Возвращение

ЩУПАЛЬЦЕ

В каждом городе в Малайе есть свои развлекательные центры, которые местные жители называют «парками». Китайские театры, классические и современные, малайские театры, кинотеатры и танцевальные залы теснятся на огороженном пространстве и необходимо купить билет, чтобы попасть внутрь. Горожане обычно приходят сюда после дневной жары, чтобы подышать прохладой и развлечься.

Когда вступаешь в парк в Сингапуре, тебя встречает весёлая какофония звуков и поразительный почти дневной свет, поразительный потому, что в самом Сингапуре катастрофически не хватало лампочек. Но война, кажется, не коснулась парка.

Этот парк назывался «Большой мир» и, разумеется, был самым крупным в Малайе.

Когда как всегда изящно одетая Саэко Такано, подъехав ко входу на машине, вошла в парк, привлекая внимание посетителей своими белоснежными носками, которые то появлялись, то исчезали под краями её кимоно, она не собиралась идти в кино или встретить кого-либо в танцевальном зале. Её мысли занимали небольшие торговые павильоны, в которых гордо красовались предметы роскоши, уже давно исчезнувшие в Сингапуре, и в которых можно было без труда купить французские духи и пудру или американское мыло. Недавно Саэко купила здесь косметику Коти, но в последнее время её интересовали только оставшиеся бутылочки лекарства фирмы «Байер» из Германии.

Германия только что потерпела поражение после нескольких лет изоляции, и было трудно ожидать новых поставок. Но в этом случае Саэко сделает заказ и вернётся через несколько дней. Когда хозяин павильона вновь увидит её, он, не говоря ни слова, выставит бутылочку с таблетками на стеклянную витрину. Это была одна из тайн китайского города, и таким путём Саэко всегда покупала бриллианты, несмотря на то, что японская армия их все реквизировала и их нельзя было найти обычным путём. Но Саэко знала каналы, а цена не была для неё препятствием.

Саэко использовала это лекарство довольно необычным способом, что было связано с бриллиантами. Она прятала бриллианты среди таблеток или порошка, вновь заполняла бутылочку и аккуратно запечатывала её, чтобы она выглядела как совершенно обычное лекарство. Затем она передавала его уезжающему в Японию морскому офицеру или сотруднику информационного департамента, которым она доверяла.

— Моя сестра принимает это лекарство регулярно, но сейчас она не может достать его в Японии. Она не может обходиться без него, поэтому я была бы чрезвычайно благодарна, если вы пошлёте ей заказной почтой эту бутылочку, когда вернётесь в Японию.

Молодой человек был только счастлив выполнить поручение такой красивой женщины:

— Я с удовольствием выполню вашу просьбу, мадам.

Военные не обязаны проходить через таможню, и в любом случае они могут легко спрятать бутылочку с лекарством в кармане.

Саэко готовилась к будущему. На основании отрывочной информации, которую ей удавалось услышать и которая не была известна широкому кругу лиц, Саэко пришла к выводу, что Япония проиграет войну. Она никогда не показывала, что ей известно, и продолжала встречать и провожать гостей в своём ресторане с неизменным очарованием. Что может случиться с другими, Саэко совершенно не трогало.

Главная аллея парка была заполнена гуляющими, но внезапно обрушившийся тропический ливень разогнал их, как попавшее в беду скопище новорождённых тараканов. Они бросились в укрытие под карнизы павильонов и в театры.

Это был один из тех коротких тропических ливней, при котором дождь падал с такой силой, что он заглушал музыку и пение, доносящееся из китайского театра. Мгновенно здесь и там возникли большие лужи, в которых отражался яркий свет неоновых реклам, а водяные брызги от продолжающегося дождя придавали им уродливые формы.

Саэко зашла в кафе при танцевальном зале, села за столик и спокойно наблюдала за ливнем. Представительный, похожий на китайца мужчина в костюме в стиле Сун Ятсена вошёл в кафе и снял свою промокшую шляпу. С невольным возгласом удивления Саэко с улыбкой поднялась ему навстречу. Это был человек, с которым капитан Усиги познакомил её в китайском доме в Малакке.

— О!.. Это вы!.. — сказал он. — Вы одна?

— Вы совсем промокли…

— Ливень пошёл совершенно внезапно. Вечером нельзя предвидеть — небо всё равно тёмное. Вы пришли потанцевать?

— Нет, я просто жду, когда он прекратится, как и вы. Вы сейчас остановились в Сингапуре?

— Ненадолго… — Он уклонился от ответа. — Не возражаете, если я присоединюсь к вам?..

Для моряка он был необычно вежлив. Её лицо расплылось в улыбке:

— Пожалуйста, я тоже одна…

— Мы сможем уйти не раньше, чем через тридцать минут. У них здесь есть пиво? Что бы вы хотели?..

— Я также выпью пива, если оно у них есть…

— Конечно. Извините меня…

Он повернулся, позвал официанта и сделал заказ на быстром английском языке. В его волосах проглядывала седина, но он был красивый мужчина, и в его жестах и мимике было что-то изящное.

— Как дела у Усиги?.. — спросил он.

— Разве вы не знаете?..

— Он уехал? — Его взгляд, казалось, обволакивал её и одновременно проникал вглубь. — Так он? Так он всё же уехал? — Вопрос прозвучал странно и тяжело, и он сам на него ответил рассерженным тоном, который поразил Саэко. — Он уехал, чтобы покончить с собой… Они все идут навстречу смерти в этой жестокой войне. Но те, кто идут ей навстречу, счастливее тех, кто остаётся позади и просто ждёт её прихода. И их жёны — я знаю, что они переживают…

Саэко вложила оттенок упрёка в свой нарочито нежный взгляд. Но это было не в её характере самой затрагивать опасные темы.

— Что будет с войной? Что, вы думаете, может произойти? — было всё, что она сказала.

Мория загадочно улыбнулся и стряхнул пепел со своей сигареты.

— А вы разве не знаете об этом больше, чем я?

Удивление Саэко было достойно произведения искусства. — Я? Как я могу что-нибудь знать?

— Я думаю, вы знаете. — На спокойном лице Кёго появилось и тут же исчезло выражение, свойственное военным. — Подобные вам люди обладают таинственной способностью улавливать запах вещей, которые руководство армии стремится скрывать. И только народ не знает, что происходит, и прежде всего японский народ. Конечно, солдаты наивно верят в победу, это им вдолбили в головы.

— Я тоже верю, что мы победим.

— Не может быть.

У неё было такое ощущение, что ей дали пощёчину:

— Как некрасиво так говорить.

— Я никоим образом не имел в виду что-то плохое. Например, китайцы уже знают, что Япония проиграет войну. Посмотрите, как выросли в последнее время цены. Они, как барометр, точно отражают положение дел на фронте. Я сам живу среди китайцев, но не знаю, как они это чувствуют. Жандармерия конфисковала все коротковолновые приёмники, так что они не могут слушать передачи из Чункина или Лондона. Но они всё равно знают, что происходит… Каждая небольшая новость немедленно сказывается на текущих ценах. Чем больше лжи распространяет японский императорский штаб, тем быстрее растут цены. Чашка лапши стоила шесть центов, а теперь уже шестьдесят иен…

Внезапно он задержал свой взгляд на лице Саэко:

— Бриллианты, должно быть, тоже возросли в цене. Сколько сейчас стоит один карат?

При продолжающемся шуме дождя Саэко заставила себя спокойно улыбнуться:

— Мне это неизвестно…

Он промолчал минуту:

— Вы говорите, что не знаете?

— Нет. А сколько он стоит?

— Вы не должны это от меня скрывать. Насколько мне известно, именно сегодня утром вы купили несколько бриллиантов в лавке у Лингшоу. Разве это не так?

В этот раз Саэко была настолько поражена, что изменилась в лице, но Мория спокойно смотрел в окно, как будто это его не касалось. Потоки дождя продолжали падать подобно водопаду, отражая разноцветные неоновые огни. Магазины с дорогими товарами, бильярдные залы, игровые павильоны стояли в ряд на другой стороне аллеи, а перед ними толпились ряды малайцев, ожидающих прекращение дождя. Некоторые их них сидели на корточках с поднятыми саронгами, чтобы закрыть от дождя головы, и это придавало им вид тюков с одеждой.

Саэко не знала, что сказать. Она была испугана тем, что Кёго, сказав так много, вновь замолчал. Она провела согнутой рукой по своим волосам движением, которое, она знала, выглядит привлекательным для любого мужчины, однако Мория остался совершенно равнодушным.

— Вам обо всём известно, не так ли?

— Не мне. Мои китайские друзья знают всё. Я просто слушаю, что они говорят, и поэтому я в курсе событий.

— Они несколько преувеличивают.

Кёго вновь погрузился в молчание, и казалось, что какая-то стена выросла перед его глазами. Он излучал спокойствие, свидетельствующее о внутренней дисциплине, но которая не имела ничего общего с военным воспитанием. Это выражалось в его манере говорить мягким тоном, за которым скрывалась острота ума, что резко контрастировало с простой речью капитана Усиги.

— Мои китайские друзья, действительно, знают всё и не только то, что происходит здесь в Сингапуре, но также и в Тайпее или Сайгоне. И речь идёт не только о крупных событиях. Например, рассказывая о сокрушительном поражении японской армии под Импала, они подробно описали жизнь в тылу командующего генерала, который в большом зале европейской виллы, окружённой сосновыми и вишнёвыми деревьями, построил себе точную копию японской комнаты с черепичной крышей и циновками на полу.

— Но некоторые из этих историй могут быть просто слухами.

— Вы имеете в виду ваши бриллианты?

— Не волнуйтесь о них так сильно. Вы ведь знаете, что женщины любят драгоценности.

Он только хмыкнул.

— По-вашему, я считаю, что Япония проиграет войну? Но можете ли вы сказать, что это будет не так? Вы ведь готовитесь к этому.

Кёго перевёл свой взгляд с лица Саэко на аллею парка. Ливень постепенно затихал. Доносящиеся из театра звуки оркестра становились всё громче по мере затихания шума дождя, и чёрные тени становились всё гуще в свете огней магазинов и павильонов.

Кёго неожиданно повернулся к ней:

— Хотите потанцевать?

Саэко всё ещё была встревожена, но с улыбкой согласилась, чувствуя в этом спасение от предыдущего разговора, о котором Кёго, казалось, уже забыл. Он вежливо сопроводил её в танцевальный зал, и казалось, что ничего в его поведении в этот вечер не могло поставить её в неудобное положение.

Оркестр в танцевальном зале играл танго. Японцев здесь не было, и танцевали только молодые китайцы. Как только они вступили на танцплощадку, Саэко привлекла всеобщее внимание, но она этого не заметила, так как была полностью сконцентрирована на движениях Кёго, поражённая его умением.

— Как Вы легко танцуете! — проронила она невольно.

Кёго должно быть было около пятидесяти, но неожиданная грация и скорость мягких движений его тела взбудоражили её. Она, наконец, прочувствовала его парижское танго, и их дыхание слилось воедино. Она уже могла расслабиться и сказала:

— Вы, должно быть, находите меня неуклюжей.

— Ни в малейшей степени.

— Но вы меня поражаете. Для морского офицера…

Но поражены были не ум и сердце Саэко, а её тело. Даже когда они говорили, оно плыло в лёгком плавном движении. Беспокойство, вызванное её партнёром, ещё не исчезло, но по мере того как она осознавала, что находится в центре всеобщего внимания, она не могла воспротивиться удовольствию забыться, погрузившись в плавные движения, которые объединяли их тела.

— Это великолепно, — сказала она.

— Я учился танцевать в Европе. Думаю, что сейчас я уже старомоден.

— Ни в коем случае. Там как раз и надо учиться. Музыканты смотрят на вас.

— Это на вас они смотрят, — сказал он коротко, а затем прошептал ей на ухо: — Вам лучше с чьей-либо помощью уехать в Японию как можно скорее. Придумайте любую причину. Чем дольше вы будете оставаться, тем неприятнее будет здесь обстановка.

— Вы остаётесь здесь?

— Нет. Я не хочу и дня оставаться здесь после окончания войны. Вероятно, я вернусь в Европу.

Саэко с удивлением взглянула на него:

— Но не в Японию?

— Вероятно, нет, почти определённо нет. Я не могу, в самом деле.

— Я завидую, что вы едете в Европу.

— Вы, действительно, завидуете? — спросил он тихо. — Дело не в том, счастлив я или нет. Так сложились обстоятельства. Вам нет причины завидовать мне.

— Это ваша работа?

Его улыбка сказала: нет.

Оркестр перестал играть, но в ответ на аплодисменты сразу заиграл следующий танец. Это был быстрый фокстрот, но Кёго начал танцевать в медленном темпе. Саэко вновь как бы погрузилась в воду и плыла без усилий, закрыв глаза от испытываемого удовольствия движениями своего тела.

И она думала о Кёго, о том, какой он странный человек. Насколько тот, который танцевал с ней сейчас, отличался от того, который напугал её разговорами о бриллиантах, а затем отвернулся и неожиданно замолчал. И на его лице, когда он, отвернувшись от неё после того разговора, смотрел на падающий дождь, казалось, лежала печать одиночества. Кёго был красивым мужчиной, но это выражение его лица напомнило ей о статуе, которую она где-то видела — у неё на лице была такая же мужественная печаль.

Она открыла глаза и улыбнулась, опьянённая ощущением момента.

— Итак, скоро мы расстанемся, один — на Запад, другой — на Восток.

— Да, это так.

— Какой вы несносный.

— Почему?

— Вы спрашиваете, почему! Мне становится грустно и одиноко, когда я подумаю об этом.

— Как по-японски это звучит! К тому же, а кто вы, собственно, для меня?

Она посмотрела на него с обидой:

— Как вы можете так говорить?

— Потому что я такой закоренелый бродяга… Когда живёшь вдали от Японии, то теряешь чувство сентиментальности. Это как в пустыне. В безводной пустыне. И когда к этому привыкаешь, то находишь, что это лучший образ жизни.

— Я хотела бы о вас больше узнать. Но не здесь, а в тихом месте. Почему бы нам не поехать ко мне домой?

— Это ресторан, не правда ли? Там, вероятно, будут морские офицеры. Я… — Он покачал головой. — Я не имею ничего против простых солдат, но я не хочу встречаться с профессионалами.

Они вернулись к своему столу. Дождь уже прекратился.

— Поехали, прошу вас. У меня есть отдельная комната, куда обычных посетителей не пускают.

Кёго слегка улыбнулся, а в его глазах заиграли огоньки флирта.

— Я не хотел бы к вам ехать. Даже запах военных вызывает у меня отвращение.

— А как же вы сами?

— У меня определённо нет этого запаха. Я думаю, что сейчас он уже исчез. — Его тон изменился: — Война это самое страшное преступление. В Европе будет ад, когда я туда вернусь, но в Японии будет ещё хуже. Вы должны это осознать, прежде чем вы поедете. И всё это из-за войны, в которой не было необходимости. О боже, война — это ад, даже если вы её выиграете, любая война.

— Вы странный человек.

— Вызывающий отвращение? Да? Предатель?..

— Да. У вас есть семья?

Печальная тень пробежала по его лицу, и он быстро отвернулся. Затем ответил:

— У меня была семья. Жена и дочь.

— Ах, вот как! И где же они?

— В Японии, — ответил он медленно и спокойно, и на этот раз его взгляд не покидал лица Саэко.

— Значит, вы живёте раздельно.

— Сейчас это едва ли выглядит странным. Ведь идёт война. А вы вместе с мужем?

— Нет. — Её лицо озарилось очаровательной улыбкой: — Я живу одна.

— Извините, но я слышал, что вы замужем. Или это только для властей?

— Это только слухи.

— Ну, тогда вы беззаботный человек в этом мире.

— Вы сказали, что у вас есть дочь. Сколько ей лет?

— Двадцать.

— Как её звать?

— Томоко. Давайте об этом сейчас больше не будем говорить. Я думаю, у нас есть поговорить о чём-либо другом.

— Хорошо. Так, значит, у меня дома.

— Нет. Идите со мной туда, куда я иду. Извините, что я это говорю, но виски там лучше, чем у вас в ресторане. Дождь, кажется, перестал.

— Где это место?

— Просто следуйте за мной. Вы заставили меня вспомнить мою жену и дочь. Теперь вы обязаны заставить меня вновь забыть о них.

— Вы говорите очень странно.