Волчий корень

Глава 12 ВОЛЧЬЯ ОТМЕТИНА

— Бабушка моя Настасья Никитична на старости в детство впала, — рассказывал Булыга, когда они подъезжали к имению. — Оттого детишки вокруг нее день-деньской вьются, ждут, когда старая чудить начнет. Да и остальные домочадцы, хоть кол им на голове теши, не пропустят потех. Отец гонял сначала, мол, нечего над старухой потешаться, а потом ничего, и сам приохотился бабкины побасенки слушать. Да там есть из-за чего уши развесить, бабка моя знатная сказительница. А я так рассуждаю, наши-то не в обиду ей над сказками смеются. А коли всем в радость и ей не в тягость, так пусть себе лясы точит. Опять же, без присмотру не остается, во всякое время при ней кто-нибудь да находится.

Гостей заметили издали, и, когда подъезжали, Волков с удовольствием оглаживал усы, наблюдая за тем, как снуют по высокому крыльцу девки с горшками да мисками. Должно быть, отец Булыги признал сына и велел накрывать на стол. Как говорится: «Все, что есть в печи, на стол мечи». Но тут явно доставали не только из печи, а и из всех погребов и кладовок. Дабы не ударить в грязь лицом, принять дорогих гостей со всем полагающимся им почетом и уважением.

Ворота распахнулись, когда небольшой отряд уже проезжал через богатую деревню, провожаемый собачьим лаем и любопытными взглядами шустрой детворы.

Роговы встречали гостей хлебом-солью. «Заходите, дорогие гости! Просим!» — Дородная хозяйка с красными крупными бусами-трехрядкой, для особенного шику надетыми поверх шубы и узорчатого платка, должно быть, мать Булыги, с поклоном поднесла Волкову каравай хлеба. Тот степенно стянул с рук меховые рукавицы, сначала одну, затем другую: в таком деле, как первое знакомство, тем более знакомство с семьей побратима, не место спешке и недостойной суете. Засунув рукавицы за пояс, он отломил ломоть от еще теплого, славно пахнущего хлеба и макнул его в солонку, после чего положил кусок в рот, смакуя хлебный аромат. Каравай тут же был предложен следующему гостю, а Волков, нежно обняв хозяйку, на секунду прильнул к ее устам. Тут же перед Волковым появился ковшик, который ему поднесла красавица с нарумяненными свеклой щеками. Поверх теплого голубого платка был водружен высокий кокошник, расшитый крупным речным жемчугом. Юрий Сигизмундович с удовольствием глотнул сладкой сливовицы, по жилам растеклось приятное тепло, и передал чашу улыбающемуся во весь рот Булыге, но тот сперва решил угостить гостей, так что второй глоток достался Федору. Волков же подался вперед и, улыбнувшись, заключил в объятия и нарумяненную молодуху. Когда все раскланялись и Булыга представил своих друзей, а хозяин назвал имена своих сродников, все пошли в дом.

— Проходите, гости дорогие, — суетилась мать Булыги, та самая, что подносила хлеб. — Жаль, не знали заранее, не ведали, что такая радость у порога, не успели собрать всего к столу, что-то в печке еще томится, что-то еще только из подпола поднимают да выкатывают. Но да опомниться не успеете, пир горой устроим.

Раздевшись в сенях, Волков первым прошел в просторную горницу, перекрестившись на красный угол, за ним следовали остальные гости.

— Никогда прежде такого не было, чтобы сын домой не просто друзей, а самого Юрия Сигизмундовича зазвал. Какая честь, наслышаны, наслышаны, — вторил своей половинке отец.

Извинившись, хозяйка покинула гостей, распоряжаться насчет угощения. Сейчас следовало поговорить о погоде, о том, что происходило в зимние месяцы и какой урожай удалось собрать осенью. Чего ждать от весны, а то и вдруг в доме имеются незамужние девицы, и хозяин, как бы невзначай, пожелает узнать, женаты ли его гости. Из-за дверей уже выглядывали хорошенькие молоденькие личики, наверное, младшие сестры Булыги. Предвкушая неторопливую и не имеющую ни малейшего смысла беседу, которой от него ждали и которую затем будут вспоминать долгими вечерами за чашкой клюквенного морса или травяного взвара, Волков был вынужден сразу же извиниться перед хозяином и сообщить, что находится на царской службе и как раз сейчас очень спешит, так что ни о ценах на зерно, ни о грядущей войне, ни тем более о смысле жизни и Боге он теперь говорить не может, хотя, безусловно, очень желает обсудить все это с гостеприимным семейством Роговых и даже жаждет. И самое большее, на что добрейшие хозяева могут в его лице рассчитывать, так это на то, что гости пообедают у них, после чего двинутся в дорогу.

Потом Волков испросил разрешение увидеться с Настасьей Никитичной, и хозяин не без удивления провел высокого гостя к своей престарелой матери. Умоляя не обижать старушку.

Настасья Мазура сидела в теплой горнице за столом, раскладывая перед собой мотки шелка. За спиной старушки возвышалась изрисованная цветами и птицами добротная печь. Вдоль стены тянулись укрытые вязаными ковриками лавки. На полу, под ногами, на всю ширину горницы раскинулась длинная вязаная дорожка всех цветов радуги. На этой дорожке возились с целым ворохом игрушек белоголовые, как цветы одуванчики, малыши, один из них заметив Булыгу, с радостным визгом бросился к нему.

Заметив гостей, бабулька подняла на них свои голубые, похожие на лесные фиалки глазки в белых пушистых ресничках и нежно улыбнулась.

— Доброе утречко, дяденька, или уже день?

Детки прыснули, Волков тоже не сумел сдержать улыбки, так весело и звонко это у нее вышло.

— Здравствуй, Настасья Никитична, — поздоровался Волков, и тут же на морщинистое личико озорной бабульки словно налетело облачко непонимания. Она перекинула из-за спины тощую, почти белую косицу и застенчиво начала перебирать пальчиками желтую атласную ленточку.

— Не взыщи, гость дорогой. Мамаша-то моя ныне себя не помнит, не только на вопросы царского дознавателя не ответит, а и своего имени, пожалуй, не вспомнит. — Хозяин развел руками. — Старость.

— Ан попробуем по-другому. — Волков огладил волосы. — Здравствуй, Настенька. Здравствуй, краса ненаглядная!

Дети снова прыснули, а старушка вдруг выпрямилась, и, зардевшись, потупила глазки.

— Здравствуйте, не припомню вашего имени.

— Я Юрий Волков.

— Волков! — обрадовалась та. — Как же, как же… Давеча великая княгиня сказывала, что скоро приедешь, бисер бирюзовый из дальних странствий привезешь, как она заказывала. Привез ли? Исполнил волю государыни? Взялась матушка великая княгиня покров на гроб святителя по обету вышить, дабы в великий праздник возложить. Ан не подходит наш бисер. Все перепробовали, купцы с ног сбились, один ты обещал достать правильный цвет — бирюзовый. И образец взял, чтобы в заморских землях не попутаться. Без него не выполнить Соломонии Юрьевне обета. А ты, значит, привез!

Ты всех спас! Не зря великая княгиня тебя среди прочих почитает и завсегда другим в пример ставит.

Вот я давеча и Ивану, брату моему, говорю, — она показала сухенькой, точно птичья лапка, ручкой в сторону стоящего в дверях сына, — я брату говорю, не может такого быть, чтобы Волков своего слова не сдержал. Правда ведь, Ванятка? Ну, скажи, я ведь так и говорила.

— Истинный крест. — Хозяин кивнул матери и тут же полушепотом пояснил Волкову: — Это она меня за своего брата принимает. Слишком я на него похож потому что.

Но Волков уже и сам все понял.

— Все будет хорошо, Настенька. Соломония Юрьевна уже получила свой бисер. Целый сундучок. Скоро приступите к вышиванию.

— Слава Богу! Слава Богу!!! — Старушка захлопала в ладошки. — Покров вышьем в срок, всем миром возьмемся и вышьем, тогда Господь обратит наконец свой взор на рабу свою Соломонию и исполнит два ее заветных желания.

— Какие же это желания? — Волков склонился к Настасье, в дверях появились Брага и Хряк, но, понимая, что Старшой занят, побратимы застыли на пороге, не смея без разрешения слово молвить.

— Как какие? Чтобы чадо долгожданное наконец на свет появилось, наследник, Богом обещанный, и чтобы великий князь на нее за ослушание не злился.

— В чем же Соломония ослушалась государя? — удивился Волков.

Настасья прикусила край ленточки и какое-то время молчала.

— Ну, я ведь за морем-окияном был, — напомнил ей Волков. — Не могу знать, что тут без меня приключилось. Вдруг чем помочь могу великой княгине, может, на что пригожусь. Только сама ведь разумеешь: чтобы сообразить, чем помочь, нужно наперед знать, что без меня тут произошло, что стряслось.

— Ты прав. — Настасья вздохнула и опустила руки на колени. — Слушай. Я, правда, сама случайно узнала. Великий князь, когда предложил это Соломонии, не приметил, что я за шторкой сидела. Я с подругой своей поругалась и прибежала к великой княгине плакаться.

— С Танькой Кречетовой, — припомнил Волков.

— С ней, с подлюкой. Расплакалась, вот великая княгиня меня к себе и увела, велела ленты атласные разобрать в уголку, меня яркие цвета завсегда успокаивали. Только за дело принялись, тут великий князь и явился. Он со своего места меня увидать не мог, я же сначала устыдилась зареванной выходить, а потом уже не до того было.

— Что же хотел государь от Соломонии? — Волков затаил дыхание.

— Говорит, медик-немец, как его?.. Ну, ты должен знать, он и лекарь, и звездочет?

— Николаи Булев, его еще Немчином прозвали. Он, что ли?

— Точно, всех ты знаешь, не зря государыня тебе доверяет. Так вот, по высочайшему приказу немец сей произвел осмотр великого князя и великой княгини, а потом еще по звездам смотрел и постановил. — Она тяжело вздохнула. — Сказал, мол, не может государь супруге своей сына зачать, потому как семя его пустое, бесплодное, в то время как Соломония — кроткая голубица — способна рожать и много бы в этом деле преуспела, коли семя бы в нее плодное вошло. Государь сначала велел астролога за такие его слова в срубе сжечь, а потом рассудил, что коли Соломония для материнства годится, то… — Она неожиданно вскочила, спрятав морщинистое личико в ладошках. — Ой, страшно такое вслух произнести.

— То он ей приведет кого-то в опочивальню, — помог ей Волков.

— И та обязана с ним разделить ложе так же, как разделила бы его с мужем. А потом должна забыть о том, что меж ними произошло, и родить государю наследника престола. Василий Иванович говорил, что, будь у него братья, а не аспиды⁵³ в человеческом обличье, он бы кого-нибудь из них попросил с женой своей возлечь, но, коли им тайна сия станет известна, тогда они точно его с трона сместят. Поэтому Соломония должна проявить покорность и сделать, как он велел, потому как никакой ее вины в измене не будет и весь невольный грех он возьмет на себя. И еще сказал, что, коли Соломония воле его не покорится, он с ней развенчается и женится на другой.

— И что же великая княгиня, не покорилась воле мужа?

— Не покорилась. Впервые норов проявила. Наотрез отказалась, — горько рассмеялась старушка. — Я потом другим девушкам и женщинам, что при великой княгине находились, рассказала, что промеж ними произошло, так они сочли, что государь-де Соломонию великому испытанию подверг. Хотел крепость ее веры в Господа и верности супружеской проверить. Так и порешили, что теперь он с ней еще дружнее, чем прежде, жить станет, но вышло-то… вышло… — Она всхлипнула.

Волков взглянул на побратимов, к Браге и Хряку добавились остальные. Все слышали страшную правду, все были свидетелями.

— Уведите детей, — одними губами прошептал Волков, и тут же Булыга с отцом похватали малышей, а Волков нежно взглянул на Настасью.

— Но ведь государь, когда женился во второй раз, обрел долгожданного наследника. Стало быть, Немчин ошибся.

— Ошибся ли? — сощурилась старушка. — По дворцу тогда слух ходил о семи языках, и все Василий Иванович велел отрезать. А Соломония, крепкая в вере, даже в застенках Богу молилась, вот тот ей чадо долгожданное и подарил. И вышло по слову ее. Не сына блуда, не выблюдка родила Соломония в святом месте, а чадо законное, сына государя, который явится однажды во блеске славы своей, и тогда начнется на Руси золотой век, и ангелы будут спускаться с небес и заходить в людские дома, и земля будет плодоносить по четыре раза в год, и цветы райские зацветут, и животные заговорят человеческим голосом.

Писала великая княгиня государю, слезно молила приехать да на чадо полюбоваться, но только он на ее письма не отвечал. А может, и не получал, может, похищал кто те письма, тогда она другим писать стала — тем, кто верным ей остался. Вот и я получила. Тогда уже замужем была за Яковом, что постельничим при дворе служил. Я наперво мужу все как на духу поведала, и вместе мы решили, что негоже-де государю о наследнике не знать. Пусть Елена и села теперь подле него, пусть и венчанная жена, и государыня. Да только наследника родила Соломония.

И тогда пала я в ноги государю. А он как затопает, как заорет. Думала, в землю меня втопчет, так разозлился. Кричал, откуда младенец, когда никакого ребенка двадцать лет не было. Не иначе как от полюбовника понесла стерва! Глаза бешеные, изо рта пена. Кричал, что он ей человека своего верного велел принять, а она по дороге в монастырь невесть с кем спуталась. Говорил-де, знает он, кто отец ребенка, потому как Соломония одному только человеку в целом свете доверяла. Он же ее и до монастыря провожал, он-де и отец. Яков ко мне кинулся, своим телом прикрыл, а царевы ближники меж тем к Василию Ивановичу бросились, стали его умолять успокоиться и подумать. Потому как к тому времени он уже полгода как с новой женой жил, но та все не беременела. Предлагали даже объявить наследником сына Соломонии, чьим бы на самом деле сыном он ни оказался, а то вдруг Елена не родит, а так хоть какой царевич появится.

Я же на полу лежала, смерти ждала. Когда Яков меня поднимать стал, я сделала вид, будто сомлела. Так что меня из царевых палат вынесли и в темнице заперли. Две недели на хлебе и воде сидела, думала, вообще замучают меня ироды, но нет, выпустили. Тогда же великий князь в монастырь своих людей отрядил, чтобы посмотрели на младенца и сказали, есть на нем отметина или нет. Нас же с мужем из Москвы выслали и велели в имении сидеть неотлучно, потому как показания мои могут понадобиться. — Она вздохнула. — Так что опоздал ты с бисером бирюзовым. Спеши в Покровский монастырь, там заточил изверг нашу Соломонию.

— Какая такая отметина? — Юрий Сигизмундович тронул бабушку за рукав, но та только плечами повела, и он был вынужден убрать руку.

— Ясно какая — волчья. — Она развела руками. — Коли человек от Бога отошел, коли отрекся, то спустись к нему с неба ангел, да хоть все небесное воинство, не увидит. Потому как, отрекшись, сам себе назначил видеть бесовское да дьявольское. — Не обращая более внимания на гостей, Настасья занялась своими нитками.

Волков поклонился старушке и, бросив взгляд на застывших в дверях побратимов, вышел из горницы.

Есть никто не хотел. Точно во сне Волков проследовал в горницу, которую хозяева выделили для гостей, грузно опустился на деревянное, застланное вязаными покрывалами старое кресло.

— Почему мой крестный был в доверенных у великой княгини? — спросил он в пустоту и тут же Замятня брякнулся рядом с ним на колени.

— Так потому, что Волковы и Сабуровы в родстве. Ты не знал, что ли? Его потому в охрану при великой княгине и поставили, что он вроде как ей брат троюродный. Родня завсегда вместе. Друг за друга горой. Поедем ко мне домой, я тебя с дочкой познакомлю, Соломонией зовут, она у меня хоть маленькая еще, но, дай срок, вырастет. Я тебе как Господу Богу верю. Если завтра меня казнят, ты дитя мое спасешь. Забери ее, Кудесник, забери кровиночку мою, ты ведь ее не обидишь. Я тебя лучше знаю, чем ты сам себя знаешь.

— Если у царя было худое семя и он не мог быть отцом сына Соломонии, — Булыга говорил полушепотом, но все слышали, — не мог и знал об этом, стало быть, не было у него особенного резону выблюдка из монастыря забирать.

— Так он сам же хотел привести в опочивальню к своей жене другого мужчину, Соломония просто выполнила его волю. — Хряк сел на лавку напротив Волкова.

— Соломония не выполнила его волю. Она отказалась возлечь с тем, на кого указал ее супруг, а потом вдруг сообщила, что беременна. Что он должен был подумать?

Что она запоздало все же решилась исполнить приказ, но только выбрала для этого своего человека.

— А единственным человеком, которому она доверяла, был твой крестный, — помог Митка. — Получается, что у Соломонии родился сын от твоего крестного. Но тогда он никакой не царевич и не представляет опасности для государя! Можем ехать с докладом. Дело раскрыто!

— Он не царевич, а кто тогда царевич? — грустно хмыкнул Волков. — В смысле, если великий князь не мог иметь детей, то ни первая, ни вторая жена родить от него ребенка не могли. И тогда вопрос: законен ли нынешний государь?

— Свят, свят, чур меня. — Митка замахал руками.

— Что же это получается, царевич Георгий от Соломонии не сын государя, но и Иван Васильевич не его ребенок. — Томило оправил красивые кудри. — С другой стороны, если есть два царевича от двух великих княгинь, и оба выб… бастарды, право на стороне старшего, потому как он первый родился и потому как второй брак… Потому как в верных семьях свято хранили ответ инока Вассиана великому князю Василию III на его вопрос о возможности развода с супругой. — Томило откашлялся и произнес по памяти: — «Ты мне, недостойному, даешь такое вопрошение, какого я нигде в Священном Писании не встречал, кроме вопрошения Иродиады о главе Иоанна Крестителя». Потому как святая церковь никогда прежде не признавала разводов.

— Стойте, стойте. Вы говорите так, словно царевич Георгий уже у вас в руках, — вылез вперед Семейка. — Но на деле нет никакого царевича Георгия, а есть бабий треп и ничего больше. Вышедшая из ума старуха плетет невесть что. Да пригласи ты ее в суд, она даже не вспомнит, что сегодня рассказывала. И сродники ее подтвердят, что старая не в себе.

— Согласен. Сведений, прямо скажем, маловато. Я бы еще попробовал найти вторую женщину, получившую письмо Соломонии.

— А смысл, не лучше ли просто доложить, что никакого Георгия у великой княгини не рождалось, Соломония была бесплодной, оттого сама ушла в монастырь, предоставив венценосному супругу полную свободу. — Томило побледнел, косясь на Волкова. — Ты слышишь, Старшой? Никаких детей у нее двадцать лет не было и после не появилось. А что было? — Он на секунду задумался. — Был бабий бунт, те женщины, что вместе со своей госпожой оказались сосланными, начали воду мутить и в Москву писать, с тем чтобы великий князь обратил свой взор на бывшую супругу. Чтобы вернул ее, а заодно и их ко двору. Детей не было, или, если хотите, какая-нибудь монашка согрешила и потом ее из монастыря за то выгнали. Но при чем здесь великая княгиня? Что у нас на нее есть? Бирюзовый бисер, которым расшит сапожок и рубашечка? Да когда у тебя целый сундучок этого добра, неужели ты не поделишься? Кстати, я видел Покров святителя Леонтия Ростовского, над которым трудилась Соломония. Золотом он вышит, янтарем, жемчугом, но ничего бирюзового в нем нет.

— Это потому, что покров сей Соломония вышивала за десять лет до развода, а, если Настасье верить, то Волков привез бисер буквально перед ее отправкой в монастырь. — Парировал Замятня.

— Что же, подводим итог. — Волков чувствовал себя не просто уставшим, а необыкновенно старым. — Нужно ехать в Москву, допрашивать последнюю свидетельницу, если, конечно, та еще жива, разузнать о Немчине, Максиме Греке. Открыть тайную комнату Соломонии, дабы произвести там обыск. До тех пор, пока мы всего этого не сделали, если, конечно, спросят, что да как, отвечать уклончиво, мол, слишком мало данных. И скорее всего, никакого младенца не было, а если и был, к Соломонии Сабуровой отношения не имеет.