Война

Глава 22

Глава двадцать вторая

Все государственные преступления можно подвести под две категории. Преступления безусловные и подлые, скажем так, абсолютные, вроде предательства Эфиальта, который показал персам козью тропу, в результате чего царь Леонид и тысяча его воинов были уничтожены, и преступления, оценка которых зависит от текущей политической конъюнктуры и идеологии. Сегодня ты преступник, а завтра — подул ветер перемен, и твои поступки оцениваются как подвиг. Бывает такое, верно? О, бывает, было — и будет, пока существует политика. А кем там оказался вчерашний преступник и нынешний герой — токсичным злодеем или же действительно — героем, не важно, важно то — как его поступки оценивает текущая власть.

Сейчас я был текущей властью. Я мог дать оценку преступлениям Адженды Нового времени.

Адженда на английском — означает всего-навсего «договор», и мой земной разум, когда я проговаривал местное слово «троу», упорно именовал его именно «аджендой», старый термин, имеющий отношение к земной политике.

Комендант и надзиратели собрали Адженду в кордегардии — продымленном, грязном зальчике, чьи стены были усеяны поучительными надписями вроде «Я буду пить вино до скончания века!», «Бабы — зло!», «От гороховой каши у меня брюхо крутит!», «Здешний суп — смерть!» — каковые для потомков оставляла скучающая стража.

Я смотрел, как проплывает мимо процессия унылых лиц: добра от нового архканцлера Адженда не ждала. Их осталось пятеро. Трое главных зачинщиков были казнены при Растаре еще десять лет назад, двое умерли в заключении. Каждый из оставшихся был упрятан в одиночную камеру, где пребывал в целительном молчании годами.

Наконец они расселись, кряхтя, охая, страшные и серолицые, заросшие, оборванные, ибо одежды им не меняли специально — так повелел Растар, видимо, имевший десять лет назад проблески разума; политические заключенные должны были страдать. Я дал им время обменяться взглядами, признать друг друга, даже покряхтеть друг другу в ответ, а еще — подкрепиться едой надсмотрщиков. Двое из Адженды сидели по одну сторону грязного, присыпанного крошками стола, трое — по другую. Я же стоял у двери и молча созерцал кордегардию. Комендант был изгнан, у дверей с другой стороны стояли шестеро Алых. Можно было начинать.

— Господа, я Аран Торнхелл, архканцлер Санкструма. Назовитесь, чтобы я знал, кто есть кто.

Послышался скрип суставов и мокрый кашель. Заключенные переглядывались. Среди них был один хогг — даже в тюрьме сохранивший яростный, темпераментный блеск глаз. Будучи политическим преступником, он не мог быть выкуплен землячеством, и влачил жизнь в заключении наравне с другими членами Адженды.

Ничего, скрипите, скрипите. Тюрьма ужасно старит — зато воля дарует вторую молодость. Особенно когда это не просто воля, особенно когда вы возвращаетесь с триумфом.

Все они были похожи — косматые, бородатые, пожилые…

— Айро Клафферри, — проскрипел хогг первым. — Генерал Айро Клафферри, заслуживший герцогский титул…

Да, заслужил: разгромил феодальную вольницу на окраине Санкструма.

Тут их прорвало. Они начали выкликать свои имена с ярым вызовом, будто я пришел огласить им смертный приговор, и они показывали, что меня ни капли не страшатся.

— Син Линдердайл! Граф, бывший член Коронного совета!

Да, выдвигавший крамольнейшие вещи про снижение налогового бремени на простых людей.

— Эйно Кроттербоун! Адмирал, милостью Ашара, победитель пиратской вольницы при островах Ворро!

Да, хитрым маневром победил…

— Вейл Айордан, герцог, хранитель королевских ценностей!

Угу, должность упразднена. На посту, будучи членом Коронного совета, выдвигал еретические предложения об увеличении контроля за общими расходами Варлойна.

— Дирест Роурих! Граф!

Угу, папаша графа Дельбадо Роуриха. Именно тебя я отправлю подтачивать корни нового сепаратистского союза…

Они зашумели все разом, но я, вскинув руку, остановил водопады слов.

— До вчерашнего вечера я не знал о вашем существовании, господа! Растары постарались стереть ваши имена из истории. Однако у меня похвальная привычка: перед сном я читаю Законный свод. Кто-то по вечерам курит эльфийский лист, кто-то надирается вусмерть, кто-то занимается любовными безумствами… Я тоже все это проделываю регулярно, я простой человек, но кроме того — я читаю Законный свод. И вчера я наткнулся там на вашу историю. Вы все — знатные царедворцы. Все вы — в какой-то момент пошли против воли монарха… И не только: вы пошли против воли фракций. Вы создали тайное общество. Общество, которое приняло своей главной целью — устройство государственного переворота с целью ограничения абсолютной воли монарха. На ваших собраниях звучали страшные слова: конституция, Палата общин, уничтожение верховенства знати, равные права для всех… Вы были разоблачены. Трое из вашего общества были казнены, прочие — навечно заключены в Дирок. Ваши семьи отреклись от вас, дабы сохранить свои привилегии… Вас забыли.

Я сделал паузу. Они смотрели на меня молча, ошеломленно.

— Вы привлекли меня тем, что разделяете кровь и воду. Вы все — люди умные и решительные, но вы не хотите проявлять жестокость попусту. Вы — гуманисты. Именно таких людей и хоггов я ищу.

Вновь настала звенящая пауза.

Адмирал Кроттербоун проговорил — будто ржавым гвоздиком по стеклу провел:

— Ищите… нас?

Я кивнул с ободряющей улыбкой.

— Вы опередили свое время. Вы ростки нового. Вы — те, кто будет двигать прогресс! Вы — те, кто сможет встать на острие моих реформ.

— Реформ? — несказанно удивился Роурих. Вся Адженда выпучила глаза. Реформы — именно это слово пугало сгнивший, слежавшийся механизм власти и все фракции Санкструма.

Никаких длинных речей. Все кратко. Ошеломительно, но по существу.

Я всматривался в их морщинистые лица со странным щемящим чувством. Удалось найти палочку-выручалочку? Или нет? Сидение по тюрьмам весьма… меняет характер.

Вейл Айордан, герцог, бывший хранитель королевских ценностей (должность упразднена), наиболее косматый из всей Адженды, недоверчиво тряхнул бородой.

— Мы слыхали… Я слыхал… Да в общем, все мы слыхали от надсмотрщиков… что вы, господин архканцлер, бастард, простите… хм… Эквериса Растара, и полномочный наследник престола после безвременной смерти всех прочих… хм… наследников.

Я кивнул.

— Истинная правда.

Дирест Роурих, граф, в заключении обзаведшийся обширной плешью, которую сполна компенсировала густая борода, сказал тревожно:

— Вы что же… Господин Растар… Как же… Вы принимаете наши… наши реформы? Вы же сами, простите… будущий самодержец… Вы что же, хотите себя ограничить?

Я помедлил, сделал несколько шагов к решетчатому окошку, за спины Адженды. Под окнами расхаживали двое Алых, а если прижаться носом к решетке, я мог видеть глухую стену Башни Ведьм, где сейчас Амара беседовала с Великой Матерью. Какие сюрпризы мне преподнесет их встреча? А ведь преподнесет, чую, и не вполне приятные…

Адмирал Кроттербоун проскрипел настороженно:

— Я… да и все мы… Я за всех говорю сейчас… так вот мы полагали, будто вы… э-э…

На помощь адмиралу пришел хогг Клафферри. Этот не стал чиниться и сказал быстро:

— Мы слыхали, что вы, простите, бесноватый! Кровожадец лютый. Такие вот слухи, хм, налипли на наши ухи.

Не родственник ли он Шутейника по какой-то из бесчисленных семейных линий? Или рифмовка и стишата у хоггов в крови?

Я обернулся от окна, снова прошел по залитому мертвенно-желтым светом каземату.

— Однако газета Бантруо Рейла… — проговорил папаша Дельбадо Роуриха. — Она совсем другое пела.

— «Моей империей» я владею.

— О! — Это был многоголосый возглас удивления.

— И я не бесноватый.

— И, простите, э-э, не радикал? — вкрадчиво поинтересовался Син Линдердайл, этот был наименее космат, и наиболее молод из всей пятерки; в глазах его разгорался заинтересованный блеск.

Я остановился у глухих дверей, обитых ржавыми стальными полосами с выпуклыми заклепками.

— Радикалы во власти — исчадия ада и самое страшное зло при любом строе. Они разрушают все, к чему прикасаются их руки. Разрушают они много, а вот к созиданию не способны… Радикалов используют, чтобы разрушить некие провластные институции, однако затем, в мирное время, от радикалов спешно избавляются, ибо на них печать вечного разрушения. Нет, господа, я не радикал и никогда им не буду.

Они зашумели, и шум этот был другой — активный, ярый, не придавленный. Я дал им надежду.

— И вашу власть… — не веря, уточнил Роурих.

— Да, намерен ограничить. Монархия — глупый и отживший свое рудимент. На одного деятельного монарха в роду приходится десяток таких, как Растар. Он ведь ничего не разломал, нет, он просто запустил все дела, он ничего не сделал для страны! И сейчас мы пожинаем плоды его бессилия. Поэтому власть монарха необходимо ограничить конституцией и деятельным парламентом.

Я переждал, пока стихнет восторженный хор голосов, и опрокинул на Адженду ушат с ледяной водицей:

— Да, господа, я действительно собираюсь ограничить абсолютную власть монарха и архканцлеров, разработать конституцию и совершить ряд глубоких структурных реформ. Я снижу налоги и уменьшу церковную собственность и урежу права дворян в пользу простого люда. Такова моя повестка, моя адженда на ближайшие годы. Но не все сразу. И реформы будут — только по моим правилам. Для этого на местах мне нужны надежные… и идейные люди… И хогги, разумеется, хогги, господин Клафферри. Ближайший мой друг и сподвижник — хогг. И вы, Клафферри, станете одним из них. Если согласитесь играть по моим правилам.

Теперь они шумели возбужденно, раздались возгласы разной степени возмущения. Я дал им время покричать, затем резким жестом призвал к вниманию.

— Только так — и никак иначе. Это моя игра и мои правила.

— А как же фракции? — нервно вскричал Син Линдердайл, бывший член Коронного совета, и вся Адженда Нового времени переглянулась.

— После ужасной драмы фракции слабы и разобщены. Я создам свою фракцию. Назову ее — фракция Здравого смысла. Все для простых людей и хоггов, ничего — себе. Таков будет мой девиз.

Сказав так, я подумал: главное, чтобы Блоджетт до времени не прознал про мои планы. Сейчас мне нужно держаться фракции Простых, которые делали ставку на меня, как на монарха. Но это временный компромисс. Если я хочу повернуть страну к свету, придется идти на такие вот временные компромиссы.

— Но фракции… они все равно будут против, — проворчал адмирал Кроттербоун.

Морщинистое лицо графа Роуриха утонуло в тенях.

— Да уж, — сказал он, и в этом «да уж» воплотились сомнения всей Адженды.

— Нет. Не будут, — отчеканил я. — Именно сейчас — самое время для воплощения новых идей. Именно сейчас — самое время! Да, проклятое время перемен, не дай Ашар при нем жить… Но иногда нужно менять существующий хаос на разумный порядок, иначе не выжить! Иначе пропадем. Пропадем все.

Генерал Айро Клафферри свел к переносите мохнатые, как у филина, брови:

— Вы к чему-то клоните, господин Торнхелл, ваше сиятельство… На что-то жирно намекиваете, и даже просто-таки непростительно, как бы… Хм, да…

Я скрестил руки на груди — извечный жест защиты, сказал, выпятив подбородок:

— Грядет война. И на период военных действий, я заберу себе всю власть в стране, к какой смогу дотянуться и легко и без внутреннего сопротивления осуществлю задуманные реформы. Мы не образуем с вами партнерства. Я — наследник престола, и на период войны потребую присягнуть мне на верность, едва меня коронуют. Предателей я буду уничтожать. То есть — предавать казни. В деле защиты Санкструма я пойду до конца.

Мысленно я оттер пот со лба. Ну вот, Рубикон я перешел. Теперь я действительно должен буду подписывать приказы о казнях государственных предателей и преступников, иначе местные меня просто не поймут, а вертикаль власти зашатается и распадется, как приставная лесенка с гнилыми ступеньками. Это значит — рано или поздно, но на руках моих окажется кровь, пусть это и будет кровь преступников. Казнить легко — но еще ни один верховный правитель не возродил к жизни мертвого человека.

Да, на время войны я сосредоточу в своих руках почти всю власть, стану местным Кромвелем, который сумел отобрать у церкви имущество в пользу государства, а потом замарался, предав казни супругу Генриха VIII Анну Болейн, чтобы король смог заново жениться. Нет, не хочу мараться в похожих интригах, пусть они даже будут на благо Санкструма, не хочу и не буду… Король потом убрал Кромвеля так же, как Кромвель убрал Анну Болейн — обвинил в измене и отправил на плаху. Казнили Кромвеля, между тем, не с первого удара. Это только в кино головы рубят красиво, а в случае Кромвеля то ли топор не наточили как должно, то ли король велел поиздеваться, так что рубили долгонько…

Но казни мне, чую, придется санкционировать.

Вкратце я изложил им историю с Варвестом, не тая, рассказал, что Санкструм сейчас будет зажат как в клещах между Адорой и Рендором, поведал об обстреле Варлойна железными ядрами, и о том, что армия моя пока маловата, и что Ренквист практически рядом с Норатором свил змеиное гнездо, и что Китрана находится во власти полоумных дэйрдринов, и что сейчас я нахожусь под колпаком у Сакрана и Армада. Я рассказал им все, без игр в поддавки. Я открыл им все карты.

Некоторое время царила тишина, только постреливали фитили в лампах, заправленных каким-то мерзко воняющим жиром.

— Ваши слова звучат прелюдией к апокалипсису, — высказался за всех Вейл Айордан. Он сцепил руки с выпуклыми костяшками пальцев, затем расцепил. Затем съездил кулаком по столу, так, что подпрыгнули щербатые глиняные миски, а деревянная кружка скатилась со стола, расплескав остатки дурного темного пива.

— Напротив, в моих словах — отблески грядущего триумфа. Нашими общими стараниями мы избежим прихода тьмы. — Пафосная чушь, но здесь так изредка принято выражаться, особенно если ты урожденный дворянин. Простак выразился бы проще: «Нам п…ц», на что я — будучи таким же простаком, мог бы ответить «А хрена!», но, кое-чему научившись в Санкструме, я выражался достаточно высокопарно. — Моя повестка — наступательная. Ваша, надеюсь, тоже. Я салютую вашей доблести и снимаю с вас и ваших семей имперскую опалу. — Я бросил на стол пустые акты о помиловании — бумаги с моей подписью и двумя печатями — монаршьей и архканцлерской. На актах были начертаны лишь несколько слов: «Помилованы высочайшей милостью и целиком восстановлены в правах, включая права фамилии», и ниже шел большой пустой участок, куда надлежало записать те самые фамилии. — Забыл сказать, господа. Эти акты — для вас. Сегодня вы выйдете отсюда даже в случае, если не захотите со мной работать. Вы окажетесь на свободе в любом случае. В любом, слышите? Вы достаточно намучились и заслужили… покой.

Они услышали. Снова начали переглядываться. Кое-кто покраснел, кое-кто побледнел, кое-кто начал чесать в бороде.

Дирест Роурих сказал, отдуваясь:

— А вы хитрец, господин Торнхелл… Теперь, если мы откажемся… после того, как вы все рассказали… Если мы откажемся…

Айро Клафферри подхватил:

— И вы прос… проиграете в битве…

— Войну прос… проиграете! — поправил его адмирал Кроттербоун, и я подумал, что человек, выражающийся подобным образом наряду с высокими оборотами, просто не может быть предателем и сквернавцем.

— Вина за проигрыш… за кровь и страдания всего Санкструма… — добавил Вейл Айордан, герцог, бывший хранитель королевских ценностей (должность упразднена).

Син Линдердайл вскочил, докончил за всех:

— …косвенно ляжет и на наши плечи! — он снова плюхнулся на колченогий табурет и расхохотался. — Вы, господин архканцлер Торнхелл, ваше сиятельство, тот еще интриган! Вы же не оставляете нам никакой лазейки, никакого выбора!

Адженда снова расшумелась.

Я пожал плечами и жестом велел им замолчать.

— Я задержусь в этом прекрасном месте еще на час. Я дам вам время все обсудить. Через час я зайду к вам, и услышу ответ.

— Вы заберете нас сразу? — осведомился Роурих.

— Нынче в сумерках прибудут кареты. Я хочу вывезти вас в Варлойн — или куда вы сами пожелаете — без свидетелей.