В разные времена воевали по-разному.
Воины Александра Македонского шли в бой фалангой. Вот в чем состоял этот боевой порядок: в одну шеренгу, плечо к плечу выстраивалась тысяча воинов или даже больше. За первой шеренгой — точно такая же вторая, третья, четвертая, иногда доходило до двадцати с лишним шеренг. Так что всего в фаланге было много тысяч воинов. И все они стояли тесно, плечо к плечу.
Каждый воин держал в руках копье. Копье было очень длинное, раза в четыре выше человеческого роста. Издали всю фалангу можно было принять за какой-то огромный железный лес.
Воины, стоявшие в первых шести рядах, не поднимали, однако, свои копья вверх: прикрывшись щитами, они держали копья прямо перед собой, остриями вперед. Такая ощетинившаяся фаланга становилась почти неприступной. Ведь ружей и пушек в то время не было. А чтобы убить врага мечом, надо было подойти к нему совсем близко. Но каждый, бросавшийся на фалангу, напарывался на острое, выставленное далеко вперед копье.
Фаланга напоминала чудовищную тысяченожку.
Несокрушимая фаланга шла; вперед, «прокладывая себе путь сквозь ряды неприятельской армии.
Ни один воин не смел выйти из рядов фаланги- Она двигалась вся, целиком, точно какая-то чудовищная тысяченожка. И эта «тысяченожка» умела залечивать свои раны на ходу: если какой-либо из воинов фаланги падал, пораженный стрелой или копьем, на его место сейчас же становился воин из следующей шеренги. Порядок не нарушался, и фаланга по-прежнему шла вперед.
Это было самое главное: итти все время ровными тесными рядами, плечо к плечу, и когда кто-нибудь выбывав из строя, смыкать ряды так быстро, чтобы враг не успевал ворваться в брешь.
И это было совсем не легко. Представьте себе: сейчас на параде проходят по двадцать четыре человека в шеренгу, и то сколько времени надо учиться, чтобы пройти стройными рядами. А тогда выстраивалось в шеренгу больше тысячи человек, и они должны были итти в бою, под ударами врага, под тучей его стрел, итти стройно, не отставая, не выскакивая вперед, не отрываясь друг от друга.
Если бы десяток воинов, испугавшись, обратился в бегство, вся фаланга смешалась бы, была бы уже ни на что не годна.
Греческие воины были храбры, искусны, дисциплинированы. Поэтому они и могли сражаться фалангой. И поэтому-то они побеждали такие неприятельские армии, в которых воинов было раз в десять больше, чем во всем греческом войске.
Легион, в отличие от фаланги, строился не сплошняком, а по когортам. Таких когорт в легионе было десять, и между ними в бою сохранялся небольшой промежуток. Это давало римлянам большое преимущество.
Ведь фаланга могла ходить только по ровному полю. Чуть встретятся на пути холмы или овраги, фаланга непременно рассыплется: одни ее ряды уйдут вперед, другие отстанут. И поворачиваться фаланга не умела: сразу же начиналась толкотня, замешательство, разрыв и путаница рядов.
Так строился римский легион.
Чудовищно неповоротлива была фаланга. Она могла итти только вперед, всегда прямо вперед по гладкому полю.
А легион, разделенный на когорты, мог, сохраняя свой порядок итти и через холмы, и через овраги. Легион можно было быстро повернуть, выдвинуть или, наоборот, «отодвинуть назад любой из его флангов, послать одну когорту на помощь другой.
Легион был очень подвижен, он мог легко совершить любой маневр, — например, охватывать фланг врага или заходить ему в тыл-
Перед боем легион строился так: впереди четыре когорты, в промежутках между ними, отступя, другие три когорты, а сзади резерв — последние три когорты.
Тысячу лет назад самым могущественным народом были арабы… Они завоевали часть Азии, всю северную Африку и часть Европы.
Арабское войско вело бой, построившись в три линии. Первая называлась «утро», вторая «день», а третья «вечер».
В первой линии находились всадники. Они должны были завязывать бой, наскакивать на неприятеля и задерживать его, расстраивая его ряды, тревожа и устрашая его.
Поэтому полное название этой линии было: «Утро псового лая».
Во второй линии стояли отдельные отряды, разделенные промежутками наподобие римских когорт. Эти отряды должны были поддерживать конницу первой линии, помогать ей смять врага-
Поэтому полное название отрядов этой линии было: «День помощи».
Между отрядами второй линии, отступя назад, стояли сильные отряды, которые вступали в бой позже. Они-то обычно и решали исход боя.
Их полное название было: «Вечер потрясения».
Была еще и четвертая линия, запасная. Здесь стояли лучшие, отборные отряды, охранявшие знамя. В бой они вступали редко, в-крайних случаях.
Позади всех этих линий располагался обоз. Здесь находились жены воинов и их дети. Они тоже имели при себе оружие. И не зря: бывало» иногда так, что неприятель нападал внезапно с тылу, на обоз- Тогда, не дожидаясь, пока подойдут на помощь воины, в бой вступали женщины и дети. Надо думать, что они умели хорошо драться, потому что известны случаи, когда они одними своими силами успевали прогнать-неприятеля, нанести ему поражение.
Лет семьсот назад на Русь начали нападать ливонские рыцари, прозванные «псами-рыцарями». Они применили новый боевой порядок, который назвали «кабаньей головой».
Голова- кабана, как известно, сзади широкая, а спереди узкая. Так же точно выглядело и рыцарское войско, когда оно шло в бой. Своей узкой передней частью войско, точно клином, врезалось в неприятельскую армию, разрывало ее надвое и затем било ее по частям.
Новгородцы, не раз сражавшиеся с ливонскими рыцарями, прозвали этот строй попроще: «свиньей».
Сила «свиньи» состояла в том, что вся она была окована железом: рыцари носили латы, которые было очень трудно пробить мечом; их кони тоже были хорошо защищены броней.
Для борьбы с закованными в железо рыцарями новгородцы придумали особые копья с крючками — вроде пожарных багров. Этими-копьями они зацепляли рыцарей и стаскивали их с коней, а уж потом — убивали; их или брали в плен. Ножами «засапожниками» новгородцы старались сперва поранить лошадь, выбрав незащищенное место, а потом добраться и до самого рыцаря.
Ливонские рыцари особенно осмелели тогда, когда на Русь напали татары. «Псы-рыцари» думали, что теперь можно безнаказанно грабить русскую землю, их никто не решится остановить.
Однако они ошиблись.
Во главе новгородского войска стал замечательный полководец князь Александр, по прозвищу Невский. Это прозвище он получил за то, что в 1240 году на реке Неве разбил шведскую армию.
Зимой 1242 года князь Александр выступил против ливонских рыцарей. Пятого апреля на льду Чудского озера произошел решительный бой.
На рассвете рыцари построились, по своему обычаю, кабаньей головой и двинулись на русских.
Александр же выстроил свои дружины «пятком» (в виде римской цифры V). В середине стояла новгородская пехота с копьями-крючками, впереди них — стрелки из лука. Лучшие свои дружины Александр поставил не в середине, а на флангах.
А самую лучшую, самую сильную дружину он поставил в стороне, укрыл ее в засаде.
Такое построение Александр выбрал потому, что он замыслил окружить рыцарское войско, ударить на него не спереди, а с флангов и с тылу.
Александр знал, что рыцари очень сильны в единоборстве, но в тесном, плотном строю им сражаться неудобно: «бронированные всадники» слишком тяжеловесны и неповоротливы, — когда они собьются в кучу, им негде развернуться, и они начинают мешать друг другу.
На это и рассчитывал Александр Невский.
Александр, однако, предвидел, что «свинья» постарается прорвать центр его войск и затем начнет пробираться им в тыл.
Это был очень опасный маневр, и для того, чтобы его не допустить, Александр поставил новгородскую пехоту так, что сразу же за нею начинался крутой, обрывистый берег озера...
И вот «свинья» двинулась по льду вперед.
Русские встретили рыцарей тучей стрел. Это заставило рыцарей держаться теснее друг к другу. «Свинья» поджалась, стала плотнее.
Вскоре рыцари, действительно, прорвали центр русской армии, как того и ожидал Александр. Но это принесло рыцарям мало пользы: зайти в тыл новгородцам они не могли, — «свинья» уперлась носом в крутой берег и застряла. А между тем задние ряды рыцарей всё наседали и наседали на передних, которым некуда было податься. Началась давка.
Этим сразу же воспользовались новгородцы.
Их фланговые дружины зажали как клещами «свинью» с обоих боков. И в это же время Александр со своею лучшей дружиной ударил из засады «свинье» в тыл. Рыцари были окружены. В тесноте они мешали друг другу, не могли биться в полную силу- Новгородские копейщики стали крючьями стаскивать рыцарей с коней и убивать их.
Ледовое побоище.
В это время лед не выдержал тяжести сбившихся в кучу тяжеловооруженных, покрытых броней рыцарей. Лед затрещал, стал проваливаться, многие рыцари потонули в озере.
Часть рыцарей сумела все же выбраться из окружения. Они обратились в бегство. Александр преследовал их, и почти все они были перебиты либо взяты в плен.
Русский народ одержал блестящую победу, отстоял свою землю от чужеземцев-грабителей.
В то самое время, когда с запада на нашу страну напали шведы и ливонцы, с востока в нее вторглись монголы и татары.
Эти народы, жившие в глубине Азии, пройдя огромный путь через пустыни и степи, успели уже покорить и Китай, и Персию, и Туркестан, и много других стран. Они основали огромное государство, подобного которому еще никогда не было на свете.
Двести тысяч воинов-кочевников двинулись на Русь. Они ехали на лошадях, и их знаменем были привязанные на копья конские хвосты. Татары были замечательными наездниками: ведь они, можно сказать, выросли в седле. И стрелять из лука они умели без промаха, потому что все они были не только воинами, но и охотниками.
За воинами двигались, скрипя колесами, тысячи огромных телег. Каждую телегу тащило восемь быков. На телегах возвышались войлочные дома-шатры.
В шатрах жили семьи воинов, их жены и дети, здесь — на ходу— варили обед, шили, чистили оружие.
Это был как бы огромный город на колёсах, город, который все время переезжал с одного места на другое.
А за телегами шли табуны лошадей, стада овец, коров и верблюдов.
Когда такое войско подходило к стенам неприятельского города, горожане переставали слышать друг друга, им казалось, что они внезапно оглохли: все заглушалось скрипом бесчисленных колес, ржаньем коней, мычаньем быков, блеяньем овец, криком верблюдов.
Вместе с этим войском шли китайские инженеры, сведущие в осадном деле и в прокладке дорог и мостов, тибетские врачи, арабские мастера-оружейники, персидские купцы, проводники и переводчики.
Через горы, реки и леса, степи и пустыни медленно и неуклонно шло татарское войско, разоряя и сжигая на своем пути города, грабя и вырезая их жителей...
И вот это войско вступило в нашу страну. А страна наша была в то время разделена на множество мелких княжеств. Вместо того чтобы объединиться для борьбы с общим врагом, князья старались втравить в войну соседа, а самому остаться в стороне. Татары захватывали одно княжество за другим.
Настала страшная пора. Горели русские города, без счета гибли русские крестьяне и горожане. Татары наводнили Русь, подчинили ее себе, стали брать с нее дань.
Почти полтора века длилась эта пора.
Но наконец русский народ сплотился и собрался с силами. Под знаменем московского князя Дмитрия собрались в 1380 году многочисленные дружины — московская, серпуховская, боровская, ярославская, белозерская, суздальская, владимирская, нижегородская, ростовская, смоленская, тверская — всего около двухсот тысяч человек.
Татарский хан Мамай собрал еще более многочисленное войско — около трехсот тысяч человек. Здесь были и татары, и половцы, и турки, и генуэзцы, и кавказские горцы. Кроме того, Мамай заключил союз с польско-литовским королем Ягелло, который должен был выставить еще сорок тысяч человек.
Битва произошла близ устья реки Непрядвы.
Русское войско выстроилось здесь тылом к обрывистому берегу реки.
Впереди стал «передовой полк», в центре «большой полк», на флангах — «полки правой и левой руки». За большим полком находился «запасный полк» — резерв. А за левым флангом спрятался в лесу «засадный полк».
С утра Мамай двинул свои полчища навстречу русским. Он хотел обойти русских с (фланга, но это ему не удалось: Дмитрий заранее предусмотрел этот маневр врага и поставил свое войско так, что его фланги упирались в глубокие овраги, по которым протекали ручьи.
Тогда Мамай решил прорвать фронт русских полков. Но и это ему не удалось: хотя передовой полк, не выдержав натиска татар, и отошел с большими потерями назад, зато полк правой руки и большой полк отбили все атаки врага.
Тогда татары ударили на полк левой руки."Копья ломались, как солома, стрелы падали дождем, пыль закрывала солнце; мечи сверкали, как молнии, а люди падали, как трава под косой; кровь лилась как вода, и текла ручьями», говорит летописец.
Полк левой руки не выдержал натиска врага и начал отходить, обнажив фланг большого полка.
Дмитрий двинул вперед на выручку полку левой руки свой резерв. Но даже и это не помогло: скоро весь наш левый фланг стал отступать.
Татары отрезали русских от мостов через Дон и стали обходить войско Дмитрия.
Казалось, русские проигрывают битву. Правда, в лесу стоял еще засадный полк, он видел все это. Воины рвались в бой — помочь своим. Но воевода Боброк, командовавший этим полком, удерживал воинов: «Не пришло еще время».
Русские подавались все дальше назад, татары, наступая, сбились в кучу. Путь их лежал мимо опушки леса. И чем дальше они двигались вперед, тем больше, сами того не подозревая, подставляли свой фланг и тыл засадному полку.
Наконец Боброк сказал: «Теперь и наш черед. Дерзайте, братья!» — и засадный полк бросился на татар.
Этого удара татары не ожидали и не сумели его выдержать. В беспорядке стали они отходить. Русские полки, которые только что отступали, теперь приободрились и с новой силой ударили на врага.
Вскоре отступление татар превратилось в бегство. Русские преследовали их много часов подряд.
Потери были огромны: татары потеряли в этом бою полтораста тысяч человек, русские — сорок тысяч.
Услыхав о поражении Мамая, польский король Ягелло, союзник Мамая, сейчас же повернул назад и ушел из пределов Руси.
Куликовская битва положила начало освобождению русских от монголо-татарского ига.
Римская когорта строилась в десять рядов, один за другим. Это было удобно: если передние ряды не выдерживали натиска. врага и оказывались смяты, в бой тотчас же вступали задние ряды-Так что разбить когорту было очень трудно.
Но такой, как говорят, «глубокий боевой порядок», стал очень невыгодным после того, как были изобретены пушки: пушечное ядро, ударив в войско, убивало не только переднего бойца, но и тех, кто стоял за ним в задних рядах, иногда несколько десятков бойцов.
Было и другое неудобство: ружья имели все солдаты, а стрелять могли только передние, остальные стояли во время боя без дела. Да и как могло быть иначе: ведь человек, стоящий, скажем, в шестом ряду, может выстрелить разве только в спину своему товарищу, стоящему впереди.
Надо было менять построение. Новое построение ввели лет двести назад. Его усовершенствовал прусский король Фридрих II.
Он расставлял своих солдат всего в три шеренги. Те, кто был в первой шеренге, стреляли с колена. Во второй — солдаты стояли в полный рост и стреляли через головы своих товарищей. Солдаты третьей шеренги стреляли в промежутки второй.
Это было удобно: теперь стрелять могли все.
Но армия состоит не из одной пехоты: есть еще конница и артиллерия- Куда поставить их? Если поставить их спереди, в них будут лететь пули своей же пехоты. А если поставить их позади пехоты, то коннице не будет хода вперед, вся ее сила пропадет даром, а артиллерия может невзначай попасть в свою же пехоту.
Фридрих II поступал так: он ставил пушки в промежутки между подразделениями пехоты. А конницу он ставил по обоим флангам пехоты. Такой порядок назывался «линейным боевым порядком».
Этот порядок отличался одним существенным недостатком: его нельзя было менять в бою. Никому нельзя было менять свое место: ведь тогда все сразу спутается: пехота очутится перед артиллерией, или, наоборот, артиллерия прямо перед пехотой, или пехота перед конницей.
Для того чтобы этого никогда не случалось, Фридрих II навел в своей армии строжайшую дисциплину. Солдат не смел раздумывать над тем, как ему лучше поступать в бою, он должен был только слепо выполнять приказания и совершать заученные заранее движения.
Солдаты должны были шагать и сражаться не как живые люди, а как какие-то заводные механизмы.
Очень тяжело было в те времена служить в армии.
Фридрих II набирал солдат из всякого сброда, из преступников и бродяг. Учили этих солдат младшие командиры — капралы. Учили чаще палкой, чем словами.
Тогда-то и появились пословицы: «Солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля» и «Кто палку взял, тот и капрал».
Все же новый боевой порядок был удобнее прежних. И с этой своей армией Фридрих II побеждал и шведов, и французов, и саксонцев, и австрийцев.
Лет двести назад, во время войны Фридриха II с австрийским императором, произошел такой случай. Австрийские солдаты заняли несколько прусских деревень и принялись их грабить. Тогда прусские крестьяне, вооружившись топорами и косами, выступили против австрийцев. Казалось бы, Фридрих II должен был обрадоваться такой помощи и наградить храбрых крестьян. На самом же деле вышло совсем по-иному. Фридрих II тотчас же велел расстреливать на месте каждого крестьянина, который без его приказа возьмется за оружие.
Война, считал Фридрих И, королевское дело; народу нечего в него впутываться-
Нам такой взгляд кажется, конечно, странным. А в те времена он никого не удивлял, так думали все.
Воевали, например, между собой курфюрст баварский и герцог саксонский. Оба были немцы. Воевали они из-за того, что один у другого хотел оттягать землю. А немецкому крестьянину или ремесленнику не все ли равно было, кто станет собирать с него налоги — курфюрст или герцог?
Кончалась одна война, начиналась другая, а народ обычно даже и не интересовался тем, какой курфюрст или герцог победил, а какой потерпел поражение.
Но на поле сражения дрались, конечно, не сами короли, курфюрсты и герцоги, а их солдаты. Ради чего же бились эти солдаты?
Солдат в те времена нанимали за деньги. Солдат должен был сражаться потому, что он подписал обязательство. А почему и зачем идет война, до этого ему не было никакого дела.
Понятно, что такой наемной армии нельзя было особенно доверять: во время битвы она могла разбежаться-
Для того чтобы этого не случилось, солдатам не давали целыми месяцами жалованья. А перед битвой объявляли: деньги, да еще с прибавкой, дадут, как только неприятель будет разбит. А если победит неприятель, тогда солдаты, конечно, ничего не получат.
Самое же главное — сбежать было почти невозможно: ведь за солдатами следили капралы.
По команде офицера тремя шеренгами — семьдесят пять шагов в минуту — шли солдаты в бой; по команде все зараз застывали на месте и стреляли и по новой команде опять маршировали вперед.
Тут уж не убежишь: каждый солдат на виду.
Но так маршировать можно было только по ровному полю. Поэтому тогда и выбирали для битвы широкое гладкое поле.
Полководцы того времени так привыкли к линейному построению, что даже не могли представить себе, как же можно построить солдат иначе, как можно сражаться в лесу или среди холмов.
Прежде в России офицерами и генералами могли быть главным образом дворяне. Но так как офицером сразу стать нельзя, надо сначала накопить опыт, то начинать военную службу дворянам приходилось в самом нижнем чине — простыми солдатами.
Такой порядок установил еще Петр Великий.
Дворянам этот порядок очень не нравился. У себя в поместье дворянин привык распоряжаться крепостными крестьянами, как хотел; а в армии ему надо было несколько лет служить рядовым солдатом наравне с этими крепостными, и только после этого его производили в офицеры.
Вскоре же после смерти Петра дворяне придумали, как обойти закон. Как только у дворянина рождался сын, его сразу же определяли в армию. Отдавался приказ о зачислении такого-то дворянского сына рядовым солдатом в такой-то полк.
Все было как будто в порядке. А о том, сколько лет этому новому «солдату», в приказе не упоминалось.
Шли годы. За выслугу лет дворянского сына из солдат производили в офицерские чины.
Солдаты шагали, как заводные механизмы.
Но сперва он становился капралом, потом сержантом. Командир полка по-приятельски закрывал глаза на то, что «капрал» лежит в колыбели и сосет соску, а «сержант» ходит пешком под стол, даже не нагибаясь, и совсем не подозревает о своем звании.
Так, живя спокойно в родительском доме, мальчик поднимался все выше и выше в чинах. И когда, став юношей, он являлся в армию и начинал действительно служить, у него оказывался уже чин капитана, а то и майора.
Этим объясняется, что в те времена попадались очень молодые генералы. При Екатерине II был, например, в русской армии двадцатилетний генерал. А в царствование Павла был даже генерал двенадцатилетний мальчик...
Было бы, однако, несправедливо сказать, что все дворяне получали свои чины таким хитрым способом. Были и такие, которые выполняли закон точно и честно. Так, например, великий русский полководец Суворов вступил в армию, когда ему исполнилось семнадцать-лет. Шесть лет прослужил он простым солдатом и только после этого получил свой первый офицерский чин.
Для наших предков война была не княжеским и не царским, а своим, народным делом. Потому что не раз от исхода войны зависело самое существование нашего народа, судьба нашего государства.
Так уж сложилась история нашего народа, что ему в продолжение многих веков приходилось защищать свою землю от чужеземных беспощадных хищников: от печенегов, половцев, татар, от ливонских рыцарей и польских панов, от шведов и турок. Много горя пришлось испытать русскому народу, но зато он навек запомнил: нельзя допускать врага в свои пределы, с ним надо биться насмерть.
Не контракт, не плата, не страх перед наказанием, а любовь к родине побуждала русских солдат храбро сражаться с врагом.
Но русские цари — такие, как Петр III или Павел I, — этого не понимали. Они видели, что в лучших иностранных армиях дисциплина держится на капральской палке, и решили, что так должно быть и у нас. Они видели, что там солдат выстраивают в линию, и стали выстраивать в линию наших солдат- Они старались изменить даже облик наших солдат, придать им чужеземный вид. Подумать только: русского крестьянина, как только он попадал в армию, затягивали в узенький неудобный мундир, на руки ему надевали манжеты, а голову пудрили» волосы завивали в букли и заплетали в косу.
Для того чтобы солдаты при маршировке не сгибали ног, им было приказано подвязывать под колени лубки. Шаг, действительно» получался красивый, размашистый. Но зато такой солдат, стоило ему только поскользнуться или упасть, оказывался совсем беспомощным: сколько он ни барахтался, подняться он не мог: мешали лубки.
По ночам ретивые капралы будили своих солдат и делали им замечания: спать, оказывается, надо тоже вытянувшись, иначе испортится военная выправка...
То, чего не понимали русские цари, понял Суворов. Он стал учить солдат тому, что могло пригодиться им в бою.
Часто, подняв солдат по тревоге, Суворов водил их несколько суток, днем и ночью, без дорог, через густые леса, холмы, овраги, переправляясь вброд или вплавь через реки. После такого учения Суворов собирал солдат, разъяснял им их ошибки и учил, как надо действовать, на войне для того, чтобы разбить неприятеля.
Такие солдаты, которые умеют только выполнять по команде раз и навсегда вызубренные приемы, Суворову были не нужны. Он ценил понятливых, смелых бойцов, которые идут в бой без понукания и сами соображают, что им делать.
«Каждый воин, — любил повторять Суворов, — должен понимать свой маневр».
Суворов был очень требователен, но он уважал солдат, и они это», конечно, чувствовали. Они любили Суворова, старались всеми силами оправдать его доверие.
Таких солдат уже не нужно было выстраивать непременно в линию, держать их под наблюдением капралов.
Суворов мог применять — и действительно применял — самые разные боевые порядки, смотря по тому, с каким противником ему приходилось иметь дело.
Чаще всего Суворов избирал такой порядок. Впереди шли врассыпную, маленькими группами или в одиночку, отличные стрелки — егеря-За ними — линии мушкетеров и гренадеров. За ними — выстроенные в колонны солдаты. И, наконец, позади всех располагался резерв.
Егеря не были привязаны к месту, они сами решали, откуда выгоднее всего подойти к врагу. Резерв предохранял от всяких неожиданностей. А колонны можно было в любой момент повернуть и направить туда, где они всего нужнее: например, на прорыв неприятельского центра или на охват его фланга.
Это был подвижной боевой порядок, при котором можно было совершать молниеносные маневры, внезапно обрушиваться на врага.
Суворовские солдаты могли сражаться не только на гладком месте, но и в лесах и в горах, не только днем, «но и ночью.
«Неприятель думает, что ты за сто верст, за двести верст, — говорил Суворов, — неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чиста поля. А ты из-за гор крутых, из лесов дремучих налети на него, как снег на голову. Рази, тесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться!»
Все это было совершенно необычно, шло против правил, которых держались заграничные генералы, привыкшие к линейному порядку-Поэтому такие генералы, сколько ни терпели поражений от Суворова, все же твердили: Суворов не умеет вести бой «правильно», он не знает тактики.
«Что ж делать! — смеясь, отвечал Суворов. — Без тактики, без практики, а неприятеля побеждаем!»
За тысячи километров от нас, в далекой Швейцарии, возвышается на крутой скале памятник Суворову: здесь сто сорок лет назад вел он свои войска через обледеневшие горные хребты.
Дорога тут внезапно обрывается: впереди сплошной отвесной стеной стоят огромные, уходящие в небо утесы. Сквозь каменную стену прорублен узкий туннель, такой узкий, что пройти по нему можно только поодиночке, гуськом.
Сюда, к этому туннелю, подошла суворовская армия во время швейцарского похода.
По другую сторону ущелья притаились французы; они поставили у выхода из туннеля пушку и держали его под обстрелом. Каждого, кто вступал в туннель, ждала верная смерть. Вести армию этим путем значило вести ее на убой.
Чортов мост.
А другой дороги не было.
Что могла бы тут сделать армия, приученная к линейному построению? Она бы ничего не могла поделать, ей пришлось бы отступить.
А суворовская армия не отступила.
Триста русских солдат вызвались вскарабкаться вверх по скалам. Цепляясь за малейшие выступы, они умудрились перелезть через трещины между скалами, выйти к другому концу туннеля и незаметно подкрасться к врагу. Внезапно кинулись они на французов, стороживших ущелье, одних перекололи штыками, других сбросили в пропасть и захватили пушку.
Теперь проход был свободен, и русская армия могла снова двигаться. Но ее ждали впереди еще новые испытания.
Выйдя из туннеля на свет, дорога начинает виться по самому краю горной кручи. И вдруг она снова обрывается: впереди пропасть. По дну пропасти мчится с ревом и гулом бурная река. Каменной дугой повис мост над пропастью, он все время содрогается от грохота реки, его обдает брызгами и клочьями пены.
Это Чортов мост...
Когда суворовские войска подошли сюда, Чортов мост был непроходим: по ту сторону пропасти засели, спрятавшись за камнями, французы и осыпали его пулями, а карниз, по которому шла дорога, сломали.
Русские тоже укрылись за камнями и открыли огонь по неприятелю.
Пока шла перестрелка через пропасть, Суворов послал своих мушкетеров искать обход.
Прыгая с камня на камень, спустились они вниз к реке.
Река оказалась неглубокой. Но течение было неистовое. Надо было цепляться за мокрые, скользкие камни, нащупывать ногой каждый шаг. Стоило только оступиться — и спасения уже не было: река подхватывала человека, уносила его, закручивая и швыряя и ударяя об острые камни.
Французы, увидев на своем берегу русских солдат, сначала не поверили своим глазам. Потом они отступили, разрушив часть Чортова моста.
Хотя французы и отошли, все же пули их теперь долетали до моста.
Русские солдаты нашли поблизости какой-то бревенчатый сарай. Его тотчас же разобрали, бревна потащили к пропасти. Офицеры сняли с себя шарфы, этими шарфами обвязали бревна и затем перекинули их через провал. Так был починен Чортов мост.
Первым побежал по шаткому мосту офицер; сраженный пулей, он не добежал — упал замертво. Казак, вступивший вслед за ним на мост, споткнулся и свалился в пропасть. Его поглотила ревущая река.
Но десятки новых смельчаков, поддерживая друг друга, уже перебирались на тот берег. Они бросились на французов. Завязался горячий рукопашный бой.
Всё новые десятки, за ними сотни русских солдат бежали по паре бревен, связанных наспех шарфами, над головокружительной кручей...
Чортов мост был взят. Французы, понеся большие потери, отступили.
Наполеон был одним из величайших полководцев. В короткий срок завоевал Наполеон почти всю Европу. И в 1812 году вторгся со своими войсками в Россию.
Армия Наполеона насчитывала шестьсот тысяч солдат. Русская армия — гораздо меньше.
Наполеон хотел как можно скорее разбить русскую армию и таким способом кончить войну. Но русские полководцы поступили не так, как этого ждал Наполеон: они не приняли боя, а вместо того стали отводить войска в глубь нашей страны.
Огромная наполеоновская армия двигалась вперед. Не легко было ей итти: русские, не дожидаясь прихода врага, сжигали свои дома, поля, запасы продовольствия, а сами уходили вместе со своей армией в глубь России.
Войска Наполеона двигались как бы по бесплодной и безлюдной пустыне. Партизанские русские отряды все время нападали на тылы наполеоновских войск.
Когда до Москвы оставалось всего около сотни верст, русские войска перестали отступать: русский главнокомандующий Кутузов,
один из любимых учеников и последователей Суворова, решил дать бой.
Здесь, у села Бородина, столкнулись две великие армии. Обе они состояли не из наемных солдат, служивших по контракту, а из таких солдат, которые были преданы своему отечеству и готовы были биться до последней капли крови. Обе армии применяли одинаковые боевые порядки и одинаковую тактику.
7 сентября рано утром загрохотали пушки. Французские солдаты, выполняя план Наполеона, двинулись на укрепления нашего левого фланга.
Вот в чем состоял замысел Наполеона: быстро смять левый фланг нашей армии, зайти ей в тыл, окружить ее и целиком уничтожить.
Левый фланг нашей армии опирался своим краем на три небольших укрепления — Семеновские флеши. А там, где он смыкался с центром нашей армии, возвышался курган, на который была поставлена батарея из восемнадцати пушек; эту батарею называли «Центральной».
Эти-то наши укрепления и задумал Наполеон захватить как можно скорее. Сюда бросил он свои лучшие войска. Так, например, против флешей он выставил шесть своих дивизий и сотню орудий. А у нас здесь было всего две дивизии и двадцать четыре орудия.
Наполеон начал Бородинский бой точно так же, как он всегда начинал все свои битвы: артиллерийским обстрелом. Тысячи снарядов полетели во флеши, убивая и раня стоявших тут наших солдат.
Когда Наполеон решил, что силы русских войск у флешей подорваны, он прекратил артиллерийский обстрел и послал в атаку свою пехоту.
Стройными колоннами, плечо к плечу, точно на параде, двинулись к флешам французские дивизии. Это было величественное зрелище: тысячи солдат быстро шли ровными рядами, без единого выстрела. Они не хотели тратить времени на стрельбу: заряжать ружье было сложно и долго, все должно было решиться штыковым ударом. То там, то здесь падали на полушаге раненые и убитые, но их соседи сейчас же смыкали строй, занимая опустевшие места, и колонны попрежнему молча двигались вперед...
Все шло так, как было предусмотрено планом. И Наполеон, зная свой огромный перевес в силах, был вполне уверен в победе. Разве не так же точно шагали в атаку его войска во всех прежних битвах?
.. бились до последней капли крови.
И всегда после этого к нему мчались на конях гонцы с вестью о победе.
Пройдет немного часов, думал Наполеон, и русская армия перестанет существовать.
Но расчеты эти не оправдались: несмотря на страшный напор французов, фланг нашей армии не дрогнул.
Казалось, русские солдаты вросли в землю. В неравной борьбе они гибли сотнями, тысячами. Их ряды редели. Любое другое войско, не выдержав таких потерь, стало бы отступать. А русские не отступали.
Снова и снова повторял Наполеон все то же: сначала артиллерийский обстрел, потом вновь атака.
И все бесплодно. Иногда французам удавалось немного потеснить русских. Но русские сейчас же переходили в контратаку и снова отгоняли французов назад.
Пятьдесят битв дал на своем веку Наполеон. Но никогда он еще не видел такой странной и страшной битвы, такой кровопролитной и бесплодной.
Все труднее, однако, становилось нашему левому флангу отбивать атаки врага. Кутузов, разгадавший замыслы Наполеона, давно уже отдал приказ: взять два корпуса с правого фланга и перевести их на левый фланг. Но перестраивать войска во время боя, под неприятельским огнем, дело очень сложное, на это уйдет часа три. Надо во что бы то ни стало продержаться эти три часа до прихода подкреплений.
И русские войска держались. Им, правда, пришлось в конце концов флеши сдать, но они снова укрепились, чуть отступя, и продолжали тут отбивать все неприятельские атаки.
Тогда Наполеон бросил свои главные силы на Центральную батарею. Грозная опасность нависла над ней: снаряды все вышли, а подвезти их было невозможно: все пути к батарее французы держали под непрерывным огнем. Французы бросились в атаку. Наши артиллеристы схватились с врагом врукопашную. Все они полегли около своих орудий. Французы завладели Центральной батареей.
Увидев это один из русских генералов собрал тех солдат, которые были под рукой, бросился с ними на батарею и выбил оттуда французов. Но положение оставалось чрезвычайно опасным: стоило Наполеону предпринять новую атаку, и русские войска, стоявшие в центре, измученные вконец неравным боем, могли дрогнуть. Во что бы то ни стало нужно было дать им передышку.
А как это сделать?
Наполеон уже двинул свои свежие, еще не бывшие в бою войска на Центральную батарею.
К счастью, Кутузову удалось перехитрить Наполеона. По приказу Кутузова наш конный отряд, пройдя окружным путем, бросился в тыл французской армии. Конечно, этот конный отряд без пехоты не мог нанести большого урона французам. Но ведь французы не знали, что в тыл им зашла только конница. Наполеон сам поскакал в тыл разузнать, что там происходит, отложив на время новую атаку Центральной батареи.
Два часа потратил на это Наполеон. Наша конница, сделав свое дело, ускакала назад. А за это время на Центральную батарею были подвезены снаряды, пришли корпуса, снятые с правого фланга, и стали на новое место, усилив наш центр и левый фланг...
Миновал полдень, время подошло к четырем часам дня. А чего добились французы? Русские войска отошли немного назад и здесь основа укрепились. Их сопротивление нигде не было сломлено.
Совсем не этого ждал Наполеон. Он пытался еще продолжать атаки. Но войска — и французские, и русские — были уже так утомлены, что бой сам собою стал (затихать.
Темнело. Над полем, заваленным грудами мертвых тел, заклубился холодный туман.
Обе стороны подсчитали свои потери. У русских выбыло из строя почти шестьдесят тысяч человек, почти столько же солдат потерял и Наполеон...
Ночью Кутузов решил не возобновлять боя: лучше было отступить и отдать врагу на время Москву, чем потерять оставшуюся часть армии.
Наполеоновская армия нашла в себе еще силы продвинуться вперед, дотащиться до Москвы.
Но оправиться после Бородинского боя эта армия уже не могла; она напоминала раненного насмерть зверя.
Прошло немного времени, и силы совсем покинули ее, она побежала, преследуемая русскими...
Уже под конец своей жизни, вспоминая о Бородинском бое, Наполеон признался: «Самое страшное из всех моих сражений это то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские оказались достойными быть непобедимыми».
Сто лет отделяют мировую войну 1914–1918 годов от наполеоновских войн. Чего только не произошло в военном! деле за это время: старинный черный порох заменили бездымным, гораздо более сильным; ружья и орудия стали заряжать не с дула, а сзади, с казны; их стволы начали делать с винтовой нарезкой, от этого возросла их дальнобойность; вместо ядер стали стрелять разрывными снарядами; были изобретены пулеметы; артиллеристы научились стрелять с закрытых позиций.
Словом, артиллерийский, ружейный и пулеметный огонь стал таким губительным, каким он никогда не был прежде. Итти в бой колонной или даже линией — плечо к плечу — было бы теперь безумием: снаряд, попавший в гущу людей, поранил бы сразу очень многих.
Надо было раздвинуться, отойти друг от друга подальше, не нарушив строя.
И вот солдаты, шедшие в линии, разомкнулись так, что между ними появились пустые промежутки в несколько шагов, линия превратилась в цепь.
Этот боевой порядок продержался около пятидесяти лет.
В 1914 году, когда началась мировая война, именно так — цепями — двинулись солдаты в бой.
Но тут произошло то, чего никто не ждал. Пулеметы сметали наступающие цепи: промежутки в несколько шагов оказались малы, люди стояли в цепи все же слишком густо. К тому же длинной, почти прямой цепи было почти невозможно укрыться от взгляда врага. Часто бывало так: неподалеку лежит камень или растет куст, за которым можно было бы удобно укрыться. Но для этого надо нарушить строй, выйти из цепи.
И вот с цепью произошло то же, что случилось когда-то с линией: она раздвинулась, разбилась на много маленьких цепочек, или, вернее, групп. Каждая группка бойцов стала двигаться самостоятельно, стала сама рыть себе окопы и маскироваться.
То, что было когда-то одной прямой линией, стало теперь причудливым сочетанием множества точек — сетью замаскированных огневых точек.
Так родился новый, нынешний боевой порядок.
Нынешний боевой порядок отличается от всех прежних тем, что он невидим.
Его нельзя увидеть потому, что бойцы не собраны в каком-либо одном месте, а разбросаны по всему тюлю и к тому же тщательно замаскированы: поле боя кажется пустым. Но если бы даже и нашелся такой острый глаз, который сумел бы различить бойцов, несмотря на их маскировку, он, пожалуй, не уловил бы порядок их расположения. Он увидел бы бойцов, но не увидел порядка.
Там, посреди поля, станковый пулемет; а здесь почему-то — ручной пулемет; а еще в другом месте — отделение стрелков; а вот, совсем отдельно, под еле заметным кустиком—всего два человека: снайпер и его помощник; где укрылся миномет, где противотанковая пушка, где маленькое пехотное орудие; среди пехотинцев, как будто случайно, затесались артиллеристы-наблюдатели со своими телефонами и радиоприемниками; а в лощинках и перелесках почему-то стоят еще стрелки и вместе с ними танки.
Какой же это порядок? Это скорее беспорядок.
На самом деле порядок тут есть, и даже очень строгий, но невидимый. Уловить его сразу так же трудно, как уловить порядок в расположении фигур на шахматной доске в середине партии. Почему одни фигуры ушли вперед, а другие остались позади? Почему ферзь занял этот квадрат, а не другой? Почему конь стал там, а слон тут? Ответить на все эти вопросы можно только после того, как вникнешь хорошенько в позицию, учтешь замыслы противников. И только тогда поймешь, что каждой фигуре отведено самое правильное место.
Так и в бою. Силы распределены с таким расчетом, что откуда бы ни сунулся неприятель, он повсюду наткнется на огонь наших стрелков, пулеметчиков, минометчиков, артиллеристов, в любом случае понесет огромные потери. А когда, ослабленный потерями, он придет в замешательство, тогда из лощинок и перелесков внезапно появятся бойцы наших «ударных групп», помчатся вперед наши танки, заговорит артиллерия, взовьются в воздух наши самолеты-бомбардировщики, — одним словом, начнется наше наступление...
Фаланга, легион, кабанья голова, колонны, линии, цепи — любой из прежних боевых порядков был однообразным, несвободным, одним для всех случаев.
А нынешний порядок нельзя применять, не думая, он дает бесчисленное количество различных возможностей, разных расположений бойцов. Этот порядок можно сравнить со сказочным существом Протеем, который мог принимать по желанию любой вид: он всегда тот же самый и всегда, вместе с тем, новый, непредвиденный.
Македонская фаланга двигалась вся целиком. Ее можно было сравнить с огромной живой глыбой. Конечно, присмотревшись к этой глыбе, можно было заметить, что она состоит из бесчисленных песчинок — людей. Но песчинки были так тесно прижаты друг к другу, что потеряли всякую самостоятельность. Воины должны были только подчиняться. А думал и решал за них полководец.
Нынешнюю армию следует сравнивать не с цельной, сплошной глыбой, а с сочетанием тысяч и тысяч разбросанных на огромном пространстве крупинок — отделений, взводов… Каждая крупинка тоненькими невидимыми ниточками связана с другими. И все же она сохраняет самостоятельность.
Ведь когда командующий армией отдает, например, приказ о наступлении, он не говорит, — да и не может сказать, — что именно придется делать каждому отделению. Это будут решать на месте их командиры — младшие командиры.
Получив необходимые указания, младший командир сам решает, как ему распределить на поле бойцов, когда и по какой цели открыть огонь, когда бойцам совершать перебежки, как лучше всего атаковать врага.
Армия наступает, это значит — наступают ее командиры со своими бойцами. У каждого из этих командиров своя особая задача, и он сам должен соображать, как с ней справиться. Можно сказать, каждый из них является как бы полководцем в маленьком масштабе. Правда, его «войско» совсем небольшое. Но все же в нем имеются бойцы разных специальностей, и руководить этим маленьким «войском» не легко.
Возьмем, к примеру, самую маленькую «крупинку» — стрелковое отделение. В нем всего десять, самое большое пятнадцать человек. Но эти десять бойцов вооружены по-разному: одни стреляют из винтовок, другие из пулеметов, еще иные из гранатометов. Значит, командиру отделения надо отлично знать свойства всех этих видов оружия, надо знать тактику.
Подобно своему командиру, и рядовые бойцы не просто исполняют приказания, а соображают, как их лучше выполнить.
Ведь бойцы располагаются не рядом, как это было в линейном строю, а на расстоянии друг от друга и от командира. Пулеметчик, например, располагается обычно на фланге, а гранатометчики сзади, где-нибудь в стороне.
Стрелковое отделение в бою.
Каждый сам маскируется и выкапывает себе окоп.
Да и наступают бойцы часто не все сразу, а поодиночке: сначала перебегут вперед один за другим стрелки, затем пулеметчики со своим пулеметом, потом гранатометчики с гранатометом.
При таком порядке каждому приходится работать в бою не только руками, но и головой.
Стрелковым отделением командует обычно младший сержант. Чтобы стать младшим сержантом, надо окончить полковую школу. Учатся в ней девять месяцев.
Помощником и заместителем командира отделения назначают лучшего, опытнейшего красноармейца. Его называют ефрейтором. Ефрейтором может стать тот, кто прослужил больше года в Красной армии и прошел специальные месячные курсы.
Лучшие младшие сержанты, получив достаточный опыт, могут, выдержав особые испытания, получить звание сержанта и старшего сержанта. Старшего сержанта назначают обычно на должность помощника командира взвода. Старший сержант может затем получить звание старшины.
Лучшим младшим командирам, прослужившим на сверхсрочной службе в армии не меньше трех лет, открывается путь дальше: окончив шестимесячные курсы, они получают звание младшего лейтенанта. Из младшего командного состава они переходят, таким образом, в средний.
Есть еще и другой, более быстрый способ стать средним командиром: надо поступить в военную школу, проучиться в ней два или три года и окончить ее отлично. Тогда можно сразу же по окончании военной школы получить звание лейтенанта.
Вот, примерно, что увидели бы вы, если бы попали на войну.
Перед вами — пустое поле. Вдали — опушка леса. Ни души. Войска — его словно и вовсе нет.
Вглядевшись внимательно, вы наконец замечаете: по полю кое-где ползут, а местами перебегают поодиночке бойцы. Один из них вдруг покачнулся, упал. Кто же его подстрелил? Откуда? Неизвестно. Надо долго и тщательно изучать расположение противника, тогда, может быть, удастся разыскать, где прячется его пулеметчик или снайпер.
А неприятельские окопы — где они? Только очень опытный, наметанный глаз уловит вдали какие-то чуть заметные черточки. Это и есть окопы.
Вот раздался грохот, поле затянуло дымом. Это стреляют пушки. Но где они? Их не увидишь никак, даже через подзорную трубу. Может быть, они спрятались в лесу, а может быть — укрылись где-то за холмами.
Между тем бой разгорается, незримый бой. В небе появляются самолеты, они летят девятками, как журавли, — углом вперед, и сбрасывают бомбы где-то вдали.
Больше стало перебегающих поле фигурок. Но они видны не все время. Мелькнут на несколько секунд и вдруг исчезнут, словно слились с землей. И вновь мелькнут, и опять исчезнут.
Откуда-то внезапно появляются танки и несутся туда, где видны черточки неприятельских окопов. Дым над полем рассеивается. Теперь наступающая пехота уже видна отчетливо: бойцы поднялись во весь рост, идут в атаку. Вот они добежали до окопов противника, скрылись в них. Исчезли и танки.
И снова поле пусто...
Что же происходит на самом деле в бою? Предположим, что мы наступаем. Чего же мы хотим достичь в наступлении и какими способами мы того добиваемся?
Мы хотим уничтожить силы противника, захватить ту землю, которую занимают его войска, захватить его оборонительную полосу. Полоса эта достаточно широкая: она имеет в ширину, или, как выражаются военные, в глубину, километров шесть-восемь. На ней расположено множество неприятельских огневых точек.
Продвинуться сразу, одним рывком, на восемь километров невозможно. Для того чтобы прорвать оборонительную полосу на всю ее глубину, приходится совершать целый ряд последовательных атак, шаг за шагом преодолевать сопротивление врага.
Разумеется, надо первым делом захватить ту часть неприятельской оборонительной полосы, которая к нам всего ближе, — передний ее край.
Но если бы мы сразу бросили для этого наши войска в атаку, то они попали бы под такой убийственный огонь врага, что атака, наверное, не удалась бы. И если бы она даже и удалась, это стоило бы нам слишком дорого: мы потеряли бы очень много бойцов.
Надо, значит, подготовить атаку; надо заранее, еще до атаки, ослабить врага, заставить его орудия и пулеметы замолкнуть, нанести ему как можно больший урон.
Поэтому бой и разделяется па две части: подготовка атаки и самая атака.
Наши артиллеристы начинают стрелять по огневым точкам неприятеля на всю глубину его полосы. Над полем боя растекается дым, летят во все стороны смертоносные осколки снарядов, — неприятельским бойцам нельзя поднять головы, не то что метко стрелять.
В это время на тот участок, который избран нами для атаки, налетают наши самолеты и забрасывают его бомбами. Другие самолеты летят еще дальше, за неприятельскую оборонительную линию, бомбардируют там станции, мосты, дороги, скопления войск. Это делается для того, чтобы враг не мог подбросить подкрепление к месту боя.
Пока все это происходит, наша пехота старается подобраться, поближе к неприятелю. Конечно, неприятель не хочет этого допустить. То одни, то другие его бойцы начинают обстреливать наших бойцов. Поэтому нашей пехоте приходится продвигаться с боем: то стрелять, то перебегать вперед.
Чем дальше продвигаются наши стрелки, тем сильнее и упорнее обстреливают наши артиллеристы передний край неприятельской обороны. Одну за другой «тушат» они неприятельские огневые точки, уничтожают их. Этим самым они спасают жизнь нашим стрелкам и облегчают им атаку.
Наконец наши стрелки подошли достаточно близко к врагу. Они могут теперь броситься в атаку.
Наша артиллерия перестает бить по переднему краю неприятельской полосы: можно задеть своих. Она переносит свой огонь вперед метров на двести-триста. Артиллерия создает «огневой вал».
Это, действительно, напоминает катящийся вперед морской вал. Но вал этот состоит не из воды, а из разрывающихся снарядов и разлетающихся осколков, из взлетающей кверху земли, из взрывов и пламени. Этот вал катится через неприятельскую полосу.
В этот миг наша пехота и танки бросаются в атаку. Танки опережают пехоту, очищают ей путь. Они давят, вминают в землю, расстреливают, уничтожают те огневые точки врага, которые сохранились до этих пор.
За танками с криком «ура» бегут стрелки. Они забрасывают врага ручными гранатами, врываются в его окопы, берут неприятельских бойцов в плен, штыком и прикладом расправляются с теми, кто сопротивляется.
Танки очищают путь пехоте.
Чуть где произойдет заминка, едва только успеет откуда-нибудь выстрелить неприятель, как сейчас же туда направляется огонь наших пулеметов, минометов и тех орудий, которые сопровождают атаку.
Передний край неприятельской обороны захвачен. Начинается подготовка к атаке следующего рубежа...
Так протекает бой, такова, можно сказать, его схема. Но по этой схеме нельзя представить себе бой наглядно, почувствовать его Для этого следовало бы описать бой гораздо подробнее.
Так мы сейчас и сделаем.