Похороны Крещенции Брукс начались с заупокойной мессы в небольшой церкви Сан-Стае. Звучала увертюра к бетховенскому «Эгмонту». Перед началом церемонии люди, прибывшие из самых разных стран, подходили к Афдере и Ассали, чтобы выразить соболезнование. Сестры не знали почти никого из тех, кто с сумрачным лицом подходил к ним и произносил скупые слова утешения.
— Примите мои самые искренние соболезнования в связи со смертью вашей бабушки, — сказал мужчина в элегантном черном костюме, пожимая руку Ассали. — И вы, синьорина Афдера.
День был пасмурным, Афдера целиком ушла в себя под музыку Бетховена, но все же нашла силы сказать:
— Благодарю. Это так тяжело для нас.
Великолепная церковь, воздвигнутая в 1709 году по проекту Доменико Росси и расписанная изнутри великим Каналетто, была излюбленным прибежищем покойной. Крещенция нередко удалялась сюда, желая побыть в тишине и отдохнуть от дел. Здесь, под полотнами Джамбаттиста Пьяццетты и Тьеполо, она вела долгие беседы с настоятелем, отцом Фоскари. Афдера знала, как бабушка была привязана к этой церкви, носящей имя святого Евстафия. Этот римский полководец был щедрым благотворителем и в конце концов принял христианство, за что император Адриан приказал бросить его со всей семьей внутрь раскаленного медного быка.
— Афди, Афди!
Голос сестры, звавшей к мессе, вывел Афдеру из задумчивости.
— Иду. Я просто вспоминала бабушку.
Она взяла сестру под руку, и девушки пошли в церковь. Во время мессы Афдеру не покидало ощущение того, что за ней кто-то следил. В какой-то момент она повернулась вправо и обнаружила, что на нее внимательно смотрел мужчина в черном костюме. Девушка смутилась. Этот человек недавно обратился к ней непринужденно, по имени, как близкий друг, но она не знала его, как, впрочем, и почти никого из тех людей, которые сидели сейчас со скорбными лицами в битком набитой церкви.
После мессы присутствующие отправились в Ка д'Оро, чтобы оставить запись в книге соболезнований. Среди них были университетские профессора, директора музеев, почтенные антиквары, нелегальные торговцы древностями, владельцы ресторанов, ученые, переводчики с редких языков, шпионы, финансисты, адвокаты, коллекционеры с миллионными состояниями и расхитители могил.
— Как ты думаешь, чем занимается этот тип? — спросила Афдера, держа в руке бокал с пуншем.
— Ты про кого?
— Про вон того, в черном костюме, сшитом на заказ.
— Ни разу его не встречала. Видный мужчина, тебе не кажется?
— Согласна. Спрошу у Сэмпсона, может, он знает, — сказала всерьез заинтригованная Афдера.
Она стала искать адвоката и заметила, что человек в черном попрощался с несколькими людьми, также ей незнакомыми, покинул дворец и затерялся в толпе на Страда-Нова.
Афдера вернулась к гостям и столкнулась с Хэмилтоном.
— Сэмпсон! А я тебя как раз искала. Ты видел человека, который только что вышел?
— Не понимаю, о ком ты.
— Спортивного телосложения, стройный, в черном костюме. Наверное, он при деньгах. Костюм сшит на заказ, видимо, на Сэвил-роу.6 Похож на лондонского брокера.
— Дорогая, я, наверное, не очень внимательно смотрел на этого модника. Но ведь твоя бабушка поддерживала деловые связи с множеством разных людей, которых даже я не знаю.
— Ладно, это не важно, — заключила Афдера и хотела было отойти от Сэмпсона, но тот спросил:
— Так что же лежало в том сейфе?
— Поговорим потом. Если хочешь, можем увидеться завтра у нас в библиотеке. Мне понадобится твоя помощь, прежде всего в том, что касается контактов бабушки. Ты же знаешь почти всех ее деловых партнеров. Мне нужны кое-какие имена.
На следующий день Афдера и Ассаль все еще находились под впечатлением от похорон. Афдера завтракала, накинув домашний халат, когда явился Хэмилтон. На нем был безукоризненный синий костюм в тонкую полоску и шелковый галстук от фирмы «Маринелла».
— Добрый день. Роза.
— Добрый день, синьор Сэмпсон. Синьорина Афдера завтракает в библиотеке.
— Не беспокойтесь, Роза. Я сам поднимусь туда.
Из-за приоткрытой двери доносились звуки цфасмановского «Интермеццо» и голоса сестер Брукс.
— Привет, Сэмпсон.
— Привет, Афдера, — посмотрел на нее адвокат, затем перевел взгляд на Ассаль, одетую лишь в легкую шелковую ночнушку.
Сестра направилась к двери. Афдера знала, что сестра притягивает к себе взгляды многих мужчин и прежде всего Сэмпсона. Она видела, как адвокат смотрел на Ассаль всякий раз, когда сталкивался с ней.
— Почему бы тебе не сказать ей, что она тебе нравится? — спросила Афдера Сэмпсона и тот покраснел от неожиданности.
— Не знаю. Наверное, боюсь, что она мне откажет. Ладно, давай перейдем к делам. — Хэмилтон открыл черный портфель и стал вынимать из него бумаги, которые надо было подписать. — Так что же лежало в сейфе?
Афдера встала, взяла пластмассовую коробку, поставила ее на стол и открыла. Увидев рассыпающуюся от старости книгу, Сэмпсон удивленно произнес:
— Старая рукопись. И что в ней такого? Почему ее окружает столько загадок?
— Перед тобой, мой дорогой Сэмпсон, считавшееся утраченным Евангелие от Иуды. Единственная книга, в которой говорится о нем.
— Ты имеешь в виду Иуду Фаддея?
— Нет. Иуду Искариота, который, как принято считать, предал Иисуса Христа.
— Думаешь, что вот эта стопка листов, которая распадается на глазах, содержит настолько важные вещи?
— Так считала бабушка. Рядом с Евангелием лежал ее довольно объемистый дневник.
— Какие контакты нужны тебе?
— Мне нужно знать, были ли у нее хорошие знакомые в бернском фонде Хельсинга.
— Я проверю, но почему именно они?
— Только там могут отреставрировать книгу и перевести ее для нас так, чтобы информация никуда не просочилась. Считается, что фондом управляют крайне влиятельные люди из разных стран, которых интересует искусство, а не прибыль. Они дают деньги на реставрацию предметов древности, чтобы восстановить картины прошлого. Бабушка несколько раз отдавала им на восстановление вещи, которые попадали к ней. Если она доверяла им, то почему мы не должны этого делать?
— Ты хочешь сама отвезти книгу в Берн?
— Да. Бабушка перед смертью дала мне такое поручение. Я знаю, что это было для нее важно. Значит, это важно и для меня.
— О них ходят не очень-то хорошие слухи. Никто толком не знает, кто стоит за этим фондом. Он располагает большими средствами, содержит дорогостоящие лаборатории, но никому не известно, откуда поступают деньги.
— Глупости.
— Надеюсь, что так. Мне не хотелось бы судиться с фондом, о котором нет никакой информации. Говорят даже, что за ними стоят торговцы оружием и колумбийские кокаиновые короли, которые таким образом отмывают деньги.
— Мне все равно, чем они там занимаются, лишь бы помогли отреставрировать и перевести Евангелие. Я не хочу знать, откуда эти люди берут деньги, — отрезала девушка, давая понять, что разговор закончен.
Афдера не стала передавать Сэмпсону слова бабушки о том, что порученная ей миссия грозит опасностью и что некие темные силы хотят завладеть книгой.
Перед тем как выйти из библиотеки, адвокат обернулся и сообщил, что в ближайшие два-три дня можно будет вскрыть завещание Крещенции.
— Я займусь всем, что связано с уплатой налога на наследство в Италии, Швейцарии и Соединенных Штатах, — добавил он. — Вся бабушкина собственность перейдет к вам с Ассаль, как и ее бизнес. Она хотела, чтобы вы вместе продолжали ее дело. Я буду помогать тебе, пока это необходимо, а потом ты сможешь, если захочешь, вести дело без моих подсказок.
— Сэмпсон, я никогда не смогу обойтись без твоих подсказок, да и сестра тоже, — шаловливо взглянула на адвоката Афдера.
— И вот что. Если ты думаешь, что содержимое этой коробки могут украсть, то береги ее. Тот, кому это нужно, уже наверняка знает, что книгу изъяли из банковского сейфа.
В государственном секретариате царила суета по случаю прибытия французского президента. Кардинал Льенар лично контролировал подготовку к приему высокого гостя вплоть до последних мелочей.
— Сестра Эрнестина, попросите отца Мэхони прийти ко мне, — сказал он, не отрываясь от программы визита и других бумаг.
Монахиня-француженка уже несколько десятилетий подряд составляла распорядок официальных мероприятий кардинала и вела его корреспонденцию. Многие в Ватикане называли ее новой Паскалиной Ленерт, намекая на влиятельную помощницу Папы Пия Двенадцатого, служившую ему с девятьсот семнадцатого года, когда того назначили нунцием в Баварии, и вплоть до смерти понтифика в пятьдесят восьмом году. Некоторые члены курии, не ладившие с Льенаром, говорили о ней как о папессе. Ни один человек или документ не мог проникнуть к государственному секретарю помимо монахини.
Даже могущественный кардинал Ульрих Кронауэр, личный помощник Его Святейшества, считавшийся «папабельным» на двух последних конклавах, один из сильнейших врагов Льенара, однажды сказал: «Легче проникнуть к Папе мимо швейцарских гвардейцев, чем к нашему любезному Льенару — мимо сестры Эрнестины». Кардиналы, собравшиеся вокруг Кронауэра, тогда рассмеялись, но осторожно, чтобы эта шутка не дошла до ушей государственного секретаря.
В другой раз, прогуливаясь в Ватикане вблизи итальянского сада, Кронауэр признался своим спутникам:
— Все бредут в темноте. Но если мы, члены коллегии кардиналов, желая послужить понтифику, часто натыкаемся на стену, то Льенар всегда спокоен. Он остается на середине зала.
К тому времени, как Кронауэр закончил фразу, кардиналы, собравшиеся было вокруг него, уже разошлись, чтобы их не увидел Льенар.
Что касается отца Мэхони, то он занимался составлением графика частных мероприятий кардинала и его, так сказать, параллельной деятельностью.
Ирландец вошел в просторный и светлый кабинет государственного секретаря, расположенный прямо под апартаментами его святейшества, и обнаружил там большое оживление ввиду скорого приезда высокого гостя из Франции.
— Вы звали меня, ваше преосвященство?
— Да, отец Мэхони. Прошу вас, проходите и садитесь. Я только просмотрю меню обеда, который дает Святой Отец в честь президента.
Кардинал находился в компании шеф-повара и его помощницы.
— Дорогой Луиджи, дорогая сестра Джермана, посмотрим, что мы можем приготовить по этому поводу, — сказал кардинал как бы в легкой нерешительности, изучая список блюд. — На первое — яйца «Медичи» или гарганелли7 в бульоне с потрохами. Основное блюдо — вареная форель в сладком и душистом маринаде или ягненок на вертеле, начиненный собственным мясом и травами. На десерт — рис в молоке с медом и каштанами. Наконец, чай или кофе, а к ним — панеттоне,8 ватиканские сласти и «кости святых».9 Это позволит нам выяснить, собирается ли французский президент оказывать давление на Ватикан, — громко произнес Льенар, наблюдая за тем, как на лице у Мэхони и сестры Эрнестины появляются слабые улыбки. — Что ж, гарганелли, форель и рис в молоке, — заключил он.
— Да, ваше преосвященство, — хором ответили повар и его помощница, поцеловали кардинальский перстень и удалились.
Льенар встал из-за широкого стола и подошел к картине, висевшей у него за спиной. Он щелкнул невидимой пружиной и отодвинул полотно, за которым оказался сейф.
— Кардинал Мец, мой предшественник на этому посту, очень любил всякие секретные штуки вроде этих сейфов за картинами, — объяснил Льенар и вынул из хранилища восемь белых конвертов. На каждом стояла печать с крылатым драконом.
Затем госсекретарь направился к Мэхони.
— Завтра вы должны вылететь из Рима, чтобы попасть в семь разных мест и лично вручить адресатам эти конверты.
— Но, ваше преосвященство, завтра французский президент будет здесь и…
— Ни о чем не беспокойтесь. Я сам займусь этим гнусным еретиком, который поощряет атеистическое образование в ущерб религиозному. Этот проклятый француз, того и гляди, разрешит разводы или брак двух мужеложцев. Итак, вот вам задание. Надо как можно скорее доставить семь конвертов членам нашего братства. Восьмой — для вас. Братья должны быть готовы прибыть в Венецию.
— Все будет сделано, ваше преосвященство. Завтра утром я вылетаю.
— Не таите обиды, не думайте, что я отдаляю вас от себя. Всегда помните мой девиз «Ab insomne non custita dracone».10 Только вам я могу доверить это щекотливое дело.
Отец Мэхони встал, сделал небольшой поклон, взял правую руку кардинала, прикоснулся губами к перстню и вышел из кабинета, унося с собой восемь конвертов. Они были адресованы Лазарусу Осмунду из польского замка Мальборо, Деметриусу Феррелу из святилища Марии Вспоможительницы, расположенного в самом центре Пассау, Ойгену Корнелиусу из бенедиктинского Эттальского аббатства в Германии, Маркусу Лауретте из аббатства Сант-Антимо в Италии, Септиму Альварадо из монастыря Ираче в Наварре, Спиридону Понтию из армянского монастыря Хагарцин и Карлосу Рейесу, священнику из селения Лаха в Боливии. Восьмое письмо, на котором стояло его имя, отец Мэхони опустил в карман рясы.
Мужчина устроился на террасе «Золотого льва», одного из лучших ресторанов Женевы, заказал официанту завтрак и чашку эспрессо. С террасы открывался великолепный вид на озеро, но он развернул номер «Оссерваторе романо» и погрузился в чтение. На первой полосе была фотография — Папа принимает делегацию из Африки. На четвертой странице этот человек прочел: «Animus hominis est immortalis, corpus mortale», после чего встал из-за стола и, не дожидаясь кофе, потребовал счет, затем попросил швейцара вызвать такси.
Через несколько минут к ресторану подъехал черный «мерседес» с гербом Женевы на дверях.
— Добрый день. Куда вас отвезти? — поинтересовался водитель.
— В «Байерише унд Ферайнсбанк».
Вскоре машина остановилась перед классического вида зданием в центре города. Этот человек вошел внутрь и направился к деревянной стойке. Девушка, сидевшая за ней, поздоровалась с посетителем на безупречном немецком и вручила ему книжку, внутри которой находилось девять белых клеточек. Мужчина начал выводить по памяти цифры секретного счета.
Девушка за стойкой проверила номер и сделала знак охраннику. Тот пригласил мужчину войти в лифт, который доставил его на третий подземный этаж. Там он в присутствии банковского служащего приложил правую ладонь к сканеру и прошел в помещение, где стояли сейфы. Везде царила типичная швейцарская чистота. Служащий достал из сейфа металлическую коробку и отнес ее в небольшую комнату, куда пригласил пройти клиента. Потом он вышел и бесшумно закрыл за собой дверь.
В коробке лежал один только запечатанный конверт с надписью «Для Архангела». Мужчина сломал красную печать, вынул из конверта фотографию очень красивой девушки с короткими черными волосами и записку с краткими, но ясными инструкциями. Он должен был следовать за ней и в подходящий момент отобрать у нее книгу, сшитую из листов папируса. В записке был указан адрес, по которому она проживала в Венеции.
Мужчина достал из кармана зажигалку, поджег конверт с запиской и кинул его в корзинку для бумаг. После этого он положил снимок во внутренний карман пиджака, поднялся наверх и, не говоря ни слова, покинул банк, затерялся на тихих женевских улицах.
Афдере хотелось узнать побольше о Евангелии от Иуды, и она решила заучить наизусть дневник бабушки, лежавший в коробке рядом со старинным кодексом. Ей надо было понять, в чем значение этой книги, и выяснить, как она попала к Крещенции. В памяти девушки всплыли слова святого Марка: «Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться».
Афдера принялась читать.
В конце 1959 или начале 1960 года Лилиана Рэмсон, антиквар из Александрии, которая работала на меня в качестве «загонщицы», связалась с жителем Магаги Абделем Габриелем Сайедом, коптом, время от времени находившим для нее любопытные вещи. Лилиана знала, что Сайед постоянно занимался поисками древностей и продавал их затем на рынках Каира и Александрии. Он сообщил Лилиане, что у него была книга с папирусными листами в кожаном переплете, но недавно он ее продал. Она не придала его словам большого значения, так как в то время не существовало рынка древних папирусов и вычислить стоимость такого документа было трудно, почти невозможно. Лилиана рассказала мне, что Сайед возил ее на то место, где нашел книгу.
Тут Афдера оторвалась от дневника, позвала Розу и попросила чашку чая.
По словам Лилианы, Сайед жил в бедном двухэтажном домике, второй этаж которого не был достроен. На заднем дворе он выращивал верблюдов, которых кормил бобами. Сайед всегда ходил в традиционном наряде — галабее и куфии — и, как многие крестьяне в Магаге, зарабатывал на жизнь, занимаясь всем понемногу. Дом его был набит изображениями святых. Он любил подчеркивать, что копты — потомки коренного населения Египта. Христиан преследовали и уничтожали вплоть до провозглашения императором Константином свободы вероисповедания в 313 году, однако новая религия быстро распространялась по северу страны, включая Александрию. Один ученый даже заявлял, будто в 60-70-х годах нашей эры в ней скончался один из двенадцати апостолов, но подтверждения этому так и не обнаружилось. В VII веке арабы завоевали эту страну и дали ее жителям название «гюпт», от греческого «Айгюптос», то есть Египет, которое в свою очередь происходит от местного названия города Мемфиса, бывшего столицей Древнего Египта — Ха-Ка-Пта. Так что слово «копт», собственно, и означает «египтянин».
В этом месте Крещенция оставила заметку на полях, адресованную внучке:
«Ты должна связаться с Лилианой Рэмсон и Абделем Габриелем Сайедом. Это первые вехи на твоем пути, который ведет к ответам на все вопросы».
Зазвонил телефон.
— Да? — недовольным голосом спросила девушка.
— Привет, Афдера, это Сэмпсон.
— Хочешь, я передам трубку Ассали?
— Перестань. Звоню, чтобы сообщить координаты фонда Хельсинга.
— Подожди, я возьму бумагу и карандаш.
— Я говорил с Ренаром Агиларом, директором фонда. Он готов встретиться с тобой и выслушать то, что ты хочешь сказать. Будь с ним осторожна. Твоя бабушка говорила, что он настоящая гремучая змея, которая отвлекает внимание и жалит в самый неожиданный момент. Не доверяй ему. Мы договорились, что вы встретитесь в ближайшие дни. Так что звони этому Агилару.
— Отлично, Сэмпсон. Большое тебе спасибо. Буду держать тебя в курсе дела. Позаботься об Ассали, пока меня не будет.
— Постараюсь, Афдера. Не забывай об осторожности. Помни, что ты везешь с собой предмет величайшей ценности.
В Лахе, небольшой деревеньке, затерянной на боливийском высокогорье, отец Карлос Рейес помогал местным жителям, читая им лекции по здоровью и гигиене. Занимаясь с индейчиками, как он их ласково звал, Рейес забывал о своих мрачных деяниях, направленных на защиту веры и совершенных по приказанию великого магистра «Братства восьмиугольника». Он понял, что снова понадобился, когда у церкви появилась Флора Касасака, торговка шерстью, и сказала, что какой-то высокий человек ищет его в деревне. Это был отец Мэхони, нетерпеливо шагавший между домов. Несколько часов полета показались ему вечностью.
— Fructum pro fructo, — приветствовал Карлоса секретарь Льенара.
— Silentium pro silentio, — ответил Рейес.
Церковь в Лахе, построенная в семнадцатом веке, считалась самой древней в Боливии и некогда была епископской. Со временем она потеряла свой былой блеск. Старинные мощеные дорога, проложенные по деревне, уступили место огородам, где произрастали томаты и салат-латук.
— Что привело тебя сюда?
— Ты знаешь. То, что заставляет всех нас собираться вместе.
— Ненависть и смерть.
— Вера, — возразил ирландец.
— Мой дорогой Мэхони, тебе известно, что в Риме уже давно не доискаться веры. Только здесь она еще сохраняется. — Священник показал рукой на детей, игравших в футбол мячом, сшитым из тряпок.
— Может, ты и прав, но они сохраняют свою веру благодаря нашей работе. — Мэхони в свою очередь махнул рукой в сторону юных футболистов. — Мы Божьи воины, крестоносцы нашего времени. Воинов креста никто не упрекал в утрате веры, когда они расправлялись с еретиками.
— Странно, что ты говоришь о ересях и обо всем таком, прибыв из Рима.
— Там тоже есть еретики. Думаешь, в окружении Папы не таится никакого зла?
— Возможно, мой друг, но эти поручения с каждым разом становятся все более тягостными для меня.
— Тогда тебе надо сообщить об этом кардиналу Льенару. Если хочешь, я сам позвоню в Рим этим же вечером и расскажу все его преосвященству. — Мэхони заметил обеспокоенность Рейеса, обнял его за плечи и сменил тон: — Поверь мне, когда эта миссия будет завершена, ты сможешь попросить кардинала освободить тебя от работы, которая норой несет тяжелые испытания для наших душ.
— Может быть, и так, — согласился священник и взял из рук посланца белый конверт. — Отужинаешь с нами?
— Спасибо, но не могу. Мне еще нужно вручить шесть конвертов в разных местах Европы, а времени мало. Caritas Christi urget nos.11
— Colere cupio hominem et agrum.12 He забывай об этом, отец Мэхони.
— Не забуду, отец Рейес. Fructum pro fructo.
— Да пребудет с тобой Господь.
Мэхони устремил на собеседника пронзительный взгляд, тот опустил голову и произнес обычный ответ членов братства:
— Silentium pro silentio.
Обратный путь оказался для отца Мэхони таким же тягостным. Он долетел до Мадрида и пересел на рейс до Памплоны, где находился монастырь Ираче. Отец Септим Альварадо жил в нем уже много лет.
Обитель, основанная не позднее 958 года, в свое время стала процветающей благодаря покровительству наваррских королей и щедрости паломников, останавливавшихся в ней по пути к Сантьяго-де-Компостела. Отец Альварадо охотно помогал пилигримам, приходившим со всех концов света, когда они добредали до монастыря, усталые, но полные глубокой веры, дававшей им силы идти.
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio, — отозвался Альварадо и начал было открывать конверт, но Мэхони остановил его, сказав:
— Лучше открыть письмо, когда я уйду. Там инструкции, которые следует выполнить. — И секретарь Льенара молча удалился.
Через пару дней он оказался в итальянском селении Монтальчино. Там, в бенедиктинском аббатстве Сант-Антимо, окруженном виноградниками, обитал отец Маркус Лауретта. Он заперся в своей келье и в благоговейном молчании читал Священное Писание, когда другой член братства открыл окошечко в деревянной двери и просунул в него белый конверт.
Шестым в списке был отец Ойген Корнелиус, обитатель Эттальского аббатства, известного с XIV века. В его жизни молитвы перемежались с трудами по восстановлению фрески Иоганна Якоба Цайлера, украшавшей двойной купол монастырского храма. Мэхони нашел монаха на лесах, довольно высоко от пола. Тот лежал на спине и тонкой кистью воскрешал яркие краски.
— Цайлер рисовал здания так, чтобы от входа открывалась архитектурная перспектива, — принялся объяснять Корнелиус, лицо которого покрывали пятна краски. — Здесь мы можем видеть синтез венецианских и римских традиций церковной росписи. Светлые тона превосходно гармонируют с интерьером.
— Абсолютно верно.
— Давайте пройдемся. Что привело вас сюда?
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
Мэхони вручил Корнелиусу конверт с крылатым драконом на печати и отправился к отцу Деметриусу Феррелу, капуцину, который вел отшельническое существование в расположенной в самом центре Пассау обители Марии Вспоможительницы, начищая до блеска великолепную люстру с ангелами, орлами и королевскими регалиями, принесенную в дар императором Леопольдом в 1676 году.
Шестой адресат, отец Лазарус Осмунд, проживал при церкви польского замка Мальборк. Замок, постройку которого начали тевтонские рыцари, был самым большим кирпичным сооружением в Европе. Благодаря этой твердыне Тевтонский орден получил возможность контролировать нижнее течение Вислы. Первые монахи появились в церкви замка в 1280 году. Во времена, когда это сооружение принадлежало рыцарям, то есть с 1309 года по 1457-й, оно представляло собой впечатляющий символ единения духовной и светской властей.
Чтобы вручить седьмой конверт, отцу Мэхони пришлось лететь из Варшавы в Москву, а оттуда — в Ереван, столицу советской Армении. На севере республики, в гористой, обрывистой местности, недалеко от городка Дилижан, возвышался монастырь Хагарцин. Добираться до этого места, которое казалось ирландцу краем света, ему пришлось два с половиной дня.
«Есть места, которые забыты Богом сразу после сотворения мира», — думал Мэхони, подскакивая в старенькой разбитой «Ладе», вернее, в «Жигулях», как эти машины называли здесь.
После нескольких часов утомительной езды по извилистым дорогам, разрезавшим тенистые лесные массивы, автомобиль остановился перед группой небольших зданий XI и XII веков, приспособленных для сельской жизни и снабженных разными пристройками.
К машине подошел человек, лицо которого было совершенно белым, и поздоровался с гостем.
— Здравствуйте, — ответил тот. — Я хотел бы поговорить с отцом Понтием.
Человек повернулся и скрылся внутри небольшой постройки, из которой доносился оглушительный шум. Через пару минут он вернулся с гигантом, с ног до головы покрытым белой пылью.
— Не пугайтесь, это всего лишь мука, — объяснил этот человек, пожимая руку посланцу Льенара.
Ладонь Мэхони утонула в руке гиганта, загрубевшей от постоянной работы на мельнице. Рост и телосложение отца Понтия потрясли его. Но этот великан стал одним из братьев по воле самого Льенара.
«Мы не превозносим тебя за то, кем ты являешься, и не упрекаем за то, кем ты не являешься. Ты таков, каков есть перед Богом, не больше и не меньше. Для нашего братства равны все — и тот, кто находится рядом со Святым престолом, и тот, кто удален от него на тысячи километров, — сказал некогда кардинал Спиридону Понтию, приглашая его войти в братство. — Все мы одинаково близки к Богу, если выказываем подлинную веру в Него и не возмущаемся при испытаниях, ниспосланных Им».
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
— Вы совсем недавно вошли в братство. Когда я уеду, можете открыть конверт. В нем — инструкции, которые следует выполнить в точности, не задавая вопросов. Прочтите и исполняйте. Мы ждем от вас многого, отец Понтий.
Мэхони уже шел к припаркованным у входа в монастырь «Жигулям», когда услышал густой голос монаха:
— Я не обману вашего доверия.
— Надеюсь, что так и будет, — обернулся к нему посланец. — Господь в скором времени подвергнет вас суровому испытанию, и вы не вправе от него отказаться.
Для Мэхони настало время возвращаться в Ватикан, чтобы сообщить кардиналу Льенару об успешном завершении миссии.
Афдера летела прямым рейсом Венеция — Берн. Она посмотрела на табло, потом на часы, решила, что время еще есть, и пошла в бар, держа в руках пластмассовую коробку с книгой. Девушка села за столик, от которого было видно табло, достала бабушкин дневник и продолжила чтение.
По словам Лилианы, Абдель Сайед признался ей, что отдал книгу, содержание которой осталось для него неизвестным, некоему Резеку Бадани, каирскому торговцу древностями. Непонятно, продал ли ее Сайед торговцу или же отдал для того, чтобы тот нашел щедрого покупателя, рассчитывая получить свою часть прибыли. В руках Бадани книга сильно пострадала. Лилиана утверждала, что он показывал ей это сокровище, завернутое в газетную бумагу.
Афдера посмотрела на табло и снова уткнулась в дневник. На полях был комментарий.
Такая небрежность часто встречается в Египте. На черном рынке древностей папирусы причисляются к наименее ходовым товарам. В Аль-Гомаа нередко можно обнаружить ценнейшие свитки в очень плохом состоянии. Самое любопытное, что при таком потоке нелегальной торговли цену устанавливает продавец, часто даже не догадывающийся об истинной стоимости вещи.
Рядом Крещенция приписала большими буквами: «Невероятно!»
Торгуясь с вами, продавец всегда преувеличивает, а то и бесстыдно лжет. На самом деле это всего лишь элемент игры, неотъемлемая часть торговли, существующая с того дня, как родился первый фараон. Для египтянина любые средства хороши, лишь бы уверить покупателя в том, будто его товар — предмет бесценный и подлинный.
Запомни, внучка, что в торговле древностями, которой тебе придется заняться, принято не раскрывать источников. Это очень серьезный проступок, иногда влекущий за собой опасность. Крестьянин, производящий незаконные раскопки, никогда не скажет местному торговцу, где он нашел ту или иную вещь. Торговец никогда не скажет «загонщику», из какой местности эта вещь происходит. «Загонщик» никогда не скажет европейскому антиквару, от какого торговца он ее получил. Антиквар никогда не скажет коллекционеру, как досталась ему та или иная вещь. В цепочке всегда соприкасаются только два соседних звена.
Кара за разглашение сведений может быть очень суровой. В Египте рассказывают, что один торговец убил другого. Тот разболтал, откуда взял старинную вещь. Какие-то крестьяне поймали торговца, вырвали ему язык клещами и бросили у дверей каирской больницы. Некоторые из этих историй — чистой воды легенды, распространяемые намеренно, но есть и реальные случаи такого рода. Тот, кто проболтался, считается предателем и больше не состоит в деле. При этом совершенно не важно, в каком месте цепочки он находится.
Передали первое объявление о посадке на рейс Венеция — Берн. Взглянув на часы, Афдера решила дождаться третьего объявления.
Бадани в жизни не открыл бы, где он взял это Евангелие или кому его продал. Лилиана сказала, что может сдать мне лишь часть цепочки — от копателя, нашедшего книгу в Джебель Карара, до Бадани. Не доверяй этому торговцу. Он неплохой человек, но слишком много лжет. Сегодня этот хитрец может рассказать тебе одну историю про то, как он наткнулся на эту книгу, а завтра — совершенно другую. Резек уверял Лилиану в том, будто книга хранилась в их семье с незапамятных времен, а к его отцу она перешла вскоре после Второй мировой войны. Никто, как заметила Лилиана, не верил в эту сказку. Она слышала от Бадани и иную версию. Двое крестьян вспахивали поле недалеко от Магаги и провалились в яму, где обнаружили могилу. Конечно, это тоже выдумки. Таким образом нашли документы в Наг-Хаммади. Бадани прочитал об этом в «Аль-Ахраме» и решил приспособить эту историю для своих нужд. Попробуй через Лилиану найти этого торговца, если он все еще жив.
Очередное объявление о посадке оторвало Афдеру от чтения. Она поспешно бросила на поднос несколько лир, положила дневник в сумку и побежала к выходу, крепко сжимая в руках коробку. Стюардесса, стоявшая у дверей самолета, проводила девушку к ее месту в бизнес-классе. Во время недолгого перелета Афдера старалась подытожить в уме все, что прочитала, сидя за столиком в баре.
— Куда вам? — спросил ее таксист в аэропорту Бельп.
— Отель «Бельвю палас», Кохергассе, три.
Такси направилось по Зельхофенштрассе, огибая взлетно-посадочные полосы небольшого аэропорта, потом свернуло на Несслеренвег — магистраль, которая вела к центру города. Машина долго петляла по узким улочкам, потом выехала на Аарштрассе, идущую параллельно реке Аар, и подкатила прямо к «Бельвю паласу».
Отель, жемчужина стиля модерн, стоял недалеко от швейцарского федерального парламента. Крещенция любила его и всякий раз, оказываясь в Берне, просила один и тот же номер с великолепным видом на Альпы.
Афдера поднялась в свой номер, сняла трубку и набрала номер фонда Хельсинга. Рядом с ней, на кровати, лежала драгоценная коробка.
После нескольких гудков в трубке раздался женский голос:
— Фонд Хельсинга, добрый день.
— Здравствуйте. Мне нужно поговорить с Ренаром Агиларом.
— Как вас представить?
— Афдера Брукс, внучка Крещенции Брукс.
— Можете ли вы сказать, на какую тему собираетесь говорить с господином Агиларом?
От такого подробного допроса Афдера начала терять терпение.
— Я звоню по личному делу. Скажите ему, кто я, он поймет. Мой адвокат Сэмпсон Хэмилтон договорился о нашей встрече. Я остановилась в «Бельвю паласе». Попросите его, пожалуйста, перезвонить мне как можно скорее. У меня мало времени. — В голосе девушки зазвучали жесткие нотки.
— Хорошо, госпожа Брукс. Я сообщу ему о вашем звонке при первой же возможности.
Вечер Афдера посвятила хождению по магазинам и прогулке по Беренплатц. Она вернулась в отель и спросила, нет ли для нее записок. Женщина, сидевшая за стойкой, подала ей листок бумаги с монограммой отеля. Это было послание от Агилара:
«Завтра в десять утра за вами заедут и отвезут в фонд».
В десять Афдера уже сидела в холле. На коленях у нее лежала коробка, с которой она не расставалась от самого Хиксвилла. Девушка взглянула в окно и увидела, как рядом с отелем припарковался черный «БМВ». Из машины вышел элегантно одетый шофер и направился внутрь.
— Госпожа Брукс? — спросил он, подойдя к ней.
— Да.
— Я должен отвезти вас в фонд.
Машина проехала по Берну, оставила город позади и со Швейцерхаусвег свернула на посыпанную песком дорогу, которая ныряла в небольшую рощицу. Здесь путь преграждали металлические ворота. Рядом с ними стояла будка, двое вооруженных охранников держали на поводках свирепых немецких овчарок. Водитель притормозил, посигналил, и ворота открылись.
Дорога заканчивалась у группы построек, напомнивших Афдере фармацевтическую лабораторию, но вовсе не учреждение, имеющее отношение к культуре. Машина остановилась перед белой дорожкой, которая, видимо, вела в главное здание.
— Добрый вечер, госпожа Брукс, — сказала ей служащая фонда. — Господин Агилар ждет вас.
Афдера последовала за ней во внушительный зал, явно предназначенный для ведения деловых переговоров. В его центре стоял полированный стол красного дерева, за которым уместились бы человек двадцать. Стены были украшены полотнами Верроккьо, Гирландайо и Веронезе, толстые персидские ковры устилали паркет.
Афдера наклонилась, чтобы получше разглядеть один из них.
— Старинная работа, — послышался от дверей чей-то голос.
Сперва девушка разглядела лишь элегантные ботинки от фирмы «Джон Лобб». Потом она подняла глаза и увидела того самого загадочного незнакомца, который был на похоронах ее бабушки.
— Так это вы! — вырвалось у нее.
— Да. Максимилиан Кронауэр, — представился он.
— Я… впрочем, вы знаете, кто я, но что вы делаете здесь? Работаете в фонде?
— Нет. Фонд всего лишь финансирует кое-какие мои исследования, причем совершенно бескорыстно.
— Какие именно?
— Извините, забыл сказать об этом. Я специалист по библейской археологии и семитской филологии, изучаю языки, на которых написаны ранние христианские сочинения.
Их разговор прервала женщина, встретившая Афдеру у входа:
— Госпожа Брукс, господин Агилар ждет вас.
— Если хотите, мы могли бы поужинать сегодня вечером. Я приглашаю вас, — предложила Афдера.
— Я очень занят и не знаю, смогу ли.
— Жду вас в семь вечера в отеле «Бельвю палас».
— Хорошо, я буду. — пообещал тот.
— Проходите, госпожа Брукс, садитесь. Очень рад с вами познакомиться.
— Я тоже. Мне много рассказывали о вас и о фонде.
— Представляю, сколько легенд окружает нас.
— Господин Агилар, вы же знаете, что любая легенда станет реальностью, если ее как следует распространять, — и Афдера улыбнулась своему собеседнику.
— Это правда. У вас такой же изощренный ум, как и у вашей бабушки. Я очень сожалею, что ее больше нет с нами. Так что же вы нам привезли? — Агилар выглядел заинтригованным.
— Вот это. — Афдера поставила коробку на металлический стол и открыла ее.
Агилар увидел книгу, рассыпающуюся на куски, и глаза его вспыхнули.
— Я понимаю, что вы привезли настоящее сокровище, но чего именно вы хотите от нас?
— Чтобы вы реставрировали и перевели ее. Я хочу в кратчайший срок узнать, о чем здесь говорится. Ведь это запись подлинных слов Иуды Искариота.
Агилар направился к своему столу и поднял трубку:
— Генриетта, прошу вас, вызовите ко мне госпожу Хуберт. Это срочно. — Он вернулся к Афдере, которая ни на шаг не отходила от Евангелия. — Вы знаете, что у вас в руках?
— Знаю, причем очень хорошо. Но сейчас мне нужно, чтобы вы это отреставрировали и перевели.
Вскоре в кабинет вошла женщина лет пятидесяти в белом халате. На шее у нее висели маленькие очки.
— Позвольте представить вас друг другу, — произнес Агилар. — Госпожа Афдера Брукс, миссис Хуберт, один из лучших специалистов по реставрации старинных кодексов.
— Очень приятно, — сказала госпожа Хуберт. — Вы, наверное, внучка Крещенции Брукс? Мы когда-то познакомились с ней в Париже, на конференции, посвященной торговле украденными предметами древности, которую организовал Интерпол. Помню ее блестящий доклад о египетском искусстве.
— Спасибо. Зовите меня Афдера.
— А меня зовут Сабина.
Агилар вмешался в беседу женщин:
— Госпожа Брукс привезла подлинное сокровище, дошедшее до нас из глубины веков. Госпожа Хуберт, перед вами — Евангелие от Иуды Искариота.
— Вы серьезно?
— Абсолютно.
— Не знала, что он еще и автор Евангелия!
— Об этом никто не знает. Пока вы, Сабина, не отреставрируете эту книгу, пока ее не переведут и не проанализируют, лучше вообще не упоминать о ее существовании, — сказала Афдера.
— Как вы хотите поступить с книгой? — спросил Агилар.
— Я оставлю ее на ваше попечение, чтобы фонд занялся реставрацией и переводом. В ближайшее время мне придется много ездить, но я обязательно буду периодически звонить вам и интересоваться, как идут дела.
— Мы обеспечим надежную защиту манускрипта от любопытных взглядов. Основная работа по реставрации будет выполнена в закрытых загородных лабораториях. Затем мы привезем кодекс сюда и займемся переводом.
— А сколько примерно времени займет реставрация?
— Смотрите, сколько в коробке мелких фрагментов папируса. Учитывая плохое состояние книги, ее восстановление будет продолжаться от четырех до шести месяцев. Мне понадобится помощь профессора Вернера Хоффмана из Франкфурта, одного из крупнейших в мире специалистов по папирусу, — пояснила Сабина Хуберт.
— Кто понесет расходы? — спросил Агилар девушку.
— О деньгах можете не беспокоиться. Часть своего состояния бабушка завещала потратить именно на это. Так что средства найдутся.
Вечером Афдера из отеля позвонила сестре.
— Сэмпсон обязан прочесть бабушкино завещание в присутствии нас обеих. Когда ты приедешь? — спросила та.
— Знаешь, я сейчас занята ее поручением, приехать не получится. Потом расскажешь мне все. Ты же не обманешь меня, как эти сестры-злодейки из детективов?
— Не глупи. Как я могу?
— Конечно, сестренка Я хочу ненадолго вернуться в Израиль, а потом съездить в Александрию, к подруге бабушки.
Попрощавшись с Ассаль, девушка стала записывать на чистых листах дневника Крещенции все, что произошло этим утром в фонде Хельсинга. Она чувствовала облегчение оттого, что ей не надо было больше оберегать книгу. Теперь оставалось только ждать.
В семь часов зазвонил телефон. Снизу сообщили, что Афдеру ждут в «Бельвю-баре». Она вошла туда и сразу наткнулась на Кронауэра как всегда обаятельного. Он сидел за дальним столиком и читал «Бернер цайтунг». Внимание Афдеры привлекла бутылка минеральной воды, стоявшая перед ним.
«Видимо, он типичный немецко-швейцарский пуританин», — подумала она.
Кронауэр краем глаза уловил ее присутствие, тут же вскочил на ноги и пригласил девушку сесть за столик.
— Как вы красивы, госпожа Брукс.
— Так как мы собираемся провести некоторое время вместе, можно просто Афдера.
Тот покраснел. Афдеру это позабавило.
— О, не поймите меня неправильно! Побыть вместе — не значит оказаться у меня в номере в одной постели. По крайней мере, пока что.
Кронауэр еще больше залился краской.
— Поскольку у нас есть совместные планы, зовите меня Максимилианом. Господин Кронауэр — как-то слишком академично.
— Отлично. А еще лучше — просто Макс.
Через четыре часа они по-прежнему сидели в том же баре, за тем же столиком, и так увлеклись разговором, что позабыли про ужин.
Наконец настало время расходиться.
— Ты надолго в Берне?
— Мне надо съездить в Египет. Что, если ты поедешь со мной? Я покажу тебе Венецию. У нас в доме пятьдесят пустых комнат, можешь остановиться в одной из них.
— Возможно, мне придется задержаться. Ты поезжай завтра, а я присоединюсь к тебе через пару дней. Но если ты не против, я все же остановился бы, как всегда, в «Беллини». Там уже знают все мои мелкие причуды.
— Если ты предпочитаешь отель нашему дворцу, резиновую еду — отличным блюдам Розы, а общество посыльных — моему, то пожалуйста. Забирайся в свой «Беллини». Увидимся через пару дней, — сказала Афдера, приподнялась на цыпочки и поцеловала Макса в щеку.