Водки летчикам не давать!

Особая группа-1

Как сорвать звезду с неба, наверное, знает каждый военнослужащий, прослуживший некоторое время на офицерских должностях. Я тоже знал, но в тот день почему-то был предельно неосторожен. Сдав все отработанные документы в секретную часть и в предвкушении того, что моя пятка ровно в девятнадцать часов пересечет бригадное КПП, попался на глаза комбригу на стоянке личного транспорта.

— О-о-о, а вы куда это направляетесь, товарищ майор, — запричитал комбриг, — я еще на месте работаю в поте лица, а вы уже домой собираетесь, — разглагольствовал полковник, нажимая на пульт сигнализации от своего джипа.

Хотелось было сказать, что пусть работают после окончания рабочего дня те, кто днём ни хрена не делал, и работа по открыванию собственной машины для Вооружённых Сил никакой смысловой нагрузки не несёт, но я почему-то промолчал.

— У нас учения на носу, да причём фронтовые, — продолжал командир, — я проверял всё планы, графики, карты, предварительные боевые распоряжения и подумал, что с поставленным объёмом задач мы имеющимися у нас в наличии разведывательными группами не справимся, отряд в Чечне на себя много забирает, вы там у себя в отделении подумайте, что мы еще можем выставить.

Я обещал подумать и все-таки благополучно смылся, прыгнул в свою «Тойоту» и помчался домой. Конечно же, я ни хрена не обдумывал, а с утра брякнул, что уж в случае чего выставим офицерскую группу. Командира моя идея привела в бешеный восторг.

— Выставим группу из офицеров управления, причём из таких, которые абсолютно «бесполезные животные» и на учениях от них только головная боль, диарея и неконтролируемое сквернословие, а командиром назначим кого-нибудь! — развеселился полковник.

— Ага, а ещё давайте у них паспорта заберём, — поддержал я командира.

Комбриг ответил, что все документы перед выходом и так положено сдавать, а я должен сейчас, немедленно к исходу вчерашнего дня подготовить необходимую документацию, а списки героев-разведчиков офицеров штаба он составит сам.

В отряде специальной радиосвязи командир заболел маразмом в преддверии предстоящих учений и поэтому объявил казарменное положение. Однако если офицеры собираются в компании больше трёх и на время более двадцати минут, могут возникнуть эксцессы. У связистов осложнения начались на вторые сутки сидения. Пьянка была организована такая хиленькая, по штормовой шкале баллов на три, не более. При появлении заместителя по воспитательной работе, прячущего за пазухой литровую бутылку осетинского «Истока», принятие спиртных напитков превратилось в мероприятие по спаиванию коллектива в условиях надвигающихся масштабных учений. При появлении двух братьев-близнецов, служащих помощниками начальника связи, мероприятие переросло в сабантуй с плясками на столе, разрыванием баянов, распеванием песен неприличного содержания. Два брата, два капитана, служившие когда-то на флоте, внесли свежую струю в мероприятие в виде двух литров алкоголя и трех банок шпрот. При появлении начальника связи бригады, компания офицеров-связистов уже собиралась вызвать цыган или устроить соревнование по стрельбе из табельного оружия, причём в виде мишени поступило предложение использовать кого-нибудь из офицеров штаба тыла, ну, или на крайний случай, любимого комбриговского пса по кличке «Комендант».

— Эта собака на меня гавкает постоянно, — жаловался офицер-воспитатель отряда.

Его успокаивали и объясняли, что «Комендант» наверняка из-за маленького роста офицера принимает его за крупного пса и чувствует в нём конкурента, тем более данный офицер такой сексуальный и харизматичный. Начальник связи, поняв, что возглавить распитие спиртных напитков ему не удастся, а разогнать личный состав тем более, немного загрустив, удалился, намечая в уме кого и насколько лишить. Два близнеца решив, что надо разнообразить программу, наплевали на казарменное положение и выдвинулись через плац в сторону КПП. В планах намечалось посещение какого-нибудь увеселительного заведения и весёлая ночка. Братья чеканили строевым по асфальту плаца и во всё горло распевали очень известную строевую песню со словами собственного сочинения:

Увидев комбрига, стоявшего на краю плаца и стряхивающего с усов слезу умиления, братья затопали еще сильнее, один из них гаркнул:

— Смирна-а-а ра-а права-а-а!

Полковник вскинул руку к папахе и опомнился после того, как капитаны, миновав его, подходили к КПП.

— Стоя-я-я-я-ять! — заорал командир.

Так в особой группе появилось два радиста, два капитана-близнеца.

В технической части бригады, в штабе тыла сидели два офицера, и вяло переругивались.

Смысл ругани был в том, что один из офицеров, а именно старый заслуженный майор Пачишин, ездил в командировку в Москву по каким-то служебным делам. В ходе поездки ему отзвонился на сотовый его сослуживец капитан Пиотровский и попросил купить в столице костюм Бэтмена для ребенка, нужный для какого-то детсадовского утренника.

Пачишин был майором еще советской закалки, и Бэтмена видел всего лишь мельком два раза. Один раз на экране телевизора и второй раз, когда в командировке на Ханкале опился разбавленного спирта. Костюм был куплен в каком-то красочном магазине, витрины которого были уставлены непонятными приборами, увешаны различными масками.

Пачишин торопился и поэтому просто брякнул молоденькой продавщице, одетой в весьма вызывающий наряд:

— Девушка мне костюм Бэтмена!

Продавщица, абсолютно не удивившись, притащила, что-то чёрное и блестящее. Майор примерять что-либо отказался, попросил упаковать, и очень быстро скрылся, так как ему начали предлагать к костюму какие-то хитрые приспособления. Сумма, отданная за шмотку, поразила майора в самое сердце, и он, негодуя, пообещал сам себе содрать с Пиотровского еще больше. Теперь этот костюм лежал на столе и капитан, вытаращив глаза, рассматривал короткие кожаные шорты, короткую кожаную майку с кучей блестящей металлической фурнитуры и маску с замком-молнией на месте рта и нелепо торчащими ушками.

— Ты что, старый пень, не понял, что ты купил? — возмущался капитан.

— А что, нормальный костюм, хороший, кожаный, только наверно великоват твоему пацану будет, да жена твоя, она же шьёт, тут делов-то на пять минут, — отбрехивался Пачишин.

— Да ты, по-моему издеваешься, — закипал Пиотровский, — ты что, реально не понимаешь, что это такое? Фига себе великоват, да он на меня налезет, это же надо купить такую хрень, а потом ломить за неё бабки.

— Да не-е-е, на тебя не налезет, — спорил майор.

— Не налезет? Еще как налезет, вот смотри, — Пиотровский мигом разоблачился и натянул на себя шорты и майку.

— Ну и что, на кого я, по-твоему, похож?

— А фиг его знает, никак не соображу.

Пиотровский плюнул и напялил на себя маску с ушками и расстегнул молнию в районе рта.

— А сейчас?

— На Бэтмена? — вопросительно спросил майор.

Тут дверь распахнулась, и в кабинет технической части ввалился бригадный зампотех, имеющий подпольную кличку «Баклан» из-за своей привычки разводить руками и говорить «Ну, а что я могу сделать, ну, что я могу сделать»

— Товарищи офицеры, нельзя ли потише чуть, мне вас в соседнем кабинете слышно.

Пиотровский повернулся к нему и уставился сквозь прорези в маске.

— Аа-а-а, бля, кто это? — испугался зампотех и, прыгнув за дверь, стал оттуда осторожно выглядывать.

— Это я, капитан Пиотровский, — глухо раздалось из-под маски.

— А что это на вас одето? — поинтересовался любопытный зампотех.

— Товарищ подполковник, это новая летняя форма для сварщиков, вот получили на роту материального обеспечения комплект, испытываем, — брякнул испугавшийся Пачишин.

— А-а-а, ясно, — ответил подполковник, — надо с зампотылом разобраться и себе комплектик получить, а то я почти что такую же из самой Москвы для супруги вёз, да еще за бешеные деньги покупал, а тут на тебе, оказывается её выдают!

Надо ли говорить, что недалёкий подполковник-зампотех поднял этот вопрос на совещании у командира бригады. Ну, а заместитель по тылу сперва ничего не понял, потом осторожно свалил всё на начальника вещевой службы, а потом, подробнее узнав о каком костюме идёт речь, разочаровал подполковника. Узнав, что его наиболее «любимого» зама так жестоко разыграли, командир бригады злобно потёр ручки. В особой офицерской группе появилось еще два смелых разведчика, причём один из них уже имел костюм супергероя.

Капитан медицинской службы Аллилуев был интеллигентом чуть ли не в десятом поколении. Матом не ругался, ко всем бойцам обращался строго на «вы». Разбавленный спирт не пил и витаминками не закусывал, в отличие от бригадного начальника медицинской службы. Всегда был задумчив, обстоятелен и исполнителен. Присутствуя на совещаниях, не кричал, ничем не возмущался, всё спокойно записывал в блокнотик и очень быстро исполнял или еще быстрее заваливал порученное задание. Был лишь один недостаток у капитана: иногда в глубокой задумчивости совершенно не осознавая того, мог брякнуть свои мысли в слух. На том же совещании когда зампотех ругался по поводу летнего сварщицкого костюма, Аллилуев ушёл в глубокую задумчивость и меланхолично рисовал в блокноте рецепты на латинице. В момент жарких прений образовалась небольшая пауза и тут в абсолютной тишине раздался голос капитана-медика:

— Эх-х-х-х, сейчас бы как взбзднуть, да с огоньком…

Тишина стала гнетущей, и офицер понял, что свою мысль он высказал вслух, капитан резко покраснел, но сделал вид, что его это не касается.

— Я вам предоставлю такую возможность, да еще на свежем воздухе, — прервал тишину командир бригады, — в разведывательной группе должен быть внештатный фельдшер.

Помощника начальника финансовой службы, в миру просто «начфинёнок», в этот день склоняли все кому ни лень. Начфинов вообще все любят просклонять, молодой же финансист страдал, по всей видимости, синдромом «рассеянного внимания», и забыл насчитать какие-то выплаты жене комбрига, служившей в строевой части прапорщиком.

Вот так в офицерской группе появился свой начфин, потерянное и всего боящееся офицерское существо в звании лейтенанта.

Лёню Ромашкина в бригаде знали все, ибо это был единственный человек, который на прыжках умудрился приземлиться на личный автомобиль заместителя командира бригады по воспитательной работе. Все претензии Лёня отмёл в сторону и в результате его кандидатура была выдвинута тем самым бригадным воспитателем, на всё том же совещании у командира бригады. Полковник сказал, что Ромашкин весьма полезная личность на предстоящих учениях, ибо он занимается… Чем занимается майор Ромашкин, никто так вспомнить и не мог. Начали допрашивать начальника отделения кадров. Выяснилось, что Лёня стоит по штату в моём отделении, но его там никто не видел. Воздушно-десантная служба попыталась взять майора под свою опеку, ибо Ромашкина на прыжках бросали на пристрелку (прыжок для определения силы и скорости ветра). Хотя для этих целей бросать положено было ПДММ (парашютный десантный мешок мягкий), бросали всегда Лёню, мешок в случае утраты и порчи списать было очень муторно, а майоров у нас в бригаде полно, поэтому воздушно-десантную технику берегли. Комбриг, однако, призадумался, от напряжения его голова закачалась, он немножко всхрапнул, встрепенулся и объявил всем, что Ромашкин тоже включен в состав группы, а в случае если действительно эту особую РГ придётся выводить, то вывод в тыл противника будет осуществлён воздушным путём парашютным способом.

Чувство того, что надвигается какая-то неприятность, надвигалось неотвратимо. А когда я выглянул в окно и увидел бегущего по плацу зампотыла, то стало ясно, что скоро будет Армагеддон, ну не мирового масштаба, а так, небольшого бригадного. Толстый зампотыл на самом деле не бежал, а катился по обледеневшей дорожке и не мог остановиться, врезавшись в трибуну на плацу и разогнав по дороге роту, занимавшуюся строевой подготовкой, начальник тыла остановился, перевёл дух и вальяжно двинулся дальше. А я в это время, находясь в состоянии панического страха, намеревался выдвинуться в кафе и слопать парочку пирожных, дабы заглушить неясную тревогу. Однако так и не успел, зазвонил телефон. Звонок я проигнорировал и кинулся к двери, но было поздно, на входе меня встретил посыльный по штабу и объявил, что меня желает видеть комбриг.

Предчувствия не обманули. Меня назначили командиром той самой особой группы, которую я сам же и придумал. Радость моя была беспредельна, и поэтому я всё-таки выдвинулся в кафе и съел два пирожных. После принятия пищи настроение некоторым образом улучшилось. Может всё-таки и не потребуется эта нелепая группа, и на учениях обойдутся без неё, и зря я так переживаю. Покурив, я пошёл рисовать «решение на применение» и набирать всякие пояснительные записки. В пункте о противнике я от скудоумия и мелкого желания кому-нибудь напакостить, упомянул своего товарища Вову Черепанова:

То, что мне не достанется за написанный бред, я был уверен на девяносто процентов, начальник штаба если и проверял, то только поверхностно, не вникая в суть. Комбриг, когда проверял, то в первый раз говорил переделать все и немедленно. Некоторые офицеры впадали в ступор и в течении бессонной ночи пытались всё исправить, изводили кучу бумаги и портили карты. Когда-то я тоже так же мучился. Теперь я просто громко кричу «Есть!», запираю документы в сейф и на следующее утро подаю их командиру в том же самом виде, что и вчера.

— Вот, совсем другое дело! — восклицает полковник и подписывает всё, не глядя.

Когда все было сделано и подписано, я решил всё-таки собрать весь личный состав назначенной группы и как-то обозначить приоритеты. Обзвонив всех, я назначил встречу возле штабной курилки, пригрозив за неявку сдать всех комбригу и посодействовать в лишении «тринадцатой» на сто процентов. Собрались все, чем несказанно смутили бригадного заместителя по воспитательной работе. Воспитатель чувствовал подвох, и поэтому решил на всякий случай доложить командиру. Полковник, выслушав доклад, решил сам посмотреть, что за сборище и, обойдя штаб по периметру, начал выглядывать из-за угла. Однако заместитель начальника штаба по службе войск, увидев в окошко фигуру прячущуюся за углом, высунулся в форточку и заорал во всё горло:

— Э-э-э-э, какой там мудила ссыт под окнами штаба! А-а-а-а, товарищ полковник, это вы, ничего, ничего страшного сам маюсь, всё не дождусь, пока ремонт в штабном туалете сделают, кстати, товарищ полковник, надо бы строителям люлей накатить, а то они совсем.

Комбриг замахал руками, и уже не таясь, как будто так и надо, вышел из-за угла.

Пачишин увидел комбрига первым, подал команду:

— Товарищи офицеры! — и после этого двинулся к полковнику строевым шагом, потом опомнился и, не убирая руки от головного убора развернулся и затопал обратно в курилку.

— Товарищи офицеры, — ответил полковник, и стал всех с подозрением осматривать, — а что это вы здесь делаете? — задал он киношный вопрос и уставился на меня.

— Товарищ полковник, провожу совещание особой группы, намечаем план работы, — отбрехался я.

— Действительно, — удивился комбриг, — все люди, назначенные здесь, однако молодцы, разрешаю вам проводить свои совещание в классе оперативной подготовки.

— Есть, товарищ полковник, у нас еще одна проблема — у нас нет оперативного офицера, а на такие группы оперативный положен, кто-то из заместителей.

— Действительно. Назначу я вам оперативным офицером, наверно, своего заместителя по воспитательной. А то он так переживает, так переживает.

Воспитатель, узнав, что теперь он непосредственно отвечает за нашу группу, высказался кратко и ёмко:

— Вот суки!

Учения уже шли полным ходом третьи сутки и все офицеры штаба метались как угорелые, засыпая на ходу. Я перемещался только от компьютера к карте, по несколько раз перепечатывая различные распоряжения и перерисовывая обстановку. Процент маразма и долбоебизма на этих учениях давно превысил все установленные ранее опытным путём нормы. «Комиссия» из «верхних» штабов уже запутывала сама себя нелепыми вводными. Начали выводить разведывательные группы. Командиры, сидевшие на «доподготовке», радостно взвизгнули. Намного проще и легче залечь где-нибудь в лесах на базе и ждать противника, который якобы перейдёт линию фронта, чем торчать в бригаде и завывать от бестолковой суетни. Если группу уже в ходе выполнения учебно-боевой задачи перенацелят на другой объект, то абсолютно ничего страшного в этом нет. Командир группы выслушает радиста, крякнет, и со счастливой улыбкой на мужественном лице разведчика специального назначения обматерит всё начальство, не спеша поужинает или пообедает и даст команду выдвигаться дальше. Красота, нам об этом в штабе только мечтать. Наши начальники в штабе, получив очередную вводную, тут же выпадут в осадок, устроят истерику, обвинят всех своих подчинённых в ничегонеделанье, а потом начнут носиться, мешая всем и брызгая слюнями. Не знаю, как в других штабах, но у нас дело обстояло именно так. Нормально работала только воздушно-десантная служба и заместитель командира по воздушно-десантной подготовке. На этих учениях свершилось небывалое, выделили никогда раньше невиданный лимит горючки на лётно-подъёмные средства и часть групп выводилась воздушным путём как посадочным, так и парашютным способом, и все «главковерхи» предпочли не лезть в работу «парашютистов», парни работали слаженно, вывод был организован на удивление чётко, без каких-либо происшествий и предпосылок. Был один случай, который, слава Богу, никаких последствий не имел. Бросали уже в ночь, впервые за несколько лет.

Группа любителей-туристов расположилась на небольшой очень красивой и уютной полянке, слегка припорошенной снегом. Очень дружно и быстро разбили лагерь. Вечерело, где-то неподалеку прошла колонна военной техники, сопровождаемая матерными криками и рычанием машин. Высокие сосны загадочно смотрели в небо, на котором зарождались звёзды. Чуть, чуть, совсем не сильно, морозило. Опытный руководитель группы давал дельные советы по обустройству на ночь и по предотвращению обморожения. Вскоре палатки стояли под деревьями, сверху накрыли лапником для сбережения тепла. Посреди широченной поляны соорудили огромный костёр из сушняка, рядышком из камней соорудили мангал, в который потихоньку накидывали алеющие жаркие угли. Обустроились, расселись на брёвнышках, сервировали походный столик, достали пару бутылок водки, гитару. Девушки-туристки похихикивали, мужчины сделали вид «матёрых таежников», почёсывали куцые бородёнки и занимались приготовлением шашлыка. Вскоре появилась гитара. Над тайгой повисла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием вертолёта, рассекавшего где-то неподалеку ночное небо.

Очень хорош был вечер на живописной лесной поляне, лёгкий морозец, запах шашлыка, темнеющее небо и жаркий костёр. Заговорила гитара и туристы запели свой гимн:

И когда любители здорового отдыха и непроторенных троп в едином порыве хотели подхватить, что «Как здорово, что все они здесь сегодня и т. д.», над головами в морозной темнеющей тишине раздался истошный вопль и куча непонятных слов:

— Какого, х…, бойцы, мать вашу, придурки вы, где маяк поставили, где «колдун», я вам сейчас разведу костёр, я вам глаз на ж…

И на середину полянки с ночного неба опустился непонятный человек на парашюте в синем комбинезоне, лётном шлеме и унтах. Ошалевшие туристы открыли рот. Человек, прибывший с неба, ловко упаковывал купол в сумку и продолжал нецензурно выражаться.

— Кто старший, мать вашу, где прапорщик Семёнов, — грозно вопросил он, закинув сумку за спину и подходя к костру.

Туристы ответили дружным «Э-э-э-э-э мы не знае-е-ем». В роли старшего выпихнули обомлевшего руководителя тур. группы.

— Йа, старший, — собравшись с духом, молвил он и зажмурился от крика незнакомца.

— Ты когда в последний раз брился, обезьяна, звание, должность, с какого подразделения, почему я тебя на инструктаже не видел, олень? Ну-ка, быстро отвечай: кто такой, шалав где-то посреди тайги подцепили… я вам…

Руководитель что-то, промычал и решил броситься наутёк, но не успел. Человек в унтах вытащил из-за пазухи небольшую радиостанцию, начал с кем-то вести переговоры, потом смачно плюнул, выудил откуда-то из-за пазухи осветительную ракету, выпустил её в воздух, переспросил в станцию, видят ли ракету, и задрал голову. В небо откуда-то неподалеку взвилась еще одна ракета.

— Ага, вижу, — сказал незнакомец в станцию, — извините, ошибочка вышла, — бросил он ошеломлённым туристам и с достоинством удалился, забрав с мангала аппетитно пахнущий шампур с мясом.

Туристы с удивлением начали переглядываться.

— Ох, ни х… себе, — сказал руководитель, — сколько ни ходили, но на этом маршруте мы впервые и сразу же такие приключения.

Все туристы радостно загомонили, с жаром обсуждая происшествие. Да, будет, что рассказать родным и близким после завершения похода. Пришлось снова налить по пятьдесят грамм для успокоения и заесть готовым горячим ароматным мясом.

Чудный зимний вечер на красивой снежной полянке продолжался без происшествий, снова заговорила гитара. Где-то в километре от туристов, командир РГ СпН на пункте сбора после приземления ставил задачу головному дозору.

— Так идём по азимуту, где-то через километр должны будете выйти на вот эту поляну, — и он ткнул пальцем в карту…

Мои доводы о том, что офицерскую группу вывести лучше просто по «бумагам» никто не послушал. И в тот момент, когда я уже благостно дремал на клавиатуре, пытаясь что-то переделать, меня выдернули из цепких лап сна и, не разбудив, послали получать задачу.

Что мне рассказывали, я помню с трудом. Очнулся я только в спортивном зале, который нам определили как место доподготовки. В первые несколько минут мной овладело отчаянье, а потом, немного поразмыслив, я пришёл к выводу, всё, что ни делается — всё к лучшему. Пусть все бегают по штабу, выезжают в штабных прицепах, с вечно ломающимися в холода отопителями на запасные командные пункты, правой рукой набирают на компьютерах сводки и планы, а левой трассируют дорожки. А я пойду со своим героическим личным составом искать мифического Вову Черепанова, отставника, содомирующего местный скот, и бродящего с кучей таких же мифических негодяев среди местных лесов. Вышеназванный майор Черепанов появился незамедлительно, с кипой бумажек под мышкой и банкой пива в кармане. Вова дьявольски расхохотался, услышав мои рассуждения и объявил, что его уже давно уничтожили бомбо-штурмовым ударом, а теперь он в качестве привидения отомстит мне за поругание его честного имени и будет курсировать между штабом и нашим оперативным офицером, принося нам нехорошие вести, собирая списки и просто глумясь над нами. Майор Черепанов еще секунд пять изображал из себя Мефистофеля, потрясая банкой пива и мерзопакостно прихихикивая.

— Мне скучно, бес, — ответил я ему, и сделал вид, что звоню по телефону. — Алло, товарищ полковник, это я, нахрена мне в группе майор Черепанов? Он припёрся радостный, кричит, что с нами идёт, он же всю жизнь по строевым отделениям просидел, что? Всё равно идёт? Ну ладно, чёрт с ним, еще одна обуза, да да, на месте здесь, до связи.

Вова побледнел, икнул и, забыв про банку пива, кинулся в штаб, на входе он столкнулся с хнычущими Пачишиным и Пиотровским, которых вёл великолепнейший зампотех.

— Ну, что я могу сделать, ну, что я могу сделать, товарищи офицеры, — жалобно восклицал он и разводил руками.

— Разойдись, парковые ханыги, офицер штаба идёт, — завопил Вова. — Здравия желаю, — бросил он зампотеху и снова получил в лоб дверью, от входящего Аллилуева.

— Доктор, сука, чуть не убил, — заклокотал от злости Черепанов, — вы мне отсюда выйти дадите или нет, оккупировали спортзал, честному майору ни в баскетбол сыграть, ни на матах поваляться.

— На хера нам зампотех? — спросил в пустоту Аллилуев и густо покраснел, он опять высказал что-то потаённое вслух.

— Я тут не нужен, а что я могу сделать? — развёл руками зампотех и они уже вдвоём с Черепановым стартовали к двери.

Соответственно, как и положено, выход им преградил Лёня Ромашкин, который тащил за спиной огромный рюкзачище.

— Окружили, — взвыли разом зампотех и Черепанов.

— О Вован, — обрадовался Лёня, — дай на выход сгонять перчатки велосипедные, у тебя такие классные были, я на стрельбе видел, с кожи натуральной, такие чёрные.

— Верчатки пелосипедные? — передразнил Ромашкина Вова, — когда ты меня в крайний раз на стрельбе видел?

— С натуральной кожи? — переспросил враз возбудившийся зампотех.

— А то, — заважничал Вова, — «найковские», здесь таких не найдешь.

— Так что с перчатками? — настаивал Ромашкин.

— Жалко, однако, ты же их порвёшь, — начал искать отговорки Черепанов.

— Я за тебя на прыжках отработаю, — предложил компромисс Ромашкин.

— Добрячок, порешили, с тебя две укладки, с вэдээсниками сам договоришься, чтобы всё красиво было, — сразу же сломался Вова, ужасно не любивший укладку парашюта на свежем морозном воздухе.

Несчастная дверь спортзала затряслась, и в неё начали протискиваться близнецы-моряки Артемьевы, толкающие перед собой лейтенанта-финансиста.

— Глядите, кого мы поймали, — вопили братья, — эта зверушка в кассе спрятаться хотела, бригадного начфина на помощь звала.

— Товарищ лейтенант, до вас, по моему, ясно довели, что вы в составе группы, с выпиской по личному составу, убывающему в составе реально действующих групп ознакомили, что за дела, почему вы прячетесь? — сразу же атаковал я лейтенанта.

— У меня отчёт, — заныл лейтенант.

— Нет, товарищ лейтенант, у вас учебно-боевая задача, и поэтому шаг вправо или влево приравнивается к попытке перехода на сторону врага.

Лейтенант скорбно замолчал. Черепанов, воспользовавшись возникшей тишиной, отпихнул зампотеха и выбежал на улицу, оглашая плац возмущёнными криками.

Подполковник юркнул за майором, наверняка он решил, что его тоже могут включить в состав героической группы.

Как ни странно, со всеми мероприятиями, расписанными в плане подготовки, мы справились довольно быстро. Близнецы убежали получать аппаратуру связи, я получал карты и блокноты, доктор ушёл за медицинской сумкой и пилюлями, Ромашкин убежал в воздушно-десантную службу решать вопросы по поводу укладки и получения всего полагающегося нам имущества. После обеда довольно быстро уложили парашюты, проверились. Прибыли на воздушно-десантный комплекс, покачались в стапелях на подвесных системах. Точных данных, выведут парашютным или посадочным способом, не было, но всё равно решили готовиться по полной. Во время обеда удалось съездить домой и снарядиться на предстоящий выход как положено. Я взял свой старый удобный рюкзак, отпахавший со мной несколько командировок, лёгкий зимний комплект полевой формы фирмы «Гортекс». Ну и, соответственно проехался по магазинам, закупившись всякими бульонными кубиками, китайской лапшой, растворимым кофеем, колбасой, водкой и минералкой. Из багажника достал свою миниатюрную газовую горелку и два баллончика с сжиженным газом. Короче, собирался так, как будто уходил на задачу куда-нибудь в район Малых Варандов под населённым пунктом Шатой Чеченской Республики. Укомплектованный рюкзак пришлось запихивать в грузовой контейнер и оборачивать полиуретановым ковриком и плащ палаткой. Остальные члены группы от меня не отставали и снаряжались по полной. Только лейтенант-начфин, бегал вокруг и всех спрашивал:

— А это надо? А это куда?

Общими усилиями собрали и лейтенанта. Упаковали парашютный мешок, радиостанции и батареи переложили пустыми картонными коробками, замотали в коврики. Близнецы Артемьевы, несмотря на то, что в отношении личной дисциплинированности были сущими разгильдяями, связистами были отменными, дело своё знали туго и искренне переживали за свою работу. Под вечер получили вооружение и боеприпасы, Лёне надо было и здесь отличиться. Рюкзак у него был больше всех, в грузовом контейнере понапихано немерянное количество холостых боеприпасов и средств имитации. Так он еще умудрился получить себе ПКМ и теперь любовно упаковывал его в чехол и советовался с «десантниками» как его крепить и закантровывать.

Лейтенанту-финансисту на запаску вместе со стропорезом прикрепили еще и калькулятор, так, на всякий случай, вдруг решит во время совершения прыжка насчитать кому-нибудь денежное довольствие.

Прибежал невменяемый заместитель по воспитательной работе и попытался провести у нас строевой смотр, а заодно выслушать жалобы и предложения. Потом плюнул на нас, а в особенности на жалобы технарей, вечно стремящихся что-то съесть, покричал и ушёл.

Вот, в принципе, мы и готовы, осталось только ждать выписки из боевого приказа, в которой будет указана задача. Хотя задачу мы должны знать уже давно и готовиться, отрабатывая все возможные варианты действий, передвижений, боевого порядка и всего остального. Вдруг нам предстоит провести диверсию на каком-нибудь важном объекте, тогда надо дополучать инженерное имущество, мины и другие взрывчатые вещества и средства взрывания. Или, к примеру, нам предстоит работать агентурными методами, соответственно, где карты с местами закладок предназначенных нам схронов, тайников, где гражданская одежда и прочее и тому подобное. Короче вопросов и нюансов множество. Оставалось только ждать и гадать, какую задачу нам подкинут. А так как почти что все из нас последние трое суток спали урывками, то ожидание естественным образом превратилось в здоровый сон, который охранялся выставленным возле дверей спортзала парным патрулём, состоящим из бойцов, которые по своим физическим и умственным данным не способны были вместе со всеми рыскать по лесам в поисках учебного супостата. В этих учениях участвовал почти что весь округ. Наши разведчики выходили в условный тыл, мотострелки занимали условную линию обороны, танкисты условно выехали из боксов в парке и тут же поломались. Рассказывали, что в каком-то танковом полку условно расстреляли начальника службы горюче-смазочных материалов и неусловно отдали на растерзание в прокуратуру начальника склада. В размышлениях о величии нашей армии, я начал отработку упражнения «сон в условиях приближенных к боевым». Только рядышком, развалясь на спортивных матах и укрывшись бушлатами канючили технари:

— Команди-и-ир, команди-и-ир, может мы в «чипок» (кафе при части) сгоняем, закинемся по быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных? Да кофием «три в одном» запьём, уж жрать больно охота, а командир?

— Отвалите, проглоты, я патрульным сказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки, лупить всех в башню дубинками. Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает.

— Он колбасу втихую жрёт, — сказал вслух доктор, — у него завтра расстройство желудка будет.

— Вот она, натура начфиновская, — заорали техники, — достойную смену готовит себе бригадный «денежный мешок».

— Я ничего ни ел, — начал отбрёхиваться лейтёха из-под бушлата.

— Ничего не знаю, — позевывая, ответил я, — завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь.

Дремавшие неподалеку близнецы сразу же проснулись и слаженно в один голос запели — заорали:

— Алли-луев, Алли-луев ты отрежь ему полх…

— Артемьевы, заткнитесь, — закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.

— Лёня мы тебя, боимся! — закричали братья-радисты, — ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков, возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит, свистни, тебе матросы враз притащут.

— Идиоты, — обозвал братьев Ромашкин, — у меня грим есть специальный, «Туман» называется, все цвета как надо, а то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента, маскхалат зеленый, а рожа чёрная.

— Ага, и берет голубой одень, — вставили своё веское слово технари.

Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то тихонько хрумкал.

А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи нарезал сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав что же нам всё-таки предстоит, дал понять нач. оперу, что сознание надо терять по старшинству, сперва старшие начальники, а потом уже и подчинённые. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, не понял ничего и поэтому выглядел лучше всех. Я понял всё, но ничего не осмыслил и пошёл обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду нас уже должны были десантировать парашютным способом.

Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения «группа в налёте», на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и по возможности вывести его из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придётся выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать и отмудохать, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся, и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях:

а) если лейтенант умрёт от страха еще на прыжках,

б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки,

в) чёрненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.

Особая группа-2

Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченные в парашюты и сурово осуждала действия лейтенанта-начфина. Начфиненок корчился и просился отойти, ибо по его выражению «клапана скоро не выдержат и днище вышибет».

— Чмырение колбасы под бушлатом — дело недостойное российского офицера-разведчика, — добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.

— Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, — ныл лейтенант.

Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка всего-навсего надо будет найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, которую мне лично приволок заместитель по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе.

Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами «нет задач не выполнимых», на этом решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко гордо поднятой головой, убыл домой. Как бы не пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости и млея от собственной значимости отвечал: «Что-о-о-о, а вы в курсе, что я — оперативный офицер особой группы?». Для придания антуража заместитель по воспитательной неизвестно зачем получил на складе РАВ пистолет Кольт М1911 и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подрёмывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками «Красной звезды», то он еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелециприятной форме предложил своему заму не маятся хернёй. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился «чеченский синдром» и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. Командир ответил, что у него в ушах стоят крики Владикавказских проституток в сауне, на этом они поругались, и, слава Богу, про нас не вспомнили.

Стоять было скучно, и я вперился взглядом в проверяющего нас ВДСника и от нечего делать зевнул. Майор засуетился, но ничего с собой поделать не мог, рот его безудержно начал раскрываться и он зевнул так, что, кажется, вывихнул челюсть, выпучив глаза, он побежал к бригадному медику, вольготно разлегшемуся на парашютном столе и сладко похрапывающему.

— Щас у начмеда спирту попросит, — печально сказал зевающий Аллилуев.

— Нету спирта, — сразу же ожил бригадный начмед, — не дам, вы — десантники совсем охамели — летом в унтах ходите, зимой спирту просите, вам самим спирт на приборы положен, его и пейте.

Челюсть ВДСника сама по себе стала на место и он начал оправдываться:

— Нам ЛТО (летно-техническое обмундирование) по нормам довольствия положено и чужой спирт мы не хапаем, и вообще, доктор, довыделываешься и пойдёшь у меня выпускающим с бабами-«перворазницами» с батальона связи!

— Ой, да ладно, пробежишь ко мне на проверке за освобождением от кросса, и так что нам на ваши угрозы плевать!

— Ой, да ла-а-адно, мы тож люди гордые, — взъярился ВДСник.

— Конечно, пока вас не пнешь, вы не полетите, — съязвил Ромашкин, поправляя ножные обхваты, — и вообще давай связывайся с летчиками, сколько можно этот борт ждать?

— Скоро будет, в первой корабельной группе будет прыгать спортивная группа и комбриг, а вы на второй заход пойдёте.

— Так, блин, отпусти нас, мы хоть присядем, сколько стоять можно, а мы тебе глушак на твоей «мазде» заварим на халяву, — предложили один в голос Пачишин с Пиотровским.

— Глуша-а-ак, — заинтересовался ВДСник, — корабельная группа, разойдись. Давайте поговорим на эту тему поподробнее.

Технари, отойдя в сторонку, начали обсуждать особенности «заваривания» глушаков на японских автомобилях. Я плюхнулся на парашютный стол рядом с медиком. Начмед встрепенулся, подозрительно осмотрел меня, закапал себе из пипетки что-то в рот и довольно хрюкнув, снова задремал.

Неподалеку от меня нарисовался неподражаемый штабист Вова Черепанов и начал показывать мне какие-то знаки.

— Вова, хуле надо, что ты там корчишься, — проорал я ему.

— Сюда подойди, — сквозь зубы зашипел Вовочка и помотал головой, осматривая окрестности и провожая подозрительными взглядами шарахающихся рядом бойцов и офицеров.

Пришлось вставать с помощью Ромашкина и перется к Владимиру.

— Что надо, штабная крыса? — очень мило поприветствовал я его.

— Кофе будешь с коньяком, у меня термос собой? — не обратил внимания на моё хамство Черепанов.

— Ну так наливай, а вообще-то мог и не поднимать меня, а уже принести.

— Перетопчешься, на — держи…

Кофе с коньяком на легком морозце был весьма кстати, приятно согревал и щекотал пищевод.

— Короче, я в штабе ошивался перед выездом, там замкомбриг лично задачу ставил командиру спортгруппы, они вас на выходе должны будут гонять и задача у них такая же, как у вас, вы типа клоунов будете, вас уже слили всем кому ни лень: и пехоте, и ментам, и СОБРовцам, которые в учениях участвуют.

— Ну, блин, спасибо, обрадовал, мне аж на душе полегчало, — уныло ответил я.

— Короче, от меня ты ничего не слышал, а то если зам узнает, что я тебе натрепался, он меня за вами в одиночку зашлёт, а то еще хуже на какие-нибудь курсы в Загорянку отправит, мне уже одних хватило, эх-х как я тогда в «Голодной утке» озвездюлился уж-ж-жас…

— Ладно не ссы прорвемся, слухай, забери мою мобилу с сейфа у дежурного, а мне дай свою, будешь нам эсэмэсить по тихой, поработаешь нашим агентом.

— Да без проблем, тока если с моим сотиком что случится — я твой заберу, да, и кстати, что я с этого иметь буду?

— Ну, мы тебя обижать не будем, разрешим в чипке с нами за одним столом сидеть, и, короче, Вован, я тебе дам свою машину на время учений погонять, доверенность у тебя на нее есть, а ключи в сейфе вместе с мобилой…

— Машину-у-у-у, ну, тогда базару нет! Что же ты раньше не сказал, так кого вам надо убить, расчленить над кем надругаться? Я ради этого даже нассу в планшет с картами командиру спортгруппы, на телефон, звони, предупреди дежурного…

Таким образом, я завербовал одного агента и пристроил свою машину, только Вовочка зря радовался — бак в моей «тойоте» был уже почти сухой и ему придется раскошелиться на заправку.

Вовин телефон в кармане у меня завибрировал и выдал голосом Масяни: «Начальник? Да пошёл ты в жопу, начальник!»

Я передал Черепанову трубу, тот послушал, покивал головой и вернул мне телефон, потыкав кнопки.

— Я тут переадресацию поставил, замкомбриг звонил, сейчас подъедет.

Прибыл «Урал» с разведчиками спортивной группы и УАЗики комбрига и зама.

Ну вот они, наши конкуренты, все разведчики или срочники или контрактники. Они не ходят в наряды, не участвуют в хозработах. У них одна задача — готовится к «скачкам» (соревнования разведывательных групп по тактико-специальной подготовке). Целыми днями они только и делают, что бегают, прыгают, стреляют, не вылазят с полигона неделями. А у меня Пиотровский и Пачишин бегают только по парку и к чипку, а лейтенант-финансист ускорился в последний раз минут пять назад, скинув с себя парашют, разматывал на ходу рулон туалетной бумаги.

Дежурный связист подал гарнитуру «вертолетной» станции руководителю прыжков, заму комбрига по воздушно-десантной подготовке. В воздухе где-то неподалеку явственно послышался рокот вертолетных лопастей. Через пару минут МИ-8 приземлился, спугнув воздушным потоком лейтенанта в кустах.

Шоу началось. Бойцы сняли кормовые створки с вертолета, летчики готовы были подняться на «пристрелочную» выброску. ВДСники засуетились, Леня Ромашкин хищно улыбнулся, теперь честь первого прыжка принадлежала не ему, а прапорщику — начальнику склада парашютно-десантного имущества.

Прапора скинули удачно, и он, приземлившись возле «колдуна» (указатель силы и направления ветра), открыл прыжковый день. Спортгруппа быстренько построилась, проверилась и вальяжно зашагала к борту. Сзади степенной походкой шествовал командир бригады. Прыжки начались. Спортсмены покинули борт быстро и, приземлившись, плотно группой на дальнем конце площадки быстренько скинули свои купола прибежавшей группе обеспечения десантирования, построились в боевой порядок и начали поиск груза. Только одинокий парашютист в воздухе мотался в потоках и неуклонно снижался в направлении небольшой дубовой рощицы.

Зам по воздушно-десантной заорал в мегафон:

— А-а-а-а, олень, бля ноги вместе забирай вправо, скотина…

Потом прильнул к окулярам ТЗК и, распознав командира бригады, болтающегося в стропах добавил:

— А-а-а, товарищ полковник, это вы! Хорошо идете, как по учебнику!

Товарищ полковник, как по учебнику, приземлился в кусты возле дубовой рощицы, откуда недавно убежал лейтенант-финансист.

— А-а-а-а, да кто это тут уже успел нагадить, что за сволочь, а-а-а, мой новый прыжковый шле-е-ем-м, а-а, бушла-а-ат, скоты, уроды, — долетал до нас голос командира бригады.

Лейтенант испуганно опустил голову и попросил шёпотом его не выдавать.

— Не ссы, мы — фашисты, своих на войне добиваем, — ответил ему Пиотровский, — сейчас пойду, доложу комбригу, что ты ему еще в запаску нассал!

— Нассать в запаску это моветон, — подтвердил флегматичный Аллилуев.

Странный он, этот доктор, облегчить мочевой пузырь в запасной купол — это признак дурного тона, а если нагадить в основной купол — это признак хорошего воспитания и изысканных манер?

— Ой, быстрее бы на прыжок, — засуетился лейтенант.

Теперь настала и наша очередь. Повторный осмотр, хлопанье ВДСника по парашюту, команда: «Направо, на борт шагом марш».

Уже на борту вертолёта финансита продолжали подкалывать.

— Начфиненок, ты все дела сделал, а то ты как самый легкий крайним выходишь, так неохота под тобой оказаться, — спросили Артемьевы лейтенанта.

— Я не брал, — невпопад ответил финансист, и его залихорадило…

После пары заходов противно загундосил ревун и десантирование началось.

Ромашкин как продвинутый парашютист вышел «крестом», раскинув ноги и руки и поддерживаемый за шиворот стабилизирующим парашютом. Я вышел просто, без выпендрёжа. Трёхсекундное болтание, рывок, провал вниз, ноги возле носа и тишина. Кольцо я не дергал, доверив раскрытие основного купола страхующему прибору. Покрутился в стропах, остановился, осмотрел купол, оглянулся по сторонам. Чуть выше и правее меня спускались братья капитаны, вяло переругиваясь между собой:

— Тяни правые, — орал один.

— За хер себя потяни, собака бешеная, — отвечал ему второй.

Вроде вышли и раскрылись все. Надо готовится к приземлению.

О-о-о-о, чёрт, сачок «колдуна», висевший унылым хвостиком перед нашим взлетом сейчас был полон энергии и на моих глазах задирался, чуть ли не параллельно земле. Бойцы, дежурившее на площадке, лихорадочно переносили «стрелу» из парашютных столов с места на место. Чувствую, приземление будет еще то. Натянув задние свободные концы до отказа, я сразу же приготовился дергать отцепку свободного конца. Как-то не очень хотелось таскаться по всему полю за парашютом. Удар, кувырок, отцепка. Купол вывернуло и он беспомощно заполоскался и опал. Удачно, ничего не сломал и ничего не отбил. На встречу мне бежали уже бойцы-обеспеченцы. Так, быстренько на стропах связать бесконечную петлю, достать сумку из-за резинок запаски, уложить туда распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить чтобы он расписался в ведомости приема, и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками на пузе, волочась за куполом, промчался майор Пачишин.

— Солда-а-аты, бля, сделайте что-нибудь, — взмолился он к бегущим на встречу бойцам.

Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.

— Идиоты-ы-ы! — проорал удаляющийся со скорость ветра майор.

Бойцы погарцевали за ним.

Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную покрытую ледком лужу, добросовестно в неё приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался. Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе всё лицо и руки. Начфинёнок приехал на пункт сбора на старинном мотороллере с прицепом, и каким-то пьяным дядькой. Остальные были более-менее в норме. Лейтенанта отругали за использование транспорта, захваченного у пьяного мирного жителя. Нетрезвого крестьянина усадили за руль и отправили подальше. Мужичок, так и не проснувшись, уехал куда-то в чистое поле, выехал на площадку приземления и начал выписывать по ней круги, мешая десантированию личного состава.

Грузы свои нашли довольно быстро даже без поисковых приёмников, благодаря наличию явственного «разведпризнака» — трёх старослужащих солдат, сидевших на охране. Бойцы от скуки развели костёр неподалеку от площадки приземления. Устроив «мини блок-пост», тормозили пробегающих после приземления мимо молодых разведчиков и обыскивали их на предмет сигарет и допрашивали на всякий случай о причастности к иностранным вооружённым силам, партизанским формированиям и сексуальным меньшинствам.

Когда одевали рюкзаки и распаковывали оружие, доктор успел намазать исцарапанного Пачишина зелёнкой во всех местах, особенно красиво и художественно получились уши.

— Так тебе, бля, за Бетмена, — ехидничал Пиотровский, — у меня хоть костюм, а ты сам как гоблин из «Мишек Гамми».

Ромашкин, увидев зелёную физиономию, тут же «заревновал» и начал себя раскрашивать «Туманом». Братья-моряки прилаживали на грудь радиостанции и пытались всучить лейтенанту раскладывающуюся антенну в чехле, выдавая её за палку сухой колбасы.

Пока все препирались и готовились к движению, я достал карту с отмеченными контрольными точками, посчитал всяческие склонения, наметил ориентиры и взял азимут на первую точку. GPS-навигатор в группе был у Лёни Ромашкина. Поэтому ему пришлось возглавить головной дозор. В паре с ним шёл начфинёнок. Два техника шли связующим звеном. В ядре шёл я с братьями, и в тыловом дозоре в гордом одиночестве оставался флегматичный Аллилуев.

До наступления ночи нам предстояло пройти около пятнадцати километров и дать два сеанса связи, один из которых обязательный двухсторонний. Первый сеанс связи я намеревался дать после того, как пройдём хотя бы первую контрольную точку, необходимо было доложить об успешном «выводе», и о том, что приступили к выполнению задачи.

Интересно, а какие сюрпризы нам подготовили «спортсмены». Парни там несмотря на свой «юный» возраст достаточно серьёзные, а командир группы уже откатал пару командировок. Могут где-нибудь на переходе выставить засаду, или натыкать сигнальных мин или еще каких-нибудь «ловушек». Надо мозгами пошевелить. На контрольной точке обычно сидит кто-нибудь из штабных «операторов» и парочка бойцов. Офицер выставляет в контрольной карточке командира группу цифр, в которой зашифрована отметка о прохождении и время. Все собранные на контрольных точках числовые группы надо передать при обязательном двухстороннем сеансе. После передачи групп на сеансе связи, разведчики получат от Центра зашифрованное сообщение, в котором будет указан дальнейший порядок действий. А до подхода к первой точке у нас еще один сеанс связи. Одна из важных составляющих оценки группы на учениях — это количество зафиксированных двухсторонних сеансов. Чем больше сеансов дали, тем лучше. Командир спортивной группы это прекрасно знает и скорее всего будет нам «засаживать» где-нибудь после третьей контрольной точки при проведении ОДС. Лёня Ромашкин пёр в головном дозоре как паравоз по рельсам, изредка сверялся с навигатором, чуть корректировал движение и нёсся дальше, зорко зыркая по сторонам и подавая связующему звену условные знаки. Связующее звено, пыхтя и негромко матерясь, увидев очередной условный знак возмущалось:

— И што он этим хотел сказать? Помахал нам ручкой, как женщинам лёгкого поведения и убежал, повиливая задом.

— Лёня-я-я, ты что там машешь, а-а-а? — орали они Ромашкину, идущему далеко впереди.

Леня останавливался, показывал пару неприличных жестов и снова уходил. Техники, вспомнив о том, что они техническая интеллигенция, вызвали по радиостанции головной дозор и попросили лейтенанта присматривать за пулемётчиком Лёней дабы тот совсем не «запартизанился». Лейтенанту на свежем воздухе похорошело и он пёр за Ромашкиным, поглядывая по сторонам и радуясь жизни и отсутствию комбрига в изгаженном прыжковом шлеме.

Где-то невдалеке послышался шум бронетехники. Наверняка мотострелки гнали свою колонну куда-нибудь на полигон. По сигналу дозора группа остановилась, и мне пришлось переться вперед. Лёня лежал на гребне пригорка и рассматривал что-то в бинокль.

— Командир, наблюдаю развертывающуюся колонну противника численностью до мотострелковой роты, предположительно готовятся к прочёсыванию местности, предлагаю оставить меня для прикрытия основных сил группы, я геройски погибну, но всех спасу, — доложил возбуждённый Лёня.

— Херушки тебе героически погибнуть, а мы что потом с твоим трупом будем делать, я, конечно, дам команду чтобы сперва над тобой надругались, а потом расчленили для удобства переноски, но пока давай понаблюдаем.

Ромашкин скуксился, ему страсть как хотелось повоевать. Отметив на карте координаты колонны, я дал команду продолжать наблюдение. Артемьевы быстренько развернули радиостанцию и начали «прокачивать» связь. Отработали довольно быстро, передали на Центр радиограмму об успешном выводе и об обнаружении противника. Технари, довольные неожиданной остановкой, наплевав на скрытность, начали разводить костёр и пытаться вскипятить воды, дабы запарить китайской лапши и утихомирить свои озверевшие на свежем воздухе желудки. Доктор флегматично обматывал куском бинта ствол своего автомата и наверняка мечтал о тёплом медпункте. Лейтенант с интересом посматривал на складывающийся штырь антенны, который братья-связисты пытались выдать за «сухую колбасу». Унюхав запах костра, я оторвался от наблюдения за мотострелками и пошёл наводить порядок среди распоясавшейся технической интеллигенции.

— Эйё блин, вам чего здесь, парковая зона? Развели кострище, демаскируете нас дымом, сейчас сюда пехота примчится и отдубасят нас автоматами по самым интимным местам.

— Мы — люди тонкой душевной организации нам все время пища как духовная так и быстрого приготовления положена, мы себя уже изменить не можем, нас такими зампотех воспитал, — ответил Пиотровский, приоткрыв крышку пластиковой коробки и с умилением нюхая ароматный пар.

— Да, да, а что мы можем поделать? — развёл руками Пачишин и почесал зеленое «гоблиновское» ухо.

Два техника попросились вместе с Ромашкиным геройски погибнуть, прикрывая отход наших основных сил. Теперь еще надо, чтобы на геройскую смерть напросились близнецы, лейтенант и доктор и я останусь совсем один. Все остальные сгинут в огне холостых выстрелов, прикрывая мой отход и пожирая чудеса китайско-корейской кулинарии.

— К нам идут, — закричал Ромашкин и замахал руками.

Я галопом выполз на гребень. Чёрт пехота, спешившись с брони и развернувшись в цепь, мелкими перебежками направлялась в нашу сторону.

— Подъём, желудки, — завопил я, — Лёня, давай бегом по азимуту подъём, подъём.

— Кинематографично! — восхитились братья, прилаживая на грудь радиостанции.

— А потом он уйдёт в агентуру и сбежит в Великобританию, — непонятно к чему добавил доктор.

Первую и вторую контрольные точки мы прошли довольно быстро. Офицеры, сидевшие на точках, поведали нам, что «спортсмены» оторвались от нас где-то часа на два. При подходе к третьей контрольной точке мы с разбегу выскочили на какую-то уютную полянку, на которой было расставлено несколько туристических палаток и ярко горел костёр. Люд по полянке шарахался отнюдь не военный. Какие-то туристы, среди которых в наступающей темноте по писку можно было определить несколько женских особ. Туристы, увидев нас, завопили от ужаса и упали на землю закрыв головы руками.

— Да когда же это закончиться, — чуть ли не в один голос завопили они.

— А чего шашлык не жарите? — спросил удивлённый Пиотровский и мы помчались дальше к третьей контрольной точке.

Вымотались все, я уже начинал тяжело дышать. Техники только кряхтели и постанывали, братья тихонько материли начальника связи и тяжёлые радиостанции. Доктор меланхолично повторял «Бля-я-я у-у-у-у, бля-я-я-я». Как ни странно, лучше всех себя чувствовал лейтенант. Пребывание на свежем воздухе пошло ему явно на пользу. Он забрал у Лёни тяжёлый пулемёт и легким оленем скакал впереди.

На третью точку мы успели как раз к моменту её свертывания. Отметили карточку и скатились вниз по склону, приближалось время обязательного сеанса, который никак нельзя было пропустить. Пришлось из последних сил брести вверх на вершину сопки. Всё, привал. Братья, попадав на задницы, хрипло дышали. Доктор дрожащими руками распаковывал рюкзак. Технари, упав на землю, тихонько хрюкали. Лишь один лейтенант, встав в красивую позу и вскинув пулемёт на плечо, зорко осматривал темнеющие ночные окрестности.

Телефон в нагрудном кармане бушлата ожил и пропищал «О боже мой, они убили Кенни»

— Сволочи, — тут же отозвался Аллилуев оторвавшись от фляжки.

— Мы отомстим, — добавил Ромашкин, протягивая дрожащую руку к фляжке.

На связи был неподражаемый штабист Черепанов. Новости были не ахти. Где-то на маршруте нашего марша местный СОБР, принимающий участие в учениях, высадил две поисковые группы. Пойдут они чесать местность или нет, Вова не знал, но честно отрабатывал свою ставку двойного агента. Пришлось упросить Черепанова зайти на Центр Боевого Управления и попытаться высмотреть на карте реально действующих групп координаты «спортсменов». Вова перезвонил через несколько минут и доложив обстановку отключился. Пришлось с ним заранее договорится о проведении сеансов связи, аккумулятор на телефоне необходимо экономить. Запасного у меня не было. Костёр разводить не стали. На моей и Ромашкинской горелке техники начали готовить ужин и кипятить воду на весь личный состав. Братья отошли от группы подальше, развернули антенны и пытались связаться с центровыми радиостанциями. Лейтенант-начфинёнок, как менее уставший, крутился вокруг, втягивал носом запах разогреваемой тушенки и изображал боевое охранение. Ромашкин печально перебирал содержимое своего рюкзака, то и дело спрашивая в пустоту и с очумением держа в руках какое-нибудь габаритное полено:

— А нахрена я это взял?

— А это мы тебе положили, вдруг дров не будет, — радовались технари, держа над горелками котелки с водой.

Я зашифровал донесение, отдал его радистам и развернув карту отметил своё и положение соперников. Хотя по времени они от нас и далеко ушли, но по местности находятся совсем неподалеку. Если верить агенту Черепанову, то «спортсмены» где-то в районе вершины вот этой симпатичной сопочки. Так, а где же доблестный СОБР ведёт поиски? Дорога от нашего маршрута километрах в двух. То, что поисковые группы подвезли на машине я даже и не сомневаюсь. Если хорошо подумать и сделать предположение, что наш маршрут, хотя бы до третьей контрольной точки, уже известен, то куда они пойдут? Бегать по сопкам за нами они по любому не будут, там дядьки внушительной комплектации и возраста отнюдь не пионерского. Значит, сядут где-нибудь в удобном тихом местечке, достанут пару пузырей водки, домашние заначки и устроят пикничок. Так, ну, а если предполагать худшее. К примеру, им уже известна наша последующая задача, которой мы еще сами не знаем. Вот это вполне возможно. Если заместитель кобрига взялся нас «утопить», то это дело он постарается выполнить до победного конца. Интересно, а ставки они там делали, на нас или на спортгруппу? Если и делали, то по любому не в нашу пользу. Черепанов наверняка бы поставил на кон свой летний отпуск или премию за квартал. Так, всё-таки интересно, где нам ждать встречи с «ловцами». Радисты настроились и сейчас на полную работали с Центром, передавая группы цифр из моей карточки. Сейчас отработают на передачу и начнут работать на приём, останется расшифровать и валить выполнять следующую задачу, когда же всё это закончится?

Когда я закончил расшифровку у меня все имевшиеся в наличии волосы встали дыбом. Такого маразма мне давно не встречалось. Вернусь с выхода — начну методично уничтожать все отделения штаба одно за другим, а когда доберусь до того, кто это придумал, я ему шины на его джипе проколю и не спасёт его ни звание, ни должность.

Мы теперь будем должны оттопать еще с десяток километров и выйти к деревне «захваченной противником». В пять часов утра нам предстоит встреча с «агентом», который передаст график передвижения подвижного командного пункта армии, с которой мы «воюем». Кто же интересно будет этим агентом и что за график он нам передаст. Возле деревни нас легко могут «взять» в оборот и местная милиция и СОБР и все кому ни лень. Подвижный командный пункт армии мы бы и без агента обнаружили, дорог в этом районе не столь уж и много и армейцы всегда двигаются одинаково, по трём-четырем точкам. Для продвижения колонны армейского командного пункта подходит всего лишь одна дорога, которая находится совсем недалеко от места нашей дневки. Ночью никто никуда не двинется, а с утра начнутся построения, устранения недостатков, ремонт «внезапно» вышедшей из строя техники, свёртывания палаток, погрузки. Ближе часам к двенадцати «противник» начал бы движение. Мы бы абсолютно не торопясь спокойно бы высмотрели куда и кто двигается. С сопки с утра, если не будет снегопада обзор просто изумительный на много вёрст вокруг и просмотреть вереницу штабных машин может только слепой или пьяный майор Пачишин. Гарантировано при таких раскладах мы бы уже вечером были эвакуированы и занимались бы законным отдыхом после написания отчётов. Пусть бы спортсмены раньше нас выполнили задачу, мы за славой не гонимся, но на хрена нам усложнять условия выполнения учебно-боевой задачи.

Пока я беззвучно матерился и выбирал наиболее безопасный маршрут перехода, подошёл один из братьев и протянул мне блокнот:

— Командир тут пароль и отзыв для агента, лучше ляжь на землю и прочитай.

— А нахрена мне ложиться?

— А это чтобы не упасть!

Прочитал, действительно лучше бы я лёг. Пароль — Престидижитация, а отзыв еще лучше — Эксгибиционизм. Какой больной на голову маньяк это придумал, или наверняка это месть за все хохмы и шуточки, которые я вытворял над работниками штаба. Как говорится, не рой другому яму, в неё и нагадить могут.

Ладно, придётся идти дальше, можно было бы на очередном сеансе связи «прочесать» о том, что встреча прошла успешно и заставить Вову отловить офицера, исполняющего роль агента и подкупить его чем-нибудь. Однако не всё так легко в суровых буднях спецназа! Наверняка нам должны будут записать в карточку очередную группу цифр, которая подтвердит наше пребывание на окраине села с истинно русским названием Вахапетовка.

— Командир, может по пять капель, — призывно замахали технари разложившие на полипропиленовом, коврике походный ужин.

Пачишин и Пиотровский уже отошли от гонки по кустикам и перелескам и довольно громко обсуждали предстоящую трапезу, жалуясь доктору потертости в различных местах и на «спринтера» начфиненка, бежавшего со скоростью оленя в головном дозоре. Лёня Ромашкин пыхтел, упаковывая обратно в рюкзак полено. Деревяшка сопротивлялась и влазить обратно не хотела. Артемьевы все еще работали с Центром. Лейтенант-финансит носился вокруг группы как молодой фокстерьер и радовался жизни. Доктор заваривал в котелке чай с какими-то травками и не обращал внимание на техников, советовавших добавить в чай пургену для увеличения скорости передвижения.

Капитаны до конца отработали сеанс и плюхнулись возле импровизированного стола.

— Командир, нам все-таки положено по пятьдесят грамм, мы первые сеанс отработали, «спортсмены» все еще тупят!

— А чего они так, у них вроде связисты-маломощники свои, все по первому классу работают, наверно лучшие в бригаде.

— Мало ли как они со своих станций работают, главное — кто на приёме сидит, а там у нас тоже агентура имеется — начальник станции прапор Васька Шпонкин он нам два литра торчит за акты списания. Так что в журнале мы отмечены первые. Да, кстати, у СОБРов радисты тоже наши, мы так долго на связи были потому, что они тоже связь давили и координаты свои на Центр давали.

Один из братьев протянул мне листочек из блокнота, исписанный цифрами. Пришлось оторваться от поедания лапши с тушенкой и снова доставать карту. Так, ага, значит СОБР здесь, черкнул я карандашом. «Спортсмены» здесь — совсем неподалеку от нас. При переходе придётся делать значительный крюк, чтобы обойти справа дневку соперников, СОБР от нас будет километров на шесть западнее и помех особых не создаст. Основное внимание надо будет сосредоточить на подходах к Вахапетовке, мало ли что и кто нас там ожидает.

Один из братьев, смотревший на карту через моё плечо хмыкнул и весьма громко и нелицеприятно выразился:

— Ой лажа-а-а!

— В смысле, лажа? — не понял я его.

— Смотри, те радисты, которые идут с СОБРами, дают свои координаты вот здесь, — он ткнул пальцем в значок, нарисованный мною.

— Ну да, вы же сами мне эти цифры дали.

— Ошибка не в цифрах, Вася сам сидел на связи со мной, а у него этих ОДСов отработано ого-го сколько, с этого места, которое они дают в нормальный азимут с приёмной станцией никак бы не попали. Да и связаться вряд ли бы смогли. Они тут на карте получаются вообще под сопкой перед обрывом. А тут, насколько я помню, зона радионевидимости. Как бы они не пыжылись связь можно дать, только взобравшись сюда, — он снова ткнул пальцем в карту.

— То есть, получается они гнали пургу на сеансе и далеко от дороги не отошли?

— Я ставлю зуб нашего летёхи и зеленое ухо Пачишина, то что они здесь совсем рядышком с нами. На этом маршруте на ТСУ с вот этой сопки связь постоянно давят на пятерку все группы. А радисты там не первый день служат и в этих местах уже хаживали.

— Слушай, а ведь и у СОБРов ты видел, какие дяденьки — каждый за сто килограмм весом, по ним видно, что по сопкам они не любители скакать, отошли недалече, расположились с комфортом, тут им еще связисты на уши лапши понавешали.

— Лапша — это хорошо, — брякнул смачно жующий Пиотровский.

— Калорийно, — добавил доктор, активно работающий ложкой.

— Да ясно всё, сидят и «болванки» с координатами на Центр кидают, уверен, что на очередном сеансе дадут другие координаты, а сами на месте останутся, — подытожил капитан-связист.

Исходя из предположений связистов, положение групп теперь выглядело иначе. Теперь группы не образовывали треугольник, а были как бы вытянуты в одну линию. И на конце этой линии находилась наша доблестная трижды проклятая офицерская группа. Придётся делать еще больший крюк, чтобы не столкнутся с еще одной засадой.

Лейтенант, поевший раньше всех и напившись приготовленного доктором чаю, даже поскуливал от нетерпения, так ему хотелось двинуться дальше. Что бы он не мешал при сборах и не путался под ногами, я послал его разведать местность и спуск с сопки метров на триста вперед. Лейтенант нацепил на рюкзак нашу «новейшую» спецназовскую станцию Р-392, приладил наушник и, юркнув между деревьев, скрылся.

— Бляха-муха, в штабе как последнее чмо себя ведёт, денег нет, на статью не поступало, а тут вроде даже на человека похож, — произнёс один из Артемьевых.

— Может и главного начфина в сопки на выход запрячь, да зампотыла в придачу, — задумчиво проговорил второй.

Пока готовились к переходу, доктор достал из своей походной медицинской сумки по упаковке таблеток и раздал каждому.

— Экстези? — спросили технари.

— Глюкоза. Всё сразу не сожрите, — напутствовал доктор.

Прибежал лейтенант с круглыми глазами и открытым ртом.

— Там, ниже, между сопками костёр горит!

— Ну вот, значит мы не ошибались, там действительно сидят СОБРы, — заговорил один из братьев, — спортсмены сидят на соседней сопке на обратном склоне, судя по координатам, которые дал Вова, и им не видно костра.

Действительно, если лейтенант в порыве щенячьего восторга ничего не напутал, то нам придётся обходить «вражеские» днёвки и делать большущий крюк вряд, ли мы успеем к пяти часам утра на окраину села. Прорываться с боем бесполезно. Тут у меня в кармане снова запищал телефон «О боже мой, они убили Кенни».

— Суки, — прокомментировал тот час же Аллилуев.

— Однозначно, — «по-жириновски» поддержал его Ромашкин.

Интересно почему Черепанов на вызов моего телефона поставил такой идиотский рингтон из американского мультфильма в каждой серии которого несчастный Кенни Маккормик погибает? Надо будет переставить на что-то более героическое.

Новости Вова выдал потрясающие. Замкомбриг абсолютно не стесняясь мистера Черепанова, мирно подрёмывающего над картой в классе оперативной подготовки Центра Боевого Управления, по сотовому телефону вышел на командира «спортгруппы» и с потрохами сдал наше местоположение и посоветовал через час, пока мы там «телимся», выдвинуться в нашу сторону, попытаться нас уничтожить, заодно рассказал где находятся СОБРовцы, которым параллельно кого мочить — нас или «спортсменов».

— Вова, ты заслуживаешь достойной награды, — похвалил я «агента».

— Угу, я уже под запись на твою фамилию в чипке пельменей и пиццу взял, — «обрадовал» меня Черепанов и отключился.

Так, слава Богу, мы обо всем осведомлены, а значит, мы опасны! Есть еще один несомненный плюс, командир противоборствующей группы не знает настоящего местоположения противостоящим как нам, так и им парней из специального отряда быстрого реагирования. Он поведет свою группу по нормальной нахоженной тропинке по склону вниз и рано или поздно его головной дозор заметит костёр. «Спортсмены» совершат налёт на дневку противника, что нам, конечно на руку. Пусть они там между собой возятся, а мы пойдём к окраине села. Жалко конечно, что придётся делать такой большой крюк если бы мы прошли напрямую через сопки, то расстояние бы значительно сократили. Так, а почему бы и не пойти напрямую и не устроить провокацию «соперникам» и ловцам. Если взбаламутить сидящих на месте СОБРовцев и тихонько свалить в сторонку, наведя их на спортсменов? Пусть пацаны между собой повоюют.

На карте склон возле дневки СОБра был не сильно и крутой, так что потихоньку мы спустимся и обойдём их, а дальше надо будет сделать так, чтобы они за нами погнались не видя нас, но чувствуя что мы рядом и вместо нас столкнулись бы с выдвигающейся группой «спортсменов» Возможно ли это? Ладно, на месте посмотрим, а пока у нас есть еще около сорока минут.

— Головняк, на предел прямой видимости марш! Стоять, куда поперлись, ночь всё-таки, вот так и идите. Группа шагом. Быстрее, быстрее.

Обойти поляну с расположившимися «противниками» оказалось намного легче чем предполагалось. Головной дозор вышел на пределы прямой видимости и залег на склоне за чахлой ёлочкой. Пришлось снова к ним ползти и расчехлять бинокль. Ух ты! Нам так не жить! Огромный костёр, несколько палаток-альпиек, выставленных, полукругом. Вокруг кострища здоровенные небритые мужики в сине-серых зимних камуфляжах и черных шапочках-пидорках. Стволы у всех за спиной. Среди них парочка наших худосочных связистов в обыкновенных зимних камуфляжах и штатных камуфлированных вязаных шапках. Вон виднеются мачты антенн. Даже сюда долетает шум голосов и смех. Готовятся к грандиозному ужину. Так, а что же дозоров, «фишек» у них не выставлено?

Ну правильно, это не Чечня, тут все своё родное, так что можно и похалявить.

Выше базы СОБРовцев — небольшая тропинка, проходящая через поляну. Если мы сейчас резко уйдём влево, спустимся, пройдём метров триста, то попыхтев все же сможем забраться на сопку минут за двадцать. По карте рядом с пунктирной линией тропинки какой-то овраг. В темноте в бинокль его не видно. Если он там есть, то его уже достаточно припорошило снегом, можно будет пересидеть и переждать группу «спортсменов», которые будут двигаться как раз к полянке с СОБРом, наверняка командир решит, что все разведпризнаки на лицо и совершит налёт, думая, что это наша офицерская группа громко горланит песни и употребляет водку. От задумчивости я съел кислую аскорбинку, выданную доктором. Надо сделать так, чтобы командиру противоборствующей группы не пришлось всё-таки доразведывать, кто перед ним. Пусть сразу вступает в «бой» а мы уж как-нибудь бочком, бочком выскочим сзади, и-и-и-и… тихонько смоемся в направлении Вахапетовки.

Вот тут под влиянием докторской таблетки и необычайно бодрившего выпитого чая с травками, в голову пришло наглое, очень наглое решение.

— Лейтенант, ты «Двенадцать стульев» смотрел?

Особая группа-3

Лагерь обустраивали быстро и со знанием дела. Все мужики в СОБРе в возрасте и все в офицерских званиях, молодых и помогающих нет и не будет поэтому надо делать всё самим. Хотя сейчас в группе есть два солдата-срочника, приданные связисты из бригады специального назначения. Но связисты на особом положении. «Айкомы» имеющиеся у каждого бойца в группе, конечно хороши, да радиус действия не тот. Бригадные разведчики укомплектованы средствами связи с Центром, поэтому несмотря на то, что они молоды их стараются припахивать поменьше. Развернули палатки-альпийки, натаскали сушняка, развели жаркий костёр. Офицеры начали расстёгивать рюкзаки и вытаскивать на «божий свет» различные вкусности. На такие условности как охранения и дозоры решили не обращать внимания, не Чечня всё-таки, а тут такой шанс вырваться из города на природу, и отдохнуть «душой».

— Степаны-ыч, — прогудел матерый бородатый капитан, заместитель командира поисковой группы, — ну, давай за удачный поход по пять капель! — и он протянул пластиковый стаканчик с прозрачной и холодной водкой.

Степаныч, неодобрительно покачал головой, но заценив температуру воздуха и внутренние ощущения, опрокинул стаканчик и гулко выдохнул воздух. В руки ему тут же сунули бутерброд — кусочек черного хлеба с свиной тушенкой обильно посыпанный крошеным луком. Командир с удовольствием слопал бутерброд и стёр крошки с усов:

— Васёк, как там мальцы-связисты, связались со своими?

— Да, порядок, связались, все нормально, антенны пока сворачивать не будут до утреннего сеанса.

— Ну и ладно, тут еще сотовый ловит, надо своим в отдел позвонить, чтобы машину наготове держали, мало ли что.

Потихоньку группа подготовилась к ночлегу, развернули в палатках спальники, определили место радистам, накрыли потрясающий изобилием импровизированный стол.

Постепенно все угомонились и расселись по кругу, по старой привычке держа оружие в руках или за спиной. На костре в большой кастрюле, которую таскал с собой отрядный доктор он же по совместительству и повар, доваривалась картошка, приправленная тушенкой, луком и специями. В ожидании основного блюда, приняли по пятьдесят грамм, закусили паштетами да рыбными консервами. Бойцам-срочникам налили по чуть-чуть, предупредив о политике конфиденциальности и неразглашении военной тайны. Не дай Бог, узнает какое-либо начальство, что разведчиков из спецназа при выполнении учебно-боевой задачи напоили водкой СОБРовцы. Радисты дали клятву: «Что никому и никогда», не забыв для себя отметить, что надо будет после выхода своим корефанам в роте связи рассказать: «Ну и набухались мы с СОБРами на задаче».

Доктор помешал картошку, понюхал, попробовал, чуть подсолил и сказал, что через пару минут будет готова.

Командир достал из пакета палку сырокопчёной колбасы и начал аккуратно очищать её от шкурки.

— Степаныч, слышь, Степаныч, — начал задавать вопросы заместитель, — всё-таки со спецами, которые на соревнования готовятся, понятно, там ребятишки оторви и выбрось, мы с ними совместные стрельбы стреляли, вещи творят нешуточные, их то мы хрен поймаем, сам сказал, что мы не сайгаки по сопкам скакать. Вторая группа нам на хрена сдалась, как я понял, там же одни офицеры.

— Да этих вообще наверно хрен поймаешь, — хохотнул Степаныч, — там со всех служб старперов понабрали, замкомбриг ихний сказал: пусть в лесу пробздятся, вот они наверно и сидят где-нибудь, как мы, и плевать им на эти учения.

— Ой, Степаныч, старые кони борозды не портят, — подыграл зам.

— Ага, они её удобряют, — ответил командир, — Док, что там с картошкой?

— Готово! — бодро воскликнул повар-доктор, ставя кастрюлю посреди импровизированного стола из коврика, накрытого клеенкой.

— Отлично, — обрадовался Степаныч, — Васёк, начисляй по пятьдесят!

А на пятом тосте под горячую картошку случилось что-то непонятное. В освещенный костром круг зашёл какой-то странный человек. В военной форме, но без оружия и снаряжения. Приветливо всем улыбнулся.

— Привет, селяне, далеко ли до Пхеньяна?

СОБРОВЦы недоумённо переглянулись между собой.

— Ты чего, лыжник, на олимпиаду идешь? — спросил озадаченный Степаныч.

Радисты спецназовцы узрев в «страннике» что-то знакомое, радостно улыбнулись и гаркнули:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант!

— Нет денег на статье, — загадочно ответил незнакомец и вперился взглядом в палку колбасы на столе: — Ух ты, сырокопчёная, — радостно взвизгнул он, и в мгновение ока схватив колбасу, откусил внушительный кусок. — Ну ладно, я пошёл, — промолвил он с набитым ртом, достав что-то из кармана, бросил в костёр и стартанул через всё расположение в направлении ближайшей сопки.

В костре что-то оглушительно грохнуло и разметало горящие ветки. Стол и блюдо с картошкой были безнадежно испорчены.

— Стой, сука! — заорали в один голос СОБРовцы.

— Группа к бою! — скомандовал Степаныч.

— Товарищ лейтенант, отдайте колбасу! — добавили паники связисты.

— Бля, да он уже в Пхеньяне, — орал заместитель командира Васёк.

— Сейчас мы этого отца Фёдора, скрутим, — бушевал Степаныч.

Боевой опыт просто так не пропьёшь, группа мгновенно подхватила оружие и, наращивая скорость, гуськом рванула по тропинке за «лейтенантом-отцом Федором, лыжником из Пхеньяна похитившим колбасу».

Скачущая фигурка еще довольно сносно просматривалась на склоне на фоне белеющего снега.

— Не уйдешь! — ревели СОБРовцы.

Внезапно бегущая фигура исчезла из поля зрения, как будто никто и не бежал вверх по тропинке.

Тут же Степанычу стало совсем не по себе. Крики СОБРовцев перекрыл грохот нескольких длинных пулемётных очередей. Бойцы поисковой группы инстинктивно сыпанули в стороны, кто-то не удержался и покатился вниз по склону.

Место для засады было выбрано идеально. Вся группа на склоне как в чистом поле, противник бьёт из ПКМа как по мишеням. Степаныч судорожно озирался. Подполз Васёк с округлившимися глазами:

— Командир, бля, нас обули, пипец, нас вытащили на этот пулемёт, если бы били не холостыми, половине группы уже был каюк.

— Тьфу бля-я-я-я! — разродился Степаныч, — мы же на учениях, твою мать, развели как кроликов. Вася, всем на связь, включить «айкомы», проверить всех, чтобы магазины с холостыми пристегнули не дай Бог, что…

Поисковая группа начала быстро рассредоточиваться и разворачиваться в боевой порядок. Всех душила яростная и азартная злость. Про ужин и про водку уже забыли. Тут уже работали другие принципы. Расслабились на учениях — сами себе и виноваты. Прав был Суворов «тяжело в учении легко в лечении». Неизвестный пулемётчик дал еще две короткие очереди. Степаныч скомандовал на осторожное передвижение по парам вперед.

Пошли. Один прикрывает, второй перебегает. Кровь в жилах снова стала горячей, чувства обострились. Теперь только победа.

Когда Пачишин, сидевший на «фишке», начал тонами давать установленный сигнал, братья Артемьевы силой оттащили Ромашкина от ПКМа.

— Лёня, валим, оставь «спортсменам» хоть кого-нибудь, — тащили они волоком увлекшегося стрельбой майора.

Лёня сучил ногами и хрипел что-то типа: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,… гвардейцы удержите правый фланг, любой ценой… и я их вижу они среди кокосовых пальм». Лейтенант, ползший рядом с братьями, предложил Лёне в обмен на пулемёт колбасу, так нагло похищенную им у поисковой группы СОБРа.

Меня даже начало колотить от волнения: успеют или не успеют? Ура! Успели, как только «огневая и заманивающая» подгруппа нырнули в овраг, среди деревьев показались призрачные фигуры. «Спортсмены» даже не бежали они летели над снегом. На такое зрелище стоило посмотреть! Группа двигалась в походном порядке бегом. Ничего не бряцало и не звякало. Не было слышно ни хрипов, ни стонов. Бесшумно, словно призраки. Двенадцать человек двигались тихо, быстро, слаженно. Облачены в белые штаны от зимних маскхалатов, что при нынешней цветовой пейзажной гамме, наиболее приемлемый вариант. Маскировочные штаны сливаются с фоном припорошенной снегом земли, камуфлированные куртки сливаются с темными стволами деревьев и нетренированному взгляду издали трудно что-либо различить. Без какой-либо команды, «спортсмены» начали разворачиваться в боевой порядок, правый фланг выстроенной линии начал резко загибаться и уходить вперёд. Интересно, сколько же они отрабатывали все эти перестроения, что им не надо никаких лишних слов. Каждый разведчик знает своё место и свой маневр. Командир группы, скорее всего, уже по звукам стрельбы определил расстояние и заранее дал указание, когда и где перестраиваться. Вот что значит боевая подготовка денно и нощно, свободная от всяких нарядов и хозяйственных работ. Молодцы «спортсмены» что тут сказать! Эх, будь наверно на месте СОБРовцев мы, как бы нам не поздоровилось. Раскатали бы в лепешку. Отняли бы у Пачишина всю его лапшу, у доктора забрали бы таблетки, а лейтенанту просто по широте душевной накатили бы люлей за то, что у него постоянно в бригадной кассе нет денег.

Ладно, хватит любоваться на «противника». Пересчитал, вроде все на месте. Лейтенант, талантливо сыгравший роль «живца», ничуть не запыхавшись, уже навешивал себе на плечо отнятый у Ромашкина пулемёт и выслушивал дифирамбы в свой адрес. Остальные уже были готовы к движению. Меланхоличный доктор, вслушивающийся в звуки стрельбы, хищно улыбнулся и произнёс:

— Вот и встретились два одиночества, и помог им в этом хулиганствующий подросток!

— Я не сам, токмо по воле бу бу бу, — забубнил лейтенант, что-то пережёвывая.

— Опять, что-то хапнул, — возмутились братья Артемьевы.

— Оставь и нам кусочек, — «прислонились» к подвигу технари.

Я махнул рукой и мы трусцой в стиле «обленившихся штабных крыс» потихоньку побежали в сторону противоположную той, откуда прибежали «спортсмены».

До окраины Вахапетовки всего полтора километра, если пересечь дорогу, огибающую сопку и махнуть напрямую через заснеженное поле. Кто же придумал проводить встречу с агентом именно в таком открытом месте.

До встречи оставалось еще полтора часа, до обязательного сеанса связи — еще час. Начали решать, кто же пойдёт на романтическое свидание со шпионом. Лейтенат-финансист снова вызвался погеройствовать. Однако, я его кандидатуру отверг, молод еще и горяч. Тут нужна фигура, которая не внушит подозрений как местным пейзанам, так и «ловцам диверсантов». Нужен «типажный» для этой местности разведчик. Самым подходящим оказался Пачишин. Зарос щетиной, взгляд, как у матёрого сантехника-тракториста. Вместо стандартной спецназовской обувки на ногах китайские сапоги «дутыши» весёленькой голубой расцветки. Тем более майор данную деревню знает. По слухам, витавшим в бригадной среде, «парковые» крутили в данной местности какие-то шашни с местными трактористами, то ли солярку на водку меняли, то ли запчасти какие-то поставляли. Тем более старый «технарь» сам случайно обмолвился, что: «Воон в том домике с красной крышей живут армяне, которые круглосуточно продают местному населению водку, сигареты и карточки на сотовую связь». Узнав о возложенной на него миссии, Пачишин попытался изобразить «географический кретинизм» и полную потерю ориентировки в пространстве. Для доказательства он даже отошел справить малую нужду на рюкзак Пиотровского. Капитан обозлился и обвинил майора в том, что он по дороге выхлебал из фляжки весь запас «огненной воды» и схрупал как чипсы пачку «Доширака», поэтому пусть идёт к агенту, а заодно зайдёт к армянам прикупит чего в дорогу. И пусть только попробует перепутать последовательность действий.

Участь Пачишина была решена, и мы приступили к его «легендированию». Майору пришлось снять верх от бушлата и остаться в одной коричневой подстёжке. Снаряжение и рюкзак он снял, оставив при себе только пистолет под курткой, да одну осветительную ракету для подачи условного сигнала на случай провала «явки». В руки ему всучили пластиковый пакет с «Дональдом Даком» и отошли полюбоваться на преобразившегося спецназовца. Перед нами стоял банальный сельский ханыга. Для антуража Ромашкин посоветовал поставить ему «фофан» под глазом, и вдобавок к зелёнке вымазать физиономию золой и порвать вязанную чёрную шапочку. Пачишин от греха подальше засобирался в ускоренном темпе.

Деньги собирали со всей группы, у кого что было по карманам. Финансист мялся больше всех, начал ныть и упрашивать нас зайти через недельку и сетовать на то, что самый главный начфин его «взгреет». Артемьевы сказали, что отберут у лейтенанта пулемет, если он еще раз обратится к своим «финансовым корням». Все мы здесь теперь одно и тоже, разведчики особой группы, нет теперь среди нас ни инженеров технической части, ни старших офицеров, ни медиков, ни Бэтменов. Сумма набралась вполне приличная и Пачишин начал составлять список.

— Мне «Сникерс», презервативы и жевательную резинку с покемонами, — озвучил свой заказ Аллилуев.

— Водки, «Доширак» и три пачки «Бонда», — произнес банальность Пиотровский.

Лейтенант заказал пачку «бумажных сосисок», кетчуп и туалетной бумаги. Я попросил несколько пакетиков кофе, пару пачек сигарет и карточку оплаты на сотовый.

«Связник» был готов и начал проверяться мною на знание пароля и отзыва:

— Пастеризация и Интернационализм! — бодро выпалили Пачишин.

— Артемьевы, напишите ему на бумажке все эти иностранные слова, а то их хрен кто запомнит, — расстроился я.

Майор-«связник» печально вздохнул, попытался расцеловаться с разведчиками, но был сурово послан, сопровождаемый умными советами:

— Поймают, застрелись, — орали Артемьевы, — стреляй прямо в жопу, чтобы мозги вынесло.

— Чисти зубы после принятия пищи не ешь жёлтый снег, смотри под ноги, — добавил Пиотровский.

— Мне еще чупа-чупс со вкусом дыни, — опомнился лейтенант.

Пачишин оглянулся, показал всем «фак» и, переваливаясь с ноги на ногу, попытался аккуратно спуститься с сопки, подскользнулся и с криком: «А пошли вы все на…», скатился с горки.

«Уй, уй, уй», — заметалось эхо среди сопок.

— И тебе удачи, — прорал Ромашкин.

— Да, пастор Шлаг совсем не умеет ходить на лыжах, — произнес задумчивый доктор.

Ожидание томительно, особенно при выполнении задачи. Братья-капитаны готовились к сеансу связи, разворачивали антенны и присоединяли к станции «аккумуляторный пояс».

Пиотровский с Ромашкиным раскочегарили газовую горелку и занимались приготовлением завтрака. Доктор перебирал медицинскую сумку. Лейтенант выпросил у меня сотовый телефон для передачи экстренных сообщений своим подругам, заодно получив задачу поменять дурацкий рингтон про «убитого Кенни», рыскал по округе и вёл разведку на «себя». Идиллия! Тишина и благодать. Вкусно запахло жареной тушенкой и гречневой кашей. Внезапно в тишине раздался резкий звук разрываемой материи.

Ромашкин подскочил, упал на живот и, схватив автомат, прохрипел:

— Духи, обходят, гранаты к бою!

— Извините, — сказал доктор и покраснел, — это я, так сказать, с «огоньком», давнишнюю мечту осуществил!

Артемьевы сказали, что доктор силён. Пиотровский так ничего и не понял. Ромашкин с печальным взором «брутального спецназера» покачал осуждающе головой и произнес киношно-гоблиновско-блокбастерную фразу:

— Цитрамон, поди, жрал, «Доширак» нежнее аромат даёт.

— Лёня, ты чего такой воинственный вечно? — спросил я Ромашкина, помешивая ложкой горячую кашу.

— У меня наверно «вьетнамский синдром», мне столько всего пришлось пережить, — ответил печальный Ромашкин и даже шмыгнул носом.

— Ой, бля, Лёня, дофига же ты перенёс особенно на Ханкале в разведуправе, целыми днями дрых в палатке направленцев, да на рынке разгрузки и камуфляжи примерял, — возмутились в один голос капитаны.

— Не надо на него напраслину наводить, он еще на вылет с ВПШГ на озеро Голубое летал и в Каспийск, — заступился за майора Пиотровский.

— И под капельницей лежал в отряде на второй день после замены, и фонарик «маглайтовский» в сортире утопил, — не сдавались Артемьевы.

— Между прочим, у меня этот синдром с детства, — возмутился Ромашкин, — я в школе во втором классе уже воевал!

— А мы в космос летали и капитана Гранта спасали во втором классе, — парировали капитаны.

— Я серьёзно воевал, — тихо произнёс Лёня, — с американцами!

— Лёня делать пока нефиг, почеши нам уши, — подначил я майора.

— Ну, ладно.

Было это 10 ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, поздней осенью. Родители тогда рано на работу уходили, а я взял да и проспал в школу, смотрю: опаздываю и приду только ко второму уроку. Ну, что делать, чувствую, влетит мне. Поэтому когда в школу шёл с пацанами из второй смены заигрался в войнушки и совсем припозднился.

Иду в школу, а на душе тревога такая и предчувствие чего-то нехорошего такого. И на улице как-то вдруг пустынно стало даже машин почти невидно. Захожу, значит, я в фойе, а в школе тихо так. Обычно кто-нибудь из прогульщиков шарахается или дежурные из старших классов, пионерские патрули или уборщицы. А тут тишина. И слышу, как где-то далеко-далеко печальная и страшная музыка играет. Мне вообще страшно стало. Думаю, наверно, что-то случилось. В класс свой заглядываю. А та-а-ам! А там короче никого, а у нас контрольная должна быть по «матише». Вообще страх на меня напал, капец.

Я в другой класс побежал. И там никого. Еще пару классов проверил. Пусто!

Не понятно, куда весь народ подевался. Я бегу к учительской, может там хоть кто-нибудь есть. Слышу, кто-то есть, разговаривают. Я ухо «пригрел» возле двери: толком не разобрать, но слышу, кто-то всхлипывает и голоса женские и мужские вроде:

— Ой, что же теперь буде-е-ет, наверно империалисты теперь радуются.

Я так понял, это наша школьная «комсомольская вожачиха» рыдает. А её кто-то успокаивает, по голосу как «физрук» (он всех училок женского пола помоложе любил успокаивать).

— Не получиться ничего у подлых империалистов бу… бу… бу…

А потом, что-то вроде про войну и:

— Ой, Николай Захарович, не надо, вдруг кто войдёт, — потом еще, что-то типа. — Коля, ой какой большой…

А у меня в голове слово «война» засело напрочь. А физрук наверно «комсомолке» пистолет показывает, слухи ходили, что все молодые училки болтают, что у физрука есть большая пушка. Я стучусь так вежливо, а там суета за дверью началась, потом замок защелкал, физрук такой красный высовывается, видит меня и орёт:

— Что ты здесь делаешь, тут в стране такое случилось, а ты здесь под дверьми торчишь, а еще «октябрёнок»!

— Николай Захарович, а правда война началась? — лепечу я, а самого прямо трясёт от страха.

— Да еще какая! — орёт он, раскрасневшись и захлопывает дверь.

Вот тут меня совсем затрясло. Началось! Подлые капиталисты развязали всё-таки войну.

Все уже наверно на фронт записываются, а я еще тут. Хотя какой фронт, наверно все в бомбоубежище убежали, и противогазы получают, а я здесь ошиваюсь. Бегу по школе, всего колотит, музыка эта страшная играет и голос диктора «Сегодня бу, бу, бу...»

Но я парень то неробкого десятка, в себя быстро пришёл, достал из портфеля свой пистолет с пистонами, добежал до подвала, смотрю: двери закрытые. Наверно, уже ждут прилёта американских ракет. А так погибать не хочется в восемь лет, аж жуть. Я постучался, не открывают. Залег тогда на лестнице, забаррикадировался портфелем и жду ядерной войны. Вдруг слышу, идёт кто-то. Наверно, американские шпионы уже по школе ползают. Надо стрелять гада, чем я хуже Павлика Морозова, стану «октябрёнком»-героем.

Прицелился я из своего револьвера, зарядил пистон. Смотрю, идёт кто-то, я выскакиваю из-за укрытия и б-б-ба-ах-х из пистоля прямо в него. Пистон как грохнет. «Шпион» хлобысь в обморок. Смотрю, а это наша техничка баба Люба. Вот продажная бабка значит, и она на империалистов работает, а я давно её подозревал. Одного шпиона я вывел из строя. Слышу, еще кто-то идёт, заряжаю новый пистон, а там преподаватель по НВП Василий Иваныч, ходит, по углам высматривает, наверно бомбу хочет заложить.

Я выскакиваю ору:

— Руки вверх, американец!

Он смотрит на меня, а потом как грохнется рядом с техничкой, он старенький уже был, воевал еще с фашистами. Короче, я уже двоих пособников «мирового капитала» привалил.

А потом меня физрук вытащил из-за баррикады, пистолет отобрал, подзатыльник дал и повёл с собой в спортзал. Думаю, скрутили меня всё-таки сволочи, на расстрел ведут. Вот так и погибают настоящие октябрята. Иду плачу, сквозь зубы песню «Орлёнок» мычу, тоска гложет. А тут меня физрук в спортзал втаскивает. А та-а-ам!

А там вся школа сидит, на стене портрет Леонида Ильича Брежнева с черной ленточкой и директор речь читает. Короче не война была, а генеральный секретарь помер. А я, не разобравшись в ситуации, двух «шпионов» уложил. Хорошо, что техничка и учитель по НВП не рассмотрели меня, когда в обморок падали. Их потом скорая увезла, многим в тот день плохо было. А мои одноклассники вели себя совсем не по октябрятски: радовались, что всех домой с уроков отпустили. А я шёл домой печальный, пел песню про «Орлёнка», и была на моей душе первая боевая травма.

Лёня продолжал после своего рассказа сидеть-печалиться, Артемьевы настраивали радиостанцию и вполголоса глумились над майором. Пиотровский допытывался до доктора, зачем ему презервативы. Я, разлёгшись на коврике, немного задремал. Приплелся лейтенант, отдал мне телефон, слопал банку тушенки с галетами, достал из рюкзака остатки туалетной бумаги и печально вздохнув, отправился, куда-то вниз по склону.

— Угля ему, что-ли активированного дать? — сам себя спросил Аллилуев.

Я снова начал засыпать.

«Далеко, далеко-о-о-о ускакала в поле молодая лоша-а-адь!» запел телефон.

— Лейтена-а-ант, сука ты, что за херню поставил, — заорали все в один голос.

— Кхе, кхе, я так сказать, поставил песню целесообразную обстановке, — прокряхтел откуда-то снизу из кустов финансист.

Звонил «свой среди чужих» — майор Черепанов. Наш ночной «финт ушами», наделал много переполоха среди руководства учений. Ставки на нас немного подросли, и замкомбриг даже клятвенно пообещал станцевать стриптиз и сбрить усы, если мы на этих «скачках» уделаем «спортсменов». Но суть была не в этом. На встречу с нашим «связником» выехал один из офицеров оперативно-планового отделения, который попался спящим на оперативном дежурстве по реально действующим группам. Что он везет нам в конверте, Вове так узнать и не удалось, однако он узрел, что после того как специальный «шпионский» ЗИЛ-131, кое-как заведшийся и выехавший на сорок минут позже назначенного времени, по причине отсутствия писарихи техчасти не оформившей во время путевку, убыл. К замкомбригу прибыли какие-то странные «пехотные» личности на ГАЗ-66 о чём-то тайно посовещались и поехали так же в строну Вахапетовки.

— А в кузове, сидела толпа офицеров, с пехотного полчка, в званиях от летёх до капитанов, все такие «про войну» с автоматами в маскхалатах с вещмешками, — закончил Вова.

— Ясно, спасибо за информацию, Рихард, слоны идут на север. — поблагодарил я его.

— Слоны идут нахер, а ваш Штирлиц живет в бригаде, уже который день, когда эта тягомотина закончится, я уже устал на два фронта работать, — заныл Черепанов.

— Не забывайте, Рихард, у нас ваш телефон, а в нём телефоны ваших телок, а данная информация о вашей работе на «два фронта» будет очень интересна вашей супруге!

— Не шантажируй меня, а то я вам такой инфы накидаю, упаритесь ПКП (подвижный командный пункт) искать, и вообще я только что с ЦБУ оператор отметил положение «спортсменов» на карте, они в паре километров от вас, может минут через сорок выйдут к окраине Ваххабитовки-Вахапетовки, так, что спасайте свои булки и до связи, — испугался Черепанов.

Так, всё с нашим замкомбригом яснее некуда. Он в преступном сговоре с противоборствующей нам «группировкой». Если нас просто искать, прочесывая местность по приблизительным направлениям, толку от этого никакого. Ночная стычка показала, что нас просто так не взять. Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах. А тут вполне обозначенное место, где нас можно взять на «вилы». А мотострелковый командир для этого дела набрал офицеров помоложе, так сказать с «задором». Наверняка пехотным офицерам надоело в преддверии учений ежедневно и еженощно проводить строевые смотры, устранять недостатки, белить бордюры, сооружать надолбы и трассировать выдолбы. Реальная возможность «повоевать», да еще со спецназом! Будь я молодым летёхой с мотострелкового полка я бы с удовольствием напялил маскхалат и побегал за диверсантами. Командир спортивной группы наверняка горит желанием отомстить нам за ночной «прокол» да и подзуживают его наверняка сверху. Плюс, СОБР где-то неподалеку.

Положение — не позавидуешь. Осталось только Пачишину попасться в лапы «загонщикам», и вообще красота.

Положение продолжало ухудшаться с каждой минутой. Появился лейтенант с квадратными глазами.

— Командир, там это, сижу это я, в бинокль наблюдаю, природой любуюсь.

— Скажи просто: сижу я сру, — перебил его Пиотровский.

— Ну, значит, сижу я сру на природе с биноклем, — продолжил лейтенант, — смотрю, по дороге внизу колонна танков идёт маленьких таких, ну, такие с тонкой пушкой.

— БМП, что ли?

— Ну да они самые, а я за ними наблюдаю, вижу остановились, одну БМП с дороги согнали вниз куда-то и там солдаты забегали, потом метров через пятьсот снова остановились и еще одну поставили, скоро мимо нас проезжать будут.

Точно, обкладывают со всех сторон, скорее всего это виденная нами вчера мотострелковая рота. Командир, по всей видимости, получил задачу выставить засады вокруг деревни и не дать нам прорваться. Одного он не знал, что на встречу с агентом вся группа не ходит, эту миссию должен выполнять специально обученный и подготовленный к взаимодействию человек. В нашем случае это был техник Пачишин, подготовленный к встрече с бизнесменами-армянами. Группа начала быстренько собираться. На месте остались только связисты, сеанс связи по независящим от нас причинам откладывался. Мы нацепили на себя рюкзаки и снаряжение. Группу я рассредоточил в радиусе десяти-пятнадцати метров от днёвки и приказал смотреть и не отсвечивать. Сам с лейтенантом спустился ниже. Действительно уже неподалёку рычали и тарахтели бронемашины. В бинокль прекрасно видно: идёт колонна из пяти БМП. Так, вчера их было десять, как положено по штату в мотострелковой роте на БМП. Значит, пару постов они выставили, ну и берем минус на обычное разгильдяйство и «убитость» техники, наверняка пара машин где-нибудь на СППМ (сборный пункт повреждённых машин). Колонна на приличной скорости прошла по дороге рядом с нашей сопкой. Я начал накручивать ручки поискового приёмника. Ага, вот поймал частоту. Переговоры мотострелков. Одна из машин в центре колонны пыхнула и остановилась. Две машины, шедшие впереди, ушли вперёд, две шедшие сзади остановились. Вроде бы рано еще выставлять засаду. Что там говорят?

— Арбалет-100, Арбалет-100 я Арбалет-113, у меня заглохла машина, Арбалет-100 у меня.

— Да какого хрена, сто тринадцатый, у тебя опять случилось, — раздался в наушнике чей-то бас, — Рябушкин, пиджачила, я тя урою…

— Арбалет-100 она не заводится.

— Воздухом заводи, скорость надо во время переключать, обороты опять не выставил, придурок, понял меня, воздухом, аккумуляторы на сто тринадцатой вообще никакие.

— Арбалет-100 не заводится.

— Летёха, ты меня в гроб раньше времени вгонишь, спешивай пехоту щас тебя в жопу стукнут, если не заведешься, сам с механом остаешься, место здесь тоже неплохое, сто двадцать третий на связь.

— Сто двадцать трэтий на связы, — ответили с кавказским акцентом.

— Анварка, попробуй стукнуть в жопу сто тринадцатого, если не заведётся, бери на жёсткую, стаскивай её в кювет, пехоту Рябушкина к себе сади и догоняй вместе со сто тридцать третьей мы ждём.

— Йэсть, — ответил сто двадцать третий.

— Быстрее, быстрее.

Ага, ясно, одна из машин заглохла, сейчас её попытаются завести с толкача если не получится, оставят здесь, и поедут дальше выставлять взвода для засады. А потом «бэху» подцепят другой бронёй, выставленной раньше и уволокут. Действительно, при наблюдении в бинокль было видно, как из десанта начали вываливаться мотострелки, облачённые в зимние бушлаты, валенки, каски с вещмешками за спиной и автоматами. По ребристому листу бегала нескладная фигура наверняка того самого лейтенанта-пиджака Рябушкина, облаченного, так же как и его бойцы. Машина, следовавшая за заглохшей, подскочила и уткнувшись носом в корму, протолкала БМП вперёд. Толкач остановился, из люка выпрыгнул маленький солдатик, заскочил на соседнюю машину, выволок наружу механика-водителя и начал того дубасить по шлемофону, не обращая внимания на лейтенанта. Офицер попрыгал рядом, успокаивая разбушевавшегося (по всей видимости, тот самый Анварка). Сто тринадцатую быстро зацепили жесткой сцепкой и отволокли в кювет. Бойцы, суетившиеся рядом, попытались залезть в десант работающих сто двадцать третьей и сто тридцать третьей, но их, видно, внутрь не пустили и они, неуклюже карабкаясь, полезли на броню и расселись по «походному». Несколько минут, и две оставшиеся БМП умчались, поднимая за кормой веера снежных брызг. Видимо, командир мотострелковой роты всё же не промах, вон как быстро принял решение да и люди у него натасканные, Анварка хоть и настучал по шлемофону, наверняка водитель сто тринадцатой младше по призыву, но зато оттащил поломанную машину очень быстро и умело загнал её в кювет, умудрившись развернуть так, что её не видно было бы с поля перед Вахапетовкой.

Вот еще одна проблема. Пачишин будет возвращаться именно этим путём, если его не заметят с других мест, то тут он будет как на ладони, и мимо БМП не пройдёт по любому.

Слава Богу, «пехоту» забрал с собой ротный, поэтому в случае чего нейтрализовать лейтенанта и его бестолкового механика-водителя будет нетрудно. Надо быстренько собрать всех, распределить народ в подгруппы захвата и обеспечения. Пока я думал, высматривая в бинокль то удаляющиеся машины, то снежное поле, лейтенант толкнул меня в бок и прошептал:

— Сюда идёт, вверх полез.

Лейтенант Рябушкин повозившись возле открытого ребристора явно заскучал и полез вверх осматривать окрестности. Того и гляди наткнётся на наших связистов. Мы отползли чуть повыше и кинулись на полянку. Артемьевы вели интенсивный радиообмен с Центром.

— Командир, еще пять минут, сеанс надо закончить, мы цифровые группы передаем уже за следующий выход на связь Васю приболтали, тяни время, — пробормотал один из братьев, оторвавшись от кнопок станции и своего блокнота.

— Мля, пацаны, сейчас этот дятел сюда дойдёт, спалит нас полюбому.

— Командор, не ссы, чего нам какой-то мабутей, мы СОБР разделали, валим его и все, — вынырнул из-за кустиков Лёня.

— Так, короче, где все?

Все оказались поблизости и на связи. Порядок действий определили очень быстро, ибо «пиджак» Рябушкин был уже поблизости и во всё горло распевал песню «Я знаю точно невозможное возможно-о-о»

Поднявшись на полянку, лейтенант обалдел. Под сосной на ковриках возлежали два военных возле развёрнутой радиостанции и что-то колдовали, не снимая наушников и не отрываясь от каких-то блокнотов.

— А вы кто? — растерялся Рябушкин.

— Догадайся с трёх раз, — сказал один из военных и сняв наушники довольно потянулся и закинув ногу за ногу закурил.

«Близнецы!» — отстраненно подумал Рябушкин.

Второй военный, точная копия первого, тоже сбросил наушники и сказал:

— Всё, бля, сеанс отработали, дай закурить, чумаход.

— Я не чумаход, — обиделся Рябушкин.

— Да эт не тебе, успокойся маленький, — рассмеялся незнакомец и вырвал у своей точной копии сигарету из пальцев.

— А-а-а-а-а взвыл лейтенант, вы радисты диверсанты из спецназа вы на учениях тут!

— Есть такая буква в этом слове, — сказали в один голос неизвестные.

— Тогда я вас, я вас щас возьму э-э-э…

— О даё возьми нас, возьми нас поскорей, грозный варвар-пехотинец, — забился в экстазе на коврике один из близнецов.

— Только будь с нами ласков и нежен, — добавил, корчась от смеха, второй.

— А меня тоже возьми ненасытный! — выскочил из-за ствола сосны Леня Ромашкин.

— А ты снами потом будешь встречаться? — спросил подкравшийся сзади Аллилуев.

— Так вот нахрена доктору презики нужны были, — нарисовался Пиотровский.

— Мля, а это не ты с Милкой Феофановой из пединститута в прошлом году мутил? — задал вопрос лейтенант-финансист, возникший как ниндзя из ниоткуда, и уперший ствол ПКМа в живот резко побледневшему летёхе.

— Здравствуйте, лейтенант Рябушкин, — закончил я комедию, — вы захвачены в плен группой специального назначения и по условиям учений обязаны отвечать на все наши вопросы.

Летёха открыл рот, вздохнул и скуксился.

— Теперь меня ротный совсем сгноит, — запричитал он, — «бэха» встала, в плен меня захватили, вы меня сейчас пытать будете, мне рассказывали, что вы можете, а я не знаю ни хрена-а-а-а-а, а вы даже мою фамилию знаете и Милку Феофанову…

Пришлось лейтенанта успокоить и даже угостить аскорбинкой, Аллилуев сказал, что Рябушкин пока может ничего не бояться так как презервативы ему еще не принесли.

Лейтёха оживился, однако с опаской посматривал на нашего финансиста, злобно поигрывающего пулемётом и встающего в различные воинственные позы. Чтобы успокоить пленного, пришлось отправить Ромашкина и нашего начфинёнка захватить еще «языка» в лице механика-водителя. Личный состав головного дозора обрадовался, чуть посовещался и скрылся из глаз.

Допросы и расспросы лейтенанта ни к чему не привели. Он и вправду ничего кроме того, что его рота должна участвовать в ловле «диверсантов», не знал.

Тут как раз и привели механика. Бедолага-боец пучил глаза и пытался выплюнуть изо рта промасленную рукавицу.

Рябушкин, увидев своего подчиненного, снова покраснел и скуксился.

Бойца пришлось тоже успокаивать и угощать аскорбинками. Механик слопал полпачки, попросил водички и сигарету и сказал, что его все называют Зюзик и он вообще-то водитель ЗИЛа в автороте, но за отсутствием нужного количества механиков за штурвал посадили его и служит он всего полгода. Никто его не бил взрывпакеты в штаны не засовывал, и относились вполне дружелюбно. Боец знал еще меньше, чем лейтенант. Но вот у него оказывается, были друзья, служившие в комендантской роте штаба армии, которые вели разговоры о том, что поедут куда-то в сторону Курояровки. Пришлось развернуть карту, так, ага, вот она самая деревушка. Что тут есть? Линии электропередачи, несколько МТС (МТС — это не только сотовая компания), водокачка, несколько десятков дворов. И что примечательно: несколько дорог, ведущих к деревушке с различных направлений. То есть колонна подвижного командного пункта, может спокойно проехать в этот район, все элементы жизнеобеспечения присутствуют. Деревня входит в район учений. Армейцы в этот раз отошли полностью от старых шаблонов и не выезжали на всем известное место ЗКП армии. Молодцы, ничего не скажешь. До деревни около тридцати километров пешком напрямую через сопки.

Интересно, что же скажет нам агент. Когда же придёт Пачишин, вот уже около двух часов прошло, а его нет. Уже пора начинать беспокоиться. Оставив пленных под присмотром и приказав всем готовится к движению и распределить вещи Пачишина между собой, я собирался выдвинуться на пригорок и понаблюдать за обстановкой в поле. Не успел я еще раздать указания, как Аллилуев, глядя вверх, печально произнёс:

— Ракета красная, Бэтмена спалили.

Мы опрометью бросились на пригорок. Наш лейтенант толкал впереди себя пленных, а особенно лейтенанта Рябушкина.

Я взглянул в бинокль:

— Ч-ч-ч-чо-орт!

По полю скакала темная фигурка майора-технаря, в руках Пачишин сжимал пакеты.

За ним еще на почтительном отдалении двигалась цепь в белых маскхалатах, сзади цепи подпрыгивал на буераках ГАЗ-66.

Нашего майора загоняли, как волка на «флажки». Выдохнется, его возьмут загонщики. Успеет выбежать с поля, попадёт в засаду, выставленную мотострелковой ротой.

Хотя не такой уж и бегун старый технарь-майор. Можно сказать, вообще не бегун, не успеет он даже за поле выбежть.

— Беги, Форрест, беги, — запрыгали близнецы, — командир, бля, повяжут нашего, повяжу-у-у-ут.

Особая Группа-4

Если мы сейчас даже побежим навстречу к Пачишину, то вряд ли успеем до того момента, как его полностью возьмут в кольцо, да и смысла особого нету, и майора и нас будут гонять на поле как зайцев, и засветимся мы не только «загонщикам», но еще и «засадникам».

— Рябушкин, ваши на поле выкаблучиваются? — задали вопрос пленному Артемьевы.

— Не-е-е, не наши, это, наверно, с соседнего полчка, если они вашего диверсанта поймают наш «кэп» нас заглотит с касками и вещмешками и ротному таких люлей ввалит, жуть, он у нас мужик самолюбивый.

Ага, конкурирующая фирма не только нам, но и мотострелковой роте Рябушкина.

Пиотровский прекратил бегать вокруг меня и заламывать руки.

— Зюзик, ля, что у тя с машиной случилось почему заглохла? — заорал он на незадачливого механика.

— Да я что-то с оборотами напутал я же не дизелист и за «бэху» второй раз сел.

— За мной давай, «баллон» маслопупый, — сорвался на визг технарь и рванул из кабуры пистолет.

— Ой, не убивайте нас, — в голос заверещали Зюзик и Рябушкин.

— Э-э-э-э, ты что совсем гребанулся, — заорали Артемьевы.

— Да успокойтесь, идиоты, — затараторил Пиотровский, — зря я что ли в пехоте шесть лет прослужил, я же инженер, я этих БМПэшек на гусеницы столько поставил, что вам и не снилось. Командир, я сейчас заведу эту трахому, как два пальца об асфальт! Зюзик, за мной!

Пиотровский рванул вниз, на бегу вытащил обойму из пистолета и достал два ПМовских патрона. Горе-механик скатился на заднице за ним. Не долго думая, все остальные, в том числе и я, посыпались вниз. Пиотровский уже нырнул на место механика, и что-то скороговоркой объяснял бойцу, задница которого торчала из люка старшего стрелка. Грохнул выстрел.

— Пиздец Зюзе, — пробормотал Рябушкин и побледнел.

Я ничего не успел подумать. БМП чихнула, фыркнула, выбросила из эжектора облако чёрного солярного дыма, и-и-и-и… Завелась!

— Ура-а-а! — заорали братья.

— Феноменально, Ватсон! — пробормотал Аллилуев.

— К машине! — заорал я.

Из люка стрелка вылез живой и здоровый Зюзик с открытым ртом.

— Товарищ лейтенант, я терь знаю!

Я скороговоркой распределил сектора обстрела и посмотрел в бинокль. «Бетмен» то шел, то бежал, преследователи в белых маскхалатах сжимали кольцо.

— Я за штурвалом, — проорал Пиотровский.

— Дави, «соляра», на полную, спасем «Бетмена».

— Чип и Дейл спешат на помощь, — заорали братья.

— Спасатели, вперёд, — брякнул доктор.

— Летёха-а-а, отдай пулемёт, — чувствуя «войнушку» завизжал в голос Лёня.

Вот разговариваешь с человеком, пьёшь водку с ним с одной бутылки, ешь тушёнку одной ложкой и никогда не подумаешь, что такой заурядный с виду капитан как Пиотровский на такое способен. «Бэха» выскочила из кювета как чёртик из табакерки, развернулась почти что на месте, мощным рывком выскочила на поле, и мы помчались, обгоняя ветер.

— Держи-и-и-ись, — только и успел проорать я.

Водил наш технарь дай Бог всем Анваркам и остальным механикам-водителям ВС РФ. Нас мотало по броне, ветер бил в лицо. Рябушкин беззвучно открывал рот. Лейтенант-начфинёнок хищно улыбался, держась одной рукой за скобу на броне, другой прижимая к себе пулемёт. Братья орали так, что даже было слышно сквозь рёв движка:

— Наш паровоз летит, колёса гнутые, а, нам всё по херу — мы е…

Бегущий Пачишин, увидев приближающуюся к нему на бешеной скорости БМП, заметался как заяц. Бежать было некуда, сзади догоняла пехота.

Пиотровский заложил крутой вираж, и мы остановились как вкопанные в нескольких метрах от нашего «связника».

Пачишин не узнал нас и проорал:

— Живым не возьмёте, суки!

После чего поставил пакеты на снег, вынул из одного бутылку с водкой, из другой красную бутылку кетчупа. Показал нам «фак» и достав из-за пазухи большой коричневый пакет.

Быстренько раскрыл, кетчуп полил им краешек пакета, поморщившись, откусил, откупорил бутылку водки и сделал большой глоток.

— Вот так погибает спецназ! — быстро жуя бумагу, промямлил он.

— Кончай жрать, скотина, — заорали мы ему хором, — запрыгивай!

— О-о-о-о, бля, мужики, свои! — умилился майор и отхлебнув еще глоток упаковал бутылки обратно в пакеты и побежал к нам.

Вскарабкался на броню и сунул в руки мне пакет:

— Я там только уголок съел, он самый вкусный.

Слава Богу, больше он сожрать не успел.

— Мужики, дайте мне мой автомат, я сейчас этим охотникам устрою!

— Командир, пехота близко, — предупредил Ромашкин и просительно протянул, — ну-у-у мы как, а?

— Группа к бою, Пиотровский будь готов, стреляем и уезжаем.

Офицеры-разведчики с радостным визгом посыпались с брони. Выстроились полукругом возле БМП.

— Подпускаем ближе, сейчас подбегут и по команде огонь по одному магазину, начфин тебе можно остаток коробки дострелять, и валим!

Мотострелки поняв, что их «добычу» уводит кто-то другой перешли на галопирующий бег, стали различимы красные азартные лица.

— Огонь!

Вот тут мои офицеры-подчинённые оторвались на всю катушку. Лейтенант палил с ПКМа, держа его на весу у бедра (надо заметить у него это совсем неплохо получалось). Лёня Ромашкин вёл огонь, то стоя, то с колена, лёжа и в кувырках. Нахрена он кувыркался, никто так и не понял. Технари, стоя рядышком друг с другом, садили короткими. Доктор, изображая из себя Пушкина на дуэли, держал автомат на весу и стрелял с одной руки. Я стрелял, по привычке сдвоенными одиночными (хотя какая разница как стрелять холостыми?). С брони тоже раздались очереди. Я оглянулся. Зюзик и Рябушкин азартно лупили очередями по разбегающейся по полю и залегающей среди буераков пехоте. Да-а-а боевой азарт — страшная штука, пофиг по кому стрелять главное сам процесс! ГАЗ-66, следовавший за цепью, остановился, из него выбежал какой-то военный и метался кругами вокруг машины, и что-то орал в нашу сторону.

— Группа отход, бля, отход, Лёня отхо-о-од хватит выёживаться.

Вскарабкались на броню, довольные и провонявшиеся пороховой копотью холостых выстрелов.

— Пьетро, дави педали, пока не дали!

— Йа-аху-у-у-у-у, — заорал на манер американских ковбоев Пиотровский, и мы снова понеслись через поле. В след нам неслись проклятия мотострелков, лишённые какой-либо изысканности и литературной направленности.

Пачишина снарядили довольно быстро, распределили покупки по рюкзакам. Надо уходить — пехота вскорости опомнится и может продолжить преследование. Хотя, если бы всё было по настоящему, им было бы уже не кем преследовать. Ладно, уйдём в безопасное место, там вскроем недоеденный Пачишиным пакет, и определимся с дальнейшим порядком выполнения задачи. Печальный Рябушкин сидел на башне со шлемофоном в руке и страдал.

— Меня Арбалет сотый запрашивает, что там за стрельба на поле и, что я наблюдаю.

— Скажи ему, что наблюдаешь «конкурентов» из соседнего полка совершающих непонятные движения.

Лейтенант кивнул и нажав тангенту, что-то забубнил в ларингофоны. Снова определили походный порядок. Начфин, довольный как слонёнок, с чупа-чупсом во рту и Леня выдвинулись вперёд.

— Слышь чува-ак! — прорал вслед головному дозору Рябушкин, — мне Милка Феофанова, так и не дала!

— Ха, а мне тоже, — обрадовался наш начфинёнок.

— И нам! — добавили братья Артемьевы, совершенно не знавшие кто такая эта Феофанова.

— Вот сучка! — добавил Аллилуев.

— Давай, Рябушкин, счастливо оставаться! — проорал наш летёха и, подпрыгивая от возбуждения, скрылся из глаз.

Я проверил связь с головным дозором. Ромашкин отозвался сразу же. Пора выдвигаться связующему звену и прощаться со своими пленными. Не успели технари отойти и пары метров от БМП, как меня срочно вызвал на связь Лёня.

— «Ядро» наблюдаю, в пятистах метрах по азимуту в движении разведывательную группу противника, одеты в штаны от маскхалатов и камуфляжи, очень быстро идут скоро будут здесь, численность четырнадцать, идут в боевом порядке «трилистник».

Ну, вот они и наши «спортсмены» пожаловали. Быстры, однако, ребята ничего не скажешь. Ещё надо обворованный на колбасу СОБР добавить и будет полный комплект.

— Глаз, наблюдай осторожно никуда не двигайся, — ответил я и выдернул из планшета карту.

Так, ага, вот здесь они в этих квадратах. Я быстренько карандашом начал записывать пятизначные группы цифр прямоугольных координат.

— Рябушкин, у вас как координаты передают, прямоугольными или по «улитке».

— Да как-то говорят квадрат такой-то по «улитке» что-то там, да вот у меня карта есть, гляньте, только не забирайте, а то меня прибьют.

Карта у Рябушкина намного меньше моей, но тоже масштаба 1:50 000, «полтинник». Карта закодирована, ага ну тут все намного проще, обыкновенная кодировка, мы такую в училище чуть ли не на первом курсе проходили. На карте Рябушкина я на полях набросал уже кодированные координаты с «улитками».

— Короче вызывай своего Арбалета, и называй ему вот эти координаты и говори, что наблюдаешь группу диверсантов, и тебе необходимо в помощь еще одна машина и взвод пехоты с левого фланга, всосал?

— Он меня на херах не оттаскает? — испуганно спросил «пиджак»-лейтёха.

— Он тебя в губищщи расцелует, — давай, вызывай!

— Не не хочу, он противный, — скокетничал Рябушкин и напялил на себя шлемофон.

— Арбалет-100, я Арбалет-113 приём. Да, да слышу, самого гнутого Арбалета позови, да пофиг что чай пьёт, быстрее зови. Арбалет-100 я Арбалет-113, ничего не хотел в квадратах… в направлении меня наблюдаю выдвигающуюся разведгруппу численностью четырнадцать человек, необходимо для перекрытия возможных направлений движения две «коробочки» с левого фланга, нет, не мерещится, все, жду, до связи…

— Молодца Рябушкин, не ожидал, что твой ротный сказал?

— Да он просто охерел, сейчас и сам примчится и с левого две машины с пехотой пришлёт, он меня не того, не поимеет? Вы меня не обманываете?

— Успокойся, болезный, всё будет в лучшем виде, «сделай другому западло» — это наше жизненное кредо, но в нынешней ситуации оно тебя никак не касается!

Я вышел на связь с головным. «Спортсмены» приближались форсированным маршем. Я думаю, на бегу, вряд ли кто-то будет прослушивать поисковым приёмником эфир. А зря, очень зря.

— Лёня, резко уходи вправо и дуем так километра три не останавливаясь, понял? Вперёд.

Связующее звено ушло вправо, пора и нам бежать. Помахали ручкой Рябушкину и Зюзику и резвой трусцой скрылись среди деревьев. Пробежали метров четыреста, потом завернули на девяносто градусов. Рябушкин слышал мои переговоры с головным дозором и мало ли, что у него на уме. В такой ситуации лучше доверять только самому себе. Прошли перелеском, по моим расчётам, мы уже пропустили группу «спортсменов» вперёд. Можно остановиться, и послушать эфир, а заодно и вскрыть пакет.

— Группа стой, в круговую, все слушаем воздух, — дал я команду на остановку и нацепил наушник поискового приёмника.

— Стреляют там, откуда мы только что свалили, — сказал один из близнецов.

Действительно, совсем неподалеку раздавались звуки стрельбы. В эфире ругался Арбалет сто. Причём ругался не на нашего «сто тринадцатого» знакомца, а на кого-то другого:

— Загибай фланг, гони наших дагов прям наверх, бля, вот спецназеры сволочи, ой вот дают, Сеня, да что ты вытворяешь, фланг загибай, Рябушкин, в отличие от тебя, сегодня не затупил, сто тринадцатый, кто там на «шишиге» подъехал? Гони их на хер.

Понятно, мы снова подставили конкурирующую фирму, и на душе от этого становится светло и радостно.

Что же, интересно, написали нам наши операторы и информаторы, надеюсь, будет что-то стоящее. Как-то пару лет назад, на сборах командиров рот, тоже отрабатывалась встреча с агентом, офицеры информационного отделения что-то там напутали, потом напились водки и поручили своему мальчику-хакеру, бойцу-срочнику распечатать набранный текст. Боец всё добросовестно исполнил. Заодно набрал и распечатал кучу писем своим подружкам. Потом после встречи с агентом офицеры умиляясь, читали о том как крут Вася Пупкин, совершающий ежедневно прыжки с парашютом на территорию Китая, задушивший парочку акул на водолазной подготовке и гоняющий «дедсостав» по казарме, и как хреново ему без женской ласки. Что было потом с Васей Пупкиным и информаторами, лучше не рассказывать.

Так, что тут у нас есть. Я разодрал пакет, залитый кетчупом и с откушенным уголком.

Ну вот, то, что и ожидалось — ничего толкового. Информация о противнике точь в точь как в первом пункте боевого приказа. Дальше отрывки из радиоперехватов. Взаимодействующая осназовская бригада даёт неплохую информацию, но для разведывательной группы специального назначения это совсем не то, что надо. Нам нужны точные координаты и время. Вот что мне сейчас, на бегу думать как использовать информацию о «работе в период такой-то каких-то РЭС, предположительно СПС» Ну даже память напрягать не надо, РЭС-радиоэлектронные средства, СПС — сухопутная подвижная связь. Значит всё-таки подвижный командный пункт движется. Вот еще отрывок о работе РЭС «предположительно развёртывании первичных сетей связи, в таком-то районе». Дальше отрывки из перехватов, вообще непонятного для меня содержания. Тут надо думать долго и упорно. В армии и в округе есть командно-разведывательные центры, которые занимаются приёмом, анализом и обработкой информации и выдают начальникам разведок сведения в удобоваримом виде. А у нас наверняка измотанные информаторы, получив вводную, недолго думая, накопировали всяческой информации, которая им поступает непрерывным потоком и скинули её мне. Пусть майор разбирается сам. Вполне может быть, что это «происки» замкомбрига или чудачество самого комбрига, он любитель озадачить всех какой-нибудь нелепой вводной типа: «Алюминиевые огурцы на брезентовом поле подверглись истязательствам харбинской диаспоры». А что это значит, пусть думают все, правда, минут через тридцать наш полковник сам забывает, что хотел этим сказать. Есть еще вариант подачи нам «иголки в стогу сена» самым верхним руководством учений. У «краснолампасных», прибывших с самых верхов, информации побольше, чем у кого-либо на этих учениях. Они курируют и нас и противника. Наверняка, генералы знают, где находится этот треклятый подвижный командный пункт, армейцы обязаны у них утвердить план-календарь проведения учений. Может позвонить Черепанову и попросить его похитить «портфель» с бумажками, в которых всё указано? Это, в принципе, нормальный вариант. Вова, частенько, «подшофе» грозился уйти в бизнес и расторгнуть контракт. Причём придумывал сумасшедшие планы своего увольнения. Чего только стоит его задумка выгрести на асфальтовый плац на резиновой лодке во время общего построения и скомандовать «Торпеды к бою!». Думаю похищения портфеля ничуть не хуже. Мда-а, мечты, мечты.

Может всё-таки есть в донесении агента хоть что-то стоящее. Ну, не должен наш «шпион» давать нам информацию из радиоперехватов, нет у него ни сил ни средств для ведения радиоразведки, и у меня голова — не отдел анализа и обработки информации. Надо еще раз внимательно перечитать донесение. Так, перехваты пропускаем, что тут у нас еще есть?

— Командир, пять капель будешь? — подскочил Пачишин с пластиковым стаканчиком и сосиской в руке.

— Слышь, а вы не рано начали расслабляться, нам еще топать предстоит, дай Бог, а вы уже по пять капель?

— После всего пережитого, необходимо убить несколько нервных клеток, — отозвался откуда-то Аллилуев, — медицина рекомендует!

— А давай, может мозги заработают, — немного подумав, согласился я.

Водка обожгла пищевод и упала в желудок, немного посопротивлявшись, за ней упала сосиска. Алкоголь сразу же обострил мои мыслительные способности и взгляд упёрся в пару абзацев внизу страницы.

— Для согласования и организации управления выделяемого ресурса авиации из состава ВА (воздушной армии) выделяется ОГ (оперативная группа)… К 00.30 (число, год) организовать взаимодействие с КП …ВА).

Вот это, по-моему, то, что надо. Эта самая отметка как раз немного севернее той самой Курояровки про которую нам рассказал механик Зюзик. А так как лётчики будут организовывать и разворачивать свой пункт именно на КП армии, чтобы оттуда держать связь уже со своим командованием, то вопрос с нахождением подвижного командного пункта армейцев можно считать практически решенным. Главное только чтобы я в своих выводах не ошибался. Всё-таки надо для проверки позвонить мистеру Черепанову, может он что-то еще слышал краем своего большого чувствительного уха. Заряда батареи сотового еще достаточно. Денег на счету маловато, но Пачишин прикупил еще карточку, так что звоним и сматываемся, а то, насколько я знаю, сотовой связи в районе Курояровки, днём с огнем не сыщешь. Подлец Вова не отвечал. Что такое? Спит? Попал под БШУ (бомбо-штурмовой удар) и по условиям учений убит? Где же он есть, когда так нужен. Ну ладно, попробуем попозже. На пакете на обратной стороне надпись «По прочтении уничтожить».

— Пачишин, будешь доедать донесение, тут еще вкусных уголков три штуки, натуральный продукт получше ваших китайских сосисек!

— Да не, спасибо, не хочу, я сальца уже хряпнул под водочку.

Пришлось пакет сжечь, как только последний клочок бумаги догорел, и пепел был растоптан и развеян, я скомандовал:

— Группа, подъём, головной дозор вперёд.

Ушли мы довольно далеко, километра на четыре в сторону предполагаемого нахождения ПКП, вероятность быть обнаруженными пехотой, «спортсменами», СОБРовцами значительно снизилась. Группа потихоньку забралась на превышающую высоту одной из сопок, перекурили и начали медленно спускаться вниз. Тут и запел про «молодую лошадь» телефон.

— Воваа! Наконец-то, ты чего не отвечал?

— Я на общем совещании был, у телефона звук отключил и на вибрацию поставил, а он у меня в кармане штанов лежал.

— Блин ну мог бы тихонько СМСку кинуть, чтобы мы перезвонили попозже.

— Какую, нахрен, СМСку, тут генерал зашёл все встали, а тут ты названиваешь, кстати, у тебя чёртовски приятный телефон, когда на вибрации стоит!

— Слышь, извращенец, ты там ничего про лётчиков не слышал интересного?

— Да, что-то было, толком не помню, я с начпродом в морской бой резался, там «генс» сказал, что координаты ПКП у него и он ждёт радиограммы об обнаружении с координатами от наших групп, чтобы свериться, и поставить плюсик, а еще у замкомбрига, что-то случилось, его вызывали с совещания, его выпустили, он зашёл печальный аж капец и усы свои так трогательно поглаживал, будто прощался!

— Вова скажи ему, пусть еще стринги прикупит и шест для стриптиза.

— Хе, а нахрена ему стринги и шест? Оо-пля он же стрип обещал, надо мелочи поднасобирать ему в трусы засовывать, вы там опять кого-то подставили? А то комбриг после совещания бегал, разорялся, кричал, что пехота отличилась, а мы редкостные тупари.

— Вова, отбрось лирику, мне надо точно узнать, едут лётчики куда-нибудь в Курояровку или нет, сможешь как-нибудь пробить?

— Старый, ты окончательно разучился головой думать, всё больше жопой да ногами, тебе что, трудно Роме «Фашисту» позвонить?

Вот и приехали. Хоть Черепанов и истинное чудовищеё в бытовом плане сущий разложенец, в служебном отношении, как он сам говорит, «воинствующий еблан», но его голова выдаёт иногда гениальные по своей простоте решения!

Рома «Фашист», он же Роман Васильевич Каузов, офицер из оперативного отдела армии ВВС, штаб которой расположен у нас в городе. С Ромой мы познакомились несколько лет назад, он с нами летел самолётом военно-транспортной авиации в славный город Моздок. Мы летели на Ханкалу в командировку уже не в первый раз, Рома летел туда же на какую-то должность в группу комплексного огневого поражения в штаб группировки. Каузов оказался очень кампанейским парнем, как все лётчики, порядочно пьющим, способный выполнять служебно-боевые задачи в любом виде и никогда не забывающим своих друзей. Через него всегда можно было пробиться на «борт» до Моздока или на «почтовик» до «большой земли», а прозвище «Фашист» он получил от того, что был фанатом всяческой символики и военных примочек времен Великой Отечественной Войны, особенно фанател от фашистских побрякушек. Так совпадало, что на «замену» он всегда попадал с нами, да и здесь мы частенько любили покуролесить с выездами на природу и охоту.

— Вова, ты гений, мы тебя любим! — заорал я радостно в трубку.

— А я его не люблю, — пробормотал начфинёнок, — он вечно авансовые отчёты с запозданием сдаёт.

— Вова мы тебя обожаем, — добавили связисты, которые обожали всех.

— И не просите, и не целуйте, — сказал в трубку Черепанов и ушёл со связи.

Так, главное, чтобы Рома был на связи, а где тут в телефонной книжке его номер, агаё вот Каузов — должен 300 р. Странная манера у Вовы заносить контакты в телефонную книжку.

«Фашист» отозвался сразу же после первого гудка.

— Вова, бля буду, отдам я тебе твои три сотни!

— Здаров «Фашистюга», это не Вова и он тебе три сотни уже простил, — успокоил я Рому.

— А-а-а, старый, здорово, а чего ты с Черепановского звонишь, случилось чего? Я слышал, тебя с парашютом скинули с кучей извращенцев, и вы там пугаете всю округу?

Во как! Слухами земля полнится уже и в армии ВВС знают о наших доблестных «деяниях».

— Рома, дело есть, у вас там никто никуда выезжать не собирается, ничего такого не слышал?

— А-а-а, братан, ты чего это удумал, учения идут, щас я тебе всё так и сказал!

— Ну ладно тебе ломаться, ты помнишь мой ножик германского парашютиста?

— Пять секунд, я из кабинета выйду, — затараторил мигом возбудившийся «Фашист».

Через несколько секунд он отозвался:

— Бля, я за финку фашистского парашютиста, воробья в поле на коленях загоняю, давай лечи мне уши, что тебе рассказать?

— Я спрашивал, выезжает от вашего штаба какая-нибудь оперативная группа к армейцам куда-нибудь в районы Вахапетовка-Куроярово?

— Не то слово выезжает, я тоже туда прусь старшим, с утра задолбался этот выезд согласовывать, от нас радийка идёт, КАМАЗ с кунгом да я наверно на своём микроавтобусе поеду, он у меня полноприводной и мне армейцы пропуск на него сделали, еще действует, может время будет поохочусь, мы к одиннадцати вечера должны быть на окраине этой грёбаной Куроедовки, я уже и пистолет получил секреты в портфеле охранять!

Вот это да! Все, можно считать информацию, добытую путём опроса пленных, донесения агента, и донесения «продажного Фашиста» верной, три незнакомых друг с другом источника подтверждали друг друга. Осталось добраться до ПКП, умудриться оставить где-нибудь «учебную закладку ВУ» (взрывного устройства) передать координаты на Центр, получить подтверждение, и мы свободны. Надо только всё это сделать как можно быстрее. Командиру соперничающей с нами группы полюбому придёт уже готовая информация о местонахождении ПКП. Учитывая подготовку разведчиков в группе, их «ненормальные» темпы передвижения, и время, упущенное на «войнушку» с мотострелками (то, что «спортгруппа» уйдёт от преследования я даже не сомневался), время затраченное на сеанс связи, и почти что тридцатикилометровое расстояние до объекта у них уйдёт восемь-девять часов. Нам тридцатку с нашими «профи» за такое время никак не одолеть, дай Бог к утру прийти.

— Рома, есть дело, — немного подумав, заорал я в трубу.

— Тогда еще вермахтовская кепка и эдельвейсовский значок, и я полностью в вашем распоряжении, — ничуть не смущаясь ответил Каузов.

— Когда вы выезжаете?

— Через полтора часа колонна уже построена, начальника радиостанции прапорюгу найти не можем, если не найдём поедем без него.

— У тебя в твой микроавтобус восемь человек влезут? Довезешь нас до командного пункта армейцев?

— Да ты что, забыл как нас двадцать человек с бабами, собаками и ружьями с озера ехало? Так где вас подобрать да и надо сделать так, чтобы мои не заметили, и машину мою не угонять, я только стойки новые поставил!

Договорились с Каузовым о месте подбора группы на «борт» микроавтобуса и о том, что Рома будет мне иногда периодически позванивать, чтобы быть в курсе в силе ли достигнутые договорённости.

После разговора с еще одним «агентом», настроение улучшилось, теперь нам не надо было переться три десятка километров и убегать от различных опасностей, спортсменов, инопланетян и извращенцев. Надо было всего-навсего пройти еще пару километров до железобетонного моста через небольшую речушку к месту подбора и дождаться приезда «колонны» фашиста.

Офицеры-разведчики, обрадованные скорейшей перспективой окончания учений, предложили отметить это дело. Пришлось прекратить разброд и шатания начальственным рыком. Для того, чтобы обезопасить нас в дальнейшем, связисты предложили передать на Центр «болванку», радиограмму в которой мы укажем липовые координаты. Если наше местоположение постоянно сообщают всем кому не лень, то пусть уж сообщают про то место, где нас нет. Идея была вполне здравая, и я снова развернул карту. Пять минут помозговав, прикинул координаты не далеко от того места, где мы «крайний» раз выходили на связь, потом описал еще пару мест и набросав радиограмму, отдал её связистам для шифровки и передачи, предупредив, что должно быть несколько радиограмм с различным содержанием и местоположением группы. Артемьевы пообещали, что Вася сделает всё как надо и начали развёртывать антенны для связи.

Если с приёмной станции каждые два часа на центр боевого управления будут поступать от нас донесения, то офицер-оператор по реально действующим группам, нанеся на карту несколько точек нашего местоположения, придёт к выводу, что мы либо что-то ищем в районе, либо мы просто заблудились и ходим по кругу. Получится, что мы всё же вышли на связь с агентом, но неправильно поняли его сообщения и начали искать ПКП в совсем другом районе. Надеюсь тогда замкомбриг от нас отстанет и сосредоточит все усилия на выигрыше «спортсменов», а на нас пошлёт охотиться все тех же СОБРовцев или пехотинцев. А нам того и надо.

Близнецы доложили об успешном окончании сеанса и принялись сворачивать своё хозяйство. С «фишки» с опухшими лицами припёрлись технари. На мои вопросы, что наблюдали и какие изменения в обстановке, ответили, что наблюдали стадо зайцев, беззаботно фланирующих среди деревьев, потом слышали шум проезжавшей машины. Пачишин ещё добавил, что он лично наблюдал начальника разведки округа в купальнике и на роликах, он пригласили старого майора на служебное совещание обсудить вопросы по списанию ГСМ. Однако дальше ничего он пронаблюдать не успел, так как подлый Пиотровский толкнул его в бок и сказал «Задолбал храпеть, хрюндель».

Ромашкин показывал лейтенанту способы стрельбы из пулемёта. Доктор любовался на надутый презерватив и замышлял, по всей видимости, что-то нехорошее.

Опять переход. На этом выходе я почему-то устал больше, чем на реальном боевом. Там все твои работают на тебя, а тут всё наоборот, еще и мешают. Перебирая ногами я меланхолично пялился на рюкзак на спине одного из братьев и гадал, что же нам ещё устроят. Предчувствия меня редко когда обманывали, кажется мне, что возьмут нас после обнаружения передвижного командного пункта за белые наши ягодицы и начнут орать диким голосом. Хотя тут не угадаешь, за лучший результат могут и наорать, а за худший поощрить, главное, чтобы ты сделал как предписывают наставления и уставы.

Снова зазвонил телефон, на этот раз не песня про лошадь, а разухабистый Сектор Газа «Поцелуй меня в живот, ниже-ниже, вот вот-вот!»

«О блин, а это еще кто, неужто Черепанов на Каузова такую мелодию поставил, интересные у них, однако, отношения!»

Жаль, что у Вовы с собой не было гарнтиуры, пришлось снова лезть в нарукавный карман бушлата и доставать мобильник.

— Котеночеек, ну что ты мне так долго не звонишь, я уже соскучилась, — проворковал бархатный женский голос.

Я очумело взглянул на дисплей. Дисплей мобильника сообщал мне о том, что это Виктор Степанович и показывал фотографию Черномырдина. Однако экс-премьер ходил к хорошему логопеду, так исправть голос это надо уметь!

— Слушаю, Виктор Степанович! — бодро гаркнул я.

— Какой я тебе Виктор Степанович, я же Вика, — обиженно протянула незнакомая собеседница, но потом видно быстро сориентировалась, — ой, котенок, ты наверное говорить не можешь, ты на своих учениях, ну я тебя жду как всё закончится, придумай, что-нибудь для своей мымры и приезжай ко мне, возьми шампусика и клубнички, хорошо?

— Так, точно, — бодро гаркнул я в трубку.

— Пока, кисёнок, чмоки тебя, — ответила неизвестная Вика и отключилась.

Вова, наверное, мог бы и сообщить своим любовницам, что-нибудь подходящее и попросить их не звонить ему на трубку.

Тут же сразу телефон снова запел, на этот раз про лошадь. Вот он Вова, только вспомни его.

— Инфа наиважнейшая, — сразу же затараторил он, — сейчас было перенацеливание групп, так спортсменам указали участок дороги для проведения засады, и после они должны шлёпать к Куроедовке!

— К Курояровке, наверно?

— Ой да тебе не пох? Записывай координаты я их блин себе на руке записал, хотел на телефон место на карте сфотать, да тут сейчас за сотики имеют страшно, всех заставили сдавать, ящик перед входом на ЦБУ поставили, серьёзно всё до одури.

— Диктуй Рихард я готов!

Черепанов надиктовал мне координаты я их записал на обратной стороне карты, и обрадовал Вовочку известием:

— Вова, тебе Виктор Степанович звонил, чёртовски приятный голос у него, я тебе скажу!

— А то, — заважничал Вован, — сам выбирал, Викуся без царя в голове, вечно с какими-то фантазиями, ты надеюсь сказал, что я на жутко секретном задании и сейчас бреду по пустыням Ирака в составе секретной группы «Чухан-13»?

— Ого, ты загнул, она и сама поняла, что ты занят, просила после того как выполнишь задание прибыть к ней, с банкой сапожного крема, бутылкой водки, и банкой тушёнки.

— Блин опять ей херня какая-то в голову взбрелаё наверно снова хочет поиграть в ролевые игры, типа спецназовец приехал из Чечни, вот дура, блин, ладно сапожный крем, водка и тушняк не проблема, надо будет после этого дурдома заглянуть, я надеюсь, ты мне машину для романтической встречи в прокат дашь?

— Обязательно, Рихард, — еле сдерживаясь от смеха, пробормотал я и, пожелав Вове не провалить «явки», отключился.

Однако Черепанов затейник, каких свет не видывал, ишь ты в Ираке он в группе «Чухан-13». Блин он мне своими эротическими играми весь мыслительный процесс испортил. Так посмотрим, что за координаты.

— Ядро, привал, движение по моей команде.

— ЫЫезть, — ответил, пробурчал в наушнике голос Лёни, наверно его лейтенант чупа-чупсом угостил поэтому так мямлит, рот занят для других дел, более приятных чем разговоры.

Участок засады находился как раз на маршруте следования колонны оперативной группы лётчиков. Понятно, значит, сдали не только нас, но и летунов. Или всё же прознали, что армейцы передвинули свой командный пункт на окраину Курояровки, или хотят взять «языка» из лётчиков и допросить. Так что Каузов, помогая нам, заодно поможет и себе. Надо будет, что-то придумать, чтобы вместе с «Фашистом» не попасть под раздачу.

— Ядро, пошли.

— Принял, начал движение.

Через сорок минут мы вышли к месту «подбора». Так, вот он мост, внизу. С нашей высотки прекрасно видно дорогу на несколько километров до поворота. В сторону Курояровки видимость похуже, дорога резко поворачивала в сопки, и лес вплотную подступал к полотну асфальта. Дальше, примерно километров через шесть-семь, начинался участок, на котором выставлялась конкурентами засада. По карте здесь вместо асфальтовой двухсторонней должна быть грунтовка. Хотя карта со съёмом местности 1987 года, а сейчас уже двухтысячные, поэтому вполне могут быть некоторые несовпадения.

По рассказу старого охотника Пачишина такая трасса шла до самой Курояровки и за несколько километров после нее, а потом уже переходила в грунтовку, ведущую в охотничьи и лесные хозяйства. Если спрятаться под мостом, то с трассы нас не заметно. Микроавтобус у Ромы японский, дверь у него слева, значит, нам надо сидеть с левой стороны моста. Отсюда сверху мы сможем прекрасно наблюдать за движением на трассе. Когда появится колонна, скатимся вниз, нырнём под мост, а потом запрыгнем в автобус, главное чтобы он остановился где надо. А пока, чтобы народ не расслаблялся, потренируемся в посадке. Я побегу первым, потому, что Каузов из нашей группы хорошо знает только меня. У нас с ним при приветствии даже есть свой шутливый ритуал. Я открываю дверь, и все остальные быстро-быстро запрыгивают. Я начертил на снегу полосу, обозначающую дверь, объяснил порядок действий.

— Приготовиться!

Первым после меня шёл Ромашкин, услышав команду, он сразу же принял стойку для совершения прыжка, правую руку положил на воображаемое кольцо, а левую на несуществующую запаску.

— Пошёл!

Лёня оттолкнулся, совершил прыжок и начал вслух считать:

— Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два.

Тут за ним прыгнул лейтенант и сшиб его с ног.

— Дембель давай, — заорали Артемьевы и один за одним дружно повалились на барахтающихся майора и лейтенанта.

Доктор величаво обошёл кучу тел и уселся на снег.

— Лёня всё испортил, — возмутились технари, — эти воздушно-десантные понты при посадке на технику ни к чему!

Ромашкин осознал свою ошибку, и был готов снова повторить. На этот раз «посадка» прошла намного быстрее. Потренировались еще пару раз решили, что слаженность в подразделении достигнута. Телефон заорал песню «Раммштайна» — «Ду хаст».

Наконец-то позвонил Каузов. Колонна лётчиков наконец-то выехала, договорились, что при подъезде Рома даст вызов на меня, а я ему посвечу фонариком. Про готовящуюся засаду я пока сообщать не стал. Мало ли что. Наш друг-лётчик подумает, что лучше с нами не связываться и поедет другой дорогой. Оставалось только ждать. Время еще было.

Можно немного передохнуть и кое-что еще раз тщательно обмозговать.

— Располагаемся, у нас пара часов расслабона, ждём машину, лейтенант, как самый глазастый, возьми бинокль и наблюдай за дорогой в направлении на восток, при появлении транспортных средств и подозрительных групп лиц — немедленный доклад.

— А можно я по ним из пулемёта шмальну, я ленту новую поставил?

— Ни в коем случае, огонь открывать только по команде.

— Понял, — вздохнул начфинёнок и, скинув рюкзак, поплёлся обустраивать себе лёжку.

— Командир, наше дело правое, мы поедим? — тут же подали предложение технари.

— Сколько можно жрать? Давайте уж тогда занимайтесь приготовлением пищи на весь личный состав, у меня горелку и тушёнку возьмите, сбацайте чего-нибудь жидкого и горячего.

— Ага, щас мы супца сварганим с лапшой и тушенкой, я еще у армян луком разжился и салом копчёным, — обрадовался Пачишин.

Технари развили бурную деятельность, распотрошили рюкзаки, достали горелки, начали перебирать пакеты с пищевыми запасами.

Артемьевы попытались включиться в процесс, но были отосланы технарями подальше, маясь от безделья, забрали у меня поисковый приёмник и принялись «мониторить» частоты.

Лёня с доктором, раскупорив пачку презервативов, колдовали над медицинской сумкой и Ромашкин изредка восклицал:

— Ох, ни хрена себе!

Я же, расстелив полиуретановый коврик и положив голову на рюкзак, начал размышлять над картой.

Так, после моста есть пара удобных мест для засады, как раз в заданных координатах. Учитывая подготовку «спортсменов», наверняка засаду они проведут без всяких «показушных» эффектов, взрывов и автоматных очередей. Будь это реальная боевая задача, они бы повыстёгивали с бесшумных ВССок (винтовка снайперская специальная) водителей или прострелили бы шины автомобилям, а потом бы сработала огневая подгруппа, да мины бы в управляемом варианте выставили на вероятных маршрутах отхода. Здесь, в мирной жизни, за стрельбу боевыми может влететь по первое число. Значит они придумают еще что-то, чтобы остановить машины. Интересно, что? Надо будет с Каузовым посовещаться, ехать другим путём намного дольше и к пол первому ночи они не успеют, значит, придётся прорываться. Устроить контрзасаду? Этот вариант для нас проигрышный. В действиях на местности нас «спортгруппа» обскачет на раз-два, чтобы мы не придумывали, их по численности больше и подготовка у них не чета нашей. У нас ТСП (тактико-специальная подготовка) как таковая отсутствует напрочь. Вряд ли мы их теперь сможем подставить под СОБР или пехоту. Никого из них здесь рядышком не наблюдается. Хорошо было бы запустить впереди колонны лётчиков колонну мотострелков, пусть с ними воюют. Но доблестные мотострелки с лейтенантом Рябушкиным и механиком Зюзиком чёрт знает где теперь. Что же придумать?

Из задумчивости меня вывел громкий хлопок и крик Артемьевых:

— Докто-о-ор, ну нифига ты «попугайчика» запустил мы со страху чуть не обделались!

— Эт не доктор, — закричал Ромашкин это мы презики лопаем!

Вот кому заняться нечем, надо отправить доктора и Лёню сменить лейтенанта на «фишке».

— Кончайте ерундой страдать, сейчас после ужина отправлю вас обоих начфинёнка менять, — пригрозил я «лопальщикам»

— Да я Лёне показывал, как процесс газообразования происходит, — начал оправдываться Аллилуев.

— На презиках, что ли показывал?

— Ага, вот смотри, командир, что происходит с презервативом, представь, что это наш желудок.

Доктор напялил презерватив, на какой-то пузырёк.

— Видишь всё нормально, а вот если наш желудок потрясти и заставить его, чтобы происходили какие-то процессы, ну, скажем, пищеварение, увидим, что происходит.

Аллилуев потряс пузырёк. Презерватив начал раздуваться, и через пару минут был надут словно праздничный шарик.

— Если газ не выпустить, произойдёт вот что!

Б-б-бах! «Шарик» звучно лопнул.

— Доктор ну и на хрена нам это надо, — недоумённо произнёс я.

— Командир, это можно использовать как детонатор, — возбудился Лёня.

— А баллоны можно так будет подкачивать, — спросил Пиотровский, умильно принюхиваясь к запахам готовящейся пищи.

— Хватит ерундой маяться, кушать подано, идите жрать пожалуйста, — перебил всех Пачишин.

— Налейте доктору сто грамм, за рацуху, — закричали Артемьевы, вытаскивая ложки из рюкзаков.

Суп, приготовленный в трёх котелках, был на удивление вкусным, а с салом и водкой, так просто замечательный.

Лейтенант прибежал, забрал с собой полкотелка, выпил пятьдесят капель и снова убежал, доложив, что наблюдал два трактора и несколько военных машин, двигающихся в сторону Курояровки.

Может, это Рома промчался? Хотя ради кепки и ножика он пойдет на что угодно и обмануть не должен. Стемнело. Приближалось время «Ч». Мы снова снарядились и закинули за спину оружие, чтобы не мешало на бегу. Вот он, долгожданный звонок от «Фашиста»

— Я подъезжаю, через пару километров уйду от колонны вперед и дам вызов, жду фонарик, отбой.

— Принял.

— Лейтенант, в оба глаза, сейчас должен показаться микроавтобус!

— Вижу фары, по-моему, идёт.

— Все вниз, бегом!

И мы посыпались вниз под мост. Я споткнулся, на бегу перекувыркнулся, больно ударил автоматом спину и выскочив к мосту присел и отцепил от разгрузки фонарик. Остальные разведчики кубарем скатились под мост.

— Ох, грехи мои тяжкие, — стонал Пачишин.

«Ду хаст», — пропел в кармане телефон и отключился. Я встал навстречу приближающимся фарам и несколько раз моргнул фонарём. Микроавтобус плавно и быстро подлетел ко мне. Окошко у пассажира уже было открыто.

— Руссиш партизанен, яйки млеко пуф, пуф, — заорали справа с водительского сидения.

— Нихт партизанен, Абвер! — заорал я в ответ.

— Шевелитесь, — подбодрил Рома, — там в салоне палатка лежит, под неё прыгайте.

— Группа, к машине, — проорал я и отодвинул в сторону дверцу.

В доли секунды группа оказалась внутри. Только доктор с разбегу и, не пригнувшись, зацепился рюкзаком за кромку крыши и силой инерции был отброшен назад на асфальт.

— Пилюлькина потеряли, — закричали Артемьевы и, высунувшись, мощным рывком, закинули доктора в салон.

Поехали. Подбор прошёл удачно.

Я сидел слева на пассажирском месте и разговаривал с «Фашистом». О том, что они могут подвергнуться нападению группы спецназа, Рома был предупреждён. Но он подумал, что это будем мы, и поэтому абсолютно не волновался. Теперь же это известие поставило его в ступор.

— Слышь, старичок, и что мне теперь делать, неохота как-то мне тут в снегу валяться с завёрнутыми клешнями, вы мне отстреляться, надеюсь, поможете?

— Нет, тут стрелять нельзя, я думаю, «спортсмены» хотят вас взять по тихой и потом доехать с вами к Курояровке, чтобы зря ноги не топтать, ты вот, знаешь что лучше сделай, — я достал из планшета карту и включил свет над пассажирским креслом, — «засаживать» они будут скорее всего вот здесь, на повороте.

— Ну, понятно, а нам то что делать?

— Сможешь сейчас своих предупредить, чтобы на этом отрезке держали максимально возможную скорость и не останавливаясь гнали за тобой.

— Сделаю, но придётся остановиться, всех предупредить.

— Давай!

Каузов остановился, подождал ехавшие за ним в колонне машины и достав свою карту из планшета вышел из салона…

Вот он и этот поворот. Вроде всё нормально колонна летит, а не едет. Дай Бог чтобы никакая машина не сломалась.

— А-а-а-а-а, бля, — заорал во всю глотку Рома, — смотри прямо над дорогой на ветке, — он трясущейся рукой показал куда-то вперед, другой рукой еле сдерживал руль и начал притормаживать.

В свете фар высветилась фигура, висящая над дорогой. Повешенный боец, в кальсонах и в тельняшке голова вывернута на бок, босой с скрученными за спиной руками.

— Гонии бля-я-я, дави не останавливайся, — заорал я.

Особая группа-5

«Фашист» от испуга вдавил педаль газа чуть ли не в самый пол, и мы со скоростью ветра пронеслись под болтающимся «висельником». Водители остальных машин, видя что микроавтобус прибавил скорости, постарались не отставать, и только вильнули на дороге чтобы не задеть болтающегося под веткой бойца. Я напряжённо всматривался в зеркало заднего вида. «Покойник» вёл себя не адекватно. Руками и ногами обхватил дерево, словно обезьянка, на дорогу выбежали подозрительные личности и размахивали руками. А колонна быстро удалялась, не снижая скорости.

— Бля-я-я, ну вы и идиоты, — пробормотал Каузов, — вперившись взглядом в дорогу, — меня чуть «кондрашка» не посетила. Это же надо такую херню придумать. Сейчас пару километров еще и как хочешь, но я остановлюсь, проверю своих.

— Ну, давай, а то может у твоих уже волосы на всех местах седые.

— Хорошо, я быстренько, а то мало ли, что ваши дятлы еще учудят.

Через несколько километров Рома поморгал фарами, и начал притормаживать. Сразу затормозить он не решался, зная своих водителей.

— Ну их нахрен, а то со всей скорости влетит мне в жопу, у нас водители «оторви и выбрось, а потом еще и прикопай чтобы не вылезло».

Из глубины салона заныл Лёня:

— Надо было из ПКма очередью в окошко дать.

— Лёня ну его нафиг, мы теперь действуем агентурными методами, так что сидим и не отсвечиваем.

— А мы прорываться на командный пункт будем? — поинтересовались Артемьевы.

— Не пацаны, давайте пользоваться ситуацией, пусть «спортсмены» идут в атаку, мы как-нибудь по другому отработаем, нашкодим по тихому и свалим.

— Хр-р-р-р, м-м-м, о да-а-а крошка, вот так, — вклинился в разговор лейтенант.

— Проснись, бригадную кассу спёрли, — начали приводить в чувство начфинёнка братья-связисты.

— Я не спал, я не спал, — очнулся лейтенант.

Прибежал Каузов.

— Фу, вроде всё нормально, поехали быстрее, а то ваши быстроногие олени догонят.

Через минуту колонна снова неслась по трассе.

В салоне было тепло, играла какая-то задушевная фашистская музыка в стиле тридцатых годов.

Ко мне начал подкрадываться сон, чтобы как-то прийти в себя, я начал усиленно думать о дальнейшем порядке наших действий. Ни каких конструктивных идей в голову не приходило. Из салона доносился богатырский храп уставших разведчиков, в который вклинивалось тоненькое повизгивание лейтенанта.

— Рома, это что у тебя за хрень играет, — чтобы как-то отвлечься спросил я «Фашиста»

— Макс Раабе, стиль берлинское кабаре.

— Редкостная пое…нь, — отозвался я и стукнувшись головой о «торпеду» провалился в экстаз сна.

Проснулся от возмущенных воплей личного состава, обвиняющего доктора в некорректном поведении и порче общественного воздуха.

Часы на приборной панели показывали двадцать минут первого.

— Сейчас в Курояровку заедем, — известил Каузов.

По деревне в различных направлениях двигались разведывательные признаки передвижного командного пункта. Особенно много их столпилось возле единственного на всю округу круглосуточного киоска. Военные в камуфляже стояли в довольно прилично длинной очереди и скупали всё подряд, в основном горячительные напитки.

Каузов подъехал к двум военным тентованным «Уралам» и кучке военного люда, толпившегося возле техники.

— Мужчины, как на пункт проехать! — заорал он, высунувшись в окошко микроавтобуса.

— Водки больше нет, сейчас, минут через пятнадцать еще подвезут, — донеслось из киоска.

— По дороге на выезд езжай, там на конце деревни комендантский пост и КПП стоит, только осторожнее, тут, говорят, диверсанты бродят, — ответили Каузову из толпы.

— Да на нас уже нападали, мы еле ноги унесли, — отшутился Рома, и поморгал фарами своим остановившимся неподалёку машинам, двинулся дальше.

Никто внимания на колонну лётчиков не обратил, тут наверняка за день таких колонн проезжало по несколько штук.

На выезде из деревни сбоку от дороги стояла лагерная палатка и столб с табличкой «Комендантский пост. Ответственный прапорщик Жигайло». Чуть подальше на съезде с дороги виднелся шлагбаум и одиозная фигура в тулупе и с автоматом.

— Блин, сейчас докапываться начнут, кто такие, куда едем, — встревожился Рома, достал из-под сиденья уставную шапку с кокардой и протянул её мне.

— На одень вместо своей «пидорки», от греха подальше, кто знает, что в голову этим комендачам взбредёт, у меня там еще в салоне куртка-меховуха синяя валяется.

— Её лейтенант чуть не испохабил, — подали голос с салона Артемьевы, — она такая теплая и мягкая, что он до неё во сне домогаться начал.

— Враки, — начал оправдываться начфинёнок, — вот она, куртка, забирайте.

Я в мгновение ока переоделся, скинул бушлат и тактический пояс, влез в синюю лётную куртку и напялил шапку.

— Воротник подними и шапку на затылок сдвинь, — посоветовал сведущий в военной моде Ромашкин.

Каузов осмотрел меня и выдал:

— Вылитый технарь с аэродрома, тебе еще фляжку с «массандрой» за пазуху и хрен отличишь! Ну что, пойдём к прапорщику Жигайло, будём давить своим лётным авторитетом.

В палатке было холодно и неуютно, на топчане валялось какое-то подобие человека, укутанное матрасами, за колченогим столом возле слабо мерцающей керосиновой лампы, уткнувшись носом в полевой телефон, посапывал тщедушный солдатик, даже не очнувшийся при появлении двух незнакомцев.

— А что тут творится? — сразу пошёл в «атаку» я, — где Жигайло, почему спим, боец!

Солдат, очнувшийся от моего крика, в ужасе подскочил и заметался по палатке. Тот, кто лежал под матрасами, от греха подальше скатился под топчан и затих, видно, решил действовать согласно тактике енотов: «а я умер, не трогайте бедное животное».

— Прекрати панику, боец, — попытался успокоить солдата Каузов, — где старший ваш, прапорщик Жигайло.

— Я-я-я-я-я, старший, — донеслось из-под топчана, — сержант контрактной службы Никитин, — а кто такой Жигайло мы не знаем.

— А что тогда на табличке написано? — хором удивились мы.

— А мы с этой табличкой всегда выезжаем, даже не читаем, что там написано, — продолжал отбрёхиваться из-под топчана контрактник.

— Ладно, хрен с ним, с прапорщиком, мы лётчики, на командный пункт приехали, звони давай кому-нибудь, чтобы нас пропустили, и вылезь оттуда, негоже сержанту со старшими офицерами из укрытия разговаривать.

Контрактник вылез из-под стола, опасливо оглядел нас, и бочком протиснулся к столу.

Отвесил оплеуху своему сослуживцу.

— Опять спишь, Касабланка, — стал выговаривать он солдатику, — давай звони, пошевеливайся.

Солдатик со странной кличкой Касабланка подкрутил фитиль лампы и начал накручивать ручку телефона.

— Товарищи офицеры, угостите сигареткой, — осмелел Никитин.

Получив сигарету, он уже окончательно расслабился и уже довольно смело вылупился на нас.

Боец на телефоне наконец куда-то дозвонился и заикаясь попытался обрисовать ситуацию. На том конце ничего не поняли и попросили к трубке старшего комендантского поста.

Никитин тоже ничего толкового рассказать не мог и, выслушав порцию нецензурной лексики, передал трубку Каузову. Рома в трёх словах обрисовал ситуацию, излил порцию праведного гнева и снова передал трубку контрактнику. Тот покивал головой и отключился.

— Комендант в курсе, что вы должны приехать, сейчас я вам пропуска выпишу на ваши машины и езжайте дальше до второго КПП, прямо по дороге, там вас встретят.

Солдатик, помощник Никитина, достал из стола журнал учёта выдачи пропусков и начал писать.

— Сколько машин у вас, — спросил он и поднял на нас глаза.

Вот тут и стало понятно его прозвище. Герой американской комедии «Горячие головы» по кличке Отстой, задохнулся бы от зависти к такому косоглазию. Интересно как его в армию такого призвали?

Рома продиктовал номера и количество машин, в том числе и свой микроавтобус, обозвав его машиной для перевозки специалистов охраны марки «Тойота-Хайс». Количество личного состава — двадцать человек. То есть помимо своих лётчиков посчитал и нас. Боец, даже не переспросив, выписал нам пропуск. Данный ход событий лично меня очень устраивал. Из-за несогласованности действий штабов, и полного пофигизма комендантской службы, моя разведывательная группа вполне легально въезжала на территорию подвижного командного пункта армии. Теперь нам не надо было покидать тёплый микроавтобус, кружить по сопкам, выбирая место для наблюдения, и опасаться встречи со «спортсменами». Главное, чтобы из армейцев никто ничего не заподозрил.

Угостив еще парой сигарет комендачей, мы вышли на улицу. Мои разведчики в автобусе находились в состоянии крайней настороженности и готовности свалить куда-нибудь подальше или принять неравный бой. То, что проблема разрешилась так просто, не устраивало только воинственного Ромашкина, остальным было абсолютно пофиг.

Боец, стоявший в тулупе возле шлагбаума, гражданский микроавтобус пропустил без каких-либо проблем, даже не заглянув внутрь, а до военных машин начал проявлять нездоровый интерес. Пришлось Каузову снова вылазить и трясти только что выписанными пропусками. Солдатик гундел под нос и отрицательно качал головой. Пришлось мне тоже включаться в действо. У бойца, видно, что-то застопорилось в мозгах, и он нёс откровенную чушь про какие-то распоряжения коменданта и про то, что его из-за нас «отымеют и высушат». Самое примечательное было то, что боец на посту стоял с деревянным автоматом. На мой восхищённый вопрос, он, вздыхая, ответил, что их ротный забрал всё боевое оружие и выдал им макеты со словами: «Вы, олени, заснёте и про…те ствол, или спецназёры отберут, или найдете где-нибудь патрон боевой и что-нибудь себе отстрелите, ибо дай дураку хер стеклянный, он и хер разобьет, и руки порежет, а мне до конца контракта совсем ничего осталось».

Наконец, проблема решилась весьма просто: пачка сигарет и шлагбаум взметнулся вверх, пропуская остальные машины.

На втором КПП нас завернули куда-то в сторону на стоянку и предложили старшему пройти в сторону штабных машин и палаток, видневшихся неподалёку. Рома вытащил из-под сидения папку с документами, проинструктировал своих подчинённых, на нас посмотрел умоляющим взглядом, но не дождавшись сочувствия, ушёл представляться.

Итак, мы на территории искомого объекта и необходимо осмотреться и продумать план дальнейших действий. Где-то среди машин и палаток надо оставить учебную закладку, описать это место, передать точные координаты ПКП на Центр, получить подтверждение и можно считать, что задача выполнена.

— Доктор, у тебя там макеты шашек, давай доставай, будем бомбу мастерить.

— У меня, у меня, — засуетился Аллилуев и начал потрошить свой рюкзак.

— Какие симпатичные макеты, — восхитился Пачишин, — жёлтенькие, на бруски масла похожи.

— Хочешь кусочек? — предложил доктор.

Через десять минут доктор сложил аккуратно шашки в полиэтиленовый пакет и обмотал их красной стропой, имитирующей детонирующий шнур.

— Лажа, — как обычно хором высказали своё мнение Артемьевы, — какой нормальный военный будет ходить по командному пункту армии с пакетом, сразу видно — или диверсант, или с деревни приехал, водки привёз.

Действительно, появление непонятного лётчика с пакетом среди штабных кунгов, зрелище весьма подозрительное. Надо придумать, что-то другое.

— А тут дипломат старый с инструментами лежит, — отозвался откуда-то из глубины салона начфинёнок.

Портфель был извлечён из-под сидений и подвергнут тщательному осмотру. Ну, немного потаскан и замызган, так это ничего страшного. Возле ручки шурупами прикручена пивная пробка с пластилином, для опечатывания. Видно, когда-то этот дипломат-чемодан использовался для переноски и хранения служебных документов. Инструменты переложили в пакет, дипломат протёрли ветошью и вложили в него заряд.

— Вот это совсем другой коленкор, — одобрил личный состав.

Доктор немного призадумался и пошептавшись с Ромашкиным полез в свою медицинскую сумку.

— Командир, давай док детонатор сбахает, потрясёшь когда надо чемодан, крышка отлетит и будет ба-а-а-ах-х, презик как лопнет, и все увидят, что подорваны.

— Док, а через сколько презик надуется, — спросил я Аллилуева, заинтересовавшись рацпредложением.

— Сейчас я соображу, минут на десять, презерватив будет раздуваться потихоньку, а потом, откинет крышку дипломата, главное только замки расщелкнуть.

— Гарантируешь десять минут?

— Ага, только десять, больше никак.

Была не была, надо всё-таки устроить рок-н-ролл в этой дыре, пусть все видят, на что способны разведчики специального назначения, да еще из особой офицерской группы.

Доктор соорудил свой «химический» детонатор и с особой осторожностью передал мне дипломат.

— Когда надо будет, потряси его, отщелкни замки и поставь так, чтобы крышка не упала.

— Доктор, вы меня пугаете, — ответил я и прижал портфель к животу.

Через несколько минут появился Каузов, беспечно размахивающий портфелем, и напевающий под нос всякую фашистскую «хрень».

— Ха, пацаны, прикиньте, мы до утра свой пункт управления авиацией должны развернуть, мне уже и место указали, все расспрашивали, как я от диверсантов улизнул, им кто-то сообщил, что на меня засаду готовили, так что особо не светитесь, диверсаньте тут потихоньку, а еще лучше помогите мне этот грёбанный пункт развернуть.

В восемь утра, благодаря нашей помощи, подчинённые Каузова развернули свой пункт, поставили пару палаток, завели дизельный электроагрегат и запитали радиостанцию. На нас лётчики не обращали никакого внимания, и не задавали лишних вопросов, кто мы такие и откуда взялись. То ли «Фашист» их проинструктировал, то ли от природы они были такие нелюбопытные. Артемьевы как специалисты связи оказали начальнику радиостанции конкретную помощь в настройке каналов, попадания в какие-то створы и остальных связистских «чудесах». Лейтенант-начфинёнок, как самый молодой и не похожий на диверсанта был послан побродить возле пункта и нарисовать схему расположения для дальнейшего отчёта. Нацепив на себя солдатскую шапку, взятую на прокат у бойцов-лётчиков, вооружившись вместо пулемёта командирской сумкой с письменными принадлежностями начфинёнок весело подпрыгивая удалился.

Артемьевы, закончив возиться с радиостанцией, лётчиков, обнаглели до того, что развернули нашу КМ-ку (КВ радиостанция) выставили антенны неподалеку от машины и начали «качать» связь с Центром прямо с территории ПКП. Если бы специалисты РЭБ (радиоэлектронной борьбы) работали в полную силу на этих учениях и задействовали свою аппаратуру, то после первого же вхождения в связь нам бы настал каюк.

Однако никому до нас дела нет. Прибежал какой-то полковник, наорал на нас за нарушение формы одежды, и приказал переставить машины в линейку, и накрыть масксетями, дабы не нарушать общего режима маскировки. Так как Каузова не было я изобразил из себя старшего и начал вяло переругиваться, пытаясь доказать, что наши машины должны стоять именно так, ибо у нас, у лётчиков, всё по-другому, не так как в пехоте. Пока мы ругались Пачишин, изображавший из себя «старого прожжённого войной прапора» вылез из палатки с двумя кружками чая. Увидев полковника, попытался скрыться, но застрял, запутавшись в матерчатом пологе, выставив наружу филейную часть.

— Это, что еще за зелёное небритое чудовище, — возмутился местный полковник, — рожа то какая, наеденная!

— Товарищ полковник, да это наш прапорщик, э-э-э, Шматко (брякнул я ни к месту вспомнившуюся фамилию из сериала «Солдаты»), командир ВМО (взвод материального обеспечения), начальства боится, он нам как раз чай нёс, — проговорил я как можно громче надеясь на понятливость Пачишина.

Полковник громко заржал:

— Ы-ы-ы-ы-ы Шматко-о-о-о, как в сериале и морда такая же продувная. Товарищ прапорщик, ну-ка подойдите сюда, хватит нам свою задницу показывать.

Пачишин вылез красный от злости и, держа в руках парящие кружки, засеменил к нам.

— Угощайтесь, товарищ полковник, чай хороший с травками, наш доктор заваривает, рекомендую особенно при пониженной потенции.

Местный полковник сразу же сгрёб кружку и принялся смаковать обжигающий напиток.

— Ох, хорошо, вкусно однако, а ты чего же, прапорщик, не по форме одет: сапоги какие-то на тебе гражданские, не бреешься, а?

— Так у меня раздражение и ноги больные, — заюлил Пачишин.

— Где начинается авиация там заканчивается порядок! — возвестил полковник, — я недавно в командировке в Чечне был так там в отделе у спецназа плакат про лётчиков висит, а на нём написано «Водки лётчикам не давать!»

Вот оно оказывается, как в авиации порядка нет, а он тут с диверсантами противника чаи на собственной территории распивает.

— Короче, командир, посылай сейчас двух человек к инженерам, вон там их кунги стоят с прицепами, пусть масксети получают и маскируют всю технику, я их предупрежу, что лётуны придут, а прапорщика я твоего на пару часиков конфискую, пусть нам на ПХД (пункт хозяйственного довольствия) поможет, у нас там что с кухней полевой случилось, поварята никак её раскочегарить не могут.

Однако, хват этот местный полковник, пришёл наорал, и тут же народ мой начал припахивать.

— Шматко, проинструктируй людей и отправь к инженерам, только связистов не трогай.

— Точно, точно связь — это нерв армии, — добавил местный командир.

Пачишин злобно улыбнулся и заорал во весь голос:

— Ромашкин, Пиотровский, Аллилуев, ко мне, а ну пошевеливайте булками «контрабасы фуевы» не на курорте чай!

Обозначенные лица, прятавшиеся за палаткой, и готовые по первому моему знаку захватить в плен полковника, с кислыми лицами вразвалочку поплелись к ярившемуся Пачишину. Тот проинструктировал их, приказал сдать оружие под охрану Артемьевым, и выдвигаться к инженерам.

Полковник, наблюдавший за новоявленными «контрабасами», удивлённо хмыкнул:

— В возрасте уже у вас бойцы то, а пулемёт то вам зачем нужен?

— Так от диверсантов спецназа отбиваться, товарищ полковник, мы ведь тоже не на курорт приехали.

— Ну и правильно, не хрен тут спецназовцам делать, — восхитился полковник и мило беседуя с Пачишиным удалился.

Тройка, посланная за сетями, вернулась минут через двадцать, таща на плечах большой зелёный рулон.

— Командир, они тут вообще рехнулись, — разорялся Ромашкин, — говорю дайте нам белую масксеть, а они говорят: берите зелёную, других нет, лето, типа, по условиям учений, птички летают, солнышко светит, я им левой фамилией в накладной расписался, и им по барабану.

Аллилуев и Пиотровский начали урезонивать Лёню простейшими доводами, не пофиг ли доблестному майору спецназа на то, какого цвета маскировочную сеть выдали?

Лёня обиделся и чтобы как-то компенсировать чувство обиды, взял один из малых составных кусков масксети, прилепил себе на рюкзак. Пиотровский тоже прихватил себе пару кусков, потом, немного подумав, взял и на долю Пачишина. Доктор остался безучастным.

Поймали парочку бойцов-«лётчиков» озадачили их натягиванием сетей и на том успокоились. Начфинёнок еще не вернулся и я, обеспокоенный, пошёл на его поиски, прихватив с собой GPS-навигатор Ромашкина, для того, чтобы снять точные координаты вех элементов пункта управления для последующего доклада на Центр. Время обязательного двухстороннего сеанса близится, надо отрабатывать, получать подтверждение оставлять дипломат с закладкой и сваливать отсюда как можно быстрее. Ведь «спортсмены» наверняка тоже где-нибудь поблизости крутятся.

Наш начфинёнок стоял в окружении каких-то военных, возле одной из штабных машин, и что-то кому-то объяснял.

Мне сразу стало не по себе. Всё, вычислили нашего лейтенанта. Ухватились за кончик, сейчас потянут всю ниточку. Что делать? Бежать к остальным предупреждать, но Пачишина уволокли на ПХД, сеанса еще не было. Так все хорошо шло, и тут такой прокол.

Только спокойно, не надо метаться из стороны в сторону, я сделал вид, что меня происходящее никак не касается, подошёл поближе и спросил какого-то офицера, где находится оперативный отдел. Военный махнул рукой куда-то в сторону и пошёл по своим делам. Я бочком, смотря куда-то в сторону, приблизился к толпе.

Мои самые худшие опасения подтвердились, нашего лейтенанта, беззаботно шарахающегося по пункту управления, обвиняли в незаконной разведывательной и подрывной деятельности, и пытались выяснить, кто он такой, откуда взялся, и что он тут вообще делает. Положение аховое и надо как-то спасть ситуацию. Лейтенант долго при таком пристрастном допросе не продержится. А если захотят рассмотреть содержимое планшета? Даже не хочется думать. Тем временем из толпы, окружавшей начфинёнка, раздавались злобные выкрики:

— Вали его на землю!

— Пинай его по кокосам!

— На костёр порождение ада!

Положение спас какой-то военный, привлечённый шумом толпы:

— А что вы орёте, товарищи офицеры, я этого лейтенанта помню, он в прошлом году на сборах лейтенантов был, он финансист, я им лекции по организации бухгалтерского учёта читал!

— А-а-а-а-а-а, финансит! — разочаровано протянула толпа, — действительно, если финансист — какой с него диверсант, но на всякий случай надо было бы отпинать, от них, военных бухгалтеров, больших пакостей ожидать можно.

Военные мигом потеряли интерес к лейтенанту и разошлись по своим делам. Офицер, признавший в нашем лейтенанте финансиста, начал ему выговаривать за выплаты каких-то полевых денег, начфинёнок ловко парировал, ссылался на какие-то указания из округа и был на высоте, не то, что пару минут назад. Хорошо, что его собеседник не вспомнил, что финансист из спецназовской бригады, так бы в его голове может и зашевелились мысли сомнения.

Наконец нежданный спаситель ушёл и я, потянув лейтенанта за рукав бушлата, отвёл его в сторонку от любопытных глаз.

— Что тут было, ты почему всю агентурную работу провалил? Это тебе не с пулемётом по сопкам скакать, то мозгами шевелить надо.

— Да привязались ко мне, кто я такой, что я тут делаю, вопросы начали задавать.

— Хрен с ним, проехали, ты всё зарисовал?

— Ага, я даже север-юг отметил и где столовая находится, — лейтенант, косясь по сторонам, расстегнул командирскую сумку и развернув её показал, мне корявенький рисунок.

Нарисовано было весьма убого, но все элементы более менее просматривались, ладно, будет время и возможность, перерисуем схему в цветах и красках.

Поставив лейтенанта на наблюдение, я начал с помощью топопривязчика определять точные координаты основных элементов командного пункта и наносить их на схему.

Так, кружа вокруг штабных машин и при малейшей опасности делая вид, что мы тут просто вышиваем крестиком, мы наткнулись на две больших палатки с табличками «ПХД», «Офицерская столовая».

Из столовой с довольным видом ковыряясь в зубах и сыто отрыгивая вывалилась троица, Пиотровский, Ромашкин, Аллилуев.

— Эх, макароны хороши по-флотски были, — увидев нас похвастался Ромашкин.

— Да и салат из капусты тоже ничего, — добавил Пиотровский.

— Эх, сейчас бы ка-а-ак, — начал Аллилуев.

— Доктор, даже не думай, — заорала в один голос вся возмущённая общественность.

Со стороны ПХД доносились чьи-то хозяйственные крики с очень знакомыми интонациями.

— Наш «Шматко» разоряется, — улыбнулся Пиотровский, — форсунки им на КПшке (КП-кухня полевая) прочистил, наряд загонял, местного прапора ниже плинтуса опустил, теперь здесь рулит, местный тыловик с ним уже чуть ли не в засос целуется, обещал отношение на перевод дать.

Отправив всех к месту забазирования и дав пару указаний, я развернулся и отметил, что тут рядышком со мной должен был стоять лейтенант. Опять куда-то пропал, только полог палатки-столовой еще колыхался.

— Начфин, скотина, вернись я всё прощу, — закричал я и кинулся за лейтенантом.

Тот уже сидел за военным раскладным столиком с ложкой в руках и со счастливой улыбкой на лице. Рядышком как изваяние замер боец в белом халате и с подносом в руке.

Откуда-то из-за деревянной перегородки с раздаточным окошком раздался жуткий крик с весьма знакомыми интонациями:

— Кто там, еще припёрся приём пищи уже закончен!

— Товарищ прапорщик, — заблеял боец, — тут лётчики пришли.

Из окошка выглянула физиономия Пачишина.

— О-о-о, кто пришёл, это наши, ну-ка давай бегом обслужи офицеров, как положено.

Пришлось и мне усесться за стол рядом с лейтенантом. Насмерть перепуганный боец приволок две тарелки макарон по-флотски, большую тарелку с капустным салатом, белым хлебом, несколько шайб масла, сахарницу, соль, перец, горчицу.

— Приятного аппетита, — невнятно промычал он и, трясясь от непонятного нам страха, испарился.

Пачишин вылез из своего закутка и присел к нам за столик.

— Разболтались тут армейские, глаз да глаз за ними нужен, ни приготовления пищи организовать, ни форсунки продуть, бойчишки у них грязные и голодные. Это же надо — поварята и голодные. Тут прапор молодой с поварихой гражданской руководил, я его взашей выпер. Они к зампотылу пошли жаловаться, тот прибежал, посмотрел и обещал мне отношение дать, очень ему макароны понравились!

— Слышь ты, что вообще с дуба рухнул, — зашипел я на него, — ты не забыл, что мы тут делаем? Переводится будешь, когда в бригаду приедем, сейчас сваливай к дневке, у нас до сеанса связи пятнадцать минут, еще координаты передаем я минирую и сваливаем.

Пачишин, очумело потёр затылок.

— Блин, а я совсем забылся, меня за авторитета держат, тут, кстати, знаете кого видел? Помните, нашего пленного Зюзика, механика? Болтался со своим Рябушкиным, на доклад их притащили, хвалили за то, что они диверсантов обнаружили. Они оба довольные такие, меня увидели — рты пораскрывали, так я их на кухню затащил, от пуза накормил, ещё бойцу, сигарет и тушняка отсыпал. Зюзик тот вообще обрадовался, как родным его на ЗИЛок снова посадили.

— Они нас не сдадут? — спросил я, ускоренно пережёвывая вкуснейшие макароны.

— Да нет, не должны, Зюзик сказал, что они сейчас на наше спецназовское стрельбище едут, офицеров каких-то везут.

Неплохо было бы опять под видом лётчиков смыться отсюда и комфортом доехать на пункт сбора групп на нашем бригадном стрельбище, однако мечты, мечты, Пачишин сказал, что ЗИЛ уехал минут десять назад, а у нас еще обязательный сеанс, без которого, считайё задача не выполнена.

Позавтракав на славу мы с лейтенантом вышли из столовой и стали дожидаться нашего технаря-майора, переквалифицировавшегося в прапорщика Шматко.

Пачишин вылез из палатки с двумя огромными свертками под мышками и воровато озираясь, поспешил к месту забазирования группы, не обращая внимания на нас.

Мы вприпрыжку поспешили за ним. По дороге к нам присоединился Каузов и рассказал, что через пять минут он попрётся на «бабочку» (прицеп штабной) к офицерам оперативного отдела армии наносить на карту обстановку, а потом будет какой-то разбор, который будет проводить сам командующий армией.

Вот он, мой шанс! А что, если попытаться проникнуть в «бабочку» вместе с «Фашистом» и оставить там дипломат с закладкой, а потом как-нибудь убраться оттуда и уходить всей группой. По моим расчётам «спортсмены» должны будут что-то предпринять. Если они создадут как можно больше шума, то можно будет уйти незамеченными. Пока я на ходу думал. Каузов заметил семенящего впереди со свертками под мышками майора.

— Ахтунг, руссиш партизанен, хенде Хох! — заорал он вслед Пачишину.

Тот от страха споткнулся и упав на землю выронил свёртки.

— Нихт партизанен, их бин больной, — вяло отбрехался он и, увидев наши довольные физиономии, зло сплюнул и поднялся.

— Вот вы блин идиоты, делать вам нехрен.

— Чего это ты там тащишь, — поинтересовался я.

Лейтенант-начфинёнок подбежал и даже умудрился обнюхать свёртки.

— Фу-у, нельзя, — отогнал его Пачишин, — да это я так, маслица там килограммчика три взял, сахарку, печенья, тушёнки, сгущёнки — прапорщик я или нет?

Пачишин принялся рассовывать уворованное в рюкзак и под впечатлением от выполнения обязанностей начальника ПХД, занялся кормёжкой братьев-связистов.

Доктор вытащил «снаряженный» дипломат, еще раз осмотрел его и протянул мне.

— Приближается день «икс», время «ч», и полная «ж», — провозгласил Аллилуев, передавая мне дипломат, — и помни: перед употреблением встряхнуть.

Группа под прикрытием растянутых масксетей и машин начала неспешно экипироваться. Я переписал снятые координаты в блокнот радистам, подготовил свой рюкзак для быстрого одевания и достав бинокль осмотрел окрестности. Мы на открытой местности. Лес от нас метрах в пятистах, если начнём убегать, то нас будет лицезреть весь личный состав подвижного командного пункта. Тем более с той стороны могут подбираться к пункту «спортсмены». Увидев нас, да еще на открытой местности, они постараются не упустить возможности нам насолить. Угнать какую-нибудь машину? Было бы, конечно, хорошо, но мы всё-таки не в кино снимаемся, если с БМП лейтенанта Рябушкина в чистом поле этот фокус прошёл, то тут, на виду у множества больших начальников, можно и по шапке за такое «ковбойство» получить. Ход мыслей прервал «Фашист», выпрыгнувший из «радийки» и попытавшийся вырвать у меня из рук бинокль.

— Блин, что за хрень творится в наших войсках, если я лётчик, так что мне теперь на каждую вертушку (вертолёт) посадочную площадку готовить, ну дай, блин, бинокль, мне еще на «бабочку» надо шуровать обстановку наносить.

— На хрен тебе посадочная площадка? — всё еще думая о своём спросил его я.

— Да наши сейчас передали, чтобы я лично вертолёт с командующим армии принял, а вертушка одна, сейчас генералов привезёт, а потом группу какую-то из ваших должна подобрать и на ваш полигон закинуть, а они, ваши спецы, еще даже до места эвакуации не дошли, значит экипажу еще круги наматывать, керосин жечь.

В мозгу у меня защёлкало и мысли заметались, пытаясь выстроится в логическую цепочку.

— Слушай, а нахрена им керосин жечь? Вот они мы, не надо никого искать, они нас здесь прямо с площадки и подберут.

— Да без проблем, там экипаж Тищенко, ты его знаешь, он же с нами в командировке был, на войне помешанный, я сейчас на КП полётов своим звякну, что вы уже на площадке и нам проще, и круги не мотать, задача была группу подобрать, а какая группа — мне так лично без разницы.

— Командир, — заорали связисты, — мы на связи, начали работать.

Рома полёз в «радийку» связываться со своими. С командного пункта прибежал посыльный: Каузова вызывали в оперативное отделение. Мысленно перекрестившись, я взял «заряженный» дипломат, проверил готовность группы к движению. Моё напряжение передалось личному составу и все начинали потихоньку нервничать. Ромашкин пытался снова отобрать пулемёт у начфинёнка. Пачишин с Пиотровским остервенело запихивали негабаритный кусок масла в рюкзак, доктор, видно для успокоения, перебирал свою медицинскую сумку.

— Ну всё, пошёл, — возвестил я, чувствуя себя так, как будто участвую в покушении на Гитлера.

— Ни пуха, ни Виннипуха, — помахали мне разведчики.

— Заткнитесь, — занервничали Артемьевы, работающие на связи с Центром.

Возле входа в оперативный отдел под грибком стоял понурый часовой в каске и скособоченном бронежилете. На него громко и с удовольствием орал какой-то подполковник.

— Слышь ты, два глаза роскошь для одного, пропускай говорю, мне срочно пройти надо!

— Не могу, товарищ подполковник, мне сказали пропуска у всех проверять, я сейчас скоро сменюсь тогда и проходите.

— Да ты охамел, солдат!

— Не могу, товарищ подполковник.

Офицер витиевато выругался и чертыхаясь пошёл обходить штабные машины, затянутые сетями.

Приехали, вся операция по закладке самодельного взрывного устройства срывается, внутрь я не пройду, часовой требует у всех пропуска. Наверняка специально поставили перед прилётом командующего армией.

Часовой заметил меня и радостно гаркнул:

— Здравия желаю!

Что-то лицо мне его знакомое. И смотрит он как-то подозрительно обеими глазами в разные стороны. Так это же боец Касабланка!

Я, сделав озабоченный вид, подошёл к грибку под которым томился боец и как можно небрежнее бросил:

— Здарова, будь добр, не пропускай и меня, а то так неохота на командующего нарываться.

— Да нее, проходите, — заулыбался часовой и воровато оглянувшись, поднёс пару пальцев к губам, жест, известный всем курильщикам.

Я щедрой рукой отсыпал ему несколько сигарет и с кислой миной начал подниматься по приставной лестнице к штабным прицепам. Все автомобили были выстроены в ряд, между прицепами выложены дощатые настилы, образовывался длинный коридор по которому туда-сюда сновали озабоченные военные с картами, папками и бумагами, хлопали двери кунгов, звенели телефоны. Обычная атмосфера на командном пункте на выезде. Ориентируясь по табличкам я вышел в конец «коридора» к огромнейшему крытому прицепу. Из двери вылетел офицер с выпученными глазами и чуть не сбил меня с ног.

— Вы из штаба воздушной армии? — радостно заорал он увидев меня.

— Да, вот вызвали, а я еще должен вертолёт встречать.

— Идите быстрее свои пункты наносите на карту, потом пойдёте вертолёт свой встречать, сейчас командующий прилетит.

Странная логика, сами не понимают, что хотят и на карте им нарисовать надо и одновременно авианаводчиком поработать. Я прошмыгнул внутрь, над огромным столом с расстеленной на нём карте склонилось человек пять различного военного люда. Кто-то рисовал, кто-то стирал, кто-то в недоумении пялился на остальных.

— Лё-ё-ётчик пришёл, — с оттенком сарказма возвестил какой-то полковник, сидевший рядышком за столом, уставленным кучей телефонов.

— Долго же вас ждали, вы можете на карте поработать, или мне командующему доложить, что вы ни хрена ни на что не способны! — вызверился он на меня.

Остальные, не отрывая карандашей от бумаги, что-то прогундосили себе под нос и замолчали.

Я, сделав печальное лицо, засунул дипломат под стол и расщёлкнул замки. Когда буду уходить изо всей силы пну несчастный портфель, дай Бог детонатор Аллилуева сработает.

Умыкнув у кого-то карандаш и офицерскую линейку, я изобразил усиленную работу мысли. Потом для убедительности найдя на карте Курояровку и отодвинув в сторону одного из штабных офицеров-операторов, нарисовал рядом с ПКП значок разведывательной группы специального назначения. Подписал дату и число. Сделав выноску от значка командного пункта нарисовал значок диверсии подписал Ос. Оф. РГ СпН, число время. Потом разрисовал маршрут выдвижения, нарисовал посадочную площадку, подписал время эвакуации сегодняшним числом. Войдя во вкус я незаметно засунул Черепановский телефон в рукав, включил на нём камеру в режим видеосъёмки начал водить рукой над всей картой, задерживаясь над нарисованными позициями войск, маршрутами выдвижения и пунктами управления. Никто на мои манипуляции даже внимания не обратил, тут почти что все водили руками над картой. Начальник, сидевший за столом начал нервничать и хватать трубки телефонов.

— Быстрее-е! — заорал он чуть ли не благим матом, — командующий на подлёте.

Всё, пора уходить. Я со всей силы пнул портфель под столом, и, сделав очень озадаченное лицо, выскользнул из кунга. Не успел сделать и пары шагов как меня кто-то дернул за плечо:

— Браток, портфель забыл!

Я очумело вылупился на одного из офицеров оперативного отдела с вымученной улыбкой протягивающего мне дипломат.

Как он только не раскрылся?

Я в прострации схватил дипломат в охапку и благодарственно кивнул:

— Спасибо братан, совсем замотался, мне еще вертолёт сажать с вашим командармом.

Оператор сочувственно помотал головой, а я понесся к своей группе, прижимая «бомбу» к груди и холодея от страха, вдруг Аллилуев произвёл неправильные расчёты и самодельное взрывное устройство условно взорвётся у меня в руках. Группа была в сборе. Братья-капитаны уже свернули свои антенны и упаковали радиостанции. Все были готовы к движению. Где-то неподалеку стрекотал вертолёт.

— Как сеанс? — прокричал я Артемьевым, скидывая лётный бушлат и шапку и переодеваясь в свою форму.

— Отработали, всё передали, подтверждение есть, задача выдвигаться к южной окраине Курояровки для посадки на машины и эвакуации на пункт сбора групп.

Я лихорадочно нацепил на себя тактический пояс, закинул на спину рюкзак и повесил на шею автомат. Всё-таки несправедливо устроена наша армия, для кого-то вертолёт подают на эвакуацию, а нам автомобиль, который непонятно когда еще придёт. Ну ладно, автомобиль оставим «спортсменам», думаю, им он пригодится.

Когда вертолёт сел и командующий армией со свитой и посредниками, придерживая под мышками папки с документами и натянув поглубже на голову каракулевые шапки, чтобы не сдуло винтами, начали подниматься вверх на небольшой пригорок случилось неожиданное. Сверху с криками: «О-о-о-о бля-я-я-я» на них покатилась какая-то группа неизвестных людей с рюкзаками и автоматами. Сбили с ног встречающих и на вопль командующего ответили длинной очередью из пулемёта.

— Диверсанты, — заорал генерал, — товарищи офицеры к бою!

Товарищи офицеры из свиты уже давно залегли вокруг командующего, но в бой вступать не собирались. Неизвестное подразделение пробежало мимо генерала, при этом все дружно отдали воинское приветствие поворотом головы. Обезумевший командующий рванул у одного из рук дипломат, с явно похищенными секретными документами. Диверсанты уже ловко запрыгивали в вертолёт, последний остававшийся на земле еще раз от бедра дал очередь из пулемёта и был затащен на борт уже поднимавшегося вертолёта.

Ми-восьмой накренившись набок, сразу же ушёл от площадки и не набирая высоту, скользя по рельефу местности, скрылся из глаз…

То, что орал командующий своим подчинённым по дороге на пункт управления можно, думаю, опустить.

Когда генерал грохнул на стол спасенный им лично дипломат, всем офицерам стало не по себе. Комендант командного пункта еле сдержался, чтобы не упасть в обморок.

— Здесь были диверсанты, а вы… я …тот гвоздик, на котором висит портрет кошки вашей бабушки…, — тут взгляд командующего упёрся в карту на столе.

— Товарищ командующий, откуда здесь им взяться, — тоненько пропищал начальник оперативного отделения.

Генерал молча ткнул пальцем в карту, рядышком со значком ПКП, был аккуратно нарисован значок, диверсии подписано время и дата.

— Ах-х-х-х…ть, начопер, ты видишь, что тут нарисовано: мы уничтожены через две минуты если верить карте и тому, что на ней нарисовали твои далбо…бы-операторы.

Начопер рванулся к карте и открыл рот.

— Связь мне, быстро, с командирами дивизий, — разорялся командарм.

— Товарищ командующий, дальняя связь пропала, начальник полевого узла связи докладывает, что они подверглись нападению какой-то группы спецназа, — прижимая трубку к уху и бледнея на глазах промямлил начальник связи армии.

Крышка дипломата резво подскочила вверх и из портфеля вылез раздутый до безобразия презерватив, который как бы спрашивал:

«Здравствуйте! А кто здесь?»

Портфель я тащил в руках непонятно зачем, скорее всего, просто не думая в спешке, подхватил его на руки. Когда на спуске первым поскользнулся Ромашкин, остальные думая, что так и надо, покатились вслед за ним. Дальше уже была сплошная импровизация.

Стрелял из пулемёта только лейтенант,начфинёнок, видно явно перевозбудился от избытка адреналина. Как портфель у меня вырвали из рук, я так и не понял, видно просто сильно струхнул, увидев генерал-лейтенантские погоны. Но больше всего меня поразил экипаж вертолёта. Тищенко, услышав стрельбу, подвергся тому же «вьетнамскому синдрому», которому частенько подвергался Ромашкин. Когда я влетел на борт, командир экипажа высунулся из кабины и заорал:

— Вали духов, пацаны, я их щас НУРами обработаю!

Летёху еле успели затащить на вертолёт.

— На Харачой бля-я-я-я! — заорал командир и увёл вертушку из-под «условного обстрела».

Хорошо что на подвеске, вертолёта ничего боевого не было, да и Тищенко быстро пришёл в себя.

За то, что мы прибыли с задачи на вертолёте нам ничего абсолютно не было. Начальник штаба руководства учениями и многочисленные посредники, уже находившиеся на полигоне, долго не могли поверить в то, что группа выполнила задачу. Все координаты местонахождения ПКП, данные во время двухстороннего сеанса, один в один совпадали с теми, что были у посредников, а может были даже и точнее. Руководство смущало несколько непонятных фактов. По докладам о реально действующих группах, мы ходили где-то в районе Вахапетовки кругами. По докладам поисковой группы Специального отряда быстрого реагирования, они были у нас на хвосте и вот вот должны были обнаружить и нейтрализовать. Пару часов назад даже поступил доклад о том, что мы пойманы на дневке и пытаемся залегендироваться под туристов. С СОБРом такие детские отговорки не проходят, и они вот вот нас расколят на чистосердечное признание. А через час выходим мы и докладываем о выполнении задачи. План-схема ПКП немного убедили посредников, но дозвониться до командующего армией они так и не смогли, отсутствовала связь. (Как оказалось позже «спортгруппа» вывела из строя узел связи командного пункта). Пришлось скрепя сердце, отозвав в сторонку одного из офицеров посреднического аппарата продемонстрировать видеозапись на телефоне. У посредника был ноутбук с инфракрасным портом и в нарушение всех требований секретности запись перекинули ему для дальнейшей демонстрации руководству. А потом вышел командующий и громко матерясь, доложил, что его подвижный командный пункт вместе с ним уничтожен и всё управление армией теперь переходит к его заместителю, а он сам едет отдыхать в баню и ну всех нах...

И, несмотря на удачное выполнение задачи, нас ждал еще один сюрприз. Мы должны были отстрелять на своём стрельбище упражнение «Группа в налёте» а после этого пробежать марш-бросок десять километров, так называемое упражнение «отход группы после налёта». Тут уже никого не обманешь и не подставишь. Стоя на инструктаже командиров групп, я тихо выпадал в осадок. Здесь мы уже точно не выиграем никак. Остальные группы — это слаженные боевые единицы и это упражнение в полном составе выполняли не раз. Отстрелять худо бедно можно, благодаря данному ранее результату мы спокойно можем завалить и стрельбу и марш, количество сеансов связи у нас больше всех, самая сложная задача была у офицерской группы и мы её выполнили, зачем же сейчас над нами издеваться? Отправили бы уже нас домой да и забыли, нет, напоследок надо всё-таки поглумится. Бормоча под нос ругательства я побрёл к своим офицерам-разведчикам. Надо хотя бы распределить цели и обозначить боевой порядок группы при проведении налёта и порядок отхода. Как-нибудь уж отстреляем, а десять километров пройдём пешком и пошло оно всё к чёрту. Пачишина и Пиотровского на месте не оказалось, куда-то смылись предупредив, что скоро вернутся. Пришлось потренироваться без них. Ромашкин получил гранатомёт и теперь с презрением посматривал на лейтенанта с пулемётом.

Начали тренироваться в передвижении. По окончании стрельбы я посоветовал не мчаться обратно на исходные позиции сломя голову, а имитировать отход по парам, прикрывая друг друга. Потренировались вроде неплохо, особенно колоритно выглядели Ромашкин и начфинёнок. Подошли улыбающиеся технари. Я даже не успел наорать на них. Прибежал боец и оповестил, что нам пора выдвигаться на пункт выдачи боеприпасов. Задержавшись минуты на три, мы прошлись еще раз теперь уже с парой технарей в боевом порядке.

Будь, что будет.

Замкомбриг с удивлением посмотрел на офицерскую группу, только что вернувшуюся с выполнения упражнения. Досадливо крякнул и оглянулся через плечо на посредника, стоявшего рядом.

— Ну, товарищи офицеры, честно говоря не ожидал…

Я поморщился, сейчас начнёт над нами стебаться, хотя по моему мнению отстрелялись мы не отлично, но вполне хорошо, особенно был хорош Ромашкин с гранатомётом.

— Поражены все мишени — оценка отлично! — с досадой вымолвил полковник и отошёл в сторону, уступая место посреднику.

— Вот что значит профессионалы, молодцы, товарищи офицеры, — затараторил полковник из «верхнего» штаба, — особенно мне понравился отход, все организовано по боевым парам видно, что работают специалисты, у которых не один боевой выход за спиной.

У меня за спиной кто-то тоненько хихикнул. Пришлось покосится через плечо на весельчака. Пиотровский с красным лицом, прикрывал рот перчаткой и еле сдерживался, чтобы не заржать во весь голос.

Начальник еще пару минут повосторгался нами и распустил строй.

— Идите к марш-броску готовьтесь, — пробурчал замкомбриг и снова потеребил свои усы.

— Товарищ полковник, а скидки на возрастные группы будут, мы чай уже не мальчики-призывники, не ухари-контрактники, — крикнул я ему вдогонку.

— Вы на выполнении задачи, какие вам, нахрен, скидки, итак всех обскакали, идите давайте.

Я с удивлением оглянулся на свой уже во весь голос хохочущий личный состав.

— Я, конечно, тоже удивлён и обрадован, но вы мне всё-таки объясните, что за ерунда здесь происходит?

— А потому что, командир, мы всегда привыкли работать с исполнителями, — перебивая друг друга затараторили технари, — прапор-оператор на вышке он откуда?

— Ну, из роты обеспечения, — недоумённо ответил я, еще не соображая в чём дело.

— А рота обеспечения — это наша вотчина, мы там всех прапоров и контрабасов как облупленных знаем, а начальник стрельбища нам всегда чего-то должен, а за пару кэгэ уворованного маслица, за сгущенку и тушёнку, не прилагая к этому никаких усилий и вовремя опуская мишени, я бы тоже для нас красивых постарался, — закончил свой спич Пачишин и победно улыбнулся.

— А-а-а-а, так вот вы куда пропадали! — сразу же просветлел я мозгами, — оператора подкупали!

— Да чего его подкупать, он чуть ли не сам нам сделку предложил!

Начфиз ходил перед строем разведчиков и напоминал условия выполнения упражнения «Отход группы после совершения налёта». Бежать совсем не хотелось, ладно, технари подкупили прапорщика-оператора на вышке, но тут кого подкупать? И тут моё чуткое ухо начало, что-то улавливать из речи физкультурника, а мозги начали потихоньку всё осмысливать.

— На маршруте две контрольные точки, на которых будут сидеть контролирующие офицеры и медики. Первая точка через два километра старший на ней капитан Семёнов, вторая точка на отметке в семь километров старший майор Черепанов!

Вот оно! Наш агент Черепанов. С другой стороны, чем он нам сможет помочь, ну позвоню я ему, скажу время, которое он должен будет проставить у себя в блокноте, ну, а дальше что? Ведь на финиш всё равно надо как-то добираться. Максимум на что мы способны, это очень быстрой трусцой пробежать два километра и сдохнуть в объятиях капитана Семёнова. Парень он неплохой и искренне за нас переживает и время нам наверняка проставит то, которое я скажу, ну, а дальше, что идти пешком до финиша? Ох, грехи мои тяжкие. По жребию мы бежали последними. Хорошо это или плохо, мне уже было без разницы. Группы пошли переодеваться на марш бросок, сдавать ненужное имущество, перевязывать ботинки скотчем и пить всякие самодельные «допинги».

— Док у тебя есть какое-нибудь чудесное лекарство чтобы вырастали крылья? — начали доставать Аллилуева связисты Артемьевы.

— Скипидар между булок, — мрачно отшутился доктор.

— Я же помру, — начал стращать всех Ромашкин.

— Радуйся, что у тебя начфин пулемёт забрал, — стал наезжать на Лёню Пиотровский.

— А бега по заснеженному полю от пехоты в зачёт не идут? — начал хвататься за спасительную соломинку Пачишин.

— Марш, — заорал начфиз.

— Ой мля-я, — заорала моя группа и мы поскакали.

Первые сто метров мы неслись, словно жеребцы в диком поле. Вторую сотню еще взбрыкивали копытами, на третьей сотне я с грустью вспомнил, как стартовали перед нами другие разведгруппы. Через километр я понял, что хватит нас только до первой контрольной точки. Всё-таки мы добежали до капитана Семёнова.

— Андрюх вам какое время ставить, — с тревогой глядя на нас спросил капитан.

— Славик поставь что-нибудь, один хрен нам уже ничего не поможет, даже чудо.

Чудо — это стечение различных благоприятных обстоятельств и факторов в единой точке временного континуума. А еще это ЗИЛ-131 и Зюзик за рулём и Рябушкин — старший машины, по нелепости, выехавшие не на ту дорогу. А еще майор Черепанов, стоявший на второй контрольной точке.

Наш финиш можно было снимать для концовки любого остросюжетного блокбастерного боевика. Первый из-за лесочка, надежно укрывшего от посторонних глаз ЗИЛ-131 и двух заблудившихся «волшебников» из мотострелкового полка, вылетел я. За мной, держа пулемёт на спине мчался начфинёнок. Мы, рванув последние десятки метров, пресекли финиш и, отдуваясь, развернулись и начали криками подбадривать своих разведчиков, бегущих за нами. Зрелище было не то, что феерическое, у меня даже слов нет, какое было зрелище. За нами высоко подымая ноги, огромными скачками несся Аллилуев, размахивая зажатым в руке автоматом и громко хекая. За ним нога в ногу синхронно, словно американские морпехи, топали Артемьевы. Лёня Ромашкин, положив руки на автомат, висящий на шее пытался не отставать от близнецов. Технари семенили сзади словно два гнома и даже вяло переругивались между собой, камуфляжи на обеих офицерах были мокрые от пота (на самом деле небольшая игра в «обливашки» перед эффектным финишем, у Пиотровского особой намоченностью отличались штаны, постарался Пачишин).

Толпа ранее финишировавших разведчиков радостно заорала, приветствуя финиш особой разведгруппы. С последним финишировавшим разведчиком заканчивались учения.

Я рассчитал время на точках и на финише правильно — третье место на марш броске. Для нас нормально, по сравнению с молодыми и полными сил разведчиками. Очень приличный результат.

— И за первое место среди разведывательных групп, участвовавших в учении награждается…

Зал взорвался аплодисментами, на сцену клуба поднялся и раскланялся наш оперативный офицер, заместитель командира бригады по воспитательной работе.

Я сидел и наслаждался, в кармане приятно похрустывало некоторое количество купюр. Наша особая офицерская разведывательная группа специального назначения, в отличие от остальных, уже получила полевые и прыжковые деньги. Остальным обещали тогда, когда появятся деньги на статье. Теперь в финансовой части бригады рядом с «фотошопным» портретом бригадного начфина, пробивающего верхний маваши Чаку Норрису, появилась простенькая фотография лейтенанта-помощника, бегущего к финишу с пулемётом за спиной. В отличии от бригадного майора-начфина фотография лейтенанта была настоящая…