Волчья ягода (СИ)

Глава 16. Дуб

— Эй! — меня трясли, приводили в чувство. — Видела что?

Сопровождающие нас мужики нервно переглядывались, но не приближались.

— Слав, ты мне шею сломаешь. Перестань! — я оторвала от себя цепкие руки. — Видела. Себя всю в крови, только не здесь а там, в нашем мире. Это что значит, как думаешь? Меня убьют или ранят, да?

Выглядящий слегка озадаченно купец пожал плечами:

— Черт, не знаю. Может, это не будущее вовсе? Просто что-то вроде кошмара?

Ладони чуть заметно покалывало, и я прислонилась лбом к шершавому, испещрённому бороздами стволу, закрыла глаза. Сквозь опущенные веки видела, как стремились в мою сторону нежные побеги, оплетая и обездвиживая ноги и руки. Лопались почки, и влажные блестящие листочки с волнистыми краями прилипали к коже, холодя и в то же время напитывая энергией. Творилось волшебство и глупо было сопротивляться. Я снова видела себя в прежнем мире, видела со спины крупного мужчину, стоявшего на коленях в сугробе, но страха не было. Да и какой страх, если здесь-то я живу! Видение исчезло внезапно, опали тонкие веточки, связывающие меня с дубом.

Зима, Мстислав шумно дышащий рядом, мороз.

— Ну, мы пошли, — натянуто улыбающийся Тимур отчего-то покраснел и принялся толкать приятелей к выходу из мастерской, — вы уж тут сами как-нибудь. До завтра!

— До завтра! — весело ответила я, не имея сил поднять глаза на Егора.

Это казалось глупым, но каждый раз первые минуты встречи казались непроходимым лабиринтом, когда любое движение было пробным камнем, словно за несколько часов могла ослабнуть наша непреодолимая тяга друг к другу. Никто из друзей ни словом не обмолвился Егору о нападении Славика и гибели Луши. О смерти собаки, согласно коллегиальному решению, сообщить было доверено мне. Мол, женщины умеют найти нужные слова. Знали бы они...

— Я тут блинов напекла! — метнулась я к стоящей на столе небольшой спортивной сумке. — И даже сметана есть в холодильнике. Хочешь?

— Хочу... — негромко ответил мой мужчина. Неужели мой?

— Здесь поешь или поднимешься? — нервозность не исчезала, пришлось даже несколько раз коротко вдохнуть и выдохнуть.

— Ты чего, Жень?

— А что? — руки никак не находили правильного положения и метались по телу, теребя воротник и манжеты, оправляя невидимые складки.

— Нервничаешь почему? — Егор медленно подходил, и я понимала, что вот сейчас вопреки всем договорённостям расскажу ему о произошедшем. Необходимость врать изматывала. — Что-то случилось?

— Сначала поешь, а потом поговорим, хорошо? — ловко увернувшись от объятий, я подхватила сумку и принялась вынимать завернутую в полотенца старую эмалированную кастрюлю с нелепыми мухоморами на белом боку с черными сколами.

— Нет ничего, чего ты не могла бы мне рассказать.

Черт побери его эту способность бесшумно подкрадываться. Я хотела и не хотела прикосновений, лихорадочно сворачивая в свёрток чуть влажные и всё ещё горячие кухонные полотенца.

— Я так долго тебя ждал, чтобы позволить уйти, — слова впутывались в мои волосы, разгоняя сердцебиение, — не отталкивай меня, Жень!

— Врач что сказал? Никаких физических нагрузок! — пыталась стряхнуть с себя кольцо сильных рук паникующая я.

— О каких физических нагрузках мы говорим? О поедании блинов, или ты имела в виду что-то совершенно особенное? — влажная дорожка поцелуев стекала от моего уха к основанию шеи. — Если о блинах, — Егор подцепил край свитера, — то, поверь, я даже не вспотею, а если про подъём на второй этаж, то... — свитер полетел на пол, — ...это такие мелочи.

— У тебя швы разойдутся, придурок! — вздрагивала я от холодных касаний к воспалённой коже

— Хамишь, девочка, а за хамство у нас принято наказывать! — горячий шёпот действовал как наркотик, голова отключалась, и тело качалось на волнах возбуждения.

— Как наказывать? — успела прохрипеть я до того, как меня развернули и дернули вниз джинсы...

— Давай уедем, дурно мне что-то, — я безотчётно прижалась к Мстиславу, который тут же приобнял за плечи, — дуб вправду волшебный какой-то.

— Значит, нужно почаще приезжать сюда, Жень, он ведь помогает твоему дару, да?

— Наверное. Поехали, а?

Мне помогли взобраться на мохноногую низкорослую лошадку, и наш отряд двинулся назад по своим же следам.

Нападение разбойников я увидела за несколько секунд до начала. Успела только крикнуть: "Берегись!", как сильный боковой удар выбил меня из седла.

Пока напавший мужик связывал мне руки за спиной, вокруг разворачивалось какое-то нелепое по своему медленному, увязающему в сугробах темпу сражение. Мстислав рубился умело, сбоку от него орал благим матом раненый разбойник, вот упал на колени ещё один. Но лихая ватага превосходила если не умением, то числом. Бились разбойники озверело как голодные дикие звери, в одном из них я узнала того самого чернобородого лиходея, что напал на нас с Лешаком.

Убивать меня не будут, конечно, не для этого руки вязали, но от этого не легче: так или иначе без смертей не обойдётся.

Внезапно один из разбойников, окружавших Мстислава, замер, выгнулся назад и повалился вниз лицом — в спине его торчал топор. В своих серых меховых одеяниях Волче, всё еще держащий на весу метнувшую оружие руку, был похож на огромного волка, сверкающего глазами из-под низко сидящей шапки. Рядом с вожаком переминались с лапы на лапу серые хищники, ждущие лишь приказа.

Чернобородый сочно захохотал, забавляло его появление нового противника. Разбойник пригнулся, и, жестом приглашая к битве, звал Волче подойти поближе. Охотник скинул своё одеяние и шапку и, оставшись в одной рубахе, вынул из-за пояса длинный нож. Волки вздыбили холки и пригнули головы.

Соперники кружили недолго, первый же выпад чернобородого был встречен серьёзным отпором. Разбойник стал отходить назад и, поравнявшись с мертвым дружком, рывком, хоть и с заметным усилием, вытащил из спины погибшего топор.

— А ну, перехожий человече, отведай нашего угощеньица, — замахнулся атаман, и смертоносное лезвие просвистело всего в нескольких сантиметрах от головы Волче.

Предводитель волков кинулся вперёд, и по злому вскрику чернобородого я поняла, что разбойник ранен.

— А и вы не побрезгуйте! — отвечал охотник наскакивая с другой стороны.

Я верила, что он сейчас победит, ведь в сказках же добро побеждает? Но нога Волче зацепилась за тело мертвеца, и мужчина упал на спину. Тут же подскочил атаман и принялся буквально рубить лежащего перед ним человека. Я завизжала безотчётно, пока еще понимая, что ни один из жутких ударов не задел охотника, но серая тень, подстёгнутая моим криком, с разбега врезалась в разбойника, сшибив неприятеля с ног.

Белёсая волчица спасала своего вожака, и оставалось только молиться, чтобы она выстояла, пока поднимается Волче, уже отбивающийся от другого разбойника.

— Нет, — кричала я хищнице, — убегай! Беги! Он убьёт тебя!

Уже виденная картина оглушила: чернобородый мужик добивал большую волчицу, он кромсал ее топором, превращая в кровавое месиво сильное и отважное животное. Оглянувшийся Волче, заорал и кинулся на убийцу.

Я прикрыла глаза, до меня долетал ужасный сладковатый запах крови, вызывая тошноту. Смотреть на окружающую меня картину не хотелось. Багровые потеки были везде: на снегу, на белых, подкрашенных чернотой стволах берез, на лицах и одеждах людей. Стало тихо, но и тогда я не посмела поднять веки, но когда стая взвыла хором, и по коше прошел мороз, глаза открылись сами собой.

Волче стоял на коленях перед тем, что осталось от волчицы, оставшиеся в живых охранники Мстислава отлавливали лошадей, напуганных близостью воющих волков, сам купец, согнувшись, свесив голову и уперев руки в колени, пытался, похоже, отдышаться. Про меня все забыли, единственный зритель страшного спектакля даже не мог поаплодировать.

Потолок бы покрасить, думала я, глядя вверх. И стены обновить, а то как-то мрачно. Повернула голову: Егор спал, по-хозяйски закинув на моё бедро ногу. Умиротворение разливалось по телу тёплым маслом. Мы не выходили из мастерской уже второй день, и я всерьёз опасалась, что мой неутомимый любовник снова загремит в больницу — под специальным послеоперационным пластырем рана выглядела не очень хорошо. Но на Егора просьбы и увещевания не действовали, он резонно заметил, что может просто лежать на спине, предоставив женщине главенствующую роль. Я улыбнулась и тихонько встала с кровати. Сейчас этот человек проснётся и потребует еды.

Через две улицы, на углу перекрестка, работал допоздна небольшой магазинчик, который вмещал в себя самый разнообразный ассортимент. В нем можно было одновременно купить штыковую лопату, стиральный порошок и карамельки "Раковые шейки". Нано-маркет, как называл его Егор.

Спустилась вниз и погладила по крыше "семёрку". Она была на ходу, и почему бы не воспользоваться этим чудом технической мысли? Знакомое урчание движка порадовало как встреча с другом.

— Ну что, конь цвета "пицунда", неси меня за жрачкой!

За прилавком увязала в смартфоне Надюша-продавщица, которую звали так, скорее всего, из какого-то артхаусного протеста. В даме было сто пятьдесят кило живого веса и сто шестьдесят сантиметров роста. Надеждище подняло на меня свои чудные глазки с коровьими опахалами — густые наращенные ресницы в Кленовом стане вербовали в ряды своей бьюти-секты всё новых адептов — и добродушно улыбнулась:

— Тушёночки?

— Ага, Надюш! И макарон.

— Жень, а мне ведь фаршу еще привезли, возьмёшь?

— Давай!

В Надюше пропадал дар менеджера по продажам: я вышла из нано-маркета с двумя полными пакетами. Уложив покупки на заднее сиденье — отец за это отругал бы, привалилась к холодному боку машины и с наслаждением закурила, но на второй затяжке отчаянно закашлялась: знакомый джип притормозил в десяти метрах от "семёрки". Открылась водительская дверь, и, не спуская с меня глаз, из машины вышел Славик.

— Меня ждёшь? — с сарказмом спросил он, хромая в мою сторону. — Вот я и пришёл, Женечка! Поговорим?

— Я тебя посажу, урод!

— Да ну! А что не посадила еще?

— Не до того было, — я нащупала рукой ручку двери, — да и запись на флешку перекинуть нужно.

— Какую запись?

— Твоего признания, — блефовала я. Моя отчаянная попытка "увековечить" речь Мстислава не увенчалась успехом. Это только в американском кино оператор службы спасения первым от разговора не отключается. — Там лет на десять.

Славик подошёл совсем близко:

— Не пугай, подстилка деревенская, я тебя быстрее закрою.

— А что раньше не закрыл?

— С юристом советовался.

— Удачи! — я попыталась оттеснить мужчину и открыть дверь.

— И тебе! — обнажил клыки собеседник. — Ходи и оглядывайся теперь, сучка! Потому что я своё возьму!

— Пошел ты на ***, — сплюнула я под ноги негодяю и села в машину.

Раздышавшийся Мстислав медленно выпрямился, осматривая поле боя. Взгляд его наткнулся на собравшихся вокруг погибшей подруги волков. Помолчал купец, но так ничего и не сказал, хватило ума.

Мне было так плохо, что не описать словами: видения сбывались! Значит, окровавленные руки Евгении Васильевой — не кошмар, не игра воображения, а будущее или уже настоящее?. Но если в параллельной реальности я погибну, что станется с Женькой, которая разговаривает с воронами и заглядывается на неграмотного охотника? Или уже сталось?

На тонкую березовую ветку, качнув ее своим весом, села серебристая сова.

— Привет! — что я надеялась увидеть в этих круглых, с бездонными зрачками глазах? — Видишь, отбились мы.

В нескольких шагах от меня обличающе грозила небу из розового сугроба черная борода — разбойник лежал, запрокинув голову. Слуги Мстислава выкладывали в ряд погибших товарищей. Вот и съездили на экскурсию!

— Ну ты как? — спрашивал Славка, осторожно разрезая веревку ножом. — Бодигьярда нанимать придётся, иначе своруют тебя, как пить дать своруют!

— Я уже видела это. — кивок в сторону до сих пор стоящего на коленях Волче заставил Мстислава обернуться. — Даже говорила ей, но не поверила ведь, дурочка!

Вдруг один из слуг громко выругался. Он находился рядом с местом, где была зарублена волчица, и сейчас с ужасом смотрел вниз.

Мстислав поднялся на ноги, помогая встать и мне, и рявкнул, понимая, что так поразило мужика:

— Чего уставился, садись на коня и за возом, живо!

Но картина и вправду была поразительной — на снегу вместо дикого лесного животного лежала изуродованная Малуша. И тут меня вырвало…

Уже отпирая замок, я почувствовала божественный и такой нужный сейчас аромат кофе. За порогом следовало оставить беспокойство — Славик ехал за мной от магазина до мастерской.

— Ты когда Лушку привезёшь? — беспечно спросил Егор, добавляя в мою кружку сливки. — Она ведь у вас с Михаилом, да?

— Они прокисли.

— Да? Точно! Прости, сейчас сварю ещё.

— Постой, Егор, сядь, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. — я поставила пакеты на стол и начала их механически разбирать, вскользь отмечая, что все продукты в маленький холодильник не влезут. — Луша не вернётся.

— Вот дела! Неужели настолько привыкла? Ты и собак присушиваешь, колдунья? Ну, ничего, я сам за ней приеду, заодно и с тетей твоей поговорю.

— Нет.

— Что нет? Не говорить?

— Нет Луши больше.

— Не шути так, Жень! — вмиг стал серьёзным мой мужчина. — Она же как ребенок, понимаешь, я ее выкормил из рожка, она мне песни пела, когда я… Что значит нет?

— Она умерла. Так бывает. Вроде на поправку шла, а потом раз — и всё. — ложь прожигала горло, и оно невыносимо саднило. — Мы не стали ее хоронить без тебя. Благо морозы стоят. Она в подсобке уличной, я ее в простыню чистую завернула. Не знаю, нужно было ошейник снимать или нет.

— Почему ты сразу не сказала? — чужим и жестоким голосом спросил Егор. — Разве ты не понимаешь — она первая… на на нож…

Руки беспомощно повисли вдоль тела. На плечи взвалили бетонную плиту, и она давила, давила, пока я не догадалась:

— Пойду я. Спасибо за кофе. Созвонимся.

— Да. Иди.

Натягивая на голый торс свитер, Егор не смотрел в глаза, даже головы не поворачивал. Мы вышли из мастерской практически одновременно: он в подсобку, я в машину.

— Волче… — спина не шелохнулась, и я нервно сглотнула кислую слюну, вновь скапливающуюся во рту. То, что осталось от Малуши, выглядело реквизитом к фильму ужасов.

— Ступай, горюха. — неожиданно ответил охотник. — Прибрать ее нужно.

Волки смотрели на меня без злости, но внимательно отслеживая малейшее движение, словно я представляла тайную угрозу. Стянула с головы платок, расправила его, и большой серый квадрат ткани опустился на изуродованное тело.

Подошёл Мстислав и положил на плечо Волче свою запачканную в засохшей крови руку:

— За подмогу поклон тебе, добытчик. Дождись — сани пришлю, отвезёшь…, — купец не смог подобрать слово.

Охотник молча кивнул. С березы сорвалась сова.

В доме никого не было, даже Гоши, и я достала из-под кровати чемодан. Нужно съездить к отцу, поговорить, пропитаться его поддержкой. Невыносимо было быть рядом с любимым и не касаться его, не разговаривать. Надо дать Егору время, он имеет право на горе.

Нет! Ну как я от него уеду? Ну как? Я схватила сотовый и нажала на иконку контакта.

Безжалостное “абонент находится вне зоны действия сети” заставило двигаться быстрее, и к обеду я уже была готова выезжать. Второй "контакт" ответил сразу.

— Привет, пап!

— Привет, Василёк! Что с настроением?

— Да все нормально, — всхлипнула я.

— Поругались?

— Нет. Папка, я так хочу домой!

— Так, Евгения, прежде чем нарубить дров, сядь и подумай, а стоит ли махать топором?

Я рыдала в трубку, отец молча слушал. Так было всегда — он давал выплакаться, просто оставаясь рядом, предлагая чай или коньяку, или шоколадную конфету.

— Всё, пап, я могу говорить.

— Когда выезжаешь?

— Хочу сегодня.

— Не вздумай! В таком состоянии за руль нельзя, сама понимаешь. Давай утром на свежую голову.

— Нет, сегодня! Я уже все вещи собрала.

— Татьяна в курсе?

— Не говорила еще.

— Скажи.

— Конечно.

— Жень! — из коридора донёсся ломающийся голос Гошки, — А есть, что поесть?

— Ну ты давай, разруливай, Василёк, но в дорогу с утра, лады? — спокойно резюмировал услышанное отец. — Я тут пельменей налепил, к твоему приезду сварю.

— Папка, я так тебя люблю!

— На том и стоим, доча!

Меня попарили в бане, накормили чем-то, напоили — мозг не фиксировал вкусы, чтобы не спровоцировать новый приступ тошноты. Страшное лицо Малуши всё ещё стояло перед глазами, всплывало из темноты, пугало. Кое-как дотерпев до утра, я отправилась к Мстиславу — он лежал на кровати в одежде, даже не сняв мягкие сапоги. Нахмуренные брови и плотно сжатые губы свидетельствовали о том, что и ему этой ночью спалось не слишком хорошо.

— Слав, Слав! — потрясла его за плечо, и сильная рука вцепилась в ладонь, пригибая меня книзу.

— Убить пришла?

— Ты дурак что ли?

Растирая лицо, Мстислав глухо извинился:

— Снится всякое, знаешь.

— Слав, ты меня больше не трави, договорились? И не нужно так смотреть, думаешь, я не знаю, не понимаю ничего? Понимаю, Слав. Я хочу овладеть той силой, что во мне есть. Управлять хочу. Кликуша так кликуша. Спасать людей хочу. От смерти.

— М-м-м, — Славик с хрустом потянулся, — поэтому поспать не дала?

— Мне к дубу надо попасть обязательно.

— Нет.

— Как это?

— Так это! Какой к едрёной фене дуб? Ты видела, сколько этих убийц разбежалось? По норам прячутся, а ну как мстить начнут? Или другие придут, а мне домой нужно, я тобой рисковать не хочу.

— Ты же хотел бодигьярдов…

— Иди на фиг, Женя! — мужчина резко встал с кровати. — Я своими людьми так рисковать не могу, не Лешака же к тебе приставлять, в самом деле, или охотника твоего!

— Охотника?

— Даже не думай! Поставили кота сметану доглядывать! Сам отвезу!

Гошка рассказывал про то, какая “зычная” графика в новой игре, я кивала по-кукольному, бездумно.

— Жень, а ты теперь типа с Егором жить будешь?

— А что?

— Ну, круто просто.

— Зашибись, я считаю.

— Ты чего, плакала? — младший Васильев расправил плечи и напоследок, для пущей уверенности в собственных силах лизнул ложку, вымазанную в сметане. — Скажи, кто обидел, я ему пупок на лоб натяну!

— Компот пей, Аника-воин! Настроение дурацкое, все нормально!

— А… так вот, там знаешь, какая отрисовка — огонь!...

Низкорослая лошадка качала головой в такт шагам, поскрипывал снег под десятком копыт. Мстислав тяжко вздыхал каждый десять минут, сокрушаясь по своей нелегкой доле, видимо. Вот и знакомые берёзы... Я старалась не смотреть в сторону покинутого поля боя. Скорее бы снегопад!

Дуб отчего-то выглядел чернее, чем вчера, и ствол у него был холодным, неприветливым.

— Ну ты что, дружочек? Горюешь? И я горюю, — ладонь легла на бугристую шершавую поверхность, — давай вместе? Страшно мне одной, понимаешь?

Кожу начало покалывать, по прожилкам сухой коры пробежали светящиеся ручейки, они спускались к подножию, сливаясь в потоки, и уходили вниз, под слои снега и землю. Я закрыла глаза, и внутренний экран показал мне двухполосную трассу, бегущую вдоль лесного массива с высоченными елями. Капот цвета “пицунда” смотрел в сторону города…

Чемодан отчего-то никак не хотел помещаться в багажник. Я уже всерьёз подумывала выкинуть половину вещей, но потом плюнула и перетащила поклажу в салон, уложив на заднее сиденье.

— Жень, ну куда ты в ночь-то? Утром бы поехала!

— Нормально всё! — через силу улыбнулась тете, отмечая, как сжалось что-то внутри. — Вернусь через пару дней, а пока вы от меня отдохнёте немного.

— Миша ругаться будет, что отпустила тебя.

— Я ему позвоню, пусть меня ругает.

— Ох, Жень!

— Всё, всё! Иди я тебя поцелую, родная моя!

Трасса была на удивление чистой и довольно пустынной: я успела выехать до часа пик. Навстречу бежали высоченные если, а капот цвета "пицунда" солидно поблескивал дорогущим импортным воском.