Магия алтаря открыла во мне второе дыхание. Забрав клинок из тела Ньярла, я обернулся к незваным гостям, готовый отразить любой удар светлой, но Избранная не пыталась напасть. Она беспомощно опустилась на мраморный пол, прижимая руки к груди и пытаясь вдохнуть. По ее побледневшим щекам градом покатились слезы. Лук исчез, и после давящей тишины послышался отчаянный крик боли, некрос, копившийся в Храме годами, наказал ее за вероломство.
Эльф, стоящий рядом с Избранной, даже не попытался ей помочь. Вздрогнувший от голоса светлой он стиснул в руках свою книгу и встал в боевую стойку. Чужеродная магия на него почти не повлияла, и это казалось странным. Эльфы, светлые создания, должны были также прочувствовать полярное влияние некроса, но этот выглядел даже более решительным, чем раньше.
Дернувшись вперед, я закрылся темным щитом, стараясь зацепить противника лезвием рунного клинка, но раз за разом шустрый эльф уворачивался от удара, и мы лишь по касательной доставали друг друга в быстром танце поединка. Мое оружие оставляло тонкие кровоточащие полосы ран, а его чужеродная, непонятная мне сила обжигала, словно яд, и вытягивала магию, полученную столь высокой ценой. Я терял терпение и желал как можно скорее нанести решающий удар, так как время было не на моей стороне. Противник будто бы специально медлил, боялся сближения и все чаще действовал исподтишка, но даже так я чувствовал, что эльф не выдерживал такого боя. Он надеялся, что, когда заберет у меня даже крупицы некроса, я сдамся, но Ньярл учил нас держаться до последнего и не один десяток лет тренировал помимо магии еще и тело, волю и силы выдерживать даже самые страшные нагрузки. Наверно, я впервые был ему за это благодарен.
— Авель!
Крик Избранной вышел надломленным, болезненным, будто она вложила в него свою последнюю надежду. Отбросив противника как можно дальше, я развернулся к входу и действительно заметил там белую фигуру «брата». Подлетев к своей супруге, он вцепился в нее, невольно стараясь закрыть собой и защитить, но вместе с этим выпустил остаток сил, атакуя… крышу?
Монолитные перекрытия треснули, и спустя мгновение снаружи послышался подобный залп заклинаний. Армия светлого решила атаковать прежде всего не людей, а Храм, что был символом и сердцем темной страны. После такого оникс и мрамор с грохотом посыпались в зал, отрезая мне путь к отступлению, я не смог даже подойти к алтарю.
Последнее, что я увидел перед собой, было ненавистное мне лицо Авеля, но я жалел лишь о том, что Ньярл скрыл мою настоящую внешность, пытаясь меня защитить. Я жалел, что мой брат не испытывает такое же отвращение, как и я, смотря на него.
Мне снилось детство, чужие ласковые руки и голос женщины, что звала себя ведьмой.
— Я хотела бы забрать вас к себе, но ему вы нужнее.
Кажется, я пытался тогда остановить ее, задержать еще на мгновение, чувствуя необычайный покой в теплых объятьях, но ведьма ушла, оставив мне на прощание книгу в зеленой обложке.
Тогда я еще не знал, кто такая Лили, и почему она должна изменить свою судьбу, но сказки для нее я выучил почти наизусть.
— Вставай! Почти приплыли! Вставай, отребье!
Вместе с этим раздался гулкий удар по металлу, и, вздрогнув, я открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Солома, постеленная на полу, как в хлеву, исколола всю спину, грязная изорванная одежда прилипла к ранам плотной коркой, и каждое движение приносило боль, норовя сорвать единственную защиту от нового кровотечения.
— Целестия! Хоть посмотрите, как нормальные люди живут.
Смотритель вновь ударил тростью по решетке и, удостоверившись, что я проснулся, пошел к остальным пленным.
— Сомневаюсь, что нас вывезут на экскурсию.
В горле неумолимо пересохло, хотелось есть и спать, тело ныло от кандалов на запястьях. Я впервые пожалел, что не умер, что не отправился на перерождение, а застрял здесь, на светлом корабле, как трофей или животное. Радовало лишь то, что у светлых не было рабства, но даже так я не надеялся на благосклонность судьбы. Для чего бы я им не понадобился, обходиться со мной по-человечески они явно не планировали.
Корабль покачнуло, наверху на палубе послышалась возня. Приехали.
Мою клеть с ограничивающими рунами вытянули в общий проход для разгрузки, и уже тут я заметил, что был на борту не один. Рядом со мной оказались еще трое пленных, но в лицо я знал лишь одного, стихийника, что должен был помогать Эребу. Где сам Эреб догадываться не приходилось, я лишь понадеялся, что Аван была достаточно далеко и смогла защититься или бежать.
— А ну, взяли!
Длинная цепь, коей связали клетки, натянулась и вытащила нас на свет, больно резанувший по глазам. Зажмурившись, я попытался уткнуться лицом в колени, но раны тут же немилосердно заболели, и пришлось ограничиться ладонями, закрывающими веки. Нос тут же защекотал запах металла, крови и земли с кандалов.
— Вы посмотрите, какие стеснительные! А ну, убрали руки! Или вас так смущает величие Санктума?
По рукам прошел небольшой разряд магии, заставляя отдернуть их от лица. Глаза заслезились, и, даже стараясь проморгаться, я не видел ничего, кроме мутной пелены белого света. Клети затащили в повозки, послышался новый голос среди надсмотрщиков.
— Королева просила проехать к замку мелкими улицами, чтобы не смущать жителей.
— А чо это?
— Эти люди отвратительно выглядят, они будут портить вид.
— В наше время их бы тут же на площади и сожгли на потеху публике, а сейчас… смущают, значит, надо же.
Повозки дернулись, корректируя курс. Лошади зацокали копытами, уводя нас куда-то от корабля и порта, судя по всему, действительно по мелким нелюдимым улицам, так как я не слышал новых голосов и не застал обычного шума города. Все словно вымерли.
Кое-как разлепив глаза, я присмотрелся к домам и заметил чье-то напуганное лицо в окне, девушка, увидевшая меня, быстро задернула штору.
Какая стеснительность.
Надо отдать должное, город действительно показался красивым: с множеством деревьев, цветущих кустов и цветов в аккуратных чистеньких дворах. Плавные линии, обрамляющие карнизы и окна, складывались в узоры, подобные изгибам вьюнов и винограда. Все выглядело мягким и обтекаемым, в противовес угловатым строениям Сомны.
Интересно, какого было бы управлять таким местом.
С одной стороны, сейчас об этом думать было странно и немного неуместно. Я пленник, и прав у меня меньше, чем у свиньи, что ведут на убой.
С другой стороны, знали бы эти люди, что сейчас сторонятся и с отвращением отворачиваются от своего истинного короля, от того, кто по праву рождения должен был занять светлый трон. Забавно было бы увидеть эти просветленные лица в поклонах перед бывшим пленником.
От последней мысли я невольно приосанился. Действительно, пока я жив, я все могу изменить, и сдаваться сейчас глупо. Как бы они не любили Авеля, он лишь лжец и слепец, невидящий и не знающий правды, своей глупостью отравивший весь светлый народ.
Едва я представил лицо брата, искаженное в ужасе понимания, что обязан отдать свое место темному, я засмеялся, и даже боль притупилась, уступая дорогу внутреннему ликованию. Он будет крайне удивлен таким новостям и еще больше тому, как я с ним поступлю, забрав то, что мне принадлежит.
— Безумец, а ну заткнись!
Недовольный голос смотрителя ничуть не расстроил меня и не заставил замолчать, даже наоборот. Кандалы вновь пробило магией, но я ее почти не почувствовал. Мне было слишком смешно, слишком весело, чтобы прерывать такой прекрасный момент. Мысленно я взмолился богам, сохранившим мне жизнь, и поблагодарил их, теперь я понимал, зачем мне дали второй шанс. Я обязан был закончить начатое.
Трость смотрителя ударила по моей клети, отвлекая внимание. Взглянув на него, я невольно улыбнулся.
— Тебя я сожгу на площади одним из первых.
Мужчина отшатнулся и, нахмурившись, оглядел процессию. Вариантов меня усмирить больше не было.
— Совсем крыша поехала.
Плюнув, смотритель оставил меня, вернувшись к остальным стражам, и до конца поездки меня больше не трогали, опасливо обходя. Магия Ньярла наверняка уже развеялась, и я вновь стал похож на их короля.
Мысль о наставнике немного остудила мой пыл. Наставник. Скорее отец, и как бы сильно сестра не была обижена на него, я не воспринимал Ньярла иначе. Я верил, что он поступает правильно, но даже так не представлял, какое испытание нас ждет. Никто во всей Сомне не мог бы представить исхода, при котором Ньярл погибнет, и я сам в глубине души не мог принять эту смерть. Это просто не могло произойти, но нить, объединявшая нас после подтверждения родства, чувствовалась оборванной, и место в сознании, хранимое для моего отца, пустовало.
Впервые за всю свою жизнь я ощутил себя действительно одиноко.
Как же там Аван?
Клети сгрузили в длинные темные подвалы замка, передав нас королевской охране, предоставлять камеры нам не торопились, оставив в широких коридорах под присмотром. На обед достались вода и сухарь, а к вечеру вернувшаяся с новой силой боль и усталость сморили меня, заставив уснуть.
Мне снился конец первого экзамена в Храме и строгий голос Ньярла.
Мы с сестрой, уставшие, но гордые собой, стояли у алтаря, то и дело бросая взгляды на новых питомцев. Волчица Аван небольшая, но крайне упрямая жалась к ноге хозяйки. Мой василиск, свернувшись в кольца, с едва различимым шипением то и дело касался прохладной чешуей моих пальцев.
— Я горд и счастлив видеть ваши успехи, вы стараетесь не покладая рук, но пришло время для еще более сложных испытаний.
Нутром я ощутил, как Аван напряглась при этих словах, и украдкой протянул к ней руку, сжав чужую ладонь. Уголки губ сестры дрогнули, но этого мне показалось мало. На всем белом свете только я знаю, как ей бывает тяжело, и я обязан ее поддержать.
Ньярл, вперив взгляд в гладкий камень алтаря, продолжил монолог.
— Вам придется стать еще сильнее, и прежде всего, чтобы защитить себя от чужой ненависти и влияния.
Отвлекшись, я чуть потянул руку Аван и, склонившись к ней, шепнул едва слышно.
— Ты молодец.
Щеки сестры чуть порозовели, она улыбнулась мне, уже не таясь и так же тихо ответив:
— Спасибо.
Голос Ньярла стал ниже, речь медленней.
— Моя внучка, Лилит, не смогла противостоять светлым, и я не хочу, чтобы вы пошли по стопам своей матери.
Последняя фраза прошла как-то мимо моего сознания, и лишь по растерянному взгляду Аван я понял, что что-то пошло не так. Повернувшись к наставнику, я чуть вздрогнул, увидев его золотые глаза.
— Как ваш прадед я буду опекать вас, дам все необходимые знания и умения.
Мое сердце пропустило удар, по затылку пробежали мурашки. Я пытался разглядеть в лице наставника усмешку, но он смотрел серьезно, выжидающе, наблюдая за нашей реакцией.
Но даже так я не мог поверить в услышанное, не мог допустить мысли, что кроме нас двоих есть кто-то еще.
Меня разбудили чужие шаги возле клети, голова показалась невообразимо тяжелой, как и веки, но, все же открыв глаза, я заметил в полумраке коридора несколько человек. Знакомый женский голос отдавал приказы.
— Этого и вот этого отправьте. Кто еще есть в наличии?
— Посмотрите сюда, госпожа.
Один из охранников подвел королеву ко мне, и в бледном свете магического кристалла я увидел, как Избранная поморщилась, глядя на меня.
— Какая мерзость.
— Госпожа?
— Почему некроманты такие уродливые? Их магия как-то влияет?
— Не могу сказать, никому в голову не приходило выяснять.
Слушая их, я невольно улыбнулся, вид у меня действительно был не очень: на голове постепенно проходила шишка, ребра болели так, что дышать приходилось с осторожностью, ныло плечо и колено, боюсь, при всем желании я бы не смог сейчас даже встать. В грязных лохмотьях после пути из Сомны я даже отдаленно не был похож на ее противника в Храме, но лицо, мои черты должны были остаться узнаваемыми, особенно для той, что ежедневно смотрит на собственного мужа. Неужели Избранная настолько слепа в своей гордыне, что даже не видит очевидных вещей?
— Он некромант и Трейну не подходит, зачем вы вообще потащили его сюда?
— Кто-то, наверно, распорядился привезти. Может, он что-то знает?
— Например?
— Ну о шпионах каких, мало ли.
Еще раз окинув меня уничижительным взглядом, королева пожала плечами.
— Допросите, должен же быть от него толк. Будьте старательны, и вам это воздастся.
Ее слова не обещали мне ничего хорошего, несмотря на то, что я в отличие от остальных не попаду к эльфийскому королю. Отвернувшись, она прошла дальше по коридору вместе с помощниками. Мимо меня потянулась нестройная шеренга клеток с плененными, что не первый день дожидались своей участи здесь. Среди них мелькнула парочка знакомых лиц, кто-то находился в еще худшем состоянии, чем я. На миг я ощутил знакомое покалывание в ладони. В зале прямо передо мной оставался лишь еще один маг, тот самый, что должен был помогать Эребу. В темноте я не мог разглядеть, что с ним творится, пока в свет фонарей не попала тонкая багровая полоса, стекающая на каменный пол.
Двери подвалов гулко хлопнули, погрузив меня в пугающую тишину. Веки слипались, снова хотелось есть, но я не мог отвести взгляд от крови, блестящей передо мной. Несмотря на боевое настроение утром, мои чувства терзала искренняя зависть. Этот парень больше не будет страдать, и его больше никто не потревожит.
Этот сон был овеян прохладой.
Щеколда на оконной раме сломалась, пуская в комнату легкий весенний ветер. Закутавшись в одеяло, мы сидели на узкой постели и листали старый потрепанный томик в зеленой обложке. Поежившись, Аван подтянула к себе ноги. Обнимая ее со спины, я положил голову на плечо.
— Нужно было принести что-то из своей комнаты.
— Братец, комендантша снова будет ругаться.
— И пусть, останови вот здесь, я хочу посмотреть на Лилит.
Задержавшись на странице с портретом, сестра приподняла книгу к моему лицу и тихо усмехнулась.
— Я на нее больше похожа.
— Да прям-таки.
— Ну, это было бы заметнее, достанься мне ее аккуратный нос.
— Мне и твой нос нравится.
Быстро поцеловав Аван в висок, я перехватил томик и повернул к свету окна. Чернила стали заметно бледнее с тех пор, как я впервые увидел эту гравюру, но изображенная дева явно не потеряла в красоте. Длинные волнистые волосы, украшенные жемчугом, спадали ниже пояса, миловидное лицо озаряла улыбка пухлых губ, подчеркивая небольшие щечки, глаза со страницы смотрели чуть насмешливо, богатое платье с завышенной талией будто специально акцентировало внимание на слегка выдающемся животе. Хотелось верить, что тогда она еще была счастлива.
Разбудили меня неожиданно и неприятно, вытянув за руки в новую просторную камеру. Ноги, еще слабые и затекшие от сна, совсем не держали, и я, будто мешок, упал на каменный пол, устеленный соломой.
— Полегче…
Я сказал это почти не задумываясь и прекрасно понимая, что меня не послушают, но один из охранников тут же подтянул меня за наручники, заглянув в глаза. Остальные быстро вышли из комнаты, оставив нас наедине.
— Давай, я помогу.
Дернувшись, я попытался освободиться, но твердая ладонь стража ловко перехватила металл и прицепила к оковам в стене, заставляя меня безвольно повиснуть. Плечи заныли еще больше, легкие и ногу пронзило болью, но, стиснув зубы, я постарался выровнять дыхание.
— Вот уж спасибо.
— Всегда пожалуйста.
Оглядев меня с ног до головы, мужчина ростом едва ли не выше меня присмотрелся к моему лицу. Чужие пальцы скользнули под мою одежду и поднялись выше живота. Напрягшись, я всем нутром попытался отстраниться от неприятных прикосновений, но рука охранника быстро нашла больную точку, надавив на одно из ребер.
— О, а вот тут трещина.
Зашипев от мгновенной рези, я тут же ударил стража ногой, отпихивая его от себя, но тот ловко перехватил колено и надавил на рану там.
— А тут порез и большой кровоподтек. Как нехорошо.
Вскрикнув и чуть не задохнувшись, я постарался дышать глубже, задрав голову и выдергивая раненую конечность, но давление стало только сильнее. Корка, защищавшая рану, лопнула, я почувствовал, как по икре побежала кровь, а ноготь охранника сильнее бередит ссадину, раскрывая ее.
— Какой ты чувствительный, вон уже как побледнел.
Заметив его довольную улыбку, я ощутил, как к горлу подкатил ком. Зарычав, я смог немного подтянуться и свободной ногой ударить стража в солнечное сплетение, заставляя его согнуться пополам. Отшатнувшись и отпустив меня, он схватился за живот, захрипев, и злобно глянул на меня своими маленькими поросячьими глазками.
— Ты… я хотел оказать тебе помощь, темный ублюдок, но, видимо, ты не ценишь хорошее отношение.
— Пошел вон!
Я посмотрел на него так грозно, как только мог, надеясь, что он уйдет раньше, чем кончатся мои силы. Такой помощник и даром не был нужен.
Поджав тонкие губы, охранник вылетел из камеры, закрыв тяжелую дверь. Я остался один, в который раз благодаря Ньярла за выдержку, и постепенно ощущал, как тело начинает бить дрожь. То ли озноб, то ли боль отнимали мое сознание, и в этой битве я не мог помочь себе, как ни старайся.
Этот сон был тревожным, но он мне не запомнился, оставив после себя лишь страх и чувство одиночества.
Разбудили меня еще хуже, чем в прошлый раз, опрокинув ведро холодной воды на голову. Сердце едва не выпрыгнуло из грудной клетки, и, резко дернувшись на цепях, я ударился затылком о каменную стену, пытаясь разлепить глаза и понять, что происходит.
Чужие руки не церемонясь защелкнули на ногах кандалы, прицепив их к полу, отбирая мою единственную возможность отбиться.
— Как червь дергается, ты глянь.
Двое стражей встали передо мной, с интересом наблюдая за моим пробуждением. Оскалившись, я плюнул на них, стараясь попасть в ближайшего противника, но тот легко увернулся.
— Пошли нахер отсюда.
— У-у-у, какой злой, ты это зря, у нас есть пара важных вопросов.
Из коридора в камеру внесли небольшой потасканный столик и пару грязных табуреток. На потертой столешнице быстро появился кожаный сверток, одним своим видом вгоняющий в тревогу. Один из стражей подошел ближе, добродушно улыбнувшись мне и расстегивая то, что некогда было моей рубашкой.
— Скажешь, как тебя зовут?
— Обойдешься.
— И правда, какая разница, — открыв мой живот, он удовлетворенно кивнул и вернулся к столу. — Для меня ты будешь сорок, столько же я оставлю меток.
Дернув ногой в последней попытке избежать пыток, я попытался избавиться от оков, но металл лишь громко лязгнул, привлекая внимания.
— Не спеши, я еще не начал, дай я обработаю тебя, мне не нужны заражения.
— А не скажешь свое имя, засранец?
— Зови меня единица. Для тебя я сим и буду.
Развернувшись ко мне, Единица смочил свернутую тряпицу винными выморозками и подошел ближе, обрабатывая живот и ребра. Сильнее сжав в руках кандалы, я понадеялся, что моего терпения хватит выдержать что угодно.
— Ну и самомнение, даже завидно.
— Не жалуюсь, я люблю свою работу и делаю все очень качественно.
Отдав тряпицу помощницу, он раскрыл кожаный сверток и вынул оттуда инструмент, что никак не соотносился у меня с пытками. Не нож, не клинок или щипцы, а тонкая стальная спица с острыми кончиками. Один ее край тут же защекотал меня.
— А как же вопросы?
— Ой, все потом, тебя сначала нужно разогреть.
Я инстинктивно напряг пресс, но это едва ли помогло, даже наоборот. Когда заточенный нос спицы ткнулся мне под кожу, проще оказалось расслабиться, так как Единица не пытался повредить внутренние органы. Вместо этого металл проскользнул параллельно прессу и вновь вылез наружу. От боли я запрокинул голову, стиснув зубы и зажмурившись, но каждый вдох отдавался резью в проколах, я ощущал, как сталь двигается под кожей.
— Не вздумай терять сознание, даже барышни выдерживают первую метку, а мы еще не начинали.
Я открыл было рот, чтобы проклясть своего мучителя, но голос мой тут же сорвался на крик. Единица, ухватившись за края спицы, начал выгибать ее, сводя их вместе и оставляя на животе кровавую борозду. Кожа неровно расходилась, рвалась, а плавный, неспешный темп работы стража почти сводил с ума. Я каждой клеткой тела прочувствовал, как сильно Единица любит свое искусство, он никуда не торопился и проделывал всё с такой ужасающей тщательностью, что, когда проколы выходили недостаточно ровными, он поправлял спицу так, чтобы она вышла в нужном ему месте.
— А ты сильный парень, держишься, мужчины обычно теряют сознание после третьей метки, а ты вот все шесть терпишь.
Ответить мучителю я не мог, меня снова била дрожь, бередя открытые раны. Горло саднило от криков, и сорванный голос выдал лишь сипение.
— Побереги силы, Сорок, я должен дойти сегодня хотя бы до десяти.
Это последнее, что я запомнил в тот день, спокойный голос Единицы отзывался в моей голове горячечным бредом и мимолетными кошмарами. Я даже не был уверен, что очнулся в ту же ночь, а не через неделю после первых пыток.
В темноте, все еще пристегнутый к стене, я проснулся от крика птицы. В небольшом квадратном окошке под потолком скрылась луна. Чужой, странный голос громко объявил:
— Извините.
На пол что-то упало, и во вновь появившемся блеклом свете мелькнули блестящие черные перья. Ворон, склонив голову на бок, подошел к моим кандалам на ногах.
— Можно?
— Д-да.
Крепкий клюв тихо застучал по креплениям, ворон сопровождал работу недовольным ворчанием. Я не слишком верил в результат, хоть и был бы рад избавиться хотя бы от этих оков. Усталость и жажда уводили меня снова в сон, но едва я проваливался в дрему, ворон больно клевал мне лодыжки.
— У меня нет сил.
— Держись.
Глаза болели так, будто в них насыпали песка, веки, заметно отяжелевшие и будто бы горячие, сами собой закрывались, обещая мне передышку и лучший мир подальше от постоянной боли и голода в камере.
— Не спи!
— Я не могу.
— Держись!
Внизу что-то щелкнуло, и я в мимолетном страхе замер, прислушиваясь к шагам в коридоре, но стражи даже не пошевелились. Где-то недалеко послышалось размеренное сопение. Пошевелив ногой, я ощутил, что хоть металл остался висеть на ногах, но к полу я больше не был привязан.
— Спасибо.
— Рано!
Ворон не церемонясь подлетел к моей голове и, сев на макушку, принялся освобождать мои руки. Сверху посыпалась известь или что-то подобное, заполнявшее отверстия для крепления оков. Я ощущал, как медленно, но верно расшатывается конструкция в стене. Запоздало до меня донеслась мысль: я не смогу сейчас встать и даже руки выставить вперед не успею, чтобы смягчить падение.
— Ворон…
Недовольно каркнув, птица предостерегающе щелкнула клювом и продолжила работу. Смирившись со своей участью, я послушно продолжил ждать. Взгляд зацепился за неровные пятна света на полу. Луна светила ярче обычного и замерла на небосводе, словно подглядывала за происходящим в моей камере. Стоит ли мне ее попросить о помощи? В книге легенд герои часто взывали к богине, и бывало, что она обращала внимание на страждущего.
Над головой что-то щелкнуло, и я успел дернуть руку к себе, упав не на израненный живот, а на бок, но даже так в глазах на миг потемнело, и из легких выбило воздух. Ворон, задержавшийся у стенного крюка, слетел ко мне и стал назойливо щипать клювом, заставляя перевернуться на спину.
— Спасибо…
Восстанавливая дыхание, я послушно вытянулся на полу, наслаждаясь мимолетным отдыхом, прежде чем конечности снова заноют. Птица, спрыгнув на землю, подтащила ко мне плошку с питьем и сухарем, что полагались мне на обед.
— Я не смогу сейчас поесть.
Ворон снова заворчал и, отщипнув хлебный мякиш, окунул его в воду. Мокрый клюв ткнулся мне в губы, заставляя съесть «угощение». Пересохшее горло легко приняло такую еду, и я почти уверовал в собственные шансы выжить.
— Кто ты? Почему ты помогаешь?
Приподняв руки, я осторожно погладил птицу по голове, пытаясь понять ее настроение. Ворон, наклонив голову на бок, будто специально подставился так, чтобы я мог получше его рассмотреть. Черный глаз неожиданно вспыхнул васильковым цветом.
— Геката?
Заурчав, птица потерлась клювом о мою щеку, и мое сердце сжалось от тоски. Я и не надеялся на ее помощь, я не смог защитить Ньярла, не смог помочь ему и даже не знаю, что стало с его телом. Возможно, светлые предали его огню, и наверно это лучшее, что могло бы произойти.
— Прости, я оплошал, моих сил не хватило.
Ворон вновь погладил меня, утешая, и удобнее расположился на еще здоровой груди, раскинув крылья, словно диковинное покрывало.
— А как там Аван и ее дети? Она смогла их защитить?
— Да. Все живы.
— Хорошо. Боги, как же хорошо.
Судорожно вздохнув, я закрыл лицо руками, чувствуя, как по щекам покатились слезы. Это была самая лучшая новость из возможных, зная, что сестра жива, я мог и сам пережить что угодно. Главное не сдаваться.
Мне снился Храм через три года после ухода Аван.
Быстрым шагом свернув в коридор жилого крыла, я застал одну из некроманток, сменяющую поднос с едой у двери Ньярла. Обед прошлого дня выглядел совершенно нетронутым, отчего я невольно занервничал. Наставник снова не ест. Забыл? Или не захотел?
— Азура, скажи, как он там?
Некромантка бросила на меня уничижительный взгляд карих глаз и безразлично пожала плечами.
— Откуда мне знать? Мне запрещено подглядывать в жилых комнатах.
Она явно не была рада меня видеть и говорила так, будто делает одолжение. Неужели все еще обижена из-за того, что я не принял ее чувств после той ночи? Кажется, вся ее влюбленность обратилась сейчас в ненависть, подпитывая и без того тяжелый характер Азуры.
— Пожалуйста, помоги мне, я должен знать, что происходит с Верховным, от этого зависит не только моя жизнь.
На стене рядом с нами неожиданно образовался бугорок и, разделившись пополам, открыл крупное глазное яблоко с черной радужкой. Азура, посмотрев на внезапно прозревшую стену, заметно расслабилась, уже спокойнее обратившись ко мне.
— Много работал с бумагами и читал фолианты, сейчас отложил всё и уже третий час непрерывно смотрит в окно. Настолько потерялся во времени, что один день от другого не отличает. Был удивлен тому, что на улице уже листва шумит.
— Ясно. Спасибо.
— Заставь его поесть, он заметно ослаб, какой из него защитник, если он за собой приглядеть не может.
Азура отвернулась, унося с собой старый поднос. Глаз на стене глянул на меня и с тихим шелестом заскользил по каменной кладке, лишь слегка выдавая меняющимися очертаниями остальное тело демона, служившего некромантке.
Передернув плечами, я постарался отмести мысль о том, как много этот мимик рассказывает Азуре и, подхватив обед, вошел в комнату наставника. В гостиной, совмещенной с кабинетом, стояло множество книжных шкафов, до отказа забитых свитками, старыми томами и ветхими записями. Они же в огромном количестве выстроились возле широкого письменного стола и занимали большую часть поверхности на нем. Среди этого богатства имелись чуть ли не все знания мира, включающие в себя основы земледелия, забытые культы, словари, карты, анатомические атласы, медицинские справочники, советы по управления казной и методики возведения жилых кварталов, украденные явно из архивов светлых. Всё это так или иначе использовалось Ньярлом для подбора руководящих должностей и планирования города. Я сам не раз наблюдал за тем, как наставник на равных общается с теми, кто занимается созданием столичной инфраструктуры и старается до каждого донести свое видение Кадата.
— Ты что-то забыл, Каин? Ты так быстро вернулся.
Сжав в руках поднос, я едва не оступился, услышав тихий голос Ньярла, и с трудом различил его силуэт за очередной стопкой книг.
— Вообще-то уже день прошел.
— Целый день?
— Да, ты обещал мне, что поешь.
— Я планировал.
— Когда?
— Полагаю… вчера?
Осторожно протиснувшись к окну, я локтем сдвинул бумаги на столе и сел на табурет рядом с его креслом. Ньярл приветливо улыбнулся мне, отвлекаясь наконец от созерцания зеленых крон, и аккуратно прикоснулся к моей руке. Он казался мне каким-то уставшим, потускневшим, как старые фолианты, забившие кабинет, но я все еще видел в его глазах былое золотое пламя.
— Не злись, я думал закончить… один проект… мне кажется, это пойдет на пользу столице.
— Нет, ты поешь, и мы пойдем к тебе в мастерскую, чтобы ты размялся и создал нам новую скульптуру.
— О, боюсь, это невозможно, я утратил всякое желание творить.
— Элей просит тебя сделать что-то для его церкви.
— Элей?
— Да.
Ньярл заметно погрустнел и потянулся за ложкой, снова замыкаясь в себе.
— Наставник.
— Я не могу.
— Он просит сделать Лилит, чтобы она приветствовала прихожан.
Рука наставника дрогнула, едва не выронив прибор. Я говорил откровенную чушь, но точно знал, Элеос меня в любом случае поддержит. К тому же образ внучки заставит Ньярла вспомнить, за что он боролся так долго.
— Что ж, может быть, стоит попробовать, пока я помню ее облик.
Чувствуя, что с наставника постепенно спадает его странное, заторможенное состояние, я облегченно выдохнул, вновь напомнив ему о еде.
Утро приветствовало меня лязгом двери. Встрепенувшись, я тут же сел, зашипев от боли, и придержал разбуженного ворона. Единица, сжимая в руках свой сверток, удивленно посмотрел на меня с порога.
— Кто тебе разрешал…
Птица, быстро вырвавшись в воздух, спустя мгновение оказалась перед стражем и выверено ударила клювом в глаз мучителя. Испугавшись, что он вот-вот закричит и созовет сюда остальных, я подскочил к Единице, игнорируя боль. Заткнув рот стража ладонью, я попытался ударить его головой о каменную стену, но он увернулся, запнувшись о мою ногу и повалившись на пол. В мгновение ока я навис сверху и собрал остатки своих сил, вцепившись в горло мучителя, взмолился богам, надеясь хотя бы на толику справедливости.
Все произошло настолько быстро, что я не сразу осознал происходящее. Единица, не желая сдаваться, бил меня по бокам, по больным ребрам, стараясь хоть немного зацепить даже не начавшие заживать раны. Белесая жидкость отвратительно размазалась по его выбритой щеке, еще ярче выделяясь на побагровевшем лице. Единственный глаз стража беспомощно закатился, и буквально через минуту он безвольно опустил руки, теряя сознание, но даже тогда мне не хотелось его отпускать. Я обязан был убедиться, что этот подонок точно умрет.
Позади раздался шум, крик ворона неожиданно оборвался. Не успев повернуться к двери, я ощутил, как затылок, словно кипятком, обожгла боль. Кто-то вцепился в мои руки, оттаскивая от трупа, вновь посыпались удары на этот раз тяжелых ботинок. Я, сгруппировавшись, постарался защитить голову, дрожащими пальцами коснувшись мокрого затылка.
Последнее, что я запомнил тогда, был лишь черный комок, лежащий у стены, и знакомое покалывание от выброса некроса.
Впоследствии явь часто менялась местами со сном. Я перестал понимать кто я и где нахожусь. Резь и боль сменяли друг друга, отпечатываясь росчерками кнута на спине или просто растекающимися по бледной коже синяками. Есть сам я также не мог, как бы ни старался, меня хватало лишь на пару глотков воды, но по ночам, когда в темнице было особенно холодно, кто-то вкладывал ягоды и коренья в мой рот, тихо уговаривая их съесть.
Так я, кажется, провел целую вечность, а за ней еще одну в тяжелом беспамятстве. Мне представали сны, более сложные и глубокие, чем те, что я мог бы себе представить, и такие же опасные. Там, в темноте и свете иных звезд, я будто бы ощущал свое родство с кем-то, стоящим в тени чужих богов, но моих глаз не хватало, чтобы различить очертания этой фигуры.
— Каин, я так по тебе скучаю.
— Я тоже.
Мои губы едва шевельнулись, отвечая на зов бессознательно, но голос показался знакомым и таким важным, что мысль о нем разъедала тот странный сон, что я наблюдал последние столетия.
— Каин.
— Я… здесь.
Тело не желало слушаться, не хотело просыпаться. Мерзкий червячок страха напоминал, что там, куда я вернусь, будет плохо и больно, что там я беспомощен и ненавистен, но голос меня не отпускал. Смутное воспоминание твердило, что я обязан ответить и показать, что все хорошо. Там меня ждут, но я не понимал кто.
— Сегодня уже год, как Ньярла не стало.
Новая мысль отозвалась неприятным жжением. Стало так обидно, грустно и стыдно, что я тут же постарался отгородиться от нее, но тихий всхлип на грани слышимости вцепился мне в душу сотней игл. Не глядя, не до конца понимая, что происходит, я поднял руку и погладил Аван по голове.
— Тише-тише, я здесь.
— Каин?
— Я рядом, не плачь, прошу тебя.
Сестра завозилась рядом, сев на постели, я почувствовал, как она обняла меня, но всхлипы, к сожалению, стали громче, заставляя сердце болезненно сжаться. Открыв веки, я, чуть прищурившись от яркого света чужой спальни, взглянул на Аван, перебирая пальцами ее черные локоны.
— Боги, я так боялась, что мы опоздали, я так испугалась.
— Аван, разве бы я тебя бросил.
Положив ладонь на плечи сестры, я прижал ее к себе крепче, ощущая, как предательски защипало глаза. Впервые слышал, чтобы Аван так плакала, во весь голос, надрывно, дрожа, но чувствовал, что это не только из-за меня. Я, как и она, неожиданно осознал себя сиротой без того, кто все эти годы учил и поддерживал нас.
За то время пока я был в плену, моя сестра, находясь в осаде, чудом спасла одного из светлых генералов, преданного собственными товарищами за связь его племянницы Ив с некромантом. Таранис, так его звали, не питая ненависти к темным, в благодарность помог Аван создать хрупкое перемирие, отдав земли Сомны под управление брату как колонию и вместе с этим отыскав меня в тюремных подвалах. Именно в его доме я очнулся впервые и там же проходил лечение, пока лекари не разрешили вернуться в Кадат.
Мои сны вновь терзали кошмары о боли, безумном свете чужеродных звезд и огромной бездне пространства, пронзающей мое тело тысячей спиц. Я бесполезно старался закрыться, спрятаться от этого ужаса, но он забытыми воспоминаниями возвращался ко мне, пусть реже, но так же мучительно, как и впервые.
— Господин, прошу вас, проснитесь.
Ласковый голос выдернул меня из сновидений, и, распахнув глаза, я увидел встревоженное лицо Миланы. Моя горничная вновь дежурила у постели и чутко следила за мной. Мягкие ладони легли мне на щеки, побледневшие губы коснулись лба, успокаивая. Запах бадьяна от ее тонкой сорочки пьянил меня не хуже вина, прогоняя последние отголоски тревожности. Руки сами собой сжали девушку в объятьях, позволяя уткнуться в нежную шею, но Милана протестующе зашептала.
— Простите, мой Господин, один из слуг сказал, что к вам пришел гость.
— Подождет, я не хочу сейчас вставать.
— Но это очень важный гость, и Аван еще не успела вернуться из Ултара. Прошу вас, спуститесь хотя бы ненадолго, а я подожду вас здесь. Обещаю, я вас дождусь, чтобы вы смогли отдохнуть.
С сожалением, я мазнул губами по ее тонкой коже за ухом и отпустил горничную, позволяя ей остаться в постели. Сам же, накинув халат, вышел из комнаты, спустившись в гостиную. В моей голове не было ни единой догадки о том, кто мог посетить наше поместье с утра, но, завидев стройный женский силуэт в одном из кресел, не поверил своим глазам, едва не потеряв дар речи.
— Бабушка?
— О, ты проснулся, прости я, наверное, рановато.
Подлетев к Гекате, я присел на одно колено и коснулся ее руки, стараясь выказать уважение, но ведьма просто склонилась ко мне и обняла за шею, поглаживая по голове.
— Мой бедный мальчик, прости меня, ты так натерпелся.
— Бабушка, что за глупости, я благодарен. Без тебя я был бы уже мертв.
Запах леса и лавра защекотал мне нос. Встретить Гету здесь, вне ее владений, было неожиданно и дико, я за свою жизнь наблюдал подобное лишь дважды: в далеком детстве, когда она отдала мне свою книгу, и потом, когда пришла нас навестить после откровения Ньярла.
— Я принесла вам немного лекарств, чтобы вы поскорее окрепли. В сумке будут записи, кому и что нужно принимать.
— Спасибо, спасибо тебе. Хочешь, я попрошу заварить чай и принести немного сладостей, Аван вот-вот должна приехать.
— Поэтому мне нужно тебе кое-что передать, пока она не видит.
Геката отпустила меня и, отстранившись, достала из внутреннего кармана легкой куртки небольшой пузырек с красной жидкостью. Взглянув на него, я второй раз за утро был поражен.
— Это…
— Кровь Ньярла, и ты сможешь его вернуть, если найдешь правильный сосуд.
Чуть дрожащими руками я принял столь драгоценный дар и растерянно посмотрел на ведьму.
— Но он… он разве не должен был переродиться?
— Должен, но Луна вновь не в силах отпустить его дух и память. Он слишком дорог всем нам.
У входа послышались шаги, и я быстро спрятал пузырек в карман халата, поднимаясь на ноги. Аван, заглянув в гостиную, едва не запнулась, увидев Гекату, и тут же бросилась к ней.
— Бабушка!
— Моя милая девочка, я так скучала по вам, что решила приехать. Заодно привезла лекарства и предсказание, одно из них специально для тебя, моя дорогая.
Ведьма жестом дала понять, что им нужно поговорить наедине, и я, поспешно кивнув, оставил их в гостиной, направившись в собственные лаборатории.