Водородная Соната

16 (С -9)

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Цетид? С трудом нашёл в своих базах.

∞

— Это довольно занятно. У вас есть обзор по всем цивилизациям/системам?

∞

— Неведение порой интригует.

∞

— И иногда может оказаться фатальным. В таком случае я не стану копировать вам соответствующие данные — при необходимости, надеюсь, вы получите их самостоятельно. При любом раскладе, Цетид — хороший выбор для того, кто пытается скрыться от ненужного внимания. Дом Увануи, под юрисдикцией Оглари, находящийся в подчинении у Долстре, которые, похоже, решили, что мы им далеко не друзья. Оглари, в свою очередь, достаточно умелы и технологически продвинуты, чтобы сделать дружеский визит в их обитель затруднительным. У нас есть флот Контакта и его сателлиты. Ближайший из которых ваш собрат, «Нарушитель Спокойствия», переделанный под ВФП. Полагаете, он справится с задачей?

∞

— Несомненно.

∞

— Он фактически лишён оружия. И он, как и вы, ограничен, лимитирован. Без обид.

∞

— Мы относимся к той генерации ЛОУ (Limited Offensive Units), которые классифицируются как номинально камуфлированные. Мы превосходим все предыдущие ГОУ (General Offensive Units). Поэтому, думаю, он справится с любой ситуацией.

∞

— Хм. О-о-о… кажется, входящий…

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛОУ Каконим

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Приветствую всех. События развиваются. Однако не всё для нас выглядит обнадеживающим. Хорошая новость заключается в том, что два делинквентных ГОУ «Хедкраш» и «Ксенократ» прибыли, наконец, на Зис. Нейтральная или слегка странная новость состоит в том, что «Рабочие Ритмы» взял на себя обязанность переправить главную эскадру флота Ронте в домашнюю систему гзилтов раньше времени, а плохая новость в том, что «Терпимая Усмешка», некогда древний ГОУ, теперь является тем, что лучше всего описать как гибрид Культуры и Зихдрен-Ремнантеров.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Думается, что скажу за всех относительно последней новости: — Что?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Терпимая Усмешка был обнаружен в системе Зихдренов и теперь, очевидно, описывают себя как придаток Зихдрен Ремнантера, с расширенной лояльностью и гибридной ОС, включающей отныне множество элементов, исконно связанных с Ремнантерами.

∞

ГКУ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Повышенная лояльность?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Считается, что на самом деле это означает «разделенная лояльность», хотя при настойчивом уточнении Корабль отдал предпочтение термину «двойная лояльность».

∞

ЛОУ Каконим

— Есть ли намек на то, что у него имеется доступ к Зихдренам, а не только к Зихдрен Ремнантерам?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— К сожалению, нет. Фактически, он сразу дал понять, что такая возможность исключена, и старательно подчеркивал, что находится на уровень ниже, чем те части Зихдрен Ремнантера, которые получают таинственные и непостижимые крохи информации и инструкций, падающие с высот Свёрнутого Царства. Похоже, что он стал набожным эксцентриком, если не сказать — технически ненормальным. Он прекратил связь с кораблем, обнаружившим его для нас, — своей старой обителью ГСВ, «Ненадежный Свидетель» — после нескольких коротких сообщений, и впоследствии сообщил лишь, что их обмен уже превысил некий (как считается, произвольно установленный) лимит.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Нужен ли нам теперь какой-то выделенный Корабль, способный с ним контактировать? Или даже несколько Кораблей, каждому из которых будет отведён упомянутый лимит?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Возможно. Этот вопрос прорабатывается.

∞

МСВ Падение Давления

— А «гибридная ОС»?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Что бы это ни означало, он намекнул, что включил определенные парадигмы обработки и архитектуры субстрата/программного обеспечения Зихдрен Ремнантера в свой Разум.

∞

МСВ Падение давления

— Моя первая — и до сих пор неизменная — реакция: «Это болезнь». Но, возможно, такое отношение только у меня?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Нет, не только у вас.

∞

ГКУ Вытесняющая Деятельность

— Аналогично.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Хорошо. Соглашаясь с тем, что данный конкретный случай представляется единичным в своей нелепости, он все же кажется остроумным символом того, что сама эта глобальная затея вскрывает неприятные побочные моменты, которые, возможно, было бы разумнее оставить там, где они есть. Так ли необходимо вмешиваться? Разве мы не можем просто, хотя бы раз, спокойно отойти в сторону?

∞

МСВ Падение Давления

— Пожалуй, я тоже считаю это разумным выбором.

∞

ЛОУ Каконим

— А я нет. Мы не должны отступать только потому, что то, что мы ищем, не падает нам в руки. Есть обязательства, которые мы взяли на себя, согласившись помочь Зихдрен — Ремнантерам. И, думаю, мы должны придерживаться их.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Но они как будто не особо обеспокоены тем, придерживаемся ли мы своих обязательств или нет. Так почему мы должны чувствовать себя обязанными?

∞

ЛОУ Каконим

— Потому что кто-то здесь должен держать слово и поступать правильно.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Давайте проголосуем. Детали можно обсудить и позже, или подготовить другие предложения. Чтобы прояснить ситуацию предлагаю следующее: мы отказываемся от расследования нападения на корабль Ремнантеров и Базу Гзилта и возвращаемся к тому, чем каждый из нас занимался до того, как всё это произошло. Да или нет?

∞

ЛОУ Каконим: Нет.

ГКУ Вытесняющая Деятельность: Нет.

ГСВ Эмпирик: Воздерживаюсь.

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни: Да.

Уе Ошибка не…: Нет.

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть: Да.

МСВ Падение Давления: Нет.

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?: Нет.

ГСВ Содержание Может Отличаться: координатор воздерживается, но склоняется к «Да».

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

Что ж, всё очевидно. Кто-нибудь хочет выйти из состава группы…? Нет? Последуют ли какие-нибудь комментарии? Нет…? Хорошо. Как и прежде — вернёмся к обсуждению, когда появятся новые данные.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни:

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я благодарен вам за то, что вы высказались в пользу «Да», хотя голосование уже проиграно.

∞

— Это меньшее, что я мог сделать. Возможно, отношение изменится с последующим развитием событий, и у нас появится повод проголосовать снова.

∞

— Будем надеяться.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Остроумный символ… Что за белиберда. А координатор нашей группы воздерживается.

∞

— Склоняется к «да», если быть точным.

∞

— Не вижу разницы.

∞

— Возможно, некоторые из наших коллег беспокоятся, что мы начинаем поддаваться общему мнению и становимся одержимыми.

∞

— Мы — группа Разумов. Мыслить — наше основное занятие. А одержимость — это как раз то, что те, кто недостаточно смел, чтобы довести идею до логического завершения, втайне подразумевают под решимостью.

Тем не менее, они все ещё на борту, даже если и сидят в тревоге в своих спасательных шлюпках. В отличие от полного идиотизма и отталкивающей мерзости гибридного ОС.

∞

— Впервые слышу о подобном. Какой-то странный мутант Разума Зихдрен Ремнантера. Почти неприлично… ужасающе. Даже жутко. Определённо готично. Что могло овладеть им?

∞

— Чтобы пойти на такой шаг? Кто знает. Единственное, что нам известно — им владеет Разум Зихдрен-Ремнантера.

∞

— Если это начало новой тенденции среди корабельных разумов, то я могу возвыситься в ближайшее время.

∞

— Тем не менее, это обстоятельство может принести определённую пользу, несмотря на негативное к нему отношение. Любая более тесная связь с Зихдрен Ремнантерами, чем та, к которой мы привыкли до сих пор, подразумевает лучший доступ к Зихдренам внутри Свёрнутого. Тут кроется возможность.

∞

— Посмотрим. По сравнению с этой новостью странное поведение Рабочих Ритмов выглядит вполне адекватным. Предоставить транспорт Ронте. Вот уж действительно неожиданно. Они двигаются так медленно — возможно, ему просто стало скучно. Что вы думаете?

∞

— Думаю, что есть причина, по которой Кораблей класса «Осыпь» так мало, несмотря на то, что они самые маленькие и наименее энергозатратные в производстве из всех единиц Контакта. Пять человек слишком скромный экипаж, повышающий вероятность, переходящую почти в гарантию, сойти с ума. Чем больше людей на борту, тем лучше сглаживается эксцентричность, есть возможность относительно легко моделировать, предугадывать, использовать подспудное влияние. Количество в данном случае обеспечивает определённого рода безопасность. Пять биоформ и один Разум на одном небольшом по размерам корабле? Их базовое безумие наверняка проявится, что повлечёт за собой искажение восприятия реальности, не говоря уже о предполагаемой заразности. Это непременно должно плохо закончиться.

∞

— Да, но ведь всегда есть возможность выгнать человеческий экипаж на ближайшем ГСВ. Иными словами не так безнадёжно, как стать «гибридом» с чуждой, чуть ли не инфернальной операционной системой. Это уже… девиация…

У Культуры всегда была проблема с той частью цивилизации Зихдренов, которую представляли Зихдрен-Ремнантеры. Проблема была та же, что и у большинства других обособленно мыслящих видов. Вся сеть связи и данных таких сущностей не являлась чем-то по настоящему независимым с точки зрения автономности каждого отдельно взятого её сегмента-сущности, представляя собой фактически продолжение конгломерата взаимосвязанных личностей, и поэтому Культура, с её самоналоженным эмбарго на чтение мыслей других существ, считала аморальным исследовать даже такие, казалось бы, безличные и банальные аспекты существования Ремнантеров, как их резервуары данных, без специального разрешения, которое, по крайней мере, до сих пор, получала исключительно редко.

Это означало, что Ремнантеры представляли в некотором роде загадку для Культуры, будучи не в полной мере изучены, оценены, не говоря уже о том, что не поддавались некоторым очень действенным формам анализа, правильному моделированию и иным традиционным видам воздействий, теоретически пребывая в условной группе созданий, способных удивить Культуру. Это было дьявольски неприятным, раздражающим обстоятельством для среднего Разума — если таковой существовал — с которым ему (Разуму) приходилось сталкиваться. Не менее существенным являлось и то, что Ремнантеры по сути представляли собой не более чем второстепенную цивилизацию, едва видимую при большом увеличении деталь на огромной, постоянно меняющейся карте космоса, и что — по крайней мере, на данный момент — существовало лишь несколько других подобных видов, создающих рябь на галактическом пруду; представить только, как выглядел бы кошмарный сценарий для кораблей определенного склада, беспокоящихся о подобных вещах, случись им соприкоснуться с самими Зихдренами, когда те были на пике своего величия!

С другой стороны, существовали виды/цивилизации, не испытывающие подобных опасений, регулярно проводившие глубокие исследования разума других видов — особенно если те были такими необычными, как Ремнантеры — и с радостью делившиеся информацией с любыми, кто об этом спрашивал.

И если не предполагалось никаких ответных услуг, Культура — неохотно, даже виновато — пользовалась такой информацией, просто чтобы не быть совсем уж постыдно невежественной.

Сколира Тефве просыпалась медленно, как просыпалась уже несколько десятков раз за прошедшие столетия.

Только это было не медленное пробуждение — ее будили.

Сначала господствовала тьма. Тишина и безмолвие, и все же сквозившее в них ощущение, что в голове и теле что-то происходит: органы, системы и способности пробуждаются, оживают, проверяются, готовятся к работе.

Это одновременно успокаивало и разочаровывало. Ну вот, опять, подумала она. Мысль показалась ей удивительно… знакомой. Она открыла глаза.

Она ожидала увидеть слово «СИМУЛЯЦИЯ», пусть даже на короткое время, но его нигде не было. Она моргнула и огляделась.

Она парила в каком-то суспензорном поле, в воздухе, в человеческом или гуманоидном теле в плотно облегающем одеянии, оставлявшем открытыми ноги, руки и голову. Чуть наклонно к поверхности. Казалось, будто она сидит в невидимом кресле. Похожий на коробку корабельный дрон находился на уровне её глаз, внимательно рассматривая её. Помещение вокруг выглядело стандартным для корабельного медицинского блока.

— Мадам Тефве?

— Отчёт, — произнесла она и посмотрела на свою руку. Рука выглядела как рука, хотя она знала достаточно, чтобы понять, что в данном случае это почти ничего не значит.

— Реверсивное поле, пожалуйста.

Дрон поместил перед ней экран, на котором появилось ее собственное лицо. Она потрогала кожу на щеке, поводила носом в стороны. Лицо как лицо.

Вспомнился разговор с аватоидом на «Вы Называете Это Чистым?» в виртуальной среде. А также момент пробуждения в медицинском центре «Выдающегося Вклада В Исторический Процесс» и путешествие через пустыню на афора, ради встречи со старым дроном Хассипурой Плин-Фри.

Она оставалась с ним в течение нескольких дней, вызвав в конце первого дня снабжение из орбитального узла, чтобы накормить и напоить животное.

ВФП был раздражен её бездельем, но не стал возвращать к себе без разрешения. Важная часть его миссии уже была выполнена: он передал информацию о местонахождении КьиРиа другим заинтересованным кораблям и мог позволить ей провести некоторое время с древним дроном и его песчаными потоками.

Другой корабль, являвшийся частью Быстрых Пикетов, находился ближе по времени к Цетиду, стартовав к планете через секунду после получения информации. Он начал готовить одно из нескольких человекоподобных тел-симулякров, находившихся на его борту, давая указания физиологическим системам существа изменить внешность базового тела так, чтобы оно походило на Тефве. Передача обновленного состояния сознания Тефве могла подождать до последнего часа или около того перед развертыванием, поэтому Выдающийся… спокойно отнёсся к задержке Тефве.

Время полета Быстрого Пикета до Цетида составило два с половиной дня — вполне приемлимо, полагала Тефве, учитывая, что место, как и предполагал Хассипура, находилось в стороне от проторенных путей, в системе под названием Хелудуз, в одном из бледных звездных рукавов, простёртом на самой окраине галактики, в отдалении от обода, подобно выхлопу отработавшего фейерверка.

Само место не представляло собой ничего особенного: большой скалистый мир с плотной, хотя и прозрачной кислородно-азотной атмосферой и незначительным, в сравнении с океаном, количеством суши.

После на редкость долгого путешествия к песчаным потокам Хассипуры, Тефве снова отправилась на берег Йовина. Корабль высадил их обоих, как только они опустились на пару метров за перевал, и вернул растерянного афора в его конюшню на Чьян'тиа.

Тефве возвратилась на корабль, где её состояние разума, наконец, было считано и передано в Быстрый Пикет за полдня до того, как корабль достиг Цетиды, по ходу движения проверяя и перепроверяя компоненты смещения, тестируя систему с фиктивной полезной нагрузкой, а также планируя точки торможения и профили возврата.

Тефве покачала головой.

— Всё это действительно необходимо?

— Это абсолютный минимум, — сказал ей похожий на коробку корабельный дрон.

Тефве оглядела себя. Корабль настоял, чтобы она надела то, что показалось ей скафандром с чрезмерно завышенными характеристиками. Выглядела она так, словно ее окунули в толстый слой липкой ртути.

Толщина костюма составляла всего пять или шесть миллиметров, и создавалось впечатление, что он почти ничего не весит, к тому же он так сильно истончался на руках и, особенно, на пальцах, что она всерьёз ожидала увидеть свои отпечатки сквозь серебристое покрытие. Однако, невзирая на внешнюю простоту и незащищённость, костюм обещал быть крайне эффективным. После того, как шлем был убран, скафандр просто обмотался вокруг её шеи, словно толстый металлический шарф. Очевидно, технологии шагнули далеко вперед с тех пор, как ей в последний раз требовалась защита высокого уровня.

— Что именно он собой представляет?

— Двухслойный костюм полного выживания, предназначенный также для лёгкого боя.

— Лёгкий бой? Это стычка или что-то вроде того?

— Он сохранит вас в целости и сохранности, даже если Перемещение будет очень незначительным, и защитит от нежелательного внимания, если, к примеру, местные жители проявят агрессию.

— С чего бы им это делать?

— Кто знает? Некоторые люди по своей природе примитивны.

— Полагаю, дело не в местных жителях. Это на случай, если Оглари заметят меня. — Тефве проснулась с полным инструктажем, эффективно загруженным в её голову.

— Мы пытаемся защитить вас настолько хорошо, насколько это возможно, госпожа Тефве, — сказал ей корабль. — В идеале я бы поместил вас в скафандр с более агрессивным профилем, внутрь поддерживающей капсулы — по крайней мере, с полным пакетом дронов и ракет — именно так, учитывая место, где вам предстоит вести дела, однако, по нашим данным, подобное появление при полном параде, скорее всего, будет обнаружено, дав повод для серьезных дипломатических неприятностей. Поэтому вам предоставлен костюм.

— Могу ли я надеть поверх обычную одежду?

— Она сгорит, если произойдёт хотя бы небольшое перемещение. Но костюм способен имитировать внешний вид одежды.

— Я бы предпочла обычную одежду. Разве я не могу носить её внутри костюма или что-то в этом роде?

Дрон обречённо вздохнул в ответ.

В конце концов, она получила что-то вроде рюкзака, который крепился к костюму и содержал одежду и некоторые припасы.

— Это увеличивает вашу массу и объем, — сказал ей корабль через дрона. — Теперь мне придется заново произвести калибровку и подлететь к планете ещё ближе.

— Как близко необходимо подлететь?

— Семнадцать плюс-минус пять тысяч.

— Скорость?

— Сорок процентов. Сближение до пятидесяти семи килосветовых при максимально близком подходе. Будет примерно субмиллисекундное окно.

Тефве присвистнула.

— Ты собираешься сжать меня в миниатюрный шарик, не так ли?

— Если бы вы были настоящим человеком, это немедленно сломало бы все основные кости в вашем теле и не только кости. Однако, к счастью, всё не так плохо. Вы не травмируемы. Хотя я мог бы поместить вас под…

— Нет необходимости. Я крепка, как старые космические ботинки. И разбираюсь в этом, поверь.

— Тем лучше. Скафандр будет стараться не использовать никаких полей, включая АГ, так что посадка может быть немного неровной.

— Кинетическая.

— Кинетическая?

— В старину так выражались.

— Хм. Кинетическая. Вполне подходит.

Быстрый Пикет произвёл начало аварийной остановки, затем — когда он на исчезающе короткий миг оказался менее чем в планетарном радиусе от мира — использовал свой сверхмощный вытеснитель, чтобы выпустить в сторону планеты смятую в клубок Тефве и россыпь миниатюрных вспомогательных компонентов поддержки. После этого он продолжил свой путь, постепенно замедляясь, начав совершать широкий разворот, который спустя несколько часов вернёт его в систему для скрытого подхода к Цетиду.

Тефве появилась в небе, войдя со скоростью чуть меньше звуковой. Скафандр определил, где она находится, скорректировав направление в сторону суши, без крупных окрестных водоемов — что было не совсем оптимальным, хотя и не особенно существенным — и резко затормозил, расправляя слои, как ленточные парашюты, сбросив девяносто пять процентов скорости примерно за полкилометра при наклоне сорок пять градусов. На едва уловимое мгновение Тефве почувствовала, что кувыркается. Такое стремительное замедление с учётом веса — необычно распределенного из-за того, что она была упакована, спрессована в деформированный, максимально уплотненный шар — запросто убило бы обычного человека. Не успела она толком подумать об этом, как кувыркание уменьшилось, ориентация стабилизировалась, упорядочив движение, вслед за чем уменьшился и вес.

Удар пришелся на спину и колени, но боли не было. Она услышала только голос скафандра — тихий, но отчётливый: «Приземлились».

Не теряя времени Тефве начала разворачиваться, едва только скафандр повернул её, уложив лицом к охристому небу, видневшемуся между мягко покачивающимися стеблями бронзовой высокой травы. Она почувствовала, как лёгкие снова наполняет воздух. Во время выброски они также были свёрнуты, сохраняя объем.

— Как у нас дела? — спросила она, когда смогла полноценно дышать.

— Всё хорошо, — сообщил скафандр. — Враждебного интереса не выявлено.

— Это обнадёживает.

Её обычные болевые рецепторы снова включились, изредка сообщая о себе покалыванием.

Она села, отряхнулась, затем, не вставая, отстегнула рюкзак и надела одежду, которую для нее приготовили на корабле. Одежда призвана была сделать ее немного похожей на паломницу. Человека-паломника, если быть точной, потому что местные жители людьми не являлись, хотя и привыкли к виду гуманоидов, наведывавшихся на Цетид время от времени из близлежащих звёздных систем. Затем она позволила рюкзаку сложиться и спрятаться на спине скафандра.

После этого она осторожно встала.

Цетид встретил её оранжево-красным солнцем, именуемым Хелудуз.

— Раньше вы смотрели на мою грудь.

— И, как ни странно, ничего не находил. Отсутствие может приковать взгляд более эффективно, чем присутствие.

— Что? А, ну разумеется. Я думала, вы просто считаете, что у меня особенно изящная крепкая грудь.

— Можно и так сказать.

— Вы когда-нибудь хотели… когда-нибудь думали о том, чтобы мы … провели время вместе?

— Какой ответ оскорбил бы тебя меньше: да или нет?

— Ни то и ни другое. Меня бы это не оскорбило.

— Тогда ответ будет: «Не совсем».

— Не совсем? То есть да, но не в полной мере. Ха!

Она была слегка пьяна. Это было время, когда она всё ещё собиралась доставить серебристо-серый куб в Инкаст, направляясь в Оспин на клипере, — и думала, что должна хотя бы включить устройство, убедиться, что старик в каком-то смысле всё еще там, и, возможно, попросить у него прощения. Возможно.

Слишком много коктейлей в баре. Она думала, что ей было очень комфортно с симпатичным молодым человеком — действующим капитаном Восьмого флота, — но потом неожиданно появилась девушка, о которой он забыл упомянуть — предполагалось, что это будет сюрприз для него; девушка сошла в ближайшем порту пару часов назад, и с тех пор ждала в его каюте, гадая, куда это он подевался… Ситуация становилась некрасивой, поэтому она извинилась и ушла.

Еще до отъезда из дома, десятью днями ранее, она решила, что во время путешествия не будет включать устройство с состоянием сознания КьиРиа. Этот старый мошенник отдал ей чертов прибор, вероятно, намереваясь манипулировать ею, и она ещё сделала ему в некотором роде одолжение, решив доставить устройство в Оспин, вместо того, чтобы избавиться от него или просто отправить в Инкаст как посылку.

Она помнила, что прихватила тогда с собой волюпту, собираясь использовать время в дороге конструктивно и попрактиковаться.

Но потом — возможно, из-за коктейлей — передумала.

— Гзилты так и не присоединились к великому генетическому слиянию, которое остальные представители Культуры сочли за благо, — вещал голос КьиРиа. (Теоретически она могла бы и увидеть его через экран кабины, но, подумав, отставила данный вариант). — В результате у них нет генов, отвечающих за влечение к представителям других видов. Всё ограничивается только элементарным интересом с сохранением дистанции, когда одежда скрывает неутешительную правду. Я не вёл подсчет, но если ты внимательно следила, то, подозреваю, заметила, что я смотрел — или даже скорее, скользил взглядом — по твоей груди чаще, когда на тебе был топ, нежели когда ты была обнажена по пояс. Дело в том, что мы находим друг друга интересными, только если отбросить в сторону сексуальные соображения. Опять же, тебе придется поверить мне на слово, если я скажу, что десятитысячелетняя разница в возрасте гораздо важнее, чем видовые различия.

— Значит, у вас никогда не было отношений с женщиной Гзилта?

— Я этого не говорил.

— Были? — Коссонт, лежа на кровати, распихала подушку и устроилась поудобнее, глядя на экран. Может быть, ей следовало вывести его лицо? Покраснел бы он сейчас? Краснеют ли состояния разума в устройствах, подобных этому?

— Технически, да, — отозвался голос из куба, звучащий безразлично. — Но это было, опять же чисто технически и неудовлетворительно для обеих сторон. Кажущиеся поверхностными физические различия становятся более… ярко выраженными, когда видишь их воочию. Случается, впрочем, что человек не препятствует такому развитию событий, рассматривая его как продолжение дружбы. Не со всеми, поскольку не все нуждаются в таком выражении. Большинство людей, которых я находил и нахожу интересными и привлекательными, живут больше умом, чем телом. Тем не менее, некоторые, похоже, нуждаются в… подтверждении. Мне всегда казалось, что приверженность к действию, с заключённым в нём символизмом важнее, чем само действие, которое при его совершении — или, по крайней мере, при размышлении над ним — имеет тенденцию подчеркивать скорее различия между участниками, чем их сходство.

Коссонт легла на спину, посмотрела на потолок каюты, сцепив обе руки за головой.

— Интересно, знала ли я кого-нибудь из них?

— Кого? Моих партнеров среди гзилтов?

— Да.

— Едва ли. Потому хотя бы, что все они давно мертвы. Ну, может быть, пара находится в хранилище.

— Звучит грустно.

— Однако, это не так. Не стесняйся жалеть меня, если испытываешь такую потребность, но помни, что ты делаешь это ради собственного сентиментального удовлетворения, а не потому, что я действительно чувствую нечто подобное. Я прожил десять тысяч лет — и привык к такому. Умирают возлюбленные, гибнут цивилизации… человек вырабатывает в себе некое богоподобное безразличие ко всему происходящему. К счастью, сохраняются эмоции, позволяющие черпать наслаждение в таких непреходящих основах жизни, как любовь, чистое чувственное удовольствие, открытия, понимание и эрудиция. Даже если знаешь, что в конечном итоге все это… условно.

— Я почти не сомневалась, что вы собираетесь сказать «бессмысленно».

— Нет. Все вещи имеют смысл. Разве мы уже не обсуждали это?

— Смысл не всегда означает то, что мы думаем.

— Даже твои попытки быть банальной не могут скрыть зерно истины в конкретном утверждении. Люди склонны к таким обобщениям, каждый по-своему. Мой собственный утешитель в настоящее время, и, возможно, в течение следующих нескольких столетий, похоже, нацелился на безмятежность, которую обеспечивает погружение в среду всепроникающего звука… по какой-то причине. Я действительно собирался провести лишь год или около того с левиафидами на Перитче IV, но потом почувствовал себя… дома в этой звуковой среде, приютившей меня. — Голос из куба сделал паузу. — В конце концов, ощущения угасли… но всё же оставили свое… эхо. Эхо потребности. — Ещё одна пауза. — Я понял, что я настоящий и по-прежнему могу испытывать интерес. По крайней мере, какое-то время.

Коссонт некоторое время молчала.

— Вы действительно стары, — сказала она в конце концов.

— Что заставило тебя так думать?

— Будь вы молоды, то, наверное, спросили бы, испытывала ли я когда-нибудь влечение к вам.

— Нет. Но менее самодостаточный, менее уверенный в себе человек очевидно мог бы.

Она задумалась на мгновение, затем сказала:

— Итак, что вы думаете?

— О твоих чувствах ко мне?

— Да.

— Как человек, я думаю, что показался тебе достаточно интересным, хотя и не привлекательным. Как потенциальный партнер, я бы предпочел надеяться, что сама мысль об этом представляется тебе хоть немного неприятной. Не чувствуй себя обязанной подтверждать или отрицать что-либо из сказанного мною. Какие ещё вопросы тревожат тебя?

— Как вы держались всё это время?

— Стойко.

— Я спрашиваю серьёзно. Если я должна воспринимать вас всерьёз, ваши ответы должны быть серьёзными: как? Разве вы не хотели покончить с собой в какой-то момент, дойдя до определённой точки, сознавая, что идти дальше особенно некуда — вы прожили и пережили всё за эти столетия, всё, о чём когда-либо мечтали и грезили? Разве рано или поздно этого не должно было случиться?

— Не со мной.

— Но именно об этом я и спрашиваю. Почему? Почему нет? Как так получилось?

— Я уже говорил тебе, что получаю своего рода извращенное удовольствие, наблюдая, как виды совершают ошибки, низводя себя и свои амбиции.

— Да, я помню. Я думала об этом. И я не верю, что это может быть единственной причиной. Должно быть что-то еще.

— Может быть, мне было ради чего жить.

— Хорошо. И что же это?

— Или, возможно, мне было ради чего не умирать.

— Хм. Разве это не…?

— Это не совсем одно и то же. Тебе придется подумать над моими словами. В любом случае, мои настоящие мотивы не должны тебя волновать. То, что мне столько лет, сколько я утверждаю, то, что ты веришь мне, волнует меня. Не сильно, но, тем не менее, мне хотелось бы думать, что ты мне веришь.

— Иногда верю, иногда нет, — призналась она. — Когда я разговариваю с вами, я верю.

— Этого достаточно. Могу я ещё чем-нибудь помочь?

Она улыбнулась, хотя он не мог видеть её лица.

— Скажи — становимся ли мы более защищенными с возрастом?

— Некоторые становятся. И я среди них. Хотя, должен сказать, что обнаружил своего рода долгосрочное приливное действие в этом и многих других эмоциональных состояниях. В течение столетий реального времени я могу чувствовать себя постепенно всё более уверенным в себе, затем в течение следующих нескольких столетий — менее уверенным. Или с течением времени я могу переходить от мысли, что знаю практически всё, к осознанию того, что я почти ничего не знаю, затем обратно, и так далее. В целом же, присутствует приближение к некоему устойчивому состоянию, я полагаю, и к настоящему времени я уже полностью привык к такой периодичности, допуская её. Точно так же я, словно бы, колеблюсь между периодами ощущения, что ничто не имеет значения, когда я склонен действовать рискованно, спонтанно — порой по прихоти — и промежуточными периодами, когда я чувствую, что всё имеет значение, заставляющими меня становится осторожным, избегающим риска, опасливым и параноидальным. Первая позиция предполагает некий благодатный фатум, с укоренённым в нём знанием, что мне каким-то образом суждено жить вечно, вторая возводит на пьедестал статистику и холодный, безучастный космос, не позволяя осознать то, что я прожил столько, сколько прожил, а жизнь, по сути, сплошное веселье, и рисковать и вести себя необдуманно стоит только ради удовольствия щелкнуть по носу Вселенную. В первом состоянии есть своего рода лёгкое презрение к противоположности, в то время как второе в ужасе от оной же. В любом случае, я хочу сказать: вернись через столетие или два, и я, возможно, не буду казаться тебе таким уверенным в себе.

— Через столетие — через несколько лет — я буду со всеми остальными в Возвышенном.

— Лучшее место для всех нас. Я бы и сам ушёл, но долголетие стало привычкой.

— Вы не хотели бы отправиться с нами, с Гзилтом?

— Вы были бы моим вторым выбором, после Культуры, но нет. Это не мой выбор — в любом случае. Моё настоящее «я» когда-нибудь, возможно, примет такое решение, где бы я ни находился, и если, почувствую, что пришло время, я уйду.

— Говорят, это похоже на самый яркий чистый и светлый сон, на все времена.

— А ещё я слышал, что там есть пряники, утоляющие голод тем, кто в реальности не мог их отведать.

— А вы видите сны сейчас, когда..?

— Нет. Выключение — то же самое, что и засыпание: нет осознания происходящего, просто пробуждение. После сна без сновидений.

— Я уже захотела спать, — призналась Коссонт, непроизвольно зевая. — Я собираюсь отключить устройство. Вы не против?

— Не против. Сладких снов, Коссонт.

— И вам приятных снов, КьиРиа.

…Она проснулась на борту «Ошибки Не…»

Через пару часов они будут в Оспине, в микроорбитале, принадлежащем Инкастскому Нерелигиозному Коллекционерскому Ордену, которому она пожертвовала устройство.

Она вспомнила вечер на борту клипера много лет назад и удивительно много из разговора с КьиРиа, разговора — осевшего в её сознании. Вспомнила, как лежала, ещё будучи с двумя руками, сцепленными за шеей, путешествуя с волюптой — столь же элегантной по форме, как и по тональности — особенно в сравнении с громоздкой и в полной мере непостижимой глыбой одиннадцатиструнной.

Но на этот раз она размышляла о другом, встревоженная тем, что их преследует неизвестный корабль, вероятно, посланный и способный уничтожить их. На микроорбитале Бокри их также могут ждать недружественные силы.

Лёжа в темноте, — верхние руки за шеей, нижние на животе — Вир пришла к выводу, что иногда перемены не к лучшему.

Изображение заплаканной женщины, сидящей спиной к простёртым вдаль облакам и морю, проплывало на замершем перед ней экране.

— …Мы всегда были очень близки и постоянно поддерживали связь, а потом она просто исчезла с планеты, и, очевидно, в её постели не спали уже несколько дней — давно, я имею в виду — и потом она, конечно, служит в Четырнадцатом и всегда была очень активной, хоть и в резерве, очень уважаемой, и, разумеется, произошёл этот ужасный, ужасный…

— Мадам…

— …ужасный взрыв на той планете, и насколько я знаю — я думала, я предполагала худшее, естественно, как и любая мать. Я задавалась вопросом: «Могла ли она быть там, туда ли она отправилась? Знала ли она что-то?», как только я услышала о том, что случилось, об этом… но потом ничего не было, совсем ничего…

Экран погас. Полковник Агансу кивнул.

— Понятно. А эта дама…?

— Вариб Коссонт, мать Вир Коссонт, лейтенант-коммандера запаса Четырнадцатого, — сообщил офицер разведки корабля 7*Уагрен. Он, полковник и капитан были единственными присутствующими в виртуальном командном пространстве.

— Это может быть связано с неожиданным визитом 5*Гелиш-Оплула на Эшри, — сказал капитан Агансу. — Последнее известное местонахождение корабля было в окрестностях Ксауна, а последнее известное местонахождение Вир Коссонт обозначено как Поясной Город Ксауна. Если корабль шел на полной скорости от Ксауна до Эшри, у него было время доставить Коссонт в штаб Четырнадцатого за два-три часа до нашего прибытия и атаки.

— Была ли Вир Коссонт в списке тех, кто находился на борту спутника Фзан-Джуйм? — спросил полковник.

— Нет, — ответил офицер.

— Однако это ничего не значит, — вставил капитан. — У неё едва хватило времени на регистрацию, и, кроме того, если бы ее вызвали для какой-то секретной миссии, её бы в любом случае не включили в официальный список.

— Откуда поступила информация? — спросил Агансу.

— Экранный ролик поступил из Центральной разведки полка под грифом «секретно» со средним рангом и с пометкой «маловероятная релевантность», — сказал офицер. — Данные наших сенсоров, установленных после уничтожения штаба, показали, что существует пятидесятипроцентная вероятность того, что один из обломков среднего размера был практически не задет, хотя и в значительной степени выведен из строя четырехместным шаттлом. Если это так, то существует в свою очередь шестидесятипроцентная вероятность того, что один или несколько жизнеспособных биологических организмов могли быть перемещены с обломков на «Ошибка Не…» — корабль Культуры, за которым мы в данный момент следуем.

— Почему эта информация не была извлечена из данных своевременно? — спросил Агансу.

— Данные с сенсоров, — сказал капитан, — особенно в боевом пространстве, поступают нестабильно, спорадически и с опозданием. Данным в реальном времени отдаётся приоритет, полковник.

— Понятно. Эта лейтенант-коммандер Коссонт — я не вижу упоминания о ней ни в списках спецназа, ни в списках разведки.

— Мы полагаем, что она не из спецназа и не имеет отношения к военной разведке, — сказал капитан. — Её полугражданский статус не был прикрытием, на наш взгляд, а её ценность для высшего командования Четырнадцатого могла быть оппортунистической и внезапной — скорее всего, обстоятельства, понудившие Четырнадцатый вызвать её, стали известны только непосредственно перед самим вызовом.

— И в чём может заключаться её ценность? — спросил Агансу.

— Мы пока не знаем, — признался офицер. — Лучшее предположение — возможно, она связана с личностью Культуры Нгароэ КьиРиа, который упоминается в сообщении Зихдрена, найденном на Аблэйте.

— Есть сведения, что человек или люди с таким именем посещали Гзилт несколько раз в прошлом, — добавил капитан, — хотя и не в течение столетий.

— И о чём нам это говорит? — спросил Агансу.

— Возможно, о том, куда направляется лейтенант-коммандер Коссонт, — сказал капитан. — До сего момента корабль Культуры следовал курсом, который делал его конечный пункт назначения трудно предсказуемым даже на уровне системы. Однако за последние полдня стало почти очевидно, что он направляется куда-то в систему Оспин. Имеется запись о путешествии Вир Коссонт на орбитал Бокри, к Централизованным Базам Данных Оспина.

— Когда это было? — спросил Агансу.

— Шестнадцать лет назад, через три с половиной года после того, как она вернулась из поездки по обмену студентами в рамках программы Культуры. Мы полагаем, что наиболее вероятным местом её назначения в Бокри являлся орден Инкаст. Возможно, она передала им какой-то предмет, например, состояние разума. Грузовой манифест корабля, на котором она путешествовала, несколько двусмыслен в отношении точной природы того, что она могла там оставить, хотя какой-то предмет, классифицируемый как «автономное устройство хранения общего назначения, принадлежащее иному виду, подписанное, сложное, неизвестной ёмкости», упоминается как часть её багажа по пути на орбитал, но не обратно.

— Мы делаем попытки получить ответ на этот вопрос от Инкаста, — сказал офицер. — Пока безрезультатно — есть проблемы с конфиденциальностью. Кроме того, у них элементарная нехватка персонала. — Виртуальный образ офицера разведки посмотрел на капитана и полковника. — С имеющимися у нас на месте активами мы могли бы просто взломать их, но поскольку в данный момент мы автономны, то не сможем многого сделать, пока физически не доберемся туда.

— В любом случае, это пока только предположение, — заметил полковник.

— Верно, — согласился капитан.

— Но это лучшее предположение, которое у нас есть, — сказал офицер. — Любые другие указания на связь отсутствуют.

— Корабль Культуры уже сейчас идёт так быстро, что мы едва можем за ним угнаться, полковник — сказал капитан. — Если он начнет прыгать внутри системы Оспин, то есть все шансы, что он либо скроется от нас, либо высадит кого-то или что-то там, где захочет, а мы просто не сможем этого заметить, либо и то и другое. Я думаю, что этот человек из прошлого Коссонт и его предполагаемая связь с хабитатом Бокри представляют собой серьёзную зацепку, и что нам необходимо неуклонно следовать за кораблём. Предлагаю попытаться проследить за их передвижениями вокруг Оспина и по возможности выяснить, что они там делают, в дальнейшем действуя уже по обстановке.

Полковник Агансу задумался. Как всегда, он с болью осознавал, что, даже ускорившись до максимума, он думает ужасно медленно по сравнению с капитаном, офицером разведки и остальными членами виртуального экипажа 7*Уагрена. Он также осознавал, что ему, вероятно, придется покинуть спокойную обитель корабля, эту огромную, мощную оболочку вокруг него, и снова передвигаться как обычный человек, снова стать солдатом. Солдатом в разработанном для сражений боевом костюме, заключенном в слои силовой защиты, но все же просто солдатом, с оружием в руках, даже с учётом того, что боевой арбитр будет рядом, чтобы поддержать его. В каком-то смысле перспектива наполняла его тоской, при мысли о том, что он, наконец, сможет исполнить свое предназначение. Но в то же время она наполняла его ужасом, в чём он, конечно, никогда и никому бы не признался.

Наконец он сказал:

— Очень хорошо. Я согласен с вами, капитан. Пожалуйста, сообщите маршалу Чекври всё, что сочтёте нужным, о лейтенант-коммандере Коссонт…

— Мы уже передали ей информацию, — сказал капитан.

— Отлично. Очевидно, следует срочно исследовать все возможные контакты Коссонт, включая мадам Вариб Коссонт, которой та, по-видимому, доверяет.

Приспособление выглядело тонким, похожее на золотистое, украшенное древними драгоценностями средство предохранения, бессмысленное в своей обезоруживающей открытости.

Орпе уставилась на него, лежащее в роскошном футляре с подушечками, среди складок пурпурно-золотистой ткани, как на что-то запретное — наполовину недоступное, наполовину роскошное. Она подняла руки к лицу, словно пытаясь отгородиться от открытого футляра, испытывая при этом непривычную нервозность. Рот её открылся, а большие глаза впились взглядом в предмет.

— Я не… Это так выглядит… Я не уверена…

— Давай просто попробуем, хорошо?

— Что оно… делает? Для чего оно?

— Я имею при себе нечто похожее. Оно впивается в плоть совсем немного, на полволоска. И только носитель знает, что оно там. Когда мы вместе, и устройства соприкасаются, они добавляют удовольствие. Всё просто.

— Может ли это… могут ли они причинить какой-то… вред?

— Нет, разумеется. Они предназначены исключительно для удовольствия. Они более стерильны, чем хирургические инструменты и не имеют эффекта, помимо тех случаев, когда работают в паре со своим двойником, другой их половиной. Тогда они рождают экстаз. — Банстегейн улыбнулся, проведя пальцами по кольцам её волос и коснувшись щеки. — Есть немало способов достичь такого эффекта — наркотики, импланты, аугментации… Однако прелесть в том, что только эти устройства созданы друг для друга, и не имеют другого назначения, даже если, — он с сожалением улыбнулся, — у человека есть другие любовники. Их нельзя почувствовать, их едва можно заметить, даже если специально искать, и они не создают помех никаким жизненным процессам — люди даже рожали, имея их на себе, хотя, как я понимаю, это не рекомендуется, — и все же носитель знает, что оно там, а другой носитель соответственно знает о наличии второй половины. В данном случае можно говорить об обязательстве, тайных узах.

Она робко посмотрела на него. Они были одни в темной каюте тихо покачивающегося на волнах ялика на благоухающем озере в частном саду удовольствий на окраине М'йона, на вечеринке, которую устраивала одна из семей, разбогатевшая некогда на правительственных контрактах. Оба были в масках и простых плащах, как и все остальные участники праздника.

— Ты говоришь, у тебя есть такое? — спросила она.

Он улыбнулся и открыл футляр, обнажив в нём секретный уровень, где лежала чуть более тонкая версия изделия, тоже сверкающая, как узкий карман кружева из жидкого золота, усыпанного крошечными драгоценными камнями.

— Вот! — продемонстрировал он, улыбаясь. — Посмотри!

— Они не постоянные, не так ли? Их можно как то снять…?

— Да. Проще всего — прикоснувшись тканью футляра к любой их части. Можешь оставить футляр себе. Я буду носить свой вечно, клянусь.

Она издала тонкий смешок.

— А как мы… их… наденем?

— Может, сначала я надену свой? Или это сделаешь ты?

— Может быть, — сказала она, рассматривая устройство. Оно слегка отливало золотом в приглушенном свете. — Какое странное, — сказала она и прижалась к нему. — Так ведь будет не слишком удобно?

— Пожалуй, нет, — согласился он, ложась на спину.

Трамвайная линия тянулась в туманное небо.

Высадка была произведена максимально близко к месту назначения, но, тем не менее, ей всё равно пришлось пробираться через густые поля бронзовой травы, доходившей почти до подбородка, к пыльной грунтовой дороге, а затем проделать еще более долгий и утомительный путь к заброшенной трамвайной остановке посреди равнины.

Ожидая на платформе, она смотрела в сторону далёких гор. Оранжево-белые перья облаков высоко в небе на востоке проплывали над вершинами, но сам хребет был виден плохо, погруженный в туманную дымку.

Она направлялась в Ахен'таяву, поселение слушателей на склонах горы Джаманатрус хребта Керечуй, Цетид.

Одинокий путешественник проехал по дороге с противоположного направления на ветхом трехколесном транспортном средстве, которое перемахнуло через рельсы, подняв облако пыли. Существо вышло из машины, подхватив мешок, после чего двинулось к остановке. Увидев Тефве, путник замедлил шаг и поклонился, подступив к сиденью на платформе с противоположного края от того, где ожидала Тефве, и компактно сложил себя в некую конфигурацию, напоминающую ромб, узорчатой головной частью нависавший над сонмом искривлённых плоскостей, по всей видимости, используемых им как конечности.

Увануи были маттиформны. Большинство людей, вероятно, назвали бы их складчатыми, хотя этот термин мог показаться оскорбительным, в зависимости от языка, на котором он был произнесен, и вида, для описания которого использовался. Они выглядели как высокие, темные, угловатые, многослойные палатки, сложенные причудливым образом. Ромбовидные части их голов, украшенные полосами глаз и ушными полостями, прочерчивала щель, являвшая собой рот и походившая на необычно склонённые и нависавшие над телом лепестки. Это были существа — оригами, существа из складок.

Трамвай прибыл с грохотом — длиной в три вагона, с открытой верхней площадкой, расположенной посередине. Тевфе и темная складка вошли.

Внутри было почти пусто. Трамвай уверенно двинулся по склону наклонной равнины, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать или высадить пассажиров. Последние, завидев Тефве, на несколько мгновений замирали, таращась на неё и не решаясь подойти ближе. Никто из них так и не рискнул подсесть к ней и поэтому она вынуждена была выступать в качестве наблюдателя, следя за перемещениями странных созданий, не имевших аналогов в известной ей части космоса, на какое-то время погрузившись в свои мысли, воспринимая только необычное гудение, сопровождавшее взбиравшийся в предгорья трамвай.

Этот звук, обретавший в среде где-то на грани восприятия, постепенно нарастал — медленно, но неуклонно. Трудно было определить, когда он впервые выделился из шума дребезжащего, раскачивающегося трамвая и проносящегося над окружающими полями ветра, колыхавшего высокие бронзовые травы и изредка мелькавшие толстоствольные медные деревья. Тевфе осознала звук, когда поняла, что уже некоторое время прислушивается к раздававшемуся, как ей мнилось, за её спиной монотонному гулу, непроизвольно оглядываясь, но так и не обнаружив источник.

— Это… звук? — обратилась она к костюму.

— Да.

Трамвай с грохотом остановился на очередной остановке, и теперь она могла распознать звук более отчетливо — он представлял собой низкий рокочущий набор тонов, похожий на очень далекий и продолжительный гром, отдельные части которого синхронно перекатывались, то приближаясь, то удаляясь, словно подхваченные шальным ветром.

Она встала с неудобного сиденья, пройдя к передней части среднего вагона трамвая, откуда поднялась наверх, чтобы иметь максимальный обзор. Здесь было больше местных жителей, при её появлении расступившихся, словно приглашавших её пройти вперед. Однако она, как могла, показала им жестами, что предпочитает держаться позади, тем более что обзор здесь был лучше.

Горы поднимались из туманной равнины впереди темной каменной грядой, мрачные массивы которой прорезали облака, а самые высокие вершины покрывали оранжево-белый лёд и снег.

Звук нарастал и стихал с дразнящей грацией, силу его, казалось, питали не только лёгкие бризы, кружившие вокруг трамвая, но и более могучие ветры, дувшие на десятки километров в сторону далекого горизонта с подёрнутым дымкой небом. Похоже на огромный хор басов, поющих медленный, звучный гимн на неизвестном языке, подумалось ей.

Трамвайная станция в предгорьях встретила их непривычной оживленностью. Темные складки разгуливали по перрону и в окрестностях, странно переваливаясь с ноги на ногу. Станция соединялась с целым веером зубчатых фуникулёров, уходящих в горы, постепенно расходившихся, подобно распутываемому на глазах гигантскому клубку. Звук здесь был немного громче, но все ещё зависел от проносившихся воздушных потоков.

Линия, по которой она пошла, покинув трамвай, поднималась, постепенно изгибаясь, вдоль склона одной из гор, проходя через высокий виадук и следовавший сразу за ним длинный туннель. Она заканчивалась на другой станции, где сходились три других таких же отростка канатной дороги. Указатель подсказал ей, на какую из них нужно сесть. Звук сделался ещё громче, настолько, что в вихре ветра иногда слышались ноты или наборы нот, эхом отражавшиеся от далёких утесов.

После трамвая в вагоне фуникулёра оказалось тесновато, а в гондоле канатной дороги места было еще меньше — местным жителям то и дело приходилось касаться ее. Часть её инструктажа подразумевала приблизительное понимание их языка. Меж собой они, как правило, выражали удивление, вызванное, помимо прочего, тем, что она, похоже, не издавала никаких запахов.

Канатная дорога взлетала над тёмной долиной сланцев и осыпей, проходя над наклонной равниной из обломков скал, перемежаемых островами низкого плотного кустарника. Заросли трепетали на ветру подобно мрачному взъерошенному морю, расцвеченному оранжево-кровавыми сполохами далёкого светила. Воздух был удивительно чистым и слегка разряжённым. Ко всему здесь уже отчётливо ощущался холод.

Когда гондола, наконец, припарковалась у голого навеса в прохладном высоком взгорье, звук обрёл мощь, сделавшись громким и насыщенным — ей показалось, что она начинает ощущать его в своих легких.

Она посторонилась, пропуская вперёд других пассажиров, а затем направилась по хорошо утоптанной тропинке через поле округлых валунов, возвышавшихся над её головой. Ступеньки, затёртые временем, вели через участок обледенелого болота к абсурдно крутой лестнице, встроенной в двадцатиметровый утёс голого камня. Воспользовавшись повисавшими по обе стороны верёвками, она полезла вверх, следуя за громоздким местным существом с огромной плетеной корзиной на спине, впивавшимся своими угловатыми ногами в измятые ступени, а удлиненными хищными боковыми углами, также служившими конечностями, обвивавшим толстые веревки. С видимым усилием абориген добрался до гребня скалы, перевалившись через невысокую стену.

Тефве последовала за ним, карабкаясь всё дальше вверх, постепенно погружаясь в безмерные волны пронизывающего до костей звука. Она почувствовала, что костюм закрывает ей уши, уменьшая непосредственное воздействие колоссального шума, но по прежнему ощущала в голове тектонические вибрации, проникавшие в неё, казалось, сквозь зубы.

Взобравшись, она на миг замерла в рассеянном вечернем свете, глядя вниз по склону, откуда доносился грохот. Поселение Ахен'таява на склоне Джаманатруса представляло собой скопище скромных с виду, низких зданий с открытыми фасадами, разбросанных по узкой каменной равнине и образующих длинную кривую, уходящую к самой горе, которая вздымалась сквозь слои оранжево-белёсых облаков.

Душераздирающий, закладывающий уши звук доносился из пещер Тимбрелит. Этот мрачный отголосок затонувших в реке времени реалий состоял из десятков тысяч огромных туннелей, прорытых в вершинах и склонах этой части Кверечуйских гор сгинувшей ныне расой, знания о которой иссякли задолго до того, как увануи колонизировали эту часть своего мира. И, как часто случается с загадочными артефактами старых рас, общее предположение заключалось в том, что работа представляла собой некое непостижимое искусство.

В звуке, однако, не ощущалось ничего инфернального и сверхъестественного. Он был результатом того, что преобладающие ветры пояса Цетида проносились сквозь эти колоссальные трубы, создавая шум, подобный оркестру из сотен гигантских органов, играющих меняющийся набор из большинства доступных нот одновременно, со всеми характерными остановками. Звук менялся как от силы и направления различных ветров, так и от того, как порывы закручивались вокруг вершин, а также и от того, проносился ли реактивный поток через вершины гор — что случалось, к счастью, лишь раз в несколько лет — или миновал их, следуя в нижних кавернах. Он достигал порой высоты и силы, способных оглушить людей за километры и даже обрушить здания в окрестных селениях.

Опережая Тефве, неуклюжий местный житель с корзиной медленно и мучительно спускался к единственному двухэтажному зданию в центре комплекса. Вскоре он скрылся под аркой. Тевфе следовала за ним. В центре арки она заметила двоих аборигенов, преградивших путь ей и носильщику. Они стояли у грязно-белой, выделявшейся из общей массы стены, примыкавшей к проходу и заляпанной серой краской.

Корзинщик как раз заканчивал выводить на стене «ВОДА, ЗЕРНО» толстым куском древесного угля. Две складки отошли в сторону, пропуская его, но тут же встали на прежнее место, преградив ей путь.

Тефве поклонилась и подняла кусок угля. Тот оказался слишком крупным, чтобы держать его одной рукой.

Не без усилий она перевела дух — воздух, которым она дышала, вибрировал под воздействием Звука, словно теряя плотность от непрестанных раскатов — и написала на местном языке: «Приветствую вас. МОГУ Я ВИДЕТЬ ДОЦЕНТА ЛУЗУГЕ?»

Один из складчатых кивнул, повернулся и пошел прочь. Другой замер в центре арки, бесстрастный и неподвижный, будто высеченный из камня.

Тефве осталась ждать, ощущая эхо в руках и ногах, без перерыва сотрясаемая раздражающей вибрацией. Каменная арка, казалось, только усиливала это нескончаемое навязчивое землятресение.

Наконец появилось двое складчатых — один чуть меньше и бледнее другого. Первый, как она уже знала, был охранником, второй осторожно взял уголь из её руки и написал: Я ЛУЗУГЕ.

После этого он вернул ей уголь. Она написала: ПРИВЕТСТВУЮ. МЕНЯ ЗОВУТ ТЕФВЕ. МОГУ Я ВИДЕТЬ НГАРОЭ КЬИРИА?

Лузуге жестом показал одному из складчатых выйти вперед, кивнув на имена, которые она написала, а затем дал понять, что тот должен уйти. Так и случилось, и она осталась смотреть на оставшегося охранника и Лузуге, расположившихся перед ней в конфигурации стоя-сидя-собранно и пребывавших в таком замысловатом положении до тех пор, пока не вернулся первый охранник. Он коснулся Лузуге, задев его руку каким-то волнообразным движением — Лузуге, в свою очередь, кивнул ему и направился к стене. Он стёр её первоначальное приветствие и просьбу о встрече, написав: СЛЕДУЙТЕ.

Тефве, не мешкая, направилась за ним по темному, холодному, постепенно изгибающемуся коридору в задней части комплекса. Если каверна и имела искусственное происхождение, то судить о том ныне было практически невозможно: уродливые красноватые наросты на стенах, как будто доносившие облик каких-то диковинных отталкивающих существ, опутывали тесное пространство плотными осклизлыми слоями, накапливавшимися здесь, по всей вероятности, не одно тысячелетие. Почти в самом конце брезжила дверь из массивных деревянных досок, не то влажных, не то пропитанных смолистым составом. Складчатый, следовавший всё время впереди, толкнул дверь, жестом пригласив Тефве войти.

Сразу же она очутилась в открытой келье с захватывающим видом на гору Джаманатрус. Впереди пролегала низкая стена, высотой примерно по колено. В келье не было ничего, кроме небольшого деревянного комода в углу и грубого деревянного стула посередине, на котором сидел человек в темной одежде. Келья, как ей вскоре стало ясно, имела форму, максимально увеличивающую объем Звука — задняя стена прогибалась, а углы присутствовали только на уровне пола. В верхней части стены изгибались навстречу друг другу, образуя арки, соединявшиеся в неглубокий купол.

Мужчина в темной мантии слегка повернулся к ней корпусом, так, что она смогла разглядеть его лицо. Он был похож на КьиРиа, но казался меньше, словно высушенным до самой своей сути. Кожа на лице, руках и ногах имела темно-красно-коричневый оттенок, похожая на котловую накипь. На нём были темные очки без стёкол с реечными полуоткрытыми жалюзями. Тефве не знала, как приветствовать хозяина кельи, поэтому оставила выбор за ним — КьиРиа никогда не отличался склонностью к физическим приветствиям, даже когда им случалось быть вместе. Если бы он подошел к ней, они могли бы обнять друг друга, но такого жеста с его стороны не последовало.

Она видела, как шевелится его рот, но ничего не слышала из-за огромного, обволакивающего всё звука. Грохот заполнял келью, словно божество, кричащее ей в ухо.

Тефве слегка кивнула, хотя на самом деле человек в этот момент не смотрел на нее. Он потянулся в сторону, взяв лежащий на полу шнур и потянув за него. В келье тотчас стало темнеть, а на единственное открытое окно надвинулась какая-то пелена, похожая на штору. Шум немного уменьшился. Тогда хозяин встал и подошел к окну сбоку, задвинув тяжелую деревянную двухстворчатую ставню, мельком кивнув ей. Тефве, поняв, что от неё требуется, сделала то же самое с другой стороны. Теперь внутри было почти совершенно темно. Зрение Тефве переключилось на работу в инфракрасном спектре. Звук поутих, став приглушённым, но уменьшился не так сильно, как свет. Он все еще насыщал воздух глубокими, звонкими и длинными нотами, но когда обитатель кельи вставил толстый деревянный засов меж двумя ставнями, фиксируя их, она услышала лязг, осознав, что впервые за последнее время слышит посторонний звук. Её уши немного расслабились.

Человек снова устроился на своём грубом сиденье. Она присела у низкой стены напротив него, под ставнями. Сначала она подумала, что он вообще не намерен смотреть на неё, глядя куда-то поверх её головы, словно ища что-то на стенах, но потом он вдруг опустил голову.

— Итак, Тефве, — неожиданно начал он, произнеся это на марейне и голос его едва не сорвался на крик. Он тут же кашлянул, прочистив горло, и начал снова, голос стал громче и увереннее.

— Итак, Тефве, позволь мне угадать. Ты просто случайно оказалась поблизости?

— Привет, Нгароэ. Рада снова тебя видеть. Как ты?

— Я в порядке. — Он улыбнулся. Ей было трудно разглядеть выражение его лица за шторами очков, но она решила, что улыбка искренняя. — А ты?

— Тоже не плохо, хотя и не просто. — Она оглядела голую маленькую келью. — Чем ты здесь занимаешься, Нгароэ?

Его брови слегка приподнялись.

— Разве это не очевидно? — мягко спросил он. — Я слушаю.

— Слушаешь?

— Да. И это… это всё, что я делаю. Я сижу здесь и… — сказал он, улыбаясь — его улыбка, как подумала Тефве, самое искреннее и обезоруживающее из всего, что она могла вспомнить об этом человеке, — …слово «слушать» не совсем верное. Я сижу здесь и… впитываю Звук. Он становится частью меня, я становлюсь частью его. Это… таинство, блаженство, ошеломляющее откровение. Я… перенесен им, Тефве. В иную сферу. Местные жители здесь относятся к этому как к религиозному опыту. Я, конечно, далёк от такого восприятия, но все равно утверждаю, что для меня это так же важно, как и для них. Так же… глубоко. — Он слегка рассмеялся. — Тебе повезло, знаешь ли. Потому что это состояние приходит и уходит. И сейчас я, как спящий, нахожусь в самой поверхностной стадии сна, поэтому могу выйти из транса, чтобы послушать и поговорить с тобой. Я… я почти рад перерыву. Но ещё неделя, и я откажусь разговаривать с кем-либо, независимо от того, кто это может быть, из каких далей приехал или как срочно ему нужно меня видеть, а через две недели я буду настолько поглощён, что не смогу даже признать присутствие одного из помощников, пришедших сказать, что у меня посетитель. Вот тогда им придется кормить меня водой с губки и пытаться заставить проглотить крошки еды. — Он снова улыбнулся своей блаженной улыбкой. — Но ты сказала, что у тебя всё не просто. О чём ты говорила?

— Не просто, потому что в каком-то смысле меня здесь нет, Нгароэ, — сказала Тефве. — Я все еще хранюсь — технически — на корабле под названием «Вы Называете Это Чистым?», который сейчас находится далеко-далеко отсюда. То, что ты видишь перед собой, — копия. Я ощущаю себя в данный момент полностью собой, но на самом деле я воплощена в пустом корпусе корабля, соответствующим образом настроенном.

— Хм. Так, дай-ка подумать… Думаю, только Хассипура знал, где я спрятался на этот раз. Ты была у него?

— Да. Он всё ещё строит комплексы песчаных потоков на забытой жизнью равнине посреди пустыни на орбитале под названием Дибальдипен — с виду бесплодной пустоши, чьи проектировщики делают вид, что она выглядит естественной, хотя на самом деле является результатом излишне искусного моделирования погодных условий, чего они втайне стыдятся. — Она сделала паузу. — …Тогда я была в другом скопированном теле. Но ощущения расподобленности нет. Напротив, кажется, будто это я ехала через пустыню, чтобы поговорить со своенравной машиной, кстати, передающей тебе привет. — Она пожала плечами. — Хассипура был искренним и неироничным, насколько я могу судить.

КьиРиа улыбнулся.

— Да, я навещал его там, — сказал он. — Хонн, Дибальдипен. Мир песка и пыли… Хм… Но, как бы ни было, а мне интересно знать, что же вызвало такое распространение Тефвей? — спросил он.

— О, у нас происходит нечто необычное. И я бы даже сказала, неладное. То, из за чего они хотят, чтобы я спросила тебя кое о чем.

— Кто это «они»?

— Довольно стандартный конклав кораблей, пытающихся справиться с последним разрастающимся ЧП.

— Секция Контакта?

— Не совсем. Хотя некоторые корабли, связанные с СК, помогли мне добраться до Хассипуры, а теперь и до тебя.

— Я должен быть встревожен или польщен?

— Польщен.

— Хассипура сказал тебе, где я… добровольно?

— Да.

— И насколько легко было убедить его?

— Потребовалось время, но в основном это было просто проявление уважения, которое, по его мнению, ему причитается. Этот дрон требует определенной церемониальности в делах.

КьиРиа снова улыбнулся и кивнул.

— И ты оставила его в полной мере функционирующим?

— Конечно. Тем более, у него все ещё на удивление много амбиций в отношении своего унылого хобби.

— Итак, что тебе от меня нужно?

— Нам нужно, чтобы ты кое-что подтвердил или опроверг. Это займет некоторое время, чтобы объяснить.

— У меня есть время. А у тебя?

— Да. Дело касается Гзилта.

— Ах-ха!

— Они идут к Возвышению.

— Я знаю. И верю, что все пройдет гладко.

— Хорошо, что ты знаешь — сказала она и поведала ему всё, что знала сама.

Он сидел и слушал, время от времени кивая.

— Итак, — сказала Тефве, — Зихдрен Ремнантеры, похоже, думают, что ты сможешь подтвердить то, о чём говорится в послании высших зихдренов: Книга Истины — ложь, часть эксперимента по прикладной практической теологии или нечто в этом роде. И нас — Культуру — попросили помочь Ремнантерам с этим делом, плюс у нас есть своего рода обязательство перед Гзилтом.

— И насколько это может изменить ситуацию? — спросил КьиРиа с оттенком уныния. — Узнать правду — если это, конечно, правда?

Тефве пожала плечами.

— Не знаю, Нгароэ. И я не уверена, что кто-то знает. Но мы не можем просто так отойти в сторону. Думаю, правду всегда нужно искать. Я помогаю в этой безумной погоне, а у тебя есть ответ или часть ответа. Если ты помнишь… Ты помнишь?

Он просто сидел и молча улыбался ей. Снаружи доносился звук — огромная потусторонняя симфония бессмысленности по-прежнему наполняла маленькую, тёмную, как ночь, келью.

Тефве поняла, что у неё немного болит горло из-за того, что ей приходилось долго повышать голос. Прочистив его, она заговорила вновь:

— Ты говорил мне как-то, что ничего не забыл, что всё помнишь — всё это хранится в тебе, умножается, в исчерпывающих, ужасных, скучных, болезненных деталях. Деталях — ужасающих своей постылой банальностью. — Она сделала паузу, чтобы дать ему время ответить, но он все ещё молчал. — Было бы хорошо узнать, что ты знаешь обо всем происходящем, Нгароэ. Мне казалось, ты всегда относился к гзилтам по особенному. Это могло бы помочь им понять, разобраться, наконец, где правда, а где ложь. — Она снова сделала паузу, но он продолжал молчать. — Даже если мы узнаем что-то такое, чего им лучше не знать, по крайней мере, мы будем знать. И у нас будет выбор.

— Но кто мы для них, чтобы делать такой выбор?

— Их друзья.

— Правда?

— У Культуры нет эгоистических интересов, Нгарое, — сказала она, боясь вздохнуть, хотя и сомневалась, что он её услышит. Она почувствовала, что они понемногу начинают возвращаться к тем спорам, что были у них много веков назад. Тогда они неизменно заканчивались безрезультатно — если, конечно, не считать результатом взаимное раздражение, — и ей представлялось маловероятным, что в этот раз будет иначе.

Вид КьиРиа свидетельствовал о том, что слова её не прозвучали сколько-нибудь убедительно. Брови отшельника поднялись.

— Культура заинтересована во всем, к чему прикасается, — сказал он. — Мне казалось, мы когда-то договорились, по крайней мере, об этом.

— Может быть, и так, но никакого эгоистического интереса здесь нет. Мы просто хотим поступить правильно по отношению к тем, кто нам исторически близок.

— О, это старое оправдание.

— Может, хватит? — Она чувствовала, что снова начинает злиться на него, что едва ли могло помочь ей сейчас. — Это не оправдание. Это правда.

— Односторонняя правда…, - начал он.

— О, черт, — не выдержала она, отводя взгляд и скрещивая руки. «Ну вот, началось…» Она оглянулась, когда поняла, что он смеется.

— Что? — потребовала она.

— Я не могу помочь тебе, Тефве, — сказал он ей, глядя теперь куда-то вниз.

— Что? Почему?

— Просто не могу. — Он потянулся к боковой стенке кресла, нащупал там шнур и принялся дергать за него. Она услышала, как звукопоглошающая штора начала подниматься. Звук хлынул обратно в помещение, заполняя его, как лавина, ворвавшаяся в келью за мгновение до того, как та будет полностью сметена.

— Потому что, — прокричал он, — я избавился от этих воспоминаний несколько лет назад. — Он опять опустился на стул, обессиленный, как человек, долгое время лишенный солнечного света, которому наконец-то позволили снова встретиться с его теплом. КьиРиа сделал глубокий, удовлетворенный вдох и воскликнул:

— У меня их больше нет. Ни здесь. Ни на мне, ни во мне. Их нет. — Уши Тефве снова заложило от шума. Она уже не была уверена, что действительно слышит его слова — скорее, она читала по его губам. В келью проникало теперь чуть больше света через все ещё закрытые ставни.

— Но почему? — крикнула она.

— Страх, Тефве, — сказал он, пожимая плечами. — Я боялся, что моих знаний будет достаточно, чтобы создать мне проблемы, учитывая то, что должно было произойти, учитывая Сублимацию. Поэтому я позаботился о том, чтобы воспоминания были закодированы только в одном месте — в двух местах, если точно. Потом я встретил старого друга, который избавил меня от них. — Он покачал головой. — И теперь я понятия не имею, что я знал раньше. Мне очень жаль.

— Так… где… где были эти воспоминания? — спросила она, крича. — Где они были закодированы?

Он потянулся одной рукой к лицу, сняв решётчатые очки. Она видела линии поверхности его лица, различавшиеся в зависимости от излучаемого тепла, чуть размытые просачивающимся сквозь полуприкрытые жалюзи вечерним светом.

В первое мгновение она не была уверена, что именно так приковало её взгляд и что не так с его лицом. Затем до неё начало доходить. Она нахмурилась, подавшись вперед, пытаясь разглядеть детали, хотя теперь была уверена, что уже знает ответ и должна была знать его с самого начала.

Ей показалось, что на месте глаз у него теперь пара узловатых наростов, но это была лишь её первая, инстинктивная реакция. Присмотревшись внимательнее, она поняла, что на самом деле в его глазницах вместо глаз присутствовала — аккуратно и тщательно встроенная — …ещё одна пара ушей.

Нгароэ улыбнулся, хотя на этот раз улыбка была бледной, возможно, даже насмешливой. Звук, отчасти приглушённый ставнями, казалось, поднялся внезапно и потряс её до глубины души, заставив синтетические легкие резонировать, а аугментированные глаза дрожать. Сквозь слёзы она силилась прочитать по его губам, что он сказал в ответ на её вопрос о том, где были закодированы воспоминания:

— Угадай, Тефве.