мы оба замираем, наблюдая, как прозрачные пуговицы скрываются в траве. Взгляд Альберта медленно поднимается, и я поспешно запахиваю рубашку, прежде чем он обращает внимание на обнажившийся участок тела.

Я начинаю хлюпать носом. Не знаю, из-за чего: то ли это был холод, то ли надвигающиеся слезы. В одном я уверена. И то, и другое по вине Альберта Островского.

И как мне теперь появляться дома в таком виде? Промокшая, грязная, да еще и с разорванной рубашкой.

— Зря прикрываешься, — произносит он. — Я уже узрел, какого он цвета. Разве тебя мама не учила, не надевать белую блузку на темный лифчик?

— Пошел ты, придурок, — со злостью выплевываю я, с трудом сдерживая себя от проклятий в адрес этого мажора.

— Поосторожней с выражениями. Я предупреждал уже.

— А я с первого раза не понимаю!

До этого момента понятие ненависти было мне чуждо. Некоторые мои одноклассницы вызывали во мне неприязнь, но не ненависть. Раздражали учителя, незаслуженно занижавшие мне оценки, но я их не ненавидела. Я разочаровалась в своем бывшем парне и подруге, закрутившим роман за моей спиной, но и в этом случае не ощущала ненависти.

Мне кажется, я не сталкивалась с этим чувством ровно до этого момента. И я не могла точно утверждать, как оно могло сформироваться за такой короткий срок.

— Пошли, — командует вдруг парень, и черты лица его немного смягчаются.

— Куда? — я не знаю, чего еще от него можно ожидать.

— Довезу до дома.

— Я никуда с тобой не поеду, — решительно заявляю я.

— Обойдемся без капризов. Ты трясешься, как лист на ветру, у тебя посинели губы и покраснел нос. Просто сядь в тачку, Эрвина, — серьезным тоном произносит Альберт, делая акцент на моем имени.

И от его Эрвина по всему телу пробегают мурашки.

На размышления уходит несколько секунд. Я не хочу с ним находиться рядом еще хоть минуту. Меня приводит в ярость только один его вид. Я не знаю, что он предпримет в следующий миг, но… уже стемнело. В таком виде я только найду себе неприятностей на одно место. Если позвонить Олегу и попросить меня забрать, у него непременно возникнут вопросы о моем внешнем виде и ситуации в целом. А мне бы не хотелось, чтобы мой парень выяснял отношения с Альбертом Островским. У него будет мало шансов на успех.

В конце концов, я соглашаюсь на его предложение и следую за ним к машине, в которой по-прежнему сидит Эдуард Климов.

— Я думал, ты потерялся, и мне придется отправляться на твои поиски, — бросив окурок на землю, произносит он. — А она что здесь делает?

— Едет с нами, — лаконично отвечает Альберт.

— Так это все-таки она, да? Я прав? — оживленно спрашивает парень, как только мы оказываемся в автомобиле.

Я умащиваюсь на заднем сидении и пристегиваюсь. А после не сдерживаюсь и провожу рукой по кожаной обивке сидения.

— Она.

— Тогда почему мы ей помогаем… и почему она в разорванной рубашке? Чувак, только не говори, что ты ее…

— Заткнись, — недовольно смотрит на него, а после и заводит двигатель и трогается с места.

— Адрес, — требует Островский, глядя через зеркало заднего вида.

С неохотой я говорю местонахождение моего дома, и парень сообщает, что прибудет на место через двадцать минут.

Эдуард поворачивается ко мне всем телом.

— Напомни, как тебя зовут?

Я изгибаю бровь и молчу, не желая вступать с ним в беседу.

— Прости, у тебя было какое-то сложное имя, я его впервые слышал, поэтому не запомнил, — улыбается он.

Примечательно, что его друг умудрился запомнить.

— Эрвина, — отвечаю я.

— А я Эдуард, но ты можешь звать меня Эд, — представляется он.

— Почему?

— Ну он, — указывает на Альберта, управляющего автомобилем, — тебя не убил, да еще и подвозит до дома, а это уже можно считать успехом.

Я хмыкаю.

Сомнительная удача оказаться промокшей до нитки, замерзшей и в разорванной одежде на заднем сиденье внушительного джипа с двумя парнями, которых я едва знаю. С водителем, один облик которого внушает мне тревогу. От которого не можешь предсказать, какое действие он совершит в следующую секунду.

По истечении регламентированных двадцати минут автомобиль въезжает во двор моего дома. Я отстегиваю ремень безопасности и выпрыгиваю наружу, мечтая скорее принять горячий душ и оказаться в теплой и сухой постели.

Вслед за мной раздается хлопок еще одной дверцы, и в меня впиваются два серых глаза. В иных обстоятельствах я бы выразила благодарность за то, что довез, но не с ним. Судя по всему, Альберт рассчитывал на благодарность или раскаяние, столь настойчиво с меня требуемое, но не дождался, а потому его и без того холодный лик еще более омрачается, а губы смыкаются в тонкую линию, прежде чем он произносит:

— Это был единственный, первый и последний раз. Если не готова извиниться, то лучше больше не попадайся мне на глаза. Сделаешь себе же хуже.

Загрузка...