Уже вторая война, 2001 год, я доблестно замкомбатствую.
Отряд наш вроде как бы и придворный на Ханкале, стоит на взлетке, в результате чего все комиссии к нам и все невыполнимые задачи — нам. Приезжает наш самый главный спецназовский Папа, вызывает нашего батяню-комбата к себе в отдел. Батяня наш мужик прожженный и старый-старый, в спецназе «работающем» старее его не было, но хохмач страшный и на язык остер. Папа спецназовский его давно знает и любит. Итак комбат с главным разговаривает, а мне присылают клерка в виде здорового доблестно-миловидного полковника с папочкой под мышкой. Вожу его по расположению, по палаткам, всяким объектам тыла. Что-то его приводит в телячий восторг, на что-то он фыркает, недостатки записывает в «специально обученный» блокнотик. Вроде посмотрели все, и тут он останавливается и произносит фразу:
— Слушайте, майор, а что у вас везде фотографии голых женщин висят? Это странно!
А я думаю, что страннее было бы, если бы мужики голые висели, но отвечаю, стараясь ясно и четко формулировать фразы.
— Товарищ полковник, командировка восемь-девять месяцев. Женщин в отряде нет, в отпуск не ездим, поэтому дро…им!
— Как!? — глаза полковника вылазят из орбит.
— Ну как? Как? Есть двенадцать способов, — и начинаю загибать пальцы, — кистевой, локтевой, плечевой, обратным хватом, прямым, по-македонски.
— КА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-АК? По-македонски?
— Ну это как стрельба с обоих рук…
Полковник краснеет:
— Да Вы! Да ВЫ! Майо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-ор, немедленно со мной в отдел!
Везет меня полковник под ясны очи главного спецназовского Папы, а я не боюсь, что мне будет? Дальше Чечни не пошлют, а майором я уже и так черт знает сколько хожу.
Приезжаем, ломимся к Главному. Главный сидит с нашим батяней-комбатом, попивает кофеек, улыбается.
Полковник подбегает к Спецназовскому Папе:
— Товарищ полковник в отряде спецназ ДРО…АТ!
Папа довольно кивает головой:
— Да-да, я знаю. Я сам им разрешил, комбат вот новый способ рассказал такой интересный. Ну-ка, Толя, расскажи полковнику, а то он не знает…