Воины Беловодья

Глава 13 Где ходил леший

Волхв Хранибор собирался в путь. Ночью он сказал, что пойдет на полуночь, к знающему ведуну, который живет в тех краях. Как уверял Хранибор, тот кудесник знает многое, и, может, подсобит советом, или чем-нибудь иным — каким-нибудь необходимым колдовским предметом. Ведь бороться с колдунами, которые умеют повелевать чудовищными ящерами, непросто. Хранибор сказал, что путь до этого чародея займет неделю, ну может быть две. И, стало быть, ко дню солнцеворота оборотиться он успеет.

Кирилл сидел возле избы, и вкратце пояснял лешему Дубыне, о том, что произошло минувшей ночью.

— Значит, за туманом Беловодье? И гибнет оно оттого, что кто-то повредил запирающую врата печать и сделал из нее колдовскую книгу? — задумчиво говорил леший. — Вон оно что! Недаром я свои черные листы за туманом нашел. Видимо, их обратно несли, да не донесли.

— Выходит, так, — согласился Кирилл. — Или наоборот, оттуда выносили. Знать бы кто.

— Тот леший, который этим лесом до меня правил, — вздохнул Дубыня. — Я это точно знаю.

В дверном проеме показался Хранибор. На плече волхва висела большая дорожная сума.

Кирилл знал, что в ней собрано все необходимое и для дальнего пути, и для лечения, и для волхования, или колдовства. Чудные, порой странного вида предметы годились на все случаи жизнь. Во всяком случае, так уверял Хранибор.

Кирилл с ним соглашался. Впрочем, сам он волшебных предметов, кроме посоха, не имел. Хотя в рюкзаке лежало несколько пакетиков с чудодейственным порошком, который он сам наготовил из корня неприметного цветочка. Корень этот походил на растопыренную ладошку. Этот порошок помогал снимать усталость. А прими его чуть больше — и будешь активно передвигаться несколько дней и ночей кряду. Причем, без еды, питья и — что немаловажно! — без особых последствий. Восстанавливать здоровье не потребуется.

В сумке волхва помимо корней лежали склянки с настоями. С помощью иных можно без труда переносить и лютый холод, и дикую жару. Иные, наоборот, нагоняли сон, после которого думалось не в пример легче, и в голове возникали самые оригинальные решения. Волхв учил Кирилла приготовлять такие настои.

И главное — в них нет никакой химии! Из объяснений волхва Кирилл уяснил, что все чудесные свойства заложены в зверях, птицах и людях изначально. А растения лишь дают толчок и помогают в полной мере раскрыться этим свойствам.

Это же самое касалось и разнообразных колдовских вещей. Они всего лишь средства для раскрытия небывалых, казалось, возможностей. Хотя, как говорит волхв, некоторые колдовские штучки жадно требуют взамен что-нибудь от владельца и от его души. Такие вещи опасны: они могут сломать, подчинить обладателя своей воле. Они живут и подпитываются за счет своего хозяина. Тогда все меняется: чародей сам становится рабом колдовского предмета. Хранибор это сам давно пережил, когда был не волхвом, а триградским воеводой.

Назначение некоторых предметов Кириллу до сей поры было напрочь непонятно. Но на вопрос, для чего нужны такие вроде бы простые или, наоборот, диковинные вещи, волхв лишь усмехался. Отвечал, что, мол, всему свое время. Торопиться не стоит, знания сами придут. А Дубыня, который порой присутствовал при этих беседах, лишь хитро щерил огромный рот — так леший соглашался с волхвом.

Кирилл с ними не спорил и настойчивости не проявлял, хотя его снедало любопытство. В самом-то деле! Кирилл понимал, что до некоторых вещей ему еще расти и расти. Иногда он ощущал себя беспомощным кутенком в компании матерых волчар — Дубыни и Хранибора. Особенно когда их разговор перетекал в спор, каждый доказывал свою правоту, и в пылу они сыпали такими названиями, что Кириллу оставалось только тихонечко сидеть и хлопать глазами. Сам же Кирилл даже со своим чудесным посохом, что подарил ему леший, до сих пор толком разобраться не мог. Хотя знал, что этот посох не простой гладко оструганный кусок дерева. Еще как знал!

Стоило только взять его утром в руки, как все тело будто удар пронзал! Какого рода был этот удар, Кирилл не понимал, но неприятных ощущений он не вызывал. Стукнет, тепло пройдет по рукам и затаится где-то глубоко в теле. Это так посох со своим хозяином здоровался. А потом бодрости на весь день хватало.

Попутно Кириллу открылось еще одно чудное свойство посоха: стоило только пожелать, как он сам собой оказывался в руке. Правда для этого посох надо было видеть, и находиться он должен был недалеко — от пяти до десяти метров. Но все равно — это здорово! Только пожелай, представь, что ты держишь его, и вот он, уже в ладони!

После того как посох первый раз прилетел к нему, Кирилл увидел, что на его верху появилась первая отметина: рисунок, похожий на стилизованную летящую птицу.

Отметина оказалось неглубокой — похожей на наметку под будущую резьбу. Когда Кирилл в восторге сообщил об этом Хранибору, то волхв лишь хмыкнул и скосил глаза на свой посох. У волхва он такой резьбой изукрашен, что в глазах рябило. И не понять, что там изображено. Все перепуталось: растения, звери и птицы перемежались оберегами и непонятными символами. Живого места на посохе Хранибора не найти!

Кирилл пригляделся, куда волхв стрельнул глазами. У Хранибора вместо простой галочки-зарубки — стилизованной птицы — была искусно вырезана парящая чайка. Даже мельчайшие детали разбирались: клювик, перышки, глазки черные. Создавалось впечатление, что эта чайка парила над безбрежным океаном.

«Что ж, Кирилл! — улыбнулся тогда Хранибор. — Первый шаг сделан! Самый маленький, но самый важный. Дальше дело пойдет проще. Только не спеши — умение само появится. И возможностей для того, чтобы его освоить, у тебя больше: ведь посох тебе сам грозный лесной хозяин подарил! Никто не знает, что в этом посохе заложено. Но знай — он тебе помогать будет, а ты ему. Не спеши…»

Кирилл тогда сразу заинтересовался, с какого расстояний посох может найти своего хозяина и оказаться у него в руках. Глупый вопрос задал: можно было и так догадаться — стоило только взглянуть на чайку, вырезанную на посохе волхва. Понятно, что с любого.

Волхв Хранибор так тогда и ответил: «С любого места, Кирилл. С любого! Где бы не был хозяин посоха: на небесах или под землей, под водой или на вершине горы, везде он его найдет. Даже будь владелец на другом краю земли, то стоит ему пожелать — и верный посох быстро у него в руках окажется! К тебе это умение тоже придет… со временем. И твой посох тоже резьбой покроется. А каждая резьба — это умение. Не торопись…»

Кирилл поначалу не понимал, почему не надо торопиться. Но, наверное так лучше. Это только в фильмах дебил-переросток, которого обидели плохие парни, находит где-нибудь в горах (долинах, у моря, в пустыне, в общем — нужное подчеркнуть) мудрого сэнсэя. И этот учитель за пару месяцев (или лет) обучает дебила пальцем — или другим органом — ломать камни и крепкие предметы, летать по воздуху, лбом расшибать без ущерба для ума (если он есть) стены и вообще творить чудеса.

Соответственно, после кратенького курса обучения дебил молотит всех своих обидчиков, рвет их на куски, мстит и в итоге справедливость торжествует. Но это в тупом фильме. В жизни все не так. Тут Кирилл никто ничему не учит, сам, мол, осваивай. А вот поди ж ты! И в самом деле — само все приходит. Посох, вон он, неведомо как в руке оказывается. Правда если недалеко находится, в пределах видимости. Но расстояние — дело наживное. Вот так-то!

И вот Хранибор уходит. Стоит на пороге избы: на плече сума, в руке волшебный посох.

Кирилл встал со пня:

— Мы проводим тебя, волхв!

Поднялся и Дубыня:

— Хоть час пути скоротаешь. Может еще чего удумаем. Велислав Велиславом, а леший — это леший!

Кирилл понял, что хотел сказать Дубыня. Лесной хозяин не очень-то жаловал людей, особенно охотников, и, стало быть, считал, что человек не может дать толковых советов.

— Не надо! — улыбнулся волхв. — У вас и без меня дел полно! К чему время на ветер пускать? Один дойду.

Ну что ж, один так один. В дальний путь волхва проводили лишь Шейла. Собаке не в тягость крюк сделать. Недаром об этом на земле Кирилла даже поговорка бытует.

— Я к вечеру вернусь, — сообщила собака. — Рано не ждите.

— Да ты нам особо и не нужна! — засмеялся Кирилл. — Мы взрывчатку делать будем. Чем меньше глаз на нее смотрит, тем целее они будут.

Волхв и псица скрылись за деревьями.

— Ну вот, Дубыня, — проводив взглядом волхва. — Теперь о том, что я вчера придумал. Этих ящеров, по моему мнению, обычным оружием не возьмешь. Но есть простое средство.

— Простое?

— Да. Средство простое, только сделать его сложно. Ну да ничего, я знаю как. Да и в ноутбуке все записано. Итак, нам потребуется…

На изготовление нитроглицерина в общей сложности ушла неделя. Дубыня выискивал нужные растения и минералы. Кирилл же, отогнав всех любопытных, экспериментировал на дальнем берегу озера. Работал уставший, чумазый, и невесело думал: «Вот он, прогресс. И я его двигаю. Зачем? Обезьяна не берет в руки камень и не забивает им гвозди, потому что видит, к чему это приводит. Лучше по деревьям прыгать, чем у конвейера стоять…» Дело шло не так гладко, как бы хотелось. Но так или иначе к исходу намеченного срока взрывчатка была готова.

После того, как Кирилл разнес в пыль валун, а от грохота взрыва у любопытных русалок и лешего заложило уши, он понял — задумка удалась.

— Не нравится мне это! — орал оглохший Дубыня. — Это что ж за оружие-то такое?! Если его в мир пустить, так на земле ничего живого не останется!

— Останется! — орал в ответ Кирилл. — Взрывчатка в свет не выйдет. Ты состав помнишь? Вот и держи его при себе! И я тайну хранить буду! Мы ж не для войны, а для благого дела. Чем еще этих ящеров бить? Нечем!

Теперь оставалось придумать, как доставить нитроглицерин до толстых шкур ящеров. Кирилл думал цеплять небольшие глиняные сосуды со взрывчаткой на стрелы. Велислав, который сейчас в Виннете занимался оружием, хороший лучник. Опять же, дружинник сказал, что его друг Прозор, который сейчас в Беловодье вместе с княжичем Добромилом, тоже прекрасный стрелок. Ночью в любую цель со ста шагов стрелу воткнет.

И тут свою помощь предложила Ярина. Русалка смущенно вертела в руках пращу.

— Ты, Кирилл, все отговариваешь, чтоб мы в Беловодье не шли. Мол, нельзя. А ведь мы еще как пригодимся! Верно, Снежана? Ты умеешь ножи метать, а я из пращи хорошо бью. Мне нравится. Вот, глядите!

Ярина надела на правую руку петлю, накрученную на одном конце пращи, сложила ее вдвое, отошла подальше, достала из сумки гладкий округлый камень, вложила его в чашеобразное углубление посредине ремня и встала левым боком вперед.

— Вон в тот валун сейчас попаду!

Зажав гладкий конец в кулаке, русалка принялась быстро раскручивать пращу в воздухе. Плетеная веревка гудела над ее головой. И вот, при особо сильном замахе девушка разжала ладонь, гладкий конец пращи вылетел, а впереди него со свистом понесся камень. Ударившись о валун, что лежал на берегу озера в двухстах шагах от русалки, камешек разлетелся на куски.

— Вот! — тряхнула рыжими волосами Ярина. — Это я не прицеливалась! Но с такого же расстояния я и в маленький камешек попаду.

Кириллу только и оставалось, что мысленно поаплодировать. Такое умение многого стоит! Не каждый сможет в совершенстве освоить такое оружие, как праща.

Поразился и Дубыня:

— Ярина! А ты любыми камнями можешь бить?

— Лучше, чтобы круглые, или на желудь походили. Размером с мой кулак.

— Да-а… — уважительно протянул леший. — Такой камень и быка с ног свалит.

— Ну да! — русалка сверкнула голубыми глазами. — Я вот что думаю, если сделать такие круглые посудины, с маленькой дырочкой посередине и налить туда взрывчатки, то получится очень даже ничего! Как считаете?

— Из серебра их делать надо! — воскликнула Снежана. — Серебро лишним не будет! Нежить серебра боится!

Кирилл сделал последнюю слабую попытку отговорить русалок от совместного похода в Беловодье.

— Нельзя туда вам! Нельзя близко ко злу, к хаосу приближаться! Нельзя туда высшим существам!

— А мы и не будем к нему подходить! — засмеялась Ярина. — Мы вас с Велиславом проводим и ящеров разгоним. Кому ж, как ни нам, с ними совладать под силу?

Возразить было нечего. Пусть идут, раз так хочется. В самом-то деле. Грамм сто взрывчатки разнесут в куски любое чудовище. А больше и не надо. С колдунами будет Хранибор управляться. Для Кирилла ящеры выглядели пока страшней, чем их погонщики. Ладно, пусть русалки идут!

— Хорошо, договорились. Дубыня, ты сможешь серебряные шары сделать? Чтоб немного на яйцо походили? Взрывчатку туда нальем. Только вот в чем их нести, я об этом не подумал. От простого толчка не взорвутся, но от мощного удара так грохнут, что мало никому не покажется!

— Их в воде или в масле нести надо, — сказала Ярина. — Тогда с ними ничего не случится. Или мхом переложить.

На том и порешили. Леший споро натаскал из своей сумы серебряных пустотелых овалов с дырочками на тупом конце. Вечером Кирилл разлил по ним взрывчатку и аккуратно уложил серебряные сосуды в заполненный деревянным маслом непромокаемый кожаный мешок. Снаряды для пращи Ярины были готовы.

На следующий день, рано поутру, леший приволок в избу волхва деревянный ларец. Проведя шершавой ладонью по желтому, с черными прожилками боку, раскрыл его.

— Вот, Кирилл! — торжественно сказал Дубыня, извлекая из ларца пачку черных тяжелых листов. — Ты этого искал? Получай!

Да, это были они, те самые листы из древней колдовской книги.

— Они, Дубыня! Их надо в Беловодье отнести! Откуда у тебя?

— И не спрашивай, — вздохнул леший. — Пусть теперь у тебя будут. Я все равно с вами пойти не смогу. Из меня воин аховый, ничего толком не умею. Только обузой буду.

— Ну, это ты зря, Дубыня!

— Не зря. Не возражай. Сам знаешь, что духам ко злу лучше не подходить. А я вот что удумал. Слетаю-ка я в Виннету. Посмотрю, как там Русава поживает. А то ведь как ушла с тем дружинником, так не слуху ни духу. Заодно гляну на этого воина, оценю, так ли хорош, как о нем русалочки рассказывают. Может, я его знаю. В нашем лесу все охотники у меня наперечет! И Белана с Веллой что-то в городе задерживаются. Их тоже проведаю.

— Слетай, — согласился Кирилл. Он уже знал, что большие расстояния для Дубыни не преграда. Умеет лесной хозяин в филина обращаться и летать куда вздумает! — Когда тебя ждать?

— Долго не задержусь. К солнцевороту поспею. Провожу вас за туман!

Прошла неделя, другая. Наступила третья, до солнцеворота времени оставалось всего ничего, а Дубыня так и не появился. Впрочем, из Виннеты вернулись Велислав и Русава. Дружинник привез серебряного оружия, и заодно — к великой радости русалок! — привел четырех разномастных коней.

Теперь девушки все дни разъезжали по лесу на жеребцах. Русалкам это было внове. А когда смеркалось, караулила рысаков Шейла. Кирилл ей строго внушил:

— Ты, Шейла, сторожевая собака! Это твой удел! Глаз не смыкай, но чтоб все кони целы были! Грудью на беров ходи, коль вздумают конинкой полакомиться!

— А как же, вожак! — откликнулась собака. — Мне это в радость! Ночь! Темно! И кругом много-много страшных беров, которые к жеребцам крадутся! И я их всех бью!

— Ладно, — махнул рукой Кирилл. — Сторожи, в общем…

Сейчас Кирилл лежал на песчаной косе. Загорал. Невдалеке от него лежали Ярина и Снежана. Русалки млели на теплом солнце. А чего бы и не поваляться, коль в охотку и дел никаких больше нет? Оружие заготовлено. Черные листы надежно упрятаны в рюкзак рядом с ноутбуком. Оставалось лишь дождаться волхва. Да и Дубыня тоже куда-то запропастился. Как улетел в Виннету, так с концами!

На высоком камне возле воды застыла Шейла. Собака что-то высматривала в озере. Вот она напряглась, тщательно прицелилась и вдруг прыг в воду! И тут же вынырнула с рыбой в зубах!

— Эх, Шейла! — вздохнул Кирилл. — Ну зачем тебе этот окунек? В нем и есть-то нечего! Не кормлена, что ли? Глаза твои завидущие, лапы загребущие! Вот выпадут у тебя клыки, что тогда делать будешь?

Шейла смотрела озадачено. Постояла, положила трепыхавшуюся рыбку на песок и гордо изрекла:

— Как что? Будто не знаешь? Отламываешь беззубыми деснами кусок, языком уминаешь и сглатываешь.

— Брось рыбку обратно, в ней и есть-то нечего!

— Когда ее есть, как не тогда, когда она есть? — отрезала Шейла, и сразу же раздались хруст и урчание.

В ответ Кирилл лишь махнул рукой. Собака неисправима: вечно ответит что-нибудь такое, что хоть стой, хоть падай. А русалки заливисто расхохотались. Любимица, как всегда, смогла их развеселить.

— Пускай ест! Мы тебе еще наловим, коль хочешь! Нам несложно. Да и Дубыни всё нет. А ведь он тебя все дни мясом балует. Не смейся над ней, Кирилл!

Шейла сжевала рыбку и трусцой припустила в лес.

— Поищу что-нибудь существенного! — бросила она на ходу.

Хвост собаки мелькнул за дальней сосной.

Тут в небе мелькнула тень, на мгновение заслонившая солнце. Послышались тяжелые взмахи крыльев. И вот на песок тяжело опустился громадный филин. Да что там опустился! Рухнул! Птица имела жалкий вид: перья растрепаны и помяты, будто их мочили водой, а они так и не просохли; изогнутый клюв широко раскрыт — не хватает воздуха и вырывается хриплое дыхание; когти судорожно сведены — не разжать, и в них зажат продолговатый сверток, будто не его филин держит, а за него держится.

В желтых глазах филина застыла усталость, но видно: в них всплескивается и горделивое торжество, и радость победы. Вот филин прекратил хрипло дышать, и вот с жалобными стонами и кряхтеньем перед Кириллом и русалками возник леший Дубыня в своем неизменном латанном-перелатанном кафтане.

Дубыня, хоть и имел смертельно усталый вид, радостно щерил огромный рот и сиял, как ясная монета. Вид его наводил на мысль, что леший неожиданно нашел решение задачи, у которой решения не было вовсе. Дубыня пытался что-то сказать, но ему удалось издать лишь несколько невнятных каркающих звуков.

— Да ты передохни, Дубыня! — воскликнула Ярина. — На тебе же лица нет, милый! Передохни! Потом расскажешь!

Леший тяжело мотнул всклокоченной головой и непонимающим взглядом уставился на русалку.

— Что?

— Воды испей! В себя приди! — воскликнула Снежана.

Дубыня с трудом разжал сведенные пальцы. Из них с шелестом упал на песок холщовый сверток. Леший полез в суму, с которой не расставался, по-видимому, никогда, даже в образе филина, и с усилием извлек из нее не чашку, не кувшинчик, а целый бочонок. Дубыня изловчился и ловким ударом выбил со дна пробку. На песок закапала снежная пена, запахло пряным запахом кваса. Мешающую суму Дубыня отшвырнул далеко в заросли ветвистой ивы — потом подберет.

Леший пил долго, пока не ополовинил бочонок. Утолив жажду, поставил его на песок, отер губы, стряхнул со лба капли пота и облегченно вымолвил:

— Уф!

Но тут глаза у него закатились, и он тяжело брякнулся оземь. Кирилл сделал первое, что пришло в голову: сорвался с места, бросился к озеру и, зачерпнув в сложенные ковшиком руки воду, бросился обратно, причем умудрился не растерять ни капли. Вода с плеском ударила Дубыне в безмятежное лицо.

Кирилл руководствовался инструкцией. Первое действие при обмороках и тепловых ударах — это приложить холод к голове и груди и перенести пострадавшего в прохладное место. Холода при себе у Кирилла не было. Зато воды кругом — хоть отбавляй! Сейчас он еще разок на него плеснет, затем смочит тряпицу, приложит к груди и на голову и перетащит Дубыню в тенек под иву.

Но ничего этого делать не пришлось. Первая же попытка превзошла все ожидания. Леший зафыркал, закашлялся, будто выскочивший из омута утопленник, и заорал вслед Кириллу, намеревавшемуся еще раз набрать воды:

— Стой! Не надо, Кирилл! Я уже жив!

Снежана и Ярина, заходились хохотом. Кирилл, оказывается, не знал, что леший воду терпеть не может!

— Хватит, Кирилл! Хватит!.. — бормотал Дубыня. — Достаточно воды, мне уже лучше.

Дубыня уселся, плотнее завернулся в свою драную одежку и вроде как оправдательно забубнил:

— Я ведь сырость, того… не очень жалую. Бывает, под дождичек попадешь, смочит тебя водица, излупит струями своими ледяными, так потом места себе не находишь! В озноб шибает, да косточки от промозглости ломит.

— Ох, врешь, Дубыня! Ох, врешь! — погрозила пальцем Ярина. — А как же твои знаменитые лешачьи угодья? Там ведь от сырости да комарья не продохнуть! Да и на землю в твоем хозяйстве ступить боязно: вода под ногами чавкает, будто в гнилом болоте. Там-то ты как ходишь? Озноб косточки не шибает?

— Не шибает! — заулыбался леший. — Права ты, водоплавающая! Просто не люблю я воду, вот и все! А тут летел, приморился, размяк — а он как плеснет мне воды на башку немеряно! — Дубыня с деланной свирепостью покосился на Кирилла: — Тут кто угодно взъярится да орать начнет!

— Банька?[1] Это где друг друга веникам изничтожают, да паром выматывают? Хм… Пожалуй, затаскивай! Согласен! Хоть я воду не очень люблю, так ведь и она разная бывает. В теплой водице иной раз и поплескаться не грех! Коросту тоже иной раз согнать не мешает. — Дубыня засунул руку под кафтан и со скрежетом почесал грудь. Потом поскреб шею, затем добрался до ушей…

— Хватит чесаться! — засмеялась Снежана. — Мыться надо, это ты правильно заметил! А вода, она мокрая. Вот тебе и весь сказ! А то что она иной раз теплая, а иной раз ледяная, так это ничего не значит. Все одно — грязь сгонит.

— Не скажи, не скажи… — отозвался леший. Потом посерьезнел, стрельнул глазами на холщовый сверток и торжественно сказал: — Вот! Себя не пожалел, но такое дело сделал, что…

Что за дело он сделал, леший не договорил. Дубыня подтянул сверток поближе, с хрустом разогнул затекшие костистые пальцы и принялся неторопливо разматывать плотную холстину.

— Вот, — бормотал леший, снимая слой за слоем, — рубаху не пожалел. Время торопило и ничего при себе не было, так ведь для бесценной вещи и рубахи не жалко…

В самом деле, залатанный кафтан действительно красовался прямо на голом теле. Обычно свою одежку леший с тщанием закрывал на все завязочки, пуговки и петельки. Упаковывался наглухо. Кирилл скосил глаза, с любопытством заглядывая в вырез: что под кафтаном? Может, леший корой покрыт, как деревья, которые он оберегает? А может, он просто из ошкуренной древесины? Но ожидания Кирилла не оправдалось: из скудного декольте торчало исхудавшее, в меру волосатое и вдобавок покрытое разводами грязи тело. Да, в баню Дубыне точно надо. Об этом Кирилл позаботится.

Леший бросил взгляд на Кирилла и, видимо, что-то уловил в выражении его лица. Дубыня перевел глаза на Ярину и Снежану. Русалки с непонятной задумчивостью смотрели на его грязную засаленную грудь. Леший вспомнил, что по осени обещал заслать сватов к их подружке — русалке Белане. Что ж, получается, что и она тоже будет на него таким диким взором глядеть? Нет! Этого он не допустит!

— Да ладно вам! — досадливо пробормотал Дубыня и запахнулся плотнее. — Что ты там, Кирилл, про баньку говорил? Что для нее потребно? Ныне же и сладим. Я беров с бревнами пришли. А уж ошкурить их, так это мы сами управимся. Ты знаешь, как ее строить? Что еще понадобится?

— Знаю, как строить. Все знаю. Сладим баньку!

Леший на время отложил свое занятие, то есть бросил разматывать сверток. А все потому, что в соснах у начала косы послышались рык, рычанье и басистый лай. Шейла…

Собака неслась на всех парах, производя непомерно громкий для охотничьих угодий шум. Впрочем, почему она себя так вела — понятно. В лесу не было равных ей по силе. Во всяком случае она еще не сталкивалась с достойным противником. А если и столкнется, то от ворога ее унесут стремительные лапы. Собака издалека учуяла, а потом разглядела Дубыню. Ее кормилец исчез и отсутствовал в неведомых краях долгие-долгие дни.

Все это время овчарка жила впроголодь, а все оттого, что Кирилл, скептически оглядев ее круглые упитанные бока, изрек ужасные, немилые, непонятные собачьему уху слова: «Все, Шейла, ты отлучена. Снята с довольствия. Теперь у тебя пост и режим жесточайшей экономии. Деликатесной пищи у меня для тебе нет. Нет, конечно прохарчевать я тебя смогу! Не переживай! Свой хлебушек и котелок наваристой кашки по утрам ты, само собой разумеется, получишь. Но не более того! Так что лови своих друзей. Кто у тебя там? Букашки? Лягушки? Дубыня неведомо где и когда появится, неизвестно. Ты псица умная, памятливая, и теперь твоим кредо будет умеренность. Ведь согласись, Шейла, в этом есть своя прелесть: отходить ко сну, не зная, чем будешь харчеваться утром. И когда ты, наконец-то, получишь свою порцию густой наваристой каши, ты ощутишь всю прелесть жизни. У нас, людей, многие мечтали бы похудеть. Да вот беда — не получается! Я не о бедных говорю. Им обжираться не на что, да и незачем. Они, как правило, худы и подвижны. Они должны жить дольше, чем богатеи. Но это у них не получается. Понимаешь — помирают от излишеств: от пьянки, от курения. Но ты-то не куришь и не пьешь! Так что разумное голодание пойдет тебе только на пользу. Я хочу, чтоб ты прожила подольше».

Собака понуро свесила голову — она запуталась, пытаясь понять вожака. Понимала, что шутил. Но в каждой шутке — всего лишь доля шутки. И хотя, по мнению Шейлы, Кирилл смеялся и как всегда порол чушь, но, образно выражаясь, она готовилась к тому, что придется потуже затянуть самоцветный ошейник-подарок. А то свалится ненароком. Горькую пилюлю тогда подсластили русалки: пообещали, что натаскают Шейле столько рыбы, что она не будет знать, что с ней делать — солить или вялить.

«Верно! — обрадовался тогда Кирилл. — Все верно! Чтоб ты знала, милая Шейла: на далеком севере, там, где снега и холода, у тебя есть родичи — славные ездовые собаки. Они бегут весь день, высунув язык, — тащат полезный груз. А вечером, на привале, после знатных трудов получают ужин: жирную и ароматную вялено-квашеную рыбину. Прозвание этому рыбьему блюду — юкола. Собаченьки довольны и рады…»

Шейла скисла еще больше. Перспектива казалась безрадостной. Это что ж, выходит, Кирилл ее весь день собирается гонять и заставлять полезный груз таскать? А на ночь рыбой-юколой питать? С него станется! Она этого не хочет!

«Я не ездовая собака, вожак, — с достоинством и умно ответила она. — Я сторожевая…»

Но у ее бесценного вожака на все сразу же находился разумный ответ: «Ну что ж! — сразу же весело отозвался Кирилл. — Раз ты не ездовая и не охотничья, то выход есть! Чтобы мыши, бурундуки и хомяки не подпортили наш запас круп, тебе придется его сторожить, Шейла! Будешь ночами сидеть у норок; будешь вынюхивать и выглядывать подкопы, которые, несомненно, ведутся к избе. Будешь бдеть! Сторожевая собака…»

Кирилл конечно шутил, но эти дни Шейле действительно пришлось туговато — это после прежней сытой-то и размеренной жизни! Каши Кирилла, сдобренные козьим молоком, и рыба, беспрестанно поставляемая русалками, успели набить собаке оскомину. А лесных зверьков ловить у нее выходило не очень-то гладко. Вернее, почти совсем не выходило: сытая жизнь до добра не доводит! Шейла оказалась не столь проворна, как они, и поэтому добыча, как правило, делала ноги и оставляла ее с ее черным мокрым носом… Да и свою будущую еду, обитавшую окрест озера, она за это время умудрилась бездарнейшим образом распугать. Добыча откочевала в более спокойные места, где не было неведомого шумливого зверя… Как ей хотелось мяса на сахарной кости. Как хотелось!..

И вот наконец-то! Она издали учуяла Дубыню и, ломясь через лес этаким маленьким танком, спешила поприветствовать его.

Морщинистое лицо лешего расплывалось в добрейшей улыбке. Как она ему рада! Как она вертится вокруг, тыкается мокрым носом в лицо и виляет пушистым хвостом! И он сам так соскучился по славной и разумной псице! Он немедля должен угостить ее чем-нибудь вкусненьким. А Шейла, прыгая вокруг кормильца, не забывала обводить окрестности взглядом и — о, ужас! — нигде не видела столь любимой ею расписной дубыниной сумы, источника яств и вкусностей.

Желто-черные глаза собаки становились недоумевающими и обиженными — совсем как у ребенка, у которого, как давно известно, все кому не лень отнимают леденец.

Впрочем, Дубыня не оплошал. Баловницу надо побыстрей попотчевать какой-нибудь вкуснятиной. Усугубить, так сказать, ее любовь. Кирилл с легкой грустью вздохнул: до таких корифеев чародейства, как волхв и леший, ему еще ох как далеко! Вроде бы Дубыня ничего не делал. Руками не шевелил, творя колдовские пассы, губами не шептал и глаз не пучил, как иллюзионист. А тут на тебе! Откуда-то сверху с легким свистом в заросли ивы влетела клюка и, тут же выскочив обратно, воткнулась рядом с Дубыней. На ее изогнутом конце раскачивалась уже примотанная длинным ремнем расписная дубынина торба, столь любезная бесхитростному сердцу Шейлы. Собака уставилась на сумку столь знакомым Кириллу взглядом…

Когда Шейла была еще неразумным щеном-подростком, выпало так, что в городе несколько дней стояла небывалая жара. Будто в тропиках, где лишний раз шевелится неохота. Там и так весь мокрый, а вдобавок мокреешь от каждого движения.

Отчего возникла такая аномалия, Кирилл догадывался. Видимо, яйцеголовые умники снова баловались тем, о чем понятия не имели. Видимо, снова чем-нибудь долбали землю и атмосферу. Ученые, как известно, руководствуются поговоркой: «пофиг пчелы, был бы мед». Важен результат, а побочные эффекты побоку. Такой вот каламбур. Видимо, из-за этих экспериментаторов и наступало глобальное потепление. В Африке выпадал снег. Где-то, где их отродясь не было, кололи планету земле трясения. Где-то просыпались древние вулканы.

И вот эта жара, в буквальном смысле этого слова, сводила с ума укутанную в теплую шубку Шейлу. Она страдала. Плохо на воле, плохо в квартире. Спрятаться некуда: в тени немногим лучше, чем на солнце.

Настежь распахнутые окна не давали никакого эффекта: квартира односторонняя, и сквозняки по ней не гуляли. В общем, Кириллу пришлось быстро приобрести дребезжащее чудо китайской промышленности — напольный вентилятор. Благо, он давно на него покушался. Кто сказал, что у него нет креативного мышления? Кто так думает — тот заблуждается! Эту чудную штуку можно использовать и не по прямому назначению. Не захламлять же квартиру вещью, которая потребуется от силы несколько дней, ну, может быть, несколько недель в году? Но если к решетке ветродуя прикрутить особо изогнутую проволоку, то на ней можно будет развешивать для просушки белье. Так же можно подвяливать рыбу, вязки которой снимаются с балкона в дождливые дни. В общем, вариантов использования искусственного ветерка не счесть.

Так вот. Он приволок коробку с вентилятором, собрал нехитрую конструкцию, включил и торжественно позвал Шейлу. Все это время собака, тяжело дыша, лежала на балконе и любопытства не проявляла. Собаке казалось, что на улице будет легче. Шейла пришла, уставилась мутноватыми глазам на вентилятор, и — о чудо! — ожила. Она замерла, внимательно, с недоверием, тараща желтые глаза на вентилятор. Когда пропеллер поворачивался, и поток воздуха обдавал потешную мордочку, щенок пригибался. Так продолжалось больше часа. Шейла была очарована и все жаркое время проводила вблизи вентилятора.

Такой же очарованный взгляд Кирилл подметил у нее и в гардеробной Грея. Тогда ротвейлер показывал Шейле свои замысловатые наряды и вооружение. А сейчас Шейла с благоговением смотрела на покачивающуюся суму лешего…

Получив устрашающего вида неподъемный окорок, собака, радостно вздохнув, поволокла его в тенек, под иву.

— Спасибо, Дубыня! Спасибо, кормилец! — Шейла неторопливо и обстоятельно занялась едой.

— Кушай, кушай, — улыбался Дубыня. — Жаль, не сразу меня учуяла. Меня водой поливали. Отбила бы…

— Как это я тебя не учуяла? — Шейла на миг оторвалась от благостного занятия — пожирания окорока. — Я ведь псица-охранница. Все вижу, все подмечаю. Даже мысленно…

— Псица-охранница! — фыркнул Кирилл. — Это ж надо так себя нахвалить! Ладно, не отвлекайся. Мысленно, говоришь?

Он глядел на клюку лешего и вдруг ощутил небывалый прилив энергии. Показалось — сейчас он может все! И оказался прав: его посох, лежащий неподалеку, легко скользнул ему в руку, а затем Кирилл, не задумываясь, отправил его на дальний берег озера, мысленно видя, в каком месте посох воткнулся в землю. Представил, как он вырывается из земли и летит обратно. И вот посох снова в его руке! Кирилл снова послал его туда и обратно — с умыслом, чтобы, возвратившись, посох воткнулся в песок рядом с ним. Получилось!

— Ну вот, Кирилл! — заорал леший. — Освоил! А ты сомневался! Только смотри, не зашиби кого-нибудь ненароком!

— А что, случается? — недоверчиво спросил Кирилл.

— Да шучу я! Шучу! Никого не зашибешь, пока сам не пожелаешь. Вон, глянь!

Клюка Дубыня вырвалась из песка и принялась описывать над озером замысловатые фигуры. Потом рванула на другой берег и несколько раз ударила по сосне. Донесся сухой треск. Клюка же опустилась на землю рядом с деревом, а потом так же неожиданно, как в первый раз, невидимо глазу воткнулась рядом с лешим.

— Вот как еще можно, Кирилл! Можно клюкой и воинство крушить, а можно и так сделать, чтобы никто не видел, как она несется. Когда невидимо, то влет получается: раз, и она у тебя в руках!

— А расстояние-то какое должно быть? Ну-у… ты ее всегда видишь? Хотя чего я спрашиваю: ты же филином сюда примчался, при тебе клюки не было. Выходит, ты ее где-то далеко отсюда оставил?

Леший пожал плечами.

— Конечно. Клюка аж у стен Виннеты в лесу валялась. Правда, ее все равно никто ни увидеть, ни взять не смог бы. А я знаю, где она находится. Представляю, как я ее в руки беру. Только подумаю, и она при мне! Или втыкается рядом, или ложится. Как захочу. Так же и послать могу куда вздумается. Она мигом на том месте окажется.

Кирилл восторгался.

— Здорово! Выходит, я тоже могу свой посох заслать куда угодно? Скажем, к избе волхва?

— Можешь, — улыбнулся леший. — Только посоветую поначалу куда-нибудь в укромное место заслать. Скажем, на крышу. Никого не напугаешь и не зашибешь.

— Так козочки иной раз прогуливаются, — сказала Ярина. — Не промахнись, Кирилл. А то обидишь рогатую!

Русалки заливисто рассмеялась. Захохотал и леший:

— Крышу ему на радостях не попорть! Сам обратно ладишь будешь!

Лишь одна Шейла не поддалась всеобщему веселью: она занималась делом. Из-под ивовых ветвей доносился хруст разгрызаемой кости и довольное урчание. Псица наслаждалась…

Кирилл вздохнул: «Ладно, пусть веселятся. Имеют право, в конце-то концов! Я ведь бледная немочь в сравнении с ними. Даже Шейла, и та может показывать мир, что за туманом скрыт. Так ящеров представила, что даже привычные ко всему Хранибор с Велиславом лишь крякали да за оружие хватались…»

Потом он мысленно представил себе избу Хранибора. И вот диво! На крыше Кирилл явственно увидел гуляющую белую козу. Он сделал уже знакомый мысленный посыл, с пожеланием прислонить посох к трубе. Вроде получилось: посох исчез с того места, где лежал секунду назад. Исчез невидимо и неслышно.

— Вернемся, проверю! — сказал Кирилл. — У трубы стоит. А рядом коза-дереза на него таращится. Вроде как удивляется. Впрочем, уже нет. Отвернулась рогатая…

Дубыня прищурился:

— Верно! Отвернулась! Скоро искусником в чародейных делах станешь! И я, и Хранибор тебе давно говорили: само все придет. Вот и приходит. Дальше проще и быстрей пойдет.

— Ладно, побаловались, и хватит, — серьезно сказала Ярина. — Где пропадал, Дубыня? В лесу дела вершил? В Виннете? Тебя нет, и Хранибор давно ушел и не возвращается. Что принес? Что за сверток? Чего такой вздыбленный прилетел?

Дубыня помрачнел. Потом заулыбался. Потом вновь стал угрюм и тут же расплылся в широкой улыбке. Смена чувств на его лице была столь стремительна, что русалки не выдержали и зафыркали. Что же, леший с друзьями бесхитростен: что на уме — то на морщинистом лице написано. Это он с другими скрытен.

— Скоро Хранибор вернется! Скоро! Через недельку тут будет. Как раз к солнцевороту поспеет. Видел я его, когда филином над лесами носился. Он сейчас далеко на полуночи.

Дубыня потянулся было к свертку, но отодвинул его подальше и махнул рукой:

— Никуда не денется. Приелся он мне. Тяжелый, да холодом все лапы исколол, пока его в птичьем обличье тащил. Слушайте.