Воздушные рабочие войны. Часть 1

V

Сашка сидел, прикрыв глаза и откинувшись на спинку стула затылком прижавшись к холодной стене, а вокруг кипела радостная праздничная суета. Одуряюще пахло колбасой и тушенкой, рот сам собой наполнился слюной. Со всеми заботами и проблемами за весь день так и не удалось поесть. Приподняв веки, сквозь ресницы увидел, как Зинка с Евдокией Яковлевной о чем-то тихонько переговариваясь, режут колбасу. Тихонов, улыбаясь и перешучиваясь с Коротковым, стоит около Бершанской, помогая расставлять стаканы, и то и дело косит взглядом на ее новенький орден, или не на орден. И судя по ответным взглядам, дела у Лехи идут на лад. И хорошо. Они классные! Надо же! Всплыло словечко из той, прошлой жизни. Здесь так не говорят. Да и на Ковчеге словечко не использовалось, а сейчас выскочило из далекого прошлого. Наверное мирная обстановка так повлияла.

Надо бы встать, помочь, хотя бы ради приличия, но нет никаких сил. На самом деле не хочется никаких праздников и отмечаний, а есть дикое непреодолимое желание просто упасть в кровать и спать, спать, спать и чтоб никто не будил, никуда не надо бежать, чего-то решать. Чтоб проснуться и, почистив зубы, позавтракать жареной яичницей и опять завалиться в кровать. И чтоб вокруг никого. Хотя, нет! Валюха и… Настя. И кроме них больше никого! На сто, нет двести километров вокруг! И связи нет! Вот был бы рай!

Странно, где Валька? Как так, такое мероприятие и без нее. Точно обиделась, что в строй ее не поставили на награждение. А она ведь готовилась. Ребенок! Сашка улыбнулся. Ну как объяснить, что ей там не место?! Ничего, на обиженных воду возят, пусть привыкает, что тут воинская часть, а не детский сад. Надо быстрей решать на счет нее. В обычную школу или в новую военную? Спросить у нее, что она хочет? Так много она понимает! А может и много. Она столько пережила, не каждому взрослому выпадает. Завтра надо будет поговорить с ней, а там уже принимать решение. Характер у Вали хоть и добрый, мягкий, но если упрется, то не сдвинешь. Упрямая.

— Командир, давай к столу!

От окрика Никифорова Сашка вздрогнул. Надо же, задремал! Что-то странное, на фронте и больше не спал, бывало, а так не накрывало. Наверное, просто вымотался. Что-то все время на нервах в последние дни. Сашка рывком оторвал себя от стула.

— Я сейчас, — быстренько заскочил в туалет и умылся холодной водой, прогоняя дремоту. Все-таки хорошо, когда доступны блага цивилизации. Горячая вода, холодная, душ, сортир теплый. Поймал себя на мысли, что стоит и тупо пялится в стену, думая о какой-то ерунде. Нет, точно надо отоспаться! Быстро вернулся в кабинет. Без него за стол не садились. — Вы чего не садитесь?

— Тебя ждем, — пожал плечами Коротков.

— Вот он я, — ворчливо буркнул Сашка, — А Михаил Леонтьевич где?

— Задержится он, — ответил Никифоров, — что-то на заводе случилось.

— Серьезное? — напрягся Сашка.

— Нет. Производство. Сам понимаешь.

Сашка кивнул. Что такое производство он начал понимать. Как-никак на заводе приходится бывать частенько.

— Тогда давайте садиться, — и он первый плюхнулся на свое место во главе стола.

С шутками прибаутками расселись и вопросительно посмотрели на Сашку.

— Тебе слово, командир, — весело и раскатисто выкрикнул Ивелич.

Сашка встал и взял в руки наполовину полный граненый стакан. Опять водка! Так и спиться не долго. Частенько что-то выпивать приходится в последнее время. Может попросить налить вина? Нет, женщинам и самим мало. Ну значит водку, все равно много пить не будет. Эх, оборвал бы ему уши Пьяных за пьянку. Командир вертолетчиков Ковчега, пьяных терпеть не мог, и сам не употреблял, несмотря на свою фамилию. А хотя нет, не оборвал бы. Нынче они в званиях равны. Сашка невольно улыбнулся и оглядел своих сослуживцев, боевых товарищей. Сердце резануло грустью. Вспомнился отец и его друзья, бывавшие у них дома, офицеры с базы. Точно так же они собирались за столом по похожим поводам. А тут еще Берия, ничего не придумал лучше, как пошить для корпуса парадную форму по образцам ВКС России из того времени. А может и вообще Ковчег с разрешения Сталина раскулачил. Хотя нет. Штампы какого-то местного ателье стоят. Но пошито идеально, и цвет подобран почти один в один. По крайней мере, Стаин отличий не заметил. И ремни золотые. И погоны тоже. Красиво. Сашке нравилось. А вот полевая осталась такая же, как и была здесь. Обычная армейская. Только теперь с погонами защитного цвета вместо геометрии на петлицах.

Парень еще раз оглядел сидевших перед ним офицеров. Друзей. Добродушный и немножко наивный Никифоров, ироничный Коротков, Евдокия, Леха. Жора Петров, с которым поначалу не складывались отношения. Только неприязнь быстро прошла. Сначала появилось взаимное уважение, а потом и боевое товарищество. Евдокия Яковлевна. Сашка знал, что в полку ее зовут мамочка. Так по-доброму она носится со своими девочками. В конце стола, чуть особняком развалился на стуле вечно фрондирующий Вась Вась. Никак не может простить, что его забрили в госбезопасность. Вернее больше выпендривается. Из вредности. Зина. Она хотела уйти. Не по чину и должности ей здесь находится. Только кто ж ей позволит?! Столько пережито вместе за эти месяцы. И плевать на чины и звания. Сашка бы вообще всех награжденных собрал вместе. Отговорили его. Наверное, правильно. Младшие по званию будут чувствовать себя не в своей тарелке среди командиров, да и командирам не расслабиться толком. Потом конечно народ разбредется. Рачкевич с Бершанской в полк. Жора в эскадрилью. Да и Сашке надо будет со своими посидеть. Приглашали, ждут. Их с Никифоровым. И Зинку еще, куда ж без нее.

— Я говорить не умею. Да, и что тут сказать. По традиции надо полным стаканом обмывать. Но у нас сегодня такой звездопад, что сопьемся.

Послышались смешки:

— Не веришь ты командир в ВВС, — весело кинул Ивелич.

— В ВВС верю, а пьянство не люблю, — поморщился Сашка. — Потом, кто хочет со своими обмоете, как полагается. Но чтоб завтра все, как огурчики были. Рачкевич с Коротковым не сговариваясь одобрительно кивнули. — А сейчас просто поздравляю с заслуженными наградами и званиями. И я горжусь, что мне довелось служить с вами, — и он выставил стакан над столом. Послышался звон соприкасающихся стаканов и народ дружно выпил. Сашка же только пригубил, пить не хотелось совсем.

— А ты что это манкируешь? — заметив это спросил замполит.

— Не хочу, — махнул рукой Сашка, — устал. Боюсь выпью и усну прямо тут. Ивелич внимательно посмотрел на парня и молча кивнул. А за столом оживился разговор, послышались шутки. Сашка расслабленно сидел не прислушиваясь, ему было просто хорошо. — Николай, — обратился он к замполиту, — а поему тебя нарком графом обозвал?

Ивелич усмехнулся и сделал пафосный вид:

— А я и есть граф. Самый настоящий.

Наступила тишина и все с интересом уставились на замполита.

— Это как так? — удивленно за всех высказал застывший в воздухе вопрос Никифоров.

— Да обычная история, собственно. Я в детдоме вырос, а туда попал из тифозного барака, — грустно улыбнулся Ивелич. — Мама умерла, а я вот выжил. Я и не помню ее совсем. То, что до детского дома было, вообще, почти не помню. Так, урывками. Девятнадцатый год был. Разруха, голод. Помотало меня по детским домам. Где-то тогда и затерялись документы мои, фамилия вот только осталась. Я одно время даже сменить хотел. А то все вокруг Октябревы, Виленины, Коммунаровы, а я вот Ивелич. И сменил бы, да директриса у нас грымза была, — улыбка замполита стала задорно хулиганской. Сашке почему-то подумалось, что не столько директириса была грымзой, сколько его новый замполит был еще тем хулиганом и попил крови персоналу детского дома. — Уперлась она, — продолжил рассказ Ивелич, — сказала, ничего менять не будет. Ох и повоевали мы с Серафимой Петровной тогда. В общем, осталась у меня моя фамилия. А потом я и сам привык. Да и закрутилось. Пионерия, комсомол. Из детдома в армию ушел, на границу, на Кавказ. Турки тогда там шалили. Да, шалили, — повторил Ивелич и, что-то вспомнив, поиграл желваками на скулах. — Оттуда на курсы командиров. А потом в аппарат НКВД там же на Кавказе. Я же активный, с шилом в заднице, — усмехнулся замполит и посмотрел на Сашку, — это я предупреждаю если что. Там и с товарищем Берия познакомился. А когда в партию вступал, мне вдруг один товарищ и выдал, почему скрываю свое происхождение. А я в анкетах везде писал, что происхождение не знаю, детдомовский. Да и не знал я его если честно. А этот, — Ивелич скривился, — раскопал, что я из графского рода. Правда, обнищавшего. А я ни сном, ни духом. Только кого это волнует? В общем, вместо партии попал я под следствие. Спасибо Лаврентию Павловичу поверил мне. А потом и за товарища того взялись. Гнидой оказался троцкистской, — Николай махнул рукой, — впрочем, это не важно. А в тридцать восьмом меня ранили тяжело. Банду одну брали, вот там и подстрелили. Еле выкарабкался. Лаврентий Палыч к тому времени уже в Москву перебрался, но про меня не забыл. Я к оперативной службе негодный был, а к следственной у меня нет ни души, ни призвания. Вот он меня и двинул по партийной линии. А недавно вызвал и предложил к вам комиссаром, теперь уже замполитом. Я давно на фронт просился. Как-то так. Ну и на счет графского достоинства узнавал я. Действительно есть такой род. Боевой. Только графы мы не российские, а черногорские. Правда, со времен Екатерины на русской службе.

Сашка хотел было спросить, про французский. Ведь получается, что Ивелич самый обычный детдомовский парень, а не отпрыск высшего света, который, по мнению Стаина, и должен был его учить языку. Но осекся. Чуть всю легенду не порушил. Как же надоела эта двойная жизнь. Даже противно, что от своих приходится скрываться. Ладно, про язык он потом расспросит. Тем более отсидеться не получится, Николай парень напористый, да и нарком не слезет.

— Да уж, — протянул Никифоров, — комиссар и граф. Кому сказать — не поверят.

— А не надо никому говорить, — вдруг сверкнул из под бровей сталью Ивелич, — мы здесь все свои, нам воевать плечом к плечу. Поэтому вам рассказал. А другим не надо знать. Не тайна, но и ни к чему.

— Да я и не собирался, — осекся Петр, — просто необычно.

— А мы тут все, как на подбор необычные, — ухмыльнулся Ивелич. — Вон командир, в шестнадцать Герой Советского Союза, подполковник, командир корпуса. Наши милые дамы тоже не так просты, — Николай галантно склонился в сторону Бершанской с Рачкевич и Зинаиды. — Евдокия Давыдовна и Евдокия Яковлевна командир и замполит первого боевого полностью женского полка, Зинаида будущая артистка, — Зинка смущенно зарделась. — Начштаба у нас, — замполит кивнул на Короткова, — герой Испании и Халхин-Гола и если б не его ершистый характер сам бы сейчас минимум полком командовал, а то и дивизией. Там вон в самом конце стола притаился товарищ Ловчев, который у истоков русской авиации стоял. Вась Вась то ли удовлетворенно, то ли смущенно крякнул. — А за голову товарища младшего лейтенанта, — Ивелич весело посмотрел на Тихонова, — беляки с самураями даже награду в десять тысяч йен назначили.

Алексей смущенно промямлил:

— Да я ничего. Это все командир.

Взгляды с Тихонова скрестились на Сашке:

— Я не при чем, — усмехнулся парень. — Он на Дальнем Востоке с отцом нашей Ленки Волковой служил. Кстати, Леш, а за Владимира Викторовича, сколько награда была? — ну а что, интересно же.

— К тому времени, как его в Москву перевели пять тысяч. Долларов, — пояснил Тихонов. — Так мы и жили там. Они на нас охотились, а мы на них. А Евдокия с блеском в глазах поглядела на Алексея. Рейтинг младлея рос, как на дрожжах.

А Ивелич тем временем продолжил:

— Георгий с Петром еще два наших Героя с первых дней войны воюют. И хорошо воюют, судя по наградам. Так что корпус у нас хоть и новый, только сформированный, но нам уже есть, чем гордится и на кого равняться. Да и не ко всем на награждение лично товарищ Сталин ездит, — замполит, поняв, что его понесло, широко улыбнулся, — вот за здоровье товарища Сталина, товарища Берия и за наш славный корпус я и предлагаю выпить, — и, привстав, стал наливать водку в подставленные стаканы. Сашка свой не подставлял, у него и так было налито.

— Стаин-то с Никифоровым придут? — спросила Ленка у Насти. Девушка пожала плечами:

— Сказали, как освободятся, заглянут, — Волкова кивнула и продолжила накрывать импровизированный стол, составленный из прикроватных тумбочек в центральном проходе между рядами кроватей. Расположились с разрешения Бершанской в казарме у девушек. А в соседней комнате накрывался такой же стол девочками из ночного. Сначала хотели все вместе, но решили, что будет тесно. Лучше бегать друг к другу в гости.

— Колька, ну куда ты хлеб ставишь на край?! А если кто зацепит и уронит! — крикнула на Литвинова Ленка. Парень тут же подхватил миску с коряво нарезанными кусками ржаного хлеба и нерешительно замер, подыскивая место, куда поставить хлеб. — Ну вот, теперь он замер, как статуя! Давай сюда! — она выхватила у Николая тарелку и поставила ее туда же куда и он до этого, только чуть дальше от края. — Идите лучше с Игорем скамейки принесите из Ленинской комнаты. Сюда и девочкам, — она кивнула в сторону соседней комнаты, из которой раздавался веселый гомон. Литвинов тут же ухватил Бунина за рукав и тихо шепнул:

— Валим, — парни, понимающе переглянувшись, исчезли в коридоре.

— Ты чего на него накричала-то? — спросила Настя.

— На кого? — непонимающе уставилась на подругу Ленка.

— На Кольку.

— Да? — девушка задумалась, а потом махнула рукой, — Ай, да ладно, с него не убудет, — и плюхнулась на койку рядом с Анастасией. — Что-то я и, правда, какая-то злая сегодня. Перенервничала.

— Да ты всегда такая, — подначила ее Настя.

— Какая?

— Так злая, — расхохоталась Федоренко.

— Ах, ты! — рассердилась Ленка и, схватив подушку, ударила ей Настю. Та, хохоча, завалилась на спину:

— Ну вот! О чем я и говорю! Ругаешься, дерешься! Злая ты!

— Да я, да я! — возмущенно зашипела Ленка и, не выдержав, тоже расхохоталась. А потом серьезно добавила: — Просто на построении папу вспомнила. Как он? Опять ни письма, ни весточки.

— Все хорошо будет. Наверное, опять не может написать, не переживай, — сочувствующе поддержала подругу Настя. — А где Ида? Что-то я после построения и не видела ее.

— Плачет Ида, — голос Ленки стал сухим и безэмоциональным, — только я тебе ничего не говорила. Отца у нее немцы убили. Сегодня узнала от товарища Сталина, — Волковой стало не по себе. Она вдруг представила, что это ей при вручении ордена сообщили о гибели папы. Смогла бы она так, как Ида спокойно, не показывая вида принять такую весть, а потом еще провести показательный полет. И только когда всё успокоится предаться своему горю. В одиночестве. Чтоб никто не видел. Только Ленка и знала, как тяжело сейчас подруге. И то, только потому, что сложно такое скрыть от напарницы по экипажу. Настя охнула и полными сочувствия глазами посмотрела на Лену.

— Да как же это?!

— Вот так! — зло выплюнула Волкова, — и, пожалуйста, не надо ее жалеть. Ида она сильная, ей от жалости только хуже будет.

— Хорошо, — часто-часто закивала Настя.

— А вот и мы! — раздался веселый голос Ваньки Полякова. — Вы чего пригорюнились? — нахмурившись, спросил он, увидев чересчур серьезных девушек.

— Ничего, нормально все, — улыбнулась, как ни в чем ни бывало Ленка.

— Точно?

— Точно-точно. Могут же у нас быть свои девчачьи тайны?

— Аааа, ну если девчачьи. А мы вот что раздобыли, — и шедший позади брата Витька звякнул бутылками.

— Это что? — подозрительно посмотрела на красную жидкость в прозрачных бутылках Лена, — Вино?

— Нет. Вино достать не удалось, — разочарованно протянул Витька, — Спирт это с вишневым сиропом.

— Фууу, — сморщилась Волкова.

— Не хочешь, не пей, — обиженно выдал парень, — мы с братом всю свою тушенку сменяли на этот сироп, а ты.

— Извините, Вить, Вань, — виновато посмотрела на них Ленка, — я не знала. Просто я водку пробовала — такая гадость! — Волкову передернуло, — А тут спирт.

— А нет вина. В городе бы достали, но увольнительных же не было, — Витька пожал плечами, а Ванька согласно мотнул головой, — В общем вот, это нам, — парни выставили две бутылки на стол, — а это девчонкам из ночного отдадим, — и братья дружно шагнули на выход, столкнувшись в дверях плечами и расхохотавшись из-за этого. Настроение у них было отличное. Ну и пусть их не наградили орденами. Зато им досталось по «Отваге» за то случайное боестолкновение. А ордена они еще заработают, война не завтра закончится. Не успели братья скрыться, как в коридоре послышался грохот и в дверях появились Литвинов с Буниным, тащащие тяжеленую сколоченную из досок скамейку. Поставив ее к столу, они тут же снова исчезли, чтоб нее попасть под горячую руку поймавшей хозяйственный кураж Волковой.

Но, в конце концов, подготовка закончилась. Подошли Лида с подружкой по Тамбову Наташей, следом за ними гурьбой ввалились приглашенные девушки-курсанты. За них Максимова попросил лично Стаин. Появилась Ида. Только слегка припухшие, покрасневшие глаза выдавали ее состояние, а так она оставалась такой же требовательной, холодной и рассудительной сержантом Весельской. От ночниц вернулись Поляковы. Глаза у братьев поблескивали, значит, уже успели принять. Волкова, заметив это, нахмурилась, но ничего не сказала.

— Ну что, где там наши отцы-командиры? — весело воскликнул Ванька Поляков.

— Мы Зину видели, — тихонько произнесла Лида, — она сказала без них начинать, они потом подойдут.

— Тогда давайте садиться, — народ стал рассаживаться. — Ну, что? Кому первое слово? — спросил Иван, разлив с братом спирт по стаканам.

Все повернулись к Весельской. Ида, тряхнув белокурой челкой, спокойной встала:

— С первыми наградами нас, ребята! — Глаза ее вдруг потемнели: — И желаю всем нам дожить до победы, — голос ее дрогнул, не чокаясь, она опрокинула в себя спирт, благо налито его было немного и, даже не поморщившись, села на место. Все молча и удивленно уставились на Иду. Но тут Волкова переключила внимание на себя:

— За нас, ребята! Первую отдельную вертолетную эскадрилью! Вот увидите, скоро мы станем полком! И быть Лидка твоему Петечке командиром полка.

Шадрина зарделась:

— Никакой он не мой!

— Ну, мы пить будем?! — хором гаркнули братья и стукнулись стаканами. К ним тут же присоединились Игорь с Колькой, а следом и остальные. А потом пошло обычное застолье. Непривычные к алкоголю ребята захмелели довольно быстро. Но с выпивкой не частили. Во-первых, ее было мало, а во-вторых, надо было оставить к приходу командиров, а то некрасиво получится. Так что пока только громко и весело переговаривались. Братья рассказывали восторженно смотрящим на них курсанткам, как они героически косили врагов из пулемета. Лида о чем-то тихонько рассказывала Наташе, иногда обращаясь к Весельской, на что Ида только молча кивала. А Настя, Лена, Колька и Игорь почему-то вспомнили школу. Как там их учителя? Елена Петровна, Вилен Дмитриевич, Владимир Иванович? Одноклассники? Нина Кононова теперь одна в госпитале осталась. А кто вместо Николая стал командиром самообороны? Но лишь разговор зашел о родителях, Волкова тут же перевела его в другое русло, увидев, как напряглась Ида. Так они и трепались ни о чем, пока не послышался шум в коридоре и в дверях не появились Стаин, Никифоров и Воскобойникова. За спиной у них маячили Бершанская и Рачкевич, но они быстро ушли к своим девочкам, откуда послышались радостные возгласы. Ночники своих командиров любили и уважали. Впрочем, как и вертолетчики. Они своих командиров тоже встретили радостным гулом. Те, кто уже побывал на фронте. А вот курсанты наоборот напряженно попритихли, попытавшись вскочить. Но остались сидеть, получив знак рукой от Стаина.

— Мы не одни, — сразу предупредил Сашка, — еще два места найдется? — он посторонился и в комнату зашли Коротков с Ивеличем.

— Найдем, товарищ подполковник, — Ида повела взглядом, и ребята тут же пересели теснее, освободив для командиров отдельную скамейку.

— Вы чего напряглись? — подмигнул курсантам Ивелич, — Мы с товарищами командирами не кусаемся! — и первым, перешагнув через скамейку, уселся за стол. Майор, вообще, на первый взгляд казался парнем веселым, компанейским и свойским. Если бы не острый, изучающий взгляд нет-нет поблескивающий из-под густых черных бровей, будто через прицел. Мгновение, и на тебя вновь смотрит веселый балагур. Ох, непрост у них замполит. Совсем непрост. Теперь и непонятно, кто у них больше особист: начальник особого отдела подполковник госбезопасности Назаркин, или майор Ивелич. Следом за Николаем сели и Никифоров со Стаиным. А Зинка проигнорировав свободное место, протиснулась к Иде, растолкав сидящих рядом девушек. Отчего на их скамейке стало тесно. Настя недовольно зыркнув на Зинку, решившись встала и пересела к Сашке, под одобрительно ехидный смешок майора. А вслед за Настей к Петру пересела и Лидочка. На такое перестроение Ивелич посмотрел восхищенно вздернув брови. Казалось, он хотел что-то сказать, но наткнувшись на хмурый Сашкин взгляд промолчал. Поляковы опять разлили:

— Товарищ подполковник, скажите что-нибудь, — подмигнул Витька.

Сашка мотнул головой:

— Пусть вон замполит скажет, у него лучше получается.

— Эээ, нет, — возмутился, Ивелич, — ты командир, тебе и слово!

Стаин поморщился, но взял стакан:

— Вставать не буду, все свои. Ребята, поздравляю. Верю что не последние награды у вас. Хорошо повоевали, — он зло усмехнулся, — надеюсь, европейцы довольны. Вот и будем их удовлетворять до самого Ламанша!

— Эк, ты замахнулся, командир! — хохотнул Ивелич и осекся под яростным взглядом Сашки.

— Это я еще поскромничал, — и поднял руку со стаканом над столом, — ладно, давайте за наших орденоносцев и медалистов. Ребят, медали завтра на утреннем построении вручу, — он глянул на Поляковых. Братья понимающе кивнули. Выпив и закусив Ивелич наклонился к Сашке.

— Саш, ты чего так разозлился-то?

— Извини, устал просто. А разозлился, — он куснул губу, — есть причины.

— Не поделишься?

— Нет, Коль. Может быть когда-нибудь потом, — но сказал это так, что сразу стало ясно — никогда.

— Понял, — поднял руки Ивелич.

— Спасибо, — улыбнулся Сашка. Он действительно был благодарен майору за вот это понимание.

Разговоры за столом постепенно вновь становились непринужденными. Народ стал выходить из-за стола. Поляковы и Бунин уже несколько раз ныряли к ночникам, возвращаясь оттуда, блестя глазами, с видом котов обтрескавшихся сметаной. Сашка тоже размялся, сходил еще раз поздравил летчиц из ночного. Вернувшись, за стол садиться не стал, а плюхнулся на чью-то койку. Рядом тут же прижалась к нему теплым боком Настя, отчего у Сашки на душе стало тепло и радостно. На соседней койке устроились с одной стороны Никифоров с Лидой с другой Волкова и Литвинов. Потихоньку вокруг образовался свой кружок. К Петьке с Лидой подсели Зинка и Наташа, к Сашке с Настей Ида, к Николаю с Ленкой Бунин и Витька Поляков. Веселый голос Ваньки слышался из соседней комнаты. Ивелич с Коротковым как-то незаметно пропали, решив не мешать молодежи.

— Сань, может, споешь? — с надеждой посмотрел на друга Никифоров.

Сашка отрицательно помотал головой:

— Пусть вон Зина споет, у нее хорошо получается.

Но Зинка тоже уперлась.

— Вот еще! Нашли артистку! Давайте лучше танцевать, мы с девочками сейчас все организуем!

— Идите, — махнул рукой Сашка, — а я тут побуду.

— Тогда и мы не пойдем, — за всех высказалась Волкова.

— А где Валя? — к своему стыду Сашка только сейчас вспомнил про сестренку.

— Валя тут всех гоняла. И нас и ночниц, — усмехнулась Ленка, — вся в брата, — ну Волкова не была бы Волковой, если б не пустила шпильку, — А потом раз и уснула. Мы ее к старшине в каптерку унесли, чтоб не разбудить. Сашка благодарно кивнул:

— Спасибо.

Потихоньку разговор опять ушел к дому, к родителям. Лена с Настей с тревогой поглядывали на Иду. Но девушка уже успокоилась, только во взгляде иногда проскальзывала нечеловеческая тоска и боль. Это пройдет. Жизнь продолжается, а время лечит. Так под разговоры, Сашка не заметил, как задремал. Он не слышал, как заходили в гости разведчики. Как ребята убирали столы. Как в соседней комнате заиграл граммофон. Он даже не чувствовал, что все это время у него под боком пролежала Настя, боясь пошевелиться, чтоб не разбудить его. И лишь когда все начали расходиться, его поднял Никифоров. С тяжелой головой, полусонный, добрел до своей койки в штабе и кое-как стянув и повесив форму отрубился. Уже до утра.