Вой молодых волков

Глава 12

Коста давно не был в Александрии, а потому оглядывался по сторонам с немалым любопытством. Город, неимоверно разбогатевший на транзите пряностей и товаров из Индии, совсем оправился от разорения прошлых войн. Тут не осталось ни одного сожженного или разрушенного здания. Напротив, он был застроен плотно, как все города Востока, а следы пожаров на стенах тщательно отскоблили. Множество домов были совершенно новыми и радовали свежей известкой кладки. Тут делали крошечные окна. Безжалостное солнце Египта — это не то, что любили впускать в дом, ведь большую часть года здесь мечтали о прохладе. Впрочем, сейчас, когда солнце закатилось за горизонт, тут было почти неплохо. Да и ветерок, который нес с моря соленую свежесть, делал это место довольно приятным. Но это было личное мнение Косты, который стал записным северянином, живя в далекой Братиславе.

Мостовые из тесанных каменных плит горожане выметали добросовестно, а потому песок, который несло сюда из расположенной неподалеку пустыни, вывозили вместе с другим мусором. Александрия стала чудо как хороша, ничуть не похожая на место, истерзанное когда-то вечной враждой греков, египтян и иудеев. Все эти люди теперь жили рядом, не боясь соседей. Первый штраф за оскорбление человека иной веры был весьма чувствительным, второй — огромным, а третьего просто не было. Из Александрии таких высылали на сто первую милю, что означало разорение мелкого лавочника, а для купца — немыслимый позор и потерю заказов. Немилость государя — черное клеймо на всей семье. Боялись таких, словно заразы какой…

Лодочник Агафон заработал свои деньги честно, да только все это не повлияло ни на что. Император Святослав вместе с флотом находился в Карфагене, магистр Вячеслав с неполными тремя легионами отбивал самый сильный набег арабов со времен Амра ибн аль-Аса, а пригнать войска с южной границы так быстро не представлялось никакой возможности. Да и придет оттуда не больше двух тысяч, иначе беззащитную Фиваиду просто сметет волна нубийцев, почуявших слабину. И выходит так, что на всю Александрию в наличии три сотни стражников и сотня хорутанских гвардейцев. Удержать такими силами город, в котором жило пятьдесят тысяч человек — нечего и думать. Именно это и рассказал Косте великий логофет Стефан, когда тот ворвался во дворец, размахивая служебным жетоном с тремя полковничьими звездами. Это было так…

— Сиятельный! — склонил голову Коста. — Император Владимир ведет сюда флот и войско. И я очень рассчитываю, что он действительно хочет нам помочь. Я всю дорогу Деву Марию молил об этом.

— Расскажи-ка мне то, чего я не знаю, Константин, — великий логофет сложил руки на пузике, поудобнее устроившись в мягком кресле. Брат Само подарил ему это чудо, набитое конским волосом, и Стефан обожал его, проводя в нем долгие часы, когда разбирал почту.

Коста рассказал все, что знал, не пропуская ни малейшей подробности. Он не давал выводов, понимая, что многоопытный вельможа сделает их сам. И уже минут через десять пан полковник замолчал и выжидательно уставился на его светлость.

— Вот дерьмо, — прошипел Стефан, а потом выдал тираду на арабском, смысл которой Коста уловил весьма приблизительно. Что-то про испражнение шелудивых шакалов и совокупляющих с ними в этот ответственный момент хромых верблюдов. Там было еще что-то, но пан полковник знал восточные языки довольно поверхностно, и всех глубин сказанного сиятельным логофетом постичь не смог.

— Я понял, — невесело усмехнулся Коста, — вы тоже не допускаете мысли, что император Владимир и впрямь ведет войска на помощь брату?

— Я буду безмерно счастлив, Константин, если случится именно так, — Стефан потер виски руками. У него разболелась голова. — Но я не верю в чудеса. Мне кажется, он хочет поживиться на этой войне и вернуть какую-то часть земель.

— Тогда готовьте город к обороне, сиятельный. У нас неделя, а может, и меньше.

— Я ничего не приготовлю за неделю, — поморщился Стефан. — Это просто невозможно, ведь такого удара мы не ожидали. Арабы рвутся в Дельту, Вячеслав едва сдерживает их. Они не стали осаждать Пелузий и просто обошли его. Восточные провинции разоряют беспощадно. Они просто выходят из пустыни, грабят и исчезают в ней же. Они изматывают легионы, но не спешат давать сражение. Думаю, они ждут подкрепления. А если к арабам подойдет помощь, мы увидим их под стенами столицы. А у нас даже кораблей столько нет, чтобы перекрыть рукава Нила. Они все в Карфагене…

— Нужно немедленно отправить сообщение государю, — намекнул Коста. — Пусть его царственность с флотом придет сюда.

— Оно уйдет немедленно, — поморщился Стефан, — телеграфом. Но у меня скверные предчувствия, Константин… Исходя из того, что ты рассказал, твоему агенту подсунули пустышку. А если так, то это Владимир и его мать играют с нами. Они знают, где наш флот, а значит, попытаются сделать так, чтобы он сюда не пришел…

— Господин! — в покои Стефана ворвался секретарь. — Обрыв связи на телеграфе. Мы не получаем подтверждения приема сообщений…

— Что и следовало доказать, — грустно усмехнулся Стефан. — Мой брат был великим человеком, но его придумки сильно избаловали нас. Там, где раньше весть шла пару месяцев, она идет теперь за считаные часы. И мы начинаем строить свои планы исходя из этого. Готовьте патрульную яхту!

— Перехватят, — сказал Коста. — Если все идет так, как мы считаем, то корабли из Сиракуз уже крутятся где-то неподалеку.

— Хм… — задумался Стефан и приказал секретарю. — Яхту все-таки готовьте, а пока позовите сюда госпожу Софию! И срочно!

Княжна пришла через четверть часа и присела в церемонном поклоне.

— Дядюшка! Вы меня звали?

Коста с любопытством разглядывал будущую императрицу. Жена наследника красавицей не назвать. Крепкая, с волевым лицом, обожженным лютым пустынным солнцем, она была истинной дочерью своего народа, который выживал там, где изнеженный ромей не протянет и месяца. Уж больно сурова пустыня, где вода — великая драгоценность, а все оазисы наперечет, и за них идет почти бесконечная война. На ее голове был надет обруч с камнями-зубьями, как у всех женщин, принадлежащих к Золотому роду, а густые, иссиня-черные волосы убраны в сложную прическу. Дамы из императорского дома одевались нынче по обычаю Константинополя: они носили длинные шелковые платья с пурпурными полосами и пурпурные же туфли из тонкой кожи, расшитые жемчугом и каменьями. София сама порой приходила в ужас от цены своего гардероба. Иное селение в родной Гарамантиде стоило дешевле, чем ее обувь.

— Дядюшка! Вы меня звали?

— Да, моя девочка, — ответил Стефан. — Нужно отправить гонца в Карфаген. У нас большие неприятности, София. Мы полагаем, что корабль будет перехвачен.

— Мой младший брат здесь, — решительно ответила княжна. — У него задница сделана из железа, дядюшка. Обычному каравану идти туда два месяца, он доберется за полтора. Но нужны лучшие верблюды.

— Ты получишь все что угодно, — Стефан вытащил из ящика стола тяжелый кошель. — Пусть гонит без остановки и берет свежих верблюдов в каждом племени.

— Тогда он будет там через месяц, — решительно ответила княжна, взяла кошель и присела на прощание. — Он выйдет уже на рассвете.

— Нам придется сдать Александрию, — горько ответил Стефан. — Если ее возьмут штурмом, город просто утопят в крови. Восточные императоры уже давно нанимают в армию всякую разбойную шваль из горцев. Они от моего города камня на камне не оставят.

— Да уж… — протянул Коста, — закрыть ворота перед носом римского императора, который привел войско на помощь брату — это тянет на государственную измену, сиятельный.

— Вот и я о том же, — криво усмехнулся Стефан. — Я даже не представляю, что делать дальше.

— Этот дворец, сиятельный, — повел Коста рукой по сторонам. — Я слышал, что сам покойный государь дал несколько советов по его постройке.

— Да, это почти что крепость, — кивнул Стефан. — Окна крошечные, как бойницы, а стены в три локтя толщиной. Здесь есть свои колодцы и целая сеть подвалов и потайных ходов. Запас зерна тут на пару месяцев… И пополнить я его могу прямо из портовых складов… Хм…, а ты прав. Мы спрячем здесь все золото Александрии и будем защищать его. Купцы поверят охотнее мне, чем своре голодных армян, которых приведет сюда мой племянник.

— А куда ведут подземные ходы, сиятельный? — жадно спросил Коста. В его голове забрезжила вдруг одна неплохая мысль…

***

Неделю спустя море покрыли белые барашки парусов. Горожане смотрели со стен скорее со страхом, чем с надеждой. Они верили в императора Святослава, а в императоров Константинополя не верили вовсе. Слишком много страданий принесла их власть этой земле. Корабли государя Владимира привезли сюда целую армию. Среди них были и дромоны, оснащенные огненным боем, и обычные купеческие лохани, которые взяли на борт полусотню солдат. Этот флот шел не слишком быстро, пополняя запасы провианта и воды по дороге. Десять тысяч пехоты привел на помощь брату император Востока.

— Александрия, ваша царственность! — друнгарий флота угодливо склонился перед своим повелителем, который и сам прекрасно видел, где он. Владимир гостил здесь всего раз, но панораму порта запомнил. И тут было что-то так…

— Почему здесь нет купеческих кораблей? — удивился он, а сердце императора царапнуло нехорошее предчувствие. Его дружеский визит должен был стать приятной неожиданностью для дядюшки Стефана и дорогой невестки Юлдуз. Ах да… Елены! Для дорогой невестки Елены. Она же теперь не дикая степнячка, а римская императрица и добрая христианка. Если, конечно, можно назвать схизматика-монофизита добрым христианином…

— Кто-то их предупредил, хозяин, — сказал стоявший тут же комит экскубиторов Евгений, которому единственному дозволялась такая дерзость, когда рядом не было посторонних ушей.

За прошедшие годы безродный сирота Шишка не стал ни красивее, ни умнее. Зато он стал существенно богаче и обзавелся всем, о чем мечтал, и всем, о чем мечтать раньше даже не смел. Он был все тем же диковатым варваром, цепным псом императора, который, не рассуждая, мог повести в бой пехотную тагму или собственноручно задушить мятежного армянского епископа, не боясь божьей кары. Он вообще ничего не боялся, кроме гнева своего господина, перед которым преклонялся совершенно искренне. Для него, лесовика, воля отпрыска священного рода была сродни воле божьей. И он без колебаний выполнял любой приказ своего хозяина, служа ему как раб. Сенаторы боялись его пуще адских мук, и порой одного появления комита Евгения в Консистории прекращало там шум и споры. Аристократия Востока, с молоком матери впитавшая правильное восприятие власти и людей, ее составляющих, поняла все сразу. Если этому высокому, с длинными паучьими конечностями воину прикажут перебить их всех, он сделает это быстро и не раздумывая.

— Плохо, — расстроился Владимир. — Вдруг они успели войска подтянуть в город. Тогда мы зря сюда пришли. Все наши планы псу под хвост.

— Вроде нет! — оскалил редкие зубы патрикий и комит. У него было орлиное зрение. — Вон попы стоят у ворот, а с ними еще кто-то. Я его не знаю, хозяин, но на нем пурпур.

— Дядюшка, — с облегчением выдохнул император. — Слава богу!

Оба александрийских порта были изрядно перестроены, и количество пристаней как минимум утроилось. Императорские корабли причаливали, а на берег горохом посыпались солдаты, радующиеся тому, что теперь у них под ногами твердая земля, а не качающаяся палубы деревянной лохани.

— Здравствуй, мой дорогой племянник! — раскинул руки Стефан при виде Владимира. — Какими судьбами?

— До меня дошли вести, что арабы атаковали Египет, — обнял его в ответ Владимир. — Ну, я и подумал, что помочь брату — мой священный долг.

— Это прекрасно, — расцвел в улыбке Стефан. — Это просто замечательно. Твои воины переночуют в порту, а завтра можешь отправлять их в Пелузий. Тут, Владимир, войны нет.

— Мы погостим какое-то время, — усмехнулся император. — Люди устали. Им нужно отдохнуть, отоспаться и поесть нормальной еды.

— Я надеюсь, ты не потащишь в город свою солдатню? — жестко спросил Стефан.

— Наша царственность будет делать то, что ей угодно, — оскалил зубы Владимир. — Или ты, дядя, забыл, кто я, а кто ты?

— Этот город не принадлежит тебе, — с достоинством ответил Стефан. — Это столица твоего брата, старшего августа империи. Не забывай об этом.

— И где же он, когда на него напали арабы? — усмехнулся Владимир. — Я узнал, что на Египет идет еще двадцать тысяч воинов. Ты точно удержишь это войско легионами?

— Его царственность находится там, где считает нужным, — с каменным лицом ответил Стефан. — Я прошу тебя и твою свиту стать гостями Александрии, но свое войско оставь за стенами.

— Вели подать коней, — согласился Владимир. — Римский император не пойдет пешком, как какой-то солдат.

— Как прикажет ваша царственность, — покладисто ответил Стефан. — Мой повар уже готовит пир. Мы будем счастливы принять вас.

Торжественный въезд императора Востока вызвал у горожан смешанные чувства. С одной стороны, он был младшим братом августа Святослава, безмерно уважаемого здесь, а с другой — тысячи чужаков в порту заставляли сердца горожан биться чаще. Обычно ничего хорошего от такого соседства не бывало. Греческой речи в войске не слышно, лишь армянская, датская, грузинская, словенская и еще бог знает какая.

— А у вас тут вполне неплохо, — покровительственно сказал Владимир, оглядывая мозаики и мрамор стен дворца своего брата. — Бедновато, конечно, ну да ничего, разбогатеете. Лет через двести-триста…

И он расхохотался, жутко довольный своей шуткой. Все и так понимали, что повторить великолепие дворцов восточной столицы не дано никому из живущих владык, но он решил еще раз напомнить об этом своей родне. В Александрии сложные церемонии так и не прижились. Придворный этикет Константинополя фанатично поддерживался Юстинианом и Феодорой, которые наслаждались каждым движением тысяч евнухов, исполнявших свои бесконечные танцы по раз и навсегда написанным правилам. Феодора стала святой, несмотря на воспоминания современников, запомнивших ее незамужнюю жизнь такой:

«В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, в складчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась всем сотрапезникам; затем, когда все они, изнеможенные, оказывались не в состоянии продолжать это занятие, она отправлялась к их слугам, а их бывало порой до тридцати, спаривалась с каждым из них, но и тогда не испытывала пресыщения от этой похоти».

Хотя, наверное, это были враки, завидовали негодяи, которые писали всякие гадости про богоравную августу, выступавшую когда-то в цирке и продававшую вместе с сестрами юную красоту. Тем не менее этикет насаждала именно она, карая за малейшую провинность при его исполнении. Отступление от церемониала для простого смертного означало изгнание из дворца, а потому он оставался незыблем. А вот здесь и в Братиславе все было куда проще, и Владимир морщился, отмечая явно провинциальные замашки своей родни. Да у него в походе обед протекал более достойно, чем здесь.

— Попробуй вино, Владимир, оно из Италии, — Юлдуз, которая была по своему рангу равна деверю, показала на кубок, а Стефан поморщился. Начинать со слова Италия — так себе идея для застольного разговора. Все же Юлдуз оставалась слишком проста для той высоты, на которой оказалась.

Император окинул взглядом стол, где сидели дорогие родственники. Дядя Стефан, императрица Елена, изрядно раздобревшая после множества родов, София, нареченная жена племянника, дикарка из пустыни, и две младших дочери Святослава — Стефания и Людмила, семи и десяти лет. Девочки чинно подносили ко рту вилки, безошибочно выбирая нужную из великого множества приборов, лежащих на столе.

— Италия, ну надо же, — криво усмехнулся Владимир. — Из тех земель, что принадлежат мне по праву, я думаю? Кстати, дядюшка, раз уж мы заговорили о делах за столом, мне нужны деньги. И много. Я привел сюда армию, а ей надо платить.

— Но мы не ждали тебя, дорогой Владимир, — поднял на него невинный взор Стефан. — В Александрии нет ни единого солида, ни тюка ткани и ни фунта специй. Город пуст.

— Как это? — наливаясь багровой злостью, спросил его Владимир. — Куда же вы все это дели?

— Мы получили весть, что к Александрии идет огромный флот, и подумали, что это мусульмане, — словно извиняясь, развел руками Стефан. — А потому все ценное вывезли в одну из крепостей на дальнем юге. А купцы свои товары вывезли тоже. А почему тебя это так беспокоит, мой дорогой племянник?

Взгляд Стефана был настолько светел и невинен, что Владимир ощутил чувство, которое в последний раз испытывал, общаясь с Феодосием, братом жены. Императору жутко хотелось свернуть шею дорогому дядюшке. Он сдержался и от души приложился к кубку. Да, его облапошили. Но ему нужны деньги, и он их получит. Он не собирается тратить золото на эту войну из своего кармана. Его цели здесь прямо противоположны…