Волчья ягода (СИ)

Глава 10. Странные сны и жестокая реальность

Но уснуть было совершенно невозможно: раздражающий прерывистый стук, доносящийся с улицы, не давал расслабиться. С трудом встав и хватаясь по пути за все предметы, которые могли удержать меня вертикально, добралась до окна. Вместо стекла в небольшие квадратики рамы вставлены странные, бугристые, шершавые и непрозрачные, но пропускающие свет пластины, немного похожие на каменные срезы. Пришлось повозиться с вертушкой запора, но усилия были вознаграждены свежим воздухом, глоток которого добавил ясности мыслям. На узком деревянном подоконнике, едва балансируя, сидел Золик.

— Ого! А нюх как у собаки, а глаз как у орла. Заходи!

Ворон смешно запрыгнул в комнату и, взмахнув крыльями, спикировал на на изножье кровати, вонзив когти в спинку.

— Молодец, что нашёл. Люблю страдать в компании. Я тут посплю немного, а ты бди, охраняй, раз уж напросился.

Порция холодного уличного кислорода или пристальный взгляд ворона помогли быстро уснуть .

На толстых дубовых ветках сидели три птицы. Узловатые линии голой кроны дерева выглядели стильной графикой, которой силуэты пернатых добавляли зловещей атмосферы.

Ворон, небольшая серая крупноглазая хищная птица и огромный орёл с внушительными лапами, больше подходящими какому-нибудь мелкому динозавру.

Прислонившись спиной к стволу и сложив руки на груди, стояла Марья Моревна.

— Не давай воды, — медленно произнесла она непонятную мне фразу и улыбнулась подходящему молодому мужчине.

Блондин с усами и окладистой бородкой протянул к ведунье руки, но так и не коснулся — Моревна растворилась в клубящемся чёрном дыму.

Скрипнула половица, и я тут же распахнула глаза.

— Разбудил? — виновато спросил Слава. — Прости. Вот, узвару тебе принёс. А этот откуда тут взялся? — тон изменился, хозяин сердито сдвинул брови.

— Не ругайся, прикормила я его… хлебушком. Всегда мечтала о попугае.

— За один день прикормила?

— А ты что, не знаешь, что вороны среди птиц на первом месте по интеллекту? — доступ к интернету всё равно отсутствовал, поэтому и проверить моё утверждение было невозможно. — Они знаешь, как дрессировке поддаются? Тигры нервно курят за кулисами!

— Смотрю, болтать начала. Оклемалась что ли?

— Слав, ну как можно оклематься за такое короткое время? Дай еще полежать. Птичку мою не трогай.

— Да лежи ужо. Можешь жить здесь столько, сколько хочешь! Ни в чём отказу тебе не будет. Только б сила к тебе побыстрее пришла.

— Ты опять про своё!

— Слушай, — Мстислав вдруг застыл вполоборота, — а может ты того, убила кого? Обманула, задавила и поэтому тут очутилась?

— Ты с ума сошёл? Да я с зайцем разговаривала и с совой. Люблю я животных. Людей тоже. Некоторых. Нет, Слав, правда, нет за мной грехов таких.

— Да понял, понял. Гадить и орать на весь дом не будет? — кивнул собеседник на ворона.

— Нет, конечно, он же воспитанный. Человека практически.

— Ну-ну.

— Постой! Если я у тебя останусь, можно к дяде Лешаку съездить, попрощаться? А то как-то не по-людски получается.

— К Лешаку?

— Ага.

— Попрощаться?

— Издеваешься?

— Дядя! — преувеличенно почтительно произнёс Мстислав. — Скажи спасибо, что ноги от него унесла, дурочка.

— Слав, я настаиваю!

— Ладно, съездишь.

— Спасибо!

— Миш…

— А что? Нормальный же мужик! Предприимчивый, симпатичный, спортом увлекается. Я же не говорю, чтобы вы прямо завтра поженились. И мамку не слушай, у нее родительская ревность включается, она и мне жениться не даст. Чувствую прямо, как напрягается, когда я с очередной девушкой знакомлюсь.

— А если я не хочу замуж за твоего Славика?

— Как это не хочешь? Все девчонки мечтают о свадебном платье.

— Не все, Михай, ой, не все.

— А чего ты тогда битый час перед зеркалом крутишься, — Мишка резко стартанул с места, легонько, по старой детской привычке дернул меня за волосы и скрылся в коридоре.

И правда, чего это я? Но тело жило своей жизнью. Оно натянуло тонкие капроновые колготки и короткую юбку из плотного трикотажа, всунуло руки в рукава полушубка, а ноги в итальянские сапожки и понеслось навстречу приключениям.

Приключение в виде серой Луши высунуло язык и застыло в дверном проёме мастерской.

— Привет! — коленки здорово прихватило морозцем, казалось, что колготки примерзают к коже. — Хозяин твой дома?

Волкособака ни на миллиметр не проявила гостеприимства, но и не угрожала. И то хорошо!

— Ладно, первая встреча у нас получилась несколько… эм… грубоватой. Но я хорошо отношусь к собакам, правда. И потом, у меня машина стоит разобранная. Как раз за твоей спиной, если ты не знала.

Луша спрятала язык и стала дышать ровнее, комично двигая бровями.

— Ты же умная девочка. Видишь же, что на нижней части туловища у меня меха нет, мёрзну поэтому. Впусти погреться, а?

— Отойди, Луша! — раздался спокойный голос за спиной, но обернуться я не решилась.

Отошедшая по команде в сторону собака позволила мне быстро юркнуть внутрь.

— Здравствуйте, Евгения! Пришли проверить ход работ?

— День добрый. Ну… да.

— Вы бы побереглись, — Егор выразительно посмотрел на мои ноги в капронках, — неровен час застудитесь.

— Выскочила из дома на несколько минут, тут идти-то.

— На другой конец деревни?

— Когда у тебя машину разбирают на винтики и не такое расстояние пройдешь, чтобы...

— Чтобы что? — из магазинного пакета мастер вынул буханку ржаного хлеба, пачку сливочного масла.

Мне вдруг стало всё равно, что он подумает, расхотелось кокетничать и врать. Не знаю откуда, но я знала, что с этим человеком нужно говорить честно и открыто, не играть, не притворяться. Но начать было безумно трудно.

— Знаете, Егор, наша прошлая встреча заставила меня кое-что почувствовать.

Руки, выкладывающие продукты на стол, замерли.

— Было такое ощущение, что я вас знаю. Что помню, как вы двигаетесь, что говорите, как улыбаетесь или хмуритесь. Это, наверное, звучит глупо, но дежавю выматывает. Мы с вами никогда не встречались? Даже в детстве?

— Нет. Ни за что не забыл бы вас. Но я почувствовал то же самое, Женя. Объяснений у меня нет.

— Тогда откуда это чувство? Это колдовство какое-то. Да повернись ты уже, когда я с тобой разговариваю!

— Ну, повернулся. Так лучше?

— Гораздо. Что мы будем делать, Егор?

— Мы? Я буду чинить вашу машину, вы наслаждаться обществом Мстислава, известного в районе бизнесмена.

— А я не хочу! Наслаждаться обществом. Вернее, хочу наслаждаться, но не обществом, — я паниковала, делала шаги в стороны, крутилась на месте. Как всегда в таких случая, вела себя как бешенная белка. — У вас есть сигаретка?

— Не курю.

— Даже для гостей не держите?

— Это автомастерская, здесь газорезка, бензин, масло. Нельзя здесь курить.

— Да, точно, простите. Глупо как.

— Глупо… Ты уедешь в свой город, и мы не будем больше встречаться. Нам нужно потерпеть немного, потом всё забудется, и станет легче.

— Мне не станет! — почти взвизгнула я. — Не станет легче. Я только о тебе и думаю. Ты снишься мне, как это выключить? Как забыть? Легче!...

— Я не умею наполовину, — подходил всё ближе Егор, — или всё, или ничего, понимаешь. Ты ещё можешь уйти. Уходи. — он стоял так близко, что у меня снова пересохло во рту. Что это, боже мой, что?

— Не хочу уходить. У меня ноги замёрзли. Очень. — я закрыла глаза, когда большой мужчина опустился передо мной на корточки и прижался по очереди к каждой коленке горячими губами. — Сильно. Невыносимо…

— Ты слетаешь к дядьке Лешаку? Просто расскажешь ему, что я тут пока побуду. Ладно?

Ворон нервно перепрыгивал с места на место.

— Ну не могу я с вашей Малушей в одном доме жить, понимаешь? Они с Волче ночью… Не могу! И Моревна эта… Короче, просто передай привет, чтобы не волновались. А то охотник еще чего доброго в погоню пустится, а ему ведь нельзя — рана откроется. Переживай потом за него дурака. Всё, лети!

Я успела захлопнуть окно за секунду до появления Мстислава.

— Это хорошо, что ты уже ходишь. Хочешь — прогуляемся?

— Хочу, только спокойным шагом. Можно?

— Можно! — сверкнули в улыбке белоснежные клыки. — Я тут тебе как раз обновку принёс! — и хозяин развернул передо мной длинную шубу из необычного, местами пятнистого, серо-рыжеватого меха.

Мы второй раз огибали красивый терем, когда я задала мучавший меня вопрос:

— А почему ты так про дядю Лешака странно сказал?

— Неужели не знаешь, кто он?

— Неа.

— Леший!

— Да иди ты! Серьёзно спрашиваю же. Еще скажи, что Моревна — это Баба Яга! — уже произнося эту фразу, я заметила, как блеснули внезапным интересом глаза Мстислава, но слова уже вылетели, а они, как известно, не воробьи…

— А я тебе серьёзно отвечаю. Нет здесь обычных людей, запомни. У каждого за спиной или хвост, или крылья, или зелье ведьмовское. Вот, к примеру, Моревна твоя. Где ты ее видела?

Интуиция ощетинилась по-волчьи и спрятала язык за зубы.

— Чего молчишь?

— У тебя тушь под глазом, — палец нежно коснулся кожи.

— Ну и что…

— Зачем красишься? Ты для меня и без косметика самая красивая.

— Подхалим…

Текли минуты, часы, сгущались сумерки за высоким окном. Лежать лицом друг к другу и не иметь силы разомкнуть объятия было прекрасно.

Всё было прекрасно. Волшебно. Незабываемо. И банальными словами выразить ощущения не получалось, поэтому мы замолчали, переживая восхищение друг другом.

Кажется, кто-то колотил в запертые двери, звонили сотовые, но звуки только сейчас стали проступать сквозь затуманенное сознание. А вместе с ними и реальная жизнь.

— Мне нужно идти, — прошептала я, ближе придвигаясь к сильному и красивому — теперь знала это наверняка — телу.

— Иди, — улыбнулся Егор и погладил по спине.

— Тогда отпусти.

— Не могу.

— Тогда поцелуй…

Егор вскочил резко, на ходу надевая штаны на голое тело и засовывая ноги в ботинки

— Ты чего?

— Луша на улицу просится, слышишь? Я совсем забыл, что не гулянная.

Снизу, с первого этажа, доносился свист — собака скулила на самых высоких нотах.

— Бедненькая…Беги!

Уже на пороге Егор оглянулся:

— Теперь я не смогу без тебя жить, — и начал быстро спускаться вниз по лестнице.

А я раскинула руки на узкой кровати и засмеялась в голос. Счастье падало на меня золотым дождём, и тело горело под каждой каплей.

Залив воду и засыпав кофе в фильтр кофеварки, я, наконец, взяла в руки телефон. Егор обустроил второй этаж: кровать, телевизор, маленький, какой-то игрушечный холодильник, микроволновка и кофеварка — что ещё нужно для комфорта?

— Алло, Миш!

— Мать, ты вообще где? — орал в трубку брат. — Ты почему на звонки не отвечаешь? Я думал, что ты со Славкой, а ты… Где ты?

— Я у Егора, Миш.

— Что? Ты серьёзно сейчас?

— Да. И мне безумно хорошо. Это мой человек, понимаешь?

Михай молчал.

— Только вот не нужно говорить, что он мне не пара.

— Я и не говорил, — слегка обижено протянул кузен, — только…

— Нет. Не смей.

— Ладно! Ты у него останешься, как я понял?

— Кажется, да, — улыбалась я.

— Жень…

— А?

— Ничего. Люблю тебя, сеструха!

— Спасибо! И я тебя!

Желудок требовал восполнения энергии, а продукты, насколько я помнила, так и остались внизу на столе.

Натянув на себя свитер Егора, я спустилась вниз, собрала в пакет всё, что лежало на столе съестного, и поднялась на второй этаж медленно, ежесекундно утыкаясь в ворот и вдыхая запах мужчины, без которого не мыслила теперь свою жизнь.

Если это скоротечная страсть, то пусть будет страсть, пусть она горит и даже если отгорит, моя душа настолько полна, что я смиренно приму разлуку. Не всем дано пережить подобное единение.

На ломтики хлеба легли нарезанные сыр и сосиски, загудела микроволновка.

Легкий стук когтей по металлу ступеней возвещал о скором появлении собаки. Хулиганка поднималась вверх на колбасный запах.

Не оборачиваясь — нарезала помидор кружочками — кинула Луше:

— Что, слюнки текут, да? Нагулялась? — пальцы отщипывали кусок сосиски. Нужно задобрить собачку. — Ну, тогда держи аперитивчик.

Луша, сильно подволакивая переднюю лапу и высунув язык, переступала порог комнаты и шла ко мне, но буквально через метр осторожно легла на пузо. Вокруг неё медленно натекала лужа крови, но собака смотрела в глаза и еле слышно потявкивала.

— Эй, ты чего? — руки нащупали влажную шерсть на правом боку — там была рана. — Это кто?

Но животное, потеряв последние силы в попытке объяснить происходящее, просто ткнулось носом в мою голую коленку и завыло страшно, как в фильмах ужасов.

— Нет, — мотала я головой, — не смей мне такое говорить, не смей, псина!

Неловко дёрнув головой, собака завалилась на бок, вытянула лапы и закрыла глаза.

Не помню, как бежала вниз, но на последней ступеньке ноги окаменели, отказываясь двигаться дальше: дверь мастерской была открыта, на фоне черноты стен сияла узкая полоса тусклого уличного света — фонари в деревне работали через один.

Захлопнуться ей что-то мешало, какой-то предмет. Ботинок, слетевший с ноги, торчал мыском вверх. Ботинок Егора.

В эту самую минуту я и поняла, что такое страх. Настоящий. С трудом заставив себя сдвинуться с места, подошла к двери и замерла у порога. В щель была видна голая мужская нога на снегу.

— Нет. Это не он. — уговаривала я себя вслух. — Это не он. Не он!

Что-то щелкнуло в голове, какой-то тумблер, и сразу высохли слёзы. Выскочив на улицу, я кинулась к Егору. Снег вокруг него стал тёмным от крови, полы куртки, накинутой на голое тело, разошлись, открывая страшную рану на животе. Чуть выше пупка.

Уже в скорой, которая приехала через пятнадцать минут, я набрала брата:

— Миш, сейчас ни о чём меня не спрашивай, ладно?

— Что случилось?

— У Егора в мастерской, на втором этаже, лежит собака. Раненая. Её перевязали, но нужна срочная операция. Миш, прошу тебя, заклинаю: спаси её! Обещай любые деньги, я все верну, только спаси, слышишь? Это очень важно. Пожалуйста!

— Ты цела?

— Да.

— Где ты?

— Я везу Егора в больницу. Его ранили. Ножом, Миш! Ножом в живот! Миша!

— Не ори! Успокойся. Я за собакой, потом перезвоню. Всё мне объяснишь. Сейчас спокойно спроси у фельдшера, куда везут. Спокойно!

Я повернула голову:

— А куда вы его везёте?

Пожилой мужчина, набирая в шприц лекарство, отрывисто ответил:

— В районную.

— Услышал, Жень, — четко проговорил в трубку брат. — Держись, сестрёнка. Отбой!

— Девушка, — молоденькая медсестра смотрела на меня с лёгким сочувствием, — вы бы вещи для себя попросили, вы же раздетая и вся в крови!

Впервые за последние сорок минут я оглядела себя: кроме свитера и старых стоптанных мужских кроссовок, в которые машинально сунула ноги, на мне и вправду ничего не было. Даже трусов. Попыталась натянуть свитер на колени, пыталась не смотреть на бледное лицо, на тело в кровавых разводах, на пластиковые трубки. Если не смотреть, то не так страшно.

— Он ведь будет жить?

— Ты, голуба, в сотый раз спрашиваешь. Будет он жить. Дай-ка руку! Долго и счастливо. Ничего смертельного не случилось. Зашьют, и будет как огурчик! Детишек тебе настрогает.

— Ой! Вы что сделали?

— Укольчик успокоительный.

— Зачем?

— Затем, что тебе в себя прийти нужно, сидишь тут как ходячий мертвец. Сериал смотрела?

— Да.

— Один в один, даже грима не надо! Нужно тебе успокоиться. Иначе людей в больнице испугаешь. И потом, за нами полиция едет, помнишь? Очень с тобой поговорить хотят. Скажи спасибо, что свои люди, вошли в положение. А то прямо на месте скрутили бы.

— Зачем?

— Потому что подозреваемая.

— Я?

— Нет, я!

— А почему он в себя не приходит?

— Опять двадцать пять! — фельдшер хлопнул себя по коленке.

— А чего говорить-то? Мимо Марья проходила, столкнулись с нею в лесу, познакомились, поболтали.

— С Марьей? Поболтали?

— Что, со мной и поболтать нельзя что ли? Только дубиной по голове и в сани? Спасибо, учту на будущее! Пусти!

— Жень, ну Жень! Ну Женя! — Слава не отпускал, наоборот, обнял меня и прижал к своей груди. — Знаешь, как я испугался, когда тело твоё в санях… — он отстранился и нежно заправил выбившуюся прядь под платок. — Красивая ты. Настоящая восточная красавица. Я таких только в кино видел.

— Перестань!

Мстислав держал крепко за плечи и его глаза становились всё ближе.

— Я тебя сейчас поцелую, — прошептал он, заставив меня приготовиться к жесткому напору.

Но поцелуй вышел очень нежным, даже робким.

— Господи, какая ты сладкая.

— Это узвар твой.

— Дурочка ты, а я дурак, — мужчина опять крепко обнял меня, и я уткнулась в расшитую тесьмой овчину его тулупа, просунула руки под полы и обхватила талию.

— Я не буду тебя торопить, Жень, но ты мне очень, — Мстиславу вдруг изменил голос, — очень нравишься.

— Отведи меня домой — домой, я уже назвала это домом? — Ноги устали и голова кружится.

— На руках отнесу! — воскликнул мой спутник, подхватил и понёс в терем.

Было спокойно и хорошо на мягких перинах. Волче остался там, где ему интереснее другая женщина, ну и отлично. Я рассматривала слегка воспаленную, покрасневшую кожу вокруг ран. Пусть со своими волками якшается, охотник.

— Слава! — крикнула во всё горло, и через пару минут в комнату залетел Годинович. — А у тебя мази никакой нет? Антибиотиков?

— Это что, — нахмурился ухажёр, — волки рвали?

— Ага. Болит до сих пор. Не заживает вот. Дядька Лешак смазывал чем-то.

— Дай-ка, — легкие поцелуи пробежали от запястья до сгиба локтя. — Милая, натерпелась ты боли! Говорил же, не сможешь уехать, а этот Волче не углядел за тобой, деревенщина!

— Так есть мазь или нет, — мне приятны были поцелуи, но вид ран беспокоил.

— Для тебя найду любое средство! — видно было, как Мстиславу трудно сдерживать себя.

Я улыбнулась:

— Тогда беги и ищи.

Слава нагнулся и быстро поцеловал меня в губы.

— Лечу!