Волшебная чернильница. Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка

Колышек берется за ум, а с Ясамом кое-что происходит

Некоторое время никто не мог произнести ни слова: Ясам — от лени, Колобок и Колышек — от удивления.

— Что это у вас? — зевнул Ясам, заметив что-то желтое в траве.

— Апельсин, — сказал Колышек, ногой подкатывая апельсин поближе.

— Дайте мне, — снова зевнул Ясам. — Давненько я не ел апельсинов!

Не двигаясь с места, он лениво протянул руку.

— Тебе? — удивился Колышек.

— За что? — возмутился Колобок.

— Как это за что? За мои заслуги! Сладкий, душистый апельсин — пища заслуженных!

— Нет! Не дам! — решительно выпалил Колышек.

Колобок тоже хотел крикнуть, что и он не даст, но случайно глянул на апельсин. Тот лукаво улыбался и, казалось, подмигивал, хотя у апельсина, как известно, не бывает глаз.

— Если очень хочет, пусть возьмет, — заколебался Колобок.

— Эй, слышишь? Возьми сам! — крикнул Ясаму Колышек, который тоже заметил улыбку апельсина.

Ясам и тут не встал — он разразился хохотом. Его толстый живот так и затрясся.

— Мне? Мне, говорите? Да если бы вы даже кусок золота предлагали, я бы не встал! К чему были бы все мои заслуги, если я сам должен вставать? Этому апельсину и так много чести, что сам Ясам пожелал его. Пускай он ко мне придет!

— Может быть, ты еще пожелаешь, чтобы мы тебе и очистили апельсин? — дрожащим голосом проговорил Колышек.

— А как же, — согласился Ясам, сонно зевая. — Неужто человек с заслугами будет сам мучиться, тупить ногти? Ну, где это ваше яблоко?

— Яблоко… Апельсин — не яблоко! Да еще какой апельсин! Его никак не могли продать, он не шел к покупателям— только к нам! — горячился Колышек. Его так и подмывало схватить апельсин и изо всех сил запустить в валяющегося на земле заслуженного лентяя.

— А, никто не брал, поэтому вам и всучили, — лениво проговорил Ясам, поворачиваясь к друзьям спиной. — Небось, гнилой. Даже если вы его очистите и станете по ломтикам мне запихивать в рот — все равно не возьму. Не достоин такой апельсин человека с заслугами, нет!

— Хочу драться! Кулаки так и чешутся! — подпрыгивал Колышек, не в силах устоять на месте.

Колобок удерживал его.

— Уймись! Ты забыл, как Рыжий опалил тебе щеку?

Тем временем солнышко поднималось все выше и сияло вовсю, хотя по земле, как вы помните, шагала хмурая осень. Белая коза вся была усыпана лепестками и стала похожа уже не на козочку из сказки, а скорее на козу, которую намалевал бы художник Тяп-Ляп.

Обласканный солнышком, — ведь и солнце в первую очередь спешит погладить человека с заслугами! — Ясам задремал. Правда, вокруг кричали, орали разноцветные плакатики. Но во всем остальном спящий Ясам уже ничем не отличался от прочих спящих детей. Он даже палец засунул в рот и сосал, как маленький… И мухи не испугались ни его заслуг, ни плакатов— они ползали по лицу Ясама, да и все тут. А может быть, мухи просто не умели читать?

— Хвастун и грубиян! — возмутился Колышек, который успел отдохнуть и уже забыл про свою тяжкую ношу. Поначалу он одобрял Ясама, но чем дальше, тем больше возмущали его «заслуги» толстяка. — Уснул, разговаривая с нами, — обиженно фыркал Колышек. — А еще «товарищ мальчик»!

— Что поделаешь, ему заслуги позволяют. Уж кто-кто, а ты должен бы его понять, — поддел приятеля Колобок. — Ведь и у тебя имеются заслуги!

— Какие у меня заслуги? Что ты мелешь?

— Пылесос одолел? Одолел! Спички расшвырял? Расшвырял! Ну, а вора кто поймал? Ну, того Рыжего, который конька обижал?

Колышек заскрипел своей тонкой шейкой, но некуда было деваться от пронизывающего взгляда Колобка.

— Да я и сам… — начал он, но не кончил. Теперь ему хотелось как можно побыстрее избавиться от своих заслуг. Хорошо еще, что не понаписал таких плакатиков, а то бы и вовсе со стыда сгорел.

— Посмотрись-ка в лужу, посмотрись, — посоветовал Колобок, обрадовавшись, что Колышек начинает браться за ум.

Лужу далеко искать не пришлось. Осень успела заполнить все ямы, рытвины. Колышек нагнулся над блестящей овальной лужицей и ойкнул. Одна щека — в саже, другая — заляпана грязью.

Долго плескался в воде Колышек, скреб лицо острыми деревянными ноготками. Он шуровал лоб и щеки, как аккуратная хозяйка шурует по субботам деревянный пол. Запахло липой, а Колышек все спрашивал:

— Уже не грязный? Белый?

— Белый, белый!

— Как снег?

Колобок пристыдил его:

— Опять хочешь быть белее снега? Что, соскучился по новым заслугам?

— Нет, нет! — отбивался Колышек. — Теперь я даже апельсина не хочу. Брошу его в лужу.

Оранжевый мячик скривился, словно это был не апельсин, а кислое, червивое яблочко, хотя на его толстых щеках не появилось ни одной морщинки. Казалось, он сейчас откроет рот и ворчливым голосом начнет выговаривать за то, что его хотят бросить, — вот какой апельсин подарила Колышку неопытная молоденькая продавщица!

— Бросить такой апельсин? — пожалел добросовестный Колобок. — Лучше отдадим кому-нибудь.

— Отдадим! — ухватился за эту мысль и Колышек. — Но кому?

— Ты столько нес его, понесем еще немного… Найдется, кому отдать.

— Может, козе? — Колышек хотел немедля отделаться от апельсина, который своей тяжестью и блеском напоминал о его сомнительных заслугах.

— А что хорошего она сделала? Клумбу топтала, цветы жевала!

Колышек понуро взял свой апельсин. Кто знает, скоро ли найдется кто-нибудь получше козы, достойный подарка? Вдруг он весело взвизгнул и что-то пошептал Колобку. Тот сначала вытаращил глаза, замотал головой. Но потом весело разулыбался.

Раз, два, три! — и приятели изломали все плакаты Ясама. А толстую тетрадку разорвали в клочья. Хорошо, что у Колышка были жесткие ногти, иначе Колобок не управился бы. Мухи остолбенели, увидев белый вихрь. Они подумали, что выпал снег, и в страхе полетели искать убежища на зиму. Хитрая коза лукаво поглядывала зеленым глазом и весело трясла бородкой. Лишь один Ясам пыхтел, то посвистывая, то похрапывая.

Колышек и Колобок убежали, а Ясаму было суждено проснуться — не вечно же спать? Когда он протер глаза, то чрезвычайно удивился: от дома с голубыми балконами, размахивая мокрой тряпкой, бежала женщина.

— Ты пойдешь, наконец, за кефиром, лентяй несчастный? — замахнулась она, невзирая на заслуги сыночка. Это была — вы уже догадались? — мать Ясама.

— Не тронь!.. Я уже ходил…

— Когда, когда ты ходил? — мать подняла Ясама на ноги. — Оп-ля!

— Сейчас скажу, только загляну в тетрадь заслуг…

Цоп за рубашку, цоп за траву — нигде нет толстой тетради. Только дрожат, запутавшись в бороде у козы, белые обрывки бумаги. Погрозив кулаком козе, он кинулся к плакатикам, а те тоже исчезли — одни ямки в земле остались. Хлопает Ясам глазами, а голова точно ватой набита. Не может вспомнить, когда в последний раз ходил за кефиром и какие у него еще заслуги были.

Бросив тряпку, мать протянула ему авоську с бутылками.

— Я… Я… Я!.. — пытался отвертеться Ясам.

— Ну, что ты еще скажешь?

— Я… Я… Я сам!!! — беспомощно тянул он.

— Что ты был Ясам, мы и так знаем, — сказала мать, отсчитывая мелочь. — А теперь, будь добр, вспомни-ка свое настоящее имя.

— Юр-юр-гю-кас!..

— А что делал раньше мой Юргюкас? — мать сунула ему в руки авоську.

— За молоком, за хлебом ходил…

— И?

— …не спорил с мамой, не считал заслуг… А этой гадкой козе я все равно бороду выдеру! — ворчал Юргюкас — уже не Ясам! — несясь с весело позванивающими бутылками в магазин.