Воссоединенные

Глава 51. Кассия

Люди подходят, чтобы забрать свои камешки, которые они использовали, проголосовав за Хантера. Камни еще мокрые, и вода каплями стекает на одежду поселенцев, оставляя крошечные темные пятна. Некоторые люди, ожидая, нервно перекатывают камни в ладони.

— Это корыто, — говорит Колин, указывая на то, что ближе к нему, — для максимального наказания. Другое, — которое у ног Ксандера, — для более легкого наказания.

Он не уточняет, что это за наказания. Все уже и так знают? Анна предполагала, что наихудшим приговором для Ксандера может стать изгнание, потому что его преступление было не таким тяжким, как у Хантера.

Но для Ксандера ссылка будет означать смерть. Ему некуда идти. Он не выживет в одиночестве, и, чтобы вернуться в Камас, понадобится долго идти по труднопроходимой местности. Возможно, он найдет Хантера.

Но что потом?

Я смотрю на Ксандера. Солнце прокралось сквозь кроны деревьев и зажглось золотом в его волосах.

Мне никогда не приходилось задумываться, какого цвета его глаза, в отличие от глаз Кая. Я всегда знала, что у Ксандера глаза синие, и что он будет смотреть на тебя взглядом, полным доброты и искренности. Но сейчас, хотя цвет и не изменился, я знаю, что изменился Ксандер.

— Иногда мне с тобой одиноко, — совсем недавно сказал он мне в лазарете. — Я не думал, что такое может случиться.

А сейчас ты одинок, Ксандер?

Мне даже нет нужды спрашивать.

По деревьям скачут птички, люди переминаются с ноги на ногу, ветер шелестит в траве и скатывается по тропинке, но все, что чувствую я, это его молчание — и его силу.

Он поворачивается к толпе, расправляя плечи и прочищая горло. У него получится, думаю я.

Он улыбнется той самой улыбкой, и его голос зазвучит над толпой, подобно голосу Лоцмана, которым он, может быть, когда-нибудь станет. Люди поймут, какой он хороший, и больше не будут хотеть уничтожить его — они окружат его, придвинутся поближе и улыбнутся ему в ответ. Так всегда было с Ксандером. Все девчонки в городке любили его; чиновники жаждали видеть его в качестве работника их департаментов; больные хотели, чтобы их лечил только он.

— Клянусь, — говорит Ксандер, — я делал лишь то, о чем просил меня Окер. Он хотел, чтобы лекарство было уничтожено, потому что понял, что совершил ошибку.

Пожалуйста, думаю я. Пожалуйста, поверьте ему. Он говорит правду.

Но я слышу звенящую пустоту в его голосе, и когда он обращает взгляд на меня, я замечаю, что его улыбка уже не та, что раньше. И не потому, что он лжет, а потому, что он просто выдохся. Он месяцами заботился о неподвижных, почти не отдыхая. Он видел, как слегла его подруга Лей. Он верил в Лоцмана, потом верил в Окера, а они все просили его о невозможных вещах. Найди лекарство, сказал Лоцман. Уничтожь лекарство, приказал Окер.

И я виновата не меньше. Сделай другое лекарство, попросила я его. Еще один разочек. Я хотела найти это лекарство так сильно, как никто другой, во что бы то ни стало. Мы все просили, и Ксандер давал. В ущельях, я видела, как Кай исцеляется. Но здесь, в горах, я вижу, что Ксандер сломался.

В корыте возле ног Колина задребезжал первый камень.

— Подождите, — останавливает Колин, нагибаясь, чтобы вынуть его. — Ему еще не дали шанс договорить.

— Не важно, — говорит кто-то. — Окер мертв.

Они любили Окера, и теперь его нет. Они хотят кого-то обвинить. Когда камни заполнят корыто, возможно, Ксандера приговорят совсем не к изгнанию. Возможно, это будет кое-что похуже. Я бросаю взгляд на охранников, которые привели сюда Ксандера и которые разрешили ему сделать лекарство. Они виновато отводят глаза.

Я неожиданно вижу другую сторону выбора. Выбора, который имеет каждый из нас.

Иногда мы делаем неправильный выбор.

— Нет, — говорю я. Я хватаюсь за рукав, вытаскивая шприц с лекарством, приготовленным Ксандером. Если я покажу людям его и присланный мамой цветок, который увидел Окер, то им придется понять. Мы должны были сделать это раньше, прежде чем начался суд. — Пожалуйста, — начинаю я, — послушайте…

Следующий камень летит в корыто, и в это время что-то огромное заслоняет солнце.

Корабль.

— Лоцман! — выкрикивает кто-то.

Но вместо того, чтобы двинуться дальше к посадочному полю, корабль, бешено вращая лопастями, зависает над нашими головами. Элай вздрагивает, и некоторые люди инстинктивно пригибаются. В памяти еще свежи обстрелы в Отдаленных провинциях.

В толпе раздаются стоны.

Корабль немного спускается вниз, но тут же снова поднимается. Его маневр ясен даже мне. Он хочет оттеснить нас, чтобы приземлиться в центре площади.

— Он же говорил, что никогда не будет пытаться сесть здесь, — говорит Колин с побледневшим лицом. — Он обещал.

— Площадь достаточно велика? — спрашиваю я.

— Я не знаю.

И потом все приходят в движение. Мы с Ксандером подскакиваем друг к другу, и он хватает меня за руку. Мы бежим прочь, наши ноги едва касаются земли, и ветер свистит над головами. Лоцман стремительно приближается к земле. Он может не пережить посадку, так же как и мы.

Что толкнуло Лоцмана на подобное безрассудство? Там же совсем немного пройти от посадочного поля до деревни. У него нет времени в запасе? Что такого случилось в провинциях?

Корабль резко дергается и кренится, — в горах всегда такой ветер. Лопасти корабля вращаются, в ушах свистит ветер, и мы не слышим ничего, кроме воя и крика, пока Лоцман падает, круша деревья и переворачивая корабль на бок.

Он не в состоянии посадить его, думаю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Ксандера. Мы стоим, прижавшись к стене здания, чтобы укрыться, и Ксандер закрыл свои глаза, не в силах смотреть на разыгрывающуюся перед ним драму.

— Ксандер, — окликаю я, но он не слышит.

Корабль снова наклоняется, разворачивается, содрогается, приближаясь к нам, слишком близко к краю площади. А бежать больше некуда. Нет времени или свободного места, чтобы обойти здание. Эти мысли стремительно мелькают в моей голове.

Я тоже закрываю глаза и прижимаюсь к Ксандеру, как будто один из нас может защитить другого. Он обнимает меня, и я чувствую его теплое упругое тело, — неплохое место в ожидании конца. Я жду скрежета металла, рушащихся камней и ломающихся деревьев, жду огня и жара, и смерти, такой же внезапной, как наводнение.