Водный Лабиринт

VIII

— Вставай, сестренка! — Ассаль прыгнула на кровать к Афдере.

— Дай мне поспать. Я прилетела очень поздно!

— Давай поднимайся. Роза приготовила такой завтрак! Ты же знаешь, что я твердо решила сделать из тебя толстуху. Кроме того, ты должна мне обо всем рассказать. Кстати, не забудь о том элегантном мужчине, которого мы видели на похоронах бабушки, — залилась смехом Ассаль, подошла к окну и стала раздвигать плотные шторы.

— Рассказывать нечего, — проговорила заспанная Афдера и направилась в ванную.

— Он еще не переспал с тобой?

— Нет. У него какие-то проблемы, которые мешают ему этим заняться.

— Вдруг он импотент, а признаться стесняется?

— Не думаю. А что у тебя с Сэмпсоном?

— Он попросил моей руки, — объявила Ассаль и выставила палец, на котором сверкал крупный бриллиант, вделанный в платиновое кольцо.

— Сестренка, как я рада за вас обоих!

В столовой, из окон которой открывался чудесный вид на Большой канал, уже был накрыт завтрак. Роза постаралась на славу. Она подала горячие булочки, хрустящие хлебцы, пармскую ветчину, соленое масло, пармезан, сыры из овечьего молока — пекорино и канестрато пульезе. Конечно же, не были забыты кувшины с соком и горячий кофе.

— Здесь всегда так холодно. Почему ты не включишь обогреватели? — пожаловалась Афдера, кутаясь в толстый шерстяной плед.

— А мне нравится, когда холодно и сыро. Бабушке тоже нравилось. Хватит, я хочу наконец узнать про твои египетские приключения!

Афдера стала подробно описывать все, что видела в Египте и в Швейцарии, пересказала разговоры с Лилианой Рэмсон, Сайедом и Бадани, а также с Агиларом и группой ученых. О попытке ее изнасиловать, убийстве Лилианы и покушении на Бадани она умолчала.

— Нам с тобой нужно решить, что мы сделаем с книгой Иуды. Если хочешь, оставим ее себе, — заключила она.

— А ты сама что думаешь?

— Ты же знаешь, я владею ровно половиной книги. Мне кажется, надо продать ее миллионеру-благотворителю или научному учреждению, чтобы ее могли исследовать ученые из разных стран. Фонд Хельсинга предлагает восемь миллионов долларов. Четыре тебе, четыре мне.

— Деньги меня мало интересуют. Вдруг ее купит богатый дядя, положит под стекло и будет любоваться в одиночестве? Вот что страшно. Если ты настаиваешь на этой сделке и нам дадут гарантии того, что покупатель передаст книгу научному учреждению для свободного исследования, то я не против. Давай продадим ее этому фонду.

— Как я люблю тебя, сестренка. — Афдера встала с дивана, на котором лежала, свернувшись клубком, и поцеловала Ассаль в макушку.

— Куда теперь пойдем?

— Мне надо сделать кое-какие важные звонки. — Афдера со стаканом сока в одной руке и теплым круассаном в другой пошла по комнатам и коридорам в библиотеку.

— Больше ничего не хотите съесть, синьорина Афдера? — спросила ее Роза.

— Нет, Роза, больше ничего. Мне не хотелось бы толстеть раньше тридцати пяти.

В библиотеке, где висели «Мадонна с младенцем» Альвизе Виварини и «Бичевание» Луки Синьорелли, Крещенция Брукс проводила долгие часы. Она изучала документы, составляла письма в музеи и отвечала на телефонные звонки со всех концов света. Для Афдеры воздух здесь был пронизан воспоминаниями о бабушке. Ассаль даже говорила ей, что слышит ее шаги за дверью, когда в библиотеке никого нет.

Свернувшись в удобном кожаном кресле, Афдера, все еще завернутая в плед, взяла листок бумага и стала выписывать имена тех, кому нужно было позвонить. Во-первых, Сабине Хуберт. Напротив ее фамилии девушка написала: «Радиоуглеродный анализ, перевод». Во-вторых, Агилару: «Продажа, сумма, покупатель». Третьим шел Абдель Габриель Сайед: «Рукопись, семья». Список заканчивался Резеком Бадани: «Кто послал того типа? Колаяни, Эоланд, Каламатиано. Здоровье».

В тишине, нарушаемой лишь негромкими звуками Третьей симфонии Рахманинова, Афдера набрала номер фонда Хельсинга.

— Привет, дорогая. Как дела? — сказала ей Сабина.

— Все хорошо, спасибо. Отдыхаю после поездки у себя дома, в Венеции.

— Повезло тебе! Я бы тоже хотела оказаться сейчас в Венеции, а не в Берне, — заметила вдруг реставраторша.

— Почему? Что-то случилось с книгой?

— Нет, с книгой все в порядке. Помнишь Вернера Хоффмана, специалиста по папирусам?

— Конечно, помню. А что с ним?

— Авария. Как раз в тот день, когда ты у нас была. Машина свалилась в замерзшее озеро. Вернер утонул.

По спине Афдеры пробежал холодок. Она села, выпрямилась и спросила:

— Как все это произошло?

— Полиция говорит, что случай очень странный. Озеро находится в километре от дороги, по которой он обычно ездил. Нас даже спрашивали, не было ли у него депрессии или склонности к самоубийству. Ты можешь себе представить Вернера со склонностью к самоубийству? Такого жизнерадостного человека надо было еще поискать. К тому же он очень любил свою работу. Не верю, что Хоффман вдруг захотел въехать в озеро и утонуть в нем. А если кто-то помог ему?

— Что-что?

— Может быть, кто-то помог Вернеру утонуть?

— Но как? Тогда получается, что он увидел кого-то знакомого или того, кто внушал ему доверие, и остановил машину. Не знаю, зачем ты задаешь такие вопросы, Афдера, но они меня пугают.

— Ладно, может быть, все это ерунда. Не бери в голову. Вероятно, и в самом деле произошел несчастный случай. Кто ведет расследование?

— Грюбер, кажется… Ханс Грюбер или как-то так, из отдела по расследованию убийств бернского управления. Если хочешь, я поищу визитку и дам тебе его телефон.

— Большое тебе спасибо.

Через пару минут Сабина снова взяла трубку.

— Записывай. — И она продиктовала номер.

— Я позвоню ему.

— Зачем?

— Сначала я хочу поговорить с ним, рассеять свои сомнения. Потом расскажу тебе кое-что.

— Я боюсь, что ты окажешься под подозрением, хотя в этом деле совершенно ни при чем.

— Не волнуйся. Что с книгой?

— Реставрация почти закончена. Мы получили результаты радиоуглеродного анализа. Могу прислать их почтой или дать трубку Джону, чтобы он сам все объяснил.

— То и другое. Вышли результаты через «Ди-эйч-эл»,²⁸ но Фесснера я тоже услышу с удовольствием.

— Хорошо, даю Джона. А ты уже решила, как поступишь с книгой, когда мы закончим работу?

— Мы решили продать ее одному богатому благотворителю. Он обещает передать манускрипт какому-нибудь университету или научному институту, чтобы сделать его доступной для ученых.

— Как великодушно с твоей стороны! Думаю, для науки так будет лучше всего.

В трубке послышался другой голос:

— Афдера? Это я, Джон Фесснер.

— Привет, Джон, как дела? Расскажи, что тебе удалось выяснить.

— Ты уже знаешь про Вернера? Очень загадочно, правда?

— Да, Сабина мне сообщила. Очень жаль.

— Нам всем тоже. Ладно, давай перейдем к моим находкам. Во-первых, хочу сказать, что радиоуглеродный анализ — самый точный метод датировки древних предметов биологического происхождения. Он основан на подсчете количества радиоактивного изотопа углерода, который живой организм получает из окружающей среды. Когда животное или растение умирает, начинается распад изотопа. Период его полураспада — примерно пять тысяч семьсот лет. Этот метод дает нам возраст папируса на тот момент, когда его срезали, с погрешностью порядка сорока лет. Кроме того, мы изучили и сопутствующую информацию.

— Что это такое?

— Очень просто. Мы взяли несколько проб и выяснили происхождение папируса и прочих материалов, использовавшихся для создания книги. Я говорю о коже, чернилах и так далее. Самые интересные для исследования части кодекса были распределены между пятью членами команды. Надо было проверить все досконально, чтобы не допустить ошибок в датировке.

— А ты не мог бы просто сказать мне, когда была написана книга Иуды?

— Прости! Любому ученому нравится объяснять во всех подробностях, как был достигнут результат. — В его голосе Афдера почувствовала легкое недовольство. — Книга датируется периодом между двести сороковым и триста сороковым годами нашей эры. Точность этого определения составляет девяносто пять процентов.

— Может ли в датировку закрасться ошибка?

— Во время роста растения возможны вариации количества углерода, так что приходится делать соответствующую поправку. К тому же результаты такого рода всегда представляют собой некую сумму возможностей и вероятностей. Но даже и в этом случае могу тебя заверить: вероятность того, что книга была создана до двести двадцатого года, составляет два с половиной процента, а того, что ее написали после триста сорокового, — тоже два с половиной.

— Спасибо, Джон. Не знаю, как благодарить тебя. Можешь снова дать мне Сабину?

— Конечно. Но тут рвутся поговорить с тобой Берт и Эфраим.

— Привет.

— Привет. А ты кто?

— Эфраим Шемель. Хочу сказать, что перевод почти закончен. Нам осталось разобраться лишь в нескольких грамматических сложностях. Судя по почерку и языку, документ появился на свет не позже первой четверти пятого века вполне вероятно, что и раньше. Евангелие, похоже, было создано около двести двадцатого года, когда множество подобных текстов соперничали за право считаться подлинными.

— Ты уверен в этом?

— Как в том, что мы сейчас с тобой говорим. Скажу больше. Оно, видимо, написано до провозглашения христианства официальной религией Римской империи при императоре Константине.

— Джон сказал мне, что книга появилась на свет не позже первой половины четвертого века. Так почему же идет речь о первой четверти пятого?

— Привет, Афдера это Берт Херман. Я отвечу на твой вопрос. Джон говорил о периоде между двести сороковым и триста сороковым годами на основании данных радиоуглеродного анализа. Эфраим же изучал только язык и стиль письма, а не религиозную составляющую текста. Если принять ее во внимание, то окажется очень маловероятным, что Евангелие было написано после триста двадцать пятого года, когда был созван Никейский собор. Взяв среднее между двести сороковым и триста двадцать пятым годами, мы получаем двести восьмидесятый год. Несомненно, текст является копией с оригинального сочинения на греческом или арамейском, которое появилось веком раньше. Возможно, она была сделана через сорок-пятьдесят лет после того, как Ириней Лионский заклеймил Евангелие от Иуды в своем трактате.

— Значит, мы имеем дело с копией другого документа?

— Я абсолютно в этом уверен. Евангелие и вся книга древнее, чем мы предполагали, чуть ли не на целое столетие. Не исключено, что Евангелие от Иуды — первое христианское сочинение, дошедшее до нас в нетронутом виде. Мы с Эфраимом обратили внимание на то, что в нем постоянно упоминается послание некоего Элиазара, но там не сказано, кто он такой и какую роль играл в жизни Иуды.

— А как по-твоему, кто это мог быть?

— Пока не знаю. Надо подождать до завершения перевода. Сейчас могу тебе сообщить, что Элиазар, судя по тексту, возглавлял какую-то раннехристианскую секту или был человеком, близким к Иуде.

— Допустим, его учеником, да?

— Может быть. Представляешь? Вдруг Иуда Искариот не повесился в долине Гееном после того, как схватили Иисуса? Может, существовала крупная христианская секта, члены которой верили в то, что предательство Иуды, описанное в Деяниях апостолов, совершилось по повелению Иисуса? Вообрази себе Иуду Искариота, избранного ученика, который служит знаменем для тысяч верующих. Что почувствуют руководители католической церкви, когда узнают, что ее краеугольный камень — вовсе не Петр, а Иуда? — стал пылко излагать Херман, увлеченный своими новыми теориями.

— Ты считаешь, что этот Элиазар был последователем Иуды, а не Иисуса?

— В книге ему отводится важная роль. Может быть, его фигура является ключевой для понимания происхождения христианства а также церкви и Ватикана в том самом виде, в каком мы их знаем.

— Спасибо, Берт. Мне нужно еще раз услышать Сабину. Да, и поблагодари от меня всех за блестяще проделанную работу. Надеюсь, я еще раз увижу вас до того, как вы закончите биться над книгой и разъедетесь по разным странам.

— Даю Сабину. Пока, Афдера.

— Алло. Это снова Сабина.

— Извинись от моего имени перед Джоном. Мне очень надо было узнать дату написания книги. Боюсь, я довольно резко оборвала его.

— Не беспокойся. Ученые порой бывают довольно занудными, сыплют всевозможными сведениями, думая, что всем все понятно, — негромко сказала реставраторша.

— Пришли мне, пожалуйста, как можно скорее результаты анализа.

— Я сегодня же вечером возьму их у Джона, сниму копию и отправлю тебе экспресс-почтой.

— Большое спасибо. Что бы я без тебя делала! Я у тебя в огромном долгу.

— Ты сможешь вернуть его, когда поговоришь с инспектором Грюбером и расскажешь мне то, что он сообщит тебе о смерти Вернера.

— Обязательно, Сабина. Пожалуйста, будь осторожна. Не доверяй никому.

— Кого ты имеешь в виду?

— Еще не знаю, но думаю, что скоро смогу тебе сказать. Будь осторожна и держи меня в курсе работы над переводом.

Афдера предпочла закончить разговор и позвонить Агилару отдельно, а не просить Сабину перекинуть звонок. Она подумала, что так будет безопаснее прежде всего для самой Сабины.

Через несколько секунд в трубке послышался голос директора:

— Добрый день, госпожа Брукс. Вы, наверное, хотите сообщить о вашем решении относительно книги?

— Да. Мы решили согласиться на предложение вашего таинственного покупателя и продать ее, конечно если он принимает наши требования. Хочу также сказать, что не пойду ни на какие изменения в них. Покупатель должен письменно подтвердить свое согласие на все шесть условий. Если хотя бы одно из них будет нарушено, то это станет предметом судебного рассмотрения. Мы с сестрой потребуем вернуть нам книгу, а сами возвратим деньги, кроме одного миллиона долларов. Эта сумма составит компенсацию за ущерб. Если вы согласны, то Сэмпсон Хэмилтон, наш адвокат, свяжется с вами для подготовки договора. Он также сообщит, в какой банк следует перевести деньги.

— Госпожа Брукс, я вижу, что у вас сложилось очень ясное представление о будущем договоре.

— Да. Передайте покупателю, что если он согласится, то все пойдет как по маслу. Очень приятно было иметь с вами дело, господин Агилар.

— Мне с вами тоже. Остаюсь в вашем распоряжении, но только в том случае, если вы примете приглашение на приватный ужин у меня дома.

— Сожалею, но никогда не прихожу на приватный ужин к тем, с кем веду дела. Если ваш покупатель согласен, то можно считать, что договор заключен. — Под конец разговора Афдера задала последний вопрос: — Смерть Вернера Хоффмана — ужасная потеря для вас?

— Разумеется. Он был одним из крупнейших в мире специалистов по папирусам. Для научного сообщества это страшный удар. К сожалению, дорога, по которой он ехал, в это время года очень опасна из-за наледи.

— Так это был несчастный случай на дороге?

— Да, похоже, что он не справился с управлением и вылетел с шоссе.

— Интересно… Кто-то говорил мне, что его нашли в километре от автомагистрали, на дне замерзшего озера.

— Да, правда. Он утонул. У меня как-то выскочило это из головы. Так или иначе, но потеря просто ужасная.

— Увы, это так.

Афдера сидела в тишине библиотеки и вдруг вспомнила, как Сэмпсон предупреждал ее о том, что не стоит доверять ни Агилару, ни загадочному фонду Хельсинга. Она решила на будущее иметь это в виду.

Дальше в списке стоял Сайед. Афдера вынула из бабушкиного дневника бумажку, где был записан номер переговорного пункта, ближайшего к его дому.

— Алло, кто это? — спросил телефонист.

— Мне нужно поговорить с Абделем Габриелем Сайедом. Я звоню из Италии.

— Одну минуту. Я пошлю кого-нибудь за его женой. Подождите немного.

В трубке послышалась арабская речь. Телефонист поручал кому-то найти Бинназ Сайед. Наконец та подошла к телефону.

— Афдера, это ты?

— Да, Бинназ, это я. Мне надо поговорить с твоим мужем.

— Он умер, — ответила женщина и всхлипнула.

У Афдеры кровь застыла в жилах. Умер?! Ведь еще совсем недавно они вместе ездили к пещерам в Джебель Карара. В это невозможно было поверить.

— Как это случилось?

— Девочка моя, кто-то убил его, когда он возвращался из Гизы после встречи с тобой. — Вдова еле сдерживала рыдания.

— Бинназ, попробуй чуть-чуть успокоиться и расскажи подробнее.

— Он ведь был такой добродушный… По словам полицейских, муж подобрал кого-то на заправке в Бибе. По пути его попытались ограбить. Известно только, что Сайед сопротивлялся. Его убили, думая, что он везет деньги или ценные вещи.

Сердце Афдеры сжалось. Она пыталась прийти в себя после такой убийственной новости.

— А что еще говорят полицейские?

— Наша полиция может не так уж много… Друг мужа рассказал мне, что был один свидетель, который видел, как Абдель подобрал на заправке двоих людей, по виду — иностранцев. Один из них был очень высоким и сильным. Но больше полиция о них ничего не знает.

— А машину вам вернули?

— Пока нет. В полиции сказали, что расследование продолжается, они ищут след. Скорее всего, я ее продам. Что мне делать с машиной? Пока нам возвратили только личные вещи Абделя.

— Что-нибудь привлекло твое внимание?

— В каком смысле?

— Какая-нибудь вещь показалась тебе странной, необычной?

— Если честно, я не нашла в себе сил вскрыть пакет, который мне вручили в полиции. Стоит мне его увидеть, как я начинаю плакать.

— Ты не могла бы все же открыть его и сказать мне, что там лежит?

— Зачем тебе это?

— Я хочу выяснить, не было ли среди вещей Абделя одного предмета.

— На что он похож?

— Это восьмиугольник, вырезанный из ткани, кусочек материи с восемью сторонами, а внутри — латинская надпись.

— Хорошо. Когда ты мне перезвонишь?

— Посмотри прямо сейчас, прошу тебя. Я буду ждать у телефона.

— Ладно. Я пошлю сына, чтобы он принес пакет. Не вешай трубку.

— Не волнуйся, я здесь, на связи.

Потянулись минуты ожидания. В голове девушки роилось множество вопросов по поводу самых разных людей — Бутроса Рейко, таинственного убийцы, покушавшегося на жизнь Бадани, Лилианы, погибшей при странных обстоятельствах, Вернера Хоффмана, который непонятным образом оказался в озере.

«Теперь еще и Абдель!.. А вдруг все эти смерти связаны между собой?» — подумала она и решила выяснить, появлялся ли восьмиугольник во всех этих случаях.

Афдера взяла лист бумаги и написала на нем: «Бутрос Рейко — да. Резек Бадани — да. Лилиана Рэмсон —? Вернер Хоффман —?»

Ее размышления прервала Бинназ:

— Девочка моя, ты тут?

— Конечно. Пакет у тебя?

— Да, сын принес. Сейчас открою. Надо разрезать веревку.

Женщина принялась открывать пакет и перебирать вещи, находившиеся в нем. Эти секунды показались Афдере вечностью. Наконец Бинназ снова заговорила:

— Да, есть. Но как ты догадалась? Кусочек ткани, у него восемь сторон и что-то написано на незнакомом языке.

— Готов к мукам во имя Господа, — уточнила Афдера.

Ее ошеломление от горестного известия сменилось страхом. Теперь девушке стало понятно, что смерть Рейко и Сайеда, а также покушение на Бадани — звенья одной цепи. Ей осталось выяснить насчет Лилианы Рэмсон и Вернера Хоффмана.

Перед тем как повесить трубку, Афдера поставила «да» напротив фамилии Сайеда и снова погрузилась в раздумья, из которых ее вскоре вырвала Ассаль.

— Сестричка?

— Да… Прости, Ассаль, я не слышала, как ты вошла.

— Ты выглядишь такой озабоченной.

— Нет, все в порядке. Ты что-то хотела?

— Придет Сэмпсон. Ему нужно поговорить с тобой. По-моему, ты должна подписать какие-то бумаги. Это касается бабушкиных дел. Кроме того, Сэмпсон принесет тебе ее письмо. Оказывается, у нее был еще один сейф, кажется в сберегательном банке Венеции.

— Хорошо, пусть Роза скажет мне, когда он будет здесь. В конце концов, Сэмпсон — мой будущий шурин.

— Ладно, не буду тебе мешать. — Ассаль пошла к двери, но Афдера задержала ее.

— Подожди минутку.

— Что такое?

— Скажи, бабушка тебе рассказывала о том происшествии с папой и мамой?

— В смысле?..

— Бабушка говорила что-нибудь о том, как они погибли?

— Нет. Ты же знаешь, она вообще не любила вспоминать об этом и только однажды сказала мне, что это случилось в Колорадо. Сэмпсон потом добавил, что папа с мамой сорвались, когда совершали восхождение на гору около Аспена. Бабушка когда-то рассказывала ему об этом. Честно говоря, я как-то мало думала о тех событиях. Почему они тебя вдруг заинтересовали?

— Просто так. Не обращай внимания.

— Не верю, что просто так. Ты говоришь что-нибудь лишь после того, как тщательно обдумаешь все последствия сказанного. Нет, это не просто так. Перестань обращаться со мной как с маленьким ребенком. Ты заботилась обо мне после смерти родителей, но теперь я уже взрослая и имею право знать, что стоит за твоими словами.

— Обещаю, что ты первая обо всем узнаешь, когда я свяжу все концы.

Младшая сестра шагнула за порог и услышала:

— Я люблю тебя, Ассаль.

— Я тебя тоже, сестренка. — Но эти слова уже не дошли до Афдеры, потому что Ассаль закрыла за собой дверь.

Девушка вновь осталась в одиночестве и набрала номер.

— Я хотела бы поговорить с господином Бадани.

— Одну минуту. Как вас представить?

— Афдера Брукс. Я звоню из Италии.

Афдера услышала, как служанка по-арабски зовет Бадани, обращаясь к нему «хабиби» — «любимый». Наконец он подошел к телефону.

— Афдера, это ты?

После страшных событий той памятной ночи между ними установились приятельские отношения. Бадани, как и всякий уважающий себя араб, не забывал о том, что обязан молодой женщине своей жизнью.

— Это я.

— Чему обязан подобной честью?

— Хотела узнать, как ты там и что с нашим делом.

— Я уже в полном порядке. Живу с двумя племянниками. Они готовы прикончить любого сукина сына, который попытается ко мне подойти. Мой двоюродный брат… Помнишь, из каирской полиции?..

— Да, ты мне говорил. Он что-нибудь разузнал насчет того типа, который выбросился из окна?

— Никаких документов, удостоверяющих личность, не нашли. Полиция попробовала выяснить, как он въехал в страну, но ничего из этого не вышло. Непонятно, как этот человек вообще попал в Египет. Интерполу тоже ничего не известно. Поскольку за трупом никто не пришел, его похоронили на кладбище, расположенном рядом с Каиром. Маловероятно, что у этого типа обнаружатся родственники или кто-то еще.

— Ты знаешь о смерти Сайеда?

— Девочка моя, я знаю обо всем, что происходит в Египте. О гибели Абделя мне сообщили в тот же день, когда полиция нашла его машину на обочине дороги. Кто-то задушил его.

— А ты в курсе, что при нем нашли восьмиугольник? Точно такой был у того типа, который полез на тебя с кинжалом.

— Нет. Ты думаешь, что нападение на меня, гибель Сайеда и Бутроса Рейко связаны между собой?

— Не исключено. Может быть, в этом ряду стоит и еще одно убийство, которое недавно произошло в Берне. Я сейчас пытаюсь разобраться с этим.

— На то, чтобы послать убийц с восьмиугольниками в Египет и в Швейцарию, нужно немало денег.

— Пожалуй. Абдель был одним из посредников между копателями, нашедшими книгу, и Бутросом Рейко. На телах обоих нашли восьмиугольники с латинской фразой. Оба держали в руках книгу Иуды. Точно такой же кусок ткани был у незнакомца, который напал на тебя, а потом выбросился из окна.

— А кого убили в Берне?

— Вернера Хоффмана, специалиста по папирусам. Он входил в команду, которая занимается реставрацией и переводом книги.

— При нем обнаружили восьмиугольник?

— Пока не знаю. Я собираюсь позвонить инспектору, расследующему это дело, и понять, связаны ли все эти трагедии между собой. Мне нужно проверить, не было ли такого же восьмиугольника в доме Лилианы Рэмсон. Твой двоюродный брат из полиции сможет это сделать?

— Он достанет даже копию отчета. Если убийца оставил что-то на постели, то это должно быть там отражено. Я позвоню тебе, как только у меня появится информация. Сообщай мне о своих делах. Если что, могу прислать к тебе пару своих племянников. Они живо отвесят кому надо оплеуху или дадут пинок под зад.

— Спасибо, Резек, но надеюсь, что до этого не дойдет. Пока мне будет достаточно сведений об убийстве Лилианы. Да, вот еще что. Свяжись со мной, если поговоришь с Эоландом или Колаяни. Я хотела бы как можно скорее увидеться с обоими.

— Эоланд разъезжает с лекциями по разным странам. В Чикагском университете не знают, где он сейчас. Зато я побеседовал с Колаяни. Вначале он вообще отказался разговаривать, но как только услышал твое имя, сразу же согласился с тобой встретиться, хотя и при одном условии. О встрече не должен знать никто.

— Как ты считаешь, почему он хочет держать ее в тайне?

— Подумай, девочка! Если Грек, то есть Каламатиано, узнает, что Колаяни говорил с тобой о книге Иуды, то разозлится так, что вполне может утопить итальянца в реке Арно. Каламатиано личность загадочная, он любит обделывать свои дела в секрете, и вдруг Колаяни, его бывший подручный, обсуждает что-то с одним из наших партнеров! Поэтому итальянцу совсем не хочется, чтобы тебя и его видели вместе.

— Почему же он согласился со мной встретиться?

— Вероятно, потому, что знал твою бабушку. Он сказал мне, что очень ее уважал. Она была одним из немногих порядочных людей в грязном мире торговли древностями, где все привыкли предавать друг друга.

— Где я могу его видеть?

— Во Флорентийском университете. У него занятия по вторникам и четвергам. Колаяни сказал, что можно подойти сразу после лекции. Думаю, он кое-что знает о книге Иуды и особенно о том, что с ней происходило во время Крестовых походов. Поговори с ним.

— Завтра как раз четверг. Наверное, я сегодня доберусь до Флоренции, это всего в двух сотнях километров. Да, пожалуй, так и сделаю.

— Если выясню что-нибудь про Эоланда или про обстоятельства смерти Лилианы Рэмсон, то позвоню тебе.

— Звони в Венецию. Роза, наша служанка, всегда дома. Оставь ей сообщение, если меня не будет. Ну что ж, прощаюсь. Береги себя.

— Ты тоже. Помни, я всегда могу прислать в Венецию своих племянников. Два крепких египетских парня — это по-надежней, чем какой-нибудь ваш педераст-мафиози.

— Ничуть не сомневаюсь в этом. Пока, Резек. Целую.

— Береги себя.

Афдера принялась наводить порядок в своих мыслях, но тут раздался стук в дверь. Это оказалась Роза.

— Пришел господин Сэмпсон. Хочет вас видеть.

— Хорошо, пусть придет сюда.

Адвокат, как всегда, был безупречно одет. На нем был любимый синий костюм в тонкую полоску и галстук «Маринелла».

— Как дела, родственничек? — со смехом спросила Афдера.

— Пока еще не родственничек. — Сэмпсон наклонился и чмокнул ее в щеку. — Как съездила в Египет и Швейцарию?

— Очень плодотворно. Собираюсь дать тебе кое-какие распоряжения. Нужно связаться с Ренаром Агиларом, директором фонда Хельсинга, и вместе с ним подготовить проект договора о продаже Евангелия Иуды некоему таинственному миллионеру.

— При чем тут Агилар?

— Он выступает в роли посредника. Миллионер не желает называть своего имени, но, как заверил Агилар, согласен на условия, которые выдвинули мы с Ассалью. Займись этим делом. Я даю тебе все полномочия, необходимые для ведения переговоров и подписания контракта.

— Какова сумма сделки? — поинтересовался адвокат, делая пометки в черной книжечке.

— Восемь миллионов долларов. Деньги перечисляются на счет в швейцарском банке. Номер мы им укажем.

— Ты склонна доверять Агилару в том, что касается этого дела?

— А зачем ему нас обманывать? Если он сделает это, то будет отвечать перед судом. Поэтому все должно быть подготовлено наилучшим образом, прежде чем книга попадет к нему в руки. Мне не хотелось бы потом добиваться ее возвращения.

— Будь спокойна. Сперва изучу все обстоятельства сделки, потом подготовлю контракт и покажу тебе, прежде чем послать его Агилару.

— Подготовь, и побыстрее. Кстати, Ассаль сказала, что мне надо подписать какие-то бумаги, оставшиеся от бабушки. А еще у тебя есть письмо от нее.

— Да. Я начал приводить ее дела в порядок, и возникли разные вопросы. Ты должна заверить документы о передаче собственности. Имеется в виду Ка д'Оро и дома у Женевского озера, на Елисейских Полях в Париже, на острове Джерба в Тунисе. Кроме того, есть недвижимость в Америке, принадлежавшая твоим родителям. Я говорю о домах в Нью-Йорке и на острове Мартас-Виньярд. Подпиши здесь, здесь и здесь. — Сэмпсон показал пальцем. — Вы с сестрой договорились, как поделите наследство?

— Нет. Может быть, мы сохраним все эти владения в общей собственности. Будь готов к тому, что я попрошу твоего совета насчет тех домов, которые нам не нужны.

— Хорошо. Буду ждать твоего решения.

— Ладно, давай перейдем к бумагам. Значит, ты все-таки решился попросить руки моей сестры?

— Я послушался тебя, набрался мужества и сделал это. Хочу, чтобы она стала самой счастливой женщиной в мире.

— Если не станет, то я убью тебя! Даю честное слово. Поцелуй меня крепко, дорогой шурин.

Афдера с Сэмпсоном стояли, тесно обнявшись, когда в библиотеку вошла Ассаль.

— Надо же! У меня сейчас случится приступ ревности.

— Не волнуйся, сестренка. Я страшно за вас рада. Когда вы хотите пожениться?

— Мы еще не знаем. Может, устроим свадьбу здесь, в Ка д'Оро, а может — на Мартас-Винъярд. У Сэмпсона все равно сейчас много работы. Он хочет закончить ее до свадьбы.

— Ладно, но ты уж не слишком тяни, Хэмилтон. В Венеции много красивых парней. Придет один такой и отобьет невесту.

— И последнее, — сказал адвокат. — Вот конверт с твоим именем, который я нашел в сейфе сберегательного банка.

Хэмилтон вынул из своего портфеля от «Прада» конверт, запечатанный красным сургучом. Рукой Крещенции на нем было выведено: «Вручить моей внучке Афдере после моей смерти».

Девушка положила его на стол и проводила до дверей Сэмпсона с Ассалью.

— Как только назначите день свадьбы, голубки, сразу скажите мне. Пойду покупать себе красивую шляпу ради такого случая. — Афдера шлепнула сестру пониже спины.

— Успокойся, ты узнаешь об этом первая.

Афдера оперлась на перила лестницы и крикнула адвокату:

— Держи меня в курсе всего, Сэмпсон!

— Обязательно. Немедленно займусь твоим поручением.

Вскоре вошла Роза с подносом. На нем стояли блюда, прикрытые салфетками.

— Я принесла вам поесть, синьорина Афдера. Вам надо чуточку поправиться, иначе так и не выйдете замуж. Никто на вас и смотреть не станет!

— Не беспокойся, Роза. Я пока не собираюсь замуж.

— Даже за того красивого мужчину, который был на похоронах вашей бабушки?

— Чувствую, придется отрезать моей сестре язык.

— Не сердитесь на нее. И она, и я, и ваша бабушка — мы всегда желали вам только счастья.

— Знаю, Роза, но сейчас у меня слишком много забот, чтобы я могла стать примерной женой и счастливой матерью, — иронически заметила девушка.

— Да я ведь только…

Афдера перебила ее:

— Роза, а Франческо может довезти меня до Флоренции?

— Когда вы хотите отправиться, синьорина Афдера?

— Сегодня днем. Останусь там на ночь. Завтра утром у меня важная встреча.

— Скажу этому бездельнику, чтоб перестал хлестать граппу и немного потрудился. Все сделаю, не переживайте.

— Спасибо, Роза.

Служанка пошла к выходу, но по дороге обернулась:

— Пока не съедите все, не вздумайте уходить из библиотеки! Вы меня поняли?

— Торжественно обещаю съесть все, что лежит на подносе.

Афдера снова взяла трубку и стала набирать номер.

— Добрый день. Полицейское управление Берна.

— Здравствуйте. Соедините меня, пожалуйста, с уголовным отделом.

— С кем именно вы хотите поговорить?

— С инспектором Хансом Грюбером.

— Сейчас.

Афдера принялась разглядывать конверт с красной печатью, но вскоре в трубке раздался грубоватый, слегка хриплый голос:

— Алло? Кто это? Кто хотел со мной говорить?

— Инспектор Грюбер?

— Да. С кем я говорю?

— Я Афдера Брукс из Венеции.

— Чего же вы от меня хотите?

— Информации.

— Какой информации? Кто вы такая?

— Мне дала ваш телефон госпожа Сабина Хуберт из фонда Хельсинга. Мы с ней близкие подруги. Вернер Хоффман — его смерть вы расследуете — входил в группу ученых, которые занимаются реставрацией чрезвычайно ценного древнего предмета, принадлежащего мне.

— Какое отношение это имеет к несчастному случаю с Хоффманом?

— Вы полагаете, что речь идет о несчастном случае?

— А почему я должен считать иначе?

— А почему несчастный случай произошел в километре от шоссе? Почему машина упала в озеро далеко от того места, куда ехал Хоффман?

— Кстати, реставрацией какого именно предмета занимался Хоффман?

— Это конфиденциальная информация, — заняла оборонительную позицию Афдера.

— Ну так вот, информация о его смерти — тоже конфиденциальная. Дело пока еще не закрыто. Quid pro quo,²⁹ госпожа Брукс.

— Хорошо, раз так, я готова ответить на ваш вопрос. Потом вы ответите на мой. Согласны?

— Абсолютно. Quid pro quo.

— Хоффман и еще несколько ученых из фонда Хельсинга реставрируют крайне важный документ, связанный с историей раннего христианства. Теперь моя очередь.

— Спрашивайте.

— Почему вы назвали это несчастным случаем, хотя расследование еще не закончено?

— В полицию позвонил свидетель и сказал, что на его глазах двое мужчин заталкивали третьего в машину на том самом шоссе, которое ведет в Тун. Мы послали туда патруль полиции кантона, но они не нашли следов борьбы или чего-нибудь в этом духе. Свидетель назвал марку и модель машины. Точно такую же потом извлекли из озера и нашли в ней мертвого Хоффмана. Теперь моя очередь.

— Спрашивайте.

— Как по-вашему, смерть Хоффмана может быть связана с вашим религиозным документом?

— Может. Мне надо еще проверить некоторые данные. После этого я сразу же вышлю по факсу информацию, чтобы вы изучили ее. Я не в состоянии сама вести расследование, но мне удалось выяснить, что несколько людей, имевших отношение к документу, погибли. Возможно, смерть Хоффмана — всего лишь звено в цепи трагедий, связанных с моей книгой.

— Если вы согласны предоставить мне такую информацию, то я готов сотрудничать с вами в деле поимки убийцы Хоффмана. В Берне случается очень мало происшествий подобного рода, и я готов вам помочь. Мне не хочется видеть, как кривая убийств в нашем спокойном городе идет вверх. Что вы желаете узнать?

— Был ли найден при Хоффмане или поблизости от места его гибели восьмиугольник из ткани с латинской фразой на нем?

— Я проверю его личные вещи. Кажется, мы еще не отдали их вдове.

— Могу выслать вам изображение восьмиугольника, чтобы вы при необходимости сравнили.

— Буду очень благодарен. Записывайте номер факса. — Инспектор продиктовал цифры. — Как только придет ваше послание, займусь этим делом, но в ответ хотел бы получить все имеющиеся у вас сведения. Вы меня поняли?

— Да, инспектор Грюбер, прекрасно поняла. Запишите и вы мой телефон в Венеции. Я буду ждать вашего звонка. Quid pro quo.

— Quid pro quo, госпожа Брукс.

Афдера закончила разговор, взяла восьмиугольник, найденный у человека, покушавшегося на Бадани, сделала его копию и послала Грюберу. Затем снова взяла принесенный Сэмпсоном конверт, на печати которого красовался герб Ка д'Оро, вскрыла его серебряным ножом для бумаг, вынула письмо и принялась читать.

Афдера не смогла сдержать слез. Ассали, конечно же, нельзя было ни о чем говорить. Девушка все острее ощущала свое одиночество, но была полна решимости поставить вопрос об оправдании апостола, который, вероятно, не предавал своего учителя.

Она вытерла слезы смятым платком и вышла из библиотеки. Пришло время ехать во Флоренцию.

«Может быть, разговор с Леонардо Колаяни заполнит кое-какие белые пятна в истории книги? Я должна это сделать ради бабушки, но прежде всего — ради моих родителей», — подумала девушка.

Она спускалась по лестнице и краем уха услышала, как в гостиной шепчутся Сэмпсон и Ассаль. Ей понравилось такое секретничанье. Оно означало, что между сестрой и ее женихом все было в порядке.

— Извините, что помешала вам, — сказала Афдера, войдя в комнату.

— Совсем не помешала. Сэмпсон уже уходит.

— Сэм, можно тебя на два слова?

— Сколько угодно.

— Пойдем на кухню.

— Зачем так таинственно? — спросил адвокат, когда они оказались вдвоем. — Ассаль напугаешь.

— Вот ты и проследишь, чтобы она сохраняла спокойствие. Знаешь, о чем говорится в бабушкином письме?

— Я обычно не читаю запечатанных писем, адресованных не мне.

— Извини. Я не это имела в виду. Может быть, бабушка что-то говорила тебе о нем?

— Нет. Я узнал о существовании письма только после ее смерти, разбирал разные бумаги и нашел договор на покупку сейфа. Поскольку ты выписала доверенность на мое имя, я попросил открыть его и обнаружил конверт. Больше там ничего не было.

— А бабушка рассказывала тебе что-нибудь о смерти наших родителей?

— Однажды я спросил об этом, и она ответила, что оба погибли в Америке в результате несчастного случая. Я подумал, что речь идет об автокатастрофе.

— А где произошел этот несчастный случай, она не говорила?

— Аспен, штат Колорадо… кажется, так. Да, Аспен. Твоя бабушка была категорически настроена продать дом, имевшийся у нее в тех краях. Ей не хотелось туда возвращаться.

— Можно попросить тебя об одном одолжении, только чтобы Ассаль ничего не узнала?

— Конечно.

— Ты мог бы получить копию полицейского отчета о том несчастном случае в горах?

— Думаю, да. Надо запросить тамошнее полицейское управление. Позвонить им?

— Лучше всего, если ты сам отправишься туда. Это очень важно. Но главное — ни слова сестре. Я не хочу, чтобы она попусту волновалась. Скажи, что надо разобраться с бабушкиными бумагами в Лондоне или Женеве. Она поверит.

— Подожди-ка. Получается, что я еще не женат, а уже обманываю свою будущую супругу.

— Пожалуйста, сделай это ради меня и бабушки. — Афдера поцеловала его в щеку.

— Почему это я всегда поддаюсь на твои просьбы?

— Может, потому, что я напоминаю бабушку?

— Да уж, Крещенция могла уговорить кого угодно.

Афдера взяла Хэмилтона за локоть.

— Прошу тебя, будь осторожен и не доверяй никому. Не говори ни одной душе, даже своей секретарше, о том, что едешь в Аспен. Обещай мне.

— Обещаю.

Поздним вечером в государственном секретариате раздался звонок. Молодой священник, дежуривший в это время, снял трубку.

— Мне нужно поговорить с монсеньором Мэхони. Это срочно, — услышал он.

— Как вас представить?

— Скажите ему, что звонят из Берна. Он поймет.

Священник зашагал по длинным ватиканским коридорам и вскоре оказался у дверей, ведущих в рабочие комнаты кардинала Льенара Швейцарские гвардейцы равнодушно взглянули на него.

Этому человеку пришлось долго барабанить в дверь, пока Мэхони, заснувший за своим столом, не пробудился и не зажег лампу.

— Кто там?

— Монсеньор, звонит какой-то странный незнакомец, не желающий себя называть. Я не мог перекинуть его звонок. У вас было все время занято.

— Я снял трубку, чтобы немного отдохнуть. Он не сказал, откуда звонит?

— Кажется, из Швейцарии. Уверяет, что вы поймете.

— Перебросьте звонок на защищенную линию государственного секретариата.

Вскоре Мэхони услышал голос отца Корнелиуса:

— Fructum pro fructo.

— Silentium pro silentio, — ответил епископ.

— Монсеньор, перевод еретической книги скоро будет завершен. Если ее содержание станет широко известно, то это будет грозить опасностью, как мне кажется.

— Делать выводы могут великий магистр и я. Вы только получаете приказы.

— Простите меня, монсеньор. Я не собирался вас беспокоить, просто мы с отцом Альварадо очень встревожены тем, что ученые слишком близко подобрались к словам предателя.

— Какие последствия имела смерть Хоффмана?

— Бернская полиция расследует происшествие. Они пока не пришли к заключению, что это несчастный случай или убийство, но вроде бы склоняются ко второму.

— Нам нельзя хоть как-то проявлять себя в Швейцарии. Я поговорю с великим магистром и передам вам его приказы. В данный момент вы, отец Понтий и отец Альварадо не должны совершать никаких шагов без разрешения великого магистра.

— Но…

— Никаких «но», отец Корнелиус. Не делайте ничего до получения нового приказа. Кстати, кто ведет расследование?

— Отец Альварадо выяснил, что этим занимается некий инспектор Грюбер. Этот полицейский старой школы работает очень старательно. Его деятельность может угрожать нам.

— Типичный старательный швейцарец. Вот поэтому-то они делают часы и отмывают деньги в своих банках, — насмешливо заметил Мэхони.

— Так что же нам делать?

— Пока что, как я уже говорил, сидите тихо вплоть до новых распоряжений. Я должен побеседовать с великим магистром. Fructum pro fructo, отец Корнелиус.

— Silentium pro silentio, монсеньор.

Мэхони понимал, что совершать еще одно убийство в Берне будет слишком опасно. Но если этот Грюбер и вправду так старателен, то в ходе расследования убийства Вернера Хоффмана он способен выйти на братство.

Мэхони набрал номер личных апартаментов Льенара.

Трубку сняла горничная.

— Квартира государственного секретаря. Слушаю вас.

— Здравствуйте, я секретарь кардинала Льенара. Мне нужно с ним поговорить.

— По-моему, его преосвященство уже спит.

— Проверьте. Дело крайней важности.

Мэхони знал, что Льенар страдал от бессонницы и спал от силы три часа в сутки, как некогда Папа Иоанн XXIII.

Действительно, чуть погодя в трубке послышался голос кардинала:

— Монсеньор Мэхони, чего вы хотите от меня в этот час?

— Ваше преосвященство, прошу срочно принять меня. У нас намечаются проблемы в Швейцарии.

— Хорошо, жду вас через десять минут.

От покоев Святой Марты, где обитал Мэхони, до Апостольского дворца, в котором находились покои кардинала, было метров четыреста. Епископ предпочитал самую короткую дорогу — от площади Санта-Марта по виа дель Фондаменто, огибая сзади собор Святого Петра. Мэхони миновал кордон швейцарской гвардии, вошел в так называемые апартаменты Борджа, быстрым шагом пошел по коридорам и наконец добрался до здания, где располагались помещения, предназначенные для Папы и государственного секретаря.

У дверей, ведущих в комнаты Льенара, сидел молодой гвардеец. Он увидел епископа в лиловом облачении и вскочил на ноги.

— Монсеньор!..

— Сидите, — успокоил его Мэхони.

За дверью его ожидала та самая горничная, что сняла трубку.

— Монсеньор, его преосвященство ждет вас, — сказала она, сделала реверанс и поцеловала епископский перстень.

Личные апартаменты Льенара его секретарь посещал впервые. Он вошел в просторную гостиную. На большом столе в серебряных рамках стояли фотографии пап, глав государств и правительств, принцев и королей. Все они были с дарственными надписями.

— Это мой персональный музей, — объяснил кардинал, стоя за спиной Мэхони и наливая себе виски. — Хотите немного выпить, монсеньор?

— Нет, благодарю вас. Уже слишком поздно или еще слишком рано. Это зависит от того, как посмотреть.

— Итак, что же привело вас ко мне в этот час?

— Звонок от отца Корнелиуса.

— Что сообщает верный отец Корнелиус?

— Он, отец Понтий и отец Альварадо обеспокоены тем, что работа по переводу еретической книги подходит к концу.

— Пока что нам следует терпеливо ждать. Корни терпения горьки, зато плоды сладки. Тайна его в том, чтобы не просто ждать, но и кое-что делать. Уверяю вас, монсеньор, нетерпение отдельных людей не остановит меня и не собьет с пути. Передайте нашим братьям в Швейцарии, что человек, охваченный досадой или тревогой, должен проявлять терпение. Оно позволит избежать многомесячных мучений. Пусть они ничего не делают без моего разрешения, иначе нарушат правила братства и понесут за это кару.

— Но, ваше преосвященство, они, как и я, считают, что опасно давать этим ученым возможность завершить перевод.

— Вы, как и я, прекрасно знаете, что благодаря нашему союзнику внутри фонда Хельсинга книга предателя Иуды попадет к нам в руки. Надо только подождать. Каждый из нас хочет многого!.. Жаль, что мечтания съедают всю нашу жизнь, а задержки — все наше время. Но каков бы ни был мрак, в нем рано или поздно забрезжит свет. Помните, мой дорогой Мэхони, этот свет дает нам силу и надежду, позволяет мечтать и желать дальше, пока цель не будет достигнута. Скажите об этом братьям Понтию, Альварадо и Корнелиусу.

— Отец Корнелиус считает нужным предпринять какие-нибудь действия против этих ученых, но полагает, что в Берне делать этого не стоит. Это будет слишком опасно. Ведь сейчас там идет расследование смерти Хоффмана.

— В случае с Хоффманом исполнение было очень плохим. Как говорил великий Цицерон, человеку свойственно ошибаться, а глупцу — настаивать на своей ошибке. Если убийство Хоффмана было ошибкой, то повторение чего-то подобного в Швейцарии будет глупостью. Пусть остальные ученые разъедутся по своим странам, и тогда мы перейдем к действию. Братство нанесет удары в Канаде, Израиле, Чикаго и Женеве, и даже этот Грюбер со своим тонким нюхом ни о чем не узнает.

— Наша разведывательная служба собрала данные о команде, которая занимается еретической книгой.

— Осторожнее, монсеньор Мэхони. Мне не хотелось бы, чтобы агенты кардинала Белизарио Данди обнаружили связь между государственным секретарем и братством.

— Не волнуйтесь. Учитывая, что фонд Хельсинга производит реставрацию предмета, который может стать собственностью Святого престола, они обязаны собрать информацию обо всех, кто соприкасается с книгой, — объяснил Мэхони, открывая папку, помеченную печатью организации. — Группа исследователей состоит из Сабины Хуберт, координатора; Берта Хермана, американца, специалиста по раннему христианству; еврея Эфраима Шемеля, знатока коптского языка, и Джона Фесснера, бывшего канадского хиппи, который занимается радиоуглеродным анализом. Этому Фесснеру, если не ошибаюсь, принадлежит большой особняк в Оттаве. Пятым был Вернер Хоффман, немец, специалист в области папирологии и профессор Франкфуртского университета. Он обожал переодеваться в женскую одежду, а любовница в это время стегала его хлыстом.

— Genuflectant omnes in piano,³⁰ мой дорогой Мэхони. Пока что будем ждать. Сообщите об этом нашим братьям. Ничто не должно делаться без моего одобрения. Пусть каждый четко усвоит это. В наших переговорах наступает решающий момент. Следующий шаг должен сделать Агилар. Когда книга окажется у нас, братья свершат приговор судьбы над четырьмя учеными.

— А если приговор судьбы не свершится так, как вы предсказываете, ваше преосвященство?

— Судьба тасует карты, а мы с вами, мой дорогой Мэхони, играем в них. Люди всегда верили в существование судьбы, но есть и свободная воля. Такие люди, как вы и я, находят равновесие между ними.

— Как мы поступим с этой женщиной из Швейцарии, Сабиной Хуберт? Если действовать против нее, то это вызовет подозрения.

— Она станет нашей последней целью. Не хочу, чтобы полиция раскрыла связь между братством и учеными, работавшими с этой проклятой книгой. Пусть братья Корнелиус, Понтий и Альварадо ожидают приказов. Отец Феррел и отец Осмунд должны вернуться в Венецию.

— А отец Рейес?

— Пусть остается в Казино дельи Спирити, сидит тихо и молится вплоть до новых распоряжений. Из-за него мы потеряли нашего дорогого брата Лауретту. Пусть просит за это прощения у Всевышнего и у меня. За то, что обманул мое доверие. Итак, монсеньор Мэхони, даже в самых суровых обстоятельствах сохраняйте ясную голову. Только на вас я могу положиться. Не разочаровывайте меня.

Епископ встал с дивана, поклонился и почтительно поцеловал перстень с драконом.

— Fructum pro fructo.

— Silentium pro silentio.

Через несколько часов Льенар в одиночестве расхаживал по садам Ватикана. Ему нравились эти ранние прогулки в те часы, когда на аллеях не было даже садовников.

Когда кардинал направился в ботанический сад, он услышал шаги за своей спиной.

— Как ваши дела, мой верный Корибант?

— Все в порядке, ваше преосвященство. Я ожидаю лучших времен и надеюсь на то, что они не замедлят прийти, — сказал агент, поцеловав кардинальский перстень.

— Полагаю, они уже совсем близки. Все совершается в свое время. Если поступить иначе, то это станет вмешательством в работу судьбы. Будущее такого человека изменится в сторону блага или несчастья.

— Чего вы хотели от своего верного слуги, ваше преосвященство?

— Я нуждаюсь в вашей мудрости и ваших связях. Вы знаете, что настает момент, когда бразды правления Ватикана должны удерживаться железной рукой. Значит, необходимо избавиться от этой деревенщины, сидящей на троне святого Петра.

— Простите, ваше преосвященство, но я не совсем понимаю, что требуется от меня.

— Мне нужна марионетка для пьесы, которую я намерен поставить.

— И где же она будет поставлена?

— На площади Святого Петра, мой дорогой друг. — Агент изумленно поглядел на него. — Мне нужна марионетка, подставное лицо, играющее роль и не подозревающее об этом. Эта кукла выполнит священную миссию, не догадываясь о том, что это мы дергаем за ниточки.

— Кто же погибнет в конце этого представления?

— Тот единственный человек, который способен помешать переменам в церкви, из-за которого она теряет уважение, заигрывая с гнусными режимами в Варшаве и Москве. Именно он препятствует осуществлению моей судьбы, хотя я готов к этому уже не одно десятилетие. Коммунисты — еретики. С ними не о чем говорить. Их следует сжигать.

— Но ведь костры инквизиции потухли много веков назад, ваше преосвященство.

— Найдите мне такую марионетку, любезный Корибант. Обещаю, что будете вознаграждены, когда исполнится моя судьба.

— Сколько у меня времени на это?

— Мой друг, есть те, кто сражается один день. Это подходящие люди. Есть те, кто сражается годами. Это ценные люди. И есть те, кто сражается всю жизнь. Такие люди незаменимы, и вы принадлежите к их числу. Чем раньше это произойдет, тем лучше.

— Ваше преосвященство, я исполню ваш приказ наилучшим образом, не поднимая шума. — И шпион тут же исчез в высоких кустах.

— Знаю, мой друг, — проговорил вслед ему Льенар.

Поздним вечером в главное здание фонда Хельсинга вошел человек. Охрана, видимо, его знала, так как пропустила без разговоров. Он миновал ряд темных помещений, поднялся по лестнице, прошел по коридору, с обеих сторон которого виднелись двери офисов. В конце коридора тоже была дверь, но большая, дубовая. На ней висела бронзовая табличка «Ренар Агилар. Директор».

Ночной визит был еще одной мерой безопасности. Агилар явно не хотел, чтобы кто-нибудь подслушал предстоящую беседу. Он оказался в кабинете и набрал нужный номер.

— Добрый вечер, я хотел бы поговорить с господином By.

— Кто вы?

— Скажите господину By, что это Ренар Агилар, друг лучшего ученика. Он поймет.

— Сожалею, но господин By никогда не отвечает лично. Я сообщу о вашем звонке одному из его помощников. Оставьте свое имя и номер телефона. Вам перезвонят в самое ближайшее время, — ответила секретарша почти автоматически, будто в трубке прокручивалась магнитофонная запись.

Миллионер не желал, чтобы ему докучали даже по телефону.

— Выслушайте меня внимательно. Повторять не буду. Если вы не хотите в течение часа лишиться работы, то советую вам немедленно найти господина By и передать ему мои слова. Он ждет этого звонка. Если вы считаете себя достаточно важным лицом, чтобы переадресовать меня к его помощнику, что ж, делайте это под вашу ответственность.

Девушка помедлила несколько секунд, потом заговорила:

— Люди, имеющие право непосредственного доступа к господину By, знают секретный код. При его наборе звонок поступает прямо к господину By. Вы не знаете этого кода. Сожалею, но могу лишь сообщить о вашем звонке одному из его помощников.

— Поступайте как угодно, но я бы рекомендовал вам заняться поиском нового места работы.

— Одну минуту, господин Агилар. Не вешайте трубку. Даю вам господина Элиота, помощника господина By.

— Господин Элиот? Это Ренар Агилар, директор фонда Хельсинга.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы поговорить с господином By.

— Многие хотят поговорить с господином By. Вы чем-то сильно отличаетесь от других?

— У меня есть книга, которую он, возможно, захочет приобрести для своей коллекции. Скажите ему, что у меня в руках книга со словами любимого ученика Иисуса. Передайте ему это. Он поймет.

Если бы удалась задуманная комбинация, то Агилару достался бы жирный кусок — два миллиона долларов без всяких налоговых вычетов. Директор фонда уже предвкушал удовольствия, которые вот-вот станут ему доступны. Мигающий красный сигнал на телефоне вернул его к действительности.

— Да?

— Ваше предложение? — Это был господин By собственной персоной.

— Господин By! Вот неожиданность! Я уж начал думать, что вы не интересуетесь книгой Иуды.

— Я только что уволил идиотку, не соединившую вас со мной, господин Агилар. Как видите, на пути к своей цели я не останавливаюсь ни перед чем. Сейчас моя цель — заполучить книгу Иуды, которая лежит в вашем фонде.

— Не ожидал, что вы уволите секретаршу.

— Ладно, хватит о ней. Итак, чем могу служить?

— Предлагаю вам выгодную сделку.

— О выгодности предоставьте судить мне. У вас пятнадцать секунд, чтобы убедить меня.

— У меня есть книга.

— Десять секунд.

— Вероятно, она содержит слова Иуды Искариота, апостола.

— Пять секунд.

— Вы можете стать ее обладателем.

— Теперь я готов вас слушать. Как я могу удостовериться в том, что книга действительно у вас?

— Не у меня лично. Фонд Хельсинга занимается ее реставрацией и переводом. Я знаю, вы перевели десять миллионов долларов на счет в швейцарском банке, чтобы Ватикан смог ее купить. Я предлагаю вам опередить их. Ценность книги вам известна. Я могу сделать ее частью вашей коллекции.

— А вы уверены в том, что Ватикан позволит это сделать?

— Там ни о чем не узнают, если только вы сами не скажете им об этом.

— Что мешает мне сейчас же позвонить им и уведомить, что вы предлагаете мне предмет их вожделения? Как вам хорошо известно, кардинал Льенар не будет кротко молиться в соборе Святого Петра. Если я соглашусь на ваше предложение, то мы оба подвергнемся преследованию. Я надежно защищен. А вы?

— Я сам разберусь с этим. С двумя миллионами долларов можно скрыться от кого угодно и где угодно. Уверен, вам будет приятно держать за яйца ватиканских парней и думать, что ведь могло быть и наоборот. Итак, вас интересует книга?

— Сколько мне будет стоить возможность, скажем так, схватить за яйца ватиканских парней?

— Вы знаете, сколько стоит эта книга. Если ее обнародовать, то она потрясет основы христианства и подорвет престиж церкви. Разрешите мне взять два миллиона из десяти, переведенных вами на счет.

— Как я могу быть уверен в том, что вы больше никому ее не предложите?

— Господин By, вы меня обижаете. Я человек слова и чести. Разве я способен обмануть вас при сделке? У меня достаточно благоразумия, чтобы не делать этого.

— Мой отец говорил: «Не позволяй чужому благоразумию вмешиваться в твой собственный опыт». Если вы попытаетесь меня обмануть или даже только задумаетесь об этом, то никто и никогда больше не услышит о вас. У меня есть лаборатории в Арктике. Там ставятся опыты такого рода, что даже мои ближайшие сотрудники не желают принимать в них участие. Это связано с разработкой вакцин, защищающих от опасных инфекционных болезней. Там всегда нужны подопытные кролики. Вы меня поняли, господин Агилар?

— Прекрасно понял, господин By. Я позвоню вам через пару дней, когда книга окажется в моем распоряжении.

— Хорошо. Не хотел бы столкнуться с какими-нибудь вашими вывертами и сам не собираюсь так поступать. Если вы обманете меня, то я прикажу вырывать вам ногти — медленно, по одному. С моей стороны больше нет препятствий. Пусть с вашей их тоже не будет. — И миллиардер бросил трубку.

Комбинация вырисовывалась все яснее. Она была совершенной, как механизм швейцарских часов.

Агилар достал карамельку и сунул ее в рот. Он намеревался продать книгу Делмеру By и одновременно сообщить Льенару о том, что магнат якобы обвел его вокруг пальца. Директор фонда неплохо знал кардинала и резонно предполагал, что тот не даст китайцу ускользнуть вместе с древним кодексом. Игра была опасной — все равно что танцевать, держа в руке гранату с выдернутой чекой. Малейшее неловкое движение — и она взорвется в руках. Этого Агилару совсем не хотелось. Куда приятнее было думать о том, как два миллиона плывут к нему и с каждой минутой становятся все ближе.