Возвращение скипетра

Dan Chernenko

Возвращение скипетра

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В южной части Королевства Аворнис незадолго до этого наступила весна. Она только сейчас добралась до столицы. Город Аворнис пережил долгую, суровую зиму. Это было не так плохо, как могло бы быть — Изгнанный не пытался похоронить город в снегу и льду, как он сделал несколькими годами ранее, — но никто из тех, кто прошел через это, не назвал бы это легким.

Сегодня король Ланиус был рад возможности покинуть королевский дворец без мехового плаща с капюшоном, доходящего до земли, и крепких войлочных ботинок с шерстяными носками внутри, чтобы не замерзли пальцы ног. Его дыхание все еще дымилось, когда он вышел на улицу, но сосульки растаяли под карнизами крутых шиферных крыш, и весь снег сошел с улиц, оставив те, что не были вымощены булыжником (а таких было большинство), по колено в вонючей грязи.

На нескольких дубах и кленах вокруг дворца распустились почки, предвещавшие появление новых листьев. Несколько самых ранних птиц сезона уселись на почти голых ветвях. Песни, которые они пели, звучали с облегчением и, возможно, немного удивленно; как будто им тоже было трудно поверить, что зима, возможно, закончилась.

Принц Крекс и принцесса Питта, сын и дочь Ланиуса, стояли рядом с ним. Они были более счастливы выбраться из дворца, чем он. Игры в снежки и снеговики - все это было очень хорошо, но им пришлось провести большую часть зимы в помещении, и это их раздражало. Если запах с близлежащих грязных улиц и беспокоил их, они этого не показывали.

Питта указала на одну из птиц на ближайшем дубе. "Что это за птица, отец?" спросила она, уверенная, что Ланиус знает. Люди всегда были уверены, что Ланиусу известно множество мелких, по большей части бесполезных вещей. Они тоже обычно оказывались правы.

"Тот, что на той второй ветке?" спросил он, прищурившись в его сторону — он был немного близорук. Его дочь кивнула. Он сказал: "Это щегол".

"Тогда почему он не золотой?" Спросил Крекс.

И Ланиус тоже это знал. "Они золотые только поздней весной, летом и первой частью осени", - ответил он. "В остальное время они такого зеленовато-желтого цвета. Но вы можете определить, что это за песня, которую они поют". Он просвистел несколько нот, не очень хорошо.

Он задавался вопросом, спрашивал ли Крекс, почему птицы были золотыми только в половине случаев. Он бы спросил, когда был мальчиком. Но он всегда был дико любознателен ко всему. Он все еще был таким. Крекс — и Питта тоже — испытывали лишь обычное детское любопытство.

Он улыбнулся им со странной смесью привязанности и раздражения. В большинстве случаев они унаследовали семейную линию своей матери, а не его. Королева Сосия была дочерью короля Граса, а Грас был самым практичным и твердолобым человеком, какой когда-либо был рожден. Ланиусу не очень нравился его тесть. Как он мог, когда Грас привил свою семью к древней королевской династии Аворниса и держал в своих руках большую часть королевской власти? То, что руки Граса были чрезвычайно умелыми, не делало ситуацию лучше. Если уж на то пошло, это сделало их еще хуже.

Крекс и Питта даже внешне походили на эту часть семьи. Они были крепко сложены, в то время как Ланиус был высоким и худощавым. Его борода всегда была неряшливой. У Крекса, конечно, его еще не было, но Ланиус был готов поспорить, что он будет густым и роскошным, как у Граса.

Дети были больше похожи на свою мать, чем на него тоже. Ланиус посмеялся над собой. Это было не так уж плохо. Он был в лучшем случае обычным, в то время как Сосия была симпатичной женщиной. Ее брат, принц Орталис, был смуглолицым красавцем. Проблемы Орталиса заключались в другом. Внешне он и Сосия оба походили на жену Граса, королеву Эстрильду. Тот, кто был похож на Граса, весь нос и подбородок, был его незаконнорожденным сыном, Архипреосвященным Ансером. И все же Ансер был настолько же добродушен, насколько Грас был жесток. Никогда нельзя было сказать наверняка.

"Держу пари, монкэтс хотели бы полазить по деревьям", - сказал Крекс.

Ланиус снова рассмеялся, на этот раз вслух. "Держу пари, они бы тоже так сделали", - сказал он. "И держу пари, они бы ушли, если бы мы когда-нибудь дали им шанс. Вот почему они остаются во дворце, и в основном в своих комнатах ".

В основном. Предполагалось, что они все время будут оставаться в своих комнатах. Черногорцы привезли ему его первую пару монкотов с острова где-то в Северном море. Звери были очень похожи на домашних кошек, за исключением того, что у них были когтистые, цепкие руки и ноги, как у обезьян — отсюда и название, которое они получили здесь. К ненадежности кошки они также добавили острый ум обезьяны. Ланиус иногда думал, что хорошо, что они так и не изобрели лук и стрелы, иначе они могли бы быть теми, кто держит людей в клетках.

Питта повторил эту мысль, спросив: "Как Нападающему удается все время убегать, отец?"

"Если бы я знал, милая, он бы больше этого не делал". Ланиус был вдумчивым, а также честным человеком. Через мгновение он покачал головой. "Я беру свои слова обратно. Он больше не будет делать это таким образом. Хотя, вероятно, довольно скоро он придумал бы какой-нибудь другой способ ".

Даже по стандартам moncat, Паунсер был вредителем. Где-то в комнате, где его держали, он нашел секретный выход. Во дворце тоже были ходы, слишком маленькие для человека, но идеальные для обезьяны. Паунсер охотился на мышей в королевских архивах и иногда отдавал их Ланиусу в качестве приза. Он также появлялся на кухнях. Иногда он воровал еду. Однако чаще он убегал со столовым серебром. Ланиус так и не понял почему — вероятно, потому, что монкат по своей сути был неприятностью. Особенно ему нравились большие, тяжелые серебряные сервировочные ложки. Возможно, он планировал заложить их, чтобы заплатить за свой побег. В этом было столько же смысла, сколько и во всем остальном, что придумал Ланиус.

"Я могу залезть на дерево, как обезьяна", - сказал Крекс и направился к ближайшему. Это был старый дуб; его ветви начинались намного выше уровня головы Ланиуса. Крекс, возможно, смог бы забраться в них в любом случае. Он был намного проворнее, чем его отец в том же возрасте. Смог бы он спуститься после подъема - это другой вопрос.

Ланиус не пытался сказать ему об этом. Для него это не имело бы никакого смысла. Что король действительно сказал, так это: "О, нет, ты не должен, не в твоих одеждах. Твоя мать и прачки будут кричать на тебя, если ты разорвешь их и испачкаешь ".

"О, отец!" В голосе Крекса звучало такое отвращение, на какое способен только маленький мальчик.

"Нет", - сказал Ланиус. Крекса не волновало, что Сосия и прачки кричали на него. Но они кричали бы не только на него. Они бы тоже накричали на Ланиуса за то, что он позволил Крексу испачкать свою одежду. Это было последнее, чего хотел Ланиус. Были времена, когда король был намного менее могущественным, чем представляли его подданные.

Король Грас знал, что из него никогда не получится волшебника. Это не помешало ему наблюдать, как Птероклс создает заклинание. Это также не помешало Птероклсу объяснять по ходу работы. Волшебнику, человеку, который носил свои бриджи и тунику так, как будто он упал в них, нравилось слушать, как он говорит.

"Заклинания предсказания сопряжены с определенными рисками", - сказал Птероклс.

"Самая большая проблема в том, что они могут ошибаться", - вставил Грас.

Птероклс рассмеялся. "Да, это так", - согласился он. "Но это в основном зависит от того, как интерпретируется магия. Принцип, лежащий в основе заклинания, - звук. Это основано на законе подобия. Будущее обычно похоже на настоящее, ибо настоящее - это то, из чего оно проистекает ".

"Достаточно справедливо", - сказал Грас. "Если ты можешь, тогда скажи мне, будут ли Ментеше продолжать свою гражданскую войну этим летом".

"Я сделаю все, что в моих силах", - ответил волшебник. Когда он снова рассмеялся, большая часть веселья исчезла из его голоса. "Изгнанный, вероятно, пытается увидеть то же самое".

Грас согласился. Это было слишком правдиво для утешения. Цивилизованный народ, возглавляемый королем Аворниса, поклонялся королю Олору и королеве Келее и остальным богам на небесах. Столетия назад боги низвергли Изгнанного с небес в материальный мир внизу. Он все еще горел желанием занять свое место и отомстить, и кочевники ментеше на юге почитали его вместо Олора, Келеа и других богов. Здесь, в материальном мире, Изгнанный был чем-то меньшим, чем бог. Но он был намного, намного больше, чем человек.

"Если ты обнаружишь, что твоя магия соперничает с его, отломай свою и убирайся", - сказал Грас.

"Вам не нужно беспокоиться об этом, ваше величество", - с чувством сказал Птероклс. "Я так и сделаю. Мне повезло бы занять второе место в подобной встрече. Мне бы повезло, если бы я вообще оторвался ".

Он положил на стол перед собой три серебряные монеты. Одна была отчеканена принцем Улашем, который на протяжении многих лет был сильнейшим вождем Ментеше. Улаш, человек храбрости и разума, был бы опасен даже без поддержки Изгнанного. С ней он был бы опасен вдвойне, или даже больше.

Две другие монеты были более блестящими и более свежими. Их отчеканили Санджар и Коркут, сыновья Улаша. Ни один из принцев не желал видеть другого преемником своего отца. Они сражались друг с другом уже много лет, и ментеше с обеих сторон присоединились к войне — по крайней мере, в той же степени, чтобы разграбить то, что было владением Улаша, как и по любой другой причине.

И Санджар, и Коркут даже обратились к Аворнису за помощью. Для Граса это было приятным новшеством; ментеше больше привыкли совершать набеги на Аворнис, чем обращаться к ней. Зрелище, должно быть, привело Изгнанного в ярость, но даже он, казалось, не смог остановить кочевников от ссоры между собой.

Птероклс положил монеты Санджара и Коркута поверх монет Улаша так, чтобы их края соприкасались. Он присыпал их небольшим количеством грязи. "Грязь с южного берега Стуры", - сказал он Грасу. Стура была последней из Девяти рек, которые пересекали холмистые равнины южного Аворниса с востока на запад. Его южный берег вовсе не был территорией Аворнана, а принадлежал Ментеше.

Для Граса грязь выглядела как... грязь. Он ничего не сказал. Он доверял Птероклсу в том, что тот знает, что делает. Пока что волшебник заслужил это доверие. Птероклс начал читать заклинание. Заклинание начиналось на современном аворнийском, но быстро сменилось на старомодный язык, которым в наши дни пользовались только священники, волшебники и ученые вроде Ланиуса.

Пока он пел, грязь начала кружиться и извиваться над монетами, как будто попала в одну из пыльных бурь, столь распространенных в землях, которыми правил Ментеше. Монеты, отчеканенные Санджаром и Коркутом, подпрыгнули на своих краях и начали вращаться. Они вращались круг за кругом, все быстрее и быстрее.

"Означает ли это, что они собираются продолжать сражаться?" Спросил Грас. Не пропуская ни слова, Птероклс кивнул.

Внезапно Грасу показалось, что на столешнице закружились три монеты. Он подумал, что серебряная монета Улаша поднялась со своего места, чтобы присоединиться к танцу, но она все еще была там. Он задавался вопросом, не начали ли его глаза играть с ним злую шутку.

Заклинание Птероклса замедлилось. Как и вращение монет — а их было три. Грязь и пыль, которые плавали над столом, снова осели на его поверхность. Монеты Санджара и Коркута легли поверх монет Улаша так, что их края снова соприкоснулись.

Последняя монета, которая, казалось, появилась из ниоткуда, перевернулась и легла, накрыв части Санджара, Коркута и Улаша. Птероклс поднял руки над головой. Он замолчал. Заклинание закончилось.

Грас подобрал последнюю монету. Ни один Ментеше не чеканил ее. Его собственные резкие черты, отчеканенные серебром, смотрели на него с ладони. Он протянул аворнийское серебряное украшение Птероклсу. Волшебник уставился на него. "Борода Олора!" - пробормотал он. "Я никогда не думал —"

"Означает ли это, что в этом году мы собираемся ввязаться в боевые действия к югу от Стуры?" Спросил Грас.

Более несчастный, чем обычно, Птероклс кивнул. "Я не вижу, как это могло означать что-то еще, ваше Величество. Это не было частью волшебства, которое я планировал. Откуда он взялся..." Он собрался с духом. "Иногда магия делает то, что хочет, а не то, что ты хочешь, чтобы она делала".

"Правда?" Бесцветно спросил Грас. Он посмотрел на свое изображение, там, на его ладони. "Говорит ли нам магия о том, что мы должны вмешаться в гражданскую войну кочевников, или просто о том, что мы будем в ней замешаны?"

"Это мы сделаем, ваше величество", - ответил волшебник. "Вы можете считать это несомненным — или настолько несомненным, насколько может указать что-либо магическое. Будем ли мы вовлечены в большое дело или в малое, хорошее или плохое будет исходить от того, что мы делаем — что бы вы ни делали, — я не могу сказать ".

"Если вместо этого я прикажу своим людям выступить против черногорских городов-государств на севере—" - начал Грас.

"Что-нибудь все равно случится, что заставит нас сражаться на юге", - вмешался Птероклс. "Вы обязаны оставить гарнизоны ниже по течению Стуры, чтобы отбивать любые налеты ментеше, которые придут через границу. Возможно, некоторые из ваших людей будут преследовать кочевников. Возможно, это обернется чем-то другим. Но мы встретимся с людьми Коркута и Санджара на земле, которая когда-то принадлежала Улашу. Я бы сказал, так много ясного ".

"И победим ли мы?" Грас продолжал смотреть на монету, которую держал в руке. "В конце концов, моя серебряная монета оказалась сверху".

"Я хотел бы сказать "да", ваше величество", - ответил Птероклс. "Я хотел бы, но не буду. Я просто не знаю".

"Хорошо. Я бы предпочел получить честный ответ, чем ложь, которая заставит меня чувствовать себя хорошо… Я полагаю ". Грас рассмеялся. Он тоже предположил, что это было забавно. Но затем смех замер на его губах. "Если Изгнанный тоже попытается заглянуть вперед, он увидит то же самое, не так ли?"

"Если он этого не сделает, ваше величество, я был бы удивлен", - сказал Птероклс.

"Ура", - мрачно сказал Грас. Сражаться с ментеше к югу от Стуры в любом случае было бы достаточно тяжело. Ни одна аворнийская армия не продвигалась успешно на юг более четырехсот лет. Насколько сложнее было бы, если бы Изгнанный знал заранее, что аворнанцы придут? Что ж, мы это выясним.

Загонщики и королевские телохранители окружили короля Ланиуса, принца Орталиса и Архипреосвященного Ансера, когда они выезжали из города Аворнис на охоту. На гвардейцах звенели кольчуги. Загонщики — люди Ансера — были одеты в кожу, либо оставленную коричневой, либо выкрашенную в зеленый цвет. Они выглядели как стая браконьеров. Если бы они не служили главному прелату Королевства Аворнис, большинство из них, вероятно, были бы в тюрьме.

Ансер больше заботился об охоте, чем о богах. Незаконнорожденный сын Граса всегда заботился. Но он был непоколебимо предан человеку, который произвел его на свет. Грасу, это значило больше, чем религиозное рвение. И Ансер, наряду с непоколебимой лояльностью, был также непоколебимо добродушен. Бывали арх-реликвии и похуже, хотя Ланиус так не думал, когда Грас назначал встречу.

"Что ж, давайте посмотрим, что у нас получится сегодня", - сказал Ансер, улыбаясь на солнце. "Может быть, вы совершите еще одно убийство, ваше величество".

"Может быть, я так и сделаю". Ланиус надеялся, что это прозвучало не слишком без энтузиазма. Ему не нравилась охота, и он время от времени выходил на охоту только для того, чтобы не разочаровывать Ансера. Никто не хотел этого делать. Ланиус всегда стрелял промахиваясь. Он был кем угодно, только не хорошим лучником. Не так давно он попал в оленя, совершенно не собираясь этого делать.

"Оленина. Кабан. Даже белка". В голосе Орталиса звучало столько энтузиазма, что хватило бы и на себя, и на Ланиуса одновременно. Законному сыну Граса понравилось мясо, добытое на охоте. Ему также нравилось добывать мясо на охоте. Ему очень нравилось убивать. Если он убивал животных, ему не так уж сильно нужны были острые ощущения от причинения боли — или убийства — людям.

Конечно, Бубулкус все еще был мертв. Буйный слуга Ланиуса возмутительно оскорбил Орталиса. Люди часто считали возмутительные оскорбления достаточной причиной для убийства человека. И действительно, казалось, что Орталис убил в приступе ярости, а не ради забавы. Тем не менее, на вкус Ланиуса, он по-прежнему слишком любил кровь.

Леса, служившие королевским охотничьим заповедником, находились в паре часов езды от города Аворнис. Охотничий отряд не прошел и четверти этого расстояния, как Ланиус глубоко вздохнул и сказал: "Клянусь богами, хорошо хоть ненадолго уехать из столицы".

Ансер и Орталис одновременно кивнули. То же самое сделали охранники и загонщики. Ансер сказал: "Чистый воздух был бы достаточной причиной, чтобы отправиться на охоту даже без погони".

"Почти достаточная причина", - сказал Орталис.

Когда они добрались до леса, новые листья, распускающиеся из почек, были более яркими, светло-зелеными, чем после того, как они какое-то время находились вне дома. Ланиус указал на них. "Это цвет весны", - сказал он.

"Ты прав", - сказал Орталис. Они кивнули друг другу. Во дворце они не очень ладили. И это было не только из-за жажды крови Орталиса. Законный сын Граса хотел однажды сам стать королем Аворниса и передать корону своим сыновьям, а не Ланиусу. На данный момент у него не было сыновей, только маленькая дочь. Но кто может сказать, как долго это продлится?

Здесь, в лесу, различия в ранге и честолюбии исчезли. Ланиус спрыгнул с лошади. При этом он потирал задние конечности; он был не из тех, кто привык ездить верхом. Ансер посмеялся над ним. Верховный владыка любил лошадей меньше, чем охоту. Даже насмешка Ансера была добродушной. То, что могло бы привести Орталиса в бешенство, только заставило Ланиуса тоже рассмеяться, когда ублюдок Граса сделал это.

Почему их нельзя было поменять местами? Ланиус задавался вопросом. Мне никогда не пришлось бы беспокоиться об узурпации со стороны Ансера. И Орталис — Орталис стал бы главной святыней, которая заставила бы злодеев дрожать от страха. Все было так, как было, хотя и не так, как было бы удобно для него. Он знал это слишком хорошо. Иначе он не был бы маленькой, часто попадающейся фигурой в великой политической игре Аворнании на протяжении большей части своей жизни.

Неся луки и колчаны, он, Орталис и Ансер вошли в лес. Загонщики рассредоточились, чтобы загнать дичь по своему усмотрению. Несколько стражников сопровождали разгульную команду Ансера. Другие остались с королем, принцем и прелатом. Сапоги Ланиуса шаркали по серо-коричневым гниющим листьям, которые упали прошлой осенью. Как он ни старался, он не мог двигаться бесшумно. Орталису это удавалось гораздо лучше. Что касается Ансера, то он сам мог бы быть браконьером, судя по тому, как бесшумно скользил вперед.

Белка издевалась над ними с высоты дерева. Орталис потянулся за стрелой, затем остановил движение. "В этом нет смысла", - сказал он. "Я бы никогда не попал в него там, наверху, не стреляя сквозь все эти ветки".

Один из королевских стражников, ушедший вперед, с грохотом вернулся назад. Ансер поморщился от поднятого им шума. Стражники, однако, отказались позволить Ланиусу уйти без них. Если это повредило охоте Ансера, им было все равно. Этот сказал: "Впереди есть хорошая поляна".

Это сделало архистратига счастливее — для этого не потребовалось много времени.

"Веди нас к нему", - сказал он. "Без лишнего звона, если сможешь".

"Я сделаю все, что в моих силах", - сказал охранник. И, без сомнения, он сделал. Что в его стараниях не было ничего хорошего… Ансер был слишком добр, чтобы слишком сильно его подкалывать.

И поляна была так хороша, как он утверждал. Свежая яркая трава улыбалась солнцу. Сорока, вся черно-белая и переливчато-фиолетовая, прыгала по траве. Он с визгом улетел, когда Ланиус высунул голову.

Слегка смутившись, король отступил за ствол дерева. "Это действительно кажется подходящим местом", - сказал он.

"Ну, да, если ты не распугаешь все в радиусе пяти миль", - сказал Орталис. Если бы Ансер сказал то же самое, Ланиус рассмеялся бы и забыл об этом. Из Орталиса это разозлило его. Ансер, возможно, имел в виду именно это. Он, вероятно, так бы и сделал, с такой страстью к охоте, как у него самого. Но слова не задели бы, если бы слетели с его губ. Выйдя из уст Орталиса, они задели.

На этот раз Ансер сказал: "Не волнуйтесь, ваше высочество. Загонщики позаботятся о том, чтобы мы не вернулись домой с пустыми руками. Жаль, что рога не будут такими прекрасными, как осенью ".

"Мне все равно", - сказал Орталис. "Я хочу оленину". Голос его звучал голодно, это верно. Он хотел мяса? Возможно. Ланиус подумал, что, скорее всего, это было сделано для самого убийства.

На поляну выскочил олень. "Продолжайте, ваше величество", - сказал Ансер. "Первая стрела весны".

Неуклюже Ланиус натянул лук, прицелился и выпустил стрелу. Стрела просвистела над головой оленя. Именно туда он и целился, так что он не был особенно огорчен. Ему тоже нравилось есть оленину, но он не хотел быть тем, кто ее убьет.

Убийство не беспокоило Орталиса. Даже когда олень ускакал, он выпустил свою собственную стрелу. В отличие от Ланиуса, он всегда метил точно. Он тоже был хорошим стрелком, в отличие от короля. Его стрела полетела прямо и точно и поразила оленя в бок.

"Попадание!" - закричал он, выскочил из укрытия и побежал за раненым животным. Ансер побежал за ним, держа лук наготове. То же самое сделал и Ланиус, немного медленнее. "Легкий след!" Сказал Орталис, смеясь от удовольствия. Конечно же, кровь оленя отметила его путь. Что ж, скоро все закончится, подумал Ланиус. Олень недолго будет страдать. Он не будет бродить по лесу калекой.

Вот оно, бьется в кустах, у него не хватило сил прыгнуть. Орталис вытащил нож, который сошел бы за маленький меч. "Осторожно!" - Крикнул Ансер. "Эти копыта все еще опасны". Если его сводный брат и слышал, он не подал виду. Уклоняясь от ног, которые размахивали еще слабее, он перерезал оленю горло.

Хлынуло еще больше крови. "Аааа!" - сказал Орталис, почти так, как будто у него только что была женщина. Как только олень был мертв, или, возможно, даже за мгновение до этого, он перевернул его и начал потрошить. Руки покраснели почти до локтей, он повернулся и улыбнулся Ланиусу и Ансеру.

"Хороший выстрел", - сказал Ансер и похлопал его по спине. Ланиусу удалось кивнуть, который не казался слишком нерешительным. Но алчное выражение на лице Орталиса, когда он размахивал ножом, охладило короля Аворниса. Да, подумал он, вот почему он охотится.

Когда Грас впервые познакомился с Гирундо, его генерал был способным молодым капитаном кавалерии. Сам король Грас был способным, достаточно молодым шкипером речной галеры. Теперь его борода была седой, а сухожилия на тыльных сторонах ладоней бугристыми. Как я дожил до шестидесяти? Он задавался вопросом, как и любой человек, у которого так много лет позади и так мало, вероятно, впереди.

Гирундо был на несколько лет моложе, но всего на несколько. Однако в нем все еще сохранились следы той черточки, которую он демонстрировал много лет назад. "К югу от Стуры, да?" - весело сказал он.

"Мы рассматривали это уже некоторое время — с тех пор, как сыновья Улаша начали ссориться из-за остатков его королевства", - сказал Грас.

"О, да. Мы смотрели на это и думали об этом", - согласился Гирундо. "Большая часть того, о чем мы думали, заключается в том, что прямо сейчас это не выглядит такой уж отличной идеей. И что вы теперь думаете, ваше величество? Как вы думаете, Птероклс и другие волшебники действительно могут вылечить рабов к югу от Стуры? Как ты думаешь, они смогут помешать Ментеше превратить нашу армию — и нас самих — в рабов, если мы перейдем реку?"

До того, как Ментеше захватили земли к югу от Стуры, эти земли принадлежали Аворнису. Крестьяне на них ничем не отличались от тех, что жили где-либо еще в королевстве. Потомки тех крестьян теперь были другими. Темное колдовство Изгнанного превратило их в рабов, всего на пару ступеней умнее домашних животных, за которыми они ухаживали. Та же жестокая участь постигла последнюю аворнийскую армию, которая осмелилась отправиться к югу от Стуры. Страх, что подобное бедствие может повториться, удерживал королей Аворниса от беспокойства ментеше на их родине более двух столетий.

Колдовство, превращавшее мужчин и женщин в рабов, не было совершенным. Время от времени раб выходил из-под действия чар и пересекал Стуру, обретая свободу. Но Изгнанный иногда использовал рабов, притворяющихся сбежавшими из рабства, чтобы шпионить за Аворнисом. Из-за этого беглецам было трудно доверять. Магия Изгнанного была такой глубокой, такой тонкой, что аворнийским волшебникам было почти невозможно отличить раба, который действительно порвал с ней, от того, кто служил глазами и ушами врага.

С самого начала аворнийские волшебники пытались создать магию, чтобы разрушить чары рабства. Им очень не везло. Сбежавший раб мог казаться свободным от всех следов поработившего его колдовства — до тех пор, пока, иногда годы спустя, он не выполнял приказ Изгнанного.

Птероклс думал, что преуспел там, где все остальные потерпели неудачу. У него было с трудом завоеванное преимущество перед волшебниками, которые были до него. В стране Черногор заклинание Изгнанного почти убило его. Когда он пришел в себя — медленный, болезненный процесс — он понял колдовство Изгнанного изнутри, как мог понять только тот, кто пострадал от него.

Он освободил одного раба. Отус все еще жил под охраной в королевском дворце. Никто не хотел слишком рисковать с ним. Но, судя по всему, он больше не был рабом. Птероклс мог отследить волшебство Изгнанного глубже, чем когда-либо был способен любой другой волшебник. Судя по всему, он чувствовал, что Отус свободен.

Грас вздохнул. "Я думаю, что наши волшебники могут сохранить нас свободными и освободить рабов, да. Это то, на что мы делаем ставку, не так ли? Когда армия пересечет Стуру, я пойду с ней. Я не буду просить вас или ваших людей столкнуться с чем-то, с чем у меня не хватит смелости столкнуться самому ".

Гирундо поклонился на своем месте. "Никто никогда не ставил под сомнение вашу храбрость, ваше Величество. Никто не осмелился бы сейчас".

"Ха!" Грас покачал головой. "Ты слишком солнечный, Гирундо. Люди всегда любили. И всегда будут. Если ты кому-то не нравишься, он найдет причины тебе не нравиться, есть они или нет ".

"Возможно", — сказал Гирундо - настолько, насколько он мог это признать.

Смеясь, Грас добавил: "Кроме того, у меня есть еще одна причина пересечь Стуру в этом году. Я хочу добраться до Йозгата".

"Скипетр Милосердия?" Спросил Гирундо.

"Это верно". Грас больше не смеялся. Его кивок был тяжелым. "Скипетр Милосердия".

Короли Аворниса жаждали заполучить могущественный талисман более четырехсот лет. Кочевники — и изгнанный бог — хранили его в Йозгате, самой сильной цитадели, которая у них была. Если аворнцы когда-нибудь получат его обратно, из него получится отличный щит и отличное оружие против Изгнанного. Он никогда не умел владеть им сам. Если бы он когда-нибудь нашел какой-нибудь способ сделать это, он мог бы штурмом проложить себе путь обратно на небеса, с которых его изгнали.

"Ты думаешь, мы сможем?" Гирундо, на этот раз, звучал совершенно серьезно. Никто не мог относиться к Скипетру Милосердия легкомысленно.

"Я не знаю. Я просто не знаю", - сказал Грас. "Но если не сейчас, то когда? У нас есть — мы надеемся, что у нас есть — заклинание, чтобы вылечить рабов. Ментеше в смятении из-за того, что сражаются друг с другом. Когда у нас когда-нибудь будет больше шансов?"

"Если ты сможешь снять его, твое имя будет жить вечно", - сказал Гирундо.

Грас начал говорить ему, что это не имеет значения. Но это имело значение, и он знал это. Все, что человек мог оставить после себя, - это своих детей и свое имя. Орталис всегда был разочарованием, даже если Грас не хотел признаваться в этом даже самому себе. Что касается его имени… Он не позволил Фервингам властвовать над Аворнисом. Он остановил — или надеялся, что остановил — пиратские набеги черногорцев на его побережье и не дал Изгнанному закрепиться в стране Черногорцев. Он также удержал аворнийскую знать от того, чтобы взять крестьян под свое крыло — и лишить их верности королю и королевству в целом. Знать не любила его за это, но это — поскольку он победил пару мятежников — беспокоило его не больше всего.

Если бы он мог с триумфом привезти Скипетр Милосердия обратно в столицу… Что ж, если бы этого было недостаточно, чтобы о нем помнили долгое-долгое время, ничего бы никогда не было.

Он заметил, что Гирундо наблюдает за ним. Генерал улыбнулся, заметив, что он заметил. "Ты действительно этого хочешь", - сказал Гирундо. "Это так же ясно, как нос на твоем лице".

Учитывая, каким грозным был этот нос, это, должно быть, было действительно просто. "Я не могу сказать тебе, что ты ошибаешься", - сказал Грас. "С тех пор, как Скипетр был украден, не было короля Аворниса, который не хотел бы забрать его обратно".

"Да, но у скольких из них был шанс сделать это?" Спросил Гирундо.

"Я не знаю", - ответил Грас. "Я даже не уверен, что у меня есть такой шанс. Но я стремлюсь выяснить".

"Одна вещь, ваше величество — вы можете оставить Ланиуса управлять делами здесь, пока вы отправляетесь на войну", - сказал Гирундо. "Он прекрасно справится, пока вас не будет".

"Да". Король Грас оставил все как есть. Ланиус прекрасно управлял городом Аворнис, пока сам участвовал в кампании. Хотя он не был уверен, хорошо это или плохо. Он держал Ланиуса подальше от власти так долго, как мог. Чем больше держал отпрыск древней династии, тем менее надежной была власть Граса над остальным.

Ланиус никогда не пытался восстать против него. Если бы он это сделал.. Грас не знал, что произойдет. Незнание беспокоило его. Он приближался к концу своего расцвета, когда Ланиус вступил в свой. Он понял это. Ему стало интересно, понял ли это и другой король.

Он надеялся, что нет.

Ланиус запил свою овсянку на завтрак глотком вина, затем сказал: "Я отправляюсь к монкэтсам".

Королева Сосия оглянулась на него через стол. "Ты туда направляешься?" пробормотала она.

Уши Ланиуса запылали. Это не имело никакого отношения к вину. "Да, именно туда я и направляюсь", - сказал он. "Ты можешь пойти со мной, если хочешь".

Его жена покачала головой. "Нет, спасибо — не бери в голову. Если бы я поехала с тобой, ты бы пошел туда же". Она сделала большой глоток из своего кубка вина.

"Я все равно собирался туда", - сказал Ланиус. Сосия не ответила. Король встал из-за стола и в спешке вышел. Что бы он ни сказал после этого, все стало бы хуже, а не лучше. Были времена, когда он говорил Сосии, что собирается навестить монкэтс, а вместо этого наносил визит служанке. Не то чтобы ему было наплевать на королеву. Он не ожидал этого, когда Грас устраивал их брак, но ему было наплевать. Но он был королем, даже если он был вторым из двух королей, и он мог поступать более или менее так, как ему заблагорассудится. Время от времени ему нравилось поддаваться искушению.

Грас был не в том положении, чтобы рассказывать ему, каким злым парнем он был. Другой король тоже не колебался, когда увидел лицо или форму, которые поразили его воображение. Королева Эстрильда доставила ему из-за этого столько же хлопот, сколько Сосия доставила Ланиусу.

Однако на этот раз Ланиус покинул маленькую столовую рядом со своей спальней в теплом сиянии оскорбленной невинности. Он действительно намеревался отправиться к монкатам и никуда больше. Ну, почти нигде больше — сначала он зашел на кухню за кусочками мяса. "Ты собираешься потратить еще больше хорошей еды на этих вороватых, жалких существ", - сказала одна из поваров, печально качая головой.

"Они не несчастны". Ланиус не мог отрицать, что монкаты украли, потому что они украли. Повар только фыркнул.

Когда король добрался до комнаты монкатов, он осторожно открыл дверь. Он не хотел, чтобы они вышли. С их цепкими руками и ногами и с их проворством, их было трудно поймать, как демона, когда они высвобождались.

Некоторые из монкотов в комнате мылись, некоторые спали, обернув хвосты вокруг носов, а некоторые забирались на каркас из досок и веток, служивший для леса. Они смотрели на Ланиуса сверху вниз зелеными или желтыми глазами.

Они были умными животными, достаточно умными, чтобы вызвать у него неприятное чувство, что они оценивают его этими взглядами, оценивают его и находят ... возможно, едва адекватным. "Нападающий?" он позвал. "Ты здесь, Нападающий, жалкое животное?" Он украл слово у кухарки теперь, когда она не могла слышать, как он это делает, хотя он имел в виду это по причинам, отличным от ее.

Он посмеялся над собой. Он был довольно жалким существом сам по себе, если ожидал, что Паунсер или любой другой монкот придет по зову. Монкоты не были просто обычными домашними кошками. Благодаря своим рукам и острому уму, они могли превращать себя в больших вредителей, чем домашние кошки. Но они были такими же разношерстными, как самые обычные полосатые кошки.

Прыгун должен был быть здесь. Монкат не должен был быть в состоянии выбраться. Но он мог. Ланиусу еще предстояло выяснить, как ему удалось проделать этот трюк. Однажды Паунсер исчез прямо у него на глазах. Он перестал наблюдать за монкотом на мгновение — не более чем на мгновение — а когда он оглянулся, Паунсера там больше не было, и за ним нельзя было наблюдать. Это заставило короля задуматься, кто кого умнее.

Монкаты столпились вокруг него. Они знали, что он часто приносил им угощения. Он раздал несколько кусочков мяса. Вспыхнула пара злобных перепалок; манеры у монкотов были не больше, чем у любых других животных (или, если уж на то пошло, маленьких детей). Пока Ланиус кормил остальных, он продолжал оглядываться в поисках Паунсера — и, наконец, заметил самца на вершине альпинистского приспособления.

Ланиус лег на спину. Он ударил себя в грудь свободной рукой. Нападающий знал, что делать, когда это произойдет. Монкат спустился вниз и запрыгнул на короля. "Хороший мальчик", - сказал Ланиус и почесал его под подбородком и за ушами.

Паунсер не был вспыльчивым зверем и мирился с этим. Тем не менее, монкат практически излучал нетерпение. Я проделываю этот трюк не ради тебя, сказал бы он, если бы мог говорить. Где мое мясо?

"Держи, жадная тварь". Ланиус протянул кусочек. Ловкач взял его у него из рук когтистым большим и указательным пальцами. Обезьяна не хватала, но была осторожна, чтобы не навредить человеку, дающему ей награду.

Как только Паунсер получил угощение, какой смысл был оставаться с Ланиусом дальше? Монкэт ушел, вернувшись на доски. Ланиус уставился ему вслед. Я научил тебя обычному маленькому трюку, подумал он. Что может сделать тот, кто действительно знает, как дрессировать животных?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Король Грас вскочил в седло. Генерал Гирундо, который уже был в седле, лукаво ухмыльнулся. "У вас это неплохо получается, ваше величество", - сказал он. "О, заткнись", - ответил Грас, и Гирундо громко рассмеялся. Проблема была в том, что генерал был прав, и Грас это знал. За эти годы он стал довольно приличным наездником. Он никогда не собирался этого делать. На речной галере — даже на одном из океанских кораблей с высокими мачтами, которые аворнанцы строили в подражание черногорским пиратам, — он знал, что делал. Он никогда не планировал много ездить верхом. Он также никогда не планировал становиться королем Аворниса. Это сработало довольно хорошо, по крайней мере, пока. Что касается мастерства верховой езды… Когда он пожал плечами, его позолоченная кольчуга звякнула на плечах.

Вместо жеребца он ездил на добродушном мерине. Он делал это, даже когда знал, что ввяжется в драку. Он ценил в лошади контроль и послушание больше, чем огонь.

"Мы готовы?" спросил он.

"Если бы это было не так, разве мы делали бы все это?" Резонно заметил Гирундо.

"Тогда поехали". Грас использовал поводья и давление колен, чтобы заставить своего коня двигаться. Резвый конь Гирундо гарцевал рядом с ним.

Когда они выехали из конюшен, конные имперские уланы выстроились вокруг них. Гвардейцы были одеты в тяжелые кольчуги и ехали на больших, сильных лошадях. Даже лошади носили доспехи, защищавшие их головы и грудь. Атака копейщиков была неотразима с близкого расстояния. Проблема заключалась в том, чтобы заставить ментеше, которые обычно поддерживали беспорядочный порядок на своих пони, собраться вместе достаточно надолго, чтобы получить заряд.

"Ваше величество!" - закричали гвардейцы. Грас помахал им рукой. Многие солдаты ухмыльнулись ему из-под конических шлемов с зазубринами.

Он снова помахал рукой. "Мы собираемся разогнать кочевников до нитки?" он позвал.

"Да!" - закричали уланы. Грас снова помахал рукой. По крайней мере, я надеюсь, что это так, подумал он.

Остальная часть армии, которую он должен был увести на юг от города Аворнис, ждала за стенами. Однако, прежде чем он сможет выйти к ней, ему нужно было позаботиться об одном незакрепленном конце. "Где Птероклс и Отус?" спросил он.

"Они тоже были там, когда их оседлали", - сказал Гирундо. "Почему они так долго?"

"Ну, если ты думаешь, что я жалкое подобие кавалериста..." Сказал Грас. Гирундо запрокинул голову и рассмеялся. Минуту или две спустя появились Птероклс и Отус. Оба они были верхом на мулах. Грас едва ли когда-либо встречал волшебника, который доверял бы себе верхом, в то время как у освобожденного раба (Грас надеялся, что он был освобожденным рабом) было не так уж много шансов овладеть искусством верховой езды.

Птероклс склонил голову перед Грасом. "Ваше величество", - пробормотал он.

"Ваше величество", - эхом повторил Отус. Это был темноволосый мужчина с открытым лицом, приближающийся к средним годам. Другими словами, он выглядел как любой другой. Его голос тоже звучал как любой другой. О, у него был акцент, который говорил о том, что он родом с юга, но у многих аворнцев был такой акцент. У него также был немного старомодный оборот речи. Когда рабы вообще говорили, они говорили так, как говорили обычные аворнцы столетия назад. Они долгое время были отрезаны от живого, меняющегося потока языка.

Когда Отус был рабом, у него могло быть столько же слов, сколько у двухлетнего ребенка. Возможно, и нет. Ему пришлось научиться говорить, как ребенку, после того как он освободился от чар, которые так долго сдерживали его. Однако он научился гораздо быстрее, чем мог бы ребенок. В его речи сохранились лишь крошечные следы того, как он когда-то говорил.

"Ты готов отправиться на свою родину?" Спросил его Грас.

"Да, ваше величество", - ответил он. "Я хотел бы видеть, как освобождают мою женщину. Я хотел бы видеть, как освобождают всех рабов".

"Я бы тоже", - сказал Грас. "Это.. одна из вещей, которые мы собираемся попытаться сделать. Я надеюсь, что мы сможем". Он взглянул на Птероклса. Если они не могли этого сделать, и если они не могли защитить себя от превращения в рабов после того, как они пересекли Стуру, им было бы лучше вообще не переходить реку.

Но магия Птероклса говорила, что они пересекут его. Не то чтобы они должны были, но они сделают это. Если Грас собирался предпринять попытку, он хотел сделать это на своих условиях. Птероклс кивнул в ответ. Он должен был знать, что было на уме у Граса. Он казался уверенным, что его магия справится с тем, что требовалось. Граса не волновало, был ли он уверен. Король заботился о том, был ли он прав.

Мы узнаем, подумал Грас. "Давайте двигаться", - резко сказал он. В сопровождении улан он поскакал к южным воротам столицы. Улицы, которые вели от дворца к воротам, были мощеными; большинство из тех, что упирались в них, не были.

Несколько человек вышли посмотреть, как король и его свита проходят мимо. Мужчины были одеты в туники и мешковатые брюки. Женщины носили либо короткие туники и юбки, доходившие им до лодыжек, либо длинные туники, ниспадавшие так же далеко. В прошлые годы Грас привлекал большие толпы, когда отправлялся в кампанию. Однако в последнее время он делал это каждый год, и это больше не впечатляло измученных городских жителей.

"Бейте паршивых черногорцев!" - крикнул кто-то и помахал широкополой фетровой шляпой.

Грас помахал в ответ, не моргнув глазом. Он победил черногорцев годом ранее. Некоторые люди знали это. Другие, как этот парень, не получили известия. В эти дни Грас спокойно относился к вещам, которые привели бы его в ярость, когда он был моложе.

Этот крик привел Отуса в ярость. "Разве они не знают, что происходит, ваше величество?" требовательно спросил он. "Как они могут не знать? Они свободны. У них нет Изгнанного, затуманивающего их разум. Почему они не должны знать?"

"У них есть своя жизнь, которой они должны руководить", - ответил Грас, пожимая плечами. "Им все равно, кто враг. Пока это кто-то далеко, их это вполне устраивает. Это все, чего большинство людей хотят от короля, ты знаешь — убедиться, что враги держатся подальше. Ничто другое не имеет такого значения ".

"За исключением налогов". Гирундо и Птероклс сказали одно и то же одновременно.

Но Грас покачал головой. "Они даже смирятся с налогами, пока все остается мирно. Если у них на пороге начинается драка, вот тогда они начинают думать, что король разбазаривает то, что они ему дают ".

Они выехали через открытые ворота. Огромные клапаны открылись внутрь. Солнце отразилось от железа, которым были обшиты тяжелые бревна. Ни один иностранный враг никогда не штурмовал город Аворнис. Когда Грас впервые занял трон, король Дагиперт Фервингийский осадил столицу Аворниса. Ему повезло не больше, чем любому другому захватчику. В эти дни фервингами правил король Берто — сын Дагиперта. В отличие от Дагиперта, его больше заботили молитвы, чем добыча. Грас надеялся, что его правление будет долгим и что он останется благочестивым. Из-за проблем на севере и юге Аворнису нужен был мир на востоке.

Всадники и пехотинцы выстроились аккуратными рядами на лугу за городом. Большинство всадников были лучниками. Некоторые пехотинцы также носили луки; другие держали на плечах длинные пики, чтобы держать вражеских солдат подальше от лучников.

"Грас!" - закричала армия как один человек. "Ура королю Грасу! Грас! Грас! Аворнис!" Крик эхом отразился от коричневых каменных стен города.

Гирундо искоса улыбнулся Грасу. "Тебе неприятно это слышать, не так ли?"

"Кто, я?" Невозмутимо ответил Грас. Гирундо усмехнулся. Король повысил голос, чтобы солдаты могли его слышать. "Мы направляемся к югу от Стуры. Ментеше слишком долго жили там по-своему. Пришло время показать им, что земля принадлежит нам по праву. Мы победили их на этой стороне реки, и мы собираемся победить их на той ".

"Ура королю Грасу!" - снова закричали солдаты.

Грас указал на юг. "Мы собираемся идти вперед, пока не победим или пока я не отдам приказ отступать. Я не намерен отдавать приказ отступать".

Солдаты снова зааплодировали. Окруженный гвардейцами, со своим генералом, волшебником и освобожденным рабом Грас направился вниз, к Стуре.

Собака гарцевала на задних лапах на деревянном мяче. Кошка прыгала через обруч. Петух взбежал по лестнице и позвонил в колокольчик наверху. Другая собака сделала сальто на спине пони, который бегал рысью по кругу.

Крекс и Питта захлопали в ладоши. Ланиус и Сосия обменялись удивленными взглядами. Они не могли не восхититься мастерством дрессировщика животных, но ни один из них не был так очарован, как их дети.

"Как он заставляет их делать эти вещи?" Прошептал Питта Ланиусу.

"Он дает им еду, которая им нравится, когда они делают то, что нравится ему", - ответил Ланиус. "Вскоре до них доходит идея".

Питта покачала головой. "Это не может быть так просто".

И так оно и было, не в деталях. Она была обязана быть права насчет этого. Но Ланиус знал, что в общих чертах он был прав. Он обучил Паунсера подходить и садиться ему на грудь таким образом. Это был не такой уж большой трюк — ничто по сравнению с тем, что делали эти животные, — но принцип не мог сильно отличаться.

Когда представление закончилось, пони опустил голову и вытянул правую переднюю ногу в приветствии. Собаки сделали то же самое. Петух расправил крылья, вытягивая ногу. Кот... зевнул. И тренер, человек с большим носом и густыми усами по имени Коллурио, приложил обе руки к груди и очень низко поклонился.

"Отличная работа!" Крикнул Ланиус. Его жена и дети вторили ему.

Коллурио снова поклонился, не так низко. "Благодарю вас, ваши Величества, ваши Высочества. Всегда приятно работать перед такой благодарной аудиторией". У него был голос шоумена, немного громче и немного более четко сформулированный, чем это было необходимо. Ланиус также хорошо заплатил ему за выступление, но он был слишком ловок, чтобы затронуть такую крошечную деталь.

Он поговорил со своим помощником, юношей, который, за исключением отсутствия усов, был очень похож на него. Юноша взял на себя заботу о животных и вывел их из зала для аудиенций, где они устраивали свое шоу. Коллурио двинулся следом. Ланиус сказал: "Подождите минутку, пожалуйста".

Дрессировщик животных остановился и обернулся. "Конечно, ваше величество. Я к вашим услугам". Хотя в его голосе звучало более чем легкое удивление и любопытство, поклон, который он отвесил королю сейчас, был таким же плавным, как и любой другой.

Ланиус поднялся на ноги. "Пройдемся со мной", - сказал он, и Коллурио пристроился рядом с ним. Когда пара королевских стражников начала приближаться, Ланиус махнул им отойти за пределы слышимости. Они посмотрели друг на друга, но подчинились. Люди в основном подчинялись Ланиусу… пока Грас был вдали от дворца.

"Как я уже сказал, ваше величество, я к вашим услугам. Но какую услугу я могу для вас оказать?" Да, Коллурио было любопытно. Он также казался нервным. Ланиус не думал, что может винить его за это.

"Перво-наперво, - сказал король. "Ты умеешь хранить секреты? Пожалуйста, скажи мне правду. Если ты скажешь "нет", я не рассержусь — я просто поговорю с кем-нибудь другим. Но если ты скажешь "да", а затем дашь волю своему рту, я обещаю, ты пожалеешь, что вообще родился ".

"Я не болтаю, ваше величество", - сказал Коллурио. "И я тоже не из тех, кто напивается в винной лавке и выпускает кишки, даже не подозревая, что он это делает".

Он говорил серьезно? Ланиус решил, что говорил. "Тогда ладно. Ты когда-нибудь пробовал дрессировать обезьяну? Хотел бы ты этого?"

"У меня никогда не было", - медленно произнес Коллурио. "За пределами дворца их немного". В этом он был прав. Все монкаты в Аворнисе произошли от пары, которую черногорский посол подарил Ланиусу несколько лет назад. Король подарил несколько из них избранным дворянам, но только некоторым. Большую часть он оставил себе. Коллурио продолжил: "Я бы хотел, да, если у меня будет такая возможность".

"Если ты хочешь его, я думаю, он твой", - сказал Ланиус. "Я бы хотел, чтобы ты попытался научить одной конкретной вещи одного конкретного кота".

Коллурио поклонился еще раз. "Я ваш слуга, ваше величество. Чему вы хотите научить животное?" Но после

Ланиус описал это, тренер нахмурился. "Не хочу проявить неуважение, но это не одно и то же. Это целая серия вещей. Обезьяне пришлось бы учить их по одному за раз, а также ей пришлось бы научиться выполнять их в правильном порядке. Я не уверен, будет ли это существо достаточно умным. Я также не уверен, хватит ли у него терпения".

Имел ли он в виду, что не был уверен, хватит ли у него терпения? Ланиус бы не удивился. Король сказал: "Я хочу, чтобы ты сделал все, что в твоих силах. Если ты потерпишь неудачу, я не накажу тебя, хотя я могу попробовать еще раз с кем-нибудь другим. Если ты добьешься успеха, ты и твои близкие никогда ни в чем не будут нуждаться. Я обещаю тебе это ".

Коллурио облизнул губы. Он был заинтересован — Ланиус мог это видеть. Но дрессировщик животных сказал: "Опять же, ваше величество, я не хочу проявить к вам неуважения, но не мог бы король Грас дать мне такое же обещание?"

Даже кто-то, стоящий так низко по социальной лестнице, как он, знал, что Грас был единственным, кто обладал реальной властью во дворце. "Я не обижен", - сказал Ланиус, что было ... в основном правдой. Хотя это было не совсем правдой, это нужно было сказать; Коллурио, казалось, испытал облегчение, услышав это. Король продолжил: "Здесь, однако, я думаю, что могу сказать вам, что он бы так и сделал. Это тоже то, в чем он заинтересован. Я напишу ему и спрошу, если хочешь ".

"Нет, ваше величество, в этом нет необходимости. Я верю вам", - быстро сказал Коллурио. Он зашел в своих сомнениях так далеко, как только мог — вероятно, дальше, чем осмелилось бы большинство людей. "То, что ты мне только что сказал, достаточно хорошо".

"Тогда, я думаю, мы заключили сделку". Ланиус протянул руку. Коллурио пожал ее. На пальцах дрессировщика, его ладони и тыльной стороне ладони было поразительное количество разнообразных шрамов. Не все животные, с которыми он имел дело, были послушными. Охваченный нетерпением, Ланиус спросил: "Ты хочешь начать прямо сейчас?"

"Могу я попросить подождать до завтра?" Ответил Коллурио. "Я хотел бы позаботиться о своих собственных животных, если вы не возражаете".

Ланиус понял, что был слишком импульсивен. Он кивнул. "Конечно. О, и еще кое-что". Дрессировщик животных с любопытством поднял бровь. Ланиус сказал: "Ради королевства, а также ради твоей собственной безопасности, не говори о том, что ты здесь делаешь, ни с кем, никогда. Это секрет, который я просил тебя сохранить".

"Не говорить о дрессировке обезьяны, ради моей ... безопасности?" Коллурио звучал так, как будто он не мог поверить своим ушам.

"Я не шучу", - сказал Ланиус.

Улыбка тренера и то, как он покачал головой, говорили о том, что он не понимает, но спорить не собирается. "Я буду молчать", - сказал он. "Мой язык - не журчащий ручеек. Я говорил тебе об этом, и я имел в виду именно это ".

"Хорошо". Ланиус снова кивнул. "Это часть сделки, которую мы только что заключили".

"Ради шанса тренировать "монкэтс" я бы держал рот на замке обо всех видах вещей", - сказал Коллурио. Ланиусу это понравилось. Коллурио ничего не сказал о шансе поработать с королем и под его присмотром. Ланиус был бы поражен, если бы дрессировщик животных не думал об этом. Но у него хватило ума не говорить этого. Возможно, тренировка монкэтса действительно была для него важнее. Во всяком случае, Ланиус мог на это надеяться.

Импульсивно он снова протянул руку. Коллурио пожал ее. Ланиус сказал: "Я думаю, мы отлично поладим".

Через некоторые из Девяти рек были переброшены мосты. Паромы и баржи переправили аворнийскую армию через остальные. Речные галеры, длинные, стройные и смертоносные, патрулировали вверх и вниз по течению - на каждой переправе. Плавно двигая веслами в унисон, они напомнили Грасу множество сороконожек, шагающих по воде. Они также заставили его тосковать по тем дням, когда командование одним из них было пределом его амбиций.

Когда он сказал об этом Гирундо, его генерал рассмеялся над ним. "Ты так говоришь только потому, что у тебя болит зад".

"У меня не болит зад", - ответил Грас. "Я уже достаточно поездил верхом, чтобы привыкнуть к этому. Но то были более простые дни. У меня было не так много поводов для беспокойства. Большую часть времени я был на Стуре, но почти никогда не думал об Изгнанном. Ментеше? Да, конечно. Их повелитель? Нет."

"Он тоже не думал о тебе в те дни. Если ты оказываешься в мыслях Изгнанного, ты появился в этом мире", - сказал Гирундо.

Грас рассмеялся. Он предположил, что это было забавно, если посмотреть на это правильно. И все же… "Я мог бы обойтись без такой чести, спасибо".

"Не могли бы вы?" Обычно Гирундо был тем, кто быстро смеялся. Когда они с королем сидели на своих лошадях прямо за берегом реки, наблюдая, как армия сходит с барж, генерал казался совершенно серьезным. "Если бы Изгнанный не думал о тебе, стал бы он беспокоиться о ком-нибудь в Аворнисе?"

Ланиус, подумал Грас. И Птероклс. Как и он, они получали сны, в которых Изгнанный появлялся и говорил. Грас мог бы обойтись и без этой чести. Никогда в битве он не знал страха, который скручивал его внутренности, когда он сталкивался лицом к лицу со спокойной, холодной, нечеловеческой красотой Изгнанного, даже во сне. Он слишком хорошо знал, что противостоит кому—то - чему-то - намного более сильному, чем он сам.

Он не думал, что Гирундо когда-либо видел один из тех ужасающих снов. По какой-то причине Изгнанный не считал Гирундо достаточно опасным, чтобы противостоять таким образом. Офицер не говорил бы так легкомысленно о враге, если бы встретил его таким образом. Никто из тех, кто непосредственно сталкивался с силой Изгнанного, не отзывался о нем легкомысленно.

Ругающиеся сержанты загоняли солдат обратно на их места. Армия снова двинулась на юг. Крестьяне, работавшие в полях, бросали один взгляд на длинную колонну, идущую по дороге, и разбегались. Грас видел это много раз прежде. Это всегда огорчало его. Фермеры и пастухи не думали, что аворнийские солдаты были захватчиками. Они боялись быть ограбленными, и их все равно разграбили.

Здесь, однако, солдатам не нужно было добывать продовольствие в сельской местности, чтобы прокормиться. По приказу Граса склады припасов ожидали армию на всем пути до долины Стуры. Пшеница и ячмень дадут им хлеб; скот и овцы - мясо; и еще можно будет выпить эля и вина. У солдат их было вдоволь. Но крестьяне этого не знали и не были склонны рисковать.

Низкие гряды холмов, протянувшиеся примерно на восток и запад, отделяли долины Девяти Рек друг от друга. Дороги, которые пролегали прямо через долины, петляли, проходя через холмы. Они следовали проходам, которые существовали с тех пор, как боги сотворили мир. Рот Граса скривился, когда эта мысль пришла ему в голову. Бог, о котором говорили, что он создал мир, был Милваго, чьи дети сбросили его с небес и который теперь был Изгнанным.

Обратился ли он ко злу до того, как Олор, Келеа и остальные изгнали его? Или изгнание и отправка в эту меньшую сферу привели его в ярость и развратили, так что он стал злом только после прихода на землю? Грас понятия не имел. Знали только Изгнанный и боги на небесах, и Грас мог бы поспорить, что они рассказывали разные истории. В конце концов, насколько это изменило ситуацию? Изгнанный теперь жил на земле и был злом, и это было все, что нужно было знать простому смертному.

Ехавший во главе колонны Грас избежал всей пыли, которую поднимали всадники и солдаты, двигаясь по грунтовой дороге. Когда он оглянулся через плечо, облако, поднятое армией, заслонило большую ее часть.

Затем Грас посмотрел вперед, вниз, в долину Стуры. Шрамы от огня и меча, нанесенные ему Ментеше, все еще были хорошо видны. Эти шрамы были бы еще хуже, если бы кочевники не начали сражаться между собой вместо того, чтобы продолжать войну против Аворниса.

Они и так были достаточно плохими. И они рассказали королю Грасу все, что стоило знать о характере Изгнанного.

"Я предостерегал тебя от твоих заговоров и интриг". Голос, раздавшийся в голове короля Ланиуса, напомнил ему звон большого бронзового колокола. Лицо, которое он увидел, было в высшей степени красивым, даже прелестным, но почему-то от этого еще более пугающим. Изгнанный уставился на него глазами, бездонными, как межзвездные глубины. "Я предупреждал тебя, а ты предпочел не прислушаться. Ты заплатишь за свою глупость".

Это был сон. Ланиус знал это. Они снились ему и раньше. Но сны, которые посылал Изгнанный, были не просто снами, как говорили люди после того, как они просыпались от плохих снов. Ужас, который они принесли, казался не менее реальным, чем это было бы в бодрствующем мире, и воспоминание об этом сохранилось — более того, стало хуже — по мере возвращения в бодрствующий мир. Обычные дурные сны были совсем не такими, за что король вознес хвалу богам на небесах.

"Я заплатил бы и хуже, - ответил Ланиус, - если бы не сделал все, что мог, для того, что я считаю правильным".

Как всегда, смех Изгнанного резал, как ножи. "Ты так думаешь, не так ли? Ты ошибаешься, червь-человекообразное существо. И когда небеса снова будут моими, все заплатят! Все!" Он снова рассмеялся и, казалось, потянулся к королю.

Затем Ланиус проснулся с ужасным толчком, заставившим его сесть в постели, его сердце колотилось как барабан. Он испустил долгий, медленный вздох облегчения. Единственное сходство снов, которые посылал Изгнанный, с обычными состояло в том, что в них на самом деле не могло произойти ничего вредного — или пока ничего не произошло. Однако, когда рука изгнанного бога протянулась к королю..

Сосия сонно пошевелилась. "С тобой все в порядке?" спросила она, зевая.

"Да. Теперь со мной все в порядке". Сказав это, Ланиус почувствовал, что это более правдиво. "Плохой сон, вот и все". Он снова опустился на землю.

"Иди обратно спать. Я собираюсь", - сказала Сосия. Через несколько минут она снова дышала тихо и тяжело. Ланиусу потребовалось гораздо больше времени, чтобы уснуть. Он не находил сон таким уж приятным, по крайней мере, когда там скрывался Изгнанный. Он никогда не говорил со своей женой о снах, которые посылал Изгнанный. Единственными людьми, которым он упомянул о них, были Грас и Птероклс. Они были единственными, кто, как он думал, мог понять, потому что Изгнанный тоже посылал им сны.

Ланиус наконец снова заснул. Солнечный луч, пробравшийся между оконными занавесками, разбудил его. Когда он открыл глаза — обычно, сонно, не с тем испуганным взглядом, который у него всегда был после столкновения с Изгнанным, — он обнаружил, что Сосия уже встала и находится поблизости. Он встал с кровати, воспользовался ночным горшком, снял ночную рубашку и заменил ее королевской мантией. Слуги ввалились бы, чтобы одеть его, если бы он этого захотел. Он никогда не видел в этом особого смысла; он был единственным, кто лучше всех мог сказать, как одежда сидела на его костлявой фигуре.

Доедая овсянку на завтрак, он взволнованно щелкнул пальцами. Этим утром Коллурио должен был приехать во дворец. Ланиусу стало интересно, что дрессировщик животных подумал бы о Паунсере — и что монкат подумал бы о Коллурио. Король ел быстрее. Он хотел закончить до того, как Коллурио доберется туда.

Он вернулся на несколько минут, что было идеально. Но когда Коллурио вошел во дворец, он напугал Ланиуса. Дрессировщик животных был далек от того уверенного в себе шоумена, каким он был, представляя своих животных Ланиусу и его семье прошлой ночью. Он был бледен и подавлен и глотнул вина, которое принес ему слуга. Обеспокоенный, Ланиус спросил: "Что-то не так?"

Тренер начал. "Извините, ваше величество. Я не знал, что это заметно. На самом деле, ничего особенного". Его тон и все его отношение противоречили словам. "Просто… плохой сон, который приснился мне после того, как я вернулся домой прошлой ночью."

"Правда?" Спросил Ланиус. Коллурио кивнул. Король отозвал его в сторону, вне пределов слышимости слуг. На всякий случай он понизил голос до чего-то близкого к шепоту, прежде чем спросить: "Тебе снился Изгнанный?"

Налитые кровью глаза Коллурио расширились. "Клянусь богами — действительно, богами — как вы могли это знать, ваше величество?"

Вместо ответа король огляделся. Казалось, никто не обращал особого внимания на него и Коллурио. Тем не менее, он был смутно рад, или, может быть, не так смутно, что Отуса не было поблизости от дворца. Все еще почти шепотом Ланиус сказал: "Откуда я знаю? Потому что он тоже приходил ко мне ночью, вот как."

"Что— что он хотел от тебя?" Голос дрессировщика животных дрожал.

"Чтобы предупредить меня. На самом деле, чтобы угрожать мне", - ответил Ланиус. "Когда ты видишь его, это то, что он делает. Он тоже пришел к Грасу и к ... некоторым другим". Ланиусу не нравилось называть Граса королем или даже просто королевой. Иногда, нравится ему это или нет, ему приходилось, но не здесь. Он также не знал, насколько он может доверять Коллурио. Тренеру не нужно было знать, что главный волшебник королевства видел Изгнанного лицом к лицу во снах.

Коллурио содрогнулся. "Я думал, он сделает что-то похуже, чем просто угрожать. Я думал, что эти его руки вырвут мне печень".

Ланиус похлопал другого мужчину по спине. "Я знаю, что ты имеешь в виду. Поверь мне, это так. Но единственное, что я могу тебе сказать, это то, что он не может причинить тебе вреда в этих снах. Он никогда этого не делал, по крайней мере, за все годы, прошедшие с тех пор, как я увидел его в первый раз. Если бы Грас был здесь, он сказал бы то же самое."

"Он может напугать тебя до полусмерти", - с чувством сказал Коллурио.

"Да, но только на полпути". Ланиус поколебался, затем продолжил: "На самом деле, я могу сказать тебе еще одну вещь, или я думаю, что могу. Увидеть Изгнанного во сне - это своего рода комплимент ". Судя по тому, как дрессировщик животных снова вздрогнул, это был комплимент, без которого он мог бы обойтись. Несмотря на это, Ланиус настаивал. "Так и есть. Это значит, что он относится к тебе серьезно. Это значит, что ты беспокоишь его. Это значит, что он хочет напугать тебя, чтобы ты не делал то, что ты делаешь".

"Тренируешь обезьяну?" Смех Коллурио был хриплым. "Он, должно быть, совершенно безумен, если это его беспокоит".

"Может быть. Но опять же, может и нет", - сказал Ланиус. Взгляд, которым одарил его Коллурио, говорил о том, что он, возможно, был совершенно безумен. Тем не менее, Ланиус продолжил: "Никогда нельзя сказать наверняка. Давай. Ты можешь увидеть зверя своими глазами".

Судя по выражению лица тренера, он сожалел, что имел какое-либо отношение к монкэтсу. Ланиус подумал, не придется ли ему поискать кого-нибудь другого. Но Коллурио взял себя в руки. "Хорошо, ваше величество. Я иду. Клянусь бородой Олора, я заслужил это право — заслужил и заплатил за это ".

"Тогда пойдем. Может быть, сначала зайдем на кухню за мясными обрезками?" Сказал Ланиус.

Этот вопрос заставил Коллурио улыбнуться впервые с тех пор, как он переступил порог дворца. "Ты так много знаешь, не так ли? Да, давай на этом остановимся. Способ заставить любого зверя делать то, что вы хотите, - это угостить его, когда он это сделает. Шаг за шагом, вот как вы работаете в этом бизнесе ".

Он принес мясные обрезки в маленькой глиняной миске. Ланиус провел его по извилистым коридорам дворца в покои монкотов. Король надеялся, что Паунсер не решит исчезнуть в проходах между стенами. Это было бы, мягко говоря, раздражающе.

К его облегчению, монкат, которого он хотел, был там с остальными. Коллурио зачарованно смотрел на всех них, даже после того, как Ланиус указал на того, с кем ему предстояло работать. "Вот, дай мне кусочек", - сказал Ланиус. "Я сам научил его одному маленькому трюку". Он лег на пол и ударил себя кулаком в грудь. Конечно же, Паунсер подбежал и вскарабкался на него, чтобы потребовать угощение.

Коллурио сделал вид, что собирается поклониться. "Неплохо, ваше величество. Совсем неплохо".

Ланиус почесал Паунсера за ушами. Монкат соизволил замурлыкать. Король сказал: "Он также научился одному-двум трюкам. Когда он идет на кухню, ему нравится воровать сервировочные ложки. Больше всего он любит серебряные — у него вкус к дорогим блюдам, — но он возьмет и деревянные. Иногда он ворует вилки, но обычно это ложки".

Теперь Коллурио изучал Паунсера, как скульптор разглядывает глыбу мрамора и гадает, что за статуя спрятана внутри. Вот его исходный материал. Как бы он придал ей форму? "Что ж, ваше величество, - сказал он, - посмотрим, что мы можем сделать ..."

Проезжая через долину Стуры к реке, которая отмечала границу между Аворнисом и землями Ментеше, Грас был вдвойне рад, что кочевники вступили в гражданскую войну. Слишком много разрушений, которые они здесь причинили, все еще оставалось. Слишком много крестьянских деревень были разрушены дождями, и в них никто не жил. Здесь, на юге, люди сажали, когда шли осенние дожди, и собирали урожай весной, в противоположность тому, как все устроено в столице. Но слишком много полей, которые должны были быть богаты пшеницей и ячменем, снова покрылись сорняками. Слишком много лугов были неухоженным кустарником, и слишком мало крупного рогатого скота, овец, лошадей и ослов паслось на тех, что остались.

Когда король сказал об этом Гирундо, генерал сказал: "Теперь они делают это сами с собой, и так им и надо".

"Но они делают то же самое и с рабами", - сказал Грас. "Если все пойдет так, как мы надеемся, нам придется начать думать о рабах как об аворнанцах. Мы можем снова обратить их к аворнанцам ". В любом случае, лучше бы нам иметь такую возможность. Если мы не сможем, у нас проблемы.

Гирундо поднял бровь. Его смех прозвучал испуганно. "Для меня они просто рабы. Они всегда были просто рабами. Но ведь в этом все дело, не так ли?"

"Это ... одна из вещей, ради которых все это затевается". Грас всегда думал о Скипетре Милосердия, и чем дальше на юг, тем ближе к нему становился Грас. Но по мере того, как он приближался к нему, у него также возникло ощущение, что говорить об этом, показывая, что он думает об этом, становилось все опаснее. Он не знал, возникло ли это чувство только из его воображения. Случилось это или нет, он не хотел рисковать.

"Клянусь сильной десницей короля Олора, будет здорово нанести ответный удар ментеше на их собственной земле", - сказал Гирундо. "Мы сражались здесь, внутри Аворниса, проклято долго. Все, что им нужно было сделать, чтобы уйти, - это перебраться через Стуру. Мы так и не осмелились пойти за ними. Но мы им немного обязаны, не так ли?"

"Совсем чуть-чуть", - сказал король сухим голосом. Гирундо снова рассмеялся, на этот раз саркастически. Сколько раз Ментеше совершали набеги на южный Аворнис за четыре с лишним столетия, прошедшие с тех пор, как был утерян Скипетр Милосердия? Сколько грабежей, сколько разрушений ради забавы, в скольких убийствах, в скольких изнасилованиях они были виноваты? Даже Ланиус, каким бы умным он ни был, не мог начать давать отчет обо всех их злодеяниях.

Чем дальше армия продвигалась в широкую долину последней из Девяти рек, тем сильнее становились разрушения. От рук ментеше пали не только деревни. Так же пал не один город, окруженный стенами. У кочевников не было сложных осадных орудий, как у аворнийской армии. Но если они сжигали поля вокруг города, забивали скот и убивали крестьян, которые выращивали урожай, горожане за городскими стенами голодали. Тогда у них было два выбора — они могли умереть с голоду или открыть свои врата ментеше и надеяться на лучшее.

Иногда голодание оказывалось лучшей идеей.

Отус ехал рядом с королем Грасом. Бывший раб смотрел на местность широко раскрытыми глазами, как делал с тех пор, как покинул столицу. "Эта земля такая богатая", - сказал он.

"Здесь? Клянусь богами, нет!" Грас покачал головой. "То, что мы видели дальше на север, было прекрасной местностью. Так было раньше. Это будет снова, как только люди закончат переживать последнее вторжение. Но сейчас в этом нет ничего особенного ".

"Даже так, как есть, это лучше, чем вы найдете на другом берегу реки". Отус указал на юг. "Фермеры, которым не все равно, обрабатывают эту землю. Они делают с ним все, что в их силах, даже когда этого не так уж много. Вон там, — он снова указал, — с таким же успехом вы могли бы держать столько скота, обрабатывающего землю. Никто не делает ничего, кроме того, что должен. Люди — я имею в виду рабов — не видят и половины того, что они должны делать ".

Если бы что-то пошло не так на противоположной стороне Стуры, вся армия — или та ее часть, которая осталась в живых после того, как Ментеше покончили с этим, — вероятно, была бы обращена в рабство. Это случалось и раньше. Король Аворниса доживал свои дни мертвой душой в маленькой крестьянской хижине где-то между Стурой и Йозгатом. После этого ни одна аворнийская армия не осмеливалась пересечь последнюю реку… до сих пор.

Смеялся ли Изгнанный и потирал ли руки в предвкушении очередного легкого триумфа? Было ли все, что произошло за последние несколько лет, включая гражданскую войну среди ментеше, не чем иным, как уловкой, чтобы заманить Граса и аворнийскую армию за Стуру? Мог ли Изгнанный видеть так далеко вперед? Мог ли он так точно передвигать фигуры на доске? Было ли колдовство Птероклса, освобождающее от рабства, частью уловки?

Грас покачал головой. Если бы изгнанный бог мог сделать все это, не было никакой надежды противостоять ему. Но если бы он мог сделать все это, он сокрушил бы Аворнис столетиями ранее. Кем бы он ни был на небесах, у него были пределы в материальном мире. Ему можно было противостоять. Его можно было победить. В противном случае черногорцы преклонились бы перед ним как перед Падшей Звездой, как это сделали Ментеше. Кампании Граса на севере гарантировали, что этого не произойдет.

Солнечный свет отражался от воды вдалеке. Пятно дыма возле Стуры обозначало город Анна. Король хорошо знал этот город со времен своей службы капитаном речной галеры. Он не достался кочевникам, даже когда положение Аворниса казалось самым мрачным. Расположенный на широкой реке, он меньше зависел от близлежащих полей в плане продовольствия, чем от городов, расположенных дальше от Стуры. А лучники и катапульты на речных галерах нанесли свой урон ментеше, которые отважились подойти слишком близко к берегу.

Анна привыкла к солдатам и матросам. Там всегда был сильный гарнизон. Любой король, у которого есть глаза, чтобы видеть, знал, что пограничные города служат оплотом против неприятностей с юга. Теперь Стуру патрулировала огромная флотилия речных галер. У реки были притоки, которые впадали как с юга, так и с севера. Они не видели аворнийских кораблей у себя много-много лет. Скоро они увидят снова.

Вместе с Гирундо Грас стоял на стене у реки Анна, вглядываясь на юг, в земли, куда так долго добровольно не ступала нога аворнийского солдата. Это выглядело немногим иначе, чем местность по эту сторону Стуры. Вдалеке стояла крестьянская деревня. Конечно, там было полно рабов. С этого расстояния все выглядело так же, как обычная аворнийская деревня, несмотря на то, что говорил Отус. Как бы это ни выглядело, разница была — на данный момент. Если повезет, он там пробудет недолго.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Королю Ланиусу архивы нравились по множеству причин. В то время как Архипастырь Ансер получал удовольствие от охоты на оленя и дикого кабана, Ланиусу нравилось передавать факты на землю, и архивы были лучшим местом для этого. Острые ощущения от погони были для него столь же реальны, как и для Ансера. Столетиями клерки хранили в архивах документы, которые не сразу пригодились. Очень немногие из них использовали какую-либо систему, помимо бросания пергаментов и бумаг в ящики, или ведра, или бочки, или ящики, или что-то еще, что казалось удобным в данный момент. Найти какой-либо пергамент в частности было в лучшем случае приключением, в худшем - невозможным.

Даже когда у Ланиуса не было ничего особенного на уме, он наслаждался охотой ради нее самой. Он никогда не знал, с чем столкнется, просматривая документы наугад. Налоговые отчеты можно было бы поместить рядом с отчетами о спорах в храмах какого-нибудь провинциального городка или рядом с рассказами путешественников, которые отправились в далекие страны и записали описания того, что они видели и делали. Пока вы не посмотрели, вы не могли сказать.

И королю нравилось посещать архивы ради них самих. Закрыв за собой тяжелые двери, он отгородился от мира. Слуги почти никогда не приходили и не беспокоили его, пока он был там. С самого детства он ясно давал всем понять, что это его место, и его нельзя беспокоить.

Солнечный свет просачивался сквозь окна в потолке, которые почему-то никогда не чистились. Пылинки танцевали в этих усталых солнечных лучах. Если в архивах и хранилось что-то помимо документов, то это была пыль. В воздухе пахло им, и старым пергаментом, и старым деревом, и другими вещами, которые Ланиус всегда узнавал, но никогда не мог назвать. Это был просто запах архива, неотъемлемой части этого места.

Тишина также была неотъемлемой частью этого места. Эти тяжелые двери заглушали обычные звуки, наполнявшие дворец — грохот, стук и крики из кухонь, пронзительные перебранки слуг в коридорах, стук молотков и долот плотников или каменщиков, ремонтирующих то или перестраивающих это. Мир был там, где ты его нашел, и Ланиус нашел его там.

Вместе с миром пришло уединение, которое королю всегда было трудно получить и сохранить. Время от времени Ланиус приводил в архив служанку. Женщины часто хихикали над его выбором места для свиданий, но никто, скорее всего, не прерывал его там. Никто никогда этого не делал, по крайней мере, когда он был там в компании.

Этим утром он был там один. Он знал, что документ, который он хотел — "Рассказ путешественника" — был где-то там. Он читал его однажды, много лет назад. Сколько тысяч историй, квитанций и всевозможных записей он просмотрел с тех пор? Он был очень точным человеком, но он понятия не имел. Он также понятия не имел, где в этом безумном лабиринте документов, ящиков, столов и футляров лежит нужный ему пергамент.

Был ли он у дальней стены? Или он нашел его в том темном углу? Даже если и нашел, положил ли он его туда, откуда взял? Он пытался убедить своих детей сделать это с безразличным успехом. Повезло ли ему с самим собой хоть немного больше?

Он пожал плечами и начал смеяться. Если он не мог вспомнить, где нашел этот пергамент, написанный на старомодном аворнийском, он не мог винить себя за то, что положил его не в то место, не так ли?

Принюхавшись снова, он нахмурился. Где-то к запахам пыли и старого пергамента примешивался слабый кисловатый запах мышиного помета. Мыши и сырость были злейшими врагами документов. Кто мог предположить, сколько истории, сколько знаний исчезло под вечно грызущими передними зубами мышей? Возможно, они добрались до рассказа путешественника, в котором он нуждался. Он поежился, хотя в архивах было достаточно тепло. Если этот рассказ исчез навсегда, ему придется довериться своей памяти. Это было очень хорошо, но он не думал, что этого было достаточно.

Здесь? Нет, это были налоговые реестры времен правления его отца. Он плохо помнил своего отца; король Мергус умер, когда он был маленьким мальчиком. Что он помнил, так это то, как все изменилось после смерти Мергуса. Он превратился из всеобщего любимца в паршивого ублюдка в тот момент, когда младший брат Мергуса, Сколопакс, надел корону. Ланиус все еще ощетинился при этом слове. Он не виноват, что его мать была седьмой женой его отца, что бы ни говорили по этому поводу священники. Аворнанцам разрешалось иметь только шестерых, несмотря ни на что. Чтобы заполучить сына, законного сына, Мергус нарушил правило. Но они поженились. Если это не делало его законным, то что же делало?

Множество людей говорили, что ничего не произошло. С годами шумиха и перья по этому поводу утихли. Однако из-за этого некоторые жрецы были вынуждены отправиться в изгнание в Лабиринт — болота недалеко от города Аворнис, и некоторые все еще оставались там. Другие проповедовали в маленьких городках в отдаленных частях королевства, и им больше никогда не будут рады в столице.

Ланиус перешел к другому делу, которое показалось ему вероятным. В нем хранились платежные ведомости и отчеты о действиях в пограничной войне против Фервингов как раз перед тем, как его династия взошла на трон — где-то около трехсот лет назад. Война, казалось, завершилась вничью. Учитывая, какими свирепыми могли быть Фервинги, это было неплохо. Один король Фервингии — Ланиус не мог вспомнить, который именно, — приказал покрыть череп незадачливого аворнийского генерала листовым золотом и сделать из него чашу для питья.

Ланиус внезапно понял, что потратил впустую полчаса, просматривая отчеты о боевых действиях. Они были не тем, что он хотел, что не означало, что они не были интересными. Он положил их обратно на полку, не без укола сожаления.

Здесь? Нет, это были новые. Корабельные плотники, построившие пузатые корабли с высокими мачтами, подобные тем, на которых чемагорские пираты плавали по морю, посылали королю Грасу отчеты о своих успехах. Грас, сам моряк, без сомнения, оценил эти бумаги. Для Ланиуса они могли быть написаны на гортанном фервингийском, несмотря на весь смысл, который в них заключался. Когда Грас вернется во дворец, я должен буду спросить его о них, подумал он.

Он тратил впустую еще больше времени. Он бормотал себе под нос. Проблема была в том, что все в архивах интересовало его. Ему приходилось заставлять себя откладывать в сторону один комплект документов, чтобы перейти к следующему. Иногда — часто — он не хотел.

Солнечные лучи, проскальзывающие сквозь эти вечно пыльные световые люки, скользили по беспорядку архивов. Ланиус поймал себя на том, что моргает в легком изумлении. Как получилось, что уже далеко за полдень? Конечно же, он зашел незадолго до этого… Но он этого не сделал. В животе у него заурчало, и внезапно он понял, что ему отчаянно хочется отлить.

Сосия собиралась разозлиться на него. Он не собирался проводить здесь весь день. Он вряд ли когда-либо собирался. Это просто.. случилось. И он все еще понятия не имел, где находится "История несчастного путешественника".

Грас, Гирундо, Птероклс и Отус торжественно посмотрели друг на друга на стенах Анны. Грас посмотрел через Стуру на южный берег. Он по-прежнему ничем не отличался от земли по эту сторону реки. Но это было так. О, да. Это было так. Ни один король Аворниса не ступал на дальний берег Стуры в течение пары сотен лет. Последний король, который пытался вторгнуться в земли, которые Ментеше считали своими, больше не вернулся.

Это могло случиться и со мной, подумал Грас. Это случится со мной, если магия Птероклса действительно не сработает — а я не могу узнать наверняка, работает ли она, пока мы не пересечем реку и не начнем испытывать ее на рабах.

"Что ж, джентльмены, это будет интересный сезон предвыборной кампании". Судя по тому, как Гирундо это сказал, он, возможно, имел в виду тренировочные учения на лугах за городом Аворнис.

"Мы можем это сделать". Это был не Грас — это был Отус. Голос сбежавшего раба звучал уверенно. Проблема была в том, что он также звучал бы уверенно, если бы Изгнанный все еще скрывался где-то глубоко в его сознании. Он хотел бы вести аворнийцев дальше, чтобы Ментеше и его темный мастер могли поступить с ними по-своему. Он продолжил: "Эта земля должна быть свободной. Она заслуживает того, чтобы быть свободной ".

"Мы сделаем все, что в наших силах", - сказал Грас. Внезапно он резко махнул трубачам, которые ждали неподалеку. Они поднесли длинные медные рога к губам и протрубили команду.

Речные галеры промчались через Стуру. Из них выскочили морские пехотинцы и бросились вперед, держа луки наготове. Не более чем несколько всадников ментеше сновали взад и вперед к югу от реки. Кочевники были — или казались — слишком поглощены своей гражданской войной, чтобы сильно беспокоиться о том, что замышляют аворнанцы. Грас надеялся, что они и дальше будут чувствовать то же самое. Он надеялся на это, но не рассчитывал на это.

Баржи последовали за речными галерами. Всадники вывели лошадей на берег реки, затем поднялись на борт. Они присоединились к периметру, образованному морскими пехотинцами. Большинство кавалеристов тоже были лучниками. Любой, кто попытался бы сразиться с Ментеше без достаточного количества лучников, попал бы в беду.

Следующими были королевские гвардейцы. Это были уланы, закованные в броню с головы до ног. Ментеше не могли надеяться выстоять против них. Но, с другой стороны, Ментеше редко стояли и сражались. Они были всадниками почти инстинктивно. Грас надеялся, что сможет прижать их к земле и заставить попытаться удержаться. Если бы он мог, королевская стража заставила бы их заплатить. Если нет… Он отказывался думать о том, если нет.

Вместо того, чтобы думать об этом, он кивнул генералу, волшебнику и человеку, который большую часть своей жизни прожил на противоположной стороне Стуры. "Теперь наша очередь", - сказал он.

Они спустились со стены. Сапоги Граса зацокали по серо-коричневому камню лестницы. Он и его товарищи вышли через речные ворота, вышли на пирсы и поднялись на борт "Пайка", речной галеры, которая перевезет их через Стуру. Капитан поднял бровь, глядя на Граса. Король помахал в ответ, призывая шкипера продолжать в его собственном темпе.

"Отчаливаем!" - крикнул капитан. Канаты, удерживавшие "Пику" у причала, с глухим стуком упали на палубу корабля. Как Грас помахал капитану, так и капитан помахал гребцу. Гребец ударил в маленький барабан. Гребцы напряглись на своих скамьях. Весла погрузились в воду. Щука начала двигаться, сначала медленно, затем все быстрее. Скоро, очень скоро она оправдала свое название, скользя по отбивной с впечатляющей скоростью и проворством. "Она собирается на берег", - сказал Грас, готовясь к предстоящему толчку. Его товарищи, все лабберсы, пошатнулись и чуть не упали, когда "щука" села на мель. Грас изо всех сил старался не рассмеяться над ними. "Я говорил тебе, что это произойдет".

"Вы не сказали, что это значит, ваше величество". В голосе Отуса звучал упрек.

"Ну, теперь ты знаешь", - сказал Грас. "В следующий раз, когда я скажу тебе, ты будешь готов". А может быть, и нет. Создание моряка требует времени.

По громким приказам шкипера матросы спустили трап с борта речной галеры. Он с глухим стуком опустился на илистый берег. С поклоном придворного Гирундо махнул Грасу, чтобы тот спустился первым. Король спустился. Он сделал последний шаг с трапа на землю очень осторожно — он не хотел споткнуться или, что еще хуже, упасть. Это заставило бы всю армию болтать о плохих предзнаменованиях.

Там. Он стоял на южном берегу Стуры, и он стоял на своих собственных ногах. Никто ничего не говорил о предзнаменованиях. Однако он знал, что все, кто мог видеть его, наблюдали. "Мы начали", - крикнул он.

Наверху, на сходнях, Птероклс и Гирундо спорили о том, кто должен отправиться следующим. Каждый хотел, чтобы честь досталась другому. Наконец, пожав плечами, волшебник спустился рядом с Грасом. "Просто стоя здесь, я не чувствую никакой разницы", - пробормотал Птероклс. "Я задавался вопросом, будет ли так."

Для Граса это тоже не отличалось, но волшебник мог чувствовать то, чего не мог король. Спустился Гирундо, а затем и Отус. У бывшего раба по-прежнему не было особого звания, но все, кто им обладал, были убеждены в его важности. Судя по выражению его лица, он тоже пытался найти хоть какое-то отличие от того, что знал раньше. Он нашел только одного. "Теперь я здесь как полноценный человек", - сказал он. "Я надеюсь, что все рабы увидят эту страну так же, как я".

Слуги подвели лошадей для Граса и Гирундо, мулов для Птероклса и Отуса. Матросы выскочили из "Пайка" и вернули речную галеру в ее надлежащую стихию. Грас сел на своего мерина. Он оглянулся через Стуру на Анну. Аворнийский город казался очень далеким. Баржи на реке — некоторые, полные людей, другие с лошадьми, третьи везли фургоны, нагруженные припасами, — были менее обнадеживающими, чем он ожидал.

Он снова посмотрел на юг. Он продвинулся менее чем на полмили от стен Анны. Внезапно, как будто он пошел в другом направлении, все в стране Ментеше показалось намного дальше, чем было на самом деле.

Несколько сеансов рытья в архивах не дали той истории путешественника, которую хотел услышать Ланиус. Он отказывался позволять себе злиться или беспокоиться. Если до нее не добрались мыши, она должна была быть где-то там. Рано или поздно это обнаружилось бы. Это было не то, в чем он нуждался прямо сейчас.

У него на уме были и другие вещи. Когда Грас покинул столицу, Ланиус превратился в настоящего короля Аворниса. Все мелочи, о которых беспокоился Грас, пока был здесь, теперь попали в руки Ланиуса. Как и не раз прежде, Ланиус хотел, чтобы Грас был здесь, чтобы позаботиться об этих мелочах. Грас не только лучше справлялся с ними, но и более добросовестно относился к этому. Ланиус хотел, чтобы они ушли, чтобы он мог заняться тем, что ему действительно дорого.

Министром финансов был худощавый, крючконосый, близорукий человек по имени Эвплект. В отличие от Петросуса, своего предшественника, он не пытался урезать средства, которые поддерживали Ланиуса. (Петросус был в Лабиринте в эти дни, но не для этого — он выдал свою дочь замуж за принца Орталиса. Честолюбие было худшим преступлением, чем держать короля на коротком посту; в этом он, несомненно, пользовался поддержкой Граса.)

Вглядываясь в Ланиуса и моргая, как будто для того, чтобы лучше разглядеть его, Эвплект сказал: "Я действительно верю, ваше величество, что увеличение налога на очаг необходимо. Война - дело дорогостоящее, и мы не можем добывать серебро с неба ".

"Если мы увеличим налог, сколько денег мы соберем?" Спросил Ланиус. "Сколько горожан и крестьян попытаются уклониться от повышения и вместо этого обойдутся нам в серебро?" Сколько дворян попытаются воспользоваться беспорядками и взбунтоваться? Чего это будет стоить?"

Эвплект еще немного поморгал — может быть, из-за плохого зрения, может быть, от удивления. "Я могу дать тебе первое из них без проблем. Зная количество очагов в королевстве и размер увеличения, подсчет элементарен. На другие вопросы нет таких четких ответов."

"Предположим, ты пойдешь и выяснишь свои лучшие предположения о том, какими были бы эти ответы", - сказал Ланиус. "Когда они у тебя будут, верни их мне, и я решу, стоят ли дополнительные деньги тех хлопот, которых это стоит".

"Король Грас будет недоволен, если кампания против Ментеше столкнется с трудностями из-за нехватки средств", - предупредил Эвплект.

Ланиус кивнул. "Я понимаю это. Ему тоже не понравится восстание за его спиной. Как ты думаешь, насколько возрастут шансы после повышения налогов?"

"Я сделаю… что смогу, чтобы попытаться рассчитать это, но только боги действительно знают будущее", - сказал Эвплект.

"Я понимаю это. Делай все, что в твоих силах. Ты можешь идти", - сказал Ланиус. Эвплект ушел, качая головой. Ланиус задавался вопросом, правильно ли он поступил. Согласиться на повышение налогов было бы проще всего. Он не хотел препятствовать войне с кочевниками. Но Аворнис видел слишком много гражданских войн с тех пор, как к нему пришла корона. Теперь Ментеше страдали от такой борьбы, и он хотел, чтобы они были единственными.

Он надеялся сбежать в архив после встречи с Эуплектесом, но не тут-то было. Он забыл человека, который обратился к нему с просьбой о помиловании после того, как был осужден за убийство. Ему нужно было просмотреть документы, присланные обеими сторонами из провинций. Он не поехал на юг с Грасом, но теперь судьба человека была в его руках.

Он изучил доказательства и отчаянную мольбу осужденного. Король неохотно покачал головой. Он не поверил заявлению мужчины о том, что одноухий мужчина сбежал из дома, где жила жертва, непосредственно перед тем, как он вошел. Никто из деревни никого, кроме него, не видел. Он стоял над телом, когда вошел кто-то другой. Незадолго до этого он тоже поссорился с жертвой из-за овцы.

Пусть приговор будет приведен в исполнение, написал Ланиус внизу апелляции. Он капнул горячим воском на пергамент и поставил на нем печать своим печатающим кольцом. Он часто беспокоился о подобных случаях, но был уверен, что в этот раз все сделал правильно.

Слуга отнес апелляцию с его приговором на королевскую почту. Вскоре Аворнис избавится от одного убийцы. Если бы только избавиться от всех проблем королевства было так просто!

Ланиус как раз направился к архивам, когда чуть не столкнулся с другим слугой, выходившим из-за угла навстречу ему. "Ваше величество!" - воскликнул мужчина. "Где вы были? Королева ждет вас на обед уже почти час ".

"Она сделала это?" Сказал Ланиус. Слуга кивнул. Ланиус моргнул в легком изумлении. Было ли это время уже? Очевидно, и прошло то время тоже. Он собрался с духом. "Хорошо, отведи меня к ней".

В тот день он так и не добрался до архивов.

Король Грас видел деревни рабов издалека, когда он смотрел из Аворниса на земли, принадлежащие Ментеше. Как он обнаружил, это никак не подготовило его к первой деревне рабов, в которую он въехал.

Он знал, что будет плохо, еще до того, как выехал на то, что считалось главной улицей. С юга налетел ветерок и донес до его ноздрей зловоние этого места, хотя он был еще на некотором расстоянии. Он закашлялся и сморщил нос, что совсем не помогло. Мускульная вонь была из тех, что прилипают ко всему, к чему прикасаются. Аворнийские деревни пахли скверно. Любое место, где люди жили какое-то время, дурно пахло. Это ... это было далеко за пределами того, чтобы дурно пахнуть. Грязь и подлость скапливались здесь долгое, предельно долгое время, и никому не было дела — или, возможно, даже замечали.

"Я никогда не видел поля битвы, на котором так воняло бы, даже через три дня после окончания сражения", - сказал Гирундо.

Грас не был уверен, что зловоние было настолько сильным. Но рабы жили с ним каждый день своей жизни. Как кто-то мог сделать это, не сойдя с ума, было за пределами понимания короля. Он повернулся к Птероклсу. "Теперь мы начинаем видеть, насколько хороша наша магия".

"Да, ваше величество". Голос волшебника, обычно жизнерадостного, звучал мрачно. "Теперь знаем".

Обычные крестьяне — крестьяне, которые были обычными людьми, — либо убежали бы в ту минуту, когда увидели приближающихся аворнийцев, либо побежали бы им навстречу, приветствуя их как освободителей после долгой, тяжелой оккупации.

Рабы не сделали ни того, ни другого. Казалось, им было все равно, так или иначе. Те, кто был на полях, продолжали там работать. Те, кто был в деревне, продолжали заниматься своими делами. Лишь горстка из них потрудилась остановиться и одарить аворнийцев тусклыми, незаинтересованными взглядами.

Предположительно, повинуясь импульсу Изгнанного, рабы перешли границу Аворниса несколько лет назад. Отус был одним из них. Грас кое-что знал об убогой жизни, которую они вели. Видеть их на их собственной родной земле, где они жили подобным образом поколение за поколением, казалось ему вдвойне ужасным.

Над его лицом жужжала муха. Еще одна села на мочку уха, еще одна - на тыльную сторону ладони. Вокруг него другие аворнцы ругались и отмахивались. Сейчас ранняя весна, подумал Грас. Насколько опасными становятся насекомые позже в этом году? Несколько рабов лениво почесались. Они могли быть лошадьми, перебиравшими хвостами на лугу. Большинство несчастных в деревне даже не потрудились. Были ли их шкуры мертвы вместе с их душами?

Горе прочертило резкие черты на лице Отуса. "Я жил так годами", - сказал он. "Единственный способ, которым ты мог отличить меня от моей свиньи, это то, что я ходил на двух ногах, и некоторые из моих ворчаний были словами. Теперь я знаю лучше ". Он протянул руки, взывая к Грасу. "Мы должны освободить этих людей, ваше величество. Они могли бы быть такими же, как я".

"Аворнису могло бы понадобиться больше таких людей, как ты", - сказал Грас. Пока Изгнанный не смотрит твоими глазами, добавил он, но только про себя. Он хотел, чтобы сомнений не было, но они были, и они не уходили. Он изо всех сил старался, чтобы это не прозвучало в его голосе. "Посмотрим, что мы сможем сделать, чтобы освободить некоторых из находящихся здесь. Птероклс!"

"Да, ваше величество?" сказал волшебник.

"Ты сделаешь это, и я хочу, чтобы один из других волшебников сделал то же самое", - сказал Грас. "Мы должны убедиться, что ты не единственный чародей, обладающий этим даром. Если тебе придется освобождать рабов по одному, тебе потребуется время, чтобы сделать это, а?"

"Э—э... я бы так и сделал, ваше величество". Голос Птероклса звучал так, как будто он не был уверен, шутит Грас или нет. Грас тоже не был уверен. Птероклс спросил: "Должен ли я начать прямо сейчас?"

"Достаточно завтрашнего утра", - ответил король. "Мы хотим убедиться, что у нас есть сильное оцепление вокруг этого места. Мы не можем допустить, чтобы Ментеше пытался забрать его обратно, пока ты в разгаре заклинания."

"Они должны быть сумасшедшими, чтобы хотеть его вернуть", - сказал Гирундо. "Если бы я был кочевником, я бы сказал, возьми его и добро пожаловать".

"Возможно. Мы не можем быть уверены, что они это сделают", - сказал Грас. До сих пор, менее чем через день после их наступления к югу от Стуры, аворнанцы видели рассеянных разведчиков. Грас надеялся, что ментеше все еще заняты убийством друг друга. Он хотел закрепиться к югу от реки как можно прочнее, прежде чем кочевники попытаются отбросить его назад.

Он спал в шатре с подветренной стороны от деревни рабов. Все равно до него долетала какая—то вонь от него - или, может быть, это была более отдаленная вонь деревни с подветренной стороны. Несмотря на отвратительный запах, он хорошо выспался. Первая часть вторжения, и, возможно, самая опасная, прошла хорошо. Он переправил свою армию через реку. Теперь он посмотрит, что будет дальше.

Когда он проснулся, то понял, что прошлой ночью вел себя глупо. Переход был нелегким, но и не самым опасным. Проиграть битву, попасть в руки Ментеше — это было бы опасно. Он мог бы узнать, на что похоже рабство ... изнутри.

Первым волшебником, которого Птероклс выбрал для освобождения своего раба, был лысый седобородый мужчина по имени Артамус. Оба волшебника поклонились королю Грасу. "Я сделаю все, что в моих силах, ваше величество", - сказал Артамус. "Я хотел бы убедиться, что это действительно сделано, прежде чем я попробую сам, если вы не возражаете. Думаю, я знаю, как все должно проходить, но тебе всегда нравится смотреть, прежде чем пойти и сделать что-то самому ".

"Кажется разумным", - сказал Грас. Птероклс кивнул.

Королевские стражники привели в королевский павильон двух рабов — мужчину со шрамом на лбу и женщину, которая могла бы быть симпатичной, если бы не была такой грязной и растрепанной, и если бы ее лицо не было безразличной пустой маской. "Если у меня будет первый выбор..." Птероклс улыбнулся и кивнул женщине. "Как тебя зовут, дорогая?"

"Васа". Судя по тому, как она это сказала, вряд ли это имело значение.

"Рад познакомиться с тобой, Васа". Птероклс начал раскачивать кусочек кристалла на конце цепочки. Карие глаза Васы следили за ним, пока он ходил взад-вперед, взад-вперед. Грас наблюдал это однажды раньше, когда волшебник творил заклинание над Отусом. Король огляделся в поисках бывшего раба. Он был там, стоял в тени миндального дерева, внимательно наблюдая, но сохраняя дистанцию.

Птероклс ждал, наблюдая, как глаза Васы следят за качающимся кристаллом. Когда он решил, что время пришло, он пробормотал: "Ты пустой, Васа. Твоя воля не принадлежит тебе. Ты всегда был пуст, твоя воля никогда тебе не принадлежала".

"Я пустая", - эхом повторила она, и в ее голосе действительно не было ничего, что заставляло обычные человеческие голоса выдавать характер говорящего. "Моя воля не принадлежит мне. Я всегда был пуст, моя воля никогда не принадлежала мне ". Даже такое повторение было больше, чем обычно мог себе позволить раб.

Кристалл продолжал раскачиваться взад-вперед. Глаза Васы продолжали следить за ним. Возможно, она забыла обо всем, кроме его сверкающей сущности. Так же тихо, как он говорил раньше, Птероклс спросил: "Ты хочешь обрести свою собственную волю, Васа? Ты хочешь наполниться самим собой?"

"Я хочу обрести свою собственную волю. Я хочу наполниться самим собой". Судя по голосу Васы, ее это ничуть не волновало.

"Я могу снять тень с твоего духа и дать тебе свет. Ты хочешь, чтобы я снял тень с твоего духа и дал тебе свет?"

"Я хочу, чтобы ты снял тень с моего духа и дал мне свет". Что бы ни говорила Васа, внутри она все еще казалась мертвой.

"Тогда я сделаю для тебя все, что смогу", - сказал Птероклс.

"Тогда сделай для меня, что можешь", - сказал Васа. Когда Птероклс освободил Отуса, волшебник не ожидал, что он так отреагирует. Теперь Отус напряженно наклонился вперед, вытаращив глаза и сжав кулаки. О чем он думал? Грас многое бы отдал, чтобы узнать, но он не осмеливался сделать что-либо, чтобы прервать волшебство Птероклса.

Все еще тихим голосом Птероклс начал петь. Аворнийский диалект, который он использовал, был очень старым, даже старше того, который использовали жрецы в храмовых службах. Грас мог разобрать слово здесь и там, но не более. Волшебник продолжал описывать своим кристаллом бесконечную дугу. От него вспыхивали радуги. Вскоре их стало больше, чем могло возникнуть от одного только солнца. "А", - тихо сказал Артамус.

Птероклс сделал выпад и сказал: "Пусть они соберутся", на аворнийском, достаточно близком к обычному, чтобы Грас мог последовать за ним. Эти радуги начали вращаться вокруг головы Васы — быстрее и быстрее, ближе и ближе. Даже тусклые глаза раба загорелись при виде этого зрелища. "Пусть они соберутся вместе!" Сказал Птероклс, и Грас тоже мог это понять.

И снова радуги подчинились воле волшебника. Вместо того, чтобы закружиться вокруг головы Васы, они начали кружиться сквозь нее. Некоторые из них, казалось, все еще сияли даже внутри ее головы. Грас задавался вопросом, могло ли это быть его воображением, но это было то, что, как ему казалось, он видел. Он видел — или думал, что видел — то же самое и с Отусом.

Васа сказала: "О!" Простое восклицание удивления было первым, что Грас услышал от нее, в котором было хоть какое-то чувство. Ее глаза открылись так широко, что король увидел белизну вокруг ее радужек. Радуги поблекли, но Грасу показалось, что он все еще видит часть их света, исходящего от ее лица.

Она низко поклонилась Птероклсу. "О", - снова сказала она, и "Благодарю. Благодарю. Благодарю." У нее было не так много слов, но она знала, что хотела сказать. Когда он поднял ее, на ее лице были слезы.

То же самое сделал Отус, когда поднялся со своего места под деревом. "Она свободна", - прошептал он. "Как и я, она свободна. Хвала Богам за это".

Птероклс кивнул ему, и Грасу, и Артамусу. Обращаясь к другому волшебнику, он сказал: "Вот видишь".

"Да, я вижу, или я надеюсь, что вижу", - ответил Артамус. "Спасибо, что позволил мне наблюдать за тобой. Это был блестящий образец магии". Он также поклонился Птероклсу.

"Я делал это раньше. Я знал, что смогу сделать это сейчас", - сказал Птероклс и указал на другого раба. "Давай посмотрим, как ты справишься с этим. Тогда мы узнаем, насколько это блестяще ".

"Я сделаю все, что в моих силах", - сказал Артамус. Он повернулся к рабу, который стоял там все время заклинания Птероклса, такой же безразличный к чуду, как и ко всему остальному в своей жалкой жизни. Артам спросил: "Как тебя зовут, парень?"

"Ливий", - ответил покрытый шрамами раб.

У Артамуса был свой собственный кусочек кристалла на серебряной цепочке. Он начал размахивать им взад-вперед, как до него делал Птероклс. Глаза Ливия следили за сверкающим кристаллом. Артам немного подождал, затем начал: "Ты пустой, Ливий..."

Заклинание действовало так же, как и для Птероклса. Артамус действовал не так гладко, как главный волшебник Граса, но он казался достаточно способным. Он вызвал к жизни радуги и собрал их в светящийся вращающийся круг вокруг головы Ливия, а затем внутрь нее.

И, как это было у Васы — и как было у Отуса до нее, — Ливий пробудился от рабства к истинной человечности. Он плакал. Он сжал руку Артамуса и пробормотал те немногие похвалы, которые умел воздавать. И Грас медленно кивнул сам себе. У него действительно было оружие, которым мог владеть кто-то, кроме Птероклса.

Ланиус изучал налоговый реестр, чтобы убедиться, что все дворяне в прибрежных провинциях заплатили все, что им полагалось. Чиновники здесь, в столице, имели обыкновение забывать об этих далеких землях, и люди, которые жили в них, знали это и пользовались этим, когда могли. Но они тоже были аворнанцами, и королевство нуждалось в их серебре не меньше, чем в чьем-либо другом. Ланиус, возможно, и не хотел повышать налоги, но он действительно хотел собрать все причитающееся должным образом.

Принц Орталис просунул голову в маленькую комнату, где работал король. "Ты знаешь, где Сосия?" он спросил.

"Не сию минуту. Я здесь уже пару часов", - ответил Ланиус.

"Над чем ты работаешь?" Спросил Орталис. Когда Ланиус объяснил, его шурин скорчил ужасную гримасу. "Какого черта ты тратишь свое время на подобную ерунду?"

"Я не думаю, что это чепуха", - сказал Ланиус. "Нам нужно следить за тем, чтобы законы выполнялись, и нам нужно наказывать людей, которые их нарушают".

"Это работа для секретаря или, самое большее, для министра", - сказал Орталис. "Король говорит людям, что делать".

"Если я еще не знаю, что они делают, как то, что я им говорю, может иметь какой-то смысл?" Резонно спросил Ланиус. "И секретари действительно делают большую часть этого. Но если я чего-то не сделаю, как я могу узнать, делают ли они то, что должны? Если король позволяет чиновникам делать все, что они хотят, довольно скоро это они будут указывать людям, что делать, а он нет ".

"Пожалуйста". Орталис ушел по коридору, качая головой.

Грас пытался заставить своего законного сына проявить хоть какой-то интерес к управлению Аворнисом. Ланиус знал это. Он также знал, что Грасу не слишком повезло. Орталиса это не волновало и не будет волновать. В некотором смысле, это сделало Ланиуса счастливым. Орталис был бы более опасным соперником, если бы беспокоился о том, как на самом деле работает правительство, или хотя бы обращал на это внимание.

Орталис также был бы более опасным соперником, не будь той черты жестокости, которая пронизывала многое из того, что он делал. Охота помогала сдерживать его, что было одной из причин, по которой Ланиус ходил с ним на охоту, несмотря на то, что ему было наплевать на погоню. Когда Орталис не охотился, случались вещи похуже, чем когда он охотился.

Или это было правдой? У его жены, принцессы Лимозы, были полосы на спине, и Орталис нанес их туда, хотя и охотился. Ланиус покачал головой. Лимоза идеально подходила Орталису в том, что Ланиус считал невозможным. Ей нравилось получать нашивки так же сильно, как ему нравилось их раздавать. От одной только мысли об этом Ланиуса затошнило.

Знал ли Петросус это о своей дочери, когда размахивал ею перед Орталисом? Ланиус понятия не имел, и он не собирался писать в Лабиринт, чтобы выяснить. Что было хуже? Что Петросус знал о ней и использовал ее .. особенность, чтобы привлечь Орталиса? Или что он не знал, но был готов, чтобы Орталис причинил ей боль, если это даст ему преимущество при дворе?

"Отвратительно в любом случае", - пробормотал Ланиус. Он знал, что такое Петросус. особенностью была власть.

Но у Петросуса не было возможности потакать своей особенности. Грас позаботился об этом. Как только Грас узнал, кем была новая жена Орталиса, министр финансов отправился в Лабиринт. В целом, Ланиус одобрил это. Грас обладал властью и любил ею пользоваться, но он никогда не был таким бессердечным в своем стремлении к ней, как Петросус. Это тоже хорошо, подумал Ланиус. Я был бы мертв, если бы это было так.

Если бы только Грас был так же строг с Орталисом, как с Петросусом. Но долгое время у него было слепое пятно в отношении своего законного сына. К тому времени, когда он уже не мог игнорировать то, кем был Орталис, было слишком поздно менять его. Ланиус задавался вопросом, смог бы Орталис измениться, если бы Грас раньше приложил больше усилий. Задать вопрос было легче, чем ответить.

Ланиус вернулся к налоговому реестру. Насколько он мог судить, никто на побережье не пытался обмануть королевство. Именно так все и должно было работать. Орталис, вероятно, спросил бы его, зачем он пошел на все эти неприятности, просто чтобы убедиться, что все нормально. Если бы я не проверил, я бы так и не узнал. Ланиус представил, как объясняет это Орталису. Он также представил, как Орталис смеется ему в лицо.

"Очень жаль", - сказал Ланиус вслух. Слуга, идущий по коридору, бросил на него любопытный взгляд. У него их было предостаточно. Он посмотрел на слугу. Мужчина продолжал идти.

Причинять боль вещам - особенность Орталиса. Знание вещей - мое. Белая бабочка порхала на клумбе за окном. Как только Ланиус увидел ее, он узнал в ней бабочку-капустницу. Знание этого никогда не принесло бы ему никакой пользы, но он знал это, и он был рад, что знал. Что касается некоторых других вещей, которые он знал… Ну, вы никогда не могли сказать наверняка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Разведчик галопом поскакал обратно к аворнийской армии. Летящие копыта его лошади поднимали пыль при каждом шаге. Как и остальные аворнийские разведчики, он ездил на маленьком, неутомимом скакуне того сорта, что разводили Ментеше. Но поверх кольчуги на нем был плащ, а не вареная кожа, пропитанная расплавленным воском, которую предпочитали кочевники. И он крикнул: "Ваше величество! Ваше Величество!" на аворнском языке без акцента.

"Я здесь", - крикнул Грас, как будто королевских стандартов было недостаточно, чтобы позволить разведчику найти его.

"Они приближаются, ваше величество!" - сказал мужчина и указал на юг.

"Теперь это начинается", - тихо сказал Гирундо. Грас покачал головой. "Это началось, когда мы отправились из города Аворнис — или задолго до этого, в зависимости от того, как вы смотрите на вещи". Он снова обратил свое внимание на разведчика. "Сколько их там, и как скоро они нападут на нас?"

"Достаточно, чтобы вызвать проблемы", — ответил разведчик - не точный ответ, но тот, который сказал королю то, что ему нужно было знать. Мужчина продолжил: "Ты должен увидеть их столб пыли через некоторое время". Он похлопал по боку шеи своего коня. Животное было взмокшим и сильно отдувалось. "Я чуть не убил Блейза, добираясь до тебя так быстро, как только мог".

"Я рад, что ты это сделал, и я этого не забуду", - сказал Грас. "Ты дал нам время, необходимое для того, чтобы встряхнуть нашу боевую линию. Гирундо, если ты окажешь мне честь..."

"С удовольствием, ваше величество", - ответил генерал. Он выкрикивал команды трубачам. Они поднесли свои рога ко рту и заревели боевую музыку. Не совсем так гладко, как хотелось бы Грасу, армия начала переходить из колонны в боевую линию.

"Поставьте хороший заслон из конных лучников перед тяжелой кавалерией", - сказал Грас. "Мы не хотим, чтобы Ментеше узнали, что у нас есть уланы, пока они не смогут от них оторваться".

Гирундо послал ему веселый взгляд. "Я думал, ты просил меня оказать тебе честь". Несмотря на поддразнивание— которое смутило Граса, он выполнил приказ короля.

"Вы хотите, чтобы я был здесь с вами, ваше величество?" Спросил Птероклс.

"О, да". Грас кивнул. "Мы больше не на нашей родной земле. Это страна, где Изгнанный долгое время шел своим путем. Я не знаю, смогут ли волшебники Ментеше сделать здесь что-нибудь особенное. Однако, если они попытаются, ты - наша лучшая надежда остановить их."

"Возможно, ты слишком доверяешь мне", - сказал Птероклс. "Я знаю, что эти волшебники могут сделать одну вещь — если мы проиграем, если они захватят нас в плен, они могут превратить нас в рабов".

"Да", - натянуто сказал Грас. "Если мы проиграем, они не схватят меня". Он принял решение на этот счет.

Птероклс сказал: "Что я могу сделать, я сделаю. Даю тебе слово".

"Хорошо". Грас убедился, что его меч свободно лежит в ножнах. Седина в его бороде напомнила ему, что он уже не молод. Он никогда особенно не стремился обмениваться ударами меча со своими врагами. Он мог сделать это, когда должен был, и он всегда делал это достаточно хорошо, но это не было его представлением о спорте, как это было для многих мужчин. Чем старше он становился, тем менее восторженным воином он тоже становился.

Через некоторое время снова раздались звуки рогов, на этот раз предупреждающие. Люди впереди Граса указывали на юг. Вглядываясь в пыль, поднятую его собственными солдатами, он заметил шлейф, который ни с чем не спутаешь, что означало приближение другой армии.

Вскоре Ментеше стали видны сквозь облако пыли. Они были замечательными наездниками. Они начали ездить верхом, как только научились держаться в седле, и оставались в седле большую часть своей жизни. Он хотел бы, чтобы его собственная кавалерия могла сравниться с ними. То, что аворнанцы не могли, было частью того, что делало кочевников такими опасными.

Ментеше начали стрелять, как только оказались на расстоянии выстрела или даже немного раньше. Аворнийские разведчики послали стрелы в ответ. Люди с обеих сторон попадали из седел; лошади упали на землю. Разведчики поскакали обратно к основной группе солдат. С криками Ментеше погнались за ними.

Это было именно то, чего хотели от них Грас и Гирундо. Король начал задаваться вопросом, насколько сильно он этого хотел, когда стрела просвистела мимо его уха. Если бы кочевники могли вызвать хаос в его армии…