Волчья ягода (СИ)

Глава 26. Жертвы

— Серьёзно? — изба, которая, как гласили сказки, должна быть на курьих ножках, стояла на земле и никакого намека на её двигательную активность я не заметила.

Вход в Марьино царство был и то гораздо заковырестее. Кривовато висящая серая от времени дверь на удивление не скрипнула, внутри было чисто и пахло травами и еще чем-то ягодно-цветочным. Большая не белёная печка, стол, лавки, полынный веник в углу.

— Проходи, — Яга стояла у окна, скрестив костлявые руки. — Гостевать или дело пытать?

— Я...

— Гостевать так гостевать. Садись.

Послушно сев на широкую лавку, в который раз отругала себя за торопливость.

— Стало быть, срок мой пришёл. Чему быть, того не миновать. Только ты зачинщику передай — не бывать никому заместо меня! — лицо Яги изменилось, превратившись в страшную маску. — Слыхала про дуб? Припадала?

— Дуб? — рука нащупала в кармане деревянного ворона. — Да, была рядом. Припадала.

— То-то же! Вот он тебя и подцепил на дубовый-то сучок.

— Кто? — я начинала путаться в происходящем, рушились догадки, воздвигались из зыбкого песка новые.

— Он самый, кому тебя пропрочили, кликуша.

— Послушайте. Врать не буду — дуб мне даёт силу видеть, как все говорят, кликушествовать. Но я не понимаю, о ком вы говорите, бабушка.

— Несмышлёная совсем, вот уж точно — горюха.

Ворча под нос неразборчивые ругательства, Яга убрала заслон, подцепила ухватом большой горшок и, отфыркиваясь по-кошачьему, поставила на стол. Сладковатый пар поднимался вверх, свиваясь в белёсые клубки. В глиняную кружку из большого деревянного черпака полился малиновый узвар.

— Пей, девица, пей. Не вздумай нос воротить...

— Примерно в восемь. Будь готов. С оружием как? — голос Михая был слишком серьезным, и меня передернуло от предчувствия неизбежной беды.

Слишком увлеченно беседовали они с Егором, чтобы услышать, как подкатила сзади моя коляска.

— Чисто всё. Не засвеченный. Еще с тех времен лежит.

— Кто лежит? — тревогу скрыть до конца не удалось, и я заметила, как Миха шевельнул губами, отворачиваясь в сторону. Матерится.

— Сайт лежит. — слишком натянуто улыбнулся Егор. — Мы с Михаилом там в войнушку рубимся. Дос-атака, понимаешь.

— Ну! — неубедительно поддакнул кузен. — вот, надеемся, до вечера починят.

— Ты — в войнушку? И этот человек Гошке запрещает сидеть в компе до ночи? Не верю. Колитесь, что задумали? На дело идёте? Банк брать? Возьмите меня с собой, я на стрёме постою. На меня никто и не подумает.

Мужчины напряглись, и выглядело это весьма комично.

— Да ладно! Расслабьтесь, вояки! Шучу я!

Узвар всё кружился и кружился, словно неведомый моторчик на дне кружки приводил в действие потоки напитка. Воронка затягивала мой взгляд, тянула внутрь малиновой спирали.

— Пей, девица, — всё дальше и дальше от меня звучал голос старухи, — пей, милая....

— И я не вековуха, девкой была — краше многих. Перун, должно, осерчал, сыпанул огнём да громом, еле очухалась. А дуб, под которым хоронилась, так пополам и треснул, да пламенем занялся. Из полымя того всадник выехал. Молодоватый, кудреватый богатырь. Конь под ним чернее ночи, так и вышагивает, только морда наполовину костяная, страшная. Припала я на мокру травушку, голову лукошком прикрыла, да и миновал он меня.

Голос укачивал, убаюкивал, но я не спала — запахи не давали, а Яга продолжала:

— Домой добежала, батюшке да матушке повинилась, а они не верят, баешь, говорят! Только с той поры манило меня к дубу. Как приду, как обхвачу, так и вижу.

— Что, бабушка?

— Червоточину. Гниль. Куда очи не поверну — везде зависть да черная злоба. Сторониться стала людей-то, да только как сваты приехали, так и закрутилось. Запричитала мати, завыли сёстры, и отдали меня белёшеньку во чужой двор.

Узвар все кружился, кружился, а передо мной разворачивался экран: черноволосая девушка входит в избу с венком из полевых цветов. За нею захлопывается дверь. Могильным холодом повеяло, отчаянием, страхом.

— Поедом ели, смертным боем били, дитя скинула из за непосильной работы. Только и была отрада — коровушка моя кривороженька.

— Ты убила её.

— Прирезала, косточки на бережку прикопала — заступникам рода воздание, чтобы помогли.

— Помогли?

— Выросла на том месте яблонька — ветки до земли гнула, скатывались наливные яблочки в речку и до самого Лукоморья плыли. Вот теми яблочками со свету всех и сжила. Запалила избу, да сама в лес ушла.

— Их кровь на твоих руках осталась. Там же дети были. Маленькие совсем.

— И на детках бедки! — сумасшедшая старуха смотрела на меня из-под седых бровей. — Токмо через меня прошли и чистоту нашли. Сладки детки-то, пуще меду! А коли ты с пути моего не сойдёшь, то и тебя сварю и съем! Чур!

Я резко пришла в себя: сижу на пеньке, напротив Меченый в лицо вглядывается. Ни Яги, ни избушки, ни горячего узвару, только смертельный ужас леденит кровь.

— Скукотно, говоришь, бабушка? — злость поднимала голову. — Я тебе покажу скуку, людоедка старая!

Мстислав сидел на ступеньке крыльца и наблюдал за облаками. Настроение у купца, похоже, было не слишком хорошее, никто из слуг даже носу на двор не показывал.

— Слав, поговорить нужно.

— О! Гости! Опять сказки рассказывать будешь? Не надоело тебе? Одна! — Мстислав поднял указательный палец вверх. — Одна единственная просьба была, и ту ты проигнорировала. Так чего теперь: раз судьба жить в этом медвежьем углу, то и буду жить. Как сам хочу, уж не обессудь!

— Мы же хотели у Марьи про ягоду…

— Да пошла ты со своей ягодой! Нагородят трудностей, потом преодолевают, потом плачут от того, что плохо вышло! Скажи только, почему ты себя главной считаешь, а? Ты вообще кто, Женя? Шлюха ты, Женя. Высокомерная городская ***.

— Тебе категорически противопоказано пить. Неужели не страшно, что в твое тело чужак вселяется.

— Главное, чтобы я икру отметывать не начал как в кино. Остальное фигня.

— А когда подкатывал ко мне, за коленки хватал, завалить пытался — нормально было? Не противно? Икра на живот не давила?

— Когда это я тебя за коленки хватал? — начал было Славка, но тут же понурился.

— Видишь! А в следующий раз убьёшь или искалечишь кого-нибудь.

— Так не я же, дорогая! Не я!

— Слав, — я села на корточки рядом, в десяти метрах от меня глухо зарычал Меченый. — Нужно стараться делать добро. Хотя бы попытаться. Мы ведь не зря здесь оказались. Каждый может измениться, даже в последнюю секунду своей жизни, но может! А Марью, да и тебя тоже, нужно спасать, понимаешь, Слав? Тогда там, в реальном мире, с нами всё будет хорошо.

— Не будет хорошо.! Мама… Ты же сама видела. Если б сразу к Кощею, успел бы.

— Не успел бы, Слав. Здесь место такое — пока грязь из себя не выполощешь, пока помогать не начнёшь, не убежишь. Это я теперь точно знаю. И остаются на этой земле те, кто меняться не хочет.

— Смотри-ка! — Мстислав криво усмехнулся. — Прямо философию развела. Мы люди простые, нам на пальцах объяснять нужно.

— Тогда на пальцах…

— Ну, пойду я. — Егор потерся губами о мою шею. — Завтра на работу утром. Я теперь безлошадный, на автобусе поеду.

— Тимур с Серёжкой без тебя не справятся?

— Тачки мне пригоняют, а не им. Они помощники, а я главный. Босс! Потеряю бизнес, кто тебя кормить-то будет?

— М-м-м… не хочу, чтобы ты уходил!

Егор подхватил мою ладонь и покрутил тонкое обручальное кольцо вокруг пальца:

— Знаю. Нужно только немного потерпеть. Всё у нас будет еще, Женька. И свадьба настоящая, и свой дом.

— Люблю тебя, — я обняла мужа и крепко прижалась к широкой груди. — Завтра приедешь?

И тут Егор напрягся. Неуловимое натяжение его нервов и мышц я почувствовала кожей. И ответил он с едва заметной задержкой:

— Не знаю, как работа пойдёт. Ты, если что, во все тяжкие без меня не пускайся. А то пойдешь с горя по клубам!

— На коляске? Дурак!

— Сама такая! — Егор ловко увернулся от моей ладони. — Без году неделя замужем, а уже законного супруга молотит! Люди добрые, посмотрит, что делается! — он неожиданно жадно поцеловал меня. — До свидания!

— До свидания, любимый!

Через пару минут в комнату заглянул отец:

— Шашки?

— Яду!

— Вредничаешь?

— Капризничаю.

— Тебя никто замуж не выталкивал, сами бегом-бегом все решили, коньяком меня подкупили, а я что? Я от хорошего коньяка никогда не откажусь.

— Просватал дочь за бутылку?!

— Думаешь, мало взял? — отец засмеялся, когда Эля потянула его сзади за футболку. — Ну вот, сейчас нотации читать будут.

— Не будут! — мачеха была совершенно серьёзна. — Будут кормить брокколи и куриной грудкой.

— Тогда мне тоже яду! — захохотал родитель, заражая нас обеих.

Вечер закончился за семейным столом под нескончаемые папкины анекдоты. И всё же неясная тревога не давала мне расслабиться до конца. Уже в комнате я набрала номер Егора, и противный механический голос автоответчика заставил глубоко задуматься. Почему мой законный супруг не хочет разговаривать по телефону?

Меченый уверенно вел нас к подземелью. Не знаю, как волк догадался, куда и зачем мы идём, но был он собран и на кустики не отвлекался. Золик на прощание велел быть осторожными и обещал сделать всё, чтобы Марья, она же Яга, как можно дольше оставалась вне происходящего.

— Чёрный ворон, что ты вьёсссииии? — чуть задыхаясь, на ходу напевал Мстислав, а я едва поспевала за зверем и человеком, норовя попасть под лапы целой стаи, шумно дышащей за спиной.

Пришлось врать Волче, что в деревне ребенку нужна помощь, но был ли то Волче… Я откинула лишние мысли и заскулила:

— Ты добыыыычиии не дождёёссиии.

Один из волков остановился и, задрав вверх морду, протяжно завыл. Через пару секунд в чаще прозвучал ответный вой.

— Нельзя с тобой в разведку, Женька! Все явки спалила.

— Какие явки? — темнеющий вечерний лес пугал все сильнее, но присутствие волков успокаивало. Всё ж таки хорошо, когда на твоей стороне дюжина страшных челюстей.

— Это ведь не будет убийством, да? — дернула я Мстислава за рукав. — Если это только сосуд?

— Прекрати! — резко остановился подельник. — Ты чего добиваешься? Думаешь, я каждый день…

— Прости, Слав. Страшно немного.

— Страшно ей! — мужчина снова размашисто зашагал вперед. — Кашу заварила, а теперь в кусты? Нет уж, ягода так ягода, спасать Марью так спасать Марью. Баста!

На неузнаваемой в сгущающихся сумерках поляне Меченый остановился, Мстислав тут же достал огниво и трут и принялся поджигать факел. Металлическое кольцо нащупала быстро, оставалось поднять крышку, но тут я целиком положилась на Славкину смекалку: волков он пригнал не зря. Веревка, связанная так, чтобы образовались несколько петель, будет надета на зверей, и они помогут открыть подземелье. Я не верила в успех этой авантюры, но, когда дверь с гулким грохотом откинулась назад, уважительно покачала головой:

— Обалдеть! Слава, ты гений!

Пока мы шли по подземелью, освещая себе дорогу, Мстислав молчал. Да и что скажешь, если шагаешь словно по долине мертвецов — бледные лица пугали до одури. Вот и угол, поворот, еле заметное свечение — Колючкин на посту.

— Вот она! — голос прозвучал тихо, но эхом пронёсся по катакомбам ведьминого хранилища.

— *** **** — сочно, но вполголоса выматерился ошарашенный Мстислав. — Как живая! Она же шевелится, Жень!?

— Теперь ты понимаешь? Нам нужно ее вытащить отсюда, перед тем как... Вытащить нужно.

— Зачем? — нерешительно спросил Славка.

— Ну… нельзя же ее просто взять и бросить. Похоронить как-то что ли.

— Так, давай без соплей сейчас. Просто берем ее и несем наверх. Держи факел!

Тени заплясали по стенам — руки мои тряслись так сильно, как будто жили свей жизнью. У ног закопошился Колючкин.

— Иди, дружок! Выходи наружу. Кончилась твоя вахта.

Ежик послушно засеменил в сторону выхода. Понятливые звери здесь всё-таки.

— Шагай! — глухо приказал Мстислав, взявший псевдо-Марью на руки. — Тяжела богатырка, дотащить бы.

Я развернулась, выставив перед собой факел, прошла несколько метров и замерла:

— Слав, что это за звук?

В 23.10 раздался звонок. Я отложила книгу и взглянула на экран сотового. Тимур.

— Жень, прости, что разбудил, Егора дай.

— Нет Егора. Уехал же домой на автобусе.

— Когда?

— Примерно в половине девятого. А что? Не доехал что ли?

Собеседник молчал.

— Тимур, не пугай! Мне одного раза выше крыши хватило.

— Он, наверное, у Михи заночевал, а я в мастерскую сунулся — нету. Вот я дурак! Прости, Жень. Спокойной ночи!

Тимур отключился, а я, чувствуя нехорошее, открыла поисковик и вбила в пустую строку график отъезда автобусов до Кленового стана. Последний в 19:00. Телефон выскользнул из рук. Что происходит?

Мишка не отвечал, и я готова была звонить в полицию, пока не соображая, что скажу. Гошка! Он наверняка зависает в своей бродилке и точно онлайн. Нажала на белый самолётик мессенджера:

— Не спишь?

— Привет! Чё?

— Михай дома?

— Свалил.

— В город уехал?

— Фиг знает. Тачку забрал.

Пальцы зависли над виртуальной клавиатурой.

— Георгий, сейчас мне очень важно, чтобы ты ответил честно.

— Ну

— Они что-то собирались делать? Что-то опасное? Что-то, связанное с Мстиславом? — спрашивала я наугад, и подсознание мое на каждый вопрос утвердительно кивало.

— Гоша?

— Славку этого оправдали, у него родня крутая, а его адвокат тебе иск вкатить хочет…

«Гоша печатает» — синими буквами высвечивалось в диалоговом окне.

— Иск?

— Типа ты виновница аварии, и его чуть не убила. Ожоги там, типа раны. Ты его реально отмутузила что ли? И да, типа мать его от этого померла. От стресса. Моральный ущерб кароч. Миха велел не говорить. Не сдавай.

— Не сдам.

— ОК. А что случилось та?

— Случилось-то. — машинально поправила я. — Ничего, Гош. Спи.

— ОК!

Волки отчаянно защищались, даже не думая убегать и бросать вожака. Пронзительный визг смешивался с человеческими гневными выкриками и руганью. В свете нескольких факелов, что держали в руках верховые, дружинники Ивана рубили преданных Славке зверей.

Почти у самого входа в подземелье, фонтанируя вырывающейся из перерубленной шеи кровью, лежал Меченый.

— А вот и кликуша! — Иван с багровыми потекам на лице и одежде стоял над моим мертвым проводником и охранником и улыбался. — Что, стервь полевая, жёнку мою извести захотела?

Обернулась. Мстислав застыл с Марьей на руках, и я бы не хотела сейчас быть противником этого мужчины, ошалело оглядывающего умирающих четвероногих товарищей. Вот купец нагнулся, опустил тело на землю, потянулся за мечом, висящем на боку.

— Это ты чего вздумал, купчишка мелкотный? На князя руку поднимаешь? — Иван вставал наизготовку, готовясь встретить нападение.

— Отойди — не своим голосом приказал мне Славка и, обращаясь к сопернику, нарочито громко произнёс: — Кабы ты из князи в грязи не вернулся, сучий потрох!

Резкий толчок повалил на землю: Сокол Соколович, недобро усмехаясь, поставил ногу на мой живот. Орёл Орлович, тем временем, зайдя за спину купцу, вышиб из рук Мстислава меч.

Иван выпрямился.

Бойня закончилась. Поляна была усеяна мёртвыми телами серых хищников. Кое-кто из людей стонал от боли, у сосны умирал дружинник с порванным горлом.

— Ты беду накликала! — княжич подходил ко мне вразвалочку, красуясь. — С тебя и пошли невзгоды да горести. Жалко, небось, головушку терять? Не боись! С первого удара зарублю!

Я не могла поверить, что вот этот взлетающий вверх кусок отточенного металла может лишить меня жизни, и совсем некстати перед глазами развернулся экран: город, ночь, мужчина выходит из авто...

— О, никак народные мстители? — Славик попытался спрятаться в машину, но Михаил припечатал дверь плечом. — Бить будете, господа? Давайте! Мой адвокат уже зарегистрировал заявления об угрозах жизни и здоровью от мужа и двоюродного брата ответчицы. Думаете, я драки испугаюсь? Не на того напали, мальчики. Ну, давай, бей!

Егор спокойно ответил:

— Таких не бить, убивать надо.

— А вот это статья посерьезнее, господа. Как вам сучка мозги задурила. Это она умеет: ноги раздвигать и мозги…

Сокрушительный удар в челюсть свалил Славика на асфальт. Но он встал, отплевывая кровавую слюну и, странно согнувшись, резко развернулся в сторону Михая. Сверкнуло лезвие, Егор дернулся к захрипевшему другу, и Мстислав быстро побежал прочь.

— Не смей! — пытался кричать Миха, но Егор уже встал в стойку и терпеливо ловил в прицел удаляющуюся спину. — Егор!

Крик смешался с выстрелом.

В последний микромиг Славка прыгнул на меня, и меч Ивана с хрустом разрубил позвоночник купца, на выходе из тела воткнувшись остриём в металлическую бляшку кожаной перевязи, что пересекала грудь спасителя. Сила удара достигла моего солнечного сплетения, и в глазах потемнело от боли.

Пуля чиркнула по фонарному столбу, и Мишка, зажимая одной рукой бок, а другой толкая Егора, с облегчением выдохнул:

— Слава богу, мимо!

Жертва была принесена.