Воздушные рабочие войны. Часть 1

ХХ

Раннее первомайское утро в тихом московском дворике началось с громкого гомона детей и любопытных взглядов взрослых. Эпицентром суеты оказались две девочки в ладно пошитой армейской форме, вокруг которых крутилась стайка их ровесников. Вернее в самом центре внимания была одна из них, та, что постарше и пошустрее с белыми бантами на рыжих косичках, торчащих из-под синего берета с красной звездой. Вторая, молчаливая, с короткой аккуратной стрижкой спокойно стояла рядом с подружкой и застенчиво улыбалась, то и дело, поглядывая на въезд во двор.

— Вот и врешь ты все, Никифорова! — презрительно кривя конопатый нос, выдал лобастый паренек в черной кепке не по размеру, висящей у него на самых ушах и постоянно сползающей на глаза. Но расстаться с вещью, оставленной ему старшим братом, уходящим на фронт, было выше его сил. — Очень надо товарищу Берии машину за вами присылать! Дел у него больше нет, двух малявок на парад возить!

— А вот и не вру, — раздраженно ответила девочка, топнув ножкой обутой в черную лакированную туфельку, предмет ее гордости. Им с Валей эти туфли купили братья, специально к празднику. Хотели купить и платья, но тут уж две подружки встали стеной. На парад они пойдут только в военной форме, пошитой им в девушками из корпуса. Другие варианты даже не рассматривались. — Товарищ Берия — самый главный начальник у наших братьев и их командир. Валин брат попросил показать нам парад и Лаврентий Павлович сам предложил забрать нас. Вот! А товарищ Берия никогда не врет! — от возмущения лицо девочки покрылось румянцем, а глаза пылали праведным гневом.

— Вы сами говорили, что ваши братья летчики. А товарищ Берия Нарком Внутренних дел! — поднял вверх палец паренек.

— Не летчики, а вертолетчики, — успокаиваясь заявила девочка, — а корпус Пети и Саши он в НКВД состоит. Осназ, вот! — тут уверенности в голосе Верки поубавилось, потому как она сама не понимала, каким образом летчики подчиняются Наркому Внутренних дел.

— Они не могут быть осназом. Осназ это разведчики! Мне брат говорил! — безапелляционно заявил парень, поправляя кепку.

— Сам ты заврался Поливанов! Брат ему говорил! А у нас братья там служат! И вообще! — Вера обиженно надулась.

— Вера, Володя, не спорьте, — тихо проговорила Валя, — вон, уже едут за нами, — для Вали этот спор был совершенно бессмысленным, она знала, что если брат что-то пообещал, он обязательно сделает.

И действительно, во двор заворачивала черная легковушка. Подъехав к ребятам, она остановилась и оттуда вылез полковник госбезопасности в парадной форме с орденом Красного знамени и значком «Почетного сотрудника госбезопасности, на затянутой ремнями груди:

— Ну, здравствуйте, красавицы, здравствуйте ребята. Полковник госбезопасности Яковлев, прибыл за вами по поручению товарища Берии — представившись, поздоровался он сначала с девочками, а потом и с остальными детьми. — Вижу, готовы. Тогда, давайте быстро в машину и поедем, нам опаздывать никак нельзя. Валя замешкалась, а Вера тут же бросилась к «эмке», причем успев при этом скорчить рожицу и показать Володе язык, на что паренек гордо отвернулся, едва сдерживая слезы. Ему вдруг стало жутко обидно, что две новенькие оказались правы и сейчас поедут на парад, а он останется тут. А еще они там увидят товарища Сталина, Калинина, Ворошилова, Буденного, всех тех, кто ковал революцию и защищал ее в Гражданскую от беляков и их хозяев-буржуев. Он стоял, едва сдерживая слезы и глядя на далекий покосившийся сарай, скрывающийся в яркой весенней зелени, как вдруг услышал за спиной голос Вали:

— Товарищ Яковлев, а можно Володю с нами взять?

Володя, забыв обиду, удивленно уставился на Егорову. Смотри-ка, тихая, тихая, а не побоялась попросить за него! Мальчишка, с затаенной надеждой ждал, что ответит однокласснице полковник.

— Володю? — прищурился Яковлев, — А его родители не потеряют? Ответом ему стало энергичное мотание головы, отчего с мальчишки чуть не слетела кепка. Полковник усмехнулся: — Нет, так дело не пойдет. У тебя пятнадцать минут, — он демонстративно посмотрел на часы, — бегом домой, предупредите близких и сюда. Только без вранья, чтобы действительно предупредил.

— Некого мне предупреждать, — дрожащими от страха, что его могут не взять на парад губами, ответил Володя, — мамка с братом на фронте, а отец на дежурстве сегодня.

— Где на дежурстве?

— В райотделе, — пояснил парень, — он милиционер, оперуполномоченный, — в голосе парня прозвучала гордость, — а мама врач. Она в госпитале служит. На Северо-Западном фронте.

— Наш человек, — по-доброму улыбнулся полковник, — как звать-то тебя, боец?

— Вова, — замялся мальчишка, но быстро придя в себя, вытянулся и бойко представился, — Владимир Поливанов, товарищ полковник государственной безопасности.

— Ну, если под салютом, то конечно возьмем, товарищ Поливанов, — серьезно кивнул Яковлев, и лицо парня расплылось в улыбке, — Давайте бегом в машину.

Улицы Москвы кипели оживленной суетой, как будто и не было войны. Только вот ощерившиеся зенитками крыши и улицы, и люди в военной форме не давали забыть о том, что фронт совсем рядом, что война никуда не делась, что она тут рядом лютая и голодная до человеческих жизней. И тем сильней чувствовалась правильность происходящего. Пусть весь мир видит, что советское государство выстояло, что оно не сломлено, что враг, пришедший на нашу землю, будет разбит и уничтожен!

До Кремля домчались почти мгновенно. Когда кортеж остановился у Сенатского дворца, полковник обернулся к ребятишкам:

— Ну, вот и приехали. Я вас сейчас проведу на трибуны, стойте там, никуда не ходите. И не шалите, — Яковлев сурово поднял палец вверх.

— Вот еще! — возмутился мальчуган, — Что мы маленькие что ли!

— Знаю, что не маленькие, — нарочито серьезно кивнул Яковлев, едва сдерживая улыбку, — поэтому и разговариваю с тобой. И он, грузно выбравшись из машины и дождавшись, когда вылезут ребятишки, повел их к Спасским воротам, откуда уже слышался гомон голосов и раскатистые команды построению.

А в это же самое время немецкие аэродромы наполнились гулом моторов. Гитлер не мог допустить этого парада. По его приказу все силы «Люфтваффе», которые можно было снять с других фронтов, были собраны сейчас на Московском направлении. Здесь были асы, бомбившие Лондон и Париж, сражавшиеся в небе Северной Африки и на Балканах. В свою очередь Московский фронт ПВО так же был усилен опытными частями с других фронтов. А на окраинах столицы на крышах домов расположились бойцы НКВД со странными трубами в руках, внимательно вглядывающиеся в безоблачное московское небо. Начиналась одно из самых масштабных воздушных сражений Второй мировой войны этой истории, которое спустя годы командующий Вторым воздушным флотом Кессельринг назовет «самой грандиозной ошибкой Гитлера, поставившей крест на притязаниях Люфтваффе на господство в воздухе на востоке».

Трибуны рядом с Мавзолеем уже наполнялись людьми в основном военными, проходящими на входе на Красную площадь тщательную проверку. Уже занявшие свои места с удивлением поглядывали на группу юных пионеров в сопровождении полковника госбезопасности, занявших места на втором ряду сразу позади генералов и иностранных гостей. Ребята, до сих пор не верящие в свое счастье, стояли притихшие, восторженно поблескивая глазами по сторонам. Людей становилось все больше и больше, и вот, наконец, трибуны заполнены полностью, поток прибывающих иссяк. Парадные расчеты заняли свои места, и над Красной площадью воцарилась тишина, нарушившаяся лишь раз пробежавшим волной гомоном, когда на Мавзолей поднялся товарищ Сталин в сопровождении членов и кандидатов в члены Политбюро и послов США и Великобритании. Иосиф Виссарионович бросил короткий взгляд в небо и с гордостью окинул площадь. Перед самым выходом на площадь ему позвонил Командующий Московским фронтом ПВО генерал-лейтенант Журавлев и доложил, что сражение за небо началось. И хоть генерал заверил Верховного, что ни один вражеский самолет к Кремлю не прорвется, на душе было неспокойно.

Сейчас весь мир следил за этим парадом и битвой разыгравшейся вокруг него. Сталин покосился на послов США и Великобритании. Союзнички! Только и ждут, где урвать! Особенно этот адмирал! Ничего, теперь есть чем их поприжать! Есть подборка документов с Ковчега, доказывающих связь американских промышленников и банкиров с нацистской Германией, подтвержденных советской разведкой. Британцам, пожалуй, тоже будет интересно ознакомиться с ними. А еще задержанный в Люберцах сотрудник американского посольства. Не зря рискнули, включив Ловчева в группу Миля. Так что поговорим, мистер Стэндли[i]. А то что-то вы стали сильно переоценивать помощь США Советскому Союзу. Помощь, оказанная за золото это уже не помощь. Если бы стране, как воздух не нужны были станки и стратегически важное сырье, можно было бы вообще отказаться от такой поддержки, слишком дорого она обходится стране. Но капиталу требуется постоянный рост, откажемся мы, капиталисты тут же переметнутся на сторону Гитлера. А этого допустить никак нельзя!

Видимо, почувствовав внимание к своей персоне, адмирал еще сильнее выпрямил спину и высокомерно закрутил головой. Сталин приподнял уголки губ в легкой едва заметной усмешке. Нервничаешь, адмирал? Правильно нервничаешь. Я заставлю вас за наше золото давать то, что нужно нам, а не то, что не нужно вам. Но это все потом, а сейчас пора. Он подошел к микрофону. Площадь замерла. В воцарившейся тишине было слышно, как где-то вдалеке гудят моторы самолетов, охраняющих небо над Кремлем.

— Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, командиры и генералы, партизаны и партизанки! Трудящиеся Советского Союза! Братья и сестры, временно попавшие под иго немецких угнетателей. От имени Советского правительства и нашей большевистской партии приветствую и поздравляю вас с днем 1 Мая! В трудное, тяжелое время мы празднуем этот день, но нам есть, чем гордится! Мы остановили и отбросили врага от стен Москвы и Ленинграда. Мужественно сражаются наши войска на Юге, удерживая Крым. Сейчас там, — Сталин ткнул рукой вверх, — в небе Подмосковья сошлись в смертельной схватке немецкие стервятники и наши доблестные асы. Гитлер не мог допустить сегодняшнего парада. Он собрал лучшие силы Люфтваффе, чтобы испортить нам праздник! Не тут-то было, — Сталин усмехнулся, — наши летчики оказались против! Сегодня мы должны сбросить германских летчиков с нашего неба.

Люди слушали Сталина затаив дыхание. А он говорил тихим спокойным голосом о предстоящих трудностях и битвах, о планах и задачах, о бойцах и тружениках тыла, о союзниках и их помощи. Говорил не долго, но так доверительно и проникновенно, как мог говорить только он. И с каждым его словом крепла уверенность в победе. Сталин не был сильным оратором, не было в его выступлениях напора и харизмы. Но он всегда говорил о том, что близко людям, что они хотят знать, хотят услышать. В его словах почти никогда не было лозунгов, только дела, только искренность и уверенность в правильности выбранного пути. И ему верили. Потому что людям нужно во что-то верить. В богов, в императора, в партию, в вождя. И Сталин знал это, чувствовал и умело пользовался. Потому и шли за ним друзья и соратники, а враги боялись и уважали. И сейчас ему предстояло в полной мере воспользоваться этой верой:

— То, что нас не убивает, делает нас сильней, — продолжал Сталин, — эта война объединила нас, объединила все народы в схватке с гитлеровским людоедским режимом, заставив забыть политические разногласия. На днях я получил письмо от генерала Деникина, — часть товарищей за спиной у Сталина скривилась, как от зубной боли. Таких Берия тут же взял на заметку, с ними еще предстоит работать, — Он поздравляет советский народ с праздником Первого мая, — над площадью прокатился удивленный рокот, — и просит дать возможность ему и другим патриотам нашей общей Родины вступить в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, — Сталин внимательно оглядел стоящие перед ним коробки парадных расчетов, — советское правительство и коммунистическая партия склонны удовлетворить ходатайство Антона Ивановича. Пора лечить раны Гражданской войны. Царские офицеры, не запятнавшие себя кровью мирных советских граждан, могут вернуться на Родину и после соответствующей проверки получить свои назначения в действующие части армии и флота, стать офицерами красными, советскими, — вот оно и прозвучало впервые, то, что еще недавно казалось невозможным, несовместимым — «советский» и «офицер». В прошлой истории это случилось гораздо позже, а официально так и вовсе после войны.

Он долго думал, надо ли говорить об амнистии белогвардейцев именно сейчас, но все-таки решил — надо! Именно сейчас и надо, когда еще не ясно, на чьей стороне будет перевес в этой войне. Тогда вернутся идейные, правильные, честные, действительно радеющие за родную страну, готовые воевать и умирать за нее. А то, что внутри партии будет много противников такого решения, ничего страшного. Будем разъяснять. А кто не поймет… Ну что ж… Ими займутся другие люди. Не впервой ему принимать тяжелые, жестокие решения. Но страну надо объединять. И это только первый шаг. Будут и другие. И крови на этом пути придется пролить не мало, своей и чужой. Но по-другому никак. А крови он не боится. А сейчас пора заканчивать. Все, что надо он уже сказал. И судя по растерянному виду некоторых товарищей и союзных послов, речь его попала в цель.

— Наше государство, первое в мире государство рабочих и крестьян доказало всему миру, что оно надолго, оно навсегда. Так разве вправе мы отвергнуть тех, кто готов встать с нами в один строй, пусть даже эти люди когда-то оступились, не поняли, не приняли нас?! Я думаю, не в праве. Этим людям еще предстоит доказать, что они достойны доверия советского народа, но большой путь начинается с маленького шага. И я сейчас обращаюсь ко всем, кто волею судьбы оказался отрезанным от Родины. Сделайте этот шаг. Решите с кем вы, со своим народом или с врагом. А сейчас, с праздником, товарищи! Да здравствует наше Советское Отечество! Да здравствует наша Рабоче-крестьянская Красная Армия и Военно-Морской Флот! Да здравствует великий советский народ! Да здравствует дружба народов Советского Союза! Да здравствуют советские партизаны и партизанки! Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!

Над площадью прокатились крики «Ура!». Кричали парадные расчеты и простые зрители, военные и гражданские, взрослы и дети. Они не знали, не понимали, что этой речью Сталин окончательно поменял историю. Какой она будет, приведет ли она к победе или катастрофе покажет только будущее.

Парад был под стать речи Сталина. После парадных расчетов всех фронтов и флотов на Красную площадь стала выезжать техника, вызвав удивленное оживление у специалистов, и восторг и гордость у обычных людей. Потому что перед мавзолеем, лязгая гусеницами, шли Т34-85, в той истории появившиеся только в 44-ом году. А следом за ними выезжали СУ-100, тоже опередившие историю. Сталин специально решил выложить ряд козырей. Ему надо было показать союзникам, что СССР с потерей западных регионов не утратил промышленный потенциал, что страна оправилась от поражений 41-го. Но в то же время нельзя было и спугнуть их, чтобы не допустить сепаратных переговоров с Германией. А то, что они возможны, не было никаких сомнений. Поэтому и ограничились показом только новых тридцатьчетверок и сушек, хотя на Урале уже пошли в серию первые ИСы. Пусть пока единицы, это не важно. Главное, что теперь будет, чем встретить немецкие Тигры, над которыми уже вовсю трудится германская промышленность. В той истории они впервые появились под Мгой. Но сейчас, пожалуй, стоит их ждать на юге, где уже начинало разгораться беспощадное сражение за Крым и Кавказ. Там будут основные боевые действия этого года, там и решится судьба войны.

Вовка Поливанов с восторгом смотрел на проезжающие мимо него новенькие, совсем ему незнакомые танки. От счастья и волнения, он сам не заметил, как схватил и сжал руку стоящей рядом с ним Вали Егоровой. Девочка хотела, было, вырвать ладошку, но передумала. Пусть себе. Тем более Володя ей нравился. Правда, упрямый он. И спорщик. Зато сильный и умный. Почти, как брат. Она кинула на одноклассника мимолетный взгляд. Вовка, закусив губу, не отрывал горящего взгляда от проезжающих танков, свободной рукой теребя обтрепанный кончик пионерского галстука. Нет. До Саши ему далеко. Брат, он такой! Такой! А Вовка мальчишка! И что он нашел в этих танках? То ли дело самолеты и вертолеты!

Скрылись за скрытым фанерными щитами Собором Василия Блаженного последние автомашины, тянущие за собой орудия, и над площадью разнесся «Марш авиаторов». «Все выше и выше и выше…» — грянул хор голосов. Ребята задрали головы, выглядывая в небе силуэты приближающихся самолетов. И вот из-за здания Исторического музея выскочили стремительные Яки, под крики «Ура!» лесенкой промчавшиеся над Красной площадью. А следом уже шли три тройки штурмовых «Илов», за которыми медленно тянулись «пешки». И тут Верка запищала, заставив обернуться на себя, стоящих впереди солидных мужчин в цивильных костюмах, весь парад разговаривающих между собой на английском языке:

— Вот они! Вот! Летят! — девочка, подпрыгивая от распирающих ее эмоций, тыкала пальцем в небо.

— Вот эти пузаны что ли? — презрительно, оттопырил губу Поливанов, глядя на медленно выползающие в небо над площадью вертолеты. О чем тут же пожалел, потому что Валя, зыркнув на него горящим от ярости взглядом, вырвала у него из руки свою маленькую ладошку. Справедливости ради, вертолеты после боевых самолетов действительно не впечатляли. Слишком медленные и несуразные.

— Эти пузаны могут то, что не может ни один самолет! — горячо повторила Верка слова брата. Хотя сама она понятия не имела, что именно могут вертолеты. Но раз Петька так сказал, так оно и есть! Вовка хотел, уж было, высказаться, но вспомнив, что утром уже опростоволосился, споря с подружками, промолчал. Может и правы девчонки. Ведь на этих пузанах летают их братья, Герои Советского Союза причем. Эх, посмотреть бы, а лучше полетать на них. А еще лучше полетать на истребителе! Или на танке прокатиться! Он с завистью посмотрел на Веру с Валей. А ведь они уже летали. Верка, вон, даже в кабине, если не брешет.

Пока Вовка предавался мечтаниям, парад закончился, и началась демонстрация. Не такая, как в предыдущие мирные годы. Не было тут бодрых физкультурников и радостных пионеров. Сейчас в колоннах шагали люди с осунувшимися от усталости лицами и полными мрачной решимости взглядами. Вся страна работала на износ, отдавая последние силы для фронта, для победы. И это ощущалось в людях, проходящих по Красной площади. Точно такие же колонны, только поменьше прошагали в этот день по всей стране. Их никто не гнал и не заставлял. Они шли сами. Зло и упрямо. Чтобы весь мир видел, их не сломить и не победить.

Еще не успели скрыться последние ряды демонстрантов, как рядом с ребятами возник, будто из-под земли, Яковлев:

— Ну, что, товарищи пионеры? Все посмотрели? — в ответ раздался радостный утвердительный гомон. Впечатлений у ребят было море, и только присутствие вокруг серьезных взрослых не давало им броситься в горячее и бурное обсуждение увиденного. — Раз так, давайте за мной! — скомандовал полковник, — Отправлю вас домой. Товарищ Берия приказал вернуть вас туда где взял, — с улыбкой заметил Яковлев и повел детей во внутренний двор Кремля, где их уже ждала машина.

Командный состав корпуса пребывал в напряженном ожидании. Снова в гости ожидалось большое начальство, а это всегда головная боль и проблемы. А тут еще и иностранные гости. Два дня уже по расположению шустрят особисты из Главного управления, пряча то, что можно и нужно спрятать и мотая нервы своим коллегам из корпуса. Личный состав в это время усиленно делал вид, что занят боевой подготовкой и хозработами, стараясь не попадаться на глаза раздраженному начальству. Да и, честно сказать, не так уж и делал вид, работы, и правда, хватало. Сразу после первомайского праздника корпус практически в полном составе перебрасывался на Южный фронт. В Люберцах под общим командованием Гуляева оставалась только эскадрилья ночников, транспортники и тройка вертолетов под командованием Иды Весельской, которой ради такого дела авансом присвоили внеочередное звание младшего лейтенанта. Им предстояла работа по заявкам Штаба партизанского движения на западном и северо-западном направлениях.

Завод Миля потихоньку набирал обороты, собирая по вертолету в сутки. Могли бы и больше, но не хватало двигателей и дельта-древесины для винтов. В сборке рабочим завода активно помогали курсанты технических классов училища, совмещая учебу и работу. А капитан Байкалов с братьями Поляковыми усиленно гонял летный состав, готовя новый выпуск вертолетчиков. На выходящие из цехов завода машины надо было кого-то сажать. Но сегодня курсантов в полном составе загнали в классы. Нечего им мозолить глаза Верховному с гостями.

Сашка с силой провел по начавшему отрастать ежику волос ладонью и хмуро уставился на Ивелича:

— Коля, с музыкой не подведете?

— Не подведем, — дернув щекой, заверил командира замполит, — лично все проверил. Лаврентий Павлович какого-то деятеля с радио прислал с оборудованием, так что все будет нормально.

— Ну, раз Лаврентий Павлович прислал, то да, — Сашка покрутил головой и пробежался взглядом по сидящим тут же с усталым видом Весельской и Никифорову. Эти несколько минут над Красной площадью вымотали их сильней, чем самый сложный боевой вылет. Наверное, надо было подбодрить, сказать что-то, но совершенно не было настроения. И что товарищ Сталин тащит сюда этого пиндоса с подпиндосником? Сидели бы у себя в посольствах, жрали свои чипсы с гамбургерами, или что там они жрут в этом времени и не мешали им готовится воевать. Американцев с англичанами Сашка ненавидел, пожалуй, даже сильнее немцев. Фрицы хоть и звери лютые, но враги честные, друзьями не прикидывающиеся, в отличие от этих «союзничков». А ведь придется общаться с ними, улыбаться. Иосиф Виссарионович, зная отношение Стаина к союзникам, лично просил об этом. Не приказывал — просил. А это для Сашки было важней приказа.

Разрывая тишину, раздался телефонный звонок. Стаин поднял трубку и, выслушав, что ему скажут, поднялся:

— Приехали. Петя, вы давайте на аэродром, готовьтесь. А мы с графом встречать гостей, — и махнув рукой Ивеличу, чтоб он поторопился за ним, выскочил из кабинета. Как раз вовремя. Едва успели выскочить на улицу, как у крыльца штаба корпуса остановился, сверкающий лаком в лучах весеннего солнца «Паккард» Сталина. Открылась дверца, и появился улыбающийся Иосиф Виссарионович. Настроение у него было отличное. Битва за московское небо была с успехом выиграна. По предварительным данным сбито около двухсот пятидесяти немецких самолетов. Наши потери составили 86 самолетов. 62 летчика погибло. Тяжелые потери. Но несравнимые с потерями Люфтваффе. А главное, ни один немецкий самолет не прорвался к Москве. Это был триумф! Триумф советской авиации, впервые нанесшей такое оглушительное поражение немцам в небе.

Следом за Сталиным из машины вылезли послы. Иосиф Виссарионович о чем-то перекинулся с ними слова, от чего лицо одного из них скривилось, будто он съел лимон. И на то были причины. Надо же было этому идиоту Харрису попасться в лапы НКВД! О чем он только думал?! А ему теперь выслушивать от этого азиата его дурацкие шуточки! Гребаное дерьмо! Теперь вместо того, чтобы лично сообщить в Вашингтон о новых танках и самоходках, появившихся у русских и новой политике СССР озвученной на параде, ему придется смотреть какое-то авиашоу, которое приготовил для них с сэром Керром Сталин. Можно подумать он покажет им действительно что-то стоящее.

В отличие от американца настроение посла Великобритании в СССР сэра Арчибальда Кларка Керра было просто великолепным. Русские знатно щелкнули по носу гуннов, нанеся их военно-воздушным силам самое крупное поражение со времен битвы за Британию. Бесноватый Адольф сейчас, наверное, рвет и мечет. А то, что решившие сыграть самостоятельную игру кузены с размаху, как им присуще, вляпались в шпионский скандал только добавляли изюминку в сегодняшний прекрасный денек. Да и в отличие от моряка Стэндли барону действительно было интересно, что им покажет дядюшка Джо, как недавно газетчики стали называть советского лидера. А о новых веяниях Советов в сторону эмиграции нужно думать не мимоходом, а очень серьезно. Тут есть как плюсы, так и минусы для британской короны. И что из них в конечном итоге перевесит, пусть думают на Даунинг-стрит. Он, конечно, выскажет свое мнение, но только когда сам для себя его окончательно сформирует. Размышляя, сэр Керр с любопытством поглядывал на совсем юного подполковника, отдающего сейчас рапорт Сталину и стреляющего при этом недобрым взглядом в них со Стэндли. Странно, чем они могли обидеть этого летчика? Надо будет разобраться, сделал для себя пометку в памяти барон.

Тем временем, Сталин о чем-то переговорив со своими офицерами, пригласил гостей на аэродром. Следом за ними потянулись и сопровождающие их лица. От внимательного взгляда британского посла не укрылось, что перед тем как проводить их на аэродром, офицеры переговорили о чем-то с Берией. Значит, детали сегодняшней встречи придется проанализировать гораздо тщательней, чем предполагалось раньше, раз отсюда торчат уши советской политической разведки. Да и задержание американского офицера русскими спецслужбами сразу заиграло новыми красками. Похоже, советы начали какую-то игру, и его наиважнейшей задачей становится, чтоб эта игра пошла не во вред Британии.

На аэродроме их ждал столик с коньяком и легкими закусками. Офицер, встречающий их, куда-то пропал, остался только второй, видимо заместитель командира части. Летное поле было абсолютно пустым, за исключением тех самых вертолетов, показанных последними на параде. Они не создавали впечатление грозных боевых машин, но британской разведке было достоверно известно, что именно эти машины внесли существенный вклад в победу под Москвой и деблокирование Ленинграда, а значит, что-то есть в них такое, что не видно с первого взгляда. Подобные разработки велись и у них в Британии и в Германии и в Соединенных Штатах, но видимо русским удалось первыми осуществить прорыв.

Вертолеты загудели винтами, поднимая с поля клубы пыли. Теперь понятно, почему столик оказался так далеко от демонстрируемых машин, будь он ближе, их бы накрыло этим облаком. Зазвучал марш, и машины вертикально взмыли вверх. Что тут же поразило присутствующих, так это синхронность выполненного маневра. Три машины действовали, как единое целое. Набрав высоту, они так же синхронно развернулись к гостям и склонили носы, будто приветствуя публику. Сталин с улыбкой поглядывал на удивленных послов. А крайние вертолеты тем временем отлетели в стороны от центрального, давая ему простор для маневра. И все бы ничего, но они отлетели боком, зависнув вдалеке по краям летного поля! Находящаяся по центру машина, сделала полный разворот на месте и закружилась в небе осенним листом, опускаясь все ниже и ниже, и когда всем показалось, что вертолет вот-вот ударится шасси об землю, он двинулся вперед и с набором высоты сделал крутой вираж, направившись к одному из своих ведомых.

Марш закончился, и над летным полем зазвучали звуки вальса. И две тяжелые и такие неповоротливые с виду машины закружились в танце, а спустя минуту, к ним присоединился и третий вертолет, создав своеобразный хоровод. И вроде не было ничего сложного в этих маневрах, но с каким мастерством они выполнялись! Но вот воздушный танец закончился, и машины вновь выстроились в линию, совершив своеобразный поклон и пойдя на посадку. Сэр Арчибальд не был летчиком и не знал насколько продемонстрированный пилотаж сложен в выполнении и каким образом он может быть полезен в бою, но то что он сейчас видел работу настоящих асов не вызывало никого сомнения.

Вертолеты сели, винты остановились, и Сталин радушно предложил:

— Ну что, господа. Пойдемте, поблагодарим летчиков за их мастерство. Заодно и осмотрим машины. Ведь вы так интересовались, что тут у нас производят. Не так ли, мистер Стэндли? — он со смешком посмотрел на американца, высокомерно поджавшего губы.

— Я уже довел до Вашего сведения лично и официально, через мистера Молотова, что это была инициатива молодого и горячего сотрудника нашего посольства, не имеющая целью как бы то ни было навредить дружеским отношениям между нашими странами. Просто лейтенант Харрис с детства болеет небом и услышав, что неподалеку от Москвы появились новые летательные аппараты не смог сдержать любопытства.

— Да, молодость склонна к опрометчивым поступкам, — покивал головой Сталин, — А вот и наши герои, — Иосиф Виссарионович показал рукой на построившихся у своих машин летчиков, — подполковник Стаин, капитан Никифоров, младший лейтенант Весельская.

То, что одним из летчиков оказалась женщина, да еще и такая красивая, весьма удивило присутствующих. Даже обиженно стиснувший зубы адмирал, сумел выжать из себя скупую улыбку, при виде младшего лейтенанта.

А потом Сашке пришлось рассказывать гостям о вертолетах их возможностях и применении. Потом разговор перешел на личное, и пришлось выдать гостям свою легенду о родителях эмигрантах, о возвращении в Советский Союз, о службе, о боях и наградах за них. Благо, все это заранее было согласовано со Сталиным и прорепетировано с Берией. Сашка сам не заметил, как перешел с англичанином, который оказался на редкость приятным, располагающим к себе человеком, на французский язык. Буквально тут же рядом оказался Ивелич, поддержав разговор своими остроумными репликами.

Наконец этот светский допрос закончился, и гости потянулись к машинам, на которых приехали. Сталин был занят беседой с послами, а вот Лаврентий Павлович улучив минуту, шепнул Стаину:

— Молодцы! Товарищ Сталин просил передать его благодарность. Не тянись, — шикнул он на Сашку, собравшегося ответить по уставу, — уже с послами беседуешь, а как был мальчишкой-летчиком, так и остался, — непонятно то ли осуждающе, то ли наоборот довольно, покачал головой он. — Все отдыхай. Готовься. Отправку вашу придется ускорить. Горячо на юге становится, — и Лаврентий Павлович поспешил к своей эмке.

Гости уехали, а Сашка наконец-то облегченно вздохнул. Ему все тяжелее и тяжелее становилось в Москве. Слишком много тут подводных камней и течений. Скорей бы уже на фронт! Только надо успеть выкроить время и попрощаться с сестренкой. И к Волковой сходить. Ведь он так и не успел ее навестить. Когда только на все это время найти?!

[i] Уильям Стэндли (англ. William H. Standley; 18 декабря 1872 — 25 октября 1963) — американский адмирал, посол США в СССР в 1942–1943 годах. С именем Стэндли связан инцидент в советско-американских отношениях, когда он резко осудил высокопоставленных советских чиновников, не выражавших благодарность США за помощь по ленд-лизу.