В голове возник голос Лауры: «Чтобы стал твоей послушной шавкой». А и правда, неужели я и дальше буду беспрекословно играть роль жертвы? Ведь рано или поздно он возьмет меня, и никто ему не помешает. Так лучше это сделать добровольно, подчинить. По крайней мере, попробовать. Больнее, чем сейчас уже не будет. Сердце уже растоптано.
Я улыбнулась. Наигранно. Жалко. Пошла к белоснежной кровати. Я дрожала, дышала тяжело, прерывисто. И вовсе не от страсти. Села на самый край постели. За окном уже начинался рассвет, от белого цвета слепли глаза. Или просто я не хотела видеть, что произойдет дальше?
Аякс подобрался ближе, погладил мои волосы. Жест ласковый, еле ощутимый, я вздрогнула и отпрянула. Нужно совладать с собой, а у меня не выходит. Перед глазами лицо Рафаэля, кажется, что предаю его. Что за бред я несу? Как можно предать того, кто сам отказался от меня? Он уехал, окутав меня ядовитым дурманом своих объятий.
Точно жертва. Какая нафиг волчица! Жертвенная овечка! Вот кто я! Он топтался по мне, врал, делал все в угоду своим планам. А сейчас наверняка уже развлекается в объятиях своей любовницы. Я мысленно продолжаю искать оправдания его мерзости. Дура! Идиотка!
Резко поворачиваюсь к Аяксу, приближаюсь к его губам. Огромные лепешки, такие и сожрать могут. Не хочу знать его вкус! Нет. Не выдержу.
— Без поцелуев, — говорю тихо и решительно. Муж кивает в ответ. Он со всем согласен. Просто паинька. Лишь бы получить свое. Я смогу. Выдержу.
Осторожно обнажает мое плечо, покрывает его легкими поцелуями. Сижу замерев. Забываю дышать. Ощущения? Их нет. Пробую искать положительные моменты, не воротит уже хорошо.
— Какая ты бархатная, — проводит огрубевшими пальцами по коже, в голосе слышу возбужденный хрип.
Аякс действительно старается. Сдерживает себя. Хочет, чтобы мне понравилось. Перебирает мои волосы, ласкает губами шею. Даже не верится, что его огромные лапищи могут быть нежными.
Скидывает с меня халат, осторожно укладывает на постели и замирает. Голодный взгляд блуждает по моему оголенному телу. Вижу лихорадочный блеск в глазах. Накрывает рукой мою грудь. Припадает ко второй губами, сосет жадно, причмокивая.
А я невольно вспоминаю другой язык, опаляющий, пронизывающий, пробирающийся под кожу. Представляю так остро, что забываюсь и вскрикиваю. На секунду верю, что сейчас рядом Рафаэль. И я хватаюсь за свою иллюзию, как за соломинку. Держу ее онемевшими руками. Воскрешаю в памяти наш единственный раз, в мельчайших подробностях.
Неосознанно дотрагиваюсь до мускулистой обнаженной груди Аякса, и тут же распахиваю глаза. Не то. А ведь я даже не знаю, какова на ощупь кожа Рафаэля. Но так отчетливо помню вкус его пальцев. Сладкий, дурманящий, будоражащий.
Даже тогда он был отстраненным. Не разделся. Не поцеловал в губы. Просто делал свое черное дело. Отравлял. Забирал сердце. Чтобы потом безжалостно растоптать.
В ярости притягиваю голову мужа к своей груди. Со всей силы вдавливаю. Хочу ощутить физическую боль. Заменить ей душевную. Волк издает протяжный вой:
— Ты невероятна! — зарываясь лицом в мои груди.
Его рука спускается вниз, проникает между складочками лона. Там где еще совсем недавно блуждал язык Рафаэля. Вампир жадно испивал меня, и я мечтала, чтобы выпил до дна, снова и снова.
— Мокрая, — урчит муж.
Да, мокрая, от воспоминаний. Тело плачет и скучает. Зовет единственного, кого хочу и могу принять, не только телом, но и душой. Глаза сухие, вот только внутри я обливаюсь кровавыми слезами.
Есть разум, который твердит: «Забудь!». И есть любовь, одержимость, зависимость, которая выше любых доводов рассудка. И она издает немощный, отчаянный крик: «Никогда!».
Смотрю вниз, на огромную вздыбленную плоть. Хочу представить какой он у Рафаэля, ведь я не видела даже этого. Только ощущала, как заполнил меня до отказа. Как подарил миг, когда ощутила себя полной, цельной, принадлежащей ему без остатка.
Сколько я всего не знаю о нем, а так бы хотелось исследовать, узнавать, открывать его грань за гранью. Но нет. Зачем эти мечты? Ведь я не нужна ему. Или нужна, чисто для его задумок. Нет чувств у него ко мне. Глупо надеяться. Глупо верить.
Аякс продолжает исследовать мое тело, медленно, размеренно. Он упивается этим моментом, не спешит. А я пытаюсь убежать от реальности, в те мгновения, когда была счастлива, единственный раз в жизни.
Он нависает надо мной. Ощущаю опаляющий жар от его тела, но он не касается меня. Не может заставить гореть вместе с ним. Я остаюсь холодной, отчужденной. Реальность отступает, я ее погоняю, не хочу чувствовать, ощущать другого рядом с собой. Хочу утонуть в своих иллюзиях, навсегда.
Муж бережно раздвигает мне ноги, пристраивается и входит, очень медленно, с надсадным воем. И в тот миг белоснежная комната в моих глазах утопает в грязи. Мне кажется, я падаю на дно болота, увязаю в липкой жиже, тону, и никто не сможет протянуть мне руку помощи. Поздно. Эту грязь ничем не отмыть, она осела в моей душе, пропитала меня насквозь.
Нет. Мне совсем не больно. Физически. Плоть заполняет меня мягко, медленно, осторожно. Только каждый его толчок — это ржавый гвоздь в мое сердце.
Думала, больнее уже не может быть? Как же я ошибалась. Сейчас боль раздирала меня в клочья, выламывала кости, сокрушала, уничтожала. Аякс сопел у меня над ухом, надрывно, целовал мои груди, шею, шептал на ухо нежности. Чужой мужчина, нелюбимый, нежеланный, осквернял мое лоно, предназначенное лишь для одного.
Он пачкал меня в своей похоти, планомерно, с особым кайфом. Входил, плавно выходил, и вновь вбивался внутрь. Он разбивал мои грезы, мечты, кромсал душу. Больше не будет меня прежней. Только что он похоронил в грязи мой свет.
Меня пронзило острое ощущение — сейчас в этот момент я не одинока в своей боли. Перед глазами картинка, Рафаэль согнутый пополам, его выкручивает от ужаса, кровь застывает в жилах, когда он осознает, что сейчас происходит. Я так отчетливо ощущаю его страдания. Он пытается прогнать их, отгородиться, но я не даю, заставляю смотреть, чувствовать, ощущать, все снова и снова.
Обнимаю Аякса, обвиваю ногами, заставляю проникнуть в себя еще глубже. Практически физически ощущаю, как загоняю нож в сердце Рафаэля, и с упоением прокручиваю его, сильнее, больнее. Чтобы каждый вздох был пропитан отравой, чтобы в полной мере ощутил, как я отдалась другому.
Нелюбимый муж извивается, он кончает, обливая меня жгучей чужеродной спермой. Оскверняет меня окончательно, до конца, безвозвратно. И я кричу, ору как ненормальная. Меня пронзает тягучее, муторное удовлетворение. Ведь там за сотни километров, извивается Рафаэль, от раздирающей боли. Он впервые ощутил ее, он удивлен, растерян, обескуражен. А я плаваю на волнах темного наслаждения. Мы не смогли разделить радость, не смогли познать счастья. Но вот боль сейчас была едина для нас.