Время для жизни

Глава 14

После посиделок с Лидой и Лизой, он напрягся и смог вытащить из памяти еще несколько детских песен, которые записал. А потом – насел на Илью, и они за несколько дней записали музыку к текстам. Переругались за это время – просто вдрызг! Илья стал изрядно доставать попаданца своим менторским тоном, нравоучениями, и зачастую подчеркнутым морализаторством.

Они бы и совсем разругались, и Косов уже стал серьезно задумываться о переезде к Фатьме, но ситуацию несколько сглаживала Тоня. Поняв, что плодотворной работы авторов может не получится, она просто приходила и сидела, пока они подбирали музыку и спорили. В самые бурные моменты, прямо вмешивалась, остужая Илью и укоризненно поглядывая на Ивана. Под ее взглядом, Косов тушевался и старался вести себя сдержаннее, а Илью она пару раз просто брала за руку и уводила в кабинет, откуда он возвращался уже более спокойным. После разговора… или какой другой релаксации. Хотя… сомнительно.

В итоге, когда они прогнали уже итоговые варианты, Тоня, а также пришедшая в зал Лида, захлопали в ладоши.

- Какие же Вы молодцы, ребята! Какие славные песни у Вас получились! – Тоня была искренне рада. Она расцеловала Ивана в щеки, а надутого директора – прямо в губы! И поцелуй, как заметил Иван, был вовсе не целомудренный.

«Интересно, а сколько эта славная девушка будет терпеть занудство Ильи? Она что – и правда его любит? В общем-то понятно, почему в свое время Варя сбежала от Илюши к Калошину!».

Несколько смущенно директор бормотал:

- Нет, так-то еще нужно отшлифовать. Не нравится мне кое-что, как-то неправильно звучит!

Они уже более или менее спокойно переместились в комнату Ивана, и пили чай с пирожками, которые принес Косову Мироныч. Здесь же сидела и Лида, слушала, улыбалась, попивая чай.

Еще они обсудили, как передать песни в райком комсомола, скажем так – для согласования. Иван рассказал Илье про ситуацию в филармонии, и про догадки Калошина с обманом при оформлении песен, и денежным отчислениям за них. Директора это не удивило.

- Вполне возможно такое! Я немного знаю руководство филармонии. Там, действительно, странные, если можно так сказать, люди. Случайные в искусстве.

Илья принялся спорить с Тоней, как лучше все это сделать, чтобы и песни до людей дошли, и самим обманутыми не остаться.

- Слушай, Иван! Я тут Киру видела, она про тебя спрашивала, говорила, что ты совсем забыл про вступление в комсомол. Ты хоть готовишься? Устав знаешь? По политическому моменту в стране и мире – готов на вопросы ответить? – вспомнила вдруг Тоня.

Косов хмыкнул и несколько растерянно почесал затылок. Устав-то он читал. Немного. И газеты тоже почитывает, чтобы уж совсем из жизни не выпасть. Но вот выдержать серьезный опрос… Тут он уже не был уверен.

- Знаете, парни, что я придумала? – Тоня лучилась радостью, - а что, если, договориться с Кирой, и твое вступление в комсомол совместить с таким концертом, для актива райкома? Соберутся товарищи работники, общественники еще, а Вы перед ними выступите! Это будет самой лучшей характеристикой для тебя, Иван! С такими-то песнями!

Директор почесал нос, буркнул что-то.

- Илья! Ну что ты бурчишь? Скажи толком, что не так? – Тоня переключилась на критика ее предложения.

- Да нет… все так. Хорошее предложение! Только вот… согласятся ли в райкоме? Там люди тоже занятые.

- Вот и совместят работу с отдыхом! И Ивана примут, и концерт послушают!

- Ребята! А мне вот непонятно – а Лиза-то с ребятишками могут уже эти песни разучивать? – Лида переводила взгляд с Ивана на Илью.

Илья задумался.

- Да что тут думать-то? Конечно же – пусть разучивают, да поют! Чего ждать-то, пока все эти бюрократические вопросы разрешаться? Эти же песни для детей и есть! – не понял молчание директора Косов.

Илья кивнул головой:

- Думаю, будет правильно, если Елизавета Николаевна придет сюда. Мы с ней поработаем, чтобы она сама песни разучила. А может… сразу с ребятишками? Хотя нет… пусть сначала одна придет! Вот завтра пусть и приходит, сразу после уроков!

Когда Тоня и Илья ушли, Лидочка чуть задержалась в дверях комнаты.

- Иван… Я хотела с тобой переговорить, - женщина явно мялась, не решаясь начать разговор.

- Ну так… садись. Давай поговорим, - Косов не понимал, что ему предстоит услышать.

«По прошлому разу? Ну да… и я как-то перегнул. Наверное… и Лиза что-то уж быстро захмелела. Вряд ли она стала бы целоваться и так себя вести, будучи трезвой».

- Я не знаю, с чего начать… Может это и не мое дело, - женщина залилась румянцем, - Иван… А что ты испытываешь… к Лизе? Пойми, мы подруги, и мне не безразлично, что происходит с ней.

Она отводила взгляд и старалась не встречаться с ним глазами.

«Ну вот еще… Вот как общаться с этими… интеллигентками? Насколько легче с женщинами попроще! Что ей говорить-то? Что я хочу трахнуть ее подругу? Так я и ее саму трахнуть бы не отказался!».

- Лидочка! А ты сама как считаешь, что с ней происходит?

Она засмущалась еще больше.

- Я… я не знаю. Она как… сама не своя была. Ведет себя… как девчонка молоденькая! Понимаешь, Иван… Только пообещай, что все что я скажу останется между нами? Иначе ничего говорить не буду!

«Как будто это я этот разговор затеял!».

- Да, обещаю! Можешь быть спокойна, то, что я услышу, никто не узнает!

- Видишь ли, Иван… Она, Лиза… она очень хорошая! Умная, веселая. Учитель хороший, ее дети любят!

«Господи! А это-то тут при чем? Ее любят дети, ее уважают родители, ага!».

- Только вот ей… не повезло. Она же… она замужем была. Вот! Они с мужем сюда приехали, в Красно-Сибирск, по его назначению. Он – командиром РККА был. А здесь он… с другой спутался! Представь! Ну не подлец ли? Такую умницу и красавицу на кого променял?! Хотя… нет. Та – тоже ничего себе была дамочка! Но… такая, деревенская. Кровь с молоком, как говорится! А сама… дура дурой! Но – хитрая! – речь Лидочки особой логикой не блистала. Было видно, что женщина волнуется и стесняется.

- И вот… Он сначала… просто изменял Лизе. Встречался с той… кобылой! Извини уж меня, но что есть, то есть! А потом, когда Лиза узнала… случайно… устроила Павлу скандал. Он собрал вещи и ушел!

«Типичная история… Банк Империал! Мля! Это называется – горе от ума! Скорее всего, парняга-то тоже был… не городской! Жена… такая женщина - умница, красавица. Закомплексовал хлопец. А тут – понятная и привычная бабца появилась. Вот и рванул красный командир туда, где проще и понятнее!».

- Извини! А что… детей у них не было?

Лидочка вообще вся запунцовела.

«Что это с ней? Чего она так? Что я не так сказал? Блядь! Дебил! У нее же тоже детей нет! Вот же я – идиот! Язык без костей, голова – без мозгов!».

Он подскочил к женщине, присел перед ней на колени и взял за руки.

- Лидочка! Ты прости меня, идиота! Я ведь не хотел… Просто – дурак дураком!

Она попыталась вырвать ладошки из его рук и вскочить. Но он не дал. Встал, притянул ее к себе и обнял. Мельком заметил, что на глазах у той набухли слезы.

«Вот же баран… бесчувственный!».

Она попыталась вяло вырваться, но он опять удержал ее. Только прижал к себе сильнее. Гладил по волосам, шептал какую-то успокоительную чушь ей на ушко. А потом… губами и поцелуями стер слезы с ее щек.

- Ну что ты… ну что ты, родная моя… Ну перестань! Дурак я, как есть дурак… Глупый…

Лида стояла, уткнувшись ему в грудь, чуть слышно всхлипывала и вздрагивала плечами.

«Хуже нет… вот так успокаивать женщину! Расцарапал ей… болячку… грязными когтями!».

Постепенно женщина успокоилась.

- Ну все… пусти…все… все, я спокойна! Пусти… а то… еще Илья… или Тоня зайдут, а мы тут…

Он обхватил ее лицо руками, нежно, почти невесомо. Поднял его вверх, к своему лицу.

- Дай я посмотрю, как ты успокоилась… Ну что ты… ну? Хорошая моя? Зачем плакать? Все будет хорошо!

А потом… чуть наклонился и нежно поцеловал ее в губы. А она не отстранилась. Правда и не поддержала – тоже.

- Ну все… давай ты сейчас умоешься. И мы чаю попьем, хорошо? Может – с коньячком?

Она криво улыбнулась еще дрожащими губами:

- Ага… с коньячком! Вон как Лиза… в прошлый раз! Нет уж! Тебе меня подпоить не удастся!

- Ну что ты! У меня и в мыслях не было! Да и в прошлый раз… я и сам не ожидал, что так получится. Просто Вы держите, держите в себе всё… нервы постоянно напряжены, а потом – раз! И срыв! Надо же… как-то уметь расслабляться, скидывать с себя все эти беды и тревоги. Отдыхать душой и…, - Иван поперхнулся, проглотив окончание фразы.

Она засмеялась:

- Хотел сказать – и телом? Да? И ты тут как тут? Помощник – телом отдохнуть…

Он опять поцеловал ее.

- А вот зря ты смеешься! Зря! Уже и врачами доказано, что женщине нужно… отдыхать… и телом тоже! Знаешь, что такое оргазм? При этом в голове у женщины формируются гормоны счастья. И даже как обезболивающее действует! И почаще, почаще!

Она, смеясь, оттолкнула его:

- Да-да… и тут ты, как тот доктор! И излечит, исцелит добрый доктор Айболит! Целитель нашелся!

«Да… Лысый из Браззерс!».

- Лидочка, душа моя! Но разве я не прав? Ну подумай сама…, - он попытался снова ее обнять.

- Ваня… отпусти! Войдет кто-нибудь! Неловко же получится!

Он все же обнял ее, поглаживая по спине. Потом подумал… и рискнул опустить руки пониже.

- Ага… а я думаю – когда же он начнет? – она засмеялась, уткнувшись ему в грудь.

Он продолжал ее поглаживать по попе, чуть сжимая ладони.

- Ну все… все. Прекращай! Мы же поговорить хотели. Забыл?

- Тебе не нравится?

Она помолчала:

- Нравится… Но это ничего не значит!

«Если женщина говорит, что это «ничего не значит», тут несколько вариантов – что это все же «что-то значит», что это действительно – «ничего не значит», или же – значит, но вовсе не то, что ты подумал!».

Он поцеловал Лиду и почувствовал, что пусть и очень слабый, почти неслышимый, но все же отклик в ее губах был.

Тяжело вздохнул, и отпустил.

- Ты чего так вздыхаешь? Расстроен? Надеялся на что-то большее? – она смотрела уже весело, - тут две интересных женщины к нему чуть в постель не упали, а он грустно вздыхает!

- Ну… не упали же!

- Ваня! Я вот хотела спросить – ты с чего такой… Не знаю даже как сказать…

- Озабоченный? – хмыкнул Косов.

Она засмеялась:

- Ну да!

- Лидочка! Я молодой парень, мне положено хотеть женщин – так природой заложено! А тут Вы… красавицы, умницы! И что? Или было бы лучше, если бы чурбан-чурбаком бы сидел?

Опять легкая тень промелькнула на ее лице.

«Похоже, чурбан – ее муж!».

Но она встряхнулась, как та собака, и посмотрела на него:

- Так… Все-таки… Лиза, она уже три года одна. И никого к себе не подпускает!

- А… были варианты?

Лида усмехнулась:

- Варианты, как ты говоришь, были. Подкатывали, если можно так выразится, к ней тут… некоторые. Только вот она – все с улыбкой, да смехом… и ни-ни! А сейчас… я даже не могу понять, что произошло. Ну да… симпатичный мальчишка! Смазливый даже… Ну… умный, не отнять. Стихи вон пишет! Но все равно – мальчишка! И вдруг… Слушай! Вот я и в школе, и так… по жизни, видела массу парней твоего возраста. Но… ты ведешь себя… странно! Откуда такая напористость, такой… опыт в общении с женщинами? Как будто мужчина опытный, и бабник отъявленный?

- Это… плохо?

- Ну а что же здесь хорошего? – удивилась она.

Он задумался.

«Штирлиц был близок к провалу!».

- Видишь ли, красавица…

- Вот! Вот – опять! – она обличающе ткнула в его сторону пальцем, - никогда, никогда восемнадцатилетний парень не стал бы обращаться так к женщине, которая старше него!

Он поднял руки:

- Все! Сдаюсь, сдаюсь! Признаюсь – во мне сидит демон похоти, силами зла завладевший телом юноши! – Иван помолчал, - так лучше?

Она, чуть прищурившись, наклонив голову набок, разглядывала его:

- Знаешь, если так было бы можно – это все бы объясняло! Инкуб? Или какой-нибудь… сатир?

«Ну да. Дама же начитана… сверх меры!».

- Страшно тебе, женщина, сосуд греха?! Как не упорствуете Вы с Лизой, а соблазню Вас обеих! Вы будете принадлежать мне! И только мне! Вы будете выполнять все мои прихоти! Трепещи – ибо прихоти сии будут безгранично греховны! Я ввергну Вас в пучину похоти и сладострастия! Вы забудете самоё «Я»! Вы забудете стыд, а Ваша скромность сгорит как мотылек на огне свечи! – басом пророкотал Косов, на последних словах раскинув руки в стороны и вверх.

Она хмыкнула:

- Надо было стоя это произносить – было бы достовернее!

- Ну вот… хреновый с меня актер, да?

- Да нет… вполне нормально получилось. Так все-таки ты… за кем ухлестываешь? За мной? Или за… Лизой?

«Как там в «Винни Пухе»:

- Вам хлеб чем намазать – медом, или сгущенным молоком?

- И того, и другого… и можно без хлеба!».

- Вот почему в жизни чаще всего вопрос стоит – или-или? Почему нельзя – и то, и то? – расстроился Косов, вполне искренне, между прочим!

- А ты нахал, Ванечка! – она была удивлена. И его слова ее развеселили!

«Вот что-то мне сейчас подсказывает, что она даже как-то облегченно это произнесла… Или я ошибаюсь?».

- А что делать-то? Не мы такие – жизнь такая! Слышала небось: наглость – это второе счастье?

«Ага… где была скромность – там вырос… ага – он!».

Лида покачала головой.

- Только, Ваня, если ты хоть словом, хоть делом… Лизу обидишь… я не знаю, что с тобой сделаю! Так и знай! Она… я пока болела, она… она – горшки за мной выносила! Она… она как сестра мне. Ясно тебе?!

- Да почему же я ее обидеть захочу? Ты уж монстра из меня не делай! Я… я к тебе и к Лизе… я очень хорошо к Вам отношусь!

Она вздохнула:

- Похоже, чая я сегодня не дождусь…

Он поставил чайник греться.

- Слушай… только пойми меня правильно… Я понял, как все было у Лизы. И почему ты так к ней относишься. А про себя… почему за себя не переживаешь?

Они пили чай, и Иван слушал, и слушал Лиду. Она безропотно согласилась на коньячок в чай, и ей даже помогло это. Хоть с грустной улыбкой, но вполне спокойно, она «плакалась в жилетку» Косову.

Ну да – умненькая девушка. Хорошо училась, вполне себе красавица. Но вот мама у нее… мда. А папа – похоже – подкаблучник! Так часто бывает в семьях интеллигенции. А потом мама решила, что если уж дочка заканчивает институт, то пора присматривать ей «подходящую партию». И присмотрела. А то, что мужчина старше дочери лет на пятнадцать – так что с того? Самостоятельный, хозяйственный, с высшим инженерным образованием. Только вот – сухарь и педант. Ну так – это даже и не недостаток, в глазах матери-то!

Похоже и сама дочка думала – да хоть за кого, лишь бы от мамы подальше!

«Какой-то Ипполит получается! И тут я, как тот Лукашин – распиздяй, но – такой обаятельный!».

Они проговорили долго. Точнее – она говорила, а он только поддакивал, хмыкал, и выражал прочие маловербальные эмоции. В процессе Лида выпила три кружки чая, да все – с коньяком. Отчего повеселела, зарумянилась и стала выглядеть куда как привлекательной.

- Ну вот… поплакалась в жилетку… Надо идти работать! – она встала и попыталась выйти.

Он опять придержал ее, обняв и поцеловав.

- А Лиза? Она в качестве жилетки не подходит?

- Ха! Много ты понимаешь в женских разговорах! Подходит, конечно! И не раз уже использовалась. Только… Иногда и мужское плечо рядом нужно. А так… Если я начну ей в жилетку плакаться, там у нее и своих проблем… Знаешь… Как же это… Вот – резонанс получается – мои слезки, да плюс – ее печали! Такой рев в два горла получается, что только вино и спасет! А с вином-то – и спиться можно. Очень быстро.

- Ладно, Ваня, спасибо тебе! И хватит уже меня за… попу тискать! Все, все… Отпускай!

А перед дверью – сама поцеловала его! И очень нежно! Вот так вот!

На следующий день они с Ильей устроили презентацию песен перед Елизаветой Николаевной. Учитель пришла не одна, а с молоденькой девчушкой. Тоненькая, русоволосая, эдакий – мышонок! И глазками так – глядь-глядь по сторонам. Но сурьезная – жуть! И галстук пионерский на тонкой шее. Но на лацкане платья – комсомольский значок.

- Это наша пионервожатая, зовут ее – Катерина! – представила Лиза девушку.

- Ну… «Орлят» Вы, Елизавета Николаевна, уже слышали! – в присутствии других Иван был с женщиной официален.

- А можно… еще раз. Пожалуйста! – Лиза посмотрела на него. И что-то мелькнуло у нее в глазах, неофициальное.

Ну что же… Спел, под аккомпанемент своей гитары и аккордеона Ильи.

- Это же… Это же – как здорово! – восторженно посмотрела на Лизу Катюшка.

Они втроем с Ильей принялись обсуждать, как бы это звучало…

- Хор. Здесь должен быть хор с солистом! – произнес Иван.

- Да, правильно! Катя, солистом будешь ты! – без тени сомнений посмотрела на пионервожатую Лиза. Та смутилась. Они еще поспорили – девушка пыталась предложить другие кандидатуры.

- Не спорь! Я знаю твой голос! А то, что ты предлагаешь, может быть и неплохо, но и только!

- Дружба крепкая не сломается,

Не расклеится от дождей и вьюг!

Нужным быть кому-то

В трудную минуту,

Вот что значит

настоящий, верный друг!

Последний куплет он пригласил их спеть всем вместе. Ох уж эти восторженные, горящие глаза! Девичьи, женские! Они пели все вместе – и он, и Илья, а также Тоня, Лиза, Катя и даже подошедшая сюда Лида!

Когда восторги женского пола стихли, от дверей зала послышались звонкие аплодисменты. С удивлением Иван увидел, стоявшую в дверном проеме Киру. В расстегнутой короткой шубке, в меховой шапочке, с румянцем на щечках и с горящими глазами – она была чудо как хороша!

- Как я вовремя! Какая чудесная песня! Илья! Иван! Вы… вы просто – молодцы! У меня просто слов нет, какие Вы молодцы! – восторженно звенел ее голос.

«А вот Лиза с Лидой, как-то… переглянулись!».

- Кира, здравствуй! Очень хорошо, что ты приехала! Вот, оценишь наше творчество, - Илья здесь был кстати! – у нас еще несколько песен есть.

Зрители-оценщики расселись по скамьям зала. Лиза, Лида и пионервожатая – в одну группку, а Кира, и примкнувшая к ней Тоня – в другую.

- Вместе весело шагать по просторам,

по просторам, по просторам!

И конечно припевать лучше хором!

Лучше хором, лучше хором!

Здесь зрители уже самостоятельно присоединились к ним с Ильей на припевах.

- В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок!

Слышно, как скрипит перышко слегка,

И ложатся строчки на листок!

Допевая песню, Иван видел, как расчувствовались женщины. Покусывала губки Кира; как, достав платочек, вытирала уголки глаз Лида; даже Лиза прикусила поднесенный ко рту кулачок. Только Катя просто восторженно смотрела во все глаза на Ивана.

«Ну… это она еще просто молодая совсем, чтобы не испытывать таких чувств, как остальные женщины. А вот этот восторженный взгляд – мне не нравится! Совсем не нравится!».

- Песня выпускников! Это песня выпускников, правда ведь, Елизавета Николаевна?! – по окончанию песни повернулась Катя к учительнице.

- Да, так и есть, Катюша! – расчувствовавшаяся Лиза, улыбаясь сквозь слезы, ответила той.

Оставив Илью с Лизой и Катериной что-то обсуждать в зале, он, с Кирой и Тоней прошли в фойе.

- Чаем напоишь, Иван? – улыбалась Кира.

- Тонечка! А пошли с нами чайку выпить? – пригласил он.

- Тогда уж… всех нужно приглашать. Время уже – обеденное. Вот и попьем чая, все вместе!

- Лады! Я пошел чайник ставить. На такую компанию надо большой ставить, а он не быстро закипит.

- Иван! Можно у тебя в комнате одежду скинуть? – спросила Кира.

- Пойдем, - отчего-то он смутился.

Когда они зашли, он принял у девушки шубку и шапку, повесил их в шкаф.

- Вань! Ты бы не краснел так, когда я к тебе обращаюсь, - улыбалась Кира, - мне даже не понятно – ты такой… бабник… а так краснеешь! С чего бы это?

«Тролль! Она тролль восьмидесятого левела!».

Спасло его то, что следом, постучав, в его комнату зашла Тоня, а потом и все остальные. Весело переговаривались, делились мнением о песнях

- А Катюша где? – удивился Иван.

- Убежала Катюшка! Что-то совсем засмущалась она. Хотя так-то она бойкая у нас! Даже удивительно! – пожала плечами Лиза.

Лида наклонилась к той. Ивану послышалось «инкуб», произнесенное шепотом. Лиза удивилась, потом наклонившись к Лиде, что-то шепнула, фыркнула, засмеявшись. Кира удивленно посмотрела на женщин, но промолчала.

В такой большой компании общение было затруднено, хотя Иван предполагал, что Кира пришла с какой-то конкретной целью. Обсудили их песни – тут все были в восторге. Особенно соловьем заливалась Лиза, рассказывая, как здорово будет, когда она со школьным хором их разучит.

- Мне кажется, что и… вы… Елизавета Николаевна, и вот Тоня, делаете большую ошибку, пытаясь привлечь к своим занятиям как можно большее количество участников, - решил донести свое видение Косов, - что хоровое пение, что – вот танцы, они, как занятия любым другим творчеством – не каждому даются. Нет слуха, нет голоса – и вот участник хора уже портит все пение других. Так же и с танцами - если человек коряв от природы, как его не учи, ничего стройного, плавного и красивого не выйдет.

Обе молодых женщины, переглянувшись, бросились в атаку:

- Иван! Ты ничего не понимаешь! Практически любой голос можно встроить в хор, если знать как! – это нападала на него Лиза.

- Любого человека можно научить танцевать! И ты сам тому пример! – обвиняюще наставила не него палец Тоня.

- Погодите, погодите! Дайте сказать! Вы даже не выслушали до конца! Я не спорю – почти любого можно научить танцевать… более или менее хорошо. Но! Для выступления со сцены – этого явно недостаточно! И ладно бы, если человек сам старается исправлять свои огрехи, пытается развиваться. А если – нет? Вот посмотри на себя, Тоня! Ты уже давным-давно занимаешься танцами. У тебя и фигура сформировалась под эти занятия, вон какая стройная, ножки крепкие. Растяжка опять же. Шпагат-то делаешь и продольный, и поперечный. И сейчас не манкируешь разминкой, даже перед занятиями с детьми.

После слов Ивана, все тотчас же посмотрели на девушку, которая продолжала оставаться в трико, после занятий с детьми. Тоня смутилась такому вниманию и заерзала.

«А что – и правда, ножки-то – на зависть многим девушкам и женщинам!» - подумал Косов и поймал на себе недовольный взгляд директора. «Бля… об этом Отелло я как-то и не подумал!».

- И вот представь, Тоня, к тебе приходят ребята у которых ничего этого нет – ни физической подготовки, ни той же растяжки, да даже чувства ритма – нет! И что получится? Да ничего хорошего! Будут они плясать у тебя – кто в лес, кто по дрова! Те, кому от природы достались хорошие данные, будут укладываться в картинку, а кто нет – портить всю малину!

- И вот… Елизавета Николаевна! У кого есть голос – тот будет петь, а у кого нет? У кого медведь на ухе потоптался?

- И что же ты предлагаешь? – спросила учительница.

- Вам необходимо провести отбор! Кто соответствует требованиям – с тем вести плотные занятия, даже… пусть будет – кто подает надежды. А если нет – то и время тратить не стоит! Подтягивая отстающих, вы теряете время, и не получаете результата!

Огребся он славно – и от Лизы, и от Ильи. Только вот Тоня в его осуждении участия активно не принимала. Была задумчива. Видно, и у самой что-то такое в голове мелькало!

Потом Тоня озвучила Кире предложение по концерту в райкоме, приуроченному ко вступлению Ивана в комсомол. Та заинтересовалась и пообещала подумать и посоветоваться с комсомольцами. Так вся компания «щебетала» довольно долго, уже и темнеть за окном начало. Только Лида время от времени уносилась в библиотеку, когда приходили читатели.

- Иван! Ты проводишь меня до станции? – обратилась к нему Кира.

- Да, конечно!

Они вместе вышли из клуба и некоторое время шли молча. Падал легкий снежок, погода была чудной. Чтобы не молчать, Иван спросил:

- Ну как у тебя дела? Как учеба?

Девушка хмыкнула, покосилась на него:

- Да нормально все! Учусь…

- Да! А что это Зиночки давно не видать? Пропала с концами!

Кира негромко засмеялась:

- А это у тебя спросить нужно – это что за отношения у Вас, если Вы по месяцу не видитесь?

- Да какие там отношения… Подруга у тебя… видно поиграть вздумала, да что-то быстро наигралась.

- Ну не скажи, не скажи! Первое время после того застолья, она как на крыльях летала! Все щебетала – ах-ах! А сейчас… повздорили мы с ней! – нахмурилась Кира.

- А что так? Вы же подруги – не разлей вода?

- Да… А ты знаешь, что у нее новый ухажер появился? – Кира с интересом смотрела на него, ожидая реакции на такое известие.

- Да ты что? Ах негодница! Ох и изменщица! – картинно возмутился Косов, а потом расхохотался, - да на здоровье! Главное, чтобы ей понравилось! Ну что смотришь? Думаешь – ревновать и беситься буду? Нет! Не буду. Зиночка, конечно, девушка красивая и… мне было хорошо с ней. Но вот не капельки не ревную. А знаешь почему? Да потому что мы с ней сразу определились, что ничего серьезного у нас с ней быть не может… так… временная интрижка!

Кира была… обескуражена и видно, что раздосадована.

- Ну… так же нельзя! Отношения… это же – серьезно! Я вообще не думала, что Вы такие… легкомысленные!

- Ладно про нас с Зиной! У Вас-то с Сергеем как?

И опять заметно, что она недовольна.

- Да что у нас с Сергеем… Нормально все. Сережа все учится. На аэродроме целыми днями пропадает, бензином уже весь провонял. И появляется, как ясно солнышко зимой – ненадолго.

«Скупо как-то… без интереса».

- Ты вот лучше скажи – ты в комсомол вступать намереваешься, или нет? Или тебе все равно? – нашла тему поинтереснее Кира, и сразу оживилась.

- Ну так… вроде бы уже обсудили, разве нет?

- Ты знаешь… этот Ваш комсорг совхозный… Тот еще фрукт оказался! И с характеристикой все тянет, и вообще… какие-то разговоры ведет. Вы с ним поругаться успели, что ли?

- Да так… Не поругались, скорее – не сошлись во мнении, - пожал плечами Иван.

- Он какой-то… с душком, как по мне!

«Это точно!» - молча согласился с Кирой Косов.

- Да? Что-то он против тебя затаил, мне кажется! А ты знаешь… что он – ко мне подкатывать пытался! А когда я выразила недоумение, перевел на шутку! А еще… он все какие-то намеки делал… ну… про нас с тобой… Как мне показалось! – девушка засмеялась и посмотрела на него.

Они уже, вроде бы и не торопясь, а тем ни менее – подошли практически к станции. Стемнело, и девушка, в своей короткой кроличьей шубке и меховой шапочке, казалась Ивану… какой-то загадочной. И лицо только угадывалось в темноте, чуть отсвечивали глаза на огни станции, да все чудилась улыбка на ее губах.

Все это время державший себя в руках Иван, старавшийся даже не показывать своего волнения от близости Киры, буквально давивший это самое волнение внутри себя, вдруг не выдержал. Он потянул девушку на рукав, разворачивая ее у себе лицом, а потом сделал шаг и оказался вплотную к ней.

«Как хорошо, что все-таки она пусть и высокая, но примерно моего роста! Глупо было бы сейчас тянуться губами к ее губам!».

Ее глаза смотрели с интересом и… ожиданием. И губы, такие близкие и манящие!

Он обнял ее руками за талию и…

Сзади послышались пьяные голоса. Кто-то что-то весело обсуждал, обильно перемежая родную речь, не менее родными ядреными оборотами.

«Млядь такая! Что бы этим алкашам по другой дороге не пройти! Ур-р-р-роды, блядь!».

Девушка отстранилась от него и была тоже обескуражена!

А алкаши все ближе подходили к ним. Косов повернулся посмотреть – от крайних строений станционного поселка по дороге в совхоз шли двое. Один пониже и пощуплее, а второй – коренастый… и какой-то… знакомый. Уличные огни станционного поселка засвечивали, не давая разглядеть подходящих. А вот они с Кирой – напротив, были как на картинке!

- Это ты посмотри, мелкий, кто это у нас тут любовь крутит! Это ж артист! Ох ты ж! Повезло нам!

- Ага… он! И смотри-ка, какая с ним фря городская! – фальцетом донеслось от мелкой фигуры.

«Бычок… Вот так встреча! А я о нем и забыл!» - с досадой подумал Косов.

- Ага, ага! Щас мы с этим артистом поговорим, а потом и фрёй этой займемся! Ну что, певец-киномеханик… забыл про меня? А я вот нет… удачно, удачно все вышло сегодня! И посидели славно и вот… размяться не помешает!

- Ты, баран, прошлый раз забыл? Размяться ему. Сейчас ты у меня, тля, разомнешься! – Ивана как-то сразу накрыло злобной волной.

«Вот же ж… сука где, а? И так все было славно… Кира… А теперь… И что эта тварина про Киру вякает?!».

Косов машинально потянулся к рукаву пальто.

«Нет! Нельзя! Только кулаки, а то прирежу еще эту падаль, а потом отвечай за это гавно!».

- Иди сюда, мразь! Я тебе в прошлый раз до конца не объяснил, где твое место! Сейчас буду исправлять ошибку!

Но Бычок, видно сделавший выводы с прошлой стычки, на рожон не лез. Он отошел чуть к центру дороги и стоял, опустив руки и набычившись.

- А ты, сопляк, если целым остаться хочешь, беги отсюда! Иначе – жопу распинаю! – рявкнул Косов.

Но пацан только хмыкнул и отошел чуть подальше.

Они немного походили друг против друга, внимательно глядя на соперника. А потом…

«Три пятнадцать! Понеслась!».

Иван не стал ждать, и быстрым шагом, сократив расстояние, попытался пнуть Бычка в бедро. Не получилось. Тот все же помнил прошлый раз, и отпрыгнул назад.

«Да вот ни хрена у тебя не выйдет!» - Иван продолжил движение и еще раз попытался пнуть соперника, теперь уже – под колено. Благо на ногах были берцы, а не валенки, которые хотел одеть сначала.

«Пофорсить перед девушкой захотелось, вот они, эти берцы – сейчас к месту и пришлись!».

- Ты чё опять пинаешься, козел! – заверещал откуда-то сбоку прихвостень.

Вроде бы попал, потому как Бычок взревел и бросился ему навстречу.

А потом – они месили друг друга. Куда только делись все занятия Косова, его отработка ударов по мешку с песком?! Драка, обычная драка, дикая и ожесточенная!

Косов все пытался уклониться от прямых ударов Бычка, помня про его кулаки. Но вот уже и правый глаз залило – не иначе бровь разбита! И дышать как-то… не получается в полную грудь.

Косов отскочил назад, разрывая дистанцию, сплевывая на снег кровью.

«Пиздец губам! Нацеловался всласть!».

Радовал тот факт, что и Бычок, стоявший в этот момент полубоком к уличным фонарям, обильно кропил снег юшкой, стекавшей из носа.

Кира стояла на противоположной стороне, прижав руку ко рту. Молча стояла.

«Ай молодец девушка! Ай молодец! Никаких тебе истерик; глупых криков – «Прекратите немедленно! Я сейчас милицию вызову!». Понимает, что и милиции тут не вызвать, и драку – не остановить. А значит – правильно! Не мешать!».

Бычок опять с ревом бросился на Косова, попытался обхватить и сбить с ног.

«На хуй, на хуй – кричали пионэры! Если он меня собьет, а потом и сверху усядется – все, пиздец!».

Иван развернулся боком, сбил руку, идущую на захват и крепенько так! на - в морду, промелькнувшую мимо!

«Ага… хорошо пошло!».

Бычка повело в сторону. Не давая ему развернуться и прийти в себя, Косов снова подшагом вперед, и снова – правой!

«Ай бля… как нехорошо… в лоб! Кисти – писец! Больно-то как! Аж в глазах прояснилось!».

Но и Бычка опять повело. Не упуская момента, Косов с разворота вбил носок берца в брюхо противнику. Тот хекнул и, вроде бы, попытался упасть.

«Хрен там! Вот же скотина крепкий какой, а?!».

Опять стоят напротив друг друга. Только вот Иван чуть отдышался, а вражине этому – не дал. Тяжело дышит Петруха, никак дыхалку не восстановит.

И снова Косов пошел вперед, пытаясь вырвать инициативу. Вот только… не дал ему это сделать пинок по ноге… прилетевший откуда-то сзади.

- На тебе, сука! На! – «это ж шакаленок все-таки влез в драку? вот же сучонок! ну… погоди, я до тебя доберусь!».

А пока, сбитый на шаге, Иван упал на Бычка, фактически обхватив того за одежду.

«Хорошо, что вообще не упал ему под ноги!».

А сзади слышались взвизги, маты и крики. Кричал пацаненок, и что-то зло выговаривала Кира.

«Ого… там похоже… кого-то уму-разуму учат?».

Ожидая удара сверху, который бы и поставил конец противостоянию, Косов, категорически не желая этого, пошел на заведомо нечестный прием. Отпустив правой рукой одежду Бычка, с короткого замаха, он пробил как получилось… ага… именно туда и пробил! Получилось… не очень. Но удар все-таки своего достиг!

Бычок успел ударить его сверху, только Иван чуть отвернул голову. Прилетело все равно – очень неслабо! В глазах сверкнуло, и Косов повалился на снег дороги. Правда, сознания не терял, и, хоть и не видел ничего вокруг себя, но все же – поднялся на ноги и постарался отскочить в сторону.

Проморгавшись от звезд и слез в глазах, Косов увидел, что Бычок стоит, согнувшись и чуть присев.

«Ну и мы мешкать не будем!».

Толчок левой ногой, ногами – ножницы и правой ногой – в ненавистное рыло! Да чуть с разворотом! А потом – прыжком сверху на завалившегося, и…

А вот добить ему не дали!

И крик Киры:

«Ваня! Не надо! Не трогай его больше!». И чьи-то цепкие и сильные руки, стащившие Косова с поверженного Бычка.

- Вот же… блядь! И ведь совсем ненадолго задержались! Ну Петька, ну козлина же!

«Это еще кто?».

Мужиков было двое.

«Если сейчас полезут – ни хрена не смогу сделать!».

Мысли путались и в глазах плыло.

- Так… это же – киномеханик наш, да? Девушка! Этот парень в клубе работает? – доносилось как сквозь вату.

- Да… да. Ваня! Ты как? Ваня! Не молчи, слышишь меня? – это Кира. Косов это понимал.

- Давайте так сделаем – я Вам сейчас помогу его до клуба дотащить. А вот Николай и этот… щенок… Петьку доведут до дома.

Потом его вели. Ноги стали ватными и изрядно заплетались одна о другую. Голова чего-то прямо не держится, все норовит вниз опуститься.

В клубе начался переполох. Когда его завели в комнату, он все заваливался на спину, на кровати.

- Иван! Сиди ровно! Дай я тебя осмотрю. Иван! Сиди, кому говорю! – это Кира.

И лампочка эта… под потолком. Такая тусклая, казалось бы, в другое время… сейчас светила так ярко, что резало в глазах. Мелькали какие-то лица…

«Ага… вот Илья… что-то бубнит, возмущается! А это… бледное лицо… это – Лида. Очень испуганно на него смотрит! А вот и Лиза… эта – сосредоточена, помогает Кире. Вот и Тоня… мелькнула…».

- Что-что… Сотрясение явное! Так… подними голову, дай осмотрю. Вот же ж! Нос набок… Буду править! Лиза! Подай… полотенца какие-нибудь… Да, вот эти! И тазик какой-нибудь, а то зальем сейчас здесь все!

Потом была резкая боль. Опять слезы из глаз, и маты с языка!

- Ну все, все… Успокойся! Вот же… как ты материться-то умеешь! А нет… не все… Терпи, сейчас еще поправлю!

«Хирург-косметолог хренов! Ай бля!».

- Так… здесь все! Конец, Ваня, твоему красивому носику! Будет у тебя теперь шнобель, как у матерого боксера! Лиза! Вот так… да. Полотенце держи! Ага… здесь шить нужно! Илья! Иголки тащи, буду выбирать! И нитки! Тоня! Нитки есть? Да, покрепче нужны! А спирт или водка есть?

Иван, соображавшись сейчас крайне хреново – ткнул рукой в стол:

- Там… водка…

- Молодец… соображаешь! А губы-то… губы… Пельмени какие-то! Все девки! Не целоваться Вам больше с такими ровными Ваниными губками! – Киру несло.

«Она кого сейчас успокаивает? Меня? Или себя?».

В ответ на пассаж Киры о его губах, Лиза фыркнула, а Лида что-то возмущенно пробормотала, отрицая.

- Да ладно! Он что – с Вами обеими целовался? Ага-ага… чего уж отрицать-то? А я-то думаю, что ж он Зиночку-то позабыл? А тут – понятно, такой цветник!

Лиза что-то буркнула Кире, про перебор.

- Да успокойся уже, Лиза! Мне вот обиднее – я-то… и не успела ни разу поцеловаться с ним!

Кира нависала над ним, что-то оттирая чем-то влажным и пахнущим водкой, что-то разглядывала, абсолютно не обращая внимания на его постанывания и шипение при манипуляциях.

- Все Вы, врачи… садисты! – пытался вякнуть он.

- Вот! Видите – живой! Еще и критикует профессионалов! А вы говорите - убили, убили. Живой он. И вполне здоровый! А шрамы, они украшают мужчин! Так… давай-ка мы тебя разденем, мне осмотреть нужно.

Он попытался привстать, чтобы раздеться.

- Ты сиди уж! Мы сами… как-нибудь. Лиза! Поможешь? А ты Лидочка, если так боишься всего такого… ты бы лучше вышла. Ага, Тоня! Спасибо! Так… эта игла не пойдет… эта – тоже! А вот эта… эта – нормально будет! Только вот как бы нам ее – загнуть, а?

- Там Мироныч пришел… может он поможет? – пискнула из угла Лида.

- Да, зови его сюда.

Мироныч смутно помаячил в дверях:

- Ага… понял. Сейчас в печи нагрею, да согну… Да я понял, я аккуратно! Ванька! Это ты что же – опять с Петькой схлестнулся? Вот же дурак где, Петька этот! Ну – по нему уже давно тюрьма плачет! Ты давай, Ваня, держись… Сейчас тебя эта… докторша добивать будет! Я их племя знаю, они, если раненый не помирает, они – шибко сильно обижаются и тогда всласть мучают его! Им без этого – никак! Они… эта… с людских страданий кормятся…

На Кирин возмущенный возглас, Мироныч захохотал и вышел.

«Шутники, блин!».

Когда его раздевали, он слабо трепыхался, пытаясь помочь.

- Так… это что? И это тебе – зачем? – Кира строгая, прямо - жуть!

«Это они финку в наплече увидели?».

- Так… колбаску там порезать… сальце. Хлеб опять же!

- Шутим, значит? Ладно, потом поговорим!

«Ну вот… до трусов растелешили! И не стыдно же… девушкам? И вон… одним глазом вижу… Лида в углу сидит и тоже смотрит!».

- Ага… синяк… большой! Ну-ка выпрямись! Вдохни глубоко! Еще! Боль есть? Нет… так, дай я послушаю!

«И наклонилась так… нескромно. И ушком прижалась! И вроде боль чуть меньше стала… даже!».

- Не пойму! Будем исходить из того, что трещины в ребрах есть. Тугую повязку на грудь! Ага… правильно, Лиза, эта простынь подойдет!

На слабые возражение Косова оставить ему пространство для дыхания, Кира строго:

- Вот давай ты не будешь под руку лезть! Больной! Ведите себя прилично!

«Это она на его попытку потрогать ее колено?».

- Ага… вот и игла! Ну все, Ванечка! Теперь-то я тебя помучаю! Голову подними! Выше! Ага! Держи так! Лиза, придерживай его, чтобы не дергался!

- Мне так неудобно… сбоку. Давай я на топчан залезу и буду сзади его держать!

- Вот видите, больной! К Вам женщины сами на кровать лезут, а Вы спокойно посидеть не можете!

- Может… водки ему дать, чтобы не так больно было? – подала голос из угла Лида.

- Г-к-х-м… ну… можно и дать. Хотя… при сотрясении вообще-то не положено. Ну да ладно, налей ему… полстакана хватит!

Он забулькал водку как воду. А потом сидел, только изредка шипя, когда было особенно больно.

- Ну вот… видите, девушки, какой красавец у нас получился! – Кира «жжет»!

- Ты, Кира, видно уже не раз так вот… шьешь! Вон как уверенно, и быстро все сделала, - удивляется Лида.

- Ага… вообще-то я шила первый раз в жизни. Раньше только видела, как другие шьют! – немного смутилась мадмуазель-врач.

- Так это ты на мне… руку набиваешь? – пытался крепиться Косов.

- Вот! Явный пример, что водка ему была не нужна! Он и так бы не умер! А сейчас мы имеем наглого и пьяного пациента!

«Имеем… ага… тут его только и иметь. Коли сам ничего не может!».

- Вот! Я же говорила – наглый и пьяный!

«Это что я, вслух что ли последнее сказал?».

- Так… губу шить не буду. Так заживет. Она же не насквозь разрублена. Ну да – шрам останется, ну и что с того?

Потом, когда его уже обтерли частично водкой, а частично – мокрыми полотенцами, и уложили на кровать, женщины прибрались в комнате, его закачало и куда-то понесло – все быстрее и быстрее. И он уснул.

Он валялся в своей комнате уже пятый день. К нему постоянно забегала Лида, все следила за его состоянием.

Сотряс дал о себе знать, и когда он на следующее утро попытался встать, чтобы пойти и справить… надобности, его кинуло назад, на топчан, а потом еще и замутило. Хорошо, что Лида была рядом, а то бы и облевал и себя, и все постельное белье.

Очень было неудобно, когда женщина подкладывала под него какую-то чашку, в качестве утки. Он отворачивался к стене и крепко зажмуривал веки.

- Ну чего ты стесняешься? Вот же – глупый! Тебе сейчас лежать надо спокойно! – тихо говорила Лида. И пальцы у нее были… ласковые. Правда, когда Иван, чуть приоткрыл веки, было видно, что женщина сама покраснела.

В такие минуты Иван скрипел зубами и обещал Бычку самые жуткие казни!

И Лиза заходила каждый день, попроведовать. Она немного сидела у кровати, что-то ему рассказывая негромко. И было так хорошо и покойно, что Иван засыпал.

Но уже на третий день стало будто бы полегче.

«Как на собаке заживает!».

Но женщины не давали ему вставать с кровати еще пару дней. Видя, как ему неловко, Лиза, как-то раз проводя эти… «утиные истории», наклонилась у нему и шепотом произнесла:

- А ты ничего там… немаленький!

Он повернул к ней голову:

- Хочешь попробовать?

Она засмеялась:

- Может и попробуем… когда выздоровеешь… А то посмотришь на тебя сейчас и прямо оторопь берет – это как же человека «разукрасить» можно?!

«Вот еще… подкалывает!».

А потом к нему заглянул… ага, на огонек, милиционер.

- Косов Иван? – милиционер посмотрел на него и отвел взгляд.

«Мда… с непривычки-то – наверное очень уж «интересное» зрелище я представляю. Как только женщины – Лиза и Лида, его не пугаются? Или привыкли уже?».

- Он самый, товарищ…?

В милицейских званиях этого времени он не разбирался совсем. Да и необходимости такой не возникало.

- Инспектор Цыбин, Павел Геннадьевич!

Был инспектор лет двадцати семи на вид. Подтянутый, чистая форма сидела на нем, как влитая. И на лицо приятный такой – мужественная физия слуги закона!

- У меня к Вам будет несколько вопросов. Вы можете сейчас разговаривать? Как самочувствие?

- Ну… товарищ инспектор, самочувствие мое… бывало и лучше. А разговаривать? Так мы же уже разговариваем, не так ли? – из-за распухших губ говорил Косов невнятно и как-то противно пришипетывая и бубня.

Инспектор кивнул и уселся на табурет у стола.

- Мне вас опросить нужно… по поводу драки.

- А что, есть какое-то заявление?

«Неужто Бычок заяву накатал? Да быть такого не может! Или он уже совсем – гнида? Его же потом в деревне совсем уважать перестанут!».

- Есть заявление, да.

- А… от кого заявление, товарищ инспектор?

- А Вам, Косов – не все ли равно? Заявление есть, мы проводим проверку!

- Нет, товарищ инспектор, не все равно! И Вы сами это прекрасно понимаете! Неужели Бычо… то есть Петр заявление написал?

Инспектор поморщился:

- Нет… заявление написала его мать! Да Вам от этого не легче, Косов! Вы знаете, что у Селиванова перелом нижней челюсти? Так что… подумайте, Косов, что может Вас ждать впереди.

«Не знал я раньше фамилию этого мудака! Селиванов Бычок, выходит!».

- А что меня может ждать впереди? Или такое понятие, как самооборона – в советском Уголовном Кодексе отсутствует? Иду провожать девушку, со станции вываливаются нам на встречу два пьяных обалдуя, и начинают оскорблять меня и девушку. А потом – и драка началась! Или вы на моем месте не вступились бы за честь девушки?

- Я не на Вашем месте, Косов! И никогда не буду! И вот что… ты мне тут не дерзи, понял, сопляк!

- О как! То есть вежливость рабоче-крестьянской милиции – это миф? Или Вас так руководство с людьми разговаривать учит? Или Вы не проверку проводите, а номер отбываете, а для себя уже решили все – и кто прав, и кто виноват?

Инспектор был удивлен отпором. Ну да – молодой парень не пасует перед представителем власти, а задает неудобные вопросы!

«Не поверю, чтобы он не знал, что из себя представляет тот Бычок! Звание первого местного хулигана – это, знаете ли, дело такое – громкое! А тут мент вдруг хулигана отмазывать начинает! Как говорил Винни: «Это «жу» – неспроста!». Тут вариантов ровно два: или Бычок этот – штатный «барабан» инспектора; или же… чей-то родственник. Похоже – второе! Кто-то же ему позволил свою «славу» заработать!».

- Или Вы, товарищ инспектор, чьи-то вышестоящие указание отрабатываете? Кто-то в родственниках у Петьки Бычка? Да?

«А вильнул взглядом-то… вильнул, ментяра позорный!».

- Ай как некрасиво-то, товарищ инспектор! Ай как нехорошо! Тут ведь… давайте откровенно, да? Дело ведь можно и по-другому повернуть, а?

- Да как же ты, Косов, его повернешь – подрались двое. Только вот тебе не повезло – телесные повреждения у Селиванова тяжелее. Вот и отвечать тебе придется! – вновь «поймал струю» инспектор.

- А Вы посмотрите, как выходит: идут двое молодых людей. Я вот – рабочий человек, киномеханик клуба, человек в деревне не последний, - «ишь, усмехнулся ментяра на «не последнего человека», ну ничего – дальше я тебя получше огорошу!», - никаких прежде дел, связанных с нарушением закона, не имел. Характеристики – отличные. Песни вот пишу. Не слышали их по радио, товарищ инспектор? Ну – еще услышите! Ага… значит идут двое молодых людей. А вот девушка-то – и вовсе инструктор райкома вээлкаэсэм!

«Не будем акцентировать, что инструктор Кира – на общественных началах! Зачем этому менту это знать?».

- Не знали? Ну что ж Вы так? Она тут к нам частенько ездит! Она закреплена за нашим клубом от комсомола! Вот и тогда она тоже приехала – с нашими новыми песнями хотела познакомиться. А уж стемнело тогда – вот я и пошел ее на станцию провожать. Ведь как знал – что какая-нибудь пьяная гопота привяжется!

- Так вот… подходим мы к станции, и вываливают на нас эти двое! Оба пьяные, заметьте! И начинают они куражится… девушку всяко-разно… ну не буду повторять их слова. А уж планы-то свои в отношении нее, они очень красочно расписали, да! И ведь не могли не знать ее, она же тут часто бывает! В клубе-то! И на концертах, и на всяких мероприятиях. Не мог Бычок ее раньше не видеть, не мог!

- Так там же уже темно было! Сам же говорил! – «а вот тут уже мент пытается отмазаться! И это – гут!».

- Темно-то, темно, но – не совсем же! Разглядеть-то можно было! Они же, говнюки эти увидели, что со мной девушка, не так ли? Да и я их образумить пытался, не молчал! Не сразу же в драку кинулся! Так вот… что же получается, товарищ инспектор?

- Ну и что получается, Косов? – как-то криво усмехнулся мент.

- А получается, что уже не драка двух парней произошла, а самое, что ни на есть, покушение на представителя власти! Райком же у нас власть, или нет? – Косов вперил единственный сейчас, незакрытый опухолью глаз в инспектора.

- Что ты тень на плетень наводишь-то? Ты же с ним и раньше уже дрался! – попытался перейти в атаку мент.

- Ага! Вот-вот-вот… интересно получится может! Тогда этот Бычок к девушке приставал. Точнее – к двум девушкам! Надо спросить – они комсомолки или нет? И я тогда так же – защищал девушек-комсомолок! Получается, что у Вашего Селиванова какая-то злоба в отношении комсомола, этого молодого отряда большевиков. А здесь уже… политикой попахивает, не так ли? Статья писят восьмая, правильно же, товарищ инспектор?

Тот сидел, нахмурившись, и о чем-то напряженно размышлял.

«Да и что тут думать? Кубатурит сейчас инспектор, как бы ему – «вагончиком» в этом составе на статью не раскрутиться! Бычок-то, конечно, «паровозом» пойдет; родственник Бычка – тоже в числе первых, а вот инспектор – уже как соучастник! Ага… тут уже – группа лиц, по предварительному сговору. Да и контрреволюционную организацию гепеушники им спроворить могут! А тут уже – не срок и солнечный Магадан, а реальная пуля в башку светит! Ну думай, ментяра, думай!».

- Или же… товарищ инспектор… могло ведь и по-другому все быть, а? Ну шел Селиванов после работы, выпимши, понятное дело. Ну – упал! С кем не бывает? Челюсть-то и хрустнула! А тот шпаненок, что с ним был, ему и помог до дома дойти! Разве не так дело было?

Инспектор как-то дико посмотрел на Косова:

- Так… ты, Косов… лежи, выздоравливай! Но никому о нашем разговоре – ни-ни! И вообще… о драке никому, понял?!

- Да понял я, понял. И с людьми я переговорю, которые здесь были, когда меня избитого притащили. Дескать ничего не было, никакой драки. Вот!

- К-к-к-а-кими людьми? С кем это? А кто здесь был-то? – «херово ты к беседе с фигурантом подготовился, товарищ инспектор!».

- Ну как же… Директор клуба был, преподаватель наш, из танцевального кружка. Тоже была. Библиотекарь еще была. А-а-а-а… да – еще и учительница была, со школы. Мы им новые песни написали, вот она и пришла их с директором разучивать!

«Что-то «взбледнулось» ему… и пот вон на лбу выступил! Жарко натопил в клубе сегодня Мироныч!».

- А… они точно… поймут… ну – про то, что драки не было?

- Тов-а-а-а-арищ инспектор! У меня со всеми ними – очень хорошие отношения! Если я попрошу их, точно все поймут!

- Ты это… Косов! Ты вот… все правильно понимаешь! Ты зри в глубину… политического момента! Надо сделать там, чтобы – комар носа не подточил!

- Сделаю! Только уж и Вы там… объясните… руководству своему, что палка-то она – всегда о двух концах!

С тем и расстались!

А вот Кира – не появлялась!

Тоня привезла на второй или третий день какую-то мазь, в баночке. Сказала – Кира передала! Чтобы мазал мазью все побитые места.

- А сама она что же… не приехала?

- Так сессия же у нее! Там такая нервотрепка! Когда ей времени-то найти? – получил ответ от Тони.

Толи мазь эта желтая, вонючая, толи бадяга, принесенная от жены Миронычем, а опухоли и синяки сходили с него активно!

«Вот же блядь такая, этот Бычок! Опухоль с носа почти сошла. И Кира права – шнобель получился… боксерский! И такая «гуля» над глазом, на брови – что просто – ах! Еще и нитки торчат! Красавелло… красавчег… красапет!».

Иван разглядывал себя в зеркало на стене.

Сидевшая здесь Лида, не выдержала, прыснула в кулачок.

- Ты чего? – покосился на нее Иван.

- Да ты сейчас… я вот в книжке на картинке видела… медведь такой есть. Панда называется! Только вот у него все наоборот – морда черная, а под глазами – круги белые. А тебя – лицо светлое, а под глазами – черные круги! – и смеется уже открыто, змеюка!

- Хи-хи-хи… бе-бе-бе! – скорчил насколько мог морду и передразнил женщину.

- Ой, не могу! Ой, умора! – женщина «закатилась» еще больше, да так, что откинулась на табурете на стену и даже приподняла ножки, засучила ими.

«Мда… и юбка приподнялась, открывая такие красивые, округлые коленки!».

Видно, поймав его взгляд на свои ноги, Лида, еще всхлипывая, и утирая слезы рукой, поправила другой юбку и, задыхаясь от недавнего смеха, прошептала:

- Ну вот… поправляться начал. Уже и на коленки заглядывается! Только, Ваня, погоди пока нас с Лизой соблазнять. А то ты сейчас, как соблазнитель-то… не очень! – и опять расхохоталась, откидываясь к стене.

«Вот же… зараза такая!».

А потом случилось то, что давно уже могло случится. Неприятно, конечно, но… что делать?

В дверь к нему постучали, и заглянувшая Лида, недоуменно и обескураженно, негромко сказала:

- Иван! Тут тебя… человек ищет! Вот… спрашивают тебя!

Потом отодвинулась и пропустила в комнату… Фатьму.

Та, зайдя, рассмотрела Ивана:

- Ага… понятно, почему ты пропал! Это кто ж тебя так, мил-дружок Ванечка?!

«Это она что же – для Лиды так сказала? Раньше вроде бы… сдержаннее была, на людях-то?».

Потом его подруга повернулась к Лиде и попросила:

- Вы не могли бы оставить нас вдвоем? Нам поговорить нужно!

Та, бросив удивленно-раздраженный взгляд на Ивана, прикрыла за собой двери.

Фатьма была одета в новое пальто, и новый меховой беретик. Ей было очень к лицу и выгодно подчеркивало ее красоту – и лица, и фигуры!

- Вань! Ну и напугал ты меня! Тебя все нет и нет, я уж извелась вся – куда пропал мой мужчина? Вот видишь, даже без тебя в ателье сходила! Как тебе?

Она крутанулась вокруг себя, демонстрируя пальто, берет… и всю себя. Даже вид женщины в верхней одежде очень… воодушевил Косова.

- Ты…к-ха…к-ха… раздевайся… Вон в шкаф пальто повесь и берет тоже!

- Ага… я только спросить хотела.

Она сняла одежду. А под пальто – платье-футляр! И только сейчас он разглядел, что на ножках – новые ботики, и… чулки фильдеперсовые!

- Ты, красавица моя, совсем с ума сошла? В таких тонких чулочках среди зимы да по улицам расхаживать? Простудишься же!

- Ну-у-у… на улице не сильно-то и холодно! – «а ведь, похоже – врет! Вон щечки как покраснели. С мороза, не иначе!», - хотя… да, коленки что-то щиплет!

- Ну-ка, хорошая моя… Вон там керосинка. Быстро ставь чайник, будем тебя отогревать!

Фатьма захлопотала по комнате, а потом – и за ее пределами. Набирала воду, ставя чайник; что-то нарезала, и все время что-то болтала, болтала, болтала… то смеясь, то вопросительно поглядывая на него.

«А зачем она за водой в фойе ходила? Там у нас стоит бачок… для ребятишек, когда те приходят к Тоне и Илье заниматься. Но ведь и в комнате… вон – стоит бадейка с чистой водой! А-а-а-а… похоже… ну да, женские штучки – показать людям, какая она заботливая! А еще – какая красивая, и какое у нее платье, и ботики, и чулки! Писец! И как мне теперь с Лидой, а потом и с Лизой… объясняться? Штирлиц был как никогда близок к провалу!».

А ведь и правда – очень ей все идет! И платье, особенно, когда она вот так наклоняется-изгибается! И ножки… ну пусть только видимая часть – голень… очень красивая, полная. И волосы, ее красивые волосы – тоже как-то уложены! А уж шея…такая длинная… и вот этот царственный поворот головы! Очень красивая женщина!

- Ваня! Ну ты чего молчишь? Я ему рассказываю, рассказываю… а он все молчит, только смотрит и улыбается!

«А ведь я скучал по ней. Вроде бы и не вспоминал, а вот сейчас увидел и понял – соскучился!».

- Я тебя не сильно пугаю, краса моя ненаглядная? Мордой-то я сейчас – красавец! Вылитый дэв, или кто-там у Вас самый страшный?

Она присела к нему на топчан, ласково погладила по руке.

- Глупый ты, Ваня! Мужчины – они все глупые… Ну что… страшный! Скажешь тоже! Это же все пройдет. И синяки пройдут, и шрамы незаметнее станут. Вот расскажи, ты где же так… отметился?

Он, глядя на ее колени, и даже – выше, так как платье, когда Фатьма села, поднялось существенно, коротко рассказал, как все произошло.

- Вот! Видишь – мужчина! А тот… баран – он хоть живой остался? – поглаживая его по руке, спросила женщина.

- Ну уж ты из меня монстра-то не делай! Тут же как… честная драка, на кулаках. А как уж ему досталось… не знаю. Мне тут сказали, что челюсть у него сломана. Но ничего – ему полезно поголодать, и так ряху наел!

- А почему – поголодать? Он что – есть не сможет?

- Да там такие проволочные скобки ставят – зубы стягивают. Пока кости челюсти не заживут, не срастутся. Месяц примерно ему только жидким питаться, что меж зубов пропустить можно. И… это… красавица… Ты перестань так меня наглаживать! А то я… что-то волнительно мне становиться!

Ага… как же! Фатьма коротко взглянула на него, чертенком игривым… блеснула своими карими глазами и стала поглаживать вовсе не руку. А район простыни, который уже и так изрядно набрал в размерах!

- Ты что делаешь? А если кто зайдет? Зачем мучишь меня? – прохрипел Косов.

- Зачем мучаю? Вовсе не мучаю!

Она вскочила с топчана, и, подскочив к двери, быстро задвинула на ней щеколду. А потом как-то… одним рывком через голову стащила с себя платье.

«Ох ты ж… трусики красные… пояс черный. Бюстгалтер – тоже красный, и эти чулочки! Смерть мужикам! А фигура-то! Аж кровь в голову ударила, и на пот что-то пробило!».

- Ванечка! Я понимаю, тебе сейчас двигаться нельзя… Но ты и не двигайся, я сама все сделаю! Лежи, хороший мой…

Она снова присела на топчан, но уже по-другому, подальше, в ноги. Просунула сначала руку под простыню, и…

«Ох какая ручка ласковая и умелая!».

Потом она стянула с него простыню и трусы и встала над ним на четвереньки, демонстрируя свое тело в красивом белье.

- Я сама… сама все сделаю! Ох как я хочу… чтобы тебе хорошо было!

И головой своей брюнетистой… верх-вниз… верх-вниз…

У Косова перехватило дыхание. Не удержавшись, он стал негромко постанывать. А чертовка, периодически выпуская… предмет обработки изо рта, поглядывала на него с улыбкой, продолжая работать ласковой рукой.

- Нравиться? Нравиться, Ванечка? – и снова верх-вниз голова, верх-вниз, - вот так, хороший мой… а то ходят тут вокруг… кобылки разные! Нет уж… все это мое!

Надолго его не хватило. Очень уж картина была… впечатляющая. А про ощущения – вообще промолчать только!

«Как там в будущем… в интернет-мемах было… «Представь! Она не сплевывает! – Святая женщина!».

Ага… когда он задергался, задвигал телом, она лишь плотнее прижалась к нему, обняв руками за ягодицы. И даже зарычала… вроде бы…

Когда он лежал, отдыхая:

- А как же… ты? Я сейчас… не очень-то… что-то могу.

Она тихо засмеялась:

- Так я… тоже. Вот… теперь трусы все мокрые! Как домой в мокрых-то ехать?

- К-х-х-а…, - закашлялся он, - так ты… вон – сполосни под умывальником, да у печки повесь. Они же тоненькие, быстро высохнут!

Потом он курил, стоя у приоткрытой двери на улицу, и старательно отводил взгляд от смуглой голой попы у умывальника. Фатьма, похоже, видела эти его… недюжинные усилия. Потому как улыбалась.

Они пили чай, женщина рассказывала ему про житье-бытье.

- Ваня! Мне же баню достроили! Так все здорово получилось! Вот приедешь, я тебя в бане попарю! Знаешь, как в бане все хорошо дед Митяй сделал! Говорит, что ни у кого в поселке такой бани нету! Вот!

А он сидел, улыбался, насколько позволяли его разбитые губы, и думал, что сейчас у нее под платьем только чулки и пояс. И опять что-то… шевелилось.

- Я смотрю, ты и в ателье сама сходила. А говорила – стесняешься Александра!

Она кинула на него взгляд:

- Ты ревнуешь что ли… Вань? Ну да… ты же потерялся куда-то. А там – сроки были назначены. Вот… набралась смелости и пошла.

- И как?

Она развеселилась:

- Слушай… там так смешно было! Этот портной… ну, Александр. Он, похоже, еще больше меня стеснялся. А уж когда понял, что я – без тебя пришла… Я думала – все, совсем мужик сомлеет. Но ничего, крепкий оказался! – и смех у нее такой - негромкий, заливистый, - он все норовил выйти, когда я переодевалась. Но потом – просто отворачивался.

«Ага… отворачивался! Там зеркало такое, что отворачивайся, не отворачивайся!».

- Ну вот… а он, такой, говорит – следующая примерка через неделю. А я ему – а нельзя ли, Александр, сейчас все сделать? А то я – сильно занятая женщина! А он… помялся, помялся, и отвечает, мол, можно, только вот ждать придется. А что я? Говорю ему – подожду! Он убежал, а потом и чай мне принес, и конфеты, и баранки свежие, мягкие! Представляешь? Вот так я все сразу и забрала! А тебе нравиться?

И опять – встала и покружилась, позволяя разглядеть себя со всех сторон! И улыбается, улыбается… Вот же ж!

- Только вот… Александр этот! Вредитель он! Он на подклады, и на платья, и на юбки шелк поставил!

- И что с того? – удивился Иван – «шелк же – это же хорошо? или нет?».

- Да с того, что теперь и платья, и юбки… постоянно поднимаются. Особенно при ходьбе! Пройдешь немного и чувствуешь – платье уже чуть не на поясе! Постоянно поправлять приходиться!

«Мда… это явно – диверсия! Причем умышленная такая! Заранее обдуманная!».

- Иди сюда, красавица, - прохрипел он, протянув к ней руки.

- Стой, стой, стой, Ваня! Тебе сейчас нельзя же!

- А мы вот так сделаем!

Он лег на топчан и усадил ее на себя сверху. Фатьма только платье приподняла!

- Ох! Хорошо-то как! – простонала, направляя его в себя.

Он опять уплыл куда-то. Только вот активничать ему… ага, рано! В голове замолотили какие-то молоточки.

- Я сама… сама… лежи, Ванечка!

Он тискал ее попу, лежа с закрытыми глазами, слушая ее стоны. К финалу они пришли практически вместе. Она упала ему на грудь и рыча, вцепилась ему зубами в плечо.

«Ох ты ж как… больно!».

- Ну вот… что же я наделала? Ты и так… весь побитый, а сейчас еще и плечо… вот какой кровоподтек! – корила она себя.

- Перестань! Все нормально, пройдет этот синяк! Я вот что сказать хочу… Новый Год на носу! Давай вместе его встретим, у тебя? – предложил он, когда они снова пили порядком остывший чай.

Фатьма взвизгнула от радости и бросилась ему на грудь.

«Ох как… ребра-то…».

- Ой! Прости меня! Прости дуру такую!

- Ты и я, да? Я всего-всего наготовлю! В баню сходим! А что мне надеть? Платье это? Или другое? Или юбку?

- Мне понравиться, если ты будешь как сегодня – в трусиках, лифчике и чулках с поясом!

Она зарделась.

Когда она уходила, то, несмотря на все увещевания, он натянул брюки и куртку, вышел проводить на крыльцо.

До самого вечера его никто не беспокоил. А потом зашла Лида.

- И что это за… Шамаханская царица была? – не глядя на него, очень сдержанно поинтересовалась она.

Иван хмыкнул:

- Как ты ее… поэтично назвала. Фатьма, она моя знакомая. Хорошая знакомая. Я ей как-то помог, а потом она мне помогала. Я ей очень благодарен. У нас – хорошие отношения.

- Ага… и сегодня она тебе… тоже помогала, - фыркнула Лидочка, развернулась чтобы выйти, - ты бы проветрил здесь… а то… так помощью пахнет.

И уже в дверях:

- Ох и сволочь же ты… Ваня!

Мдя… вот и как тут быть?

А тут еще и Ильюша этот, мать его…

Пришел, вроде бы – чай попить. Сам мялся, мялся, а потом и выдал:

- Иван! Мне категорически не нравится, как ты себя ведешь! Ты, работник культурного учреждения, вечно в какие-то драки влазишь. Вон… морда у тебя… Как ты к людям-то выйдешь? Тебе надо кино крутить, а ты избитый здесь лежишь! Стыдно должно быть тебе, стыдно! Мне вот за тебя – стыдно, что у меня работник такой! Безалаберный хулиган какой-то! А еще… эти твои… беспорядочные отношения с женщинами! Как же ты… в комсомол-то вступать будешь? Если ты вот такой весь!

«Ишь ты… раздухарился! И что ему мои отношения с женщинами?».

- А давай, Илья, я график составлю – когда, с кем, какими способами! И тебе на подпись принесу! А ты этот график, как директор учреждения, завизируешь! – не сдержался Косов.

- Ты что… ты что мелешь-то?! Ты! Не понимаешь, что ли?

И пошла бодяга…

«И опять пошла беседа про коварный Зарубеж!».

Немного успокоившись, не слушая Илью, Иван перебил его:

- И про драки… Ты, Илья, либо не понимаешь, либо… лукавишь сейчас! Прошлый раз – я заступился за девушку. Сейчас – вторая серия того случая! Это тебе понятно? Или нет?

Но Илюшу было не сбить с намеченного пути. Он как тот глухарь на току, про свое, да про тоже самое!

Косов не выдержал:

- Так! Ты чего добиваешься-то?

Встал, достал тетрадь из тумбочки, вырвал листок. Нашел карандаш и…

- Что это? – похоже Илья, даже не заметил, погрузившись в речи, что делал Иван.

- Заявление… на увольнение. Ты же к этому ведешь? Ну так – вот! А если ты… в общем – дай мне дня три, максимум пять… Я заберу вещи и съеду отсюда! Так тебя устроит?

- Ты… ты… ты – несносен, Иван! Я вовсе не этого хочу!

- Хватит, Илья! Достал уже. Правда – достал… до печенки! Если ты такой правильный во всем, то должен понимать, что люди – они разные! Не все такие, как ты! Далеко не все! И воспитывать ты поздно взялся! И женщин я люблю, и любить буду! И наглецам, и подлецам всегда буду морды бить! Все… достал. Дикси!

Илья вскочил, попытался что-то сказать, но только бестолку разевал рот. Потом махнул рукой и выбежал из комнаты.

«И заявление не взял, мудень!».

Иван аккуратно сполоснул морду лица, оделся и пройдя через фойе в библиотеку, положил на стол перед Лидой листок с заявлением.

«Хорошо, что в библиотеке никого нет, людей своей мордой не пугаю!».

Похоже, что с Ильей… они переборщили с громкостью… во время разговора. Ибо Лидочка сидела бледная с испуганно раскрытыми глазами.

- Вот, Лидия Тихоновна! Прошу Вас передать это директору. А то он… забывчивый, оставил мое заявление на столе.

Лидочка судорожно вздохнула.

- Ну как же так… Ваня… Так же нельзя! Зачем ты… заявление это. Ну – поругались, ну – бывает! Вон Вы как бывает ругаетесь, когда песни записываете! И ничего же…

- Лидочка! Это – другое! Там мы… творчески спорим. А здесь… можно сказать – мировозренческая конфронтация. Вот такой я! Какой есть, что уж… И меняться – не планирую! И ты уж… тоже прости меня. Я тут перед тобой… и Лизой… хвост распускал. Но… я не обманывал Вас. Какой есть – такой есть! Ладно… чего уж теперь!

Не глядя на женщину, он вернулся к себе.

«А вот перед Лидой… да и Лизой – и правда, почему-то неудобно! И ведь вроде не обманывал, ничего не обещал… А все равно… что-то в душе свербит! Ладно! Перемелется – мука будет!».