— Товарищи, там, — Сашка махнул рукой на запад, — юго-западней Вязьмы в окружении карателей сейчас бьются и умирают бойцы партизанского соединения товарища Воронченко. Без медикаментов, без боеприпасов, без надежного тыла. Верховным Главнокомандующим нашему корпусу поставлена задача обеспечить воздушный мост к партизанам и в случае необходимости поддержать их прорыв воздушно-бомбовыми ударами, — Стаин обвел глазами стоящих перед ним людей. Бабий корпус — так их прозвали, были и другие, более оскорбительные прозвища, но то за глаза. И пусть! Они уже доказали, что могут и умеют воевать!
На него смотрели сотни пар горящих фанатичным блеском глаз. Замполиты постарались на славу, накачивая личный состав! — для большинства из вас это будет первый боевой вылет. Держитесь спокойно, крутите головой, как пропеллером, вы должны видеть все и всех вокруг, не выпускайте из виду ведущего, внимательно слушайте эфир. Страна дала вам возможность хорошо выучится, вручила в руки отличную боевую технику, не подведите оказанного доверия.
Сашка перевел взгляд на истребителей.
— Ваша задача не пустить к транспортным самолетам и вертолетам немецкие истребители. Любой ценой! Вам в помощь из состава ВВС Западного фронта придается 122 истребительный авиаполк. Силы наши велики, но и немцы не будут сидеть на попе ровно, — по строю прокатился шорох, — легкой прогулки не будет. Тем более сражаться придется над территорией занятой врагом.
Стаин закусил губу и, нахмурившись, посмотрел на девчонок вертолетной эскадрильи, буквально несколько дней назад закончивших училище и зачисленных в состав корпуса:
— Вертолетчики, Гитлером отдан приказ летчиков вертолетных частей в плен не брать, — при этих словах, над плацем прокатился гул, а люди в строю подались вперед. Сашке захотелось сказать, чтобы девчонки берегли себя, не лезли на рожон, но как такое можно было говорить сейчас перед строем?! Его бы просто не поняли. Он вообще, думал, надо ли доводить эту информацию до личного состава, но в конечном итоге решил, что надо. Люди должны знать, как к ним относится враг.
А девушки стояли нахмурившись. Кто-то побледнел, у кого-то на лице проступили красные пятна, но ни у одной не было в глазах страха, лишь решимость умереть за свою страну, за Родину, за партию. В душе закипала ярость. За что?! За что такой изуверский приказ?! В чем перед ненормальным бесноватым зверем по ошибке принявшем облик человека провинились эти девчонки? Это же его, Сашку Стаина Гитлер назначил личным врагом, а не их! Хотя, в чем провинились семь миллиардов простых людей, когда горстка безумцев развязала ядерный апокалипсис в его мире? Ладони сам и собой сжались в кулаки. — В общем, в случае чего, тяните до своих, всеми силами! — глупость сказал, можно подумать они могли сделать как-то по другому. Стаин прекрасно знал, что все женские полки корпуса поклялись друг перед другом в плен не сдаваться. А потом их поддержали и мужчины. Он замолчал, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и продолжил:
— Корпус временно перебазируется на прифронтовые аэродромы в районе Калуги, конкретнее кто и куда вам сообщат непосредственно командиры. Работать будем в основном ночью. Вы все прошли соответствующую подготовку, проблем в ночных вылетах я не вижу. Для приема грузов партизанами подготовлен временный аэродром. Но учитывая немецкие бомбардировки не факт, что он долго просуществует.
Сашка еще раз обвел взглядом строй:
— Все, готовьтесь, — и он не слушая, как командиры распускают людей, развернулся и, наклонив голову, отправился к себе в штаб, через тридцать минут будет совещание по поводу предстоящей операции. А еще ему было стыдно. Сегодня, при постановке задачи корпусу, Сталин категорически запретил Стаину боевые вылеты. Вертолетчиков поведет Никифоров. И как парень не упирался, Иосиф Виссарионович был непреклонен.
— Командир корпуса должен командовать корпусом, а не заниматься ерундой! — такими были слова Сталина. Ну как он не понимает, что после такого приказа Гитлера, остаться на земле равносильно предательству?! Как потом смотреть своим подчиненным в глаза?! А если кого-то собьют? Как ему потом с этим жить, есть, спать, любить Настю? Эти мысли тяжелым грузом давили на плечи, пригибая голову к земле.
— Товарищ подполковник! Товарищ подполковник!
Сашка скривился, будто съел лимон. Еще одна его головная боль и наказание! Артисты, мать их! Не боевая часть, а цирк шапито! То поем, то пляшем, то в парадах участвуем, то, вообще, вон, кино снимаем. Теперь по части шляется группа этих деятелей культуры во главе с директором и главным режиссером. Для проникновения в быт и атмосферу! И какого хрена им в Ташкенте не проникается? Или в Алма-Ате? Где там сейчас все кинодеятели обитают? Нет, им фронтовой дух подавай! А Мехлис и рад стараться! И ладно Лев Захарович — служба у него такая, но ведь это безобразие и нарком поддержал и даже Верховный! Одно утешает, хоть и слабо — под раздачу попал и 16-ый ИАП. Ох, как красиво и витиевато выражался Тимур Фрунзе, когда узнал, для чего его звено прикомандировано к корпусу. Возмущался, угрожал написать Сталину, а когда узнал, что его участие в съемках было предложено самим Иосифом Виссарионовичем, как-то сразу сник. И теперь их, таких обиженных двое. Еще и Зинка, которую тоже в приказном порядке привлекли. Да еще и на главную роль. Хотели затянуть в этот балаган и Сашку, но тут он встал в позу — или кино, или командование корпусом. Да и руководство летной подготовкой курсантов с него никто не снимал, но тут уже было попроще, эти функции все больше забирал себе Байкалов с братьями Поляковыми. И это правильно. Новые вертолеты Михаила Леонтьевича они знают лучше всех, им и учить летчиков. Да и с выпуска пара девушек ушла в инструкторы. Стаин уже и вздохнул с облегчением, нагрузка стала меньше, и тут эти киношники! Справедливости ради стоит заметить, что особых проблем они пока не создавали, старались нести службу наравне со всеми, стойко перенося тяготы и лишения, как сказано в уставе, но все ж они не были военными. А значит делать в воинской части им нечего! Но командование решило иначе, и его мнения никто не спросил.
— Товарищ подполковник! — снова раздалось позади. Пришлось остановиться и обернуться. — Товарищ подполковник, мы тоже должны лететь! — безапелляционно заявил Володя Венгеров[i], молодой парень, по каким-то непонятным соображениям назначенный главным режиссером картины. Позади него в отдалении толпились артисты, настороженно поглядывающие на Сашку. А форму носить так и не научились! Из всей этой гоп-компании нормально носил форму только Николай Крючков[ii], как сказали Сашке известный артист. Ну, может быть. Лицо вроде знакомое. Кстати, он единственный смотрел на Сашку спокойно, с веселой искоркой в глазах. Вдруг, неожиданно подмигнув, он развел руками, типа вот такой мы народ — артисты, терпи, товарищ подполковник.
— Куда лететь, Володя? — едва сдерживаясь, чтобы не вскипеть, спросил Сашка.
— На фронт! — упрямо насупился Венгеров, а молодые артисты и артистки закивали головами.
— А нахрена, я стесняюсь вас спросить?! — Сашка стал заводиться.
— Нам партией поручено снять фильм об этой войне, чтобы даже фронтовые летчики, поняли, что это не игра, не кино, а настоящая жизнь на фронте, настоящий нерв! — горячо заговорил Володя, — А как это сделать, если мы не были там, на передовой, мы не знаем, что чувствует летчик в бою. Поймите, товарищ подполковник, нам это надо!
— Володя, какое к чертям собачьим кино?! — вызверился Сашка, — Там не кино, там война! Хочешь знать, что летчики чувствуют, спроси. Зинку спроси, как ее еле-еле доктора вытащили после ранения, Тимку Фрунзе спроси про ноябрь-декабрь сорок первого. Их же вам специально придали! Хотите знать, что летчик чувствует?! Загаженные портки чувствует и холодный пот чувствует! Непередаваемое ощущение легкости, от которого леденеет все тело, когда непослушная машина тяжело проваливается вниз к земле, а ты скрипишь зубами и ничего не можешь сделать! А еще, чувствует, что лучше бы меня, а не его, когда сам сел, а товарищ с которым вот только утром вместе смеялись в столовой нет! Это вы хотите прочувствовать? — Сашку несло. Он понимал, что эти ребята ни в чем не виноваты, они просто хотят как можно лучше выполнить порученное им дело, но остановиться уже не мог, не в то время и не в том месте задал Венгеров свой вопрос.
— Товарищ Стаин, — вдруг вмешался Крючков, — все Вы правильно говорите, нечего нам там делать, каждый должен заниматься своим делом, — среди артистов прокатился возмущенный ропот, — но тут такая закавыка, что дело нам порученное просто требует, чтоб мы там побывали. Понимаете, этот фильм, возможно, лучшее, что может случиться в нашей профессии. И мы должны, обязаны сделать все, что в наших силах и даже больше. А риск мы понимаем. И летчиков мы уже порасспросили, — Крючков виновато улыбнулся, — но это не то. Одно дело услышать, другое почувствовать. Я в сорок первом на фронт просился, — он обиженно скривился, — отказали, сказали, что как актер я нужнее. А значит, я теперь играть должен, — Николай сжал кулак, и поводил им в воздухе, словно кому-то грозя, — так играть, как никто другой! За тех ребят, к которым меня не пустили летом. Чтоб не стыдно было перед ними! Прошу Вас, товарищ подполковник, — и столько надежды и боли было во взгляде этого мужчины, что Сашка не смог отказать.
— Что вы там делать будете? — сделал он последнюю попытку отговрить киношников, — А если убьют?
— Что прикажут, то и будем делать, — тут же горячо заговорил Крючков, — Желательно, конечно, чтобы в рамках ролей, но мы понимаем, что за штурвал нас никто не пустит. А убьют, так судьба такая. Там сейчас тысячи людей убивают, чем мы от них отличаемся? Ничем!
Сашка махнул рукой:
— Сколько вас на фронт рвется?
— А сколько можно?
Стаин задумался.
— Десять человек, не больше. Скажете Ивеличу, — взгляд Стаина полыхнул злорадством, пусть замполит с ними нянькается, в конце концов это его начальство навялило артистов, — что я приказал, он разместит по машинам. И никакой самодеятельности, приказы выполнять беспрекословно!
— Есть — выполнять приказы! — вытянулся Крючков и взял под руку режиссера. — Пойдемте, Володя. Товарищ подполковник спешит. А нам еще подготовится надо, решить, кто полетит, — и Николай стал уводить растерянно смотрящего то на Стаина, то на Крючкова Венгерова от Сашки, вслед за ними потянулась и остальная киношная братия. А парень облегченно вздохнул. Не было печали, так артистов черти накачали!
Первыми ближе к линии фронта улетели ночники, вертолетчики и транспортники, им предстояло начать работу уже этой ночью. На следующий день должны улететь бомбардировочный полк Расковой и истребительные полки Казариновой и Петрова. Дальников и штурмовиков решили к работе не привлекать, не было там для них целей. К утру Сашка буквально валился с ног, глядя на мир злыми, красными от недосыпа глазами. В таком же состоянии был и Коротков. Гуляев с первым же вертолетом улетел в Калугу, ему предстояло начинать операцию, а Сашка должен прибыть позже, когда все задействованные в операции самолеты будут переброшены под Калугу.
Коротков без стука ввалился в кабинет к Стаину и, тяжело плюхнувшись на стоящий у стены стул, мутным взглядом огляделся. Заметивна столе у Сашки стакан с крепким чаем Виктор несколько секунд тупо на него пялился, а потом кряхтя поднялся и в один глоток выхлебал содержимое.
— Если бы мне совсем недавно кто-то сказал, что за сутки можно перебросить на фронт пять авиаполков, я бы рассмеялся этому человеку в лицо, — пробормотал он, снова падая на стул и запрокидывая голову к стене.
— Четыре, — буркнул в ответ Сашка.
— Что четыре? — Коротков даже не повел головой.
— Четыре полка.
— Вертолеты с транспортниками я тоже за полк считаю. Особенно вертолеты. С ними само хреново. Все обеспечение только свое, у фронта ничего не отжать, — последние слова Виктор пробормотал засыпая, но видимо почувствовав, что вырубается вскочил со стула и растер лицо руками, — Бррррр, на ходу засыпаю.
— Поспи, а то совсем свалишься, — махнул рукой Сашка.
— Вас отправлю и посплю, — отказался Коротков, — если сейчас засну, не разбудите. Ты когда летишь?
— Вечером. Полк Казариной уйдет, покемарю пару часов и полечу.
— Хватит пары часов-то? — обеспокоенно спросил Виктор, — Не летел бы ты сам, есть самолет связи, с ним и улетишь.
— Нет, — голос Сашки звучал непреклонно, — на своей машине полечу, мало ли что.
— Смотри сам, — не стал спорить Коротков, — от наших есть что?
— Работают. Пономаренко звонил. Благодарил, за быструю помощь.
— Нам с его «спасиба» ни жарко, ни холодно, — ворчливо заметил Коротков. Сашка на это ничего не ответил, разочарованно глядя на пустой стакан. По привычке хотел крикнуть Зинаиду, но вспомнил, что она теперь не секретарша, а его бортстрелок и по совместительству актриса. Ну, или наоборот, актриса и по совместительству бортстрелок. С этими кинозатеями ГлавПУРа, ничего теперь не понятно.
— Вытащим партизан, будет тебе и что-нибудь посущественнее «спасиба» Первого секретаря компартии Белоруссии, — монотонно пробурчал Сашка, — а вообще гад ты, Витя, и несознательный элемент.
— Это с чего такие оргвыводы? — удивился Коротков, — Если ты про Зину, так у нас серьезно. Я понимаю, что не вовремя, ну так война, сейчас все время не вовремя.
— При чем тут Зина?! — удивился Сашка, — Я про чай! Выпил командирский чай, и зубы мне заговариваешь! — и, спохватившись, уточнил, — А что у вас с Зиной?
— И это друг и командир!!! — осуждающе покачал головой Виктор, — Я тебе два дня назад рапорт подавал. Расписаться мы с Зиной хотим.
Стаину стало стыдно. Действительно на следующий день после прибытия из немецкого тыла к Сашке подошел Коротков и, замявшись, сунул в руки какую-то бумагу, невнятно начав что-то объяснять про рапорт. Стаин, замордованный начальством отчетами об операции, не вдаваясь в подробности лишь спросил: «Срочное?» — и получив отрицательный ответ, сунул бумагу куда-то в стопку необязательных документов. Сашка порылся в ворохе бумаг и достал тот самый листок. Прочитав содержимое, он пробормотал себе под нос не совсем понятную для Короткова фразу:
— Хочу жениться, прошу разрешить. Кино и немцы, — и поднял тяжелый взгляд на Виктора, — вовремя, главное!
— Ну, так мы же не знали, что такой аврал будет, — не чувствуя за собой вины, тряхнул головой Коротков.
— А Зина что?
— А что Зина? Я похож на человека, который делает девушкам такие сюрпризы? Согласна Зина.
— Ты похож на хитросделанного начальника штаба, который нагло выдув командирский чай хочет жениться на его бортстрелке! — Сашка, послюнив карандаш, поставил размашистую резолюцию: «Не возражаю». — Держи, — он протянул рапорт Виктору, — поздравляю.
— Спасибо, — довольный Коротков, аккуратно свернув листок сунул его в карман гимнастерки.
— Не за что. Только потерпите до конца операции, — на перовмайские и распишитесь.
— Обижаешь! — возмутился Виктор, — Что ж мы, без понятия что ли!
— Ладно, понятливый ты наш, я к Казариной, а ты спать ложись, через два часа подниму.
— А сам?
— Вот через два часа сам и завалюсь. Все, Вить, не имей мне мозги, они и так отыметые. Жених! — Сашка покачал головой и вышел из кабинета, оставив там довольного Короткова, который, впрочем, в ту же секунду, придвинув к своему стулу еще парочку, скрючился на них и моментально захрапел.
Лена, напрягая глаза, вглядывалась сквозь огромные неудобные очки ПНВ в темно-серое ночное небо. Как же тяжело без системы обнаружения. И почему на новые машины ее не ставят? Хорошо хоть ПНВ есть, а то совсем кисло было бы. Хотя вопрос риторический, им давно уже объяснили, что те первые мощные вертолеты, на которых они летали сначала экспериментальные и стоят таких денжищь, что за один такой можно вооружить целую танковую дивизию. И самая дорогая в них именно вот эта начинка: система навигации, обнаружения и наблюдения, система наведения, автоматический радиокомпас АРК, радиовысотомер и многое-многое другое. Да и вооружение тоже непростое. Не зря на каждое использование этих машин требуется личный приказ товарища Сталина! Даже товарищ Берия не может отдать такой приказ, несмотря на то, что они принадлежат к его нарокмату.
А как тяжело было изучить все это незнакомое, почти фантастическое оборудование — запомнить и понять, как работает! Как она злилась на Стаина за его требовательность, как ненавидела его во время ночных зубрежек! Дура! Да после их занятий она с легкостью сдаст экзамены в МАИ. Наташка Меклин из ночного так и сказала, а еще сказала, что у Стаина знания выпускника авиационного института. Интересно, когда и где он успел их получить? Хотя лучше не знать! Очень уж много, тщательно оберегаемых НКВД, тайн вокруг Саши. Вспомнилось, как она вела при первой их встречи, и лицо полыхнуло стыдливым румянцем. Да и потом не лучшим образом показала себя. Надо же, посчитала его трусом, чуть не устроила бойкот в школе! Трусом, Сашку-то Стаина! Да в таких переделках, в каких они с Сашей побывали за последние два месяца, не всякий фронтовой летчик бывал. Одна только последняя операция в тылу у немцев чего стоит! Интересно, наградят за нее? А когда их с Настей сбили под Шлиссельбургом! Они с Идой летели на базу и плакали. И пусть ледышка и не показала виду, но она-то видела, какие красные глаза были у Весельской, когда она стянула «зешку». И какое облегчение и радость они испытали, когда узнали, что с ребятами все в порядке. Ведь на вынужденную они ушли почти на самой передовой.
Зато потом было награждение! Самим Иосифом Виссарионовичем! И он ее вспомнил! А как папа смотрел на ее орден! Со смесью удивления, уважения и гордости! А каким восторгом и завистью горели глаза учеников, когда они заходили в классы родной школы!
Все эти мысли крутились в голове у девушки, а глаза напряженно шарили по ночному небу, при этом не забывая сверяться с приборами. Не такая уж и простая работа у летчика-оператора, все видеть, на все своевременно реагировать.
— Подлетаем! — можно было и не предупреждать Иду, здесь они уже бывали прошлой ночью. Да и видно было сверху по редким всполохам разрывов и ниткам трассирующих очередей, где проходит линия соприкосновения партизан с карателями. От немецких позиций в небо ударили лучи прожекторов. Плохо, очень-очень плохо! Значит, за день немцы успели подтянуть в лес свои части противовоздушной обороны. Надо предупредить девчонок из ночного. Лена нажала тангенту СПУ: — Ромашка, здесь Язва. У немцев появилась ПВО. Наблюдаю три прожектора, — вот луч прожектора скользнул по одному из вертолетов и в небо потянулись очереди зениток, — и малокалиберная зенитная артиллерия, неустановленного количества. Двадцатимиллиметровки — уточнила Волкова.
— Язва, спасибо, приняли. Одиннадцатый уже предупредил, — раздался в наушниках голос командира полка ночников Бершанской. Лена прикусила губу, полезла попрек батьки в пекло, у нее же есть командир, почему она не подумала, что Петр сообщит такую важную информацию?
— Язва, молодец, продолжай наблюдение, — развеял ее беспокойство Никифоров. А внизу, почти под самым брюхом замелькали верхушки деревьев, сердце Волковой сжалось, настолько низко прижалась к земле Ида, чтобы избежать обнаружения прожекторными командами. Интересно, чей вертолет попал в луч света? Главное, чтобы с девчонками было все хорошо! Вроде успели уйти!
— Подлетаем, я в салон, — сообщила она Весельской, отстегивая ремни и получив в ответ напряженный кивок. Им вдвоем с Колькой сейчас разгружаться и принимать груз, а Ида так и останется за рычагами, чтобы тут же после приема раненых взмыть вверх и уйти домой. Лицо Литвинова в тусклом свете лампочки над дверью казалось мертвенно бледным. Вертолет еще не коснулся земли, а он завидев Волкову тут же начал открывать люк. Удар по ногам означающий, что они сели и из темноты к вертолету бросились бойцы партизанского соединения:
— Привет, — на бегу поздоровался первый из них и заскочил внутрь, — давайте быстрее, нас тут бомбят нет-нет, чтоб не налетели.
— Не должны, — обнадежила Волкова. Она знала, что советским командованием были запланированы бомбовые удары по близь лежащим к заблокированным партизанам аэродромам противника.
— А немцы об этом знают, красавица? — нервно хохотнул партизан, помогая Николаю отвязывать крепежные ремни. Ленка пожала плечами и выглянула из люка:
— В линию встали! Что столпились тут? Сейчас груз передавать начнем, — партизаны не споря выстроились в линию, а из люка уже появился первый ящик.
Работа спорилась и полторы тонны груза перекочевали из грузового отсека на площадку буквально в несколько минут. Волкова едва успела застелить пол заранее заготовленным брезентом, как в вертолет стали заносить носилки с ранеными. Кое-как перебинтованными, кто-то был без сознания, кто-то не переставая стонал, один паренек с замотанными окровавленными бинтами ногами густо матерился. Пока один из пожилых партизан не сказал:
— Васька, хорош лаяться, тут девушка.
— Простите, — выдавил из себя парень, не поворачивая головы, — больно очень. Так легче.
— Тогда ругайся, — разрешила Волкова. Но парень разрешение проигнорировал, лишь заскрипев зубами. Наконец, погрузка была закончена. — Коля, — Волкова посмотрела на Николая, — давай к пулемету, ждали нас немцы сегодня.
Литвинов кивнул:
— Понял, — и нырнул в люк на полу, позиция пулеметчика на этом вертолете была в гондоле под самым брюхом. А Лена уже поднималась к себе в кабину. Протиснувшись на место, она подняла руку вверх, показывая Весельской, что можно взлетать и вертолет тут же взмыл вверх.
— Наши все сели, не видела? — озабоченно спросила Ленка, судьба попавшего в луч прожектора не давала ей покоя. Ида молча покачала головой. После известия о смерти отца она как-то замкнулась в себе. Весельская и так-то была не разговорчивая, а тут вообще стало слово не вытянуть, и только Иса Харуев из разведчиков мог вывести ее из этого состояния напряженного молчания. Ну, и еще Стаин. Но ему было не до разговоров, командование таким огромным и сложным механизмом как корпус отнимало все силы и время.
Вертолет снова подлетал к линии соприкосновения. Машину затрясло, и послышался стрекот стреляющего пулемета, Литвинов обнаружил какую-то цель. И буквально в то же мгновение корпус тяжело вздрогнул, потом еще и еще раз.
— Попали, — процедила сквозь зубы Весельская, — Лена, давай в салон, посмотри, что с ранеными. Лена кивнула и стала снова отстегивать ремни. А пулемет Литвинова не умолкал, буквально захлебываясь. Волкова скользнула вниз к раненым. В салоне гулял сквозняк проникая внутрь через три больших пробоины снизу справа.
— Все целы?
— Ваську убили, — прохрипел кто-то. Лена хотела было двинуться на голос, как что-то вдруг ударило ее по ногам, а потом и куда-то в район живота. Она с удивлением посмотрела вниз, штанины на комбинезоне были разорваны и вокруг дыр стали появляться темные пятна. Она попыталась рукой нащупать место попадания в живот, но рука почему-то не слушалась, а потом накатила дурнота и она стала проваливаться куда-то вниз, вниз, вниз. Краем сознания еще успев поймать мысль: «А почему не слышно пулемет?»
[i] Венгеров Владимир Яковлевич, 11 января 1920, Саратов — 15 ноября 1997, Санкт-Петербург. Режиссёр, сценарист, актёр. Заслуженный деятель искусств РСФСР (26.11.1965). Народный артист РСФСР (26.12.1978). Окончил режиссёрский факультет ВГИКа (1943, мастерская Сергея Эйзенштейна). С 1944 года — режиссёр киностудии «Ленфильм», работал в группах Юлия Райзмана и Фридриха Эрмлера. Руководил III Творческим объединением «Ленфильма». В 1954 году поставил приключенческий фильм «Кортик» (по повести А.Н. Рыбакова. Ещё больший успех, во многом обусловленный прежними достижениями, ожидал и следующий фильм режиссёра «Два капитана» (по роману В.А. Каверина). Наиболее значительной работой Венгерова стал фильм «Порожний рейс», поставленный по книге С.П. Антонова.
[ii] Николай Афанасьевич Крючко́в (24 декабря 1910 [6 января 1911], Москва[1] — 13 апреля 1994, Москва) — советский и российский актёр театра и кино. Герой Социалистического Труда (1980), народный артист СССР (1965), лауреат Сталинской премии I степени (1941). Кавалер двух орденов Ленина (1940, 1980).