Воздушный корабль

Президентъ Вельдонскаго института изумился. Товарищъ его былъ пораженъ. Но ни тотъ, ни другой ничѣмъ не выдали своихъ чувствъ, вполнѣ естественныхъ и понятныхъ. Они это считали для себя унизительнымъ.

Вотъ лакей Фриколенъ — такъ тотъ былъ откровеннѣе. Онъ даже и не старался замаскировать свой ужасъ, когда узналъ, что его везутъ на воздушной машинѣ.

А тѣмъ временемъ подъемные винты, быстро-быстро вертѣлись у нихъ надъ головами. Но какъ ни была значительна скорость вращенія винтовъ, ее можно было еще утроить, если бы Альбатросу понадобилось подняться въ высшіе слои атмосферы.

Что касается до поступательныхъ винтовъ, то они вертѣлись умѣреннымъ ходомъ, такъ какъ аппаратъ двигался со скоростью всего двадцати километровъ въ часъ.

Перегнувшись черезъ перила платформы, пассажиры Альбатроса могли видѣть длинную, извилистую ленту, которая, какъ простой ручеекъ, тянулась по холмистой мѣстности, усѣянной озерами, ярко блестѣвшими подъ косыми лучами солнца. Этотъ ручеекъ былъ рѣкою и очень значительною рѣкою. На лѣвомъ берегу вырисовывалась горная цѣпь, уходившая въ даль и тамъ пропадавшая.

— Не можете ли вы намъ сказать, гдѣ мы? — спросилъ дядя Прюданъ дрожащимъ отъ гнѣва голосомъ.

— Я не имѣю въ виду сообщать вамъ ничего подобнаго, — отвѣчалъ Робюръ.

— Такъ не можете ли сказать, по крайней мѣрѣ, куда мы ѣдемъ? — спросилъ Филь Эвансъ.

— Мы ѣдемъ…. въ пространство.

— И долго это будетъ продолжаться?

— Сколько окажется нужнымъ.

— Для чего? Для кругосвѣтнаго путешествія, что ли? — съ ироніей спросилъ Филь Эвансъ.

— Нѣтъ, немножко побольше, чѣмъ для кругосвѣтнаго путешествія.

— А если мы вовсе не желаемъ путешествовать? — возразилъ дядя Прюданъ.

— Вамъ придется съ этимъ помириться.

Таковъ былъ первый разговоръ хозяина Альбатроса съ своими подневольными гостями, чтобы не сказать плѣнниками. Онъ съ перваго же раза достаточно обрисовалъ тѣ отношенія, которыя должны были между ними установиться.

Но прежде всего инженеръ хотѣлъ дать гостямъ время опомниться, осмотрѣться и вдоволь налюбоваться чудеснымъ аппаратомъ, уносившимъ ихъ въ поднебесье. Поэтому онъ съ небрежнымъ видомъ сталъ прогуливаться по платформѣ, предоставляя имъ на выборъ или разсматривать устройство воздушнаго корабля или любоваться пейзажемъ, рельефъ котораго разстилался внизу.

— Дядя Прюданъ, — сказалъ тогда Филь Эвансъ, — если я не ошибаюсь, то мы, должно быть, летимъ надъ среднею частью Канады. Эта рѣка, по всему вѣроятію, рѣка святого Лаврентія, а городъ, который мы только-что пролетѣли, навѣрное, Квебекъ.

То былъ дѣйствительно древній городъ Шамплэна. Желѣзныя крыши его сверкали на солнцѣ, точно рефлекторы. Это значило, что Альбатросъ успѣлъ достигнуть сорокъ шестого градуса сѣверной широты, чѣмъ и объяснялось преждевременное наступленіе дня и ненормальная медленность разсвѣта.

— Да, — продолжалъ Филь Эвансъ, — вотъ онъ городъ въ видѣ амфитеатра, вотъ холмъ съ цитаделью, играющею роль американскаго Гибралтара. Вотъ англійскіе и французскіе соборы. Вотъ таможня съ британскимъ флагомъ на куполѣ.

Не успѣлъ Филь Эвансъ договорить, какъ уже столица Канады начала пропадать вдали. Аэронефъ вступалъ въ поясъ мелкихъ облаковъ, которыя понемногу скрыли землю отъ взоровъ.

Замѣтивъ, что президентъ и секретарь Вельдонскаго института перестали заниматься пейзажемъ и перенесли свое вниманіе на внѣшнее устройство Амба-троса, инженеръ подошелъ къ нимъ и сказалъ:

— Ну что, милостивые государи, вѣрите вы въ возможность летать по воздуху при помощи аппаратовъ тяжелѣе его?

Трудно было спорить противъ очевидности. Но дядя Прюданъ и Филь Эвансъ ничего не сказали, какъ будто пропустили этотъ вопросъ мимо ушей.

— Вы молчите? — продолжалъ инженеръ. — Что за причина? Ахъ, я догадываюсь: это у васъ отъ голода языкъ не ворочается… Но повѣрьте, что если я взялъ на себя трудъ покатать васъ по воздуху, то изъ этого не слѣдуетъ, что я ограничу ваше питаніе этимъ малопитательнымъ газомъ. Милостивые государи, первый вашъ завтракъ на Альбатроса, поданъ.

Голодъ — не тетка, а у дяди Прюдана и Филя Эванса червячокъ давно уже копошился въ желудкѣ. Тутъ ужъ было не до церемоній. Они рѣшили такъ, что завтракъ ни къ чему не обязываетъ, и что по возвращеніи на землю они будутъ считать себя совершенно свободными въ дѣйствіяхъ относительно Робюра.

Ихъ обоихъ проводили въ заднюю каюту, въ небольшой deening room (столовую). Тамъ стоялъ опрятно сервированный столъ, за которымъ имъ предстояло обѣдать отдѣльно въ теченіе всего воздушнаго путешествія.

Блюда состояли изъ разныхъ консервовъ и. между прочимъ, изъ хлѣба, выпеченнаго изъ муки пополамъ съ мяснымъ порошкомъ. Сваренный въ водѣ, этотъ хлѣбъ даетъ очень вкусный бульонъ. Затѣмъ, стояла тарелка съ ломтиками жареной ветчины, а для питья былъ поданъ чай.

О Фриколенѣ тоже не забыли. Для него въ другой каютѣ былъ приготовлена, очень крѣпкій бульонъ изъ упомянутаго нами хлѣба. Должно быть, ему очень хотѣлось ѣсть, потому что всякій другой отказался бы, находясь въ его положеніи. Зубы у него стучали, челюсти такъ и ходили, такъ что я удивляюсь, какъ онъ справился съ ѣдой.

— А вдругъ это сломается!.. Вдругъ разобьется! — безпрестанно твердилъ несчастный негръ.

И вслѣдствіе этого онъ находился въ постоянной тревогѣ. Подумать только: въ случаѣ чего — паденіе съ высоты тысячи-пятисотъ метровъ! Вѣдь тутъ есть отчего превратиться въ лепешку.

Черезъ часъ дядя Прюданъ и Филь Эвансъ вернулись на платформу. Робюра тамъ не было. Рулевой стоялъ въ своей стеклянной будкѣ и, пристально слѣдя за компасомъ, неукоснительно направлялъ воздушный корабль по начертанному инженеромъ пути.

Остальной экипажъ въ это время завтракалъ. Только помощникъ машиниста, приставленный смотрѣть за машинами, одиноко расхаживалъ между каютами.

Скорость Альбатроса была очень велика, но наши баллонисты все-таки не могли составить себѣ о ней полнаго понятія, хотя онъ уже вышелъ изъ пояса облаковъ и земля виднѣлась внизу на разстояніи полуторы тысячи метровъ.

— Невѣроятно! — сказалъ Филь Эвансъ. — Право нельзя этому вѣрить.

— Ну, и не будемъ вѣрить, — отвѣчалъ дядя Прюданъ.

Они пошли и встали на носу корабля, обратившись лицомъ на западный горизонтъ.

— Ахъ! Еще городъ! — сказалъ Филь Эвансъ.

— Какой, не можете узнать?

— Могу. Кажется, Монреаль.

— Монреаль?.. Но, вѣдь, не больше двухъ часовъ, какъ мы пролетѣли надъ Квебекомъ?

— Это доказываетъ, что машина дѣлаетъ по меньшей мѣрѣ 25 миль въ часъ.

Такова, дѣйствительно, была скорость аэронефа, и если пассажиры не чувствовали еще отъ нея никакого неудобства, то только потому, что вѣтеръ дулъ по пути. При безвѣтріи такая быстрота была бы уже довольно стѣснительна, потому что она соотвѣтствовала скорости курьерскаго поѣзда. При встрѣчномъ вѣтрѣ она была бы просто невыносима.

Филь Эвансъ не ошибся. Внизу подъ Альбатросомъ разстилался городъ Монреаль, который сейчасъ можно было узнать по трубчатому мосту Victoria-Bridge, перекинутомъ черезъ рѣку св. Лаврентія подобно желѣзнодорожному віадуку на лагунахъ Венеціи. Далѣе виднѣлись широкія улицы, громадные магазины, зданія банковъ и банкирскихъ конторъ, базилика, недавно выстроенная по образцу собора св. Петра въ Римѣ и, наконецъ, Королевская Гора, господствующая надъ всѣмъ городомъ и недавно превращенная въ роскошный паркъ.

Хорошо, что Филь Эвансъ успѣлъ уже побывать во всѣхъ главнѣйшихъ городахъ Канады. Онъ могъ теперь узнавать многіе изъ нихъ самъ, не спрашивая Робюра, Послѣ Монреаля, часу въ восьмомъ вечера, воздушный корабль пролетѣлъ надъ Оттавой, водопады которой съ высоты птичьяго полета казались огромнымъ кипящимъ котломъ, что имѣло чрезвычайно величественный видъ.

— Вотъ, это дворецъ парламента, — сказалъ Филь Эвансъ.

И онъ указалъ рукой на нѣчто вродѣ нюренбергской игрушки, поставленной на холмѣ. Эта игрушка своею пестрою архитектурой сильно напоминала парламентскій дворецъ въ Лондонѣ, подобно тому, какъ монреальскій соборъ былъ похожъ на базилику св. Петра въ Римѣ. Во всякомъ случаѣ не подлежало спору, что воздушный корабль летѣлъ надъ Оттавой.

Вскорѣ и этотъ городъ исчезъ на горизонтѣ, превратившись въ небольшое свѣтлое пятнышко на темномъ фонѣ земли.

Когда Робюръ снова вышелъ на палубу, было около двухъ часовъ. Съ нимъ шелъ его помощникъ Томъ Тернеръ. Инженеръ сказалъ ему три слова. Помощникъ передалъ ихъ машинистамъ, стоявшимъ каждый на своемъ посту: одинъ на носу аэронефа, другой у кормы. Подали знакъ. Рулевой перемѣнилъ направленіе Альбатроса, взявъ на два градуса юго-западнѣе. Вмѣстѣ съ тѣмъ дядя Прюданъ и Филь Эвансъ должны были убѣдиться, что поступательнымъ винтамъ воздушнаго корабля можно придать еще большую скорость, чѣмъ они видѣли до сихъ поръ.

Дѣйствительно, эта скорость далеко превосходила быстроту всѣхъ извѣстныхъ донынѣ двигающихся машинъ.

Пусть читатель судитъ самъ. Миноноски могутъ дѣлать въ часъ двадцать узловъ или сорокъ километровъ; поѣзда на англійскихъ и французскихъ желѣзныхъ дорогахъ сто километровъ; буера сѣвероамериканскихъ рѣкъ сто — пятнадцать километровъ; машина Патерсона съ зубчатымъ колесомъ сдѣлала на линіи озера Эри сто-тридцать километровъ въ часъ, а другой локомотивъ на дорогѣ между Трантономъ и Джерсеемъ сто-тридцать-семь километровъ.

Альбатросъ же, при наибольшемъ напряженіи своихъ винтовъ, могъ мчаться съ быстротою двухсотъ километровъ въ часъ, то-есть пятидесяти метровъ въ минуту.

А вѣдь это скорость урагана, вырывающаго съ

корнемъ вѣковыя деревья; скорость вѣтра вродѣ того, который во время бури въ Кагорѣ 21 сентября 1881 года пробѣгалъ сто-девяносто-четыре километра въ часъ. Это средняя скорость почтоваго голубя, быстрѣе котораго летаетъ только обыкновенная ласточка (шестьдесятъ-семь метровъ въ секунду) и каменный стрижъ (восемьдесять-девять метровъ въ секунду).

Однимъ словомъ, Альбатросъ инженера Робюра, говоря безъ всякаго преувеличенія, могъ сдѣлать кругосвѣтное путешествіе въ двѣсти часовъ, то-есть въ одну недѣлю.

Зачѣмъ были этому аэронефу всѣ желѣзные пути, вся сѣть желѣзныхъ дорогъ міра? Онъ леталъ по воздуху, для него была готова точка опоры въ любомъ мѣстѣ безграничнаго надземнаго пространства.

Нужно ли теперь объяснять читателю, что феноменъ, появленіемъ своимъ смутившій сердца и умы въ Старомъ и Новомъ свѣтѣ, былъ не что иное, какъ воздушный корабль инженера Робюра? Труба, такъ громогласно раздававшаяся въ воздухѣ, принадлежала помощнику Робюра, Тому Тернеру, а флагъ, развѣшенный на главнѣйшихъ монументахъ Европы, Азіи и Америки, былъ просто вымпелъ Робюра и его быстраго Альбатроса.

Прежде Робюръ принималъ нѣкоторыя предосторожности, чтобы его не узнали, путешествовалъ преимущественно ночью, освѣщая себѣ путь электрическими фонарями, а днемъ скрывался въ облачномъ слоѣ, теперь онъ, повидимому, не хотѣлъ больше держать въ тайнѣ свою блистательную побѣду. Не для того ли онъ и явился въ Филадельфію и проникъ въ залу засѣданій Вельдонскаго института, чтобы ipso facto убѣдить самыхъ недовѣрчивыхъ людей?

Извѣстно, какъ онъ былъ тамъ принятъ, и дальше читатель увидитъ, какія мѣры воздѣйствія задумалъ инженеръ употребить противъ президента и секретаря упомянутаго клуба.

Робюръ подошелъ къ своимъ двумъ плѣнникамъ.

ТѢ сдѣлали видъ, будто нисколько не удивляются видѣнному и испытанному. Въ этихъ двухъ англосаксонскихъ головахъ засѣло такое упрямство, которое не скоро и не легко поддавалось искорененію.

Съ своей стороны и Робюръ сдѣлалъ тоже видъ, какъ будто ничего не замѣчаетъ. Онъ сказалъ имъ, словно продолжая только-что прерванный разговоръ:

— Господа, вамъ, вѣроятно, интересно знать, можно ли сообщить этому удивительному аппарату еще большую скорость? Онъ не былъ бы достоинъ завоевать пространство, если бы не былъ способенъ его пожирать. Я хотѣлъ сдѣлать себѣ изъ воздуха твердую точку опоры-и сдѣлалъ. Я понялъ, что для борьбы съ вѣтромъ нужно быть сильнѣе его — и сдѣлался сильнѣе. Для того, чтобъ летать, мнѣ не нужно ни парусовъ, ни веселъ, ни колесъ, ни рельсовъ. Мнѣ нуженъ только одинъ воздухъ и ничего больше. Воздухъ окружаетъ меня, какъ вода подводную лодку, въ немъ мои пропульсаторы дѣйствуютъ, какъ въ морѣ винты парохода. Вотъ, какъ я разрѣшилъ великую задачу о воздухоплаваніи. Моихъ результатовъ никогда не достигнетъ ни воздушный шаръ, ни какой-либо иной аппаратъ легче воздуха.

Баллонисты упорно промолчали въ отвѣтъ на эту рѣчь. Инженера это, впрочемъ, не смутило ни на минуту. Онъ только чуть-чуть усмѣхнулся и продолжалъ въ вопросительной формѣ:

— Быть можетъ, вы спросите еще, можетъ ли Алъбатросъ такъ же быстро двигаться по вертикальной плоскости, какъ онъ двигается по горизонтальной, можетъ ли онъ, словомъ, соперничать съ аэростатомъ въ дѣлѣ поднятія въ верхніе слои атмосферы? На это я отвѣчу вамъ: пустите свой пузырь потягаться съ моимъ аэронефомъ. Сами тогда увидите, чья возьметъ.

Плѣнники только плечами пожали. Быть можетъ, они полагали, что по этому вопросу инженеръ непремѣнно провалится?

Вѣроятно, такъ.

Робюръ сдѣлалъ знакъ. Поступательные винты разомъ остановились. Пролетѣвъ по инерціи еще съ милю, Альбатросъ прекратилъ движеніе.

Робюръ сдѣлалъ другой знакъ. Тогда подъемные винты заработали съ такою быстротою, съ которою можетъ сравниться развѣ только быстрота механизма сиренъ при акустическихъ опытахъ. Ихъ «фрр» поднялось по лѣстницѣ звуковъ почти до октавы, хотя сила звука, по мѣрѣ поднятія, постепенно ослабѣвала вслѣдствіе разрѣженія воздуха. Аппаратъ быстро взлетѣлъ вертикально вверхъ, точно звонкій жаворонокъ, запѣвшій въ лазури свою раннюю пѣсню.

— Баринъ!.. Баринъ!.. — лепеталъ чуть живой отъ страха Фриколенъ, — а вдругъ это упадетъ!.. Вдругъ разобьется!

Робюръ только презрительно улыбнулся въ отвѣтъ. Въ нѣсколько минутъ Альбатросъ поднялся на двѣ тысячи-семьсотъ метровъ, что соотвѣтствуетъ кругозору въ семьдесятъ миль, а потомъ вскорѣ на четыре тысячи метровъ, что было указано барометромъ, упавшимъ вдругъ на 480 миллиметровъ.

Опытъ былъ сдѣланъ, и Альбатросъ снова опустился внизъ. Уменьшеніе давленія въ верхнихъ слояхъ производитъ уменьшеніе кислорода въ воздухѣ, а слѣдовательно задерживаетъ и окисленіе крови. Вслѣдствіе этого обстоятельства со многими аэронавтами случались несчастія, которымъ Робюръ не желалъ подвергать себя безъ надобности.

Альбатросъ спустился до той высоты, которой онъ преимущественно придерживался во время полета, и пропульсаторы, снова придя въ движеніе, еще быстрѣе помчали его на юго-западъ.

— Итакъ, господа, — сказалъ Робюръ, — я вамъ отвѣтилъ на предложенный вопросъ. — Извольте же возражать, если можете. Теперь ваша очередь.

Онъ небрежно перекинулся черезъ перила и погрузился въ созерцаніе.

Поднявъ черезъ нѣсколько минуть голову, онъ увидалъ передъ собою президента и секретаря Вельдонскаго института.

— Инженеръ Робюръ, — сказалъ дядя Прюданъ, тщетно стараясь сдержаться, — мы ничего у васъ не спрашивали, мы не интересовались вашими мнѣніями. Но вотъ, что дѣйствительно намъ интересно знать и на что вы, надѣюсь, намъ отвѣтите.

— Говорите.

— По какому праву осмѣлились вы на насъ напасть въ городѣ Филадельфіи, въ Фермонтскомъ паркѣ? По какому праву заперли насъ въ какой-то чуланъ? По какому праву везете насъ противъ нашей. воли на этой летающей машинѣ?

— А по какому праву, господа баллонисты, — возразилъ Робюръ, — по какому праву оскорбляли вы меня у себя въ клубѣ, и не только оскорбляли, а даже грозили Богъ знаетъ чѣмъ, такъ что я едва отъ васъ унесъ ноги?

— Это не отвѣтъ, — возразилъ Филь Эвансъ. — Извольте же говорить прямо: по какому праву?..

— Вамъ очень хочется знать?

— Очень желательно.

— Ну-съ, извольте: по праву сильнаго.

— Это очень цинично сказано.

— Но это такъ.

— И долго ли же это, господинъ инженеръ, — спросилъ, выходя наконецъ изъ себя, дядя Прюданъ, — долго ли это вы намѣрены пользоваться своимъ правомъ и таскать насъ по воздуху?

— Охота вамъ спрашивать, господа, — отвѣчалъ Робюръ, — когда вамъ стоитъ только посмотрѣть внизъ, и вы увидите такую чудную панораму, какой не найти другой во всемъ свѣтѣ.

Въ это время Альбатросъ глядѣлся въ неизмѣримую зеркальную гладь озера Онтаріо. Онъ проносился надъ страною, столь поэтично воспѣтою Куперомъ. Прослѣдовавъ затѣмъ вдоль южной стороны этого

огромнаго бассейна, онъ направился къ рѣкѣ, которая вливаетъ въ него воды озера Эри, предварительно разбивая ихъ о скалы.

Съ минуту до воздушнаго корабля доносился величественный гулъ, напоминающій отдаленный ревъ бури. Въ воздухѣ замѣтно посвѣжѣло, какъ будто онъ пропитался влажнымъ туманомъ.

Подъ Альбатросомъ гудѣлъ водопадъ. Съ ревомъ и шумомъ низвергалась съ утесовъ въ кипящую бездну масса воды, казавшаяся огромнымъ хрустальнымъ столбомъ, отъ котораго исходилъ невыносимый блескъ всѣхъ цвѣтовъ радуги, вслѣдствіе преломленія солнечныхъ лучей.

Это было чудное, несравненное зрѣлище.

Возлѣ водопада тонкою нитью тянулся пѣшеходный мостъ, соединявшій оба берега. Немного пониже, миляхъ въ трехъ, былъ переброшенъ другой мостъ, висячій, по которому какъ разъ въ эту минуту ползъ желѣзнодорожный поѣздъ, направляясь съ канадскаго берега на сѣверо-американскій.

— Ніагара! — вскричалъ Филь Эвансъ.

Онъ никакъ не могъ удержаться отъ этого восклицанія. Зато дядя Прюданъ выдержалъ свой характеръ, и хотя съ большимъ усиліемъ, но принудилъ себя равнодушно отвернуться отъ всѣхъ этихъ чудесъ.

Черезъ минуту Альбатросъ пролетѣлъ поперекъ надъ рѣкою, которая образуетъ границу между Канадой и Соединенными Штатами, и понесся необозримыми пространствами Сѣверной Америки.