Волшебная чернильница. Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка

Крот сплачивает ряды преследователей, а приятели находят неожиданную заступницу

Распорядкин знал все. Как ездить, как делать зарядку, какое удостоверение или справка необходимы человеку. Не знал он только одного — что его разговор с писателем подслушивал крот. Тот самый крот, который выкарабкался из чернильницы с телефонным аппаратом, похожим на табакерку, и связкой проводов. Тот самый крот, который вызвался преследовать друзей только для того, чтобы испытать новую технику. Пока Распорядкин объяснял писателю, до чего тот неосторожен со своими героями, крот проковырял когтями дырку в подземном телефонном кабеле и подключил к нему свой провод.

Когда Распорядкин наконец простился, Ластик-Перышкин услыхал в трубке какое-то попискивание. Он невольно прижал ожившую трубку к уху.

— Ишь, мотороллерами бросаться вздумали, — услыхал он злое ворчание крота. — Что будет, если все неучи заведут мотороллеры? Не останется пешеходов! Сегодня им мотороллер подавай, завтра самолет потребуют. А где уж тут ждать порядка, если каждый болван начнет уродовать технику?

Крот радовался, что напал на след друзей. От рас-суждений он быстро перешел к делу.

— Алло! Господин Зубарь? Если вас по-прежнему интересует беглец, пахнущий ржаным хлебом, то сообщаю: Колобка вот-вот отпустят.

— А ты не ошибаешься, мошенник? — грубо отозвался Зубарь. — И называй меня господином полковником. Отныне я — полковник. Увидишь, какое полчище собак под моей командой!

— Очень приятно, очень приятно, господин собачий полковник! Только я попрошу вас рычать потише, господин полковник… Услышит кто-нибудь. А что касается ваших сомнений, то хочу доложить: в наше время техника не ошибается!

— Не учи! Если врешь, берегись… Искусаю твоих детей! Гав-гав!

— В таком случае, я спокоен за них как никогда, господин полковник. Только зачем же лаять на своих?..

— Тоже мне свой нашелся! — прорычал Зубарь. — Впер-р-ред!

— Грубиян! Так-то он благодарит меня, — ворчал крот, распутывая провода. — Я ему помогаю безо всякого вознаграждения, порчу собственноручно изобретенную аппаратуру, а он грозит мне… Нигде нет справедливости, скажу я вам. За добро всегда платят злом!

Ах негодяй! Писатель хотел бросить трубку, но снова услышал голос крота:

— А теперь позвоню-ка спичкам, их атаманше Горячке. Думаете, от нее дождешься благодарности? Не дождешься… Алло! Алло! Полковник Горячка?

— Какой тебе полковник? — завизжала где-то вдали Горячка. — Я атаманша Горячка!

— Но пес Зубарь произвел себя в полковники… Я вижу в бинокль, как он пыжится! Хи-хи! У него на шее — крышка от чайника.

— А, уже успел? Ну, ладно. Тогда я буду генералом, если какой-то замухрышка Зубарь — полковник.

Спичек ведь больше, чем собак! А что бы мне повесить на себя?

— Если вы полагаетесь на мои технические познания, я бы посоветовал вам привязать пустую консервную банку. Будет и блестеть, и бренчать. И страх нагонять на всех. А сейчас я должен сообщить неплохую новость. Если вы все еще мечтаете о небольшом костре, на котором запылает Колышек, то двигайтесь к автоинспекции… Колышка вот-вот отпустят… Торопитесь, господин генерал!

Новоиспеченный генерал Горячка зашипела, что спалит кроту всю шерсть, если он врет, и скомандовала спичкам:

— Стройся! Огнеметы к бою!

Послав к чертям неблагодарную Горячку, крот выдернул провод и отключился. Что ж, благодарности он так и не дождался, но технику опробовал. Подземными тропинками он поспешил к месту предстоящих событий.

А Ластик-Перышкин не выдержал: принялся ругать коварного крота. Но хотя тот и не мог его услышать, борода все равно заткнула писателю рот. Не гневные слова, а только жалкие вздохи вылетали из-под клубящейся бороды. Никогда еще Ластик-Перышкин не чувствовал себя таким беспомощным.

— Бедные человечки… Такие могучие враги ополчились на них! А я даже не могу пристыдить этого крота… И все из-за бороды… Ах проклятая!

— Не волнуйтесь, уважаемый писатель! — услыхал Ластик-Перышкин чей-то милый голосок. Глянув в угол, он увидел грациозную серую мышку.

— Вы не можете помочь им, писатель, но я могу.

Мне ведь никто не пришил бороду! — проговорила мышка, низко кланяясь и глядя на писателя умными, преданными глазками.

Писатель уже не верил милым голосам. Он решил, что серая мышка насмехается над ним.

— Эй, Сивый, Сивый! — в запальчивости позвал он кота. — Где ты бегаешь, бездельник? Мыши вовсю шныряют, а ты?

Сивый даже не мяукнул. Исчез куда-то Сивый, не слышны его мягкие, нежные шаги. Мышка могла бы убежать, но она не торопилась, только улыбалась подкрашенными губками.

— Вы зовете Сивого? — обрадовалась она, словно услышала имя своего лучшего друга. — Весьма сожалею. Мы встречались на лекциях в аудитории, но я не думала, что он вам понадобится…

— Какие аудитории, какие лекции? Что ты мелешь? — вытаращил глаза Ластик-Перышкин. — Неужели я поверю, что ты и мой лодырь Сивый ходите на лекции?

— А как же, почтеннейший! — мышка взмахнула передней лапкой, как рукой, и блеснули покрытые не слишком ярким лаком коготки. — Ведь теперь все-все учатся, а многие даже в вузах! Разве вы не знаете?

В самом деле! Неужто он, Ластик-Перышкин, последним узнает обо всех переменах? М-м, надо бы почаще беседовать с котами и мышами…

— Скажите мне, милая мышка… — уже благосклоннее обратился он к гостье. — Простите, не знаю вашего имени…

— Ах, оно такое обыкновенное… Меня зовут Мечтышкой!

— Может быть, и обыкновенное, — согласился писатель, который привык однако к другим именам. — Так вы, милая мышка, и мышиное ремесло оставили? Уже больше не грызете книги, тетради, а?

— Само собой разумеется! Ведь такую мышь никто бы не принял в высшее учебное заведение… А культурные, образованные мыши давно сменили специальность. Неужели вы никогда не интересовались, кто стирает пыль с ваших книг? Вы погибли бы от моли, если б не…

— Если б не вы, Мечтышка! — подхватил ее слова писатель. В самом деле странно! Уже десять лет он не подходил к полкам с пылесосом, — терпеть не может шума этой машины! — а книга, какую ни возьми, пахнет, как новенькая.

— Спасибо тебе, Мечтышка, — ласково произнес Ластик-Перышкин — он был растроган. Кстати, вы замечаете, что последнее время, после выходок чернильницы, он стал довольно часто умиляться? Все реже и реже подумывает о доле башмачника, — вы заметили?

— Эх, чтоб ей провалиться! — писатель взлохматил бороду ладонью, показывая мышке, до чего он бессилен. — Даже рта не дает раскрыть — не суйся, дескать, не твое дело!

— Конечно не твое дело! — нахально буркнула борода.

— Я уже говорила, — деликатно напомнила писателю Мечтышка, как будто наглой бороды и не было. — Я могла бы вас кое в чем заменить… Безусловно, я только мышка, пускай и ученая…

Правда, от науки притупились зубы, — она скромно показала ровные зубки, — и когти уже не такие острые, — она выпустила коготки, покрытые красным лаком. — И все же я попробую помочь бедным скитальцам. Я могла бы дать им консультацию по некоторым вопросам…

Она была в туфельках на высоких и тонких-претонких каблучках. Красивая, милая Мечтышка!

— Пожалуйста, я вас очень прошу!.. — согласился Ластик-Перышкин. — Очень-очень прошу… Колобок и Колышек такие неопытные… Они ведь из сказки…

Он вдруг заколебался:

— А может быть, и вы, Мечтышка, из чернильницы?

Мышка усмехнулась:

— О, нет! Мне далеко до таких глубин! Я всего лишь скромная ученая городская мышка. Правда, я люблю литературу…

— И мое творчество… тоже?.. — покраснел Ластик-Перышкин.

— Разве иначе я посещала бы вас, если б не любила ваше творчество? — лукаво ответила Мечтышка. — А засим разрешите откланяться… Я спешу… Возможно, мне удастся добраться до автоинспекции раньше, чем ее окружат спички и собаки. До скорого свиданья!