Дело было еще в училище, стояла летняя предотпускная жара, спали мы все с раскрытыми окнами, всем во сне снился летний отпуск, некоторым снились сутки ареста, кому-то разнузданные и сексуальные женщины. Всем, кто спал в окрестностях курсанта Эдички Ворошилова не снилось ничего, по той причине, что никто из-за пресловутого Эдички не мог уснуть. Во сне Эдик вел себя словно спаниель на охоте: прискуливал, чавкал, сучил ногами, пытался рассказать устройство АГС-17, за который он на огневой получил двойку, сучил ногами и очень часто применял ОМП, естественного личного производства. Колыбахи подушками ненадолго приводили его в чувство, он долго извинялся, ходил в туалет, курил. Но как только его голова приклонялась к подушке, все начиналось снова.
Эта летняя ночь отличалась особой удушливостью и жарой. Многие курсанты ходили в умывальник, мочили простыни и так пытались заснуть. Вот уже час ночи с тумбочки с грохотом упал заснувший дневальный, но не проснулся, а так и остался спать, прижав к груди ротный барабан. Эдик этой ночью превзошел себя самого, все соседи его метались к окнам подышать свежим воздухом, материли его во все корки, но тело Эдика было бесчувственным, а душа его унеслась в крепкие объятия сна про выпуск, отпуск и т. д. и т. п. Ну, короче в те сны, что положены курсанту по расписанию.
Я поступил просто: залез в свою каптерку, распахнул зарешеченные окна, включил парочку вентиляторов, реквизированных в ротной канцелярии, накидал на пол матрасов и попытался заснуть. И тут, примерно в полвторого, ко мне повалили страждущие, убогие и обиженные и все с одной жалобой: на ночные бесчинствования курсанта Ворошилова. Нас собралось человек пять, посидели мы, попили пивка, принесенного одним рьяным самоходчиком, а потом как-то само собой целесообразно обстановке у нас выработался план действий. Детали были продуманы, роли распределены, расчет времени и даже небольшой графический планчик проводимого спецмероприятия.
Итак, четыре мощных курсанта на цыпочках подобрались к кровати Эдички и осторожно приподняли его кровать. Эдичка всхлипнул, засучил ногами, пустил газы и успокоился. Потихоньку процессия двинулась в сторону туалета и умывальника. Так как Эдик мирно спал, а до места приземления кровати дошли за считанные секунды, план скорректировался в мгновение. Кровать мирно последовала на выход, а потом по территории сонного училища в сторону плаца за кроватью следовала тумбочка Эдика, его сапоги и табуретка с аккуратно заправленной формой. Все это аккуратно приземлилось в дальнем углу плаца и разместилось как положено по внутреннему уставу. Даже прикроватный коврик присутствовал. Исполнители тихонечко отошли, заботливо поправив сползавшее одеяло. На свежем воздухе Эдичка совсем разомлел и раздухарился, чуть ли ни на весь плац были слышны его стоны, выдержки из наставления по АГСу и остальная нецензурщина. Исполнители отошли под сень елок возле корпуса огневой подготовки и решили перекурить и отчаливать в направлении казармы.
С дальнего угла плаца выдвинулся патруль по училищу, и, сонно топая, поплелся через плац. Постепенно патруль добрел до кровати с храпящим Эдиком, обогнул кровать и потихоньку начал удалятся. Вдруг в мозгах старшего патрульного что-то замкнуло.
— Стоп, — скомандовал он себе и остановился.
Второй патрульный уткнулся ему в спину и не просыпаясь продолжал перебирать ногами, шагая на месте. Ощутимо значимая плюха в лоб привела его в себя.
— Ты чё, о…л? — спросил он старшего патруля.
— Гля, чё ето на плацу? — ответил старший и показал пальцем на кровать и причиндалы скромного курсантского бытия.
— Ого, — проснулся второй патрульный, — тело какое-то.
Они вдвоем подошли к кровати и осмотрели Эдика, тумбочку, табуретку с формой. Попытались разбудить Эдика, но были посланы, как обычно по Уставу.
Патрульные, почесав репы, бодро погарцевали на КПП к дежурному по училищу. Исполнители выноса тела, притаившись за скамейкой, тихо давились от смеха. Минуты через три, бодро отбивая строевой шаг и светя себе фонариком, плац пересек дежурный по училищу моложавый подполковник, командир одного из курсантских батальонов, человек прибывший из ДШБ и лишенный напрочь всяческой сентиментальности. За ним гарцевали патрульные, придерживая бьющие их по причинным местам штык-ножи.
Подойдя к Эдику дежурный громким десантным голосом скомандовал:
— ВСТАТЬ!
Эдик ответил ему рассказом об устройстве станка АГС-17.
— Ишь, ты! — восхитился дежурный и осветил пространство вокруг Эдика.
— Ну, все вроде нормально, — сказал он патрульным, — форма заправлена, тумбочка — где положено, тока вот чё-то меня смущает?
Патрульные объяснили подполковнику, что его смущает то, что курсант спит на плацу. Дежурный зыркнул на них, и светя фонариком в лицо Эдику, стал трясти его за плечо.
— Эй курсант, встава-а-а-ай, мой сладкий сахар.
Эдик очнулся и сонно вылупился на дежурного.
— Н,у чего еще? — пробормотал он и перевернулся на другой бок.
— Товарищ курсант! — возмутился дежурный. — Что вы здесь делаете?
— СПЛЮ Я ЗДЕСЬ, — отвечал Эдуард, готовясь снова «обняться с мохнатым».
— Вы что здесь всегда спите? — упорствовал дежурный?
— Ага, — бормотал Эдик, начинающий недоумевать с чего это дежурный прицепился к нему.
— И зимой спите?
— И зимой сплю.
— Да кто вам определил здесь спать то? — занервничал бывший ДШБшник.
— Командир роты, еще на первом курсе, — ответил Эдик и упал в экстаз сна.
— Во бля, даже в ДШБ такого не видел, — сказал о…ший дежурный.
Потом он посмотрел на клеймление тумбочки, узнав, таким образом, с какой роты этот столь необыкновенный курсант и выдвинулся в роту.
Исполнители трюка опередили его на несколько мгновений, успев разбудить спящих дневальных и нырнуть в кровати… В пять утра в казарму заявился Эдичка таща волоком кровать, на которой были сложены и сапоги, и тумбочка, и табуретка.