Водки летчикам не давать!

ЧАРОДЕЙ

Однажды курсант Ворошилов в увольнении перепил, пришел ни кем не замеченный к казарме и долго стучался в двери. Попытки разбудить спящий наряд по роте успехами не увенчались. Недавно приходил дежурный по училищу, проверил несение службы и ушёл довольный, отсутствие Эдуарда и множества других самовольщиков отмечено не было и наряд, не отягощённый моральными устоями и пунктами статей Устава, по-хамски расслабился. Обиженный курсант Ворошилов стукнул еще разик головой в дверь, отправился к специально отведённой для незаконных проникновений в казарму форточке. Эдик ловко забросил своё тело в форточку, завис в положении «голова дома, филейная часть на улице», попытался дотянутся руками до подоконника — на этом силы оставили его и курсант благополучно уснул. Под утро проходящий мимо патруль по училищу, увидев столь впечатляющую картину, обрадовался и немедленно повесил на зад Эдику табличку «Ответственный за противопожарную безопасность подполковник такой-то». Дежурный по училищу, совершая утренний обход, заметил, что табличка весит не в положенном месте, придя в дежурку позвонил в роту и приказал повесить табличку куда положено. Сонный дежурный по роте, выйдя на свежий воздух, увидел мирно посапывающего в форточном проёме Эдуарда.

— Эй, дятел, ты на хрена себе табличку на задницу нацепил! — возмутился он отодрал табличку и перевесил её в нужное место, после чего усилиями наряда стал эвакуировать Эдуарда. При проведении мероприятий по спасению, спящий Эдуард даже не шелохнулся, наряд обиделся за такую нечуткость и выпустил Ворошилова из рук. Громкий стук соприкосновения лба Эдика с полом совпал с криком: «Рота, подъё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ём!». Жизнь потекла своим чередом. С тех пор в поведении Ворошилова стали отмечаться странности.

Он подолгу смотрел в одну точку, изредка похрюкивал, засыпал во время марш-броска. Плюс ко всему этому два негодяя, не будем говорить кто, ночью приколотили его хромовые сапоги гвоздями к паркету. Эдик с утра, одев неуставные носки, сунул в сапоги ноги и растянулся на полу, не успев сделать и шага. Толпа сочувствующих выдернула Эда из сапог и послала в умывальник с криками:

— Чё у тебя с лицом? Смотри, да ты в «чужого» превращаешься!

Ворошилов метнулся в умывальник, в это время гвозди с сапог вытянули, дырки на подошвах затёрли кремом. Недоумевающий Эдик прибежал с умывальника, взялся за голенище сапога и резко дернул его на себя, в результате чего повалился опять на пол, зажав сапог в руках и вращая глазами. С тех пор он стал задумчив и загадочен.

А как-то вечером заявил, что он продал душу Владимиру Ильичу Ленину. На вопросы почему же не дьяволу, или хотя бы замполиту училища, Эдик ответил, что ему почему-то явился Ленин и заключил с ним контракт на его бессмертную душу, в обмен на мелкие жизненные удобства. Жизненные удобства стали появляться сразу же.

Когда Эдик плюхался на кровать, кровать немедленно ломалась и Ворошилов с грохотом валился на пол, жутко богохульствуя. Не смотря на все просьбы к Владимиру Ильичу, Эдика постоянно ловили в самоходах и ставили двойки как по общеобразовательным, так и по военным дисциплинам.

Как-то утром мы толпились в умывальнике и ёжась от утренней свежести пытались добиться от перемёрзших кранов воды. Ворошилов подошёл к крану, открутил вентиль, послушал шипение и заорал:

— Вова, ну хоть водички умыться дай!

Шипение прекратилось и из крана забила мощная струя воды.

— Вот так! — пробурчал Эдик и начал утренние процедуры.

— Владимир Ильич и нам! — заорали остальные.

Однако Ленин был благосклонен только к Эдику — из остальных кранов вода так и не полилась. А днем на занятиях, когда все пытались слушать лекции по тактике и выводили в своих конспектах «графики засыпания», преподаватель, матёрый подполковник, обиделся, поднял всех засыпающих и влепил всем по паре, Эдика, храпящего и пускающего слюни на парту, он почему-то не заметил.

Авторитет Ворошилова с каждым днем усиливался все больше и больше. Как-то он предсказал курсанту Степному крах в какой-то любовной истории. Степной посмеялся, однако через день ходил тихий и задумчивый. На все расспросы он грустно махал рукой и пускал скупую мужскую слезу. Потом, все-таки поведал мне душещипательную историю о том, что его нынешняя подруга встречалась с ним лишь только из-за того, что он нравился её брату! Подругин брательник был отъявленным любителем мужских прелестей и на какой-то из дискотек по уши влюбился во Владимира Степного, для обольщения понравившегося курсантика он использовал свою сестру. В тот день, когда Вова собирался в увольнении идти в гости к его сестре, подлый гей разработал гениальный план. Вдвоём с сестрой они решили напоить курсанта вусмерть и когда он, бедненький, уснёт, подругин брательник воспользуется его беспомощностью. Лишь только пробудившаяся совесть геевской сестры спасла Степного от незавидной участи.

— Мля, чуть дымоход не прочистили, — сокрушался Вовка.

Мы поржали над незадачливым ловеласом. Эдик ухмыльнулся и сказал, что данной мадам теперь счастья не видать. Так оно и получилось. Все, кто ни пытался познакомиться с данной девушкой, немедля предупреждались о наклонностях её братца. Мадам прокляла всё на свете, долго извинялась перед Степным, обещала накрыть «поляну», так как она по-настоящему влюбившись в бравого курсанта-третьекурсника, страдала от неразделённой любви. Вова повёл мадам к Эдуарду Ворошилову, и Эдик за два пузыря водки пообещал снять заклятие. Через неделю бывшая подруга Степного накрыла нам стол, полностью за свой счет. Дамочка была довольна, пророчество Ворошилова свершилось.

Популярность Эдика росла с каждым днем все больше и больше. Эдик повесил в своей тумбочке вместо фотографии полуобнажённой красотки репродукцию «Ленин в апреле». В библиотеке стал брать почитывать труды Владимира Ильича. Наш ротный обратил внимание на загадочное поведение курсанта и перестал ставить его в караулы. Эдик абсолютно на это не обиделся, продолжал колдовать, давать пророчества и получать с них дивиденды.

Однажды вечером к Эдику подошёл, замковзвод второго взвода Рома Бирюков.

— Эдик, базар есть! — возвестил он.

— Ну, рассказывай, — томно улыбнулся Эдуард.

Дело было сугубо конфиденциальным, и поэтому Эдик и Рома приперлись ко мне в каптёрку. Я заварил чаю, позвал в гости мучающегося от безделья Степного и Рома поведал свою историю. Сегодня вечером после ужина Бирюков обнаружил пропажу своих командирских часов. Часы он после ужина снял, закинул себе в тумбочку и пошёл позаниматься в качалку. Придя минут через сорок он обнаружил пропажу. Поиски и расспросы результата не дали, поэтому Рома решил обратится к знаменитому чародею Эдику Ворошилову. Эдик все внимательно выслушал, походил по каптерке и выкинув руку вперед провозгласил.

— Хеййня, сейчас разберемся!

Нам он разрешил понаблюдать за его манипуляциями. Ворошилов долго колдовал с двумя карандашами, что-то шептал себе под нос, наконец взгляд его стал осмысленным.

— Вижу! — заорал он. — Вижу, кто спер часы!

— Кто? — завопили мы.

— Это… это…

— Да, кто это?

— Он невысокий, плотный такой, нерусский, он из второго взвода!

— О-о бля! — завопил Бирюков. — Знаю!

Короче, чтобы прояснить ситуацию, поясню. Во втором взводе учился у нас выходец то ли с Узбекистана, то ли ещё откуда, Равшан Габердыев. Парнишка был сам себе на уме, мало с кем водился, но вроде ни в чём таком подозрительном замечен не был.

И тут на тебе.

План по изобличению Равшанки в крысятничестве был разработан в течении нескольких минут.

Сперва в качестве «торпеды» был запущен Степной, который попросил у Габердыева какой-то конспект. Равшанка кивнул и сказал:

— Э-э-э, в тумбочка возьми.

Вовка обшарил всю тумбочку, нашел кучу конспектов, и не нашёл абсолютно никаких часов. Потом Габердыева отвлекал наш взводный любитель «дурной травки» Геннадий Рыжков, если у него в наличии была трава, ему было пофиг с кем раскурится. Пока они за казармой, дрожа от холода, раскуривалась, все носимое имущество Равшанки было тщательно осмотрено, обнюхано. Часов так и не нашлось.

Бирюков решил, что надо переходить к мерам физического воздействия.

Слово за слово, Равшанка был зажат в проходе между каптерками и отметелен по первое число старшим сержантом Бирюковым. Однако и после этого Габердыев, жутко проклиная всех то ли на узбекском то ли еще на каком, отвечал, что ни каких часов он не брал, а Бирюков все-таки козёл. Матерящегося на всех, кто попадался под руку, узбека увел Гена Рыжков, минут через десять они вдвоем, постоянно оглядываясь по сторонам пробрались в казарму, быстренько заползли под одеяла и трясясь от страха заснули.

Однако часы так и не нашлись. Мистический покровитель Эдика, Владимир Ильич почему-то дал сбой.

Утром перед построением на развод, пришедший из увольнения командир отделения второго взвода Вовка, смотря на все спиритические и следственные мероприятия Лукаш, заорал на всю казарму:

— Рома-а-а-а-а, Бирю-ю-ю-ю-юк.

— Чё те надо? — ответил опечаленный Бирюков.

— На, часы свои забери, я у тебя их вчера в увольнение брал, тебя спросить хотел, да ты качался…

— Бля-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я, ты чё не русский, что ли? — завопил Бирюков.

— Ага, — ответил невысокий и плотный Вовка, — белорусс я!