1. Дядька Топорок

Там, где родниковая речушка Чистый Колодезь впадает в Донец, на меловой круче непробудным сном спит дядька Топорок.

Трава зеленеет, а он спит. Дождь хлещет, а он спит. Желтые листья кружатся, а он спит. Белые мухи летают, а он спит. Отплотничал, отсапожничал, отсаперил, отбалагурил.

— А кто такой Топорок? — недоуменно пожмете плечами вы.

Вы что, дядьку Топорка не знали? Ай-яй-яй! Может, не слыхали, как он на фронт уезжал? В заплечном мешке — коржи, махорка, медная кружка, оселок, осколок зеркала, старая бритва и верный топор.

— Софоня, зачем тебе топор? — вздохнула жена.

— Гитлера брить, — усмехнулся. — Вострее бритвы.

— Чудишь! Береги медную кружку, — шепнула. — И… и голову!

— За голову не ручаюсь… — И многозначительно крякнул. — А кружка нас с тобой переживет. — Подмигнул. — Дуреха! В нее будут наркомовскую норму на фронте мне наливать.

Почти у всех провожающих баб на глазах слезы, а у дядьки Топорка балалайка в руках. Подгулял на прощанье. Как врежет, как зальется:

Последний нонешний денечек

Гуляю с вами я, друзья…

Бабы заголосили.

Смекнул дядька Топорок: не та музыка. Приосанился, подкрутил усы. Как рявкнет:

Дело было под Полтавой,

Дело славное, друзья.

Мы дрались тогда со шведом

Под знаменами Петра.

Проняло: кое-кто перестал голосить. Но тут вскипела подвыпившая Топориха:

— Ты что, идол окаянный, жену перед народом срамишь? Все люди как люди. А у меня — балалаечник.

Дядька Топорок и глазом не моргнул:

— Лизаветочка, успокойся. А я куда? Разве не на фронт? — Да как запоет:

Я ходил к матане летом,

А она ко мне зимой.

Я кормил ее конфетой.

А она меня лапшой…

Топориха уже не кипит, а пышет:

— Я тебе покажу матаню! Ах ты, охламон несчастный! Анчихрист! И откуда ты на мою голову свалился? Всю жисть своей балалайкой мне переворотил!

Тут уж не стерпел и Топорок. Даже усы у него встали торчком:

— Христа бога мать и сорок архангелов! Ты мою балалайку не трожь. Может, в ней моя душа спрятана. Буду на передовой народ веселить. Ясно? — И вдруг смачно поцеловал. — Прощай, Лизавета. Благодарствую за все доброе, а за недоброе… Бог простит.

— Софоня! — вырвалось у нее. И так кольнуло в груди, что свет пошатнулся. — Милый! На кого же ты меня покидаешь? — Припала щекой к его плечу и заголосила громче всех.

Не ведал тогда дядька Топорок, что будет, задыхаясь, ползти на брюхе по неоглядному Прохоровскому полю. Танки, как свечи, горят, а он ползет. Трава тлеет, а он ползет. Гимнастерка тлеет, а он ползет. Одно слово — сапер.

Спи на меловой круче у Чистого Колодезя и Донца, дядька Топорок. Каленый русский солдат, мастер на все руки, ярый матерщинник, неугомонный бабник, жизнелюб, неверный и верный муж тетки Лизаветы.

Загрузка...