Командир бригады осторожно выглянул из-за угла новенькой недавно отстроенной казармы. Вроде чисто. Свободно вздохнул и приготовился броском пересечь незамеченным плац, и только занял положение для низкого старта, на плечо легла чья-то рука. Полковник подскочил и с перекошенным от ужаса лицом обернулся. Рядом стоял и вымученно улыбался верный друг. Заместитель командира бригады — начальник тыла, моложавый высокий худощавый спортивный подполковник в стареньком выгоревшем на солнце камуфляже.
— Чего там, товарищ полковник, все спокойно? — спросил тихо зампотыл.
— Да вроде все нормально, — отвечал комбриг озираясь по сторонам.
— Проскочим? — вопросил худощавый и спортивный зампотыл.
— Все навряд ли, идут вон, — ответил комбриг и указал на плац.
На плац, слаженно топая новенькими берцами, вышла рота бойцов-разведчиков-контрактников. Блестели на солнце значки, нулёвые наглаженные камуфляжи ладно обтягивали мощные фигуры, интеллигентные выбритые лица лучились спокойствием и сытостью, от строя явно несло хорошим парфюмом. Зампотыл втянул носом воздух «„Коммандо“ — лосьон после бритья», — определил чуткий нюх подполковника. Монолитный строй контрактников через плац шествовал к контрольно-пропускному пункту для убытия на обед, через несколько минут разведчики-контрактники отметятся на КПП, рассядутся по своим машинам и отъедут в сторону своих благоустроенных квартир, но как же двум старшим офицерам добраться до штаба незамеченными? Решение нашел старый и опытный комбриг. Офицеры пристроились в последнюю шеренгу, авось примут за старых матерых трезвенников — водителей из РМО. Строй гулко топал по свежеположенному асфальту. Слаженные красивые голоса затянули: «Напише-е-ет ротный писарь бумагу-у-у, подпишет ту бумагу комбат, что честно не нарушив присяги-и-и-и. Разведчи-и-и-ик продлил… контра-а-акт!»
Комбриг с зампотылом незамеченными юркнули в штаб. Сегодня было совещание офицеров штаба, проводимое всего лишь раз в году, с целью разбора недостатков и раздачи кнутов и пряников.
Полковник разорялся уже минут пятнадцать. Всему виной был подлец майор ГСМЩик, выяснились страшные подробности преступления. Оказывается начальник ГСМ в преступном сговоре с начальником склада прапорщиком, тайно разбавляли семьдесят шестой бензин девяносто пятым, купленным за свои деньги. Остальные начальники служб и отделений сидели вжавши головы в плечи и пытались не отсвечивать. Только начпрод с начвещем, ранее отличавшиеся безупречной дисциплиной, укрывшись за спортивной спиной зампотыла, тихонько хихикали и о чем-то болтали.
— Я кстати, сегодня на остановке стою автобус до бригады жду, значицца, а тут гляжу наш «ГЭС», в спортивный трусах такой на службу бегом бежит и оглядывается, значицца, его счастье комбриг не заметил на лавочке сидел с замкомбригом «Приму» на двоих раскуривал, да заодно замполита дрючил, — шепотом рассказывал худой-худой, почти что прозрачный, начпрод.
— Так ему и надо, не захотел, блин, у меня форму новую получать и от денежной компенсации отмазывается, — ответил начвещ, — кстати, не в службу, а в дружбу, зайди сегодня, получи бушлат зимний, у тебя сроки давно вышли.
— Да пошел ты, все о своем, ты на хрена мне, в прошлый раз «прыжковку» выдал и сразу же списал?
— Ну, так всем же списал!
— Мне мог бы по корефански и не списывать, я бы в кассу деньги внес!
— Ну как же, как же, а кто мне пайковые с индексацией без всяких судов пересчитал а? А кто на прыжках, помнишь когда на лес с ГК, ночью с оружием прыгали? Так вот, кто тогда нас колбасой закормил а?
Замполиту как обычно досталось больше всех. И за книжки, которые он таскал из дома в бригадную библиотеку. И за паркетные полы в клубе. Кто-то из подразделений стуканул, что замкомбрига по работе с личным составом пытался всучить в ротные комнаты информирования и досуга плазменные телевизоры.
Зам по воспитательной стоял понурив голову и с ужасом думал, что могут припомнить и концерт Николая Баскова в клубе. Был еще один весьма сильный и неисправимый косяк.
Участники какого-то телевизионного шоу то ли «Блиндаж-3», то ли «Дом-2», из-за проповедей замполита, привозившего бойцов с дружественным визитом, плюнули на шоу и обивали пороги части пытаясь устроится на контракт, доставая всех и вся.
Однако не вспомнили и офицер-воспитатель облегченно вздохнул.
Дальше по плану, прорабатывали ВДСника, который на совещание прибыл приземлившись с американским парашютом «Стратаклава» возле штаба. Если честно, то всех уже достали эти прыжки. Как только не прыгали: и ночью, и на лес, и на воду, и с контейнерами, и с оружием. Причем из-за ВДСника, личному составу приходилось десантироваться на опостылевших парашютах «Д-10» и «ПСН», хотя поговаривали, что у офицеров воздушно-десантной службы где-то заначены дефицитные «Д-5».
Главный десантник разводил руками и пытался сослаться на летчиков, у которых сверхлимит горючки на прыжки и поэтому пригоняют то самолеты, то вертолеты еще и десантируют с разных высот и умоляют «пару прыгов» сверх нормы.
Начфин тихонечко сидел на своем месте и радовался, что его не замечают.
Тут совещание пошло не так как хотелось бы командиру бригады. Замкомбриг решив, что лучшая защита — это нападение, предъявил командиру, и предъявил весьма жестко.
— А вы ведь, товарищ полковник, в крайней командировке в Чечню сами на выход ходили! Причем в головном дозоре с пулеметом!
— Ну, так это я же командир, я же должен знать как мои подчиненные…, — ответил опешивший комбриг.
— А вы старший офицер в первую очередь, товарищ полковник, — брякнул с места заместитель по тылу.
— Ой, кто бы там говорил, — опомнился комбриг, — А кто старшим тылового дозора шёл, а? А кто на всю группу пайки тащил? А кто после окончания задачи в одно рыло акты списания на имущество составил и все списал, а потом пытался всем то горки новые всучить, то рюкзаки?
— Он у меня еще спутниковый телефон и аккумуляторы к нему отбирал, говорил: давай понесу, а то тебе тяжело, — встрял начальник связи бригады.
Его в бок пнул начальник инженерной службы, так же ходивший на этот выход в головном дозоре с миноискателем и щупом.
Перепалка продолжалась. Начальник ГСМ тихонько бурчал себе под нос про свою нелегкую судьбу и про то, что ругаться все горазды, а ему тоже ой как хотелось бы на боевой выход да с рюкзаком да со станком от АГса за плечами.
Майора-начфина стало трясти от страха еще больше, недавно командир бригады заметил его в конце небольшой очереди из трех человек к кассе за получением денежного довольствия и поэтому финансист ждал разноса. Кто-то нажаловался, что финансисты уже достали простой люд своими просьбами, то получить какие-то квартальные, то какие-то командировочные. Над одним солдатиком-срочником-свинарем «фины» очень грубо «надругались», во время обеда забежали в евросвинарник, силой заставили расписаться его в ведомости и сунули в руки стопку купюр.
— Ладно, хватит лаяться, товарищи офицеры, — остановил бедлам комбриг, — засовещались мы, уже десять минут безумолку трещим, расходимся по рабочим местам!
Офицеры вскочили с мест и начали быстренько улепетывать, стараясь не столкнуться с начфином, котрый сразу начнет «грязно» приставать и приглашать зайти в кассу.
Помощник командира по правовой работе, почесывая бритый затылок, застыл в проходе, у него в голове вертелось каких-то два слова, значение которых напрочь вылетело у него из головы: «Комитет каких-то матерей и прокуратура».
За окном раздалось бодрое топанье и залихватская песня, исполняемая красивыми женскими голосами:
— На вечеринке страшных бля…ей, ты танцевал с собакой моей, как ты так мог нажраться свинья, что не понял, где собака, где я!
Это женщины-прапорщицы и контрактницы вернулись с обеда. Как обычно на полчаса раньше.