В советской историографии на протяжении многих десятилетий сложился тезис о мирном и практически добровольном присоединении Урала и Зауралья к Российской империи. Фактически дело представляется так, что русский крестьянин постепенно распахивал пустые необжитые пространства, мирно соседствуя с немногочисленным местным населением, неся ему оседлый образ жизни, и вообще культуру[73]. Лишь иногда народные массы плечом к плечу вставали против угнетателей, как против царских сатрапов, так и против национальных богатеев.
Однако имеет право на существование и другой подход к истории Урала и Зауралья в XVI-XVIII веках. Вкратце, этот подход базируется на признании доминирования именно военной составляющей в колонизации указанных территорий. Действительно, если взглянуть на проблему освоения Урала и Зауралья именно под военным утлом зрения, выявляется немало интересных моментов.
Военное продвижение на Северный Урал со стороны Руси началось еще в XI веке, но это были отдельные походы, не ставившие целью закрепление территории с последующей колонизацией. Монгольское вторжение несколько снизило активность русских на Северном Урале, но уже в 1263 г. в двух грамотах, данных преемнику Александра Невского - Ярославу Ярославичу; среди новгородских владений упоминаются земли по верхнему течению Камы - Пермь Великая[74]. С начала XIV века на Северный Урал начала претендовать и Москва, имевшая в качестве опорной базы на северо-востоке Великий Устюг. В конце XIV-начале XV веков началось постепенное переселение русских крестьян из Ростовско-Суздальской земли на Верхнюю Каму, а в 1389—1409 гг. двинский воевода Анфал Никитин поставил на Верхней Каме первую русскую крепость - Анфаловский городок[75]. В 1451 г. Москва окончательно утвердилась в Верхнем Прикамье, и столкнулась с вогулами, чьи князья в 1455 г. совершили набег на Пермь Великую. Иван III ответил двумя походами 1465 и 1467 гг. В 1472 г. московское войско привело к покорности Пермь Великую, удельный князь которой пытался вести слишком самостоятельную политику. Границы Московского княжества теперь прошли практически по Уральскому хребту в его северной части, соприкоснувшись с Пелымским княжеством вогулов. В 1481 г. вогульский князь Асыка напал на Пермь Великую и осадил Чердынь. Для отражения нападения пришлось перебрасывать войска аж из Великого Устюга.
Ответом стал поход 1483 г., в ходе которого войско князя Ф.С. Курбского-Черного одержало победу над вогулами в устье Пелыма, а затем прошло по Оби, покорив Кодское княжество остяков. В 1484-85 гг. пелымский князь Юмшан и кодский князь Молдан признали свой вассалитет по отношению к Ивану III. Как видим, этот процесс стал результатом военных походов, а не мирной колонизации. Границы России впервые перешагнули за Урал в его северной части.
В 1499 г. Иван III отправляет войска еще севернее - против Ляпинского княжества вогулов и Обдорского княжества остяков. В ходе напряженной кампании войска вогулов и остяков были разбиты, и в 1500 г. к титулу Ивана III прибавилось «князь Обдорский и Кондинский»[76]. Таким образом, в течение XV века, в результате целого ряда военных походов, Московское княжество утвердилось в Северном Приуралье, и распространило свое влияние на Северный и Приполярный Урал, а также на нижнее течение Оби. Тем самым, интересы Москвы напрямую столкнулись с интересами Сибирского ханства, правители которого также стремились контролировать вогульские и остяцкие княжества. Поэтому, пограничная война на Каме не прекратилась, а, напротив, усилилась.
Русские владения на Каме подвергались набегам татар и вогулов в 1505, 1521, 1531, 1535, 1539, 1540, 1546, 1547 годах, причем это были полномасштабные военные акции с осадами крепостей, в том числе и самой Чердыни. В тоже время, основные усилия Ивана IV на востоке в этот период были направлены против Казанского ханства, поэтому вогулы и сибирцы ответных ударов практически не получали.
Наконец, в 1552 г. Казань пала. Рука Москвы теперь простерлась и в направлении Среднего и Южного Урала, вплоть до бассейнов рек Белая, Уфа и Яик. В 1554—1557 гг. свою вассальную зависимость от московского царя признали башкирские племена, кочевавшие в Западном Приуралье. Более того, в 1555 г. новый сибирский хан Едигер также признал себя московским вассалом. Вассалитет был, конечно, чисто номинальный, но на восточных границах Московии на целых 30 лет воцарился мир.
В 70-х гг. XVI века военно-политическая обстановка на Урале вновь осложнилась. Кучум, захвативший в 1563 г. власть в Сибирском ханстве, к 1571 г. почувствовал себя настолько сильным, что порвал вассальную зависимость от Москвы. Эту смену внешнеполитического курса сразу почувствовало на себе русское население Прикамья. Уже в 1572 г. последовал набег пелымского князя Бегбелия Агтакова, сопровождаемый выступлением вогулов, живших на Чусовой и Каме. Русским и пермским поселкам на Каме, Сылве и Чусовой был нанесен значительный ущерб, и уже в 1573 г. Строгановы предприняли карательную акцию против вогулов, живших на Чусовой. В ответ, в том же году, из-за Уральского хребта в Прикамье вторгся племянник Кучума Маметкул. Вслед за этим всплеском боевой активности, в 1575—1579 гг. на Каме наступило относительное затишье, использованное Строгановыми для накапливания сил.
Одновременно с этим, на юге, в пределах Башкирии продолжалось продвижение в Южное Предуралье. В 1574 г. были заложены Бирская и Уфимская крепости. Ввиду «особых отношений» между Москвой и Башкирией, заложенных еще договорами Ивана Грозного, крепости эти были скорее представительствами центральной власти, нежели реальной у грозой башкирскому суверенитету; но к концу XVI века это были самые юго-восточные крепости России.
1580 г. ознаменовался новым вторжением пелымского князя Бегбелия Агтакова во владения Строгановых. Не сумев взять основные укрепления, Бегбелий сжег и разграбил ряд поселков на Чусовой и Сылве, но затем, согласно Строгановской летописи, был разбит и попал в плен[77]. Вероятно, что экспедиция Ермака должна была стать ответной акцией против сибирцев, вряд ли Строгановы планировали покорить Сибирское ханство войском в 1650 человек с тремя пушками[78]. Но так или иначе, огромная территория оказалась присоединенной к России буквально за пару лет. Уже весной 1587 г. в Тюменский острог прибыл первый сибирский воевода Д.Чулков.
Таким образом, северо-восточная граница России передвинулась на сотни километров, в то время как южнее Тюмени образовалась своеобразная «ничейная земля», ранее принадлежавшая сибирскому хану. Здесь кочевали остатки сибирских татар, и сюда же постепенно начиналось продвижение башкир.
Конец XVI и начало XVII веков ознаменовались борьбой Кучума и «кучумовичей» против русской колонизации Зауралья. Уже в 1590 г. Кучум подступил к вновь построенной Тобольской крепости, но на штурм так и не решился, а в 1591 г. тобольский воевода В.В. Кольцов-Массальский нанес ответный удар по ставке Кучума на реке Ишим[79]. В 1593 г. в результате похода П. Горчакова и Н.В. Траханиотова было окончательно уничтожено Пелымское княжество вогулов, а в устье Пелыма поставлен Пелымский острог с гарнизоном в 200 человек[80]. В том же году были поставлены Обдорский и Березовский остроги. Уже в следующем, 1594 году, было разгромлено Кондинское княжество.
В 1596 г. Артемий Бабинов открыл свой знаменитый короткий путь в Сибирь, вдоль которого началось постепенное возведение крепостей. В 1598 г. на Троицком камне над Турой был поставлен будущий Верхотурский острог, а в 1600 г. в устье реки Елынки - Туринский острог[81].
В том же, 1600 г., остяки разгромили Мангазейскую экспедицию князя Шаховского, а в 1605 г. восстали вогулы на р. Ляпин, фактически восстановившие свою независимость, однако не сумевшие овладеть Березовским острогом. В 1607 г. к ляпинцам примкнул обдорский князь остяков Василий, но объединенная рать остяков и вогулов была разбита[82]. Кроме того, превентивными мерами были сорваны выступления вогулов в 1609 и 1612 гг.
Большой проблемой оставались кучумовичи, кочевавшие между Ишимом и Иртышом, и принимавшие к себе всех недовольных властью Москвы. Так, в 1600 г. у оз. Чебаркуль сыновья Кучума приняли 250 беглых татар и башкир[83], летом 1603 г. к сыну Кучума - Алею присоединился ногайский мурза Урус с семью сотнями татар и башкир[84], наконец, в 1606 г. на Иртыше появились перекочевывающие на запад калмыки[85], быстро нашедшие общий язык с сибирскими татарами.
Результат не заставил себя ждать, уже в мае 1607 г. сибирские татары и калмыки совершили набег на Тюменский уезд, боевые действия с переменным успехом продолжались все лето, а затем продолжились летом 1608 г. В 1610 г. калмыки напали на башкирские улусы в долине Миасса, а затем продолжили грабеж по Исети[86]. В 1613 г. тюменским воеводам удалось нанести калмыкам поражение, но затишье на Урале наступило буквально на пару лет.
Уже зимой 1615—1616 гг. в бассейне Камы вспыхнуло восстание башкир, татар, чувашей и удмуртов, которые осадили Осу и Сарапул. Не успели справиться с этим выступлением, как на следующий год сын Кучума - Ишим совместно с калмыками разорил восточную часть Уфимского уезда[87]. Ответный удар в Приишимские степи последовал из Тобольска в 1618 г., татары затихли на три года, но уже осенью 1621 г. калмыки с берегов Тобола совершили набег на Тамьянскую волость Уфимского уезда[88].
Следующие семь лет прошли в мелких пограничных стычках, а очередной всплеск боевой активности пришелся на 1628—1629 и 1632-1636 гг., причем 11 ноября 1634 г. калмыки решились даже на осаду Тюмени, не добившись, правда, каких-либо успехов[89]. Мирная передышка составила пять лет, а затем в 1640— 1641, 1645, 1648-1649, 1651 гг. на Урале вновь лилась кровь, причем в 1649 и 1651 гг. татары и калмыки дважды сожгли Далматовский монастырь[90].
Таким образом, из первых 50 лет XVII века на Урале мирными были лишь 26 лет, во все остальные годы в том или ином районе Уральского региона велись боевые действия, причем речь идет о больших военных походах со сражениями и осадами крепостей. Мелких пограничных набегов и стычек было неизмеримо больше, но не все они попали в исторические документы и летописи.
Во второй половине XVII в. Кучумовичи постепенно сходят с исторической сцены, калмыки продвигаются из Южного Зауралья в прикаспийские степи, а русская часть Урала отгораживается крепостными линиями, тянущимися от Камы до Ишима и Тобола. Создаются предпосылки для мирного развития региона, но здесь начинается череда башкирских восстаний, связанная с постепенным укреплением позиций центральной власти на южноуральской окраине. Москва представляла себе договор 1554 г. как добровольное вхождение Башкирии в состав Русского государства, башкиры же считали свои отношения с русским царем не более чем номинальным вассалитетом. Пока в Центральной России разыгрывалась драма Смутного времени, пока на восточные границы накатывались калмыки и остатки сибирских татар, власти не лезли во внутренние дела башкир, и башкирские тарханы действительно чувствовали себя не более чем вассалами «белого царя», проводя вполне самостоятельную внутреннюю, а порой и внешнюю политику. Однако во второй половине XVII века Москва постепенно начинает прибирать башкир к рукам, считая, что они такие же подданные, как приволжские татары или чуваши.
В ответ, Башкирия отвечает целой серией восстаний, перемежаемых мелкими набегами на русские селения и заводы. При этом, с нашей точки зрения, здесь нельзя говорить о какой-то классовой борьбе, как это десятилетиями делала советская историография[91]. Башкиры с одинаковым удовольствием жгли как боярские дома, так и крестьянские избушки, и очевидно, что простые землепашцы страдали от набегов неизмеримо больше, нежели «царские сатрапы». С другой стороны, вряд ли применим и термин «национально-освободительная борьба»[92], так как простого кочевника гораздо сильнее угнетали его собственные баи, нежели «тишайший» Алексей Михайлович. К тому же в своей борьбе башкирские тарханы обращались и к турецкому султану, и к ногайцам и к казахским ханам, вполне готовые сменить русских сборщиков налогов на турецких или казахских мытарей.
Поэтому, с нашей точки зрения, речь идет об обычной колониальной войне, в которой простому народу отводится роль пушечного мяса. Башкирские ханы воевали не за независимость Башкирии от кого бы то ни было, а за свою свободу обдирать подданных так как им заблагорассудится, используя конечно при этом националистические и религиозные лозунги. В свою очередь, центральное правительство тоже трудно подозревать в выполнении какой-то гуманно-просветительской миссии среди башкирских кочевников. Москва исходила из своего понимания права на башкирские земли, и уже тем более не желала образования у себя под боком «независимой» Башкирии под турецким или казахским протекторатом. При этом обе стороны вели себя вполне в духе времени, не брезгуя уничтожением селений, подчас вместе с жителями, захватом заложников, уничтожением пленных, иногда с особым зверством и т.д.
Подробному описанию башкирских восстаний посвящено немало трудов советских и российских историков, мы ограничимся лишь беглым перечислением, чтобы показать, что и вторая половина XVII века и первая половина века XVIII на Урале были отнюдь не мирными.
Пробным камнем стало восстание Сары Мергеня в 1662—1664 гг., отдельные вспышки которого продолжались вплоть до 1668 г. Уже здесь мы видим все то, о чем говорилось выше. Когда башкиры 11 августа 1662 г. взяли штурмом Мурзинскую слободу, то сожгли церковь и государственные склады, «а крестьян на полях всех били, а иных в полон взяли, деревни выжгли, и скот отогнали»[93]. Когда же погиб руководитель восстания, из зауральских степей тут же всплыла личность Кучука, одного из прямых потомков хана Кучума. С другой стороны, весной 1668 г. руководителю карательной экспедиции в Уфе ставится следующая задача: «Башкирцев однолично от измены обратить и учинить под государскою самодержавною высокую рукою в вечном холопстве по-прежнему, а которые от измены не обращаются, чтобы их до конца разорить»[94].
Следующее крупное выступление произошло в 1681-84 гг., еще одно - в 1704-11 гг., следующее - в 1735-40 гг.. и вновь - в 1755-56 гг. Наконец, башкиры поддержали выступление Пугачева в 1773-75 гг., и по существу, это было последнее сражение - силы башкир были окончательно подорваны. Практически 400-летнее сражение за Урал завершилось, уже в 80-х гг. XVIII века происходит преобразование крепостных линий в Зауралье в обычные населенные пункты. Следующей на очереди была Средняя Азия, но ее черед наступил лишь в XIX веке.