Водородная Соната

10 (С -18)

— Не я.

— Не играешь странные вещи?

— Никогда. Будь иначе, я бы, наверное, чувствовала себя лучше.

— Я все равно шутил.

— Я догадалась.

— Это господин КьиРиа любитель странностей, — отозвался чрезмерно волосатый аватар справа от Коссонт и усмехнулся.

Коссонт лежала, бездельничая, под натянутым, подрагивающем на ветру белым навесом, на огромном плоту Апраниприла, в водном мире под названием Перитч IV. Слева от нее, на другом шезлонге, сидел КьиРиа, мужчина, который утверждал, что он нелепо стар. С другой стороны на кушетке распластался аватар Участливого.

Аватары кораблей Культуры обычно выглядели как люди или, по крайней мере, гуманоиды, особенно когда они смешивались с людьми, но только не аватар древнего ГКУ класса Дельта Ограниченное Участие — его аватар, Склом, имел форму силокулы — колючего синеволосого существа с шестью конечностями и шестью глазами с массивным центральным телом.

Склом взял с подноса мутноватый на вид стакан с толстой соломинкой, немного приподнялся над диваном и как будто присел на корточки, нависнув над стаканом. Раздался хлюпающий звук, и уровень жидкости в стакане упал. Коссонт нашла это не особо увлекательным. И даже слегка отталкивающим.

Предполагалось, что Ограниченно Участливый, будучи сам по себе ужасно древним — тысячи лет — все же не столь стар, как КьиРиа, давно, к слову, пребывавший под защитой корабля. Корабль опекал человека, доставляя туда, куда бы тот ни захотел, обеспечивая заодно прикрытие личности — в противном случае КьиРиа осаждали бы представители медиа и те, кто наверняка был бы очарован его столь экстремальным возрастом, — и, не исключено, подумала она, исходя из намеков, услышанных ею в последние несколько дней — помогал поддерживать те аспекты его физиологии и памяти, о которых КьиРиа не мог позаботиться сам. Она полагала, что тому, кто намерен прятаться внутри Культуры или где-либо ещё десять тысяч лет, будет не лишним иметь на своей стороне такого союзника.

— Я думала, что ваша память хранит больше событий, чем чья-либо еще, — сказала она КьиРиа. Это был четвертый день, который тот провел вне воды, и первый без мокрых полотенец. — Она ведь должна быть очень обширной. Память, я имею в виду.

Человек потер лицо обеими руками:

— Что ж, ты ошибалась, — сказал он ей. — Одна из вещей, которую вы должны сделать, если собираетесь жить долго и не сойти с ума, — убедиться, что о сохранности ваших воспоминаний должным образом… заботятся. Присматривают.

— Как вы вообще их сохраняете? — спросила Коссонт. — У вас в голове компьютер?

— Вовсе нет, — пожал плечами КьиРиа, выражение его лица указывало на то, что он нашел эту идею неприятной. — В каком-то смысле мой мозг такой, каким был всегда, просто стабилизированный. Так было на протяжении тысячелетий. Хотя внутри есть модифицированное нейронное кружево. Специфическое — не комм. А вот чем я действительно могу похвастаться, так это дополнительным хранилищем. Не обрабатывающие процессоры — просто место хранения. Хотя кого-то это, возможно, напугало бы.

— Оно отдалённое? — спросила Коссонт, — то есть, находится далеко или…?

— Нет. Оно во мне, — признался КьиРиа. — Непосредственно во мне. В человеческом теле предостаточно места для хранения информации, если только вы сможете закодировать соответствующие базы и установить нанапроводимую систему считывания через спирали. Я начал с соединительной ткани, потом кости, а теперь даже в самых жизненно важных органах есть встроенные хранилища. Нисколько не умаляет их полезности, во многом даже улучшает функционал, увеличивая прочность костей, например, и прочее. Хотя я заметил, что тело в результате не очень хорошо плавает.

— Ты буквально отягощен своими воспоминаниями! — сказал Склом, посмеиваясь.

КьиРиа это не впечатлило, он поднял руку и, вытянув палец, осмотрел его.

— Ну да. Однако в моем мизинце теперь больше знаний, чем у некоторых людей в буквальном смысле во всем теле.

— А что с генерирующим органом? — спросил Склом, смоделированный по образцу мужской силокулы. — Там тоже что-то хранится?

КьиРиа нахмурился, отведя взгляд, словно отвлекшись:

— В настоящее время пусто.

Склом расхохотался. Коссонт подумала, что мужчины, казалось, находили забавными схожие вещи и шутки, независимо от своей видовой принадлежности.

— Пространство для расширения! — Склом хрипел, хотя КьиРиа, похоже, не забавляло его веселье. Он закатил глаза, обменявшись с Коссонт многозначительным взглядом и слегка потерев переносицу при этом.

— Сначала мои воспоминания были размещены случайным образом по всему моему телу в многочисленных копиях, — поведал он. — В настоящий момент, когда доступное место занято, обычно имеется только одна копия каждого воспоминания — на протяжении веков я, в рамках одного из своих долгосрочных внутренних проектов, сортировал, перемещал и складировал все мои воспоминания, помещая их в места, казавшиеся мне наиболее подходящими. — Он посмотрел на Коссонт. — Я слукавил: мой… генерирующий орган содержит все мои воспоминания о моих предыдущих контактах. Что кажется вполне уместным.

— Ха! — воскликнул Склом, довольный признанием.

— Уместно, — согласилась Коссонт. — Но что осталось в вашем настоящем мозгу?

— Недавние воспоминания, недавно вызванные прежние воспоминания, очень запутанная карта ячеек памяти моего тела, и, своего рода, случайные, просеянные обломки мыслей, когда-либо проходивших через мою голову. Я не могу — не смею — вмешиваться в них, за исключением одного или двух очень специфических эпизодов. Делать это означало бы перестать быть собой. Мы в значительной степени являемся суммой всего, через что прошли, и избавиться от этого знания означало бы расстаться со своим я.

— Про какие один или два специфических эпизода вы… — начала Коссонт.

— Они не касаются тебя, — оборвал КьиРиа мягко.

Коссонт немного понизила голос:

— Кто-нибудь когда-нибудь разбивал вам сердце? — тихо спросила она.

— Фххх! — исторг Склом.

— В том смысле, который, я уверен, ты в это вкладываешь, не более чем девять с половиной тысяч лет назад, — оживленно сообщил ей КьиРиа. — Возьмем другое, более подходящее определение: мое сердце разрывается при каждом новом столкновении с идиотизмом и жестокостью всякого рода существ, которые осмеливаются называть или думать о себе как о носителях разума.

— Другими словами, — вставил Склом, — примерно раз в столетие, полвека или около того.

КьиРиа посмотрел на него, но не стал поправлять.

— Итак, — сказала Коссонт, — сексуальные воспоминания…

— Да, — отозвался КьиРия.

— …Где вы храните воспоминания о любви, бывших возлюбленных?

КьиРиа посмотрел на нее.

— В голове, конечно. — Он отвернулся. — Во всяком случае, их не так много, — добавил он чуть тише. — Чем дольше живёшь, тем сложнее становится любить, а я прожил очень долго. — Он снова остановил свой взгляд на ней. — Я уверен, что это, помимо прочего, зависит от вида — некоторые, кажется, вполне прекрасно себя чувствуют, вообще не имея понятия о любви — но в какой-то момент — достаточно скоро в моём случае — приходит понимание того, что любовь обычно проистекает из внутренней потребности, и что поведение,… выражение любви важнее, чем личность, на которую это чувство обращено. — Он мрачно улыбнулся Коссонт. — Ты, молода, и поэтому всё, сказанное мною, не будет иметь для тебя никакого смысла. — Его улыбка растаяла. Как поздний весенний снег по утрам, подумала Коссонт.

— Я завидую твоим иллюзиям, — добавил он, — хотя не желаю их возвращения.

Длинные пирсы и выпуклые понтоны гигантского сочлененного плота изгибались и скрипели вокруг них, подобно гигантской артритной руке, лежащей по поверхности океана, вечно и тщетно пытавшейся утихомирить его.

— А-ха! — нарушил молчание Склом. — Вот оно! — и аватар спрыгнул с дивана, покатив по плоту синее пятно конечностей, когда в небе появился небольшой шаттл, прорезавший сине-зеленые беспокойные волны. Он нёс одиннадцатиструнную, недавно сделанную для Коссонт «Всё, Что Считается Законным». Услышав, что в идеале для правильной игры на инструменте требуется четыре руки, Склом жаждал опробовать инструмент.

КьиРия вздохнул:

— Это будет звучать ужасно, я думаю?

Коссонт кивнула:

— Наверняка.

Она снова пришла в себя. На мгновение её захлестнула паника, когда она вспомнила декомпрессионный взрыв и туманный вихрь высвобожденного воздуха, выбросивший её и андроида в вакуум — на ледяную, твёрдую, как железо, поверхность планеты… потом она поняла, что чувствует себя хорошо, и никакой боли нет, а поверхность под ней была теплой и даже удобной.

Она открыла глаза, ожидая, что под ней прокатится океанская зыбь, а сверху раскинется белое небо.

— В медицинском отсеке, на борту корабля Культуры «Ошибка. Не…» — объявил человек, стоящий рядом с ней. Кем бы он ни был, у него была кожа цвета полированной бронзы. Аватар корабля, — поймала себя на мысли Коссонт. Фигура пожала плечами.

— Я предположил, что ваш первый вопрос будет примерно таким: «Ох, где это я?» — сообщил ей аватар.

Коссонт сглотнула, почувствовав, что горло ещё слишком воспалено для ответа, и просто кивнула. Ей удалось выдавить из себя что-то вроде хрипа.

У лысого андрогинного аватара были зеленые глаза, открытое честное лицо, и он был одет достаточно свободно по меркам гзилта. Коссонт повела головой из стороны в сторону. Она лежала на наклонной кровати, все еще одетая в потрёпанные, проколотые во множестве мест брюки и куртку. Слева от неё находился мертвый солдат в скафандре, с откинутой назад передней частью шлема. Лицо внутри шлема выглядело искажённым. Аватар заметил её взгляд, потянувшись, чтобы закрыть лицевую пластину.

Андроид Эглиль Паринхерм пребывал в технически неправильном положении справа от неё. Растянутая полковничья куртка по-прежнему покоилась на его плечах. Он казался не более живым, чем покинувший этот мир солдат. Пиан хлопала крыльями, порхая по круглому пространству, но, заметив, что Вир очнулась, подлетела ближе, пропищав что-то вроде:

— Ах! Жива, всё же жива. Ура!

По крайней мере, в этот раз, подумала Коссонт, заметив краем глаза тёмный, похожий на гроб корпус одиннадцатиструнной, расположившийся у одной из переборок.

Она на мгновение закрыла глаза.

— Ох… — выдохнула она, затем посмотрела на аватара и изо всех сил постаралась улыбнуться.

— Ты жива! — взволнованно взвизгнула Пиан, приземлившись ей на грудь, подпрыгивая и ударяя уголками конечностей по лицу Коссонт.

— Ты как всегда проницательна, — Коссонт ободряюще похлопала существо одной парой рук, оглядываясь при этом и изучая окружение.

В дизайне интерьера сквозила какая-то непринужденная, трудно выразимая элегантность, присущая тому, что можно было условно назвать официальным стилем Культуры, искусная простота, маскирующая безудержный прогресс. Она столкнулась с этим впервые во время учебы по обмену. То, что она наблюдала здесь, похоже, подтверждало давнее впечатление, поэтому она в целом поверила в информацию, выданную ей андроидом, хотя, учитывая темп и серьезность последних событий, ей ничего не следовало принимать отныне на веру. Однако, даже если бы всё было не таким, как казалось, оно было определенно лучше перспективы замерзнуть до смерти в тесном, перевернутом транспорте или околеть на просторах мрачной твердыни Скульпта.

Коссонт прочистила горло, продолжая поглаживать перевозбужденную и теперь мурлыкающую Пиан, кивнув в сторону андроида, лежащего неподвижно и бездыханно в метре от нее.

— Он — оно — мертво? — спросила она.

— Нет, — ответил аватар. — Однако ваш компаньон андроид представляет собой боевую единицу в ситуации некоторой непрозрачности относительно его фракционной принадлежности, и, помимо прочего, кажется растерянным, поэтому я решил, что лучше оставить его как есть. Он временно неживой.

Коссонт посмотрела на аватара.

— Фракционная принадлежность?

— В настоящее время я не уверен, чью сторону он представляет. Равно как и в том, какие в данный момент имеются стороны. — Аватар улыбнулся. — Вы помечены у меня как лейтенант-коммандер запаса Вир Коссонт. Верно?

Коссонт кивнула:

— Верно.

— Я уже представилась, — объявила Пиан, направив сначала один угол на лицо Коссонт, затем на аватара. Существо вздохнуло, распластавшись на груди Коссонт. — Мы давние друзья.

Аватар недоверчиво посмотрел на фамильяра, сдержанно улыбнувшись.

— Приятно познакомиться, — обратился он к Коссонт. — И добро пожаловать на борт. Меня зовут Бердл. Я аватар корабля «Ошибка Не…».

— Корабль Культуры? — переспросила Коссонт, просто чтобы убедиться.

— Именно так. — Аватар кивнул. — Слегка озадаченный корабль в данный момент. Интересно, почему элементы армии Гзилта нападают друг на друга. Имеются ли у вас какие-нибудь соображения на этот счёт?

Коссонт подняла голову с наклонённого дивана, надула щеки и снова откинула голову назад.

Благодарность за спасение — это, безусловно, хорошо, но доверие и чрезмерная болтливость — совсем другое дело. Она понятия не имела, как много ей можно рассказывать, надеясь, что корабль не прочитал её мысли или как либо не просканировал сознание. Нужно тянуть время, подумала она, а вслух сказала:

— Не возражаете, если я сначала спрошу, что это за корабль?

— Неустойчивый, — решительно заявил аватар.

— Неустойчивый… военный корабль?

— Официально, увы, нет, — сказал Бердл, изображая страдание. — Но не без ресурсов в этом отношении.

— Вы спасли нас, — сказала Коссонт. — Простите, я давно должна была поблагодарить вас. Спасибо.

— Не за что. — Аватар кивнул, затем взглянул на мертвого солдата. — Боюсь, что спасение пришло слишком поздно для твоего бронированного приятеля.

— Это было удачное… — Коссонт попыталась вспомнить точную последовательность событий, насколько это представлялось возможным в её ситуации — … было очень вовремя, — нашлась она, памятуя о том, чему её учили в армии: всё, что выглядит как удачное совпадение, скорее всего, является действиями врага.

Аватар кивнул.

— Я заметил вас только потому, что парящий без дела субпакет с боеприпасами увидел вас первым и выдал себя выстрелом. Я отправил его подальше и подобрал вас и ваших товарищей без особых проблем — хотя мне пришлось оставить корабль, в котором вы находились. Сейчас, мы, откровенно говоря, прячемся. Вышли из боя, пока я разбираюсь, что происходит. — Аватар взглянул на футляр с одиннадцатиструнной. — Я захватил это, полагая, что оно, должно быть, принадлежит вам, — сказал он, жестом указав на её нижнюю пару рук.

— Хм, — нахмурилась Коссонт.

Пока его аватар разговаривал с человеком, Разум подавал сигналы.

∞

УЕ Ошибка Не…

ГСВ Какистократ

— Прибыл слишком поздно; Последовательность событий по прибытии на окраину системы прилагается. На мой взгляд похоже на противостояние: Взял мёртвого человека и человека с син-питомцем и странным музыкальным инструментом, а также довольно любопытного боевого андроида, которого пока держу деактивированным. Спецификации прилагаются для всех заинтересованных сторон. Текущие инструкции андроида также прилагаются. Не обращайте внимания на то, что он воспринимает реальность как симулятор. Мой нынешний статус: маскируюсь, пока вокруг кипит рой маленьких злых кораблей. Большой жутковатый корабль, предположительно ответственный за нападение, по-прежнему находится в системе.

Был бы очень признателен, если бы мне сообщили, что, черт возьми, здесь происходит. У меня много вопросов. Надеюсь получить ответы на самые актуальные из них. Подтверждаю.

∞

— Нет ответов. Так же пребываю в неведении. Неохотно направляю вас к тому, кто более близок к принятию решений. Постарайтесь по возможности поддерживать связь.

Будьте очень осторожны, наносите удары стремительно и точно, когда ситуация того требует.

∞

— …Итак, какой свет вы можете пролить на происходящее? — спросил аватар.

— Бледный, — призналась Коссонт. — Я сама порядком запуталась. Я была на Фзан-Джуйме, на совещании, но все пошло немного не по сценарию. В итоге нам едва удалось выбраться — это вы знаете.

— Вы многих знали на Фзан-Джуйме?

— Нет, почти никого.

— Боюсь что …

— Уничтожены. Я знаю. — Коссонт подумала о Рейкл, понадеявшись, что той удалось выжить.

— Возможно, были и другие выжившие, но я не уверен. Мало кто пережил первую атаку, и почти все они, кажется, были выслежены и убиты впоследствии. Не исключено, что вы единственные, кому посчастливилось спастись.

Коссонт закрыла глаза. Пиан замерла. Аватар хранил молчание.

∞

МСВ Падение Давления

Уе Ошибка Не…

— Приветствую. Рад, что вам удалось добраться до Изениона так быстро. Мы высоко ценим то, что вы сделали там. Думаю, это максимум из того, что можно было сделать в сложившихся обстоятельствах.

∞

— Ну да. Однако я ищу ответы, а не метафоры. Почему меня послали сюда? Что происходит? Это как-то связано с событиями на Аблэйте?

∞

— Конечно. Я пытался быть вежливым, что, возможно, прозвучало как подобострастие. Примите мои извинения.

Вы здесь потому, что Проходящий Мимо… заметил нечто, быстро направляющееся к Изениону с Зис и нам ничего не оставалось, как попросить вас о помощи; казалось, что что-то может случиться, и вы были ближе других к системе. Мы не ожидали столь быстрого и жестокого развития событий. Похоже на гражданскую войну. Высока вероятность нападения Первого флота на Четырнадцатый, по крайней мере, при соответствующей политической поддержке. Причины пока не ясны (но см. ниже).

Аблэйт, возможно, был первым признаком того, что что-то не так — мы всё еще работаем над пониманием того, насколько глубока проблема (но см. ниже).

В данный момент мы немного ограничены вопросами конфиденциальности, но по всей вероятности ответственность лежит на Зихдрен-Ремнантерах, и сама большая С может быть — или так только кажется — в опасности. Так что всё весьма деликатно. Наши основные интересы, по-видимому, подразумевают сдержанную поддержку законных властей (что может оказаться достаточно сложным и зависит от того, кто санкционировал нападения в Аблэйте и Фзан-Джуйме), умеренное участие и, разумеется, не месть.

∞

— Понятно. А «Мы» это…?

∞

— Это я, ЛОУ Каконим, ГСВ: Содержимое Может Отличаться и Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни, ГКУ Вытесняющая Деятельность. Я с ними в тесном сотрудничестве. И буду просить Проходящего Мимо и прочих так же присоединиться к нам. Другие корабли Культуры в пространстве Гзилта, вероятно, будут задействованы по мере необходимости. Тем временем, любая имеющаяся и обнаруженная впоследствии информация приветствуется.

∞

— Хорошо. До связи.

∞

— Я буду с вами откровенен, мадам Коссонт, — сказал наконец Бердл. Коссонт снова открыла глаза. Аватар участливо смотрел на неё. — Учитывая воинственный и непредсказуемый характер событий, имеющих здесь место, и не будучи уверенным, чью сторону вы представляете, я позволил себе допросить системы вашего андроида-компаньона, — сказал он ей. — Помимо недоуменной, но, по-видимому, искренней уверенности в том, что он уже несколько часов находится в симуляции, андроид… Паринхерм? Так его зовут?

Коссонт кивнула:

— Так мне сказали.

— Да, андроид Паринхерм действительно кажется очень способным и продвинутым устройством, того типа, который обычно используется в делах, имеющих определенное отношение к армии Гзилта. Мое первоначальное предположение заключалось в том, что он, вы и несчастный погибший капитан были группой, собранной фактически случайно и наспех, когда люди пытались спастись с Фзан-Джуйма как можно быстрее, после того, как стало очевидно, что нападение неизбежно; однако самые последние и все еще действующие приказы андроида заключаются в том, чтобы защитить вас как объект первостепенной важности и обеспечить полную и неустанную поддержку и помощь в вашей миссии, какой бы она ни была — его приказы были не в достаточной мере конкретны в этом вопросе. Таким образом, глядя на факты, согласно которым ваш стремительный и, возможно, уникально успешный побег из разрушенного полкового штаба Фзан-Джуйма может означать, что вы были приоритетнее даже верховного командования полка, вы поймете, почему ваша миссия стала предметом некоторого интереса с моей стороны.

Коссонт кивнула.

— Мне понятно, — сказала она.

Аватар кивнул.

— Позвольте мне быть ещё откровеннее, — продолжил он, — признав, что мое присутствие здесь не случайно. Я находился в пространстве Гзилта, выполняя относительно рутинную задачу, помогая следить за действиями одной из так называемых групп падальщиков, проявляющих активность в настоящее время в связи с предстоящей Сублимацией, когда меня попросили как можно быстрее добраться в систему Изенион, не указав при этом, зачем именно. — Аватар выглядел задумчивым.

Это корабль, сказала себе Коссонт, наблюдая за небольшим дисплеем. Разум. Он думает в миллионы раз быстрее тебя. Ему нет нужды останавливаться и обдумывать что-то, тем более в разговоре с человеком. Это всё исключительно ради эффекта.

— Хотя мне намекнули, — продолжил аватар, — что прибытие со всеми моими оружейными системами, полностью боеспособными, было бы целесообразным.

— Угу, — отозвалась Коссонт.

— Далее, мне известно, что вы имеете представление о Культуре, поскольку в прошлом, будучи студенткой, общались с её представителями, и поэтому, возможно, вы понимаете, что «просьба», с которой ко мне обратились несколько кораблей — старших кораблей с серьёзной репутацией и ответственностью в вопросах межцивилизационных отношений — равносильна приказу, и то, что меня попросили добраться сюда так быстро, как только возможно, означало, что мои двигатели получили небольшое, временное, но все же ощутимое повреждение — следствие, к которому я отношусь не более легкомысленно, чем любой корабль Культуры. Несмотря на это, прибыв сюда, я обнаружил, что опоздал на четыре часа или около того, чтобы предотвратить высокотехнологичную атаку на один из важнейших военных объектов гзилтов, атаку, которая могла — согласно некоторым данным, указывающим на предположительно использованное оружие — быть осуществлена другой группой вооруженных сил Гзилта. — Аватар развел руками. — Итак, теперь вы знаете во всех смыслах то же, что и я. И немного больше моего, конечно, поскольку вы — как я предполагаю — знаете, в чем заключается ваша миссия, а я — нет. Честно говоря, я все еще нахожусь в ожидании дальнейших инструкций, но понимание вашей роли в этом деле может, рискну предположить, оказаться весьма полезным для меня, независимо от последующих действий.

— Верно, — согласилась Коссонт, посмотрев на аватара. — Вам… ведь не разрешается пытать людей? — спросила она, глядя как складки над его глазами — у аватара не было бровей как таковых — сместились.

Он ненадолго закрыл глаза, а затем позволил им снова открыться.

— Полагаю, по общему мнению, это остается одним из немногих искушений, которым мы не потворствуем, — сказал аватар.

Было видно, что она все еще сомневается.

Бердл вздохнул:

— Вы не обязаны говорить мне то, что не хотите, мадам Коссонт, и вам никто не угрожает. Вы также можете уйти, как только я найду для вас безопасное место. В настоящее время система Изенион пребывает в некотором смятении: наблюдается множество мелких кораблей Четырнадцатого, готовых сорвать курок и ищущих, во что бы выстрелить, и, по крайней мере, присутствует вероятность того, что корабль, уничтоживший Фзан-Джуйм, всё еще находится в этом пространстве.

Коссонт наконец решилась.

— Мне приказали докладывать непосредственно генералу Рейкл или следующему по старшинству офицеру полка, — сообщила она.

— Высшее командование, вероятно, уничтожено, — сказал ей аватар. — Следующий по старшинству человек может находиться на значительном расстоянии от нас. На местном уровне, насколько мне известно, вы — самый старший по званию офицер. Учитывая начало военных действий и согласно моему знанию военного кодекса Гзилта, ваш статус резервиста аннулирован — даже если вы не были официально призваны, вас призвали автоматически, как только первый луч частиц попал в штаб полка Фзан-Джуйм.

Коссонт тяжело сглотнула. Горло всё ещё покалывало. Она помнила, как дыхание со свистом вырывалось из её легких, как её рвало воздухом.

— Мне необходимо добраться до… места, — сказала она.

Бердл принял нарочито нейтральное выражение лица:

— Возможно, вам следует более конкретно обозначить…

— Я знаю, знаю. Но вы отвезете меня туда, если я скажу вам, куда мне нужно попасть?

Аватар сдержанно улыбнулся.

— То есть, вы хотите, чтобы я взял на себя обязанность отвезти вас?

— Нет, нет, — Коссонт закрыла глаза, покачав головой. — Я не это имела в виду… Я вижу… ты… вы… простите…

Пока человек активно вертел глазами и рассуждал, пришёл сигнал.

∞

МСВ Падение Давления

Уе Ошибка Не…

— Входящий сигнал: в спецификациях ваших гостей значилось имя (Вир Коссонт). Данные от одной из заинтересованных сторон уверенно идентифицируют в связи с ней определенного человека: К. кит. (сородич) КьиРиа Нгарое (без дополнительных деталей). Если он не мошенник, то полумифическая фигура. Вир Коссонт встречалась с ним 20 лет назад (подтверждение 99 %). Ссылка, вероятно, имеет отношение к делу.

Вы оказались правы: пассажиры, которых вы спасли с поверхности Эшри, не случайны.

Вир Коссонт может оказаться нашей лучшей зацепкой.

Конец связи. Держитесь.

∞

Аватар устало, но благодушно улыбнулся.

— Давайте предположим, для краткости, и не более того, — сказал он, — что наши интересы совпадают. Почему бы вам не сказать мне, куда вы хотите отправиться?

Коссонт поразмыслила над этим, не найдя возражений.

— Централизованные Базы Данных, — сообщила она. — Оспин.

Аватар сделал вид, что размышляет над этим, поглаживая подбородок.

— Хм, — выдал он наконец. — Это возможно. Но другие корабли, с которыми я буду говорить, захотят узнать, зачем я туда лечу — у них наверняка будут свои собственные соображения по поводу того, куда меня следует направить. Мне необходимо предоставить им информацию, из которой было бы ясно, что я намерен отправиться на Оспин не просто по прихоти потерпевшего кораблекрушение человека, которого я только что подобрал.

— Я кое-что ищу, — сообщила Вир.

Пиан подняла один из своих уголков вверх, к лицу Коссонт. На сложенной ткани появились два круга, похожие на глаза.

— Ты? Что-то ищешь? — спросила она.

Коссонт провела рукой по импровизированному лицу фамильяра, отстранившись.

— То, что я некогда отдала одному из их орденов на хранение, — сказала она Бердлу.

Аватар выглядел заинтересованным, но все ещё был настроен скептически.

— …Связанное с одним из ваших людей, — закончила Коссонт.

— Одним из наших людей?

— С человеком Культуры. — Она подняла все четыре руки вверх. Этот жест казался полезным при общении с людьми, обычно останавливая их расспросы, хотя она не представляла, как он сработает на машине. — Пока ничего больше сказать не могу.

Аватар прищурился.

— Хорошо, — сказал он. — Итак, для ясности: вы хотели бы, чтобы я доставил вас на Оспин, не упомянув об этом никому из ваших сородичей, и при этом я могу оставить андроида Паринхерма деактивированным до прибытия в место назначения, верно?

Коссонт кивнула.

— По мне всё верно.

∞

Уе Ошибка Не…

МСВ Падение Давления

— Вот так обстоят дела.

∞

— Оспин. Обитель Централизованных Баз Данных и сонма связанных с ними прихлебателей. Что-то, что дал ей КьиРиа? Слишком ценное или слишком опасное?

∞

— Или сделанное им, — возможно, записанное — то, что он завещал потомкам.

∞

— Если это артефакт Культуры, то в него могут быть встроены какие-то технологии обработки или идентификации. Неплохо бы прояснить детали. Попробуйте попросить её уточнить, о чём именно идёт речь. У нас нет возможности доставить туда кого-либо до вашего прибытия — в данном случае вы находитесь ближе других к месту назначения.

∞

Аватар поклонился:

— В данный момент мы на пути в систему Оспин.

— Прекрасно.

— И могу ли я избавиться от тела десантника?

— Да. …Подождите — как?

— Я подумал, что просто оставлю его дрейфовать в космосе, передавая слабый сигнал по связи скафандра; это должно привлечь корабль гзилтов в ближайшее время.

Коссонт кивнула.

— Да, ладно…. У вас есть какая-нибудь еда? Я чертовски голодна.

— Септаме, я воспитанный человек и известен своей терпимостью, благожелательностью, а также неутомимым желанием предоставить людям преимущество во всех вопросах и в любое время, но при всем моём богатом и ценном опыте в вопросах межвидовой дипломатии я должен сказать, что даже я… даже я потрясен тем, что мои клиенты и да, мои друзья, мои близкие друзья, ибо таковыми они мне стали, что мне совершенно не стыдно признать, на самом деле я даже горжусь — делегация Лисейдена были так жестоко обмануты и так беззастенчиво использованы; это ужасно, шокирующе ужасно. Добрая натура, инстинктивное доверие, восхищение видом, к которому мы долго присматривались и хотели, как это сказать… похвалить, почтить, в чём-то подражая ему, — всем этим воспользовались самым постыдным и недостойным образом.

— Мой дорогой Мирбенес, — сказал Банстегейн, положив свою руку на руку посла. — Я слышу все, что вы говорите и ваши слова отзываются во мне болью. Правда. Я потрясен так же, как и вы.

— Сомневаюсь в этом, септаме! Очень в этом сомневаюсь!

Они сидели в маленькой беседке в саду здания парламента. Лисейдены в своих странных плавучих аквариумах в спешке отбыли на свой корабль, ожидающий на орбите, оставив гуманоида от Ивеника в лице — образе посла Мирбенеса говорить от их имени. Банстегейн слушал так терпеливо, как только мог, но он уже начал сомневаться, не платят ли этому человеку за каждое слово.

— Можем ли мы говорить конфиденциально? — спросил Банстегейн, подсев еще ближе к собеседнику.

Мирбенес покачал головой:

— Чего стоит конфиденциальность, когда доверие, сама честность не ставятся ни в грош?

— Я изменю это, — заверил посла Банстегейн, снова нежно похлопав его по плечу. — Даю вам слово. Вы можете на меня полностью положиться. Поверьте, — продолжал он, когда посол вздохнул, открыл рот, встряхнулся и продемонстрировал все признаки того, что работает над каким-то новым или, по крайней мере, очередным делом — это не моя вина. Даже я не могу быть везде и всегда. У меня не меньше причин чувствовать себя преданным, чем у вас и наших дорогих друзей из Лисейдена — в некотором смысле — потому что я доверился людям, а они подвели меня. Они пообещали, что проголосуют за один вариант, а потом отвернулись и проголосовали за другой. Непростительно. Крайне, крайне непростительно…

— Этот негодяй, этот ублюдок Кваронд! — вспыхнул Мирбенес, казалось, он чуть не плакал. Ранее Банстегейн ясно дал понять, кто стоял за ужасным голосованием.

— Да, непростительно, я знаю, но… это случилось. Уверяю вас, я изучил способы отменить результат немедленно, но оснований нет. Это было сделано очень хитро — очень хитро, поверьте мне. Нет никаких оснований. Поэтому мы должны пока отступить, перегруппироваться. Но ненадолго. Мы победим здесь, дорогой Мирбенес, во всех смыслах. Но вы должны понимать, что для этого я должен пойти на большой риск, и мне нужно, чтобы вы попросили наших друзей еще об одной услуге, когда придет время.

— Септаме! — сказал посол, почти в отчаянии, — как я могу…?

— Пожалуйста, послушайте, Мирбенес. Моей надеждой, моим желанием, — и давайте не будем называть это ценой, потому что так более, гораздо более благородно звучит, — моим чаянием всегда было, чтобы этот мир, мир, в котором я был рождён, мир моей колыбели, моего дома, был назван в честь одного из его самых любящих и почитаемых сыновей.

— Я…

— Нет, пожалуйста, послушайте. Позвольте мне сказать только это. Позвольте мне сказать всего четыре слова. Выслушайте, пожалуйста, дорогой Мирбенес. Четыре слова, всего четыре слова.

Мирбенес тяжело вздохнул и кивнул.

Банстегейн придвинулся еще ближе и прошептал послу на ухо:

— Мир Мирбенеса. Звезда Банстегейна.

Она должна была предчувствовать. Как и КьиРиа. Склом, похожий на силокулу аватар Участливого, играл на телесно-акустической антагонистической ундекагонной струне великолепно, словно был рожден для этого.

Корабль запрограммировал его. Он просмотрел всю литературу, изучил все технические характеристики, проанализировал все доступные экранные и звуковые записи, а затем тщательно смоделировал полученные данные, добиваясь, чтобы виртуальная версия сине-пушистого аватара смогла в точности воспроизвести игру всех великих виртуозов прошлого. Сонм полученной информации в итоге был загружен в аватар.

Склом сидел в огромном инструменте естественно, как будто был создан специально для него, держа оба смычка, как будто бы сделанных по его мерке. Он выпустил из лап недавно выращенные подушечки, заменяющие ему пальцы, и с первого же прикосновения смычка к струне заиграл прекрасную музыку.

Коссонт слушала с выражением нарастающего ужаса на лице, даже когда чуть не расплакалась от красоты музыки — это было одно из тех произведений, которые она знала, но не могла вспомнить название.

— Это излишне… богато, — сказал КьиРиа, взглянув на нее.

— Что? — переспросила она.

— Тон, — отозвался КьиРиа. — Слишком полный.

— Вы думаете?

— Давление воздуха. Мы находимся очень низко.

— Это водный мир, — сказала она, не глядя на собеседника, пока шестилапое существо, обитающее в одиннадцатиструнной, раскачивалось, пиля конечностями и творя красоту. — Здесь нет сухих высот.

— Это должно звучать тем лучше, чем выше вы поднимаетесь в атмосфере обычного кислородно-инертного каменистого мира. — КьиРиа пожал плечами. — До некоторого предела.

— Не знаю, — отозвалась Коссонт. — По крайней мере, один музыкальный критик сказал, что одиннадцатиструнная может улучшать своё звучание с увеличением высоты, но лучше всего она звучит за пределами атмосферы, где её вообще не слышно.

Всё еще наблюдая за игрой Склома — совершенной, блестящей, душераздирающей, — Коссонт услышала, как КьиРиа хихикнул.

Она всегда плохо уживалась с потерей вещей. Или, напротив, хорошо, если посмотреть на это с другой стороны. По словам её матери, это был практически талант. Коссонт сбилась со счёта, вспоминая людей, предполагавших или интересовавшихся, не потому ли она взялась за одиннадцатиструнную (а не за пальчиковую флейту), что этот инструмент так трудно оставить где-нибудь.

Тогда, после выступления небрежно совершенной версии абсурдно выглядевшего создания она очевидным образом потеряла желание играть на одиннадцатиструнной, потеряла его примерно на пятнадцать лет. Какой смысл тратить время на то, чтобы научиться играть как можно лучше, когда машина может использовать свою марионетку, чтобы играть так мучительно прекрасно, безукоризненно, восхитительно хорошо, как если бы это существо провело всю жизнь изучая, понимая и сопереживая инструменту и всему тому, что он собой являет?

— Вот так корабли сводят счёты, милая, — сказал ей КьиРиа, приоткрыв своё сердце во время последней пьяной ночи, проведенной на Перитче IV, на огромном плоту Апраниприла.

Они сидели на палубе, солнцезащитные тенты были свернуты наверху, только вдвоем, без аватара. Она смотрела на звезды там, где они мерцали между темными, невидимыми массами безмолвных облаков. Он сидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к медленному ветру и медленным волнам, чувствуя, как плавно поднимается и опускается огромный плот. Даже после полуночи воздух оставался теплым и липким.

— Что? — всхлипнула она, вытирая нос тыльной стороной ладони.

— Ограниченно Участливый, вероятно, чувствовал себя оскорбленным тем, что Все, Что Считается Законным привёл тебя сюда.

— В самом деле? Но…

— …Он считал, что хорошо меня оберегает. — КьиРиа отпил из бокала. — И он действительно очень хорошо меня оберегал. Но некоторые виды защиты, включая заботу, могут перерасти в желание обладания. Право защиты эксклюзивно, оно выходит за рамки частной жизни защищаемого, в некотором смысле становящегося собственностью защитника. — Он посмотрел на Коссонт. Его глаза были цвета моря, вспомнила она. Сейчас они казались темными. — Понимаешь?

— Думаю, да. Но мне казалось, они друзья — два корабля.

— Они разделяют интерес ко мне — возможно, но друзья ли они… Даже если это и так, они все равно могут… маневрировать в отношениях друг с другом. Противники — друзья, единоборцы, ищущие преимущества, даже если оно никогда не будет использовано. А старые корабли нередко довольно… своеобразны, скажем так. — Он вздохнул. — Я пережил один корабль, который был моим защитником еще в самом начале, распрощался с другим, которому я надоел, — не могу сказать, что виню его за это — и теперь, возможно, Ограниченно Участливый чувствует себя уязвимым. Поэтому он агрессивен в отношении любой предполагаемой угрозы. Возможно, он думает, что Всё, Что Считается Законным хочет его заменить.

— Но это несправедливо. В отношении меня, я имею в виду. Что я сделала?

— Была любопытной. Как ребёнок, проявляющий поверхностный интерес, взращённый к тому же другим кораблём, что было воспринято как посягательство, даже если выглядело невинным; Склом играл так хорошо, заставляя тебя почувствовать себя неполноценной, подавляя тем любой интерес, который ты могла питать к тому, чтобы овладеть этим инструментом… это своего рода контратака на Всё, Что Считается Законным с его стороны.

Коссонт сделала большой глоток, отпив из бокала. Она кашлянула:

— Но я готова поспорить, что Всё, Что Считается Законным не так расстроен, как я.

— Ну, он тоже очень… Корабль, — сказал КьиРиа. — Это похоже на отношения между людьми и воображаемыми ими древними богами: мы — грязь в их руках, мухи, с которыми можно играть и тому подобное. — Он махнул рукой и посмотрел на нее. — Они редко бывают злонамеренными, никогда не злобствуют, по крайней мере, по отношению к людям. В основном потому, что мы настолько ниже их, что было бы унизительно проявлять такие эмоции из-за нас и наших чувств, однако дело в том, — сказал он, снова отпивая, — что они чрезвычайно могущественные создания, с чувствами, способностями и силами, о которых мы практически ничего не знаем, а только думаем, что знаем, обманывая себя, и самые незначительные, ничтожные их действия могут нанести нам вред или раздавить окончательно, если только им покажется, что мы делаем что-то неправильно. — Он издал небольшой смешок, который на самом деле был просто выдохом. — Я наблюдал, как они становились такими на протяжении тысячелетий. Разумы давно доминируют в Культуре, переставшей быть человеческой цивилизацией почти сразу после своего образования; почти все это время она была в основном связана с Ними.

— Так вот почему вы оставались живы все это время? Это ваша месть? — Она собиралась оспорить сегодня его утверждение о том, что он вечноживущий, но теперь решила, что это, пожалуй, уже не имеет значения — она продолжит соглашаться с ним. Если он действительно живёт так долго, как говорит, то так тому и быть. Если же это ложь, что ж, сплетённое им кружево выглядит впечатляюще. Но по большому счёту ей было уже всё равно.

Он не отвечал некоторое время. На мгновение она подумала, что он заснул, как иногда случается со стариками. Ей это отчего-то показалось забавным и она чуть не рассмеялась.

— Нет, — произнёс он наконец задумчиво. — Нет, у меня есть причина, но… словом, не то.

— Значит, вы ненавидите это, — сказала она, понизив голос.

Он выглядел озадаченным.

— Ненавижу что?

— Культуру, за то, во что она превратилась.

Он посмотрел на нее и рассмеялся:

— Что? Ты совсем спятила? — Он еще немного посмеялся, довольно громко. Затем осушил свой бокал, посмотрел на нее и сказал: — Нам нужно еще немного выпить.

А потом было ещё немного. Поначалу они что-то говорили о полуночном купании, но в итоге слишком напились. Движение плота по волнам убаюкивало её и одновременно вызывало легкую тошноту, а когда та прошла, её унесло в забытьё.

Должно быть, она заснула, потому что проснулась от криков морских птиц над головой и солнца, пробивавшегося сквозь узкую щель между горизонтом и облаками. Было холодно. Её прикрывало одеяло, но КьиРиа ушёл.

В тот же день она вернулась на корабль, немного исхудавшая. Жизнь продолжалась.

Почти год спустя она готовилась вернуться домой в Гзилт. И снова была немного с похмелья, после еще одной, более многолюдной вечеринки с людьми на корабле. Одиннадцатиструнная стала чем-то вроде укора её самонадеянности, преследовавшая её на каждом шагу, а разговор, случившийся на плоту, часто являлся ей в воспоминаниях. Именно тогда златокожий аватар «Все, Что Считается Законным» вручил ей сверкающий серый куб с вложенным в него состоянием разума КьиРиа, попрощался и, щёлкнув каблуками, ушёл.

За три с лишним года она лишь дважды обращалась к сознанию внутри куба. Первый раз — на лайнере Гзилта, по дороге домой, решив проверить, действительно ли голос, звучавший из него, принадлежал КьиРиа — она не активировала ни экран, ни голографическую функцию, куб вообще не имел встроенного виртуального интерфейса. Он был сварливым, эксцентричным, имел своё мнение и знал обо всем, о чём они говорили, вплоть до разговора на плоту в тот последний вечер, так что, скорее всего, он и был КьиРиа, или, по крайней мере, чем-то похожим на него.

Она спросила, каково это — быть там, ничего не делать, а потом проснуться, чтобы поговорить с кем-то, кого ты не видишь. Он ответил, что это похоже на пробуждение от глубокого и приятного сна, когда тебе задают вопросы, а ты слушаешь их с закрытыми глазами. Он был вполне счастлив. Во всяком случае, выглядел таковым.

Разговаривать с ним было немного жутко, и чем дальше во времени и пространстве она удалялась от туманной жары и длинных тягучих волн Перитча IV, тем больший скептицизм испытывала к заявлениям КьиРиа о его экстремально долгой жизни, да и в отношении всего остального, сказанного им.

Серый куб был очень маленьким, и пару раз она едва не потеряла его. Она понимала, что на самом деле это могло произойти потому, что втайне ей хотелось от него избавиться.

В конце концов, после того как однажды осталась у матери на несколько дней, оставила куб, осознала это и позвонила Вариб как раз в тот момент, когда та намеревалась его выбросить, она подумала, что с ней слепок разума КьиРиа не будет в безопасности. Потом она перебралась в другую часть Зис и действительно потеряла куб, машинально сунув его куда-то при переезде. В итоге, он всё-таки нашелся в дальнем ящике её стола.

Впоследствии она активировала его еще раз, а затем передала в дар одному из коллекционных орденов в системе Оспин, где хранилось множество старых вещей из прошлых веков Гзилта, каталогизированных, надёжно сберегаемых… и почти никогда больше не извлекаемых на свет. Подобная участь едва не постигла и одиннадцатиструнную, которую она хранила и на которой играла не чаще раза в году. Но это было бы слишком большой жертвой для её памяти — хранение нелепого инструмента как-то помогало ей не чувствовать себя так неуютно из-за отказа от сознания КьиРиа, даже если к тому времени она снова убедила себя, что он был просто старым мошенником.

Тем не менее, только когда она задумалась о том, чтобы найти себе занятие на всю жизнь в преддверии Сублимации, ей снова пришла в голову мысль сыграть на этой штуке.

Впоследствии она не раз жалела об этом своём решении.

Она проснулась и попыталась вспомнить, где находится. В тусклом свете её расширенные глаза озирали комнату или каюту, которую она не узнала. Комната выглядела мило. Стояла почти полная тишина. Она находилась в просторном челноке корабля Культуры, «Ошибка Не…», лёжа на пуховой кровати, расположенной в небольшом алькове, в стороне от основного открытого пространства корабля. В другой нише, закрытой, лежало недвижимое тело андроида Паринхерма. Одиннадцатиструнная была спрятана где-то наверху, в шкафчике для хранения.

Пиан лежала на полу, на темном коврике. Она лениво приподняла кончик одного уголка, спросонья признавая её, затем снова легла.

Вир лежала и думала о только что прошедшем дне. Она была без сознания по меньшей мере дважды. Успела познакомиться или просто встретиться с десятками людей, которые теперь мертвы. Её спасали один раз, потом ещё раз, и в обоих случаях она избежала смерти. И ей сказали искать разум — сознание старого мошенника, повстречавшегося ей ненароком почти двадцать лет назад, когда — оглядываясь назад — она была ещё совсем ребенком. Люди умирали, корабли ломались, чтобы доставить её с места на место, а она отнюдь не была уверена, что является человеком, способным совершить то, что все от неё ожидают.

Скоро всё это будет неважно. Она все равно собиралась в Сублимацию, так ведь? Все остальные собирались. Она полагала, что и ей придется пойти, если все её сородичи отправятся за горизонт.

В глубине своего я она не была уверена, имеет ли для неё значение, что Книга Истины была основана на лжи, о чём многие давно уже догадывались.

Сколь важным это было для остальных людей её вида? Возможно, очень важным — в достаточной степени значимым. Остановит ли знание о лжеапокрифе — если оно было правдой — людей от Сублимации? Не исключено. Очень многое в процессе принятия решения об окончательном цивилизационном переходе было связано с настроением, с атмосферой постепенно растущей, общей, блаженной покорности. Чувство неизбежности каким-то образом поселилось в их мире, самораспространяясь и саморасширяясь, отчего Сублимация представлялась просто следующим, естественным шагом.

Люди давно судачили о ней на протяжении столетий, но только в последние поколение или два идея начала рассматриваться через спектр вероятности в воображении масс, начиная с немыслимых предположений, прогрессируя до абсурда, затем переходя от возможного, но маловероятного к очевидно вероятному, прежде чем, в конце концов, прийти — примерно во время ее рождения — к, казалось, неизбежному.

И ожидаемому, желанному.

Изменится ли восприятие идеи, если выяснится, что Книга Истины являлась всего лишь инопланетным трюком, а священные, полубожественные Зихдрены обычными шарлатанами?

Некоторые люди считали, что гзилты собрались приобщиться слишком рано, что большинство видов и цивилизаций проходят гораздо более длинный путь, более продолжительный период роста, прежде чем решаются покинуть этот мир… но все виды были разными, а гзилты считали себя особенно разными, исключительно разными, отчасти из-за Книги и того, что она им рассказывала. Если бы её послание было поставлено под сомнение, разрушило бы это основы их самоудовлетворенности и заставило бы людей усомниться в мудрости принятого решения и ценности Сублимации как таковой?

Может быть, просто смутившись, они захотят избежать стыда и неуверенности, поспешив в Сублимацию с ещё большей решимостью. Или уйдет только половина цивилизации, какая-то часть — достаточная, чтобы быть жизнеспособной — Там, внутри, оставив сомневающихся позади, предоставив им возможность принять собственное решение когда-нибудь позже. Таким образом, в Сублимации, не исключено, возникнет раскол, не поддающийся исцелению, а в реальности — хаос.

Даже если Сублимация свершится, как и планировалось, в полном объеме, не повлияет ли знание о том контр-откровении о Книге в последний момент на опыт Гзилта после того, как они станут Свёрнутыми и недоступными?

Если она правильно помнила статьи и книги, которые читала, передачи и обсуждения, которые видела, то это не имело практически никакого значения, но никто — даже Старшие цивилизации, изучавшие такие вещи на протяжении эпох, — не могли быть полностью уверены, потому что ничтожно мало информации просачивалось Оттуда, смутной, непостижимой информации.

У неё не было ответов: все, что она могла сделать — это исполнить то, о чём её попросили.

В чём она была уверена, так это в том, что не должна отвечать за последствия, какими бы те ни были. Она просто музыкант, обычный человек, волею случая ненадолго столкнувшийся со стариком, с которым все вдруг захотели поговорить.

Она не была какой-то особенной. И не была идиоткой, готовая с радостью признать в себе одарённого музыканта, но не готовая обременять себя столь важной частью общественного бытия, связанного с иными видами и незнакомыми реалиями в преддверии последних дней.

Может быть, ей стоило просто оставить КьиРиа в покое? Попросить корабль отвезти её домой, или в место, ставшее новой штаб-квартирой полка, отчитаться там, а затем вернуться на Зис, в свою квартиру, или в другое место — куда угодно, — где нет вероятности оказаться внутри всех этих безумных коллизий с высокотехнологичными орудиями и бесчисленными жертвами? Но она пообещала Рейкл. Пообещала, что сделает то, о чем её попросили или, возможно, приказали. Кроме того её вернули в армию, так что даже когда маячила Сублимация и все обычные правила и дисциплины, казалось, испарялись, оставались долг, самоуважение, честь. Ты делала то, что считала нужным, чтобы потом, оглядываясь назад, не чувствовать себя виноватой. А воспоминания, воспоминания о прошлом, конечно же, сохранялись и в Сублимированном. Ты есть то, что ты делаешь, как сказал ей КьиРиа годы назад. И пока в тебе присутствует контекст, ты останешься собой, даже будучи Свёрнутой.

Она перевернулась, закрыла глаза и понадеялась, что в Возвышенном всё ещё можно будет иногда поспать.

Септаме Банстегейн сумел изобразить ужас, когда ему доложили, что на штаб-квартиру Социалистическо-республиканского народно-освободительного четырнадцатого полка было совершено нападение. Новость о случившемся поступила вскоре после голосования, в результате которого Ронте был присвоен статус привилегированных партнеров, и ему не составило труда направить гнев и ярость, испытываемые им в связи с этим поражением, в реакцию на последующие, гораздо более серьезные события. Он все еще был зол, когда снова встретился с Чекври в специальной палате глубоко под зданием парламента.

— Две тысячи человек, Чекври, во имя Пророка…

— Обычно на борту находилось от четырех до шести тысяч, — спокойно сообщила маршал. — К тому же на борту «Гелиш-Оплула» было ещё пятьсот виртуальных душ. Но в любом случае, септаме, чего вы ожидали от атаки, направленной на уничтожение полкового штаба?

— Я думал, что вы уничтожите — вещь, место, ИИ, но убить столько… и этот корабль, всех, кто был на нём — я имею в виду, это просто ужасно…

— ИИ и высшее командование, будучи на борту, обычно находятся в наиболее защищенных частях штаба, расположенного в самом сердце луны, или корабля — называйте, как хотите. — Чекври говорила так же невозмутимо, как выглядела. Возможно, даже, подумал Банстегейн, ей это нравится. Он и сам понимал, что отчасти притворяется, выказывая возмущение, хотя доля правды в его словах всё же была: он искренне ужаснулся, когда услышал, что, насколько известно, никто не выжил после нападения. (Другая его часть чувствовала триумф от того, что нападение прошло удачно, а информация, так предательски переданная Четырнадцатому, была искусно вырезана, но эта часть должна была оставаться как можно более тайной, сокрытой от посторонних глаз — он подавлял ее, как мог, опасаясь, что если будет думать о случившемся слишком много, это как-то проявится на его лице или будет читаться в языке тела).

— …Чтобы добраться до них, нужно было полностью уничтожить штаб-квартиру, — заключила Чекври.

— В любом случае, — заметил Банстегейн, — они военные. У них есть резервные копии, не так ли? Они могут быть восстановлены? Некоторые из них…

— Большинство хранилось в самом штабе, — сказала маршал. — Может быть, отдельные в других местах. Не думаю, впрочем, что военный или гражданский суд примет это обстоятельство как смягчающее и позволит ему повлиять на предполагаемое в таких случаях суровое наказание.

— А потому не должно быть ни суда, ни разбирательства, не так ли? — сказал Банстегейн. — У нас — у вас — всё прошло гладко. Верно? Я имею в виду, что времени осталось мало, и я уверен, что мог бы получить… потянуть за ниточку или две….

По словам маршала, последний сигнал с 7*Уагрена свидетельствовал о том, что ему удалось незаметно ускользнуть из системы Изениона, разобравшись с последними выжившими после уничтожения штаба — он преследовал их до самой звезды Изенион, пресекая попытки подать сигнал и обеспечил в итоге их быстрое уничтожение.

— Да, всё прошло гладко, — подтвердила маршал с едва заметной, невеселой улыбкой. — И теоретически не оставив после себя слишком очевидного профиля атаки. Независимый наблюдатель, тем не менее, вероятно, всё равно пришёл бы к выводу, что это было братоубийство, хотя и недоказуемое, и осталось всего восемнадцать дней, чтобы привести аргументы. Перетянуть струны.

— Да… — Банстегейн, слегка прикусил губу. — А они никак не могли — люди, ИИ в штаб-квартире — не могли они сублимироваться сами по себе? Это действительно невозможно?

— Люди, определенно нет — для этого необходимо Присутствие, — сказала маршал с видом человека, который обращается к тому, кто пропустил свои же рекламные ролики за последние 15 лет. — ИИ — почти наверняка нет. Это требует времени, подготовки. Даже для ИИ есть некое состояние, похожее на транс, которое должно быть достигнуто, прежде чем они смогут затащить себя в Свернутое за свои собственные плечи. Маловероятно, в известных обстоятельствах.

— Ммм, ммм — протянул септаме, потирая лицо. — Хорошо, хорошо. — Он смотрел куда-то в сторону. — Значит, в нападении можно обвинить кого-то другого?

Маршал немного подумала, прежде чем ответить.

— Да, можно, — медленно проговорила она. — Хотя спектр правдоподобия может быть немного… — она подняла глаза к куполообразному потолку комнаты — … урезан, скажем так? — Она снова посмотрела на септаме. — А что, у вас имеется кто-то конкретный на примете?

— Ронте?

— Ронте? — удивилась маршал. Она нахмурилась. — Я думала, мы просто сделали их нашими официально лучшими друзьями из числа падальщиков.

— Думаю, вы скоро поймёте, что всё весьма условно.

— Каким образом? Тем, о котором они, конечно, не ведают?

Банстегейн махнул рукой:

— Не ваша забота, маршал. Но это правдоподобно, как считаете?

Чекври откинулась на спинку кресла и, казалось, задумалась.

— Не совсем. Их главные силы слишком далеко — вряд ли они доберутся сюда даже до Сублимации — их технологии слишком посредственны, а их мотив… Я даже не могу предположить, какой у них мог быть мотив.

— Ронте с подачи Культуры? — предположил Банстегейн.

Маршал рассмеялась.

— Простите меня, септаме, — сказала она, в символическом извинении протягивая Банстегейну руку. — Это восполнило бы технологический пробел, если так можно выразиться, но я подозреваю, что спектр правдоподобия иссяк бы до нуля.

— Ни одной истории, которую мы придумаем, нет необходимости существовать сколько-нибудь долго, — заметил Банстегейн, по лицу его при этом прошла тень недовольства. — Только до Сублимации.

— Септаме, такая история с трудом доживет до конца предложения, в котором она впервые будет сформулирована.

— Но там мог быть корабль Культуры, на Скульпте, — возразил Банстегейн.

— «Уагрену» известно, что в системе Изениона, примерно через четыре часа после атаки, нечто совершило маневр, называемый аварийной остановкой. Только по предполагаемой начальной скорости мы решили, что если это не один из наших кораблей, то наверняка корабль Культуры. Трудно найти другое правдоподобное объяснение. Скорее всего, это нечто именующее себя «Ошибка Не…», и этот ублюдок, надо сказать, ещё быстрее, чем мы думали.

— Значит, мы можем — гипотетически — утверждать, что он участвовал в нападении?

— Не совсем. Если только Культура не изобрела, наконец, машину времени, отправив его назад, в прошлое.

Лицо септаме вдруг приняло жесткое, неумолимое выражение.

— Я не думаю, — сказал он ледяным тоном, — что это тот вопрос, к которому следует относиться легкомысленно, маршал Чекври.

— Септаме, — Чекври выглядела спокойной, — не я придумываю смехотворные сценарии боевых действий задним числом.

Банстегейн еще немного смотрел на неё, кажется, понял, что зря теряет время, пренебрежительно махнул рукой и сказал:

— Ладно, оставьте это мне. Но давайте не будем отвергать никакие возможности. — Он глубоко вздохнул. — Главное, что миссия прошла успешно. Утечка… устранена.

— Есть еще… возможная неувязка с Гелиш-Оплулом, — напомнила Чекври, слегка нахмурившись.

— Но ведь он тоже был уничтожен, не так ли?

— Просто это произошло слишком близко. Уагрен не ожидал такого. Но формально — да, для Четырнадцатого одним объектом меньше.

— Тогда собственно в чём проблема?

— Проблема в том, что корабль не должен был там находиться. А тот факт, что он там находился, означает, что он молчал о своих передвижениях, и должен был двигаться, чтобы добраться туда на таких скоростях, которые корабли развивают только тогда, когда у них есть срочное задание. Трансэксерцизальные скорости — их имитируют, но не используют, даже во время полномасштабных военных учений.

— Это могло быть совпадением, — пожал плечами Банстегейн. — Или он ожидал там верховное командование, на случай, если бы им срочно понадобится транспорт.

— Пока мы это и предполагаем, — сообщила Чекври. — В любом случае мы не знаем причин, а корабль Культуры удалился, похоже, не предприняв никаких действий. А теперь и Уагрен ускользнул незамеченным, насколько нам известно.

— Да… Куда он ускользнул? Куда следует сейчас?

— Разве я не сказала? — Маршал выглядела удивленной. — Он следует за кораблем Культуры.