Восстание

18. Предупреждение

Леорнак Зильшиздроу, владетель Софальд, шестнадцатый Великий Клык Хана, губернатор округа Рефрак, назначенный повелением Хириколуса, появился на экране монитора орионского пассажирского лайнера. Иан Тревейн впервые увидел существо, в чьих руках находилась его жизнь два с половиной года тому назад. Изучая покрытое темной шерстью кошачье лицо, адмирал не мог не восхититься усами Леорнака, которые были еще шикарнее, чем у остальных орионцев, щедро одаренных природой в этом отношении. Ходили слухи, что орионцам нравится распространившаяся в настоящее время среди людей мода на бороды. Они считали, что «шерсть» делает уродливые человеческие лица несколько мужественнее.

Леорнак дружелюбно улыбнулся, стараясь не показывать клыки, и издал ряд звуков, похожих на крики котов, спаривающихся под аккомпанемент волынки. Как и многие высокопоставленные орионцы, губернатор хорошо понимал стандартный английский, но его речевой аппарат был почти непригоден для воспроизведения звуков человеческой речи. Разумеется, и людям было очень трудно говорить на языке соседей, по каковой причине «орионцев» и продолжали называть орионцами. Это крайне неточное название, придуманное разведотделом ВКФ, когда люди впервые узнали о системе, состоящей из трех звезд, в которой переплетаются четырнадцать узлов пространства, и находящейся рядом с Великой туманностью в созвездии Ориона – центре Ханства, – было намного проще произнести, чем «жеерлику'валханнайии». Впрочем, и эти человеческие звуки крайне неточно передавали то, как орионцы называли себя.

Тревейн прогнал досужие мысли, а электронный переводчик, свисавший с украшенной драгоценностями цепи на шее Леорнака, при поддержке сложных бортовых компьютеров лайнера перевел его слова на скрупулезно точный английский, не забыв об официальном тоне Леорнака и выспренних оборотах.

– Добро пожаловать на Рефрак, адмирал Тревейн. Я рад возможности лично познакомиться с вами, хотя и прошу понять, что официальных приветственных церемоний от нашего правительства вам ожидать не следует. Надеюсь, сейчас вы не так торопитесь, как в предыдущий раз, когда оказались поблизости от Рефрака?

Тревейн улыбнулся в ответ губернатору, стараясь в соответствии с правилами хорошего тона не скалить зубы. Будучи англичанином, он вполне оценил иронию губернатора.

– Губернатор, в прошлый раз мне удалось скрыться из орионского пространства только благодаря вашему великодушию. Сейчас я не ищу путей к бегству. Впрочем, как вы совершенно верно заметили, наша встреча носит не только неофициальный, но и – по крайней мере с моей стороны – практически нелегальный характер. Чем скорее я смогу встретиться с представителем своего правительства, тем лучше будет для всех заинтересованных сторон.

– Разумеется, адмирал! Он уже прибыл и ожидает вас на борту моего флагманского корабля «Солькир».

Последовал дальнейший обмен любезностями, и губернатор с Тревейном договорились о том, что за адмиралом прибудет катер с «Солькира».

Приближаясь к флагману Леорнака, Тревейн наблюдал за тем, как корабль сверкает в оранжевых лучах газового гиганта, на орбите которого вращался. Как и все достаточно влиятельные чиновники Ханства, Леорнак добился, чтобы ему выделили в качестве флагманского корабля ударный авианосец класса «Ицарин». Тревейн с недоброй усмешкой подумал о том, что орионцы, как и мятежники, уделяют чрезмерное внимание космическим штурмовикам и кораблям, на борту которых они могут базироваться. И действительно, обитатели Дальних Миров, громче всех протестовавшие против слияния, во многих отношениях почти не отличались от усатых-полосатых орионцев. Один из великих мыслителей двадцатого века заметил, что самая лютая ненависть обычно существует между очень похожими друг на друга народами, которые не в силах смириться с этим сходством. Судя по всему, это замечание было справедливо и по отношению к различным расам разумных существ.

Наблюдая за красивым боевым кораблем, Тревейн едва заметно улыбнулся и подумал, что после следующего сражения и Ханству, и Республике Свободных Землян придется задуматься о том, смогут ли космические авианосцы гарантировать им окончательную победу. Пока его катер входил в шлюз, он мысленно перенесся на месяц назад, в тот день, который стал началом его нынешнего путешествия…

Тревейн сидел в ставшем уже привычном конференц-зале в Прескотт-Сити и разглядывал членов Верховного Совета временного правительства Пограничных Миров, которые в кулуарах уже начинали называть Пограничной Федерацией.

Теоретически, задача Совета заключалась в том, чтобы помогать советами генерал-губернатору. На практике же он управлял Пограничными Мирами во время довольно частых полетов Тревейна в глубины космического пространства.

Для обитателей затерянных Пограничных Миров это было в новинку, но Тревейн был достаточно хорошо знаком с историей, чтобы понимать, что он просто скопировал парламент, появившийся в его родной Англии семь столетий назад. На самом деле именно таким и должно было быть правительство, имеющее кабинет министров, ибо в Пограничных Мирах еще не было оформившихся политических партий. Тревейн мрачно думал о том, что позднее они обязательно появятся, будут создавать блоки, чтобы победить на выборах, манипулируемых средствами массовой информации, и принесут с собой все остальные прелести современной политической жизни. А захотят ли народы Пограничных Миров, познавшие самоуправление, добровольно отказаться от него, когда (слово «если» даже не приходило в этой связи Тревейну в голову) Земная Федерация выиграет войну?

Он по очереди посмотрел на всех членов Верховного Совета, остановив свой взгляд на одном из них. До какой-то степени Мириам Ортега была обязана своим взлетом уважению к памяти ее отца, но не только ему. Очень скоро все позабыли о том, что она дочь погибшего адмирала, оказавшись под впечатлением ума и силы воли самой Мириам.

Она встретилась взглядом с Тревейном. К этому моменту они были любовниками уже больше года.

– Дамы и господа, – начал он, – я собрал нынешнее заседание для того, чтобы подтвердить блуждающие среди населения слухи. Мы действительно получили через орионцев ответ на наше послание Земной Федерации.

Он подождал, пока уляжется вполне объяснимое возбуждение. Единственный путь из Пограничных Миров во Внутренние Миры (не считая узлов пространства, находившихся в руках мятежников) был очень длинен и лежал через пространство Орионского Ханства. Именно этим путем Тревейн в свое время и добрался до Зефрейна. После этого Хан Ориона закрыл свои границы для всех человеческих существ без исключения. Даже сырье, приобретаемое Внутренними Мирами, прибывало к ним на борту орионских кораблей. Лишь после длительных и трудных переговоров, которые велись окольными путями, орионцы согласились передать сообщение Тревейна Земной Федерации и ее ответ.

– Орионцы сказали только то, – обобщил адмирал, – что через месяц Земная Федерация отправляет своего представителя в Рефрак. Дальше они его не пропустят. Они позволят мне отправиться на встречу с ним тайно, в одиночку, на одном из своих невооруженных гражданских космических кораблей. Признаться, я удивлен, что они решились даже так незначительно отойти от политики нейтралитета, которой добровольно придерживаются.

– Я правильно понимаю, что вы намерены принять это, так сказать, приглашение?! – Барри де Парма, спикер Совета, был явно шокирован, когда Тревейн утвердительно кивнул. – Но ведь вы страшно рискуете! Не забывайте о том, что вы необходимы нам здесь!

– Орионцы, – вмешалась Мириам Ортега, – поддерживают Земную Федерацию. Они сохраняют нейтралитет только потому, что из-за их открытой поддержки сторонников законного правительства стали бы называть «ставленниками инопланетян» или как-нибудь в том же духе. – Она криво улыбнулась, зная, что население Пограничных Миров и даже некоторые из собравшихся в этом зале предъявляют к Внутренним Мирам те же претензии, что и мятежные Дальние Миры. Мириам скрыла раздражение, ограничившись только тем, что добавила:

– Орионцам сейчас совершенно невыгодно демонстрировать свое коварство.

– Совершенно верно, – согласился Тревейн. – Что же касается секретной информации которую я, как вы думаете, могу выдать орионцам, – мне она известна в крайне ограниченных количествах. Я предпочитаю, чтобы ею обладали специалисты в более узких областях. – Он переменил тему, пока такие осторожные люди, как де Парма, не нашли новых изъянов в его рассуждениях. – А теперь – о мерах безопасности. Разумеется, информация о моей поездке не должна стать достоянием широкой общественности.

Все присутствующие закивали. Они прекрасно представляли себе реакцию местного населения на слухи о том, что правительство вступает в сношения с «усатыми-полосатыми».

– Официально я полечу на учения вместе с флотом, а всеми моими фактическими перемещениями будут заниматься специально назначенные доверенные лица.

– А что если вас не будет слишком долго? – мрачно спросил де Парма. – Что если перед правительством встанут какие-нибудь важные вопросы?

– Сделайте так, чтобы их решение отложили, – жизнерадостно посоветовал Тревейн. – Я вас здесь и собрал, потому что вы можете управлять другими. Как однажды сказал мой земляк по имени Дизраэли, имевший кое-какой опыт в этой области: «Находчивые люди всегда оказываются в большинстве».

Мириам укоризненно посмотрела на него, скрывая улыбку:

– Вы просто терроризируете нас своими цитатами. Кое-кто даже подозревает, что вы их сами выдумываете. Тревейн улыбнулся ей в ответ:

– Хотел бы я обладать такой неистощимой фантазией!

Люк катера открылся, и Тревейн пробудился от воспоминаний. Высокомерный, но очень усердный Молодой Львенок Хана, у которого почти буквально шевелились от любопытства усы, провел его в помещение, которое на человеческом корабле назвали бы кают-компанией. При этом и речи не шло о каких-либо воинских почестях или церемониях. Кают-компанию усиленно охраняли, но когда Тревейн вошел внутрь, навстречу ему встали только двое. Он сразу же узнал Леорнака. Человек тоже выглядел смутно знакомым. Тревейну казалось, что он где-то его встречал, но ему никак было не вспомнить – где именно.

– Добро пожаловать на «Солькир», адмирал! – приветствовал его Леорнак.

– Благодарю вас, губернатор!

Тревейн наблюдал за тем, как подергивались мохнатые уши Леорнака, пока компьютер переводил английские слова на орионский язык. Адмирала всегда впечатляли орионские компьютерные переводчики. Орионцы вообще были молодцы в компьютерах и кибернетике, хотя и они нашли ответы далеко не на все вопросы. Как и ученым Земной Федерации, им упорно не удавалось создать такой искусственный разум, у которого через какое-то время не заезжали бы шарики за ролики. Тем не менее даже на борту своих боевых кораблей они гораздо шире землян применяли программное обеспечение, использующееся для распознавания речи.

Конечно, особенности их языка и речевого аппарата очень им помогали. В орионском языке не было омонимов, а орионская речь была членораздельнее человеческой, благодаря чему компьютеры распознавали ее намного легче. Вероятно, еще важнее было то, что орионцы обычно выражали сильные эмоции, например радость и страх, не голосом, а мимикой. Ученым же Земной Федерации до сих пор не удавалось создать пакет программного обеспечения для распознавания речи, пригодный в стрессовых ситуациях. Сам Тревейн был офицером управления огнем на линкоре «Ранье», когда Адмиралтейство пыталось ввести на флоте голосовое управление рядом операций. У Тревейна до сих пор волосы становились дыбом при одном воспоминании об этой попытке.

Леорнак грациозным жестом указал на человека, прибывшего к нему в гости из Внутренних Миров.

– Разрешите представить вам своего давнишнего коллегу и оппонента господина Кевина Сандерса, представителя премьер-министра Земной Федерации.

Ну конечно же! Тревейн обменялся рукопожатиями с довольно высоким худощавым мужчиной. Резкие черты лица и седая остроконечная бородка делали его похожим на лиса. Тревейн припомнил, что Сандерсу уже больше ста двадцати лет. До эпохи омолаживающей терапии о нем говорили бы как о «хорошо сохранившемся в свои шестьдесят». Как и на Тревейне, на нем был неброский штатский костюм.

– Рад снова видеть вас на действительной службе, адмирал Сандерс, – сказал Тревейн после предварительных приветствий. – В последний раз, когда я слышал о вас, вы своим образом жизни старательно формировали не самое лестное представление об отставных адмиралах.

Сандерс снизу вверх заглянул своими веселыми голубыми глазами в серьезные темно-карие глаза Тревейна и усмехнулся:

– Строго говоря, я больше не адмирал. Разумеется, когда вспыхнуло восстание, меня снова призвали на действительную службу и ввели в состав разведотдела ВКФ – как ни странно, именно тогда многие офицеры раньше положенного срока ушли в отставку, – но в прошлом году я покинул военную службу, чтобы стать министром без портфеля в правительстве Дитера. Я теперь своего рода связующее звено между кабинетом министров и разведслужбами.

Сандерс заметил, как Тревейн поднял бровь при упоминании о «правительстве Дитера», но промолчал. Про себя он поразился тому, как хорошо Тревейн сумел скрыть удивление, которое наверняка испытал.

– Впрочем, – закончил он, – что это мы все обо мне да обо мне! Мне очень приятно познакомиться с вами, адмирал. Для меня это большая честь. В частности, потому, что здесь очень мало таких, как мы. Я ведь тоже появился на свет на нашей прародине-Земле.

– Я знаю, – сказал Тревейн.

– Неужели? – Сандерс впился взглядом в адмирала. – Откуда?

Тревейн сел на своего конька.

– Меня всегда поражало то, что мы, коренные носители английского языка, все еще способны разнообразить своими различными выговорами то, что уже превратилось во всемирный язык торговли, – сказал он назидательным тоном, над которым всегда так смеялась Мириам. – Вы, милостивый государь, родом из Северной Америки. Или с восточного побережья Канады, или из прибрежных районов штатов Виргиния и Мэриленд. Видите ли, произношение выходцев из этих двух районов почти идентично.

Сандерс умудрился скрыть удивление, коротко сказав: «Я действительно родился в Мэриленде». Он не любил иметь дело с такими же умными людьми, как и он сам, просто-напросто потому, что не привык к этому.

Улыбка Леорнака стала еще шире, а его усы тихонько подрагивали, пока он наблюдал за диалогом землян.

– Кевин! – сказал он Сандерсу. – Я подозревал, что эта встреча заставит тебя кое о чем задуматься… Хотя я и получаю огромное удовольствие от вашего общества, к сожалению, я вынужден вас оставить из-за неотложных дел. Кроме того, вам наверняка надо поговорить с глазу на глаз. Впрочем, надеюсь, что позднее мы отужинаем вместе.

Услышав это приглашение, Тревейн вздрогнул. Биохимические процессы в организмах людей и орионцев были достаточно схожими, чтобы совместные трапезы были возможными, но некоторые кулинарные пристрастия орионцев казались людям по меньшей мере странными. Впрочем, его желудок сразу же успокоился, когда он увидел, что Леорнак с усмешкой посматривает на него своими кошачьими глазами.

Разумеется, такой старый космополит, как Леорнак, сможет учесть особенности психики своих гостей и воздержится за столом от пожирания живьем маленьких существ, напоминающих плешивых мышей.

Когда за Леорнаком затворилась дверь, земляне сели за низкий стол на подушки, заменявшие орионцам стулья, и Сандерс налил ему из бутылки, которую они распивали вдвоем с Леорнаком. При этом Тревейн с грустью подумал, что бурбон стал очень популярным напитком среди обеспеченных слоев орионского населения. Более того, одной из важнейших статей экспорта Земной Федерации в Орионское Ханство. И почему только у этих усатых придурков такой скверный вкус?! Ведь старый добрый шотландский виски, приготовленный из отменного солода, намного вкуснее!

Они с Сандерсом выпили бурбон, и Тревейн перешел к вопросу, который не хотел задавать в присутствии Леорнака:

– Возможно, я вас не правильно понял, но вы, кажется, упомянули о правительстве Дитера?

– Совершенно верно, – с невинным видом ответил Сандерс. – Я заметил, что вас это удивило.

«Черт бы тебя побрал!» – подумал Тревейн.

– Видите ли, – осторожно начал он, – последние новости из Внутренних Миров дошли до меня перед самым мятежом. Согласитесь, что тогда звезда господина Дитера не очень ярко светила на политическом небосклоне.

Тревейн всего один раз встречался с Дитером, показавшимся ему тогда типичной алчной до азартности политической шестеркой из Индустриальных Миров.

– В свете того, что я о нем знаю, мне кажется немного странным, что он занял пост премьер-министра.

– Адмирал, – сказал Сандерс, – не следует недооценивать Оскара Дитера. Саймон Тальяферро недооценил его и заплатил за это страшную цену.

Тревейн с удивлением отметил, каким серьезным при этих словах стал Сандерс. Нет, во Внутренних Мирах явно произошли большие перемены!

– Впрочем, – немного оживившись, продолжал Сандерс, – компьютерные записи, присланные вам Адмиралтейством, содержат всю необходимую информацию о происшедших с тех пор событиях. У нас мало времени. Поэтому разрешите выполнить данные мне инструкции и обсудить с вами наши насущные проблемы. – Он отставил свой стакан, чтобы открыть старомодный чемоданчик-дипломат, оснащенный ультрасовременной системой защиты от взлома. – Итак, к делу, адмирал… У меня для вас приятные известия. Вы произведены в адмиралы флота. Все повышения в звании личного состава, совершенные вами в ходе боевых действий, утверждены. Утверждено и присвоенное вами самому себе звание генерал-губернатора. Так что, согласно официальному протоколу, мне следовало бы обращаться к вам «ваше превосходительство».

Тревейн хотел было пригвоздить своего пожилого собеседника взглядом к полу, но ему было трудно сердиться на человека, бывшего почти вдвое старше его самого. Впрочем, он подозревал, что даже вся мощь его негодования произвела бы очень небольшое впечатление на Сандерса, который лишь ухмыльнулся и продолжал таким же легкомысленным тоном:

– А вот с вашим правительством Пограничных Миров вышла неувязочка. Дело в том, что конституцией не предусматривается…

– А разве конституцией предусматриваются мятежи, отрезающие часть Земной Федерации от Земли? – перебил Сандерса Тревейн. – Население Пограничных Миров осталось верным законному правительству, хотя все Дальние Миры по соседству с ними и взбунтовались! Позволю себе добавить, что оно осталось верным Земной Федерации, несмотря на систематическую эксплуатацию Индустриальными Мирами. Верность этих людей для нас бесценна. Мы многое потеряем, если не привлечем их к участию в собственной обороне.

– Спокойно, адмирал! – поднял руку Сандерс. – Все ваши решения ратифицированы. Ну конечно, некоторые политики опасаются, что вы организуете у себя самостоятельное княжество, но им приходится об этом помалкивать, потому что они не хотят потерять свои посты. – Он хихикнул, потом заметил удивленное выражение лица Тревейна и тут же понял, в чем дело. – Ну конечно! Откуда же вам знать! А ведь на самом деле вы стали живой легендой, адмирал. Самые первые сообщения о вашем прорыве из района звезды Остермана в орионское космическое пространство произвели на общественность огромное впечатление особенно потому, что никто не знал, спаслись вы или нет. Потом, когда до нас дошли новости о том, что вы не только спаслись, но и взяли под свою защиту Пограничные Миры, да еще и разбили эскадру мятежников… Ну вы сами понимаете, какая это была сенсация. Земная Федерация одержала слишком мало побед в этой войне, и у нее слишком мало героев. Ну и раз уж появился настоящий герой, Индустриальные Миры не пожалели денег на его рекламу.

Сандерс восторженно сверкал глазами. Чем больше смущался Тревейн, тем лучше было настроение у его собеседника. Наконец он решил аккуратно добить адмирала:

– Вам, конечно, будет приятно узнать, что вы стали героем снятого с колоссальным бюджетом голографического мини-сериала под названием «Прорыв в Зефрейн». Вас там играет Лэнс Мэнли. Пожалуй, он не так стар для этой роли, как утверждают некоторые злые языки.

Сандерс откинулся на подушки и с видимым удовольствием слушал, как Тревейн целую минуту выкрикивал проклятия на шести языках, ни разу при этом не повторившись. Он подождал, пока новоиспеченный адмирал флота замолчит, чтобы перевести дух, и не успел Тревейн открыть рот, чтобы изрыгнуть новый поток брани, как Сандерс, одарив его белозубой улыбкой, продолжил:

– Я привез компьютерные записи со всеми сериями этой постановки. Правительство считает, что ее просмотр в Пограничных Мирах значительно повысит боевой дух населения.

Теперь привычное самообладание Тревейна взяло верх.

– С вашего разрешения я возьму на личное хранение записи этой постановки, – сказал Тревейн и при этом подумал: «И при первой же возможности выброшу их из воздушного шлюза». – А сейчас довольно испытывать мое терпение! Рассказывайте, как дела на войне!

Сандерс сразу же посерьезнел:

– Не очень хорошо. Мятежники захватили все узловые точки, связывающие их с Внутренними Мирами, к сожалению не встретив при этом особого сопротивления. Вы не представляете себе, адмирал, как нас поразило, что вам с адмиралом Ортегой удалось полностью удержать в подчинении ваши экипажи. Правительство поставило Военно-космический флот в очень щекотливое положение, и, когда началась стрельба, он просто развалился у нас на глазах. Пока к нам не дошли новости из Зефрейна, мы полагали, что на сторону мятежников перешли почти все корабли пограничной стражи. Теперь мы считаем, что эта цифра составляет немногим более восьмидесяти процентов. Но тяжелей всего была потеря большей половины действующего состава ударного флота.

– Большей половины?! Господи боже мой! Сандерс отметил про себя, что некоторые факты способны потрясти даже его хладнокровного собеседника.

– Вот именно! – мрачно подтвердил он. – Впрочем, из этого еще не вытекает, что все корабли, которые мы потеряли, попали в руки мятежников.

Лицо Сандерса внезапно осунулось. Теперь он выглядел на все свои сто двадцать.

Тревейн откинулся на подушки. Ну конечно! Иначе и быть не могло! Окажись у мятежников все мониторы, потерянные ударным флотом, они давно выбили бы его из Зефрейна! У него защемило сердце, и он на мгновение закрыл глаза, представив себе страшные сцены гибели разбросанных по всей Федерации мятежных мониторов и линкоров, уничтожаемых огнем своих вчерашних товарищей и уносящих за собой в небытие многие корабли с оставшимися верными Законодательному собранию экипажами.

– Поэтому в распоряжении мятежников оказались и время, и силы, чтобы захватить узловые точки пространства, – через несколько мгновений продолжил Сандерс. – Кроме того, они уже успели соорудить несколько собственных кораблестроительных заводов. Среди того, что они там построили, пока вроде не встречалось крупных кораблей… Но дайте им только время, и они такого понавертят! Они получили слишком большую передышку, и теперь, чтобы с ними справиться, потребуется уйма времени и море крови. Кроме того, такие ситуации всегда пытаются использовать с выгодой для себя третьи силы. Например, тангрийцы. В своем рапорте вы, кажется, сообщали, что у вас было с ними несколько стычек на окраинах Пограничных Миров?

– Одна или две, – спокойно подтвердил Тревейн. – Впрочем, особо они к нам не лезут, потому что в конфликтах с ними я прибег к вескому аргументу, к которому они прислушались.

– Неужели? Мне самому приходилось иметь дело с тангрийцами, и я что-то не припоминаю таких аргументов, которые производили бы на них впечатление.

– Ну прямо, господин Сандерс! – невесело усмехнулся Тревейн. – По-моему, вы находились в системе Лайонесс, когда тангрийцев убедили оставить нас в покое с помощью этого же аргумента. Впрочем, я сам тогда еще ходил в школу, – честно признался он и добавил:

– Насколько я знаю, скрыться удалось от силы трем процентам тангрийских кораблей, вторгшихся поразбойничать в нашем пространстве.

– Ах да! – Сандерс кивнул. – Жаль только, что Федерация слишком часто проявляла снисходительность и слишком редко использовала этот аргумент. Впрочем, плутократам, наверное, было интереснее выжимать соки из Дальних Миров. А сейчас у них совсем другие заботы. Высказывались даже совершенно безумные идеи о том, что надо вернуть весь ударный флот во Внутренние Миры, чтобы он «стеной стоял на их защите». Впрочем, разговоры об этом велись, когда еще не понимали целей, преследуемых Дальними Мирами. А ведь мятежники хотят просто отделиться от нас, и для этого им достаточно оборонять уже оказавшееся в их руках пространство. Их совершенно не интересуют другие звездные системы, за исключением, – тут Сандерс пристально посмотрел на Тревейна, – Пограничных Миров, которые им, конечно, очень нужны. А сейчас они как раз чувствуют себя в состоянии их захватить. – Сандерс похлопал ладонью по своему чемоданчику:

– Я привез вам прогноз, составленный разведотделом ВКФ. Разведчики утверждают, что на протяжении двух следующих земных месяцев можно ожидать массированного удара по Зефрейну. Возникает вопрос: сможете ли вы его удержать?

Адмиралы пристально взглянули друг другу в глаза, и Сандерс беззвучно задал вопрос, который нельзя было произносить вслух на борту орионского боевого корабля: «Сумели ли ваши люди воплотить в металле какие-нибудь теоретические разработки научно-исследовательского центра на Зефрейне, которые помогут вам справиться с огромным численным превосходством противника?»

Тревейн понял этот вопрос. А еще он знал, что, заподозри Леорнак, о чем они с Сандерсом сейчас беззвучно разговаривают, никакие потенциальные «дипломатические трения» в Галактике не смогли бы гарантировать его, Тревейна, личную безопасность. Леорнак был бы просто обязан узнать, о каких новых вооружениях идет речь. Хотя пытки и не лучший способ выведать правду, всем офицерам ВКФ делали прививки против «сыворотки правды», а гипнозом и теперь умели пользоваться не намного лучше, чем во времена его первооткрывателя Франца Месмера.

Поэтому ответ Тревейна состоял из одного слова «да!».

Оба адмирала, прекрасно понимавшие друг друга без слов, откинулись на подушки, попивая маленькими глоточками бурбон. Потом Сандерс снова улыбнулся озорной улыбкой:

– Ну что ж, адмирал, я лишний раз убедился в том, что правительство поступило правильно, одобрив все ваши действия. В этом-то и заключается одна из положительных черт плутократов: иногда их можно так напугать, что они начнут совершать разумные поступки. – Он поймал на себе неодобрительный взгляд Тревейна и сделал вид, что не правильно понял его причину. – О, разумеется, старый добрый Леорнак нас подслушивает. Впрочем, он делает это исключительно для собственного удовольствия и для того, чтобы проинформировать свое начальство, которое, хотя и предпочитает иметь дело с нами, а не с мятежниками, на самом деле совершенно равнодушно к нашей войне. Не то что некоторые из нас, которые стремятся отомстить за смерть родных и близких… – Он внезапно замолчал, и на его лице появилось совершенно не типичное для него смущенное выражение. – Прошу прощения, адмирал. У меня это случайно сорвалось с языка. Разумеется, мне известно о вашей семье…

Однако Тревейн уже его не слышал, потому что в коридорах его памяти вновь распахнулась давно закрытая дверь.

Это было шестнадцать лет назад, сразу после рождения младшей дочери Людмилы. Они впервые отправились всей семьей на Землю. Разумеется, они посетили Англию, побывали в Москве. Потом, как и все посещающие Землю туристы, отправились в Африку, где над ущельем Олдувай в бездонное небо взметнулись арки и шпили Храма Человека, a homo erectus, навечно запечатленный в шедевре скульптора двадцать второго века Зентоса, стоит и зачарованно смотрит на звезды.

Но чаще всего Тревейна посещали видения средиземноморского острова Корфу. Горы спускаются там к самому морю, много тысяч лет назад разделив песчаные пляжи на бухты, где, прищурив ослепленные солнцем глаза, можно увидеть огибающий мыс корабль Одиссея. До самой смерти, думая о своей старшей дочери Кертни, Тревейн будет вспоминать четырехлетнюю девочку на пляже и ослепительное солнце Корфу, играющее красноватыми бликами в ее каштановых волосах… Он будет вспоминать и пригоршню развеявшейся по ветру радиоактивной пыли, какое-то время после ракетного удара витавшую в утреннем и вечернем небе над миром Голвей.

Вернувшись с Рефрака, Тревейн позволил себе провести в Прескотт-Сити пять ксанадийских суток (по двадцать девять земных часов в каждых). На шестой день он проснулся и подошел к открытому окну. В северном полушарии Ксанаду в разгаре было лето. На сверкавших утренней росой аккуратно подстриженных лужайках привезенные с Земли вязы переплетали свои ветви с местными перьелистами и квазисоснами, а в лучах недавно появившегося над горизонтом светила, чуть более желтого, чем земное солнце, порхали существа, похожие на мохнатых птичек. Тревейн втянул носом прохладный утренний воздух, предвещавший полуденную жару, и в его сердце воцарился необычный покой.

Он услышал, как у него за спиной кто-то зашевелился. Это Мириам, хотевшая обнять его во сне, обнаружила, что постель пуста, проснулась и улыбнулась заспанными глазами.

– Ради бога, Иан, – пробормотала она, – накинь на себя что-нибудь, если хочешь торчать у окна. Пощади хотя бы остатки моей репутации.

Тревейн улыбнулся. Их любовь была самым широко известным секретом в Зефрейне, если не во всех Пограничных Мирах. На самом деле он с огромным облегчением обнаружил, что в коварно подсунутом ему Сандерсом сериале, записи которого уже куда-то пропали при совершенно загадочных обстоятельствах, Мириам вообще не фигурирует.

Тревейн сел на кровать и легко коснулся губами лба женщины.

– Спи спокойно, – прошептал он. – Тебе еще рано вставать, а вот мне пора идти.

Мириам уже совсем проснулась и перестала улыбаться.

– Полагаю, бесполезно в сотый раз напоминать тебе, что любой из твоих новоиспеченных адмиралов, например Десай, Ремке и другие, смог бы прекрасно справиться и без тебя с командованием кораблями в космосе. Бесполезно напоминать тебе и о том, как ты важен для… Пограничных Миров. – Она хотела сказать «для Пограничной Федерации», но вовремя спохватилась.

Тревейн с грустью вспомнил о своем последнем разговоре с отцом Мириам.

– В тот день, когда мятежники нанесут мне поражение, я сразу перестану быть «важным», – мрачно ответил он. – Жизнь и смерть Пограничных Миров зависят от жизни или смерти Военно-космического флота. Так что и мне придется жить или умереть вместе с ним.

– Хватит врать, Иан! – снова улыбнулась Мириам. – Не забывай, кем был мой отец. Я ведь прекрасно понимаю, почему ты улетаешь.

Разумеется, оба они знали неписаный (и поэтому неукоснительно соблюдаемый) закон, требовавший, чтобы командир эскадры ВКФ принимал участие в битве вместе с остальным личным составом. Говард Андерсон во время сражения при Алькумаре находился на борту одного из кажущихся сейчас такими нелепыми боевых космических монстров двадцать третьего века. Иван Антонов и Реймонд Прескотт отправились на борту своих флагманов в гущу кровавых сражений при Лорелейе и Черной Пасеке-III. А Сергей Ортега погиб в сражении у Врат Пограничных Миров на борту своего флагмана «Крейт».

Мириам тронула рукой его смуглое суровое лицо, коснулась короткой бородки, в которой кое-где уже поблескивала седина. Те, кто хорошо его знал, не спорили с молвой, окрестившей его «непростым человеком с каменным лицом». Некоторые называли его лицо даже «зловещим». Она одна понимала, что за этим лицом скрывается иная сущность, что вся его «сложность» заключается в непроницаемой защите, которой он окружил ноющую рану в душе.

Мириам предавалась любовным утехам так же увлеченно, как и всем остальным занятиям. Она обняла Тревейна, поцеловала и повалила на постель.

– На самом деле тебе еще не пора, – прошептала она. – Кто знает, когда мы теперь увидимся… – И на некоторое время они полностью забыли об окружающем мире.

Потом она сидела на кровати со сбитыми простынями, обняв колени руками, и курила, наблюдая, как Тревейн одевается и тщательно приводит себя в порядок. Мириам подумала, что даже удивительное показное тщеславие, вынуждающее его так следить за своей внешностью, можно понять. Это была еще одна форма защиты от окружающего мира.

Однако ей никогда не суждено было узнать о том, что, не будь ее, Тревейн чувствовал бы себя совершенно одиноким.

Он повернулся к ней, такой знакомый и одновременно чужой. Они обменялись долгим поцелуем, и пришло время прощаться.

– Ты, конечно, понимаешь, – с напускной строгостью сказала Мириам, – что в твое отсутствие меня ждет двойная мука: разлука с тобой и ежедневные встречи с этим вздорным Советом.

Тревейн задержался в дверях и невинно улыбнулся.

– Что ж, – начал он, – как говорил один видный китайский философ, живший еще до эпохи освоения космоса…

Ему с трудом удалось увернуться от запущенной в него со всего размаху подушки.