— //-//-
Кодекс Ла Турна, первого интела человечества
Правило 111. Знание — не плохое и не хорошее, знание — вне морали.
Комментарий эксперта (почетный доктор физики, профессор Г.Н. Тармен). Открытие явления радиоактивности и первые опыты с делением ядер были с восторгом восприняты учеными, поспешившими заявить о скором решении энергетических проблем человечества и наступления новой эры — «зеленой» эры. Созданная через полвека первая бомба, основанная на принципе деления ядра, напротив, вызвала в научном сообществе множество негативных отзывов, типичными из которых были апокалиптические пророчества о наступающем конце света. Это является ярким примером того, как по сути открытия одного порядка и основанные на них изобретения воспринимаются с совершенно разных позиций. На самом же деле, знания — это обыкновенный инструмент, который может быть использован с разными целями.
— //-//-
Особняк Скуратовых, что располагался в старинном районе столицы, вдалеке от шумных проспектов и мегалитических торговых и офисных небоскребов, оставлял двойственное впечатление. С одной стороны, роскошное двухэтажное здание из белоснежного мрамора, построенное в стиле ярко выраженного имперского ампира, казалось торжественным, праздничным, словно готовым к военному параду гвардейцем. Опоясывающая фасад колоннада, высокие узкие окна визуально «стройнили», множество архитектурных резных элементов придавали легкости. С другой стороны, недолгое стояние у фасада здания рождало прямо противоположные ощущения — казарменность, массивность, выхолощенную строгость или даже скупость. Скользивший по фасаду взгляд уже скоро начинал уставать от жестких геометрических элементов, многочисленных резких граней. Впечатление солдатчины, рамок и границ усиливалось разбитым рядом декоративным садом, представлявшим собой идеал перфекциониста.
Отступление от правил здесь, пожалуй, были лишь птицы с хаотичными перелетами в дерева на дерева и своим разноголосием, наполнявшим поместье движением и жизнью. Однако, сейчас исчезло и это: на безжизненно замерших деревьях и кустарниках не качались ветки, молчали птицы. Стих даже ветер, что был здесь довольно частым гостем.
Совсем не видно было слуг, обычно наводнивших в хозяйственной суете многочисленные залы поместья. Если же где-то и мелькал силуэт горничной, то он напоминал больше серую мышку-полевку, чем живого человека.
Вся эта безжизненность и мертвая тишина, в которые погрузилось поместье, пугали, заставляли сердце сжиматься в тревожном ожидании. Местные начинали, сами того не подозревая, говорить шепотом или, вовсе закрывать рот. Казалось, даже сам старый дом, застыл в предчувствии чего-то страшного.
В огромном холле у дверей застыли каменными статуями двое высоких лакеев в старинных ливреях, дань традиции, которой хозяин, Скуратов-старший тщательно придерживался и козырял перед своими гостями. Мол, наш род Скуратовых самой матушке России ровесник. Считай, вместе выросли. Здесь боярин непременно кивал на галерею ростовых портретов своих именитых предков, что безмолвно взирали со стен. У самого окна висела картина князя Ивана Тимофеевича Скуратова, что в кольчуге и зерцалах, обагренных кровью, стоял подле самого князя Московского Дмитрия Донского. Первейший друг родная кровь, между прочим. Чуть дальше располагался портрет боярина Малюты Скуратова, правой руки царя Ивана Васильевича. О Малюте и его особливом приказе тайных дел, предтече единой российской силовой структуры, хозяин дома мог рассказывать часами. Был среди картин с предками еще один портрет, в роскошной золоченной раме, висевший в уютном уголке, прямо напротив глубокой софы. Здесь в минуты тяжких раздумий боярин нередко засиживался до самой глубокой ночи. Неспешно потягивал травяной отвар и негромко беседовал, а наутро находил решение очередной сложной проблемы. Поговаривали (вскользь, шепотом, конечно, ибо за такие сплетни можно было запросто исчезнуть), что сам всесильный князь Кавказский Лавр Берия, по матери Скуратов, давал ему советы.
…Огромные парадные двери широко распахнулись. Лакеи, придерживая их за роскошные бронзовые ручки, замерли не дыша. Холл накрывала плотная удушливая волна напряжения.
— Где он? Где, я спрашиваю? — на пороге показался хозяин, боярин Еремей Ефграфович Скуратов. Сделав несколько шагов по мраморному полу, он остановился и с нескрываемым раздражением огляделся. Его ноздри с шумом раздувались, высокий лоб разрезали глубокие морщины, кривились губы. Повернулась крупная голова с длинными темными волосами, едва тронутыми сединой. Тяжелый взгляд прошелся по сторонам в поисках живой души, напоминая ищущий взгляд хищника. Собственно, таковым он и был. — Где мой сын?
Воздух в холле уплотнился до невозможности, напоминая уже не живительный газ, а нечто иное. Лица у лакеев, что застыли у дверей, приобрели багровый цвет. Слышались их судорожные вдохи в попытках ухватить хоть капельку воздуха.
Раздражение боярина вот-вот должно было вырваться наружу, что уже бывало не раз. Довольно сильный стихийник, адепт магии воздуха, дома он не привык сдерживаться.
— … Отец, я…, - на лестнице, ведущей на второй этаж, показалась фигура юноши, затянутая в гимназический костюм. Скуратов-младший все-таки нашел в себе смелость выйти из своих покоев и встретить отца. — … Я здесь.
Их взгляды встретились: тяжелый, плотный, давящий и похожий, но чуть слабее. Это был не поединок, а узнавание. Матерый хищник признал свою кровь.
Прошло несколько мгновений и звенящее напряжение спало. Воздух вновь стал обычным. Слуги у дверей, державшиеся из последних сил, от неожиданности свалились на пол, где стали судорожно дышать.
— Спускайся…, сын, — напряжение в голосе боярина еще чувствовалось. — Садись сюда.
Он опустился на софу, на свое любимое место. Сыну махнул рукой на место рядом.
— Мы мало проводим времени, Дмитрий. Столько дел, что в некоторые дни и обмолвиться словом не удается, — начал Скуратов совсем не с того, что думал услышать его сын. Боярыч даже в лице переменился, видимо, думая, что ослышался. Ведь, ожидалась гроза или даже буря, но никак не разговор «по душам» между отцом и сыном. — Я все время думал, что успеется, что всегда смогу все наверстать. Но сейчас понимаю, что ошибался… О некоторых вещах ты должен узнавать от меня.
Рядом с ними вдруг возникла, словно бестелесный дух, горничная с двумя массивными тяжелыми кружками, от которых исходил душистый аромат травяного отвара, и тихо поставила их на столик. Пристрастия хозяина здесь знали очень хорошо и исполняли их незамедлительно. Если Скуратов оказывался у своего любимого места, то рядом появлялась неизменная кружка с отваром.
— Думаю, ты ожидал моего гнева. Ждал, что я буду кричать о боярской чести, о достоинстве, о правила, — легкая усмешка тронула его губы. — Оставь все это героям из дешевых сериалов про аристократов.
Лицо парня при этих, скажем прямо неожиданных словах, вытянулось еще сильнее. Правда, было непонятно, как можно было удивиться еще больше, чем сейчас.
— Прежде чем, ты мне скажешь, что сделал неправильно, я расскажу тебе одну историю про нашего предка, — тут он уважительно посмотрел на висевший напротив них на стене портрет князя Кавказского. — На одном из светских приемов, где присутствовал сам император, нашего предка оскорбили. Его давний враг задурил голову одному юнцу, наговорив ему невероятных небылиц про его супругу. Мол, князь Кавказский оказывал ей недвусмысленные знаки внимания и даже пытался взять ее силой. Естественно, юнец вспыхнул. На приеме подошел к нашему предку и грязно оскорбил его. Знаешь, что сделал князь Кавказский?
Скуратов-младший перевел взгляд на портрет и многозначительно ухмыльнулся. Зная, тянувшуюся за предком славу, можно было понять, что произошло дальше. Тот никогда не отличался миролюбием или сдержанностью, насколько помнил боярыч. Наверняка, размазал наглеца по полу, как таракана.
— Зря улыбаешься. Не все так однозначно. Тогда наш предок был еще не так известен, как через некоторое время, когда вошел в полную силу, — качнул головой боярин. — Князь Кавказский ничего не ответил на оскорбления юнца. Промолчал, презрительно улыбнувшись. Опешивший юнец еще пытался что-то сказать, прежде чем его увели с приема. Затем прибежали отец юнца и его супруга, которые тут же принялись извиняться…
Заерзавший на сидении, парень не выдержал.
— Отец, это же… глуп…, - парень поперхнулся, проглотив лишнее слово. — Это же по меньшей степени странно. Его, боярина, оскорбили при всех, а он молча проглотил все это. Даже ничего не сказал в ответ…
Скуратов слушая сына, вновь недовольно качнул головой. Ничего-то тот и не понял из этой истории. Не глубоко копает, поверхностно. Схватывает лишь то, что видно и бросается в глаза. При этом еще порывист, не сдержан и очень горяч. Взрывоопасная смесь получается. Одно слово, молодость. А ведь, когда-то и он был точно таким же. Резким, жестким, не признающим авторитетов и на всех смотрящим с высока. Ничего, скоро вся эта шелуха сойдет. Нужно ему лишь немного в этом помочь.
— Не торопись со своими суждениями. А разве мог наш предок поступить иначе? Мог ответить оскорблениями, бранью, опустившись до его уровня. Мог потребовать поединка и на нем убить этого юнца. Но его победа стала бы его поражением, — вздохнув, боярин начал «раскладывать» ситуацию на части. Правда жизни редко бывала простой и понятной. И эту мысль нужно было донести до парня, как можно доходчивее. — Предок сделал совершенно верно. Во-первых, поддержав ссору на императорском приеме, предок сделал бы лишь хуже, ибо был более родовит и старше. Здесь он показал всем свое благородство и выдержку. Во-вторых, он не стал вызывать юнца на дуэль, что вновь продемонстрировало его великодушие. Ведь, все прекрасно знали, что результат поединка мог быть только один — смерть безрассудного юнца. В-третьих, обвинения юнца были почти сразу же опровергнуты, как бездоказательные. Но был еще и четвертый момент, о котором не все знали…
Мужчина, сделав небольшую паузу, вновь посмотрел на именитого предка. Тот, изображенный в горделивой позе победителя, взирал с портрета с величавым достоинством и уверенностью.
— Когда прошло время и в высшем свете смокли все пересуды, семью этого глупого юнца начали преследовать несчастья. От горячки слегли его родители, затем обанкротилась одна из его торговых компаний. После супруга разродилась выкидышем, чего не смогла перенести и свела счеты с жизнью. супруг запил и в какой-то подворотне разбил себе голову о камни мостовой. А теперь, скажи мне, что ты сделал неправильно?
Скуратов-младший ответил не сразу. Некоторое время молчал, разглядывая то свои руки, то сад за окном. Наконец, он поднял голову и повернулся к отцу.
— Я понял, отец. Мне нельзя было выходить из себя. Сделав так, я поставил себя на один уровень с собой. Я показал всем, что оскорбления этого быдла смогли меня уязвить, — нерешительно начал он. Но через мгновение, увидев доброжелательную реакцию боярина, стал говорить увереннее. — Еще… Еще плохо то, что я попытался ударить его воздушным кулаком. Получается, я первым нарушил правила гимназии. А нарушить должен был он…
Боярин довольно ухмыльнулся. Главное сын понял, а остальное незначительные решаемые мелочи. Дойдет по ходу.
— Урок ты усвоил, осталось лишь закрепить его, — парень недоуменно вскинул голову. В смысле, закрепить? Ему что-то сделать теперь нужно? Скуратов в ответ продолжил. — Ты решишь эту проблему самостоятельно. И в процессе я тебе запрещаю пользоваться своей силой. Используй любые другие доступные тебе инструменты и средства, чтобы наказать своего врага. Даю тебе два месяца сроку. Решишь проблему, получишь в оперативное управление 0,5 % акций нашего энергохолдинга и станешь младшим директором одного из департаментов. Попробуешь свои силы в бизнесе.
У боярыча глаза аж округлились от удивления. Ему отпишут целый процент крупнейшей энергетической корпорации империи, стоимость которого была сопоставима с ценой хорошего столичного особняка? Это же просто фантастические деньги! С такими деньгами он сможет себе позволить все, что захочет, ни у кого не спрашивая разрешения. В воображении тут же начали возникать самые разные соблазнительные картинки — мчавшийся с бешенной скоростью ярко-красный двухместный мазератти, сверкающий разноцветными огнями танцпол собственного клуба, собственный пентхаус с огромным бассейном на одном из небоскребов престижного жилого комплекса.
— Иди, иди, время у тебя не так уж много, — Скуратов проводил сына глазами и перевел взгляд на портрет предка. — Думаю, Лавр, ты бы одобрил такое решение. Пусть львенок выйдет на свою первую охоту. Он должен сам почувствовать этот азарт, чтобы понять свое место в этом мире… Азарт, ощущение погони, запах первой крови, — его ноздри хищно раздувались. Память будоражили старые-старые воспоминания, которые он уже давно похоронил. Ведь, для него, когда-то очень давно, все начиналось точно также. Ему, безусому юнцу, отец вручил старенькое ружье и кивнул в лес, куда только что убежала его дичь. Он помнил, как у него дрожали руки от дикого адреналина в крови, как туманило голову от предчувствия крови. Теперь все это предстоит почувствовать и его сыну. Позже, значительно позже, можно будет подумать и о настоящей охоте на человека. — Пусть сначала покажет себя. Я же буду наблюдать. И мои ищейки присмотрят…
Ничего никогда не откладывая «на потом», боярин набрал на коммуникаторе одного из своих людей, отвечавших за решение так называемых общих вопросов.
— Скинул тебе фамилию одного безродного. Установи про него все, что можно. Выставь за ним плотное наблюдение. Мой сын немного с ним позабавиться и ты проследишь, чтобы все было, как надо.
Судя по ответам из коммуникатора, человеку боярина уже не раз приходилось выполнять такого рода полномочия.