«Дева Вкусившая обретает бога внутри.Иной же Вкусивший обретает смерть.
Дева Вкусившая обретает жизнь мира.Иной же Вкусивший обретает могилу для мира.
Дева Вкусившая обретает двенадцать Тайн в полноте.Иной же Вкусивший обретает расколотые черепки.
Дева Вкусившая обретает чернь и золото.Иной же Вкусивший обретает гнев неразборчиво
Дева Вкусившая обретает царственность.Царь из бумажной стали Вкусивший обретает ЖИВОЙ КОШМАР.
Дева Вкусившая носит дитя Крокодила под сердцем.И то дитя убьет собственного отца, через то спасается мир»
Рукописная запись из средневековой чешской хроники, автор неизвестен. Однако известен комментарий Псевдо-Аркариуса к этой записи, не менее таинственный, чем сам чешский текст:
«Обратите внимание, дамы и господа. График мирового потребления трикоинов, по данным Российского Охранного Отделения и Французской жандармерии:
2007 год — 148 млн тонн за год
2008 год — 151 млн тонн
2009 — 159 млн
2010 — 165 млн
2011 — 189 млн
2012 — 190 млн
2013 — 189 млн
2014 — 185 млн
2021 — 145 млн тонн за год
Глупцы на это скажут, что в мире просто осталось мало лесов. Но глупцы всегда несут чушь, такова их природа! В Африке и Америке еще полно лесов.
Дело не в этом, тем более не в экономике.
Дело в другом, и мудрец осознает, в чём тут суть.
Все еще не понимаете, что означает чешская рукопись о Деве Вкусившей? Все еще не понимаете, что КОНЕЦ СВЕТА УЖЕ НАСТУПИЛ?
Я бы сказал вам, как великий маг Гендальф — бегите, глупцы!
Но я этого не скажу. Бежать некуда. А скоро будет и некому.
Все фигуры уже на доске, игра началась»
Пиццерия называлась «La Boccaccia» и располагалась здесь же, у подножия Капитолийского холма. Я очень сильно надеялся, что внутри будет кондиционер, ибо за время венчания с Таей Кабаневич весь взмок, и отнюдь не от страсти к невесте. Просто в маленькой часовне, где мы обвенчались с Таей, было еще жарче, чем на улице.
Венчались в часовне мы по двум причинам. Во-первых, выяснилось, что Тая вполне себе крещеная, поскольку Кабаневичи официально православный клан, а увлечение друидизмом — личный закидон герцога. Во-вторых, в этой часовне, которая вроде бы носила имя Святого Захарии, у Кабаневича был свой доверенный поп.
Свидетелей для церемонии мы нашли прямо на улице возле часовни — каких-то шотландских магов-паломников, которые бессмысленно бродили по Риму и были только рады помочь.
По итогу я стал уже троеженцем, и теперь мне было не по себе. Ибо одно дело — взять себе пару жен в результате ошибки попов и совсем другое — сознательно нарушить закон, и церковный, и имперский.
Но Кабаневич, который и сам держал у себя в поместье целый гарем, хоть и законно не зарегистрированный, был доволен и улыбался всеми своими золотыми зубами. Он даже весело хлопнул меня по плечу сразу после церемонии:
— Спасибо, князь. Клянусь, у меня будто гора упала с плеч, будто меня выпустили из тюрьмы. Я ощущаю свободу, как будто я горный орёл в небесах. Кончились мои мучения, теперь Тая и её косяки — ваша проблема, а не моя. Отныне вы за неё ответственны, как и положено доброму мужу.
— Ага, благодарю, герцог, — кисло ответил я, — Это лучшее напутствие от отца невесты, что я слышал в своей жизни. А теперь ведите меня уже к Полётову.
И мы отправились к Полётову, который уже ждал нас в пиццерии, в паре минут ходьбы от часовни.
Тая всю дорогу молчала и только разглядывала золотое кольцо на пальце, как будто это колечко было какой-то заморской диковинкой. Вообще, я вынужден был согласиться с герцогом — замужество явно пошло Тае Кабаневич на пользу, по крайней мере, она наконец заткнулась. А еще герцог заверил меня, что не собирается лишать Таю статуса своей наследницы, так что по идее после смерти герцога я получу в свои руки и весь клан Кабаневичей целиком, хотя рулить им смогу лишь через Таю.
Впрочем, герцог Кабаневич, насколько я понял, собирался прожить еще лет сто, не меньше. Я был уверен, что при моём нынешнем образе жизни вероятно сдохну раньше него…
В пиццерии «La Boccaccia» действительно оказалось прохладно, кондей тут работал на полную. Сама пиццерия помещалась в каком-то средневековом здании, стены тут были чуть ли не из обожженной глины, видевшей еще Римскую Империю. В центре зала возвышалась огромная печь из той же глины. Печь распространяла ароматы пиццы, а еще жар, так что рядом с ней за столиками никто не сидел, только суетились пиццайоло в белых колпаках и фартуках.
Немногочисленные посетители расположились возле огромных окон, которые своими размерами скорее напоминали полноценные витрины. Сейчас эти окна, несмотря на включенный кондиционер, были открыты, так что по пиццерии гулял теплый ветерок с улицы, мешавшийся с ароматами свежего хлеба.
Справа от входа сидели над пиццой несколько католических монахов, пицца у них была веганской, из чего я сделал вывод, что монахи постятся.
А вот слева…
В принципе я ожидал чего угодно, но только не такого. Полётов мало напоминал АРИСТО, собственно он не был похож даже на захудалого барона. Скорее, напоминал какую-то помесь клерка и армейского прапорщика. Костюм на Полётове был серым и дешевым, из-под бежевой рубашки, расстёгнутой по случаю жары, торчала волосатая грудь. На груди у Полётова висел простой деревянный крест на нитке.
Всемогущий глава русских либералов и один из богатейших людей в России был низок ростом и плешив, его непропорционально большую голову покрывали местами остатки черных волос. Впечатление усугублялось крупным некрасивым носом и толстыми очками. Впрочем, лоб у Полётова был странно высоким, что возможно говорило об уме, глаза за стёклами очков смотрели жестко и холодно, а усы у Викентия Полётова были густыми и идеально квадратными, что и делало его похожим на какого-то прапора или как бы сказали в этом мире — на поручика.
На столе рядом с Полётовым лежала черная папка. Но больше всего меня удивило, что Полётов пришёл на встречу один, если только не предположить, что вон те монахи в другом конце пиццерии — его переодетая охрана.
Кабаневич первым подошёл к Полётову и поклонился, потом протянул Великому князю руку:
— Рад вас видеть в добром здравии, Ваше Высочество.
Полётов встал для рукопожатия и это выглядело забавно — великий князь был ниже герцога головы на две.
— Его Высочество Великий князь Александр Нагибин, мой зять, — представил меня Кабаневич.
— Он пока что еще барон, — заметил на это Полётов.
Говорил князь лениво и с каким-то запредельным спокойствием. Так обычно разговаривают люди, которые настолько преисполнились власти, что полагают всех людей на свете малыми детьми. Рукопожатие Полётова только подтвердило мою догадку о характере князя — Полётов едва коснулся моей руки, показав тем самым, насколько ему на меня плевать.
Целовать ручки Тае и моей лейб-стражнице, как велел этикет АРИСТО, Полётов не стал, он поприветствовал барышень более оригинальным способом:
— Я не веду переговоров с женщинами. С холопами — тем более. Так что ваши люди пусть сядут вон за тот столик, барон. Закажите им что-нибудь.
Мда, хорошенькое начало. Моя верная лейб-стражница на это, разумеется, никак не прореагировала. А вот Дрочило тут же пал на колени и заверил Полётова:
— Я могу и у дверей поваляться, аки пёс, коли барин прикажет!
— Пожалуй, не стоит, — пояснил я Дрочиле, — Валяющийся возле дверей пиццерии человек в монашеском подряснике будет привлекать слишком много внимания. А нам внимание ни к чему. Так что сядь за столик возле монахов, Дрочило. И пиццу скушай, уверен, что ты голоден. Арум, ты туда же. Тая…
— Эй! Я вообще-то твоя жена! — ожидаемо возмутилась Тая, — И урожденная магичка!
Полётов уже уселся за свой столик, не обращая на Таю никакого внимания, как будто та была официанткой или даже просто статуей.
— Делай, как просит Его Высочество, — приказал я Тае, — А ты, Дрочило, отдай мне предмет.
Дрочило тут же достал из-под подрясника свёрток и передал его мне. А Таю утащила Арум, довольно жестко схватив мою жену за локоть. Садиться за один стол с Дрочилой девушки, разумеется, побрезговали, так что они сами расположились возле монахов, а Дрочило уселся возле самой печи и тут же весь покрылся потом от жара.
— Я что-нибудь закажу моему холопу, — вздохнул я, — Боюсь, что сам парень с заказом не справится.
Я быстро отсканировал QR-код на столешнице и прямо через приложение заказал Дрочиле на столик три больших «алле вонголе» с моллюсками, чесноком, помидорами и орегано, а еще большую бутыль газировки. Холоп у меня был большим парнем, так что его и кормить нужно было соответственно.
Герцог Кабаневич тем временем заказал нам вина, коньяку и кофе, после чего откинулся на спинку стула рядом со мной и закурил сигару.
Полётов ничего не заказывал, на столе перед ним лежала только черная папка.
— Вы пришли сюда жрать и пить, господа? — поинтересовался Полётов, — Давайте сюда ваш свёрток, барон.
— Это дело нехитрое, Ваше Высочество, — ответил я, — Вопрос в том, что я за это получу.
— А что вы хотите?
— Информацию о том, что происходит — в первую очередь, — объяснил я, — Мне известно, что либералы знают больше других. Ну и второе — союз с вами.
— Получите и то, и другое, — заверил меня Полётов, на стуле он сидел идеально прямо, как какая-то гимназистка, а его глаза за стёклами очков никогда не моргали, это несколько пугало, — Свёрток, барон. Или я просто уйду.
— Ну что же…
Я положил на стол свёрток. У Кабаневича заблестели глаза, герцога казалось сейчас натурально затрясёт. Он даже склонился пониже к столу, лишь быть поближе к заветному свёртку, но тронуть свёрток так и не решился.
Зато Полётов взял свёрток совершенно спокойно, потом не спеша развернул и внимательно осмотрел лезвие меча Рюрика, задержав взгляд на рунах, украшавших предмет.
— Настоящее, — холодно констатировал Полётов.
Лезвие и правда было настоящим. Скармливать Полётову подделку не рискнул бы даже такой дерзкий парень, как я.
Кабаневич ахнул, а потом так страстно затянулся своей сигарой, что закашлялся.
Официант принёс нам бутылку белого вина, коньяк двухсотлетней выдержки и кофейник, но Полётов не обратил на парня никакого внимания.
— Рукоять, — приказал Полётов.
Кабаневич извлёк из внутреннего кармана собственного пиджака другой свёрток. По этому свёртку было заметно, что к артефактам Рюрика герцог относится гораздо нежнее, чем я. Я завернул лезвие тупо в какое-то тряпье, а Кабаневич хранил рукоять завёрнутым в идеально чистую и белоснежную мягкую ткань.
— Хех, — я хмыкнул, — Та самая рукоять меча, которую я продал голландцу за двести рублей? А ведь я почти что нашёл вашего человечка, который эту рукоять купил, герцог. Я даже собирался у вас эту рукоять отжать, честно признаюсь.
— Я в этом не сомневался, — заверил меня Кабаневич, — Я в свою очередь тоже хотел украсть у вас лезвие, барон…
— Заткнитесь, — бросил нам Полётов.
Он развернул свёрток Кабаневича, и я действительно увидел рукоять от меча, ту самую, которую я нашёл в первый же день моего попаданства в моем фамильном поместье.
Мда, давненько не виделись, рукоять. К сожалению, ни рукоять, ни лезвие теперь моими больше никогда не станут. Но я полагал, что эта жертва того стоит.
Полётов соединил лезвие с рукоятью, мы с Кабаневичем замерли, герцог, казалось, вообще был близок к обмороку от волнения.
Над столом метнулся сполох ауры — густо-синей и благородной магии Рюриковичей. Через мгновение рукоять приросла к лезвию, а сам меч, теперь целый, преобразился — он больше не был потемневшим от времени, его как будто вычистили или даже заново выковали. В руках у Полётова было прекрасное творение древних варяжских кузнецов из железа и стали. Руны и орнаменты, украшавшие меч, сияли синей магией.
Полётов поднялся с места, подвинул к себе стоявший рядом пустой стул, а потом ударил его мечом. Удар был столь быстрым, что мой глаз едва успел зафиксировать это движение — я скорее увидел просто синюю вспышку, чуть приправленную бело-голубой аурой самого Полётова.
Стул развалился на две ровные половинки. Кабаневич жадно глядел на меч, вцепившись от волнения руками в стол, пепел с его сигары сыпался прямо на дорогой костюм герцога, но Кабаневич сейчас этого не замечал.
— Ну что? — азартно спросил герцог, — Ну что, князь, НУ ЧТО?
— А ничего, — холодно ответил Полётов, снова садясь за столик, — Расплатитесь за стул, герцог. А меч не работает.
— То есть? — в страшном волнении воскликнул Кабаневич.
— Магии Рюрика нет, — объяснил Полётов, — Это просто волшебный меч. Но он пока еще не меч Рюрика.
Я деликатно прокашлялся:
— Кхм… Послушайте, Ваше Высочество, думаю, что вам повезло. Дело в том, что с вами за одним столом сейчас сидит как раз настоящий живой Рюрикович, то есть я. А Словенов, помнится, говорил мне, что этот меч — артефакт давно погибшего клана. Вот только у этого клана нашёлся потомок, и он сейчас перед вами. Дайте мне меч! По словам Словенова меч заработает в руках истинного Рюриковича — в моих руках.
Кабаневич аж покрылся потом от моего предложения, он глядел то на меня, то на Полётова и был так взволнован, что даже не решился влезть.
Полётов же тем временем задумчиво покачал меч в руке, потом взвесил его на ладони, а потом решительно протянул меч мне рукоятью вперёд:
— Попробуйте, барон.
Я взялся за странно ледяную рукоять, не веря своему счастью. А вдруг сработает? А вдруг я сейчас же обрету божественную мощь, стану героем из древних легенд, новым Рюриком? Вдруг я смогу пронзать этим мечом само время и пространство?
В таком случае никакой Полётов мне уже не понадобится, да я смогу послать его прямо сейчас, я всех смогу послать, дорога к трону и власти будет открыта…
Я и правда ощутил странную силу, исходящую от меча. Рукоять в моей руке была ледяной, от неё исходило нечто, и это нечто вливалось прямо в меня. Как будто в пиццерии вдруг стало холоднее и задули ледяные ветра времен викингов, как будто у меня открылась какая-то новая неведомая чакра.
И меч в моих руках засиял чистой благородной синевой Рюриковичей…
Полётов взял очередной жертвенный стул и поставил его передо мной:
— Ну? Чего вы ждёте, барон?
Я бы не сказал, что я был хорошим мечником, честно говоря, до этого самого момента я даже мечами-то особо и не сражался, предпочитая летучие маваши гери. Но моя рука и моя магическая душа Рюриковича сами вели меня.
Мой удар вышел стремительным и изящным, хоть и уступал по обеим этим пунктам удару Полётова. В воздухе прочертилась дуга синей магии, смешанная с моими фиолетовыми искрами, стул развалился ровно пополам.
Я ощущал, как МОЩЬ течёт по моим жилам, я сейчас мог бы переебошить этим мечом весь Рим, весь мир, я бы загасил самого Павла Стального за пару секунд!
— Ну? — Кабаневич снова начал вопрошать, на этот раз он от волнения аж вскочил со стула, — НУ? ЧТО?
— Нет, герцог, — скептически ответил Полётов, осматривая разрубленный мною стул, — Увы. Не работает. Это все еще просто волшебный меч.
— Подождите-ка, но я же почувствовал… — заспорил я.
— Вы всего лишь подтвердили, что вы и правда Рюрикович, — пожал плечами Полётов, — Но это для меня лично не новость. Однако волшебный меч в ваших руках так и остался просто волшебных мечом. Не обольщайтесь, барон. Этот меч — потенциальное оружие мощнее любой солярис-бомбы. Но вы не знаете, как сделать его истинным мечом Рюрика. Ваши ощущения — это лишь предвкушение того, чем этот меч может стать.
— Да, но я же разрубил стул…
— Вы маг, барон. Вы разрубили бы его точно также даже маникюрными ножничками, чисто на вашей ауре.
Полётов усмехнулся, а потом вдруг помрачнел:
— Отдайте меч, барон. Верните его мне.
— А зачем он вам? — поинтересовался я, меч все еще был у меня в руках.
Краем глаза я увидел, как моя телохранительница Арум встаёт из-за своего столика. Девушка поняла всё правильно — я не был уверен, что хочу отдавать Полётову этот меч.
— Мне нужен этот меч, но не для того чтобы им рубить стулья или даже врагов, — объяснился Полётов, — Вы ничего не понимаете. Вы пока что в пещере, барон, и видите лишь тени на стенах. Как у Платона, помните? Этот меч лишь часть большего, один кусочек мозаики. И без меня вам мозаику не собрать. Отдайте меч! Сейчас же! И успокойтесь. Вы сейчас, как ребёнок, которого посадили за руль папиной машины, вы сами не понимаете, что держите в руках. Отдайте мне его.
Я призадумался, моя рука все еще сжимала рукоять, и эта рукоять не грелась от прикосновения, она так и оставалась ледяной…