— Какие у нас есть улики? Зацепки? — Доверчивый развёл руками и покрутил пальцами карандаш.
Он сидел за столом в своём кабинете. Рядом на стуле елозил Скамейкин.
— След от ботинка мужской обуви сорок четвёртого размера, — вспомнил Скамейкин.
— Кстати, у Перевалова тоже сорок четвёртый.
— Но ботинка с таким рельефом мы у него не нашли ни в квартире, ни в доме, ни в Орехово-Зуево.
— Он их уничтожил, если что.
— Если это был он. Бычки от сигарет французских, крепких, ещё. А Перевалов не курит.
— Когда выпивает, наверняка, балуется.
— Есть ещё мужской волос в спальной Переваловой.
— Это неудивительно. Она чпокалась с кем ни попадя.
Зазвонил телефон на столе. Доверчивый снял трубку.
— Да. Ведите его сюда.
Галактион положил трубку.
— Фрица привезли. Сейчас будем пытать его.
В кабинет вошёл мужчина с неприятной внешностью в вельветовой коричневой крутке и голубых джинсах. Ботинки его блестели так, будто их начищали сто чистильщиков обуви. Он несколько сутулился.
— Виктор Сергеевич, садитесь, — грозным голосом сказал Доверчивый.
Вошедший сел на стул в двух метрах от следователя. Скамейкин пересел на другое место, оказавшись сбоку от мужчины. Он открыл блокнот и приготовил ручку. Галактион взял листок на столе и зачитал:
— Фурсов Виктор Сергеевич, работает в структуре жилищно-коммунального хозяйства города Москвы, является начальником одного из районных подразделений, сорок девять лет, есть жена домохозяйка и двое детей. Также имеется квартира с тремя комнатами и в области дом метражом сто восемь метров. Есть машина — иномарка, цена примерно два миллиона рублей. Я всё верно перечислил?
Фурсов помотал неуверенно головой.
— Кажется, да.
— Хорошо живёте, Виктор Сергеевич. Какая у вас зарплата?
— А что?
— Я конкретный вопрос задал.
— Сто пятьдесят тысяч рублей, но у меня бывают премии.
— Премии и левые доходы, а точнее воровство.
— Воровство? Разве меня не по делу Яны вызвали?
— Яны, само собой. До неё мы тоже дойдём. Но можно будет прицепить к её убийству ещё и воровство. Вы же хорошо живёте, Виктор Сергеевич, и я явно не по доходам.
— Мне досталось наследство от дедушки.
— А дедушка кем был?
— Архитектором. Одним из любимых архитекторов Сталина.
— Ладно, сделаем вид, что поверили вам. А Яна что?
— Что? Она умерла.
— Умерла? Это прикол сейчас был? Её ты задушил.
Фурсов уронил бейсболку на пол, после чего трясущимися руками поднял.
— Я не убивал её. Зачем мне её убивать?
— Она хотела рассказать всё твоей жене. Она хотела замуж за тебя. Ты жених видный, ресурсный. Ну чего ты дурочку валяешь? Я же всё знаю. Сейчас я тебе дам бумагу, и ты всё напишешь сам. Чистосердечное признание сокращает срок. Я попрошу, чтобы тебя отправили в колонию, где не сильно мучают убийц женщин и насильников.
— Насильников?
— Ты разве никого не насиловал?
— Нет, — неуверенно ответил Фурсов. — Это какое-то безумие то, что вы сейчас здесь говорите.
— А с Яной у тебя всё было по доброй воле?
— Да.
— Ага. Вы были любовниками. Попался. Зачем она с тобой спала? Ты же непривлекательный. Ты её шантажировал? Подсадил её на запрещёнку. Я вижу, что ты непростой опасный тип.
— Я, правда, не убивал её.
— А почему у тебя руки трясутся?
— Мне страшно.
— Чего ты боишься?
— Тюрьмы.
— Ты же говоришь, что не убивал её. Что ты делал в день убийства?
— Я поехал с Робертом на дачу к нему на рыбалку.
— Где дача находится? Кто такой Роберт?
— Дача находится на границе Владимирской области. Роберт это мой друг.
— Значит, не будешь писать чистосердечное признание?
— Я ни в чём не виноват.
— Какие у вас были отношения с Яной?
— Как понять какие?
— Просто секс или любовь? Это к примеру. Мне нужно развёрнутое объяснение.
— Любовь? Я её возможно любил.
— За что?
— Мне хорошо было с ней в постели.
— Она такая оторва в сексе?
— Нет, но мы с ней любили пробовать разные новые штучки в этом деле.
— Не понимаю, как она клюнула на тебя? Что в тебе такого? Как ты её затащил в постель?
— Я её не затаскивал. Мы тусовались где-то и она была под кайфом.
— Ты ей подсунул вещества?
— Нет.
— Оливер?
— Вы его знаете?
— Да.
— Да, это он был. И я то же попробовал какую-то хрень и нам было очень хорошо. Она говорила, что ей тоже очень понравилось со мной.
— О чём вы с ней говорили?
— Обо всём: о погоде, о фильмах, о тусовках в Москве.
— Что она говорила о своём муже?
— Ничего.
— Точно?
— Я не помню.
— Он мог её убить?
Фурсов задумался, а потом сказал:
— Она изменяла ему.
— Он мог об этом узнать? — спросил Доверчивый.
— Конечно.
— Думаете, дело в ревности.
— Может быть, ещё и в гордости, но это только мои предположения…