Восстание

2. Военный совет

– Друзья мои! – Саймон Тальяферро поднял бокал и одарил ослепительной улыбкой гостей, собравшихся вокруг стола в конференц-зале. – Поздравляю вас с победой!

Все одобрительно закивали и в свою очередь подняли бокалы. Лишь Оскар Дитер не притронулся к своему, ощущая, как в глубине его души закипает злость. Прищурив глаза, он взглядом, острым, как лезвие ножа, пытался пронзить показное дружелюбие, за которым Тальяферро всегда скрывал свои настоящие мысли. Как же он сам столько времени работал с Тальяферро, так и не поняв, что тот собой представляет?!

– Да, да! – продолжал Тальяферро. – Хотя я и скорблю вместе с вами о безжалостно умерщвленном кровожадным варваром Франсуа Фуше, его мученическая смерть стала залогом нашей победы. Сегодня утром я получил последние прогнозы. – С этими словами Тальяферро одарил собравшихся теплой отеческой улыбкой. – Через два, от силы три месяца мы окажемся в большинстве, которого будет достаточно для того, чтобы Палата Миров проголосовала за слияние!

Возгласы одобрения стали еще громче, а Дитер почувствовал, что у него все холодеет внутри. Слияние было лишь первой частью плана, который они с Тальяферро разработали много лет назад. Впрочем, сам Дитер всегда рассматривал этот план как чисто теоретические рассуждения о том, что могло бы произойти, «если бы сложилась благоприятная ситуация». Он никогда не верил в то, что этот план осуществим. Впрочем, он и стал осуществимым только благодаря совершенным убийствам!

Дитер уставился в свой стакан. Жадные до сенсаций журналисты прибыли на место убийства Фионы раньше «скорой». Дитер с содроганием вспомнил фотографии несчастной женщины, тело которой почти умиротворенно покоилось в огромной черной кровавой луже. Ее убийцы, как это бывает с людьми, сраженными наповал, потеряли намного меньше крови.

Дитер снова и снова разглядывал фотографии, хотя ему и было мучительно больно видеть эту сцену. А ведь он пытался не допустить этого убийства! Впрочем, он сделал слишком мало или начал действовать слишком поздно, чтобы его предотвратить. Кроме того, несмотря на горячее желание предотвратить трагедию, в конечном итоге именно его непростительный поступок сделал ее неизбежной и лишил его прежнего влияния, которым, в противном случае, он смог бы воспользоваться!

Дитер поднял глаза от стакана и горько усмехнулся. Смерть Фуше пусть временно, но все же позволила ему вернуться в число ведущих представителей Индустриальных Миров на Земле. Он не пользовался прежним влиянием и уважением, но, кроме него, больше некому было представлять здесь Новый Цюрих. Поэтому его коллегам-депутатам пришлось смириться с тем, что он вновь занял пост их руководителя, по крайней мере до тех пор, пока олигархи с Нового Цюриха не подберут кого-нибудь ему на замену. И тем не менее отныне он ощущал себя изгоем, причем гораздо в большей степени, чем казалось остальным. Дитер понимал, что сейчас он в центре всеобщего внимания. Ведь политик, на которого легло несмываемое пятно, навсегда погубившее его карьеру, всегда вызывает нездоровое любопытство. Впрочем, судя по всему, никто не понимал, что на самом деле происходит у него в голове.

– Мы все сожалеем о недавних трагических событиях, – вкрадчиво сказал Тальяферро, – но нельзя отрицать, что разразившийся кризис пришелся очень кстати.

– Конечно! – возбужденно воскликнул руководитель делегации с Кристофона Гектор Вальдек, не умевший сдерживать свои эмоции. – Не сомневаюсь, что Палата Миров проголосует за слияние! Ну а как насчет Шорнинга?! Этот дикарь должен заплатить за содеянное!

Дитер закрыл лицо ладонями, чтобы скрыть кривую усмешку. Они так возмущаются поступком Шорнинга и не задумываются о своих собственных делах! Они знают правду об убийстве Фионы, но лицемерный Вальдек обнаглел до такой степени, что требует наказать Шорнинга! Он вздохнул и со стыдом подумал, что в свое время требовал бы наказания бофортца еще громче Вальдека. Он оглядел окружавшие его злобные самонадеянные лица. Теперь, когда он стал среди них чужаком, ему показалось, что он видит как в зеркале свое страшное отражение. Как и его, их вряд ли можно считать «скверными и коварными». Они просто играют по единственным известным им правилам, стараясь выйти из игры победителями. Да, да! Дело в том, что для них происходящее лишь игра, невероятно увлекательное состязание, приз в которой – сокровища Галактики.

Они манипуляторы и эксплуататоры, потому что им и в голову не приходит, что можно быть иными. Законодательное собрание не правительство, а огромная, ужасно интересная игрушка, машина с рычагами и кнопками, нажимая на которые можно получать все больше и больше власти, все больше и больше богатства и добиваться более и более блестящих побед.

Дитер почувствовал глубокую скорбь. Обитатели Индустриальных Миров потратили триллионы, десятилетиями боролись за то, чтобы овладеть рычагами политической машины, а когда Дальние Миры стали угрожать монополии «индустриалов» у рычагов власти, те, ведя игру, начали безжалостно искоренять оппозицию. Несмотря на силы и время, потраченные на разработку планов и плетение интриг, они понимали суть происходящего еще хуже, чем обитатели оторванных от действительности Коренных Миров, так как воспринимали население Звездных Окраин не как людей и, уж разумеется, не как равноправных граждан Федерации, а всего лишь как препятствие на своем пути, как пешек, марионеток, жестокую карикатуру – стереотип, возникший благодаря укоренившемуся презрительному и пренебрежительному отношению к обитателям Дальних Миров.

– Нет, Гектор, – решительно сказал Тальяферро. – Мы не станем наказывать Шорнинга, хотя я и разделяю твое негодование!

Дитер с горечью подумал, что у Тальяферро очень хорошо получается притворяться, будто он на самом деле думает то, что говорит, и пересмотрел свое прежнее суждение.

Некоторые из окружавших его сейчас людей, как ни крути, все-таки по-настоящему скверные и коварные.

– И все же давайте обуздаем наши эмоции, – продолжал Тальяферро. – Не забывайте: можно постараться, и брошенные Шорнингом обвинения заработают на нас, а не против нас. Надо не уничтожать его, а использовать в своих интересах.

– Что ты несешь! – взревел Вальдек. – К стенке эту кровожадную тварь! Надо как следует проучить этих варваров, и прежде всего бофортцев!

Дитер заметил сардонические усмешки на лицах некоторых из собравшихся. Медицинские корпорации Кристофона в свое время изо всех сил старались прибрать к рукам промысел нарвалов-убийц, но правительство Бофорта с нескрываемым удовольствием их осадило. Олигархам с планеты Вальдека это очень не понравилось, и они затаили злобу на бофортцев, болезненно ударивших по их престижу.

– Нет, нет и нет! – еще энергичнее повторил Тальяферро. – Я буду решительно выступать против любых попыток завести против Шорнинга уголовное дело. Нам действительно надо от него избавиться, но мы сделаем это без судебного разбирательства. После безумных обвинений, брошенных им в наш адрес в Палате Миров, у нас нет иного выхода! Если мы попробуем расправиться с ним так, как он этого заслуживает, его сторонники завопят, что это – очередной заговор, и некоторые из представителей Коренных Миров могут их поддержать. Кроме того, если мы добьемся, чтобы Шорнинга с позором изгнали на его вонючую планету, это еще больше ослабит позиции Дальних Миров. Не говорю уже о том, что либералы похвалят нас за проявленную сдержанность.

– Но…

– Никаких «но», Гектор! – отрезал Тальяферро. – Все прогнозы сходятся на том, что в случае изгнания Шорнинга десятки депутатов Звездных Окраин сложат с себя полномочия в знак протеста. Они уберутся подобру-поздорову, а мы получим абсолютное большинство в Палате. Если же он умрет смертью мученика, Дальние Миры сплотятся, чтобы отомстить за него. С тем же успехом мы могли бы воскресить Фиону Мак-Таггарт!

– А я бы пристрелил Шорнинга! – буркнул Вальдек.

– Я бы тоже! Но добиться слияния намного важнее!

– Неужели? – Услышав звук собственного голоса, Дитер удивился не меньше остальных. На него устремилось множество наполненных неодобрительным любопытством взглядов. Впрочем, взгляд Тальяферро был не просто неодобрительным. В нем сквозило глубокое презрение.

– Разумеется! – парировал голвеец, пытаясь скрыть кротким и увещевательным юном пренебрежение к собеседнику. – Ты же наравне с другими когда-то боролся за слияние.

По тону Тальяферро было ясно, что он говорит о тех временах, когда с Дитером еще считались, и тот почувствовал, как щеки залила краска. И тем не менее Дитер высоко поднял голову и осмотрелся по сторонам с хладнокровно вызывающим видом, который раньше был для него нетипичен.

– Да, я боролся за слияние, – спокойно сказал Дитер, – пока не понял, чего оно будет стоить.

– Что ты мелешь! – резкий акцент Аманды Сайдон с Нового Детройта резанул слух Дитера, посмотревшего на нее с неприязнью. Сайдон была настоящей гадюкой, под стать Тальяферро. В этот момент Дитер вспомнил оскорбления, брошенные им Фионе. Неужели и теперь он находится во власти предрассудков?! Нет, конечно же нет! Как вообще можно сравнивать Фиону и Аманду Сайдон! Разумеется, они обе – женщины, но Фиона при этом была еще и настоящим человеком.

– Ты сама прекрасно все понимаешь, Аманда, – спокойно ответил он. – Постарайся взглянуть правде в глаза!

– Правда заключается в том, – презрительно бросила Аманда, – что Звездные Окраины поймут, что мы с ними сделали, лет через десять, не раньше. Если они вообще окажутся в состоянии это понять. С нашим большинством в Палате именно нам решать, сколько депутатов будет представлять ту или иную планету после слияния. Мы вышвырнем большинство их депутатов из Палаты, и лет пятьдесят их там не будет видно и слышно.

– Лет пятьдесят?! – Дитер позволил себе усмехнуться. – Ты, Аманда, судя по всему, переоцениваешь собственные познания в демографической области.

Дитер почувствовал, что все присутствовавшие замерли в ожидании его дальнейших слов, и, преисполнившись мужества, заговорил, впервые в жизни бросая вызов слушателям не по соображениям выгоды, а по зову убеждений:

– Звездных Окраин не будет видно и слышно в Палате Миров отнюдь не пятьдесят лет! Если их население будет расти теми же темпами, а границы Федерации будут по-прежнему расширяться, их там не будет видно и слышно лет сто пятьдесят, не меньше!

В зале воцарилось гробовое молчание. До собравшихся явно только сейчас дошло истинное положение вещей. Дитер взглянул на Тальяферро и усмехнулся, заметив, как тот старается скрыть ярость под маской напускного дружелюбия. Так значит, Саймон не хотел, чтобы его приспешники знали, к чему приведут такие действия. Может, боялся, что они поймут, чем все это кончится?

– Боже мой, Аманда! – язвительно воскликнул Дитер, окинув взглядом начавших испуганно перешептываться «индустриалов». – Неужели Саймон об этом ничего не говорил?! А ведь это очень важно, потому что обитатели Окраин двести лет ждали, когда число их депутатов начнет хотя бы приближаться к числу наших. Теперь они, конечно, ознакомятся с наихудшими для них прогнозами и поймут, что их голоса в Палате Миров не будет слышно еще по меньшей мере сто лет. Ты хоть представляешь себе их реакцию?!

– А что нам до их реакции?! – презрительно воскликнул Тальяферро. – Их голосов все равно не хватит, чтобы что-нибудь изменить.

– Вот именно! – отрезал Дитер. Он набрал побольше воздуха, встал и окинул собравшихся негодующим взглядом. Ему придало мужества чувство вины и то, что он сам – вольно или невольно – способствовал надвигавшейся катастрофе. Он не хотел искать оправдания в том, что вместе с остальными просто играл в жестокую игру. В игры играют дети, а удел взрослых – отвечать за свои поступки.

Злость на самого себя и презрение к себе придали ему сил. Он внезапно понял, каково было Кассандре, и заговорил пророческим тоном, стараясь доказать себе хотя бы то, что когда-то по праву заседал в одном зале с Фионой Мак-Таггарт.

– А теперь слушайте все! – негромко проговорил он. – Наш план может удастся. Мы сумеем использовать Шорнинга, чтобы расстроить ряды делегатов Звездных Окраин, а потом подавить оставшуюся оппозицию и заставить Палату принять любой закон о количестве депутатов с отдельных планет. Но неужели вы настолько недальновидны, что не понимаете, что за этим последует?!

– Давай, Оскар, расскажи нам об этом, ведь ты у нас все знаешь! – пренебрежительно произнес Тальяферро, больше не пытаясь скрыть презрение.

– Хорошо, Саймон, я скажу, – грустно проговорил Дитер. – Потом будет война.

– Война?! – с хриплым смехом воскликнул Тальяферро. – С кем же мы будем воевать? С этими нищими голодранцами? Ты хоть знаешь, что только на моих верфях можно построить больше кораблей, чем во всех Дальних Мирах, вместе взятых?! Даже эти варвары не настолько глупы, чтобы бросать вызов такой мощи!

– Да что ты несешь, Саймон! Я возглавляю комитет по военному строительству и знаю, о чем говорю. Они умеют драться и обязательно будут драться, если ты только вытуришь Шорнинга из Палаты.

Дитер не выбирал слов и заметил недовольные мины на лицах многих из собравшихся.

– Ты даже не представляешь себе, что повлекут за собой твои действия! – продолжал он. – Это слияние – настоящая красная тряпка. Дальние Миры взбесятся при одном упоминании о возможности дать право голоса орионцам. И дело не в их «варварской ксенофобии» или в чем-нибудь еще. Это будет их вполне естественная реакция, когда станет ясно, что после появления в Палате орионцев доля депутатов из Дальних Миров станет там ничтожно мала.

– Ну и что?! – взорвался Тальяферро. – Пусть только попробуют отделиться! Мы передавим их, как клопов. Они покажут свою варварскую сущность, и Коренные Миры с таким же удовольствием, как и мы сами, навсегда изгонят их из Законодательного собрания.

У Дитера похолодело внутри. Нет, не от удивления, потому что он давно догадывался, что замышляет Тальяферро, но не хотел себе в этом признаваться.

– Боже мой! – негромко проговорил Дитер. – Так ты хочешь войны!

– Глупости! – Опровержение прозвучало что-то уж слишком быстро и не слишком естественно. Некоторые из собравшихся были явно поражены словами Дитера, и Тальяферро заставил себя улыбнуться:

– Что бы ты ни говорил, до войны дело не дойдет. В самом неблагоприятном случае кое-где могут вспыхнуть беспорядки, но ведь нам не впервой их усмирять, правда, Гектор? – Тальяферро подмигнул депутату с Кристофона – собравшиеся вспомнили о голодных бунтах на Кристофоне триста лет назад, и в зале послышались нервные смешки. – Но после усмирения недовольных никто еще не выходил из Федерации, – начал уговаривать присутствовавших Тальяферро. – А ничего, кроме беспорядков, произойти не может. У Дальних Миров нет ни Военно-космического флота, ни средств для его строительства, а у нас есть и то и другое. И вообще, если они окажутся настолько глупы, это в конечном итоге только упрочит наши позиции.

Дитер заметил, что слова Тальяферро произвели желаемое впечатление. Его соратники услышали, что хотели услышать. Он втолковывал им, что все в порядке и «игра» по-прежнему ведется по их правилам. Дитеру, конечно, удалось потрясти собравшихся, но не настолько, чтобы вырвать их из когтей Тальяферро, и он с горечью подумал, что никакие доводы политического неудачника не могут заставить приспешников Тальяферро ослушаться своего лидера.

– Ты ошибаешься, Саймон, – тем не менее сказал Дитер. – Даже если все и закончится «отдельными беспорядками», слияние нанесет непоправимый ущерб. Вы все позабыли, что Федерация существует только благодаря заинтересованности граждан в ее существовании. Если многие из них утратят к ней интерес, она погибнет. – Дитер с грустью покачал головой, чувствуя, что ему не верят и не хотят верить. – Не сомневаюсь, что вы не измените своих планов, – глухо проговорил он. – Но предупреждаю, что буду бороться с вами и здесь, и в Законодательном собрании.

Напряжение, царившее в зале, внезапно усилилось.

– Продолжай! – зарычал покрасневший от ярости Тальяферро. – Если бы не твой идиотизм, Палата уже давно проголосовала бы за слияние! Так что говори, пока у тебя есть такая возможность. Ведь скоро в Палате от тебя и духу не останется!

– Вполне возможно, – грустно сказал Дитер, ощущая бездонную пропасть непонимания и ненависти, разверзшуюся между ним и Тальяферро. – Может, я и не смогу вас остановить. Но когда Федерация из-за вас превратится в вооруженные до зубов коалиции, не способные сосуществовать в мире друг с другом, – воскликнул он, окинув зал сверкающим взглядом, – не забудьте, что я предупреждал вас об этом! И когда это случится, я скажу, что пытался остановить это. А что скажете вы?

– Да ты не уступаешь Шорнингу в красноречии! – презрительно воскликнул Тальяферро.

– Нет, Саймон! – Негромкий голос Дитера был прекрасно слышен во всех углах притихшего зала. – Он говорит лучше меня, но я не хуже его предвижу будущее.

Разозлившийся Тальяферро презрительно отмахнулся от слов Дитера, но в его жесте проскользнула едва заметная растерянность. Впрочем, Тальяферро был еще достаточно уверен в своих силах. Дитер посмотрел на бесстрастные лица, окружавшие его, и понял, что напрасно старается. Он убеждал их, но они отказывались слушать, так что теперь оставалось только бороться с ними.

Замок его кейса щелкнул, как выстрел, в воцарившейся тишине, и, направляясь к двери, Дитер пересек безмолвный зал, чувствуя спиной негодующие взгляды. Он понимал, что только что поставил крест на своей политической карьере, но больше всего его расстраивало то, что он несомненно проиграет в борьбе, которая предстояла ему теперь в Палате Миров.

Дитер аккуратно прикрыл за собой дверь и медленно пошел к лифту по коридору, столь же безнадежно пустому, как и его будущее. Всем своим существом он предчувствовал поражение. Он уже погубил свою карьеру, оскорбил Фиону, обнаружил, что сам совсем не такой, каким считал себя раньше, и понял, что политическая борьба в Палате Миров станет для него хождением по мукам. Политическим самоубийством ему было не искупить свою вину, но, может, теперь ему будет не так стыдно вспоминать о Фионе, ведь он сделал все, что мог, поднялся во весь рост и заявил: «Я – человек! Я желаю исполнить свой долг и имею право принести себя в жертву тому, что мне кажется правильным».

Первый раз за много лет Оскар Дитер вышел под усыпанное звездами ночное небо Земли с высоко поднятой головой.