Дорога в чернильницу

Не слишком далеким был путь крота и Мечтышки, но крот безумно устал. Дело в том, что он очень спешил, очень волновался и поэтому то ударялся о ботинок прохожего, то плюхался в лужу, оставленную поливальной машиной.

Вот и дом писателя, один из многих жилых домов, что растут в этом городе, как грибы после дождя. Даже трудно отличить один от другого — так они похожи! Путники вскарабкались по лестнице, вытерли ножки и постучались в дверь.

Однако никто не бросился открывать. Не слышно было ни стука клумпов, ни скрипа пера.

— Погоди-ка, — велела Мечтышка кроту и шмыгнула в дверную щель. Хоть она и ученая была, и на высоких каблучках, но все равно мышка. Ей даже нравилось время от времени делать то же, что и все мыши. Она обежала комнату, вскочила на стул, потом на стол, провела коготком по рукописи — страницы зашуршали, словно сухие осенние листья! Мечтышке захотелось попробовать их и зубками, но она лишь вздохнула, вспомнив о своей образованности, и спустилась вниз по ножке стола. Потом проскользнула через щель обратно в коридор, выпрямилась и чинно, будто вовсе не она только что шалила, сказала кроту:

— Уважаемого писателя нет дома. Придется подождать. Если вы обещаете спокойно сидеть и не совать нос в бумаги, я проведу вас в кабинет…

Крот буркнул, что ему нет дела до бумаг, его интересуют только проволочки и винтики.

— Вы, должно быть, сами понимаете, — игриво заметила мышка, — мне не доставляет удовольствия лазить в щель. Бррр! Но разве я могу покинуть бедного больного на лестнице? Нам, ученым мышкам, всегда приходится жертвовать собой ради других!

От ярости крот готов был отгрызть мышке хвостик. Но что он будет делать, если останется один, в этом чужом, неуютном мире? Пришлось смириться и ползти за хитрой кривлякой…

Вернувшись домой, измученный волшебник Ластик-Перышкин так и не смог отдохнуть. Ведь его с нетерпением поджидали мышка Мечтышка и крот…

Глянув на крота, обезоруженного, бессильного, писатель с облегчением засмеялся.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — угрожающе сказал крот, развалившись, точно грязная тряпка, на письменном столе.

— Ты еще угрожаешь? — вступилась за писателя Мечтышка. — Вот не пустит тебя в свою чернильницу, что ты будешь делать?

— Даже и не подумаю! — отрезал повеселевший писатель. У него сразу поднялось настроение, когда он узнал, что Распорядкин уже не распоряжается на улицах. — Засоришь мне чернильницу!

— Не засорю, не бойся! — равнодушно откликнулся крот. — Если ты и захочешь, я не останусь в твоей чернильнице. Как только попаду в нее, меня тут же проглотит страшное чудовище и унесет в сказку…

— Какое чудовище? Ты не врешь?

— Я никогда не вру. А чернильницу твою терпеть не могу, так и знай. Если бы меня не ждал в ней сом, который… черт побери, неужели мне придется выдать величайшую тайну сказочной страны?

— Я бы попросила не чертыхаться, — предупредила Мечтышка. — Сколько времени воспитываю вас и никак не могу перевоспитать… Как были некультурными, так и остались…

— К черту вашу культуру! К черту ваше воспитание! Запомните, в наш век все решает только техника! — царапал когтями по столу взбешенный крот. — Я попал в неудачное время, когда ремонтируют тротуары. А тайны все равно не выдам… Нет!

Писателя не на шутку заинтересовала «великая» тайна. Каким образом этот обожающий технику крот очутился в его чернильнице? И спички? И пес Зубарь? А главное, как туда попали Колышек и Колобок?! Он пустил их гулять по белу свету, удовлетворившись рассказами о том, как один бежал от пса, а другой от спичек. Но читатели-то будут пожимать плечами, читая странички, которые он исписал, поскрипывая своим перышком. Как же все-таки человечки и их враги перебрались из сказки в чернильницу? Каким средством сообщения они воспользовались? Ракетами? Но ведь в сказках не стартуют ракеты! На ведьмином помеле? Зубаря и Горячку ведьма еще могла бы донести, но как туда попали Колышек и Колобок?

Вы не забыли о том, что мышка Мечтышка серьезно занималась изучением психологии? Она легко обнаружила слабое место в разглагольствованиях крота.

— Может быть, крот вовсе и не знает никакой тайны? Может, только хвастается? — прибегнула мышка к хитрости.

— Ни Зубарь, ни Горячка не знают того, что знаю я! — гордо заявил крот.

— Не верю! — воскликнула Мечтышка.

— Не верю, не верю! — поддержал разгадавший ее хитрость писатель.

— Ах, не верите? — разозлился крот. — Так я вам докажу. Нет, я не стану рассказывать про себя… И не про Зубаря… А про этих негодяев и мятежников, про Колышка и Колобка… как нырнули они в твою чернильницу…

— Но, кажется, они туда попали не сразу? — уточнила ученая мышка, которая добровольно возложила на себя обязанности секретаря писателя. — Ты и это знаешь?

— Я все знаю. Я ведь наблюдал за ними в бинокль с той минуты, как они появились на свет… Только не перебивайте и не подгоняйте меня! Избавившись от собак и спичек, Колышек и Колобок шли, шли, пока дорогу им не преградили горы. Выбрав красивый, гладкий холм, беглецы взобрались на него и легли отдохнуть. Только они задремали, как холм оторвался от земли и взмыл в поднебесье. Испугались они и в рев — никогда еще не бывали на такой высоте! От криков холм задрожал и, покачавшись из стороны в сторону, спустился пониже. Вот тут-то беглецы и обнаружили, что они лежат на ладони великана. Неподалеку копошилось еще несколько великанов, разрезая носами облака. Стуча от страха зубами, Колышек и Колобок метались по ладони, пока не застряли в глубокой, как ров, морщине. «Эй, кто там щекочет? — рявкнул великан, а Колышку и Колобку показалось, что грянул гром. — Вы кто такие? Вылезайте сейчас же, а не то стряхну на землю, костей не соберете!» — крот очень старался говорить голосом великана. — Пришлось им выбираться из рва, то есть из морщины на ладони.

То и дело спотыкаясь на качающейся ладони великана, они поведали ему о своих приключениях, и тот развеселился. Он так хохотал, что гнулись леса и дрожали горы. Но это были не горы, а братья великана.

Насмеявшись вволю, великан успокоился. Его зовут — только никому не говорите! — Дылда. «Если будете комаров отгонять, пока я посплю, — сказал Дылда, — недолго, всего часок, я отправлю вас в добрый мир… Там никто не держит колышков в пеленках до семи лет и никто не скармливает колобков собакам». Они согласились — что было делать. Но Дылдин часок превратился в годы. Вроде тех семи лет, что Колышек проворочался в зыбке! Комаров слетелось туча! Хорошо, что в кармане у Дылды была скорострельная рогатка — стреляли, стреляли Колышек с Колобком из рогатки, пока Дылда не приоткрыл один глаз. Еще столько же комаров перебили, пока второй глаз проснулся.

«Хорошо сражались, — похвалил он их, — метко стреляли. Не останусь и я в долгу».

Поблизости рос орешник, за ветви которого чуть не цеплялись облака, на нем висели орехи величиной с голову. Дылда сорвал два ореха, расколол, мякоть отправил в рот, а человечков посадил в скорлупу. Поднес ко рту, да как дунет! Сперва они летели высоко-высоко, потом нырнули куда-то глубоко-глубоко. А когда опомнились, смотрят: темные волны бурлят за бортами скорлупок — они в чернильнице…

— В этой вот чернильнице? — прошептал взволнованный Ластик-Перышкин. Он так и остался любопытным, как дитя, хотя и был произведен в волшебники.

— Нет, то была чернильница ученого Очкарика.

— А как же они перебрались из нее в чернильницу художника Тяп-Ляпа?

— Как? Как? — проворчал крот. — Очень просто! Прыгнули обратно в чернильницу Очкарика, а там их вместе со скорлупками проглотил сом и доставил к великану Дылде. Тот снова дунул, надув щеки. Беглецы опомнились уже в другой чернильнице — в чернильнице художника Тяп-Ляпа… Мух мы там наглотались, всяких козявок…

— Ах, так и вы, почтеннейший крот, наглотались мух? — фыркнула Мечтышка.

— На провокационные вопросы не отвечаю! Может, больше не рассказывать?

— Рассказывай, рассказывай, — воскликнул писатель, не в силах сдержать любопытства. — Что было потом?

— Потом снова проглотил их тот же сом и снова доставил в край великанов. Дылда увидел, что они опять возвращаются, да как заорет! «Если и в третий раз вернетесь, — грозно предупредил он, — зашвырну на Северный полюс, в медвежье царство… Наломают вам бока — не будете больше надоедать!» Схватил Дылда человечков, затолкал в те же ореховые скорлупки, только уже не стал дуть. Поддал ногой, чтобы улетели подальше. Летели они, летели и упали в море. Это было самое большое и глубокое море — твоя чернильница!

«Чепуху городишь! Этого не могло быть!» — хотел было крикнуть Ластик-Перышкин, который никогда бы не поверил, что есть такие меткие великаны и быстроходные, как подводные лодки, сомы. Однако возразить помешала борода. Но еще больше удивился он, когда услышал собственный голос:

— Очень даже, я вам скажу, может быть…

И веселый, напевая сквозь бороду какую-то песенку, он схватил крота за шиворот.

— Только окуните его поглубже, — серьезно предупредила мышка. — Он — не просто скрытный крот. Он грозился, что изобретет лучи смерти… Взорвет все-все дома и машины…

— Конечно, изобрету. Я занемог, но, знайте, техника всемогуща! В следующий раз я вынырну с лучами… Тогда…

Плюх! — и крот плюхнулся в разверзшуюся глубь чернильницы, прямо в глотку сома.

Мышка Мечтышка одарила писателя очаровательной улыбкой.

— Вы были просто великолепны, дорогой автор! Жаль, что у меня под рукой не было фотоаппарата.

— Вы снимаете? — удивился было автор, но тут же перебил себя: — Очень даже, я вам скажу, может быть!

Загрузка...