Возвращение Скарамуша

Глава XVIII. ДОКЛАД ЛАНЖЕАКА

Неделю спустя Ланжеак предстал в Гамме перед д'Антрагом. Молодой человек не простил барону де Бацу обиду, нанесённую ему при расставании, и, возможно, по этой причине не сделал никакой попытки смягчить свой доклад или хотя бы проявить беспристрастность.

И д'Антраг, как и предсказывал де Бац, действительно потирал руки.

— Я предвидел провал этого хвастливого гасконца, — прокомментировал он, криво улыбнувшись. — Ничего другого от его родомонад ждать не приходится. Хороши бы мы были, если бы понадеялись на его успех. К счастью, освобождение её величества обеспечено мерами, предпринятыми мной в Вене. Маршал де Кобург получил от нас указание выдвинуть предложение об обмене узниками. Мы хотим поменять господ из Конвента, которых выдал Австрии Дюмурье, на членов королевской семьи. Я слышал от господина де Траутмансдорфа, что предложение восприняли благосклонно, и теперь у нас почти нет сомнений, что обмен состоится. Так что неудача господина де Баца не вызывает у меня слёз. — Он помолчал. — Как, вы сказали, имена господ, которых мы потеряли из-за его безрассудства?

— Шевалье де Ларнаш и Андре-Луи Моро.

— Моро? — д'Антраг покопался в памяти. — А, да! Ещё один родомон, которого де Бац завербовал здесь. Что ж… — Он умолк, поражённый внезапной мыслью. Выражение его смуглого худого лица показалось господину де Ланжеаку очень странным. — Так говорите, господин Моро убит? — спросил граф резко.

— Если его не убили на месте, что весьма вероятно, то определённо казнили в самый короткий срок.

Едва ли революционный трибунал пощадит человека, которому предъявлено такое обвинение.

Д'Антраг погрузился в раздумье.

— Ну, вот что, — сказал он наконец. Будет лучше, если вы повторите свой рассказ его высочеству. Думаю, ему будет интересно вас послушать.

Спустя час или два после того, как граф де Прованс выслушал доклад господина де Ланжеака, его высочество отправился в гостиницу «Медведь» с визитом к сеньору де Гаврийяку.

Если учесть, что принц жёстко придерживался всех правил и предписаний этикета, этот визит был неслыханной милостью. Но, когда дело касалось господина де Керкадью и его племянницы, его высочество предпочитал забывать о формальностях. У него вошло в привычку заглядывать к ним запросто, без церемоний, и подолгу сиживать в их обществе. В таких случаях принц, если и не сбрасывал вовсе мантию величия, то по крайней мере настолько распахивал её, что беседовал с дядюшкой и племянницей почти на равных. Он частенько обсуждал с ними новости, делился своими страхами и надеждами.

Алине, воспитанной в почтении к принцам крови, добрые отношения с Мосье очень льстили. Настойчивость, с которой он выспрашивал её мнение, внимание, с которым он её выслушивал, уважение, которое он неизменно выказывал по отношению к ней, поднимали в её глазах их обоих. Терпение принца в стеснённых обстоятельствах, его стойкость перед лицом несчастий и невзгод укрепляли в девушке веру в его личное благородство и придавали романтический ореол его неказистой, почти плебейской внешности. Истинно королевские качества, которые разглядела в Мосье мадемуазель де Керкадью, особенно выигрывали в сравнении со своекорыстием врождённого интригана д'Антрага.

Как мы знаем, граф д'Антраг метил высоко. Всеми правдами и неправдами он сумел добиться того, что Мосье считал его незаменимым. Д'Антраг стремился укрепиться в этом положении, которое с приходом реставрации должно было сделать его первым человеком в государстве. Единственным препятствием к полному воплощению его честолюбивых замыслов было расположение Мосье к господину д'Аварэ. Последний своим положением был обязан главным образом госпоже де Бальби. Именно она приблизила д'Аварэ к его высочеству, и влияние этой парочки на Мосье стало поистине безграничным. Если бы госпожа де Бальби утратила привилегии maitress-en-titre, положение д'Аварэ тут же пошатнулось бы. Понимая это, д'Антраг прилежно плёл интригу против фаворитки. Несколько раз уже случалось, что какая-нибудь дама из окружения его высочества пробуждала в д'Антраге надежду. Но любовные похождения принца объяснялись не столько его нежными чувствами, сколько пустым и тщеславным желанием покрасоваться перед придворными. Если бы не разговоры, которые вызывала очередная интрижка Мосье, он вряд ли обременил бы себя ухаживаниями. Несмотря на все свои измены, принц на свой лад хранил верность госпоже де Бальби. Но сейчас, как подсказывало д'Антрагу чутьё, дело обстояло иначе. От проницательных глаз графа не укрылась нежность, которая появлялась во взгляде его высочества всякий раз, когда принц смотрел на очаровательную мадемуазель де Керкадью. Более близкое знакомство с самой Алиной укрепило надежду д'Антрага. Насколько он разбирался в людях, в данном случае победа его высочеству легко не достанется, но уж если девушка уступит, то её власть над принцем будет абсолютной. И д'Антраг решил, что нашёл наконец-то особу, способную полностью и навсегда затмить госпожу де Бальби. Но как все удачливые и опасные интриганы, граф никогда не торопил события. Пока они развивались в нужном направлении, д'Антраг хранил терпение, сколько бы ему ни приходилось ждать. Он понимал, что привязанность мадемуазель де Керкадью к Андре-Луи Моро служит серьёзным препятствием для его целей. Вот почему, как ни раздражало д'Антрага вторжение де Баца в область, которую граф считал своей, он смирился с авантюристическим планом барона и Андре-Луи ради того, чтобы де Бац на время увёз Моро подальше от мадемуазель де Керкадью. Радость д'Антрага по этому поводу перешла в ликование, когда он понял, что сам принц приветствует отъезд Моро. Этим и только этим д'Антраг объяснял внезапную volte-face, неожиданную любезность по отношению к двум искателям приключений, высказанную регентом несмотря на явное недовольство господина д'Артуа.

Так что можно легко представить себе, с каким тайным удовлетворением д'Антраг препроводил господина де Ланжеака к его высочеству, с тем чтобы курьер повторил рассказ о внезапном конце Моро. Графу показалось, что взгляд Мосье оживился, хотя вслух принц выразил сожаление по поводу безвременной гибели, постигшей молодого смельчака на службе Дому Бурбонов.

Однако, когда регент пришёл в тот день с визитом к господину де Керкадью, в его взгляде не было ни малейшего намёка на оживление. Напротив, Мосье выглядел столь мрачно, что, когда дядя и племянница встали, приветствуя его высочество, Алина сразу же воскликнула с искренней тревогой:

— Монсеньор! У вас плохие новости?

Принц печально воззрился на них с порога. Он тяжело вздохнул, поднял правую руку и снова позволил ей безвольно повиснуть вдоль тела.

— Как остро вы всё подмечаете, мадемуазель! Просто поразительно.

— Ах, монсеньор, кто же не подметит признаков расстройства в тех, кого любит и почитает?

Мосье тяжёлым шагом приблизился к стулу, который поспешил подставить ему господин де Керкадью. Граф д'Антраг остался стоять у закрытой двери.

На столе в вазе зелёного стекла стояло несколько роз, которые Алина срезала сегодня утром. Букет заметно украсил скромную комнату и наполнил её сладковатым ароматом.

Его высочество взгромоздился на стул и, повинуясь привычке, стал тыкать наконечником трости в одну из своих туфель. Его взгляд упёрся в пол.

— И в самом деле, на душе у меня тяжело, — печально произнёс он. — Попытка спасти её величество потерпела неудачу, причём при таких обстоятельствах, что повторная попытка представляется нам невозможной.

В комнате воцарилось молчание. Регент вертел в руках трость. Лицо Алины выдавало искреннее огорчение. Наконец, господин де Керкадью нарушил молчание.

— А господин де Бац? Что с господином де Бацем и теми, кто был с ним?

Мосье избегал напряжённого взгляда Алины.

— Господин де Бац жив, — ответил он уклончиво, но слегка охрипший голос выдал его волнение.

От д'Антрага не укрылась дрожь, охватившая мадемуазель, и внезапная бледность, на фоне которой её глаза стали казаться чёрными.

— А… остальные? — спросила с запинкой — Остальные? Господин Моро? Что с господином Моро, монсеньор?

Ответом ей было молчание. Мосье упорно продолжал изучать вощёный пол. Он явно не мог заставить себя посмотреть на девушку. Тяжёлый вздох, опущенные плечи и безнадёжный жест пухлой руки говорили красноречивее всяких слов. Наконец, тягостную тишину нарушил д'Антраг.

— У нас есть основания бояться худшего, мадемуазель, — осторожно произнёс он.

— У вас есть основания… Какие основания? Скажите же мне, сударь!

— Ради Бога, сударь! — вскричал Керкадью.

Господин д'Антраг осознал, что ему легче обращаться к сеньору де Гаврийяку.

— У нас нет никакой надежды увидеть господина Моро снова.

— Вы хотите сказать, что он… погиб?

— Увы, сударь.

Керкадью издал нечленораздельное восклицание и вскинул руки, словно защищаясь от удара. Мадемуазель де Керкадью с посеревшим лицом качнулась назад, к стулу и упала на него, как подкошенная. Она безвольно уронила руки на колени и уставилась невидящим взором в пространство.

Комната и люди в ней исчезли. Перед глазами Алины возник ноздреватый снег в пятнах солнечного света и тени, обледеневшие голые ветки над чернильным потоком реки; Андре-Луи, примеряющий шаг к её шагам, такой проворный, подвижный, такой живой. Та утренняя прогулка с Андре, состоявшаяся полгода назад, была последним и самым ярким воспоминанием девушки о возлюбленном.

Спустя какое-то время её сознание снова вернулось в комнату. Алина обнаружила, что принц стоит перед ней, положив руку ей на плечо. Вероятно, его прикосновение и вернуло девушку к страшной действительности.

— Д'Антраг, вы были слишком резки, — послышался густой, мурлыкающий голос принца. — Неужели вы не могли проявить больше такта, глупец?

В следующее мгновение Алина услышала собственный голос, поразительно ровный и безжизненный.

— Не вините господина д'Антрага, монсеньор. Такие новости лучше всего сообщать быстро и ясно.

— Моё бедное дитя! — Мурлыкающая нотка в голосе Мосье усилилась. Мягкая ладонь легонько сжала её плечо. Его громоздкая оплывшая фигура склонилась над девушкой. Принц долго хранил молчание, но в конце конов нашёл необходимые слова. — Из всех жертв, принесённых во имя Трона, я считаю самой тяжёлой эту. — Такое заявление могло показаться чудовищным преувеличением, но Мосье поспешил объяснить свою мысль. — Ибо, поверьте мне, мадемуазель, я снёс бы что угодно, только бы боль и горе не коснулись вас.

— Вы очень добры, монсеньор. Вы очень добры, — произнесла Алина механически, и мгновением позже, устремив взгляд на д'Антрага, спросила: — Как это случилось?

— Прикажите позвать де Ланжеака, — распорядился принц.

Ланжеак, которого оставили ждать внизу, поднялся в комнату. В третий раз за этот день ему пришлось пересказывать события роковой ночи на улице Шарло, но на сей раз он чувствовал себя особенно неловко перед очевидным горем мадемуазель де Керкадью.

Слёзы не шли к Алине. Даже теперь она едва ли понимала, что произошло. Все её чувства восставали против необходимости поверить. Ей казалось немыслимым, что Андре — её Андре, ироничный, деятельный, полный жизни — мог погибнуть.

Но мало-помалу рассказ Ланжеака пробил брешь в её отрешённости, и страшная правда стала постепенно проникать в сознание девушки. На этот раз курьер придерживался вполне определённой версии. Он утверждал, что Моро убили на месте. Вероятность превратилась в определённость из соображений милосердия. Д'Антраг предположил, а регент согласился, что так мадемуазель де Керкадью будет меньше страдать. Зачем ей терзать себя догадками о том, как погиб Моро? Если он и уцелел в схватке, то лишь для того, чтобы погибнуть под ножом гильотины.

— Узнаю его, — тихо произнесла Алина, когда Ланжеак закончил рассказ. — Он пожертвовал собой, чтобы спасти другого. Такова вся его жизнь.

Но слёз по-прежнему не было. Они пришли позже, когда Алина и госпожа Плугастель, обнявшись, искали друг в друге силы, чтобы вынести это общее горе.

Графиня узнала новость от мужа. Не ведая о родстве, которое связывало её с Андре-Луи, граф сообщил чудовищную весть, не позаботившись о том, чтобы как-то смягчить её.

— Этот хвастливый дурак, де Бац, снова сел в лужу, как мы и предполагали. И его провал стоил нам нескольких человек. Но нет худа без добра. Теперь Алина де Керкадью избавлена от нелепого мезальянса, поскольку Моро убит.

Не получив ответа, господин де Плугастель повернулся к жене и обнаружил, что она потеряла сознание. Его изумление смешалось с беспричинным негодованием. Он долго стоял над супругой в хмурой задумчивости прежде, чем предпринял попытку вызвать помощь.

Когда госпожа де Плугастель пришла наконец в себя, граф раздражённо потребовал объяснений. Графиня прибегла к тому единственному, которое могла предложить. Она знала Андре-Луи с детства и сопереживает горю Алины, сердце которой будет разбито этим ужасным известием. На сём она отправилась к мадемуазель де Керкадью, то ли предложить поддержку, то ли искать её. Сеньор де Гаврийяк, сам сражённый горем, тщетно пытался успокоить обеих рыдающих дам.

Мосье удалился из гостиницы в ещё более мрачном настроении, чем пришёл. Вероятно, его состояние можно объяснить первыми словами, произнесёнными его высочеством, когда они с д'Антрагом вышли на яркое солнце зашагали в направлении шале.

— Похоже, она питала к этому проходимцу очень глубокую привязанность.

Элегантный как всегда д'Антраг едва подавил улыбку.

— Если всё как следует взвесить, то, возможно, и неплохо, что господин Моро убрался с дороги.

— А? Что? — Регент испуганно застыл на месте. Что это было? Слова графа или эхо его собственных мыслей?

Отношение господина д'Антрага к событию в Париже полностью совпадало с мнением, высказанным господином де Плугастелем.

— Если бы этот тип выжил, всё могло бы окончиться злосчастным мезальянсом.

— А! — Регент перевёл дух и двинулся дальше. — Я придерживаюсь того же мнения. Но мне хотелось бы, чтобы её горе не было столь острым.

— Мадемуазель де Керкадью молода. В таком возрасте горе быстро забывается.

— Мы обязаны приложить все силы, чтобы утешить бедное дитя, д'Антраг.

— Что ж, вы правы, монсеньор. В каком-то смысле можно сказать, что это наш долг.

— Долг, д'Антраг. Долг. Именно так. В конце концов Моро погиб у меня на службе. Да, да, долг, и никак иначе.