Вой молодых волков

Глава 13

Октябрь 568 года. Братислава.

Берислав сидел за столом, то сжимая пальцы в замок, то разжимая их. Александр сидел рядом, поддерживая дядю хмурым молчанием. Вести не радовали. Воинство Кия прорвалось за Дунай и прошло от Новгорода до Солеграда, разоряя все на своем пути. Хоть и успели угнать скот, но все зерно не вывезти, а потому пылали деревни, превращая берега Инна, самое зажиточное место Норика, в бесплодную пустошь. В леса пришлые воины лезть боялись, и там отряды под командованием старост, в военное время превращавшихся во взводных, били всех, кто подходил на расстояние выстрела. Остатки легиона засели в Новгороде и Солеграде, подкрепив собой городскую стражу и ополчение. И это внушало острожный оптимизм.

- Скажи мне, Варта, зачем легат за Дунай пошел? – простонал Берислав, обхватив голову руками. – Мост он разобрал. Побил бы на переправе их!

- Голову ему князь заморочил, - поморщился егерь. – Думается мне, ваша светлость, надо план Б включать.

- Думаю, да, - вздохнул Берислав. – Как же дурень этот нас подвел! Ведь совсем другой расклад на эту компанию был бы!

- План Б? – удивленно поднял глаза наследник. – Что это значит, дядя?

- Это значит, что нам с тобой придется заняться делом, которое воина не украшает, - поморщился Берислав. – А кое-кто и вовсе решит, что оно бесчестное, дело это. Я без нужды не хотел его включать, но теперь придется. Дядя твой на глазах силу набирает. К нему все больше бояр бежит. Видят, что мы бездействуем, а он побеждает.

- Цель оправдывает средства? – испытующе посмотрел на Берислава племянник, который совсем недавно по совету дяди прошел посвящение Высшей справедливости.

- Да, - кивнул Берислав, - если цель служит интересам государства. – Собирайся, Александр. С тобой пойдут верные роды тарниахов и сабиров. Кочевья кочагиров режете под корень. Скот и нетронутых девок пусть всадники забирают себе, а остальных под нож. Земля отходит нам, там сядут ветераны. Не дело, когда степняки кочуют прямо у стен столицы. Племя консуяр пока колеблется. На границу их земель пойдут два полка кирасир и мелкие роды из Дакии. Купи их, иначе они примкнут к Юруку. Он вернется тут же, как только узнает, что вы истребляете его народ.

- Но ведь соседние племена дали кочагирам клятву Великим Небом, что не тронут их! – удивился Александр. – Они нарушат ее?

- Я знал, что так будет, - грустно усмехнулся Берислав, – и сделал кое-что. Их ханы приняли завет Христа, а потому языческая клятва недействительна. Владыка отпустит им этот грех. А еще я дал каждому из них по десять тысяч золотом.

- А легионы? – удивился Александр. – Разве они не ударят по войску Кия?

- Пока нет, - покачал головой Берислав. – Мой брат любит читать Сунь Цзы. Мы ответим ему той же наукой. Этот мудрец писал: „Одержать сто побед в ста битвах - это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения - вот вершина.“

- Нельзя победить, не сражаясь, – удивился Александр.

- Я все-таки попробую, - невесело усмехнулся Берислав. – Видишь ли, дорогой племянник, победить твоего дядю в бою у нас не получится. Ты слишком молод, а я и вовсе не воин. Вот для этого и нужен план Б.

- Когда выходить моим егерям, сиятельный? – спросил Варта.

- Как только первый лед на реках встанет, - вздохнул Берислав. – Начинай с мильчан, они к Братилаве ближе всех…

Александр и Варта ушли, а Берислав пошел к себе. Покои матери располагались этажом ниже, но она не удостаивала его разговором с того самого дня, как он отказался выпустить ее из дворца, ссылаясь на приказ брата. Уже поймали несколько лекарок, которые пытались попасть к ней по старой памяти, и всех их пытали. Святослав оказался прав, заперев мать здесь. Лекарки, все до одной, оказались гонцами, и ни одна из них не выдержала допроса с пристрастием. Святослав заставил и наследника принять участие в этом действе и, если поначалу Александр не понимал, чего это дядя взъелся на безобидных старух, но уже через четверть часа допроса в глазах его стала появляться дымка тоскливой грусти. Что-то он начал понимать в этой жизни, то, чему не учат воинов. Их жизнь проста: получил приказ – исполняй. Так улыбчивый мальчишка, увидевший близко грязь и боль, понемногу взрослел рядом с дядей, постигавшим людей с малых лет. А где люди честнее всего? Правильно, в пыточной. Ты не сможешь притворяться там, где добираешься до верхнего предела боли.

- Эх, мама! – с досадой прошептал Берислав, проходя мимо стражи, охранявшей второй этаж. Он ответил на приветствия гвардейцев и поднялся к себе, плотно заперев на деревянный брус тяжелую дверь.

- Ты долго сегодня, государь-муж мой!

Ванда! Женщина, озарившая всю его жизнь и подарившая пятерых детей. Она слегка потеряла девчоночью стройность, но красота ее стала зрелой и мудрой, отчего он любил ее еще больше. Не было у Берислава друга ближе, хоть и не мог он признаться в этом никому. Даже отец не понял бы его. У покойного государя были довольно своеобразные отношения с женами, а в последние годы они и вовсе напоминали скорее деловые, чем личные. Каждая императрица выполняла свою роль, ничуть не менее важную, чем у руководителей важнейших Приказов. Вот и его жена исполняла свою, заменив живую Богиню для всех словен. Берислав не позволял ей искать себе замену, как это сделала мама, и она приняла его решение без сопротивления. Ванда сильно изменилась за эти годы, превратившись из простоватой деревенской девчонки в женщину образованную и разностороннюю. Она нутром чуяла, какая женщина нужна ее мужу и тянулась к знаниям, словно мотылек к свету. И княгиня не ошиблась в своем решении. За все годы супружества Берислав не взял в постель никого, кроме нее, разительно отличаясь в этом от своих братьев и племянников. Да и от отца, положа руку на сердце. Покойный император, почувствовав приближение старости, отдалял ее всеми возможными способами. А юные наложницы – лучший способ из всех, чтобы снова почувствовать себя молодым.

- Ты долго сегодня, государь-муж мой! – сказала она, когда Берислав вошел.

- Дела, Ванда! – ответил он, целуя ее. – Где девочки?

- У них урок, - махнула жена. – Ты обедал? Или опять нахватался кусков?

- Я не помню, - совершенно честно ответил Берислав и развел руками. – Дел было много. Что-то приносили с кухни, а что – даже не скажу.

- Ты все-таки пошлешь егерей? – испытующе посмотрела она на него. – Ведь так?

- Да, у меня выхода не остается, - поморщился Берислав. – И тебе придется объехать те земли. Нужно будет успокоить людей.

- Хорошо, муж мой, - сказала она и прильнула к его груди. – Я сделаю все, что прикажешь. Я помню наш уговор. А вот помнишь ли его ты?

- Я сдержу свое слово, Ванда, - ровным, без малейших эмоций в голосе, ответил Берислав. – Наш старший сын получит то, что причитается мне по праву.

***

Две недели спустя.

Вороные кони шли легкой рысью, неся на себе княжеских слуг в черных кафтанах. Родовичи, что провожали взглядом егерей, теребили амулеты и кресты, порой висящие на шеях рядом, и шептали друг другу едва слышно.

- Кромешники! Рятуйте, люди!

- Сам боярин Варта впереди! Вон, пуговицы золотые!

- Сказывают, он кровь заместо водицы пьет!

- Спаси Христос и Богиня наша!

Рослые кони красоты неописуемой подбирались по масти. Их выращивали на заводе, что располагался в бывшем хринге аварского кагана. Род тарниах ушел в те земли и получил в свои руки немыслимое сокровище – племенных лошадей из Персии и Аравии, которых скрещивали с местными породами и даже с дикими тарпанами, что бесподобно приспособились к здешнему климату. Все же арабские кони, хоть и были невероятно выносливы, но холода не любили и зимовали в теплых конюшнях. И вот за четверть века кочевникам удалось подобрать те пропорции разной крови, которая и дала породу, которую сам покойный государь назвал Самаевской. В честь Самая, хана того племени. Говорят, хан неделю потом пил, когда ему объяснили, что его имя в веках останется. Вот такая вот шутка судьбы. Имя великого кагана авар все уже забыли, а Самая, который мизинца его не стоил, будут помнить. Но кони и впрямь получились отменные. Рослые, сильные, обрастающие к зиме густой шерстью. Они выдерживали и мороз, и зной. Они несли тяжелого всадника в доспехе, с каждым поколением давая потомство выше и сильнее прежнего. Этим лошадям доставалась лучшая трава и овес, так с чего бы им мельчать.

Шипастые подковы с дробным топотом крошили комья земли, прихваченные ранним морозцем. Мерзлая грязь разлеталась в стороны под их безжалостными ударами, и казалось родовичам, что топот коней княжьих карателей знаменует собой мрачную неизбежность. Егеря несли «Слово и дело государево», и несли его явно, потому как шли при полном параде: в каракулевых папахах с кокардой в виде волчьей головы, в поясах с серебряными бляхами и с тяжелыми саблями, рукоять которых опять же представляла собой волчью голову. Впрочем, егеря и дальнего боя не чурались, и для этого позади седла был приторочен степной лук и колчан стрел. По всему выходит, что они княжью волю несут, чтобы всем она ведома была.

Егеря шли резво, да так, что немирное племя, давшее в войско мятежного князя Кия своих бойцов, ничего и понять не успело. Мелкие веси егеря не трогали, они им без надобности были. Впереди в рассветной дымке показалась богатая усадьба, что скорее напоминала небольшую крепостцу, какие стояли в словенских землях издавна. Тут-то и жил Мната, один из владык мильчан. А сейчас тут была только его семья, потому как сам владыка и его старшие сыновья ушли воевать за волю и землю.

Частокол с крепкими воротами стоял на невысоком холме, а посад на три сотни дворов раскинулся в первозданном хаосе изб и землянок. Тут не бедствовали. Жили не как в землях хорутан и дулебов, конечно, но тоже вполне неплохо. Не сравнить с пруссами и поморянами, где железный топор – величайшая ценность. Варта увидел и загоны для скота, и засохшее дерьмо на улицах. Тут мальчишки гоняли свиней на выпас в ближайшую дубраву. Желудей столетние дубы давали уйму, а потому и свиньи росли быстро, наедая к зиме небольшой слой сала. Впрочем, эти мысли в голове боярина пронеслись быстро, словно аварская стрела, и он указал плетью на ворота. Два всадника, скакавшие рядом, кивнули понятливо и завертели в руках веревки с трехзубой кошкой на конце. Молодые и гибкие парни залезли на частокол в мгновение ока, с ловкостью куницы, и уже через минуту сбросили тяжелый брус наземь, широко распахнув ворота. Часовых тут отродясь не бывало. Расслабился народец от спокойной жизни.

- Гойда! – страшным голосом закричал боярин, и егеря подхватили его клич.

- Гойда! Гойда!

Они со свистом и воплями поскакали в городок, хлеща плетью всех, кто встретился на пути. Они врывались в дома, выгоняя на улицы полуодетых людей, а тех, кто брал в руки оружие, рубили на месте. Сюда ворвался лишь один взвод, а два других редкой цепью окружили селение, перекрыв пути отхода. Они наложили стрелы на луки и двигались по кругу ленивой трусцой, не давая никому сбежать. Какой-то мальчишка, что попытался было уйти, не слушая предостерегающих криков, поймал стрелу и лежал на земле, раскинув руки. Егеря получили приказ не выпускать никого.

Уже через час с небольшим несколько сотен перепуганных людей сгрудились в кучу около капища, а боярин Варта, сидя за столом, вытащенным из боярского дома, творил свой суд, быстрый и справедливый.

- Та-а-ак! – протянул он, разглядывая старейшин, которые стояли перед ним босиком, связанные и избитые. Толпа баб и детей подвывала в ужасе, как и семья самого боярина, которую привели сюда же. Взрослых мужей здесь почти не было. Все они ушли за добычей.

- Где твой сын? – ткнул Варта в старика, который стоял первым.

- В походе, - хмуро ответил тот. – С владыкой нашим ушел.

- А ты, отец его, почему про данную государю клятву не напомнил? – недобро сощурился Варта. – Получается так, что ты изменника родил и от измены его не предостерег. Что же ты за отец? Что же ты за старейшина для рода своего? Есть что в оправдание сказать?

- Нечего, - хмуро ответил он. – Наши мужи со своим владыкой пошли. Он землями мильчан правит. Его слово – закон.

- Виновен в измене! – стукнул кулаком по столу Варта. – Повесить!

Егеря выдернули старейшину из толпы и подтащили к священному дереву, украшенному лентами. Они набросили петлю на шею и подтянули старика наверх. Тот немного посучил ногами и затих. На штанах его расплывалось мокрое пятно, а язык вывалился наружу в невыносимой муке. Толпа завыла в ужасе, ведь это уже второй смертный приговор подряд. Тот, кого судили первым, корчился на колу, вращая глазами. Он был еще жив и все понимал. Его через несколько часов убьет холод, а наступающая зима сохранит тело до весны. Снять тело казненного за измену – это тоже измена. Вира огромная на всем роде повиснет. Истлеть должен государев вор, рассыпавшись в прах, или веревка его должна сгнить. Только тогда наказание исполненным считается.

- Так! Теперь ты! – ткнул Варта.

- Остановить суд! – раздался властный женский голос. – Моя власть превыше твоей, боярин. Я этих людей судить буду!

- Государыня? – удивился Варта, встал из-за стола и поклонился в пояс. Поклонились и егеря, а родовичи, которые Ванду никогда не видели, так и остались стоять в оцепенении.

- На колени, олухи! – хлестнула по ним резкая команда. – Сама Богиня почтила вас. Молите ее о милости!

Родовичи, которые на колени падать были не приучены, неумело опустились на землю, с жадным любопытством разглядывая прекрасную женщину в распахнутой настежь шубе, крытой цветастой ромейской парчой. На голове ее сиял золотой обруч, усыпанный камнями, каждый из которых стоил чуть меньше, чем весь их городок. Золотое ожерелье, неимоверно массивное, тускло сияло на груди, закрывая грудь и живот, словно доспех. Позади ее кареты выстроился полк кирасир, делая мысли о сопротивлении и вовсе призрачными.

- О-ох! – разнеслось по полю. – Богиня! Сама!

- Я пришла в ваши земли, добрые люди, чтобы принести правосудие государей Святослава и Александра. Если не любо оно вам, то скажите, и я уеду, оставив вас на волю боярина Варты.

- Любо, матушка! - торопливо выкрикнули из толпы. – Любо! Ты суди нас! Не дай погубить!

- Тогда слушай мою волю! – ответила Ванда, и голос ее донесся до самого дальнего угла. – Владыка Мната виновен, как виновны и ваши сыновья и мужья. Мой приговор таков: владыке и его сыновьям – смерть, но тем, кто поневоле их приказу подчинился, я дарую свою милость. Пусть до зимнего Солнцеворота принесут их головы в Братиславу, и тогда ваш народ не тронут.

- Мы жертвы богатые принесем тебе! – заплакали перепуганные люди.

- Жертвы за государей наших приносите, - вещала Ванда. – Их именем я сужу вас. Я дарую вам жизнь, но милость моя не бесконечна. В следующий раз придет сюда войско, и только вороны останутся здесь из живых. Потому как нарушение клятвы – святотатство великое. И наказание за него может быть только смерть или тяжкое рабство. Поняли вы меня, люди?

- Поняли, матушка! – кричали бабы, пугливо прижимая к себе малых детей.

- Пощади!

- Живота!

- Но есть то, - продолжила Ванда, - что я хотела спросить у вас, люди! Что делать с семьей изменника? Что делать с поганым семенем, которое владыка Мната породил? Он ваших сыновей и мужей на смерть погнал. Он вас под мечи княжьих людей подвел. Не было бы меня, лучшие люди вашего народа сегодня приняли бы смерть лютую. Владыка ваш с богатой казной в дальние земли ушел бы, а вот ваша судьба - гнить на кольях как изменникам или страдать в рабстве. Так что скажете делать с семьей боярина Мнаты?

- Смерть им! – завизжала какая-то баба в толпе. – Из-за них мой муж на дереве висит! Смерть!

- Казнить их! – с облегчением подхватили люди, которые нашли виновных в своих бедах.

- Это ваш суд, люди, не мой! – покачала головой Ванда. – Я редко дарю смерть, чаще щажу врагов. Но противиться приговору не могу. Вы судили их, вам и карать!

Слово было сказано, но людское облако еще не успело дойти до того состояния, когда из него начинают разить молнии. Эти люди не были убийцами, да и семья владыки для них – родня. Мильчане мялись…

- Ну же! – крикнула Ванда. – Вы вынесли приговор, вам его и исполнять! Или вы сообщники владыки? Или я ошиблась, и судить нужно вас? Добро владыки теперь ваше! А сама усадьба его пусть сгорит в чистом пламени! Только священный огонь может смыть вашу вину!

Какая-то баба подбежала к жене боярина и с диким воем вцепилась в ее волосы, а следом за ней, почуяв кровь, бросились и другие. Эти женщины боялись за своих детей. А то, что теперь можно выместить свой страх на этих сытых суках, стало для них откровением. Впервые в жизни те, на кого боярские жены, снохи и наложницы смотрели, как на дерьмо, почуяли сладкое упоение местью. Они ведь ненавидели их, только боялись и завидовали. А сейчас, когда их поставили перед недвусмысленным выбором, они словно сорвались с цепи.

- Казну и узорочье мы из терема вынесли, государыня, - шепнул Варта. – Пришлось боярыню каленым железом прижечь. Нипочем, стерва, отдавать не хотела. Я в твой возок ларец положу.

- Добро, - поморщилась Ванда. Она всегда принимала жизнь такой, какая она есть, но живодера Варту терпеть не могла. Она боялась его до дрожи в коленях, не понимая, как ее муж смог приручить этого дикого зверя.

- Скажи своим людям, что их ждет щедрая награда за службу государю. Из взятой добычи половина ваша.

- Там много и другого добра, госпожа, - прозрачно намекнул Варта.

- Оно должно достаться родовичам, - пресекла его попытки Ванда. – Пусть они разграбят дом владыки, а потом сожгут. Таков приказ князя Берислава. А ты проследи, чтобы усадьбу дотла спалили, и гонцы в войско Кия ушли.

- Слушаюсь, государыня, - ударил кулаком в грудь Варта, краем глаза наблюдая, как толпа, вошедшая в раж, в каким-то диком исступлении топчет разорванные голыми руками тела.

- Ну, теперь-то понял? – спросила Ванда, а ее голос дрогнул.

- Князь Берислав мудр, - оскалился Варта. – В какой грязи весь род извалял! Им же теперь ходу назад не будет. Прости, госпожа, не догадался сразу.

- Куда дальше? – отвернулась от жуткого зрелища Ванда.

- Еще двух владык мильчан надо своим вниманием почтить, а потом в земли сербов-лужичан пойдем, - довольно оскалился Варта, который уже прикинул в уме свою долю. Получалось столько, что его сердце сладостно замирало. И он продолжил. – Только в землях лужичан мне кирасиры понадобятся, госпожа. Я одной ротой их городки не оцеплю. Там они побольше будут.

- Хорошо, я прикажу полковнику, - кивнула Ванда и прошептала, не слышимая никем. – Прости, Богиня, за то зло, что пришлось сегодня сотворить. Но пойдет во благо оно, чтобы куда большая кровь не пролилась. Клянусь тебе, я все сделаю так, как велел мне мой муж и господин. Потому что верю ему, как тебе. И даже больше…