Война в потемках

Глава 3 Тот, кто решает…

— Что еще случилось?

— В Кен-Каро к мятежникам присоединились полицейские — их-то «не убивали как собак», — и части Внутренней Армии.[10] Это дело городских властей — вся Ирмийская область давно ждет лишь повода для бунта. ЧК сообщает, что долго они не продержатся — по ним уже бьют из танковых орудий. Основные силы истребителей остановлены у реки Кару — там взорван мост. Что делать?

— Для начала объясни, почему так случилось. Опять отличился Черми Эрно?

— Да. Он приказал вертолетчикам расстреливать людей на улицах. В ход пошли и ракеты.

— И они подчинились? В таком случае наша Внутренняя Армия не мятежники, а герои, защищающие город от убийц! Так им и передай!

— Да, но… — Найте подумал. — Черми объявит предателями нас! Это гражданская война!

— Сомневаюсь, что Черми кто-то поверит. В конце концов, он зашел слишком далеко. Нам придется от него избавиться — хотя, может быть, и не сейчас. Передай всем нашим частям, чтобы они оставались на местах. Если кто-то откажется подчиняться — он мятежник. Точка. Сейчас главное — прекратить стрельбу, даже силой, если не выйдет иначе. И если вертолеты Черми опять будут стрелять по людям — сбивайте! Передай Внешней Армии — они разбираются в таких вещах. Главное — прекратить сражение. Остальным пусть займется Маоней Талу.

— Но ведь он только…

— Один из нас!

— Но он настолько молод…

— Да? А сколько лет тебе? А мне? Я же говорил, что это будет нелегко! И еще — Бору дает явно недостоверные сведения. Это должно быть интересно для тебя! Похоже, осталось еще немало прохвостов, избежавших внимания ЧК во время Второй Революции и готовых при первой же возможности предать нас. Вспомни — они почти погубили нас, но тридцать лет назад мы от них избавились, как думали, навсегда. Здесь главная опасность. Если устраним ее, можно будет заняться остальными.

— Но, Анмай, я…

— Удачной работы, Найте!

Анмай прервал связь, поднялся и пошел по коридору. Через несколько секунд он понял, что идет прочь от лифтов, усмехнулся и пошел дальше. Стремление к публичности прошло у него раз и навсегда еще семь лет назад — после того, как пятнадцатилетний Йоолэй Халлэ въехал в толпу собравшейся в его честь молодежи на грузовике с тонной взрывчатки. Триста пятьдесят человек было ранено, полтораста, в том числе восемь прикрывших его своими телами охранников убито — просто потому, что оказались между ним и убийцей. Сам он отделался всего несколькими ссадинами и сильной головной болью — результатом контузии. Эта боль быстро прошла, но ужас от случившегося остался. Быть под непосредственной охраной он тоже избегал — хотя бы из жалости к охранникам. В конце концов, им доставалась собачья работа. Бесконечное ожидание возможной в любой миг атаки выматывало нервы и порой приводило к тому, что охранники сами начинали мечтать о том, чтобы случилось какое-нибудь несчастье — что угодно, кроме напрасного ожидания нападения. А мечтам ведь свойственно сбываться — или претворяться в реальность…

Анмай яростно помотал головой. Ему не хотелось ни о чем думать. Он просто шел вперед, наугад сворачивая вправо или влево, пока его внимание не привлек странный темно-голубой, тусклый свет, не похожий на привычный ему сине-ртутный. Посмотрев вверх, он увидел приваренные к потолку массивные цилиндры атомных ламп. Слабое, мертвенное свечение линз на их нижних торцах, отблескивая на влажной стали стен, разбивалось на множество одинаково зловещих оттенков. Так же бездумно он вступил в него. Выползавший из множества одинаковых темных ответвлений холодный туман скрывал продолжение туннеля. Шаги резко отдавались в тишине, эхо доносило их искаженный отзвук, словно стлавшийся по стальным плитам пола. В покрывающей их толстым слоем влажной, липкой пыли четко отпечатывались его следы. Никто не бывал в этой части крепости.

Туннель казался Вэру бесконечным… пока вдруг не оборвался у закрытых и намертво заклиненных стальных ворот, накрест перечеркнутых красными полосами. В боковых стенах по обе их стороны зияли широкие темные проемы и он обернулся.

Скрытый туманной голубоватой мглой трапециевидный туннель уходил, казалось, прямо в иной мир. Вдоль него дуло, туман собирался клочьями и плыл навстречу из мертвенной мглы — словно шествие привидений…

Анмай вздрогнул. Из мглы донесся жуткий надрывный стон с явно металлическим оттенком, затем — серия быстро приближающихся пощелкиваний. Вдали он заметил странное движение — нечто невидимое беззвучно взвихряло и разбрасывало клочья тумана, быстро приближаясь к нему. Он бездумно бросился в правый проем — левый был перекрыт решеткой, — и застыл у бездны, зияющей в двух шагах от его ног. Бежать было некуда. Мышцы Вэру непроизвольно напряглись. Вихрь достиг его, в лицо ударил порыв теплого ветра… и все.

Он с трудом сдержал истерический смех. Всего лишь сквозняк от открытой кем-то двери! А он едва не бросился от него прямо в…

Клубы тумана беззвучно шевелили его волосы и уходили в бездну. Вэру почувствовал, что взмок, несмотря на холод, и весь дрожит. Мышцы свело так, что он не мог двинуться с места. Он даже не представлял, что может так испугаться. Стоять перед смертью уже страшно — а оказаться беспомощно ожидающим между одной смертью и другой… и так глупо! На какое-то мгновение ему показалось, что ЧТО-ТО решило убить его из-за того, что он понял — и именно это было невыносимо страшно.

Анмай яростно помотал головой. Он был слишком чувственным — эмоции потрясали его, подобно взрывам, но, к счастью, отступали почти так же быстро. Сев у края шахты, почти полностью занимавшей пол просторного помещения, он осторожно заглянул вниз и поежился. Жерло было совершенно темным и нельзя было представить, насколько велика его глубина — может, и в милю. Свались он в него — его вряд ли бы нашли. Даже после восстановления Цитадели не все ее помещения были изучены — особенно нижние, к которым вела эта шахта. В ней было восемьдесят основных уровней — из них всего восемь над землей. Сейчас он был на десятом подземном — и вспомнил свои впечатления от посещения запасного командного бункера на самом нижнем, семьдесят втором глубинном уровне, почти в полутора милях под поверхностью земли. Неестественно плотный воздух, пропитанный мертвенным жаром, которым полыхали стальные стены, сами эти стены — покрытые странным бороздчатым узором плиты, словно изъеденные червями… В плотном воздухе каждый звук раскатывался громом, а на стенах местами были рисунки… способные свести с ума. Это производило столь угнетающее впечатление, что он больше не решался спускаться туда. Что уж говорить об остальных…

Он уселся у ворот, прислонившись спиной к их холодной стали. В подземелье царила абсолютная тишина. Клочья тумана, плывущие из призрачной глубины коридора, переливались в скрещенных, темно-голубых лучах ламп, приобретая странные очертания — файа, животных, мифических существ, и все это беззвучно текло, шевелилось, меняло форму в неизменном мертвенном сиянии, создавая у Вэру ощущение нереальности. Сам неестественный оттенок света, порожденного радиоактивным тлением, гипнотизировал, притягивал взгляд — на пыльные линзы ламп хотелось смотреть не отрываясь. Ему вдруг захотелось навсегда остаться здесь, где все случившееся казалось ему наваждением, сном…

Анмай вновь яростно встряхнул головой, злясь на себя за трусость. Трудно было поверить, что они своими слабыми руками достигли того, что издревле считалось привилегией богов — изменения законов природы — но в этом не было ничего невозможного. Он знал, что соотношение всех четырех великих сил природы, четырех фундаментальных взаимодействий — сильного, слабого, электромагнитного и гравитационного — зависит от уровня общей, единой величины — скалярного поля; а уровней устойчивого состояния этого поля бесконечно много. Его кванты — промежуточные векторные бозоны или лептокварки — были слишком массивны, чтобы рождаться в естественных процессах, даже самых энергичных, или в обычных ускорителях. Но Великий Коллайдер смог их создавать — возможно, считанные штуки, но и их оказалось достаточно, чтобы за тысячу миль он проснулся от страха. А почему — от страха? Ну-ка… Ну да — ведь организм настолько тонкая, сложная система, что даже ничтожное изменение электромагнитных сил межатомных, межмолекулярных взаимодействий может привести к нарушению тончайших биохимических реакций — прежде всего, в мозгу, — и к смерти. Это могло стать абсолютным оружием — и не только. Например, если немного увеличить сильное взаимодействие, то термоядерный синтез можно будет вести даже в обычной банке! Становилось возможным вообще все, в том числе и межзвездные полеты. Ведь световой барьер — тоже фундаментальная постоянная. Скорость света тоже можно увеличить, и тогда… Все разлетится вдребезги! Ведь от скорости света зависит энергия массы покоя, — и, значит, все реакции с выделением энергии вообще. И множество других фундаментальных постоянных…

К сожалению или к счастью, но они не были первыми на этом пути — не их предки, но иные расы прошли его и часть их знаний была понята — по крайней мере, Анмай знал, что открытый ими эффект на каком-то другом языке назывался Йалис,[11] а машина, которая его производит — Эвергет или Всесильная Машина. Ее устройство пока представлялось весьма смутно, но ее основной частью был сверхмощный ускоритель элементарных частиц, который они уже построили. Разумеется, у Йалис было множество доступных уровней и они пока что стояли на самом нижнем. Но на нем им требовалось всего лишь устройство, которое смогло бы контролировать уже достигнутый эффект — а построить его можно было даже без особых усилий — хватило бы осторожности и ума!

Анмай вскочил, его глаза блестели. Это была реальная возможность — если они все не исчезнут в хаосе, как говорил Маоней Талу!

Успокоившись, он снова уселся. Куда более важным был другой вопрос: дадут ли им вообще построить Эвергет — или, хотя бы, его прототип?

Вэру задумался. Внутри Фамайа такой проблемы не было: о работах просто никто не узнает, а дополнительные расходы вряд ли будут очень велики.

Но их страна не была единственной на Уарке. Во времена хаоса, когда двести лет назад произошла Катастрофа[12] — притяжение Бездны сорвало планету с орбиты и швырнуло прочь от солнца — Первая Революция охватила не все народы.

Конечно, если бы не Катастрофа, они все давно погибли бы, — совместное излучение светила и Бездны сделало бы температуру на поверхности невыносимой. Но их мир неотвратимо, со скоростью миллиона миль в час, приближался к Бездне, и эта скорость росла, как и уровень космического излучения — в горах Уарка уже нельзя было жить из-за него. Самое плохое — они не знали, сколько времени им осталось. По предварительным расчетам, сотни лет, может, и тысячи — а может быть, и нет. Это зависело от слишком многих факторов, включая даже плотность пыли в туманности. Как бы то ни было, если они не построят межзвездные корабли и не улетят отсюда, от их цивилизации не останется вообще ничего. Жесткое излучение сожжет жизнь, а потом и сама планета исчезнет в чудовищном диске плазмы, окружающем Сердце Бездны — колоссальную черную дыру. Ее масса, по последним оценкам, в два миллиарда раз превосходила массу исчезнувшего солнца. И, словно этого мало, — еще союз тридцати восьми государств, которые хотят уничтожить Фамайа — нельзя сказать, что незаслуженно!

Анмай невесело усмехнулся. Те, кто двести лет назад решили объединить весь мир во имя его спасения — еще не зная нужных способов — не смогли довести дело до конца. Причины этого были неясны, но все следующее столетие прошло в почти беспрерывных войнах между двумя социальными системами. Первая мировая война, начатая самоуверенными правителями Фамайа почти сто лет назад и бушевавшая еще шесть, привела к потере почти половины территории и огромным разрушениям. Государство тогда уцелело только благодаря превосходству своей общественной системы, основанной на науке, да фанатичной ярости своих защитников-файа, которых в случае поражения ожидала неизбежная смерть. Фамайа потеряла в той войне двадцать семь миллионов солдат и о подробностях тех ужасных сражений еще и поныне не всё осмеливались говорить…

Анмай гордился, что его предкам во главе с тогдашним Единым Правителем Эйасто Бардерой потребовалось всего двадцать лет, чтобы восстановить мощь попавшего было в зависимость государства — и не только. Благодаря наконец правильно понятым приоритетам был взят курс на развитие фундаментальной науки. Это оправдалось сполна — Фамайа первой получила ядерное оружие.

В начавшейся всего пять лет спустя Второй Великой Войне оно оказалось решающим преимуществом. Противник — Союз Свободных Государств — понес огромные потери. Поглотив шестнадцать его стран, Фамайа втрое выросла, занимая ныне тридцать миллионов квадратных миль — больше половины всей площади суши. Она раскинулась на двух континентах — почти всем Арке и скованной льдом Старой Фамайа. Поражения Первой Войны были отмщены сполна, но… дело не было доведено до конца!

Анмай знал, что когда истощились запасы атомных бомб, у Бардеры просто не хватило решительности продолжить наступление и добить почти беспомощного противника. Он предпочел закрепить захваченное. Повторить войну не удалось, с ее началом слишком затянули — по его же вине. А ведь лишь через десять лет у ССГ тоже появилось ядерное оружие! С этого времени всякие войны стали невозможны. Но теперь…

Почти наверняка доступные им слабые изменения окажутся гибельны только для сложных систем — людей — и не затронут простых — машин и зданий. Они получили оружие, о котором мечтали все захватчики.

Но Анмай не ощутил никакой радости при этой мысли. Прежде всего нужно было создать теорию Йалис — совершенно новую, лишь отдаленно соприкасавшуюся с остальными. Одно это потребует усилий тысяч ученых и займет, в лучшем случае, десятилетия. Без теории действовать нельзя — цена ошибки слишком высока. А сперва нужно выяснить, сколько и каких лептокварков рождается в их ускорителе — их, по теории Великого Объединения, двенадцать видов. Как они влияют на различные взаимодействия и как изменения взаимодействий влияют на все? Об этом придется подумать. А, чтобы довести Йалис до фактического применения, им придется переделать коллайдер, первоначально предназначенный лишь для фундаментальных исследований, и провести множество очень опасных экспериментов.

У Вэру внезапно перехватило дыхание, когда он понял, какого рода работа им предстоит. А ведь ССГ, узнав об открытии врагом Йалис — а после того, что случилось в Кен-Каро и здесь, в Товии, скрывать это долго невозможно! — и зная, что в случае постройки Эвергета у них останется выбор только между уничтожением и капитуляцией, без промедления нападет первым, стремясь уничтожить Фамайа, или, по крайней мере, плато Хаос.

Или не нападет? Ведь подобное нападение станет для ССГ самоубийством — оно не будет неожиданным, а ответный удар и без Эвергета окажется уничтожающим. Силы были все же неравны, и за Фамайа оставалось преимущество если не в количестве, то в качестве и в силе оружия. Она сможет победить — но сможет ли потом выжить? В этом он уже не был уверен и вновь проклял труса, не сумевшего завершить начатое. Теперь он сам попал в почти безвыходное положение. Ядерный мир — слишком хрупкая вещь. Что будет с ним, если обе стороны начнут угрожать друг другу уничтожением — одна требуя прекращения всех работ по Йалис, а другая — безоговорочной капитуляции первой? Или обе стороны потребуют друг от друга безоговорочной капитуляции?

Вэру охватила ярость и он вновь проклял Эйасто Бардеру. Из-за его трусости третья мировая война стала почти неизбежной. Как он только осмелился начать основные работы Проекта Спасения, не выполнив главного начального условия — объединения мира! А ему, в его двадцать шесть лет, придется решать все основные задачи Проекта — разом! Это тоже сильно смахивало на самоубийство. Конечно, можно отступить, прекратить работы по Йалис, — их опасность послужит неоспоримым аргументом — и искать обходные пути. Но может ли тогда Фамайа рассчитывать на спасение? Вряд ли — в ССГ не вели грандиозных работ по овладению технологиями межзвездных полетов и потому жили гораздо лучше. Их пропаганда неустанно подчеркивала это и спорить с ней было трудно — опасность грозила весьма отдаленным будущим поколениям и мало кто хотел жертвовать всем ради их блага. Вэру уже пришлось признать, что технологии в ССГ развиваются быстрее — но даже фундаментальные исследования в области физики межзвездных полетов требовали таких колоссальных затрат, что ограничивали потребности каждого гражданина Фамайа — по крайней мере, большинства. Мало кому это нравилось и единственным способом продолжать работы была, увы, олигархическая диктатура. А в ССГ полагали, что права и потребности живущих здесь и сейчас людей стоят на первом месте, а свободное развитие общества само приведет к нужным технологиям — когда в них возникнет необходимость. Вэру эта точка зрения представлялась безумием, причем, безумием заразным — все больше и больше людей и даже файа верили ей. Как правитель, он имел неплохое представление об состоянии Фамайа и понимал, что она падет и без войны, если не сокрушить ССГ в ближайшее время — но вот как? В то, что правители ССГ сдадутся просто потому, что он попросит их об этом, он все же не верил. Правда…

Если прототип Эвергета — про-Эвергет, как он решил его назвать — будет готов до того, как разразиться война, он сможет просто уничтожить ССГ. Быстро и полностью. И без каких-либо последствий для Фамайа. Это было просто идеальное решение — если не считать того, что перед ЭТИМ померкнут все злодеяния прошлых эпох. А Вэру не хотелось никого убивать. Ему никогда не приходилось делать этого… самому.

Но только за семь лет его правления в Фамайа было уничтожено — превращено в «бывших» — больше миллиона «врагов государства», большей частью по его же приказам, причислившим к ним воров, грабителей и наркоманов.

А уничтожение старой столицы Ааены[13] — Ревии, в которой вспыхнул мятеж? Правда, тогда ему было девять лет, и он нажал эту кнопку по воле приемного отца, не понимая еще, что делает. Но результат — два с половиной миллиона убитых, из которых восемьсот тысяч сгорели сразу, а остальные умерли в мучениях, по сравнению с которыми смерть на костре была милостью — результат был столь страшен, что его ужасала сама мысль о возможности повторения подобного. И его мысли метались, словно пойманные в клетку дикие птицы. В конце концов, себе трудно врать — перед ним была единственная возможность спасти свой — и другие народы. Воспользоваться ей — его долг, исполнить его — обречь на смерть миллионы, миллиарды невинных. А он просто боялся убивать — потому, что боялся смерти. Сказать: «это не мое дело, не могу, увольте?» До чего же странная ситуация — столько людей и файа рвется к власти, а он, обладающий, пожалуй, самой большой властью в мире, мечтает от нее избавиться! Но если отказаться, то что потом? Смотреть, как его преемник делает то, чего побоялся он? Это уже просто трусость. Или он сделает все, чтобы его народ уцелел, или станет предателем… хотя бы только в своих глазах, но с этим все равно нельзя жить. А как жить, зная, что ради одной спасенной жизни он убил десять?

Анмай начал понимать Бардеру, но в остальном совсем запутался. Теперь ему хотелось только одного — ни с кем не говорить и ничего не думать. Его взгляд рассеяно устремился в глубину коридора. Цитадель очень велика, найти спрятавшегося в ней практически невозможно… — он удивился своей трусости. Да, но что еще ему остается? Прыгнуть в эту вот шахту и избавиться от всех мыслей навсегда? Это тоже было бы предательством — по крайней мере, по отношению к Хьютай.

Неожиданно для себя Анмай рассмеялся. Ни одна из сторон не сможет одержать победы — но оставался еще третий путь: мирное объединение. Это, бесспорно, был бы лучший выход. Но как убедить их?

Он с ужасом понял, что даже не знает имен своих врагов — два века полного разрыва сделали свое дело. Между Государством Фамайа и ССГ не было никаких отношений — только подозрения и ненависть. Но все иные пути были отныне для него закрыты. Остался лишь один — навстречу своим врагам… или смерти мира.

Возвращаясь по коридору, полному туманных призраков, Анмай поклялся, что сделает все, чтобы не допустить войны. Наверняка с правителями ССГ можно найти общий язык. Просто никто из его предшественников не занимался этим всерьез! И он пройдет свой путь до конца, постарается, чтобы работы по овладению Йалис не уничтожили весь этот мир. Это же чисто техническая задача! Все остальное, в том числе и его собственная участь, просто неважно. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как добрался до центрального ствола.

Но, когда Вэру мчался вверх в скоростном лифте, ему показалось, что он взлетает к звездам.