Время для жизни

Глава 21

Да-дах! Да-дах! Да-да-да-да-дах!

Иван «добил» двумя короткими и одной – подлиннее, очередями диск «дегтяря», замер на секунду, и доложился об окончания стрельбы.

«Вот же все-таки, ну – что за «сноповязалка», а? Ладно – грохот! Но тут же и лязг этот еще! Насколько все же «пэка» ловчее!».

В прошлой жизни Косов вовсе не был мастерским пулеметчиком. Но в командировках в Чечню бывали такие моменты, когда бурная деятельность как бы замирала, особенно в период плохой погоды, и тогда было реально – скучно! Вот чтобы хоть чем-нибудь себя занять, раз книг мало, а «водовку» потреблять – так сопьешься на хрен за несколько месяцев! Сергей Елизаров, а также еще несколько человек вместе с ним, и наседали на более опытных коллег, в особенности на «фобосовских» «тяжелых». У тех тоже случались дни затишья и они, не все, но – некоторые, были согласны позаниматься с «тупыми ментами».

Так оказались довольно качественно изученными и освоенными «эсвэдеха», пулемет Калашникова, подствольник. Даже с «агээса» пострелять доводилось. Все это железо «тяжелые» давали сначала в теории, а потом и на практике, с некоторыми, особо никем не изучаемыми, практическими «примочками». Конечно, это ни в коей мере не давало им мастерства, но уж с какой стороны браться за то или иное оружие, они знали.

- К мишеням! – скомандовал Квашнин.

Группа курсантов побрела к мишенному полю. Группа – это, конечно, громко сказано! От их первоначальной группы – более двадцати человек! остались он, Ирина с двумя своими воздыхателями, Светлана, да трое из «шестаковцев». Восемь человек!

Остальные стали разбредаться после сдачи на первую степень «Ворошиловского стрелка», а точнее – уяснив для себя, с чем придется столкнуться при подготовке к сдаче на вторую степень. К удивлению Косова, Квашнин вовсе не расстроился. Как оказалось, вторую группу курсантов, параллельно с их группой вел Лазарев – просто в другие дни недели, и его группа с той – не пересекались. Кроме этого, велся набор и в новую группу, уже – Квашниным.

«На поток у них это поставлено! Все-таки здесь это налажено четко, не просто так люди за кружки деньги получают!».

- А почему ты так стрелял? – спросила Ирина.

- Как – так? – переспросил Иван.

«Шестаковцы», идущие чуть поодаль, тоже прислушивались.

- Ну… я имею в виду, не проще было бы… длинной очередью перекрестить мишени?

- Ага! А расход боеприпасов? Так и весь диск можно одной очередью высадить! И почти все патроны – в «молоко»! Да и перегрев ствола так «схватишь» очень быстро! А так – два-три патрона на мишень и довольно!

- Но ведь… в жизни-то если! Ну ранил ты врага. Но – не убил же!

- Я вот думаю, что и ранения такой пулей, как в «дегтяре» или «мосинке», вполне достаточно будет, чтобы человек забыл про «воевать», и думал лишь о том, как же ему хреново, и когда же это все кончится! К тому же, если вражеский солдат ранен, то его нужно эвакуировать из-под огня, оказать первую помощь… ну там – перевязать, оттащить в тыл. А это значит – минус еще парочка вражеских пехотинцев на поле боя!

- Так если… очередь, пусть – мимо, но рядом пройдет – солдат же испугается, упадет, будет искать укрытие, и атака сорвется.

- Знаешь, красавица! Я вот думаю… да и разговаривал с разными людьми, которые имеют реальный боевой опыт… Опытный солдат по типу ведения огня быстро понимает, что за пулеметчик перед ним. Если «поливает» белый свет, то есть – неопытный, либо испугался! Или же - делово, короткими очередями, хладнокровно, да тщательно прицеливаясь, выбивает солдат из цепи. Тут уже стоит и задуматься - а как к такому подбираться? А задуматься, искать решение – это и есть замедление, а то и срыв атаки!

Косов видел, что обращение к Ирине – «красавица» - очень нравиться той. Хотя сейчас она имела вовсе не тот вид, как если – без верхней зимней одежды. Одетая в ватную армейскую куртку, и такие же штаны, вид она имела… забавный. Этакий колобок! И ее выдающиеся верхние достоинства, числом «два», тут – не играли, скорее – добавляли комизма во внешний облик!

А вот Светлана, напротив, вид имела лихой и очень привлекательный. Похоже, носить форму для нее привычно. Одетая в серо-зеленый бушлат, галифе, с какими-то меховыми сапожками, высокая, туго перетянутая офицерским ремнем… И лихая буденовка на голове!

Для девушек вообще в той воинской части, на базе которой проходили занятия, форменного обмундирования практически не было. Парней же обрядили в длинные шинели, мать иху, те же буденовки, и валенки.

Квашнин, идущий впереди них, похоже тоже прислушивался к их диалогу.

- И все же, накрыть цепь длинной очередью – это более правильно тактически! – влез один из «шестаковцев», самый старший из них, парнишка лет шестнадцати.

- Это более правильно только в одном случае – наше передовое охранение «зевнуло» врага, и подпустило его близко к нашим траншеям! Вот тогда да – времени выцеливать одиночных пехотинцев уже нет! Тут нужно быстро прижать врага к земле, дать минуту-другую боевым товарищам на занятие обороны. Да и занятие обороны, в этом случае — это атака наступающих гранатами. Вот если бы стрелковые части были более насыщены скорострельным оружием… тогда да, врагу солоно пришлось бы!

- У тебя не будет времени так выцеливать каждого солдата! – не отступал паренек.

Тем временем, они дошли до мишеней. Парни, пройдясь по мишенному полю, поочередно подняли мишени в вертикальное положение.

- Ну что же… посмотрим! Кто из Вас прав – будет видно на мишенях! - предложил Квашнин.

Результаты Косова были ощутимо лучше. Ушедших «погулять» пуль почти не было.

- Сорок одно попадание, из сорока семи возможных! – улыбалась Светлана.

У остальных, «не заморачивающихся» длиной очереди – гораздо хуже: пятнадцать или чуть больше попаданий.

- Ну что, Косов… Неплохо! И все-таки – смог бы ты держать взвод пехотинцев неприятеля? – выводил на дискуссию инструктор.

- А давайте посчитаем! Дистанция – триста пятьдесят метров. Пехотный взвод идет в атаку цепью, быстрым шагом. Шаг в секунду, длина шага – семьдесят сантиметров. Эти триста пятьдесят метров вражина прошагает за пятьдесят секунд. Взвод – это тридцать человек. Примерно по полторы секунды на каждого. Прицелиться, выстрелить короткой… Теоретически – возможно! Тем более – при потерях, стремящихся к тридцати процентам, противник – они же тоже люди, и неуверенность им тоже не чужда, замедлит продвижение, а потом и вовсе – заляжет. Подняться же под огнем… уже гораздо сложнее.

- Ну и какой вывод, Косов? – Квашнин поглядывал на Ивана, косясь на остальных курсантов.

- Вывод… вывод… Вывод будет таким, товарищ инструктор: если противник неопытный, необстрелянный, остановить его получится! Если же… противник опытный, боевой, мотивированный…

- То, что тогда?

- А-а-а… ни хрена не получится! – махнул рукой Иван.

- Объясни свой вывод! – потребовал инструктор.

- При начале обстрела опытный пехотный взвод, изменит способ передвижения – с быстрого шага цепью, перейдет на последовательные перебежки и залегания. Двигаться будут непрерывно, но – кратковременно и разнонаправлено. То с одного фланга, то с другого, то посредине. А еще – начнут загибать фланги, используя рельеф местности, и все время – прижимать огнем! Подойдут на бросок гранаты и все… амба!

- И что делать?

- А делать… один в поле не воин, товарищ инструктор! Даже сменить позицию не дадут, прижмут!

- А как же… доты или дзоты? – вспомнил один из «шестаковцев».

- И что? Бетонные или деревоземляные укрепления, без пехотного наполнения предполья – вовсе не пляшут! Подберутся с разных сторон, закидают гранатами, или же – дымовыми шашками – выкурят, как суслика!

- Кто-то воевал в Империалистическую? – спросил у Косова Квашнин, когда они всей группой возвращались на огневой рубеж.

- Напарник-сторож в клубе. В охотничьей команде был, «георгия» имеет!

- Охотники… это – серьезно! – протянул инструктор.

Ему дали попробовать проверить свои расчеты. Из двадцати пяти ростовых мишеней на поле, он смог сбить двадцать одну, израсходовав диск пулемета, то есть сорок семь патронов, и затратив на это шестьдесят пять секунд.

- Ну что, товарищи курсанты, результат понятен? То есть, воевать одному пулеметчику против взвода противника… можно и нужно! Но! И по времени не уложился, и враги, пусть немногие, но – остались целыми, а значит рубеж обороны врагом взят! То есть! Рубеж обороны должен содержать и качественное, и количественное наполнение! Вот если бы, к хорошему пулеметчику, имеющему две или даже три запасных позиции, да добавить бы хотя бы одно отделение стрелков! Результат бы был совсем другой! Косов! Какой вывод необходимо сделать из занятия?

- Как сказал когда-то германский военноначальник Клаузевиц: «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать – сложно!».

- Он еще и немцев всяких в пример приводит! – довольно громко проворчал «шестаковец».

- А для некоторых… особо одаренных! хочу напомнить слова Владимира Ильича Ленина – «Чтобы бить противника, нужно его знать!». А хотел я сказать следующее… Прежде чем воевать, нужно крепко подумать! Где, как и в каком количестве расположить свои силы; продумать и постараться представить, как будет действовать враг в той или иной обстановке; найти и подготовить меры по противодействию его замыслам.

- Стратег…, - опять бурчание этого недовольного.

- Эта, кстати, не стратегия. Это тактика поля боя. Стратегия – это гораздо сложнее, и на нее я не замахиваюсь. Мне бы тут, под носом у себя понять, что делать!

Квашнин, как инструктор, был, несомненно – хорош! Грамотный, знающий, толково рассказывающий и показывающий. А еще – требовательный! Но… было в нем что-то… ни на шаг от Устава, или плана проведения занятия. Только в те немногие моменты, когда план занятий выполнен, мог позволить курсантам подискутировать или как-то поэкспериментировать.

Тот же Лазарев… он был человек более увлекающийся, с ним было интереснее, что ли…

В конце февраля, когда стояли трескучие морозы, перемежаемые сильными метелями, Квашнин приболел и Лазарев заменил его на нескольких занятиях. По погодным условиям, Лазарев проводил их в тире Дома Красной Армии. И Косов смог его «раскрутить» на ознакомительное занятие по оружию, так сказать, потенциального противника.

Оказалось, есть такое в Доме РККА! И винтовка Маузера, и «Парабеллум», даже «Кольт» был! Который одна тысяча девятьсот одиннадцатого года! И «Браунинг», что – «Хай Пауэр»!

Покрутив Кольт в руках, Косов признал, что правы были те, кто говорил, что машинка эта прикладистая и очень комфортная для стрелка.

- Здоровенный какой! – недовольно протянула Ирина, - и тяжелый, неудобный!

У Косова вертелась на языке пошлая шутка, что не всегда, дескать, здоровенный – плохо для женщины, но хватило ума промолчать.

- Для женщин, конечно, большеват пистолет! Товарищ инструктор! А вот как бы… попробовать его?!

Лазарев улыбнулся:

- Да уж понял, что одним осмотром дело не ограничиться! – и выложил на стол раздачи патронов несколько тяжеленьких картонных пачек.

Они попробовали пострелять из «люгера», потом из «кольта», и из «браунинга». Последний пришелся по душе Ивану – «хороша железяка!». Хотя «кольт» — это был «кольт»!

- Товарищ инструктор! Разрешите попробовать стрелять из другой стойки? – обратился Косов к инструктору.

— Это с какой же стойки ты собрался стрелять? И зачем? – Лазареву было самому интересно.

- Я вот подумал… Вот мы учимся стрелять, и потом сдаем зачеты, используя давно известную стойку стрелка, которая и в наставлениях закреплена. Назовем ее – буденновская! Но ведь в жизни – это не как в тире! И времени подчас нет, и результат… влияет на продолжительность жизни стрелка.

- Объясни и мне, и товарищам, что ты имеешь в виду! – предложил Лазарев.

На занятиях с «тяжелыми», тогда, в Чечне… Да и позднее – уже дома, и сам Елизаров, и его коллеги, интересующиеся боевой подготовкой не формально, переходили со штатной стойки на двуручный хват. Тогда уже и записи занятий «пендосовских» «пистолетчиков» можно было найти, а потом – и в Интернете появилось куча записей разных школ.

- Ну… как объяснить? Вот если… Стоять на двух ногах – всяко крепче, чем на одной! И даже на двух ногах – есть разница, если стоять по стойке «смирно», или раздвинуть ноги на ширину плеч?

- Ну это же ясно! На занятиях по приемам самообороны они так и называются – оборонительная стойка, или стойка для нападения! – снисходительно протянул Лазарев.

«Вот как? Уже где-то ведутся занятия по самбо? Ведь оно совсем недавно придумано! Интересно! Только вот… где времени на все найти?».

— Вот! И я подумал… если на двух расставленных ногах на земле стоять – проще и крепче… то, наверное, и стрелять с двух рук – тоже стойка получается жёстче?

- Ну… это понятно! Покажи, что ты имеешь в виду! – предложил инструктор.

Косов, как будто размышляя, показал несколько разных стоек – тут и стойка Вивера, и фронтальная стойка, и так называемая тактическая, или – боевая стойка. По каждой, в качестве своих размышлений, что-то объяснил.

- Ну вот… смотрите! Если встать так… то упор на ноги – крепче! А если и колени чуть согнуть, то стойка получается и крепкой, и позволяет быстро сменить положение… или сделать несколько шагов… вправо или влево. Да хоть присесть… или… отпрыгнуть в сторону, чтобы сбить прицеливание противника.

Иван покачался из стороны в сторону, сделал несколько приставных шагов вправо-влево, присел на колено, развернулся приставными направо и налево.

- А при необходимости… вот так… как-то… можно сменить руку, держащую оружие. Ну мало ли… магазин запасной из кобуры извлечь. Или – вдруг рука ранена!

Движения его были неторопливы, даже подчеркнуто медленными.

«М-да… это тело мышечной памяти на такое не имеет!».

- Интересно… А как пистолет держать? Не забывай – при стрельбе рамка затвора будет интенсивно ходить назад-вперед, и руку тебе разобьет изрядно! – внимательно присматривался к Косову Лазарев.

- А вот так! – Косов показал инструктору хват пистолета, — вот тогда мои руки ничему не мешают! А с «наганом» там вообще такой проблемы не будет!

- Х-х-а-а-а… так ты всем корпусом стоишь перед противником! По тебе же попасть куда как легче! – все тот же «шестаковец» все никак не унимался!

- Ну да… только тут, я думаю, нужно не дать ему времени выстрелить! То есть… отработка всех элементов – извлечение оружия из кобуры, приведение его к бою… то есть снятие с предохранителя, досылание патрона в патронник, вывод оружия на линию стрельбы, сама стрельба… все нужно делать быстро! очень быстро!

- Ну и как же это сделать быстро? Запутаешься же, если торопиться начнешь!

- А здесь… только постоянными и долгими упражнениями, я так думаю! Вот ты же ложку мимо рта не пронесешь? Даже с закрытыми глазами? Нет? Потому как для тебя это движение настолько привычно, что ты даже не задумываешься, как его делать. Вот и здесь так же – упражнения, упражнения, и еще раз упражнения! Пока в голову и в мышцы не втемяшится!

— Это сколько же раз так нужно проделать? – разочарованно протянула Светлана.

- Много… очень много раз! Думаю… несколько тысяч раз. И сами эти движения… разбить на этапы. И каждый этап – тренироваться с медленного движения, потом – быстрее, еще быстрее и совсем быстро. Как стало получаться без ошибок – переходить к следующему. И так этапами, а потом – уже все в комплексе! Вот тогда будет и быстро, и без ошибок!

В общем… не вдохновились товарищи такой перспективой! Столько занятий, и ради чего? Ради спорного умения быстро стрелять из пистолета?

- Ну-ка… Иван. Давай – опробуй это с «наганом», - предложил Лазарев.

Иван взял револьвер, вышел на огневой рубеж.

- Только Вы меня не торопите, хорошо?

Он походил по рубежу, прикрыв глаза. Потом встал лицом к мишеням, постоял, покачиваясь на носках, чуть переставил ноги, поудобнее, как казалось. Закрыл глаза, перехватил оружия двумя руками, вывел его перед собой.

«Ноги еще чуть по-другому… вот – левую чуть вперед! Так… руки… левую ладонь наклонить вперед-вниз больше… большой палец ее смотрит на мишень… и в холостую…».

Щелк-щелк-щелк…

«Еще раз! Так… ноги, да – все верно! Руки… извлекаем револьвер из кобуры… тянем к животу. Тут подключается левая рука и сразу формирует хват! Уже с оружием в двух руках… выводим «наган» на линию прицеливания, начинаем тянуть спусковой крючок! Посмотрим, куда там ствол вышел!».

Косов открыл глаза.

«А что… нормально!».

- Товарищ инструктор! – обратился он к Лазареву, который стоял в паре метров позади него и внимательно следил за его подготовкой, - разрешите получить патроны для пробной стрельбы.

Тах-тах-тах…

Осмотрев мишени, они с Лазаревым пришли к выводу, что – пробовать точно нужно! Это интересно! Промахов не было вообще. Правда и кучность была… так себе!

- Ты же из обычной стойки стреляешь куда лучше! – с удовлетворением заметил парень-«шестаковец».

- Ну ты сам посуди – из обычной стойки я уже сколько раз стрелял? А тут – впервые! И заметь – промахов не было вовсе! Первый раз встал в стойку и – нет промахов!

Но того было не пронять – скептицизм у него был нарисован на физиономии.

- Кстати… ты говорил, что в этой стойке я весь открыт противнику. Весь корпус! Но! Ты забыл, что при попадании мне в корпус, поражен будет только один орган… из парных у нас в организме! К примеру – легкое! Одно, понял? А если ты будешь стоять боком? То, что? Оба легких поражены! И пиздец котенку!

- Косов! Выбирай выражения! – одернул его инструктор.

- Извините, товарищ инструктор, вырвалось! И Вы, девочки, тоже извините! Не хотел, честное слово!

Девушки улыбались его эмоциональному состоянию.

- Кстати! Иван прав по поводу парных внутренних органов у человека! Лучше быть раненным в одно легкое – остается способность дышать. А вот если два сразу… Или… две почки! Да и просто – ранение с фронтальной стороны тела… они все-таки не столько критичны, чем если поражающий снаряд пройдет тело сбоку на большую глубину, — это его Ирэн поддержала.

«Медик, чё?!».

Когда занятие закончилось, его придержал Лазарев:

- Не хочешь походить сверх расписания, позаниматься? – похоже, инструктор сам заинтересовался новыми методами стрельбы.

Косов согласился, но предупредил, что не знает пока, как и по каким дням сможет это сделать.

- Да я здесь с утра и до вечера, каждый день! Причем – несколько раз в неделю – до позднего вечера! – Лазарев давал ему карт-бланш на дополнительные занятия.

«Надо бы ему простой интерес подкрепить более действенным и мотивирующим доводом!».

- Товарищ инструктор! Я вот что подумал… Не так давно… Да даже – вот – недавно! Стало известно о новом виде борьбы – самбо! Не так ли? И, соответственно, разработчик этих приемов был отмечен! Ну… мне точно не известно – чем и как он был отмечен, но что отмечен – это точно! Просто по-другому и быть не может! А что вот… если и новые методы стрельбы из короткоствольного оружия… методы огневой подготовки командиров армии, органов милиции и безопасности… если все не торопясь продумать, разработать, зафиксировать… это же… такое же нужное дело, как и самбо! А у Вас здесь и возможности есть для этого! Понятно, что дело это небыстрое, даже… медленное дело! Сколько лет нужно? Но ведь и Харлампиев – тоже не за год свою борьбу создал? Представьте – войти в историю, как разработчик и автор новой методы огневой подготовки!

«А зацепило его! Ох как зацепило! Вот как зарумянился и глаза заблестели. Хотя виду старается и не подавать!».

На занятиях же по другим темам… было тоже интересно! Вот, к примеру, оказание первой помощи! К ним приходил инструктор – военврач одной из частей. Тут Ирина была, конечно, на высоте! Это и понятно же – готовый медик! А военврач ей еще и комплементы раздавал, заставляя румяниться девушку!

«Вот вообще не понимаю этих… ее ухажеров-воздыхателей! Неужели не понятно, что эти их… отношения – дело временное! Стоит только ей перевестись из больницы в воинскую часть, уровень и статус ее воздыхателей сразу резво повысится! Там не мальчишки будут, а товарищи командиры! Пусть – молодые лейтенанты-старлеи, но все-таки… И на что они надеются?».

Ирина несколько сбавила свой напор по охмурению Косова, но нет-нет, да позволяла себе… взгляды, шутки, обращения к нему по каким-то вопросам.

Вот и на практических занятиях по оказанию первой помощи он попал в конфуз.

Они занимались в аудитории, разбившись на группы. И к неудовольствию «ухажеров», Иван попал с Ириной и Светланой в одну группу, а сами ухажеры и «шестаковцы» - в другую. Учились накладывать повязки. Здесь эта… «богатая на верхние девяноста» девушка, как водится, была на высоте. Ловкая, умелая, знающая…

Иван возлежал на сдвинутых в ряд столах, а девушки бинтовали его… по-разному. То нога, то рука, то голова, то – грудь. Вот и сейчас Иван смотрел и… ощущал, как ловкие и очень умелые руки Ирины бинтовали ему ногу. Светлана стояла рядом и внимательно смотрела на действия медсестры и слушала ее пояснения.

«М-да… а ведь… приятно попасть в руки такой… сестрички! Пусть даже и с ранением! Все же… есть какой-то психологический эффект, если медик… такой симпатичный и… «грудастый». Все лучше, чем грязные, прокуренные ручищи санитара. Или там – старой грымзы!».

Косов начал впадать в нирвану, когда почувствовал, что… достоинства Ирины стали… изрядно так… придавливать его… достоинство. И реакция… сразу пошла… определенная… мать ее так! эту реакцию!

Чуть приоткрыв глаз, он увидел, как брови наблюдающей Светланы стали медленно подниматься, а потом… и улыбка расплылась на лице, и румянец залил щечки.

- Ирочка! Ты не могла бы… чуть менее активно бинтовать мне… ногу, а? – чуть слышно прошипел он увлекшейся девушке, - или… что-нибудь другое давай забинтуем! Вот голову, к примеру! Дай я сяду!

- Товарищ ранбольной! Сейчас мы отрабатываем приемы оказание первой помощи при ранении нижней конечности! Лежите спокойно, не мешайте проведению медико-санитарных мероприятий!

«От же ж! А сама разрумянилась, улыбается! И ничуть не смущена! Правильно, все-таки, тогда Зиночка говорила – медики… они изрядные циники!».

Иван искоса посмотрел на дальний стол, где перевязками занимались парни.

«Не заметили? И не услышали? Ну и славно… трам-пам-пам!».

Те, как раз чего-то бурно заспорили по поводу наложения бинтов на очередном «ранбольном».

- Ирочка! Давай все же… сменим упражнение, а? Свет! Я… не виноват! Это само как-то происходит, - постарался объясниться перед другой, менее циничной, «медсестрой». Все так же – шёпотом!

Ирина, заканчивая перевязку, по-прежнему… оказывая тактильное воздействие на вспотевшего от переживаний Косова, так же негромко объясняла Светлане:

- У мужчин… это довольно частая реакция на действия медперсонала! У них… определенные части тела не очень связанны с головой. И живут как будто своей жизнью!

- Ты забыла пояснить, что такая реакция характерна, если медперсонал – молодой и очень привлекательный! – шепнул Иван.

- Косов! Что я слышу? Ты впервые сделал мне комплимент? Вот видишь, Светочка, все когда-нибудь бывает впервые! Первые раны, первая перевязка, первый комплимент! – Ирочка явно издевалась над ним.

- Я и раньше… делал комплименты тебе!

- Врешь! Вот сейчас больной явно врет, коллега! Обычно так бывает, если они хотят охмурить молодую медсестру! – пояснила Ирина Светлане с улыбкой.

- Ты забыла еще один вариант! – Косов заерзал под ее руками.

— Это какой же?

- Когда ранбольной решит выклянчить спиртику у медперсонала! Ну все, все! Хватит издеваться!

— Вот видишь, Света, ничем не прикрытый цинизм и подлость! Что, в общем-то, свойственно мужскому племени! – и Ирочка, закончив наконец перевязку, приподнимаясь над столом и Косовым, на секунду, якобы невзначай, локотком оперлась… о самое дорогое! Чем вызвала болезненное шипение у него…

- Я вот… могу рассказать анекдот… про оказание медпомощи раненному… в медсанбате, - кривясь и покачивая головой от неожиданной «подлянки», Косов слез со стола.

- Сейчас пойдем в буфет, перекусим, там и расскажешь! – кивнула довольная Ирина, - а вообще… ты нас со Светой сегодня провожаешь домой!

- Как это? А твои… поклонники? Они - что же? – удивился Косов.

- А они сейчас… на перерыве… сбегут! У них сегодня в техникуме комсомольское собрание, опаздывать нельзя! Я им сказала, что мы вдвоем со Светой до дома доберемся! Но ты же нас проводишь? Тем более – ты виноват перед нами! Ну, по крайней мере, перед Светой!

— Это в чем же я виноват? Нет, так-то я и не против проводить, но хотелось бы знать… в чем моя вина?

- Ну как в чем? А твои… эти… ничем не мотивированные, и так же – ничем не прикрытые реакции, на внешние невинные раздражители? Ладно я, хоть и молодая женщина, но – медик, уже изрядно работающая в больнице… насмотрелась на Вас! Но! Молодая девушка, Светочка – она-то почему должна краснеть за тебя?

- Ни хрена себе… невинные раздражители! Эти раздражители… размера четвертого… или даже пятого! Они что ли – невиновны? И их обладательница – она тоже невиновна? Ты, Ириша, провокатор!

Он чуть задержался в аудитории, одеваясь, и, уже подходя к двери, случайно услышал шёпот Светланы из коридора:

- Ирин! А вот ты… ну я спросить хотела. Ты же работаешь… ну – с мужчинами, в больнице. Это правда – частая такая реакция? И еще… они что… все такие большие? Ну – через брюки же было немного видно…

- Ну, Света… реакция не то, чтобы частая. Но – не редкая, да! Особенно у молодых парней. А что… большой… Не сказала бы, что совсем уж большой. Но – не маленький, ага!

Дальше они или стали шептаться совсем тихо, или отошли чуть дальше по коридору.

Когда они спустились в буфет, Косов, отстояв небольшую очередь, взял себе и девушкам по стакану какао и по паре бутербродов.

- Ну, где твой анекдот? – покусывая продукт, спросила Ирина.

- Так… Только он… не совсем скромный, - он покосился на Светлану.

- Так от тебя другого ждать было бесполезно! Давай! Тут все люди взрослые, да, Свет?

Та кивнула в ответ, но опять смутилась.

- Ну ладно… слушайте! Идет гражданская война и в санитарный пункт привозят раненых бойцов Красной армии, - начал шёпотом Иван, - Как водится – принимают, обрабатывают, оперируют, перевязывают… Вот привезли очередного бойца… точнее – морячка с бронепоезда. А у него… Осколком артиллерийского снаряда… частичная ампутация полового члена.

Ирина поперхнулась какао и закашлялась. Светлана замерла ошарашенно. Похлопав Ирину по спине, Иван продолжил:

- Ага… значит – частичная ампутация. Вот медсестричка и заметила, когда обрабатывали… рану… что у него там осталась часть наколки. Ну – татуировки! Буквы – «ЛЯ»! Вот ей и стало… очень любопытно! Дождавшись, когда раненный придет в себя, улучив момент, она, смущаясь и краснея, спросила его: «Товарищ краснофлотец! Вы, конечно, извините, но… там у Вас… осталась часть татуировки. Буквы – «Л» и «Я». Это что же там было изначально? Ваше имя – Коля? Толя? Или может быть имя Вашей подруги – Оля? Галя? А морячок… грустно так… отвечает ей: «Нет, родная! Там у меня была татуировка-приветствие: «Привет славным морякам Балтики от доблестных защитников Севастополя!».

Ирина, замерев на секунду, расхохоталась. А Светлана замерла, удивленно распахнув глаза. Когда Ирина успокоилась, Иван глазами показал ей на замершую девушку. Та сидела, загибая пальчики на левой руке и беззвучно, только губки шевелились, что-то шептала.

«Ага! Буквы считает!».

И снова Ирина закатилась в смехе, так, что Косову пришлось ее успокаивать.

- Ну вот… бесстыжая твоя морда, Косов! Ведь неудобно же перед людьми в буфете получилось! Я так давно не хохотала! Это же надо такое придумать! А Света-то, Света! Ой не могу! – и Ирина снова заходилась в смехе.

- Ну хватит уже, Ира! – Светлана смущалась и сердилась, - я просто… просто я – растерялась! Ну… не бывает же так! Да ведь? Ирин! Ты как медик скажи – так же не бывает? Это же… это же ужас какой-то!

Это еще больше смешило ее взрослую подругу. Косов шел, скрывая улыбку, отворачивая лицо.

- Ужас – что? Что такой… был? Или что – такой – оторвало? – смеялась Ирина.

- Ну – перестань уже! Мне… неудобно! Такие темы… да при Иване с тобой обсуждать!

- Свет! Да успокойся ты! Это ведь – анекдот! А в анекдоте часты такие преувеличения, для неожиданности и смеха, конечно! – пытался успокоить девушек Иван.

- Бедный морячок! – немного фальшиво протянула Ирина и, не удержавшись, снова расхохоталась.

К его удивлению, Светлана пригласила Ирину переночевать к себе домой:

- Папа в командировке, а мама… она не будет против! Ну что тебе домой столько еще топать? И Ивана быстрее отпустим!

Так что Косову здесь повезло, и он, проводив девушек до подъезда, с чистой совестью отправился ночевать к подруге.

Наматывая круги по лыжне, Иван задумался:

«Чего-то у меня… с женщинами… как-то все не так и не туда! Мысли – «враздрай»! По количеству этих самых… «баб-с»… Количество – явный перебор! И ведь… как там товарищ Саахов говорил: «И ведь ничего не сделал! Только зашел, да!».

Хотя… он не только зашел. Себе-то чего ж врать?! Он их искал, он наводил с ним отношения… Только вот… как-то… Раз! И их чего-то много стало! И тут уже… не только приятные моменты!

А «раздрай» этот… он, в принципе, понятно отчего! Ведь уже сколько раз твердил себе – «Вот – Фатьма! Красивая, неглупая, страстная подруга! Чего тебе еще?».

Но вот эта ночь с Еленой… Он сначала был в некотором… «ахуе», от той ночи! Потом, когда немного успокоился, проанализировал, и с неожиданным испугом понял – а ведь ему с Завадской было… очень! Даже лучше, чем с Фатьмой! Если так – честно признаться! И это вызывало… вызывало это… чувство неловкости и даже вины перед «восточной красавицей». Вроде бы… как-то… предал, что ли.

Это чувство он старался сублимировать в нежность к подруге. Что, скорее всего, было сделано зря! Похоже, подруга почувствовала эти изменения по отношению к ней. С одной стороны, насколько Иван понял, ей это – понравилось. С другой стороны – видно было иногда, что она… не злилась, а… ревновала, да. Но старалась держать это при себе. И что-то в их отношениях не испортилось, но стало другим. И вот это «другое» было лучше или хуже? Здесь Косов определенно сказать не мог.

А если еще не засовывать голову в песок, что тебе тот страус, стоит помнить, что Завадской он пообещал… ага, разврат с третьей участницей, Ритой. А вот это уже… явный перебор!

Но! Весь прежний опыт Ивана говорил, что отношения с женщинами надо строить на честности… ну… в какой-то мере! И здесь – пообещал, выполняй! А как выполнять? А если то, что предлагала Елена, перечеркнет его отношения с Фатьмой? Если она решит, что – хватит! Хватит терпеть?! Жаль? Да, несомненно! Рвать отношения с подругой он не готов. Да и не хочет он этого! Ему она нравится, и это – мягко сказано!

А тут еще и в клубе… Отношения с Лидой и Лизой спустя время стали восстанавливаться. Причем без малейшего участия со стороны Ивана! Женщины чего-то там себе уяснили, успокоились, о чем-то, возможно, договорились, и вот уже у него в комнате вновь начались посиделки-чаепития. Косов пытался исподволь понять – насколько они остались прежними, эти отношения? Вроде и так, а вроде и не так. И Лидочка снова повеселела, улыбалась, даже смеялась над шутками подруги. И Лиза… тоже вновь осмелела. Только иногда проскакивало в ее глаза что-то… вроде вины перед Иваном. Как у какающей собачки. А за что? Да хрен знает! А может он ошибается? Ну… возможно. Тогда что?

И его периодически посещает такая мысль, что женщины чего-то ждут от него. Или он и здесь – пальцем в небо?

Он старался быть вежливым, доброжелательным, даже – остроумным. Но какое-то чувство вины… или неудобства? Какая-то недосказанность… Но руки распускать, как раньше – явно стеснялся.

«Какие-то интеллигентские сопли, чес-слово! «Лезть под юбку? Так получишь по мордам!». Не… так-то получить «по мордам» - ничего страшного. Гораздо неприятнее не понять – чего от тебя ждут! Но, как говориться, лучше жалеть о том, что сделал; чем о том, чего не сделал!».

Лидочка сама предложила возобновить их занятия по русскому языку. Они по осени несколько раз занимались. Еще до того, как их отношения стали… несколько фривольными. Тогда был такой – легкий флирт, на уровне двусмысленных юморизмов. Она пеняла ему, что несмотря на его явную начитанность и словарный запас, ошибки в диктантах он делает – очень глупые, нелепые. А как ему их не делать, эти ошибки, если он нынешних правил не знает вовсе. Принесенный ею учебник он… просмотрел. Вот и сейчас она предложила его, если не обучить правилам русского языка, то хотя бы натаскать на диктантах.

Ага…И он пишет диктанты, а сам украдкой поглядывает на учительницу. С совсем нескромными мыслями. И похоже иногда она эти взгляды ловит, и ей… опять же! похоже, что эти взгляды нравятся. Что-то вроде «она знает, что он знает, что она знает». Или она видит, что он видит, что она видит!

Запутался он во всем этом, запутался! Скорее бы лето, что ли – свалить в Омск, в училище. А там… Там все довольно привычно! Что он, не помнит, что ли своего военного училища? Круглое – носить, квадратное – катать! Начальник всегда прав, а если он не прав – смотри пункт первый! Все ясно, четко, определенно!

«Ага-ага! Вот там-то, через месяцок, ты и поймешь, как тебе не хватает этих «многочисленных баб-с»! Эт-да! Так и будет, к бабке не ходи!».

Косов с улыбкой вспоминал, как еще на первом курсе, в конце его, в одном из учебных корпусов училища руководство затеяло делать ремонт. Но учебных аудиторий не хватало, потому и первокурсников не стали переводить по другим корпусам. То есть – тут в двух-трех помещениях идет ремонт; а вот здесь – будущие военморы постигают разные науки! Делали ремонт этот несколько бригад отделочников. Все, как на подбор – женщины. Причем женщины эти были, мягко говоря, не совсем молоды. Да что там! Младшей из них было лет сорок пять, не меньше! И были они… далеко не модельных внешностей!

Однако! Первый курс, для кого «увал» - только снится, как неизбежный крах капитализма. «Курки», которые женщин последние несколько месяцев видели только во сне…

Хотя в училище женщины все-таки были. Но что это были за женщины? Женщины в армии, по крайней мере тогда, были крайне редки. И училищные дамы, разного возраста и разной внешности, настолько привыкали к постоянному вниманию мужчин… ну – пусть – молодых парней! Что даже самая замарашка из них мнила себя – прынцесской! Еще по первости, будучи молоденькими девушками, только придя в училище на разные должности, они, проходя мимо толп курсантов, мимо марширующего строя, впитывали настолько густые и отчетливые флюиды… ага! желаний, что старались быстренько прошмыгнуть этакими мышками – потупив взор, и густо-активно краснея всеми частями тела. Но уже через год-два эти женщины обретали такую броню непокобелимости! что, казалось, подвигнуть их на адюльтер не смог бы и сам Марчелло, который Мастроянни. Да что там Марчелло?! Ален с Делоном, и Поль с Бельмондо – рыдали бы от безуспешности своих лямурных приступов! Вот такие стервы из них получались! Интересно, а как они жили, выходя за стены училища, с их то демонстративным презрением к мужскому вниманию? М-да-а…

Да! О чем это я? Так вот… эти зрелые и довольно потрепанные жизнью работницы мастерка и терки буквально и откровенно наслаждались взглядами определенной направленности со стороны курсантов-первокурсников! А толпы «курков», снующих по коридорам корпуса, периодически замирали в ступоре перед картинами, когда та или иная мастерица работала в позе «пьющего оленя», или же наоборот – вытягивалась вверх в попытке достать недосягаемые участки стены или потолка.

А как бросало в жар этих восемнадцатилетних парней! Ага, да-да! После учебных пар, курсантов частенько «запрягали» на подсобные работы. Бетон таскать в носилках или ведрах; кирпичи с места на место перетаскивать; мусор выносить… палубу оскабливать от известки и прочей «жбони». И порой такие перлы приходилось слышать от ремонтниц, что просто – ой!

И может быть что-нибудь и сладилось бы у них, но «курки» были восемнадцатилетними пацанами, которые подходов к женщинам, тем более – зрелым, не знали от слова – совсем!

«Ой, девчонки! А вон тот-то – розовощекий – хорошенький какой! Прямо – в жар меня кидает!».

«Да нет… вон тот, ушастенький… миленький такой!».

«А вот я помню… году так в шестьдесят пятом, что ли? Иду я, тогда еще молоденькая девчонка… Да лет семнадцать мне тогда было, да! Я только после «фазанки» в Севастополь по набору приехала! Так вот иду я… ну – вот где сейчас гастроном построили, знаете же? Ну… тогда-то там пустырь был, что ты! Здоровущий, да весь кустами заросший! Так вот… иду я, значит. А тут из кустов морячок выскочил! Молоденький такой, симпатичный! Я и мяукнуть не успела, как он меня в кусты затащил, юбку задрал и ну… Ой, девки! Что он только со мной не делал! Что только не делал! Я ж тем пустырем лет десять ходить потом боялась! А сейчас… и специально хожу-хожу по паркам там, или пустырям каким… И ни одна падла не выскочит! Как назло!».

Да-а-а… «духам», ну то есть первокурсникам – везде тяжко живется. Хотя… это только так кажется! Потом-то все эти неурядицы вспоминаешь, как сущий пустяк, пролетевший практически незаметно.

«Так вот… ага! О женщинах. А и пусть они будут – «Шло, ехало, брело. Потерялось – не мое!».

- Фатьма! Ты знаешь… я с тобой поговорить хотел…, - папироса в правой руке, и взгляд на огонек свечи, потому как на подругу он в этот момент смотреть… неловко было ему!

Женщина потянулась сладко, откинула в сторону мешавшую, растрепанную косу:

- Ну давай… поговорим! – как-то многозначительно у нее это прозвучало!

- Знаешь… я виноват перед тобой, вот что! Наверное… да я с самого начала, может быть и не желая того… но обманул тебя. Нет, не так! Ввел тебя в заблуждение, вот! Как бы это… в общем… хреновый я человек, а ты, видно, этого не поняла!

— Вот как интересно! Давай-давай… и что же дальше? – она, гибко изогнувшись, как-то по-змеиному села на попу, потом перекинула ногу через него и уселась сверху, - Ну! Чего же ты замолчал?

«Ага! И вот как мне с ней разговаривать? Сидит… ножки ровные, полные, смуглые, почти черные в свете свечи… бедра широкие, талия узкая и животика почти нет – свела она занятиями так полюбившийся ему животик! И груди небольшие, но такие… даже на вид тяжелые, смачные, очень правильной формы! И в глаза уставилась, ведьма! И так карие глаза сейчас – почти черные, аж оторопь берет! И на животе у него… чувствуется ее влага, от совсем недавних… чуть только времени прошло! занятий сексом!».

- Ну… я так не могу! От твоего вида… у меня и мысли-то из головы выдувает! – попытался вернуть настрой «на покаяние» Косов.

- Нет уж, Ваня, сказал «А», говори и «Б» - так же ты говоришь? И нечего тут… слабеньким прикидываться!

- Ладно! Вот я и говорю… ты неправильно меня… оцениваешь! Говорю – плохой я человек. А ты… ты вон какая – красивая, умная, хозяйка хорошая. И в постели… просто огонь! Нормальный мужик тебе нужен, чтобы семья… чтобы дети! Чтобы на руках носил!

- Ага… вон как? Бросить меня решил? – она наклонила голову чуть на бок, вроде как прицениваясь – придушить его, за ножом сходить, или просто – на хрен послать?

Он задохнулся от ее слов:

- Ты все не так поняла! Как тебя, такую… бросить?! Наоборот… я себя мудаком последним чувствую!

Она хмыкнула:

- Ты, Ваня, Достоевского что ли в последнее время читал? Или там… Толстого, Льва Николаича? Это у них там… все размышляют – плох ли я или вообще – чудовище? Или… а-а-а-а… поняла! Наблудил, что ли? Куриц этих своих… в клубе… наконец-то покрыл?

И опять – «вот как с ней разговаривать?».

- Ну что ты… Причем здесь Лида и Лиза? Да и не покрыл я их! И не курицы они вовсе!

- Нет, Ваня! Они – курицы! Если бы были нормальными женщинами, так уже давно бы… переспали с тобой! И я бы их тогда воспринимала как соперниц! А то… ковыряются что-то… ковыряются! Вроде и хотят, а вроде бы и нет – все раздумывают! Как там – «тварь я дрожащая или право имею!». Вот видишь – помню еще что-то из книг! А про баб, милый мой… так я давно тебе сказала, что у нормального мужчины может быть столько жен, сколько он может содержать! И на скольких у него сил хватит! Я вот больше опасаюсь той же Елены! Да еще и этой кобылы рыжей – Ритки! Вот они – да! Соперницы! Елена – так та уж очень женщина! Прямо вот – женщина!

Фатьма задумалась, отведя взгляд, почесала себе кончик носа:

- Знаешь… если бы мы жили на Востоке… Я бы даже сказала, что она была бы хорошей старшей женой! Такой женщине… ну, то есть старшей жене и подчиняться не стыдно! Умная, красивая, опытная! А вот кобыла рыжая…

Фатьма перевела взгляд на него, замолчала, во что-то вглядываясь в нем, потом протянула:

- Та-а-а-к… ты что же – переспал с Еленой, что ли? Вот как! А я-то думаю, что она вокруг меня стала круги наматывать… как та кошка – подкрадывается! И все мур-мур-мур мне, да мур-мур-мур! А оно вон как! Ну – теперь понятно! И знаешь… мне даже не удивительно! Мы же с тобой об этом говорили уже. Ну-у-у… я и не против! Она – сильная! Такую кобылку объездить – жена своим мужем гордиться должна! Так! А вот… и рыжая была? Ну – говори!

Иван замотал головой:

- Нет! Не было!

- Смотри-ка, чувствую – не врешь! – удивленно протянула она, - хотя… это, похоже, временно! Она тебя точно в койку затянет, сучка! Т-а-а-а-к… ну и что же?

Женщина чуть пошевелила попой, поудобнее усаживаясь на нем, помолчала:

- Да и хрен с ней! Что мне, с моим мужчиной из-за какой-то сучки ругаться? Не пристало такого нормальной жене! Только… если уж вставишь ей… сделай это… ну так! Чтобы мне не стыдно было, а ей, рыжей, завидно, что я с таким мужчиной постоянно сплю, а этой… крошки с моего стола перепадают! Ну? Сделаешь?

«Вот как относится мне к такой женщине? Она же с ума меня сводит! Если это не идеал жены – то, что тогда вообще – идеал?».

- Так… а теперь, Ваня… ты мне расскажешь… как там все у Вас было! Мне очень интересно!

- Ну ты вообще уже! – попытался возмутиться Косов.

- А что вообще? Я же сказала – Елена опытная, умная, красивая! У такой поучиться – только за счастье, для любой женщины! Если она не полная дура!

- Иван! Вот ты где! У-ф-ф-ф… хорошо, что ты на месте оказался! – девушка Паша, которая молоденькая спортсменка из команды совхоза, смешно сдула челку со лба, - А то тебя в клубе не враз и застанешь! Вот! Лазарев тебе передал – в пятницу, к одиннадцати часам, тебе нужно быть в райкоме комсомола! Там твое заявление на вступление будут рассматривать! Вот… ну ладно! Я побежала, а то дел еще – куча!

И унеслась так быстро, что Косов даже не успел спросить – а где он, этот райком?

«Ладно! Язык до Киева доведет! У того же Ильи спрошу!».

Двухэтажное здание. Похоже – дореволюционной постройки. Первый этаж – кирпичный, а вот второй – деревянный.

«А внутри тут… без изысков! Как писали в книгах про царские времена – казенное присутствие! Только вот народ тусуется все больше молодой, зеленый! Ну так – комсомолия вообще народ не старый!».

На прием в комсомол в коридоре толклись человек восемь-десять парней и девушек. Было видно, что все волнуются. Только волнение это у всех смотрелось по-разному: кто-то ушел в себя, кто-то лихорадочно листал какие-то записи в тетрадках, а кто-то нарочито весело и беззаботно общался со сверстниками.

Иван встал чуть в стороне, с интересом разглядывая народ. Не то, чтобы он совсем был спокоен – мандраж все же присутствовал. Но так – больше в легкой форме. Вызывали их по одному в кабинет, где проходило бюро райкома. Вызываемые задерживались на приеме ненадолго, минут пят-семь на каждого. И до Ивана все выходили с облегчением и радостью. Лишь один парнишка вышел обескураженный, и буркнув: «Перенесли на месяц!», быстро ретировался из коридора.

В свою очередь Иван зашел в кабинет. Семь человек: пять парней и две девушки. В центре стола сидел молодой мужчина лет двадцати пяти, худощавый, русоволосый, улыбчивый. Только глаза были усталыми и изрядно покрасневшими от недосыпа.

Пролистали дело Косова Ивана. Задали несколько вопросов – «в разбег», и по внутренней обстановке в стране, и по – внешней. Иван на рожон не лез, отвечал только по существу заданных вопросов. Вопрос – ответ, вопрос – ответ… Члены бюро оживились, когда председатель заседания спросил:

- Иван! А вот ты же песни пишешь. Хорошие песни! Знаете, товарищи, о этом?

Товарищи не знали. Точнее – песни знали, но никак их не связывали именно с этим молодым парнем, стоявшим перед ними.

- Мы, знаешь ли, тоже этот вопрос на бюро рассматривали, обсуждали эти песни! Даже решали вопрос – отметить авторов Грамотой райкома комсомола. Правда, товарищи? – дождавшись кивков присутствующих, мужчина продолжил, - Но оказалось, что один из авторов – не комсомолец! Ну что за безобразие? Непонятно! И вот теперь эта коллизия будет разрешена, да?

- А еще у тебя что-то есть? – спросил один из парней, - ну… из нового, свежего?

Косов почесал лоб.

«И что им предложить? Я уже думал над этим, даже есть кое-какие наброски, так сказать!».

- Я могу показать… только вот, что, товарищи… Удобно ли это будет? Там вроде бы еще люди ждут, а я тут… концерт давать буду?

- А прием окончен, не так ли, Людмила? – обратился мужчина к девушке, сидящей с краю стола.

- Да, все кандидатуры на прием мы уже рассмотрели. Там еще есть два комсомольца… они – по другому вопросу. Рассмотрение персональных дел…

- Так… ну-ка давай я погляжу, что там… с этими товарищами, - протянул руку за документами председатель, - ага… ну, здесь, я думаю, все ясно! Это те прохвосты, ребята, которых мы обсуждали не так давно. Помните, драка возле кафе, на привокзальной площади?

- Да, обсуждали, - подтвердил один из заседавших, - но я настаиваю, чтобы этих хулиганов основательно пропесочили, товарищи!

- Да какие они хулиганы, Василий? Пьяными они не были, повздорили из-за девушки. Ранее характеризуются положительно. Да они же еще и добрыми приятелями были, до этого случая! Предлагаю, объявить им по выговору, да и дело с концом! Ну что? будем голосовать?

После окончания заседания, присутствующие чуть расслабились, пара парней даже отошли к окну, где закурили, пуская дым в открытую форточку. Секретарь Людмила притащила откуда-то гитару. Народ снова расселся, а Иван, чуть подтянув струны по-своему, обратился к комсомольцам:

- Ребята! Я прошу строго не судить, это только… наброски. Мой соавтор, Илья, наш директор клуба – он еще не слышал этой песни, а потому и музыка к ней… так – сырая совсем!

- Ладно, Иван, мы тут тоже не профессиональные музыканты! Не стесняйся!

Тут дверь в кабинет открылась и зашла… Кира.

- Извините, товарищи, я опоздала! Здравствуйте! Вот… в институте задержалась. Ну что у Вас? Как дела?

«Вот вижу ее… довольно редко! А как появиться перед глазами – и сердце как-то екает! Что-то… эмоционально-иррациональное у меня к этой девушке!».

Кирочка, было видно, торопилась и щечки ее горели румянцем. Или это от легкого морозца на улице? Косов почувствовал, как на лице его расплывается дурацкая улыбка, но ничего с собой поделать не мог!

— Мы, Кира, твоему знакомому предложили спеть песни. А у него что-то новое есть!

Кира улыбнулась Косову и присела на предложенный ей стул. Судя по реакции присутствующих, знали ее здесь хорошо, и относились – тоже также. Да – своя она здесь была!

Иван старался не смотреть на предмет своего сумасшествия, перебрал струны, настроился:

- Хорошо над родной рекой

Услыхать соловья на рассвете!

Только нам по душе не покой,

Мы сурового времени дети!

Комсомольцы-добровольцы!

Мы сильны нашей верною дружбой!

Сквозь огонь мы пройдем, если нужно

Открывать молодые пути.

Комсомольцы-добровольцы!

Надо верить, любить беззаветно.

Видеть солнце порой предрассветной –

Только так можно счастье найти!

Он вообще старался не смотреть на людей – где-то в глубине гнездилась неловкость за воровство этих песен. Как ни убеждал себя Иван-Сергей, как не успокаивал, не приводил разные доводы, но было это чувство, было! Он четко отдавал себе отчет, что никаких способностей написать такие слова у него нет. Даже не способностей! Это же должен быть сплав из знаний, убеждений, эмоций, чтобы писать такой текст. А у него этого – не было. Было понимание очень сильного воздействия таких текстов на людей – особенно нынешних, вот этих парней и девушек, сейчас сидящих перед ним. Даже сохранявшееся у него там, в будущем, это понимание, не поднимало его на уровень этой молодежи.

«Так что… мошенник, мелкий жулик!».

- Поднимайся в небесную высь,

Опускайся в глубины земные!

Очень вовремя мы родились,

Где б мы ни были – с нами Россия!

Комсомольцы-добровольцы!

«Они, конечно, очень разные все! Умные и не очень, искренние и не особо… красивые (Иван покосился на Киру!) и… обычные. Но все же… в целом – они лучше, чем мы там, в будущем! Вот что плохо… растеряли мы там этот запал, эту веру и искренность! И ты, Елизаров, как ни крути – мерзавец и прощелыга! Ты же ногтя их не стоишь! А еще… на Киру, вон, заглядываешься…».

Он коротко, искоса, поглядывая на реакцию людей, видел в их глазах удивление, настороженность, восторг, радость… и внутри него нарастала злость, злость на самого себя, на никчёмность свою, изворотливость, похотливость!

«Как много среди них таких… искренних подвижников нового общества! Как же жаль… что большинство из них сгорит в огне Войны, не доживет, не вырастит детей, не воспитает из них своих единомышленников, не построит действительно нового общества!».

- Лучше нету дороги такой,

Все, что есть – испытаем на свете.

Чтобы дома, над нашей рекой,

Услыхать соловья на рассвете!

Уже после второго куплета, запевая припев, он видел, как люди начинают беззвучно подпевать ему. Потом – все смелее, смелее… После третьего – все пели в голос! А какая атмосфера возникла!!! Он буквально чувствовал, как у него шевелятся волосы на голове – настолько все напитано было вокруг этой энергией, этим «электричеством»! А уж светящиеся глаза Киры, которая, не отрываясь смотрела на него…

«Сволочь ты, Елизаров! Старая, циничная и мерзкая… сволочь!».

Когда он замолчал, пару секунд в кабинете стояла звенящая тишина. И вдруг! она взорвалась криками, шумом… Иван только и успел отвести гитару в сторону, как на него налетела Кира и стала целовать его в щеки.

- Какой же ты молодец, Ваня! Какой же ты молодец!

Его обступили со всех сторон, хлопали по плечам, тискали, обнимали.

А на душе было… мерзко.

- Ну что Вы, ребята! Ну что вы, в самом-то деле? – Косов не поднимал глаз, опустив голову. Но то, что он продолжает обнимать Киру за талию, он чувствовал.

- А я же говорила Вам, как он талантлив! – поддавала жару на костер его самоедства Кира, - я говорила! Вот сами видите – какие песни он пишет!

Когда все чуть успокоились, Иван с удивлением обнаружил, что в кабинете оказалось куда больше людей, чем когда он начинал петь.

«Эти-то откуда здесь взялись?!».

- Так! Иван! Раз уж так получилось – а давай ты и другие свои песни споешь? – протолкался к нему председатель заседания.

Косов обвел взглядом столпившихся вокруг людей:

«И как тут отказать?».

Он отошел в торец кабинета, а народ вокруг расселся по стульям, столам, просто раздвинулся вокруг, вдоль стен. Кира, как представляется, пользуясь своим знакомством с ним, оперлась о стол рядом, не отходила от него дальше.

Он откашлялся, чуть замер, настроился…

Косов спел «Свинцовые ливни», «Товарищ песня», «Песню о тревожной юности». И «Русское поле» - тоже спел. Ему энергично хлопали, многие – подпевали.

- Ну все, ребята! Вроде бы все и спел! – немного смущаясь от такого внимания к себе, развел руками Иван.

- Ну как же – все? А еще? У тебя же и другие песни есть! – подала голос откуда-то от дверей незнакомая девушка.

- Да те песни… они же… другие совсем! – растерялся Косов.

- Ну и что? Они же тоже – хорошие! Спой и их тоже! – многие поддержали ее.

Он задумался.

«Ну… чисто кабацкие песни я точно здесь петь не буду! Нечего тут… реноме только что полученное ронять!».

Он спел «Эти глаза напротив». Потом – «Очарована, околдована». Атмосфера в помещении явственно поменялась, люди расслабились, заулыбались. С удивлением он заметил, что некоторые с улыбкой смотрят… на Киру. Покосившись, он еще более обомлел – девушка была смущена, щечки ее залились румянцем, а взгляд на него содержал… содержал взгляд… многое!

Косова обдало жаром.

«Зачем мне еще и это? Что же все так… кувырком?».

Кто-то внутри его вроде бы спросил – «Ну ты же хотел этого? Чего ж теперь-то?».

«Да… хотел! Потому как – дурень! И что мне теперь с этим… делать?».

Чуть задумавшись, он перебрал струны…

- Сейчас я хочу спеть… попробовать спеть! Потому как… это – тоже новое! Вот! – скомкал он свой спич.

Он сыграл проигрыш, кашлянул:

- Месяц свои блестки по лугам рассыпал.

Стройные березки, стройные березки,

Что-то шепчут липам!

На Киру он уже старался не смотреть. Ну… старался, да. Она стояла, потупившись рядом – руку протяни. Улыбается как-то странно, загадочно…

- А что, ребята, хорошие же песни, согласны?! – обратился ко всем присутствующим тот, самый главный комсомолец.

Народ зашумел, переговариваясь, но чувствовалось – одобрительно.

- Я Вам так, товарищи, скажу! У нас сегодня не только новый комсомолец появился – вот, Иван! У нас, товарищи, образовался дуэт авторов песен… я бы сказал – союзного уровня! Вот увидите – эти песни еще и в Москве будут петь, и по радио мы их услышим! Точно Вам говорю! И это, между прочим, внушает гордость за наш город! Правильно?

Они, не торопясь, брели с Кирой по улицам города. Сначала Косов был в ступоре от происшедшего. Не от вступления в комсомол, а от того, как это произошло, и что в итоге получилось. Как на это реагировать, он не знал. Так бывает, когда чего-то хочешь, но даже думать об этом не смеешь. А тут – раз, и вот оно! А ты этому… вроде бы и не рад! Хотя… рад, конечно, но… а что с этим теперь делать?

Он и раньше подозревал, что интересен девушке. Ну как интересен? Как этакий забавный, и довольно смешной зверек! А сейчас… Сейчас она явно показала, что он ей вовсе не безразличен.

«Хочу ли я развития этих отношений? Она мне нравиться? Безусловно! Тут даже не «нравиться» нужно говорить, а… как-то по-другому! Я готов к такому? Нет! Однозначно – нет! Не ко времени все это! И еще больше запутывает ситуацию с моими женщинами! Струсил, прощелыга? М-да… Выходит - струсил».

Кира, похоже, чуть успокоилась, взяла себя в руки. И теперь шла рядом, попинывая свежий снежок, обутой в красивый ботик ногой. Изредка искоса поглядывая на Косова. А что говорить, он не знал. Тоже поглядывая на девушку, он видел, что она уже и улыбаться начала чуть насмешливо.

«Ну вот… это уже привычнее, такая Кира!».

- Г-х-м… ну как у тебя дела? – «вот дурак-то… нашел что спросить! И тон такой – фальшиво-участливый!».

Она засмеялась, глядя на него с удивлением.

«Противно мне что-то… от себя самого!».

Потом девушка как будто встряхнулась и, продолжая улыбаться, сказала:

- Дела? Да вроде бы все… нормально. Учусь в институте, вот… решила подработку взять в больнице. Не для денег, а для практики.

- Как родители? – «неправильно все, неправильно! Что ты мелешь, лишенец!».

- Тоже все… благополучно! Мама работает, папа – служит! Да! Витька вот… обормот, сделал Татьяне предложение! Наконец-то! Мы уж думали этого не случится! – она оживилась.

- Я… рад за них! – что-то же надо говорить?

- Да уж… Вы, мужчины, иногда так… смешные какие-то. Все цепляетесь за свою свободу!

- Ну-у-у… это понять можно. Когда сомневаешься, что важное решение правильно.

- Да ладно! Это – отговорки все! Сомневаетесь вы! Гулены и… бабники!

- Ну… и это есть. Но не все же! Вот – твой Сергей, он же не бабник?

Он вроде бы заметил, как девушка немного поморщилась. Или показалось?

- Да… Сережа – не бабник! Он… очень цельный такой… человек! Надежный, целеустремленный, честный.

Теперь уже Косову пришлось скривиться:

- Слушай… давай не будем… о Сергее.

- Так ты же сам о нем вспомнил! И как тебя понимать?

«Да я сам себя хрен пойму! Как меня понимать… Как законченного мудака и придурка!».

Она расхохоталась.

«Это что – я вслух что ли сказал?! Совсем уже крыша поехала?».

- Ну вот… с самокритикой у тебя все в порядке! Ну хоть это радует! Не совсем, значит, пропащий человек!

- Да… только это и радует! Ладно… давай о чем-нибудь другом! Вот ты сказала, Виктор сделал предложение Татьяне. А что же Сергей тебе предложение не делает?

Она, чуть наклонив голову, посмотрела на него:

- А кто сказал, что он не делает мне предложение? Он уже не раз это делал. Впервые – еще на выпускном вечере, в школе! Представь! Только я… не готова сказать «да». Там… все сложно!

«Так вот как! Эта фраза у женщин уже сейчас популярна?».

- И почему же… позволь спросить? – Косов якобы без интереса посмотрел в сторону.

- Да-а-а… Сергею уезжать этим летом. Он в Качинское училище учиться поедет. А мне куда? Бросать институт? А потом что? Ладно бы он уже отучился, в часть поехал. Там хоть какая-то определенность есть. А сейчас? Ну поеду я с ним и что? Он – в казарме, а я – где? И чем мне заниматься? Нет уж… Вот доучусь, тогда и посмотрим!

- Х-м-м… так медикам же учиться долго! Сколько тебе еще? Три года? Четыре?

— Вот и поглядим… проверим наши чувства.

- А-а-а-а… а они есть… эти чувства? Ну – с Сергеем понятно. А у тебя?

Кира как-то нехорошо прищурилась:

- А вот это, Ваня, - не твое дело! Как мне кажется! Или у тебя есть другое мнение?

Он покачал головой и, чтобы взять паузу, начал прикуривать папиросу.

- Курить на ходу – вредно! – наставила на него палец Кира.

«Ну вот… вроде бы отошла от неудобного вопроса! Сдается мне, она просто не хочет ссорится!».

- Есть такое мнение… что жить, в целом, вредно! – хмыкнул Иван.

Она снова засмеялась.

«Как же мне нравится, как она смеется!».

- Слушай… я себя постоянно чувствую рядом с тобой… каким-то дурачком! Даже не знаю, что говорить, представь!

- Да-а-а-а? А я слышала, что ты умеешь с женщинами разговаривать! – она опять его троллит!

Иван почувствовал, что краснеет.

— Это… это с другими я умею разговаривать. А с тобой… с тобой, как ты сказала – все сложно! Вот знаешь что? А давай ты мне о себе расскажешь. Со мной-то все ясно – детство, потом – детский дом, работа на Северах, здесь уже… Ну, ты это и так знаешь!

- А что тебя интересует? Спрашивай! – она смотрела на него.

- Да все! Все меня интересует! Ну вот… давай так – где ты родилась, где училась, что тебе интересно. Все-все-все!

- Ух ты! Как странно! Прямо вот – все-все-все? – она улыбается.

«Ну… про твои отношения с Сергеем… можно опустить!» - подумал Косов и снова почувствовал, что краснеет.

Кира, глядя на него, снова засмеялась.

«Она меня что, как книгу читает, что ли?».

- Ладно! Уговорил! Буду рассказывать о себе, раз такой кавалер мне сегодня попался. Косноязычный и смущенный… как мальчик!

- Постой! А давай… вон в ресторан зайдем, а? Я очень уж есть захотел, со всеми этими переживаниями, нервами! – нашел выход Косов.

У девушки в животе чуть слышно заурчало. Она смущенно прыснула в кулачок, а потом они оба – расхохотались.

В ресторане они… налопались от души! Кира от него если и отставала, то ненамного.

- Знаешь, вся эта беготня по институту, потом в больницу, потом – еще всякие нагрузки… меня выматывают здорово! Еще и спортом нужно заниматься, а то растолстею и буду никому не нужна! Вон – маму мою видел? Она тоже раньше, знаешь, какая стройная была!

- Да я там особой полноты-то и не увидел! – засомневался Иван, вспоминая статную казачку.

- Да ладно! Это ей можешь такие комплименты делать, ей понравится. А я-то понимаю, что нужно следить за собой! Я же врач будущий, если ты забыл!

Они поболтали. Кира интересовалась учебой Ивана в Доме Красной Армии. С интересом полистала его зачетную книжку.

- Х-м-м… по стрельбе у тебя… даже получше моего будет! Ишь ты как! Стрелок нашелся! Ага! А вот это – интересно! У меня, кстати, тоже этот двухдневный поход с ночевкой не сдан. Надо будет присоединиться, когда у Вас это организуют! Через дядю Васю Шедько узнаю. Возьмешь меня с собой в поход, а? Ванюша?

Она сидела с бокалом красного вина в руке и щурилась как довольная, сытая кошка.

- Так что там? На чем мы остановились в моем рассказе? Ага…

Как оказалось, ее брат Виктор, он брат только по матери.

- Так у него же и фамилия – Талышев! Ты что – не знал?

Мама Киры была в первом браке – офицерской женой. Бравый кубанский казачок Василий Талышев, хорунжий, погиб в одна тысяча девятьсот шестнадцатом.

- У мамы от него два «георгия» остались.

- Она любила его? Не рассказывала тебе?

Кира задумчиво протянула:

- Мне кажется – очень любила! Так…, по некоторым словам, обмолвкам. Хотя… и с гонором он был! Ну как же – казаченя!

- А потом… революция, Гражданская война. Папа в отряде латышских стрелков на Кубань приехал. Их к Сиверсу, на подмогу отправили, на Дон. А там… мама… да и папа – не любят рассказывать про то время. Мама говорит – очень страшно было! Там они и познакомились, когда их отряд в маминой станице стоял. Папа говорит – разбили их здорово! И вот так… как-то…

- Представляю, как это – казачка, вдова офицера, спуталась с большевиком, да к тому же – латышом! Как она жива осталась? Ее же родные должны были прибить!

- Нет… не представляешь! Даже я не представляю! Мама… ушла вместе с папой, с отрядом. И Виктора у родни оставила. Вот! Осуждаешь?

- Да с чего бы?! Там, как мне представляется, такая каша была! Семьи распадались, родные друг друга рубили-стреляли.

- Да… страшно, правда?

- Очень… Ну а дальше?

- А что дальше… Я, как говорят, в Царицыне, то есть сейчас – в Сталинграде, родилась. Потом маме пришлось поскитаться, с ребенком на руках. Аж в Костроме оказалась. А потом папа ее нашел. Виктора у родни забрали уже в начале двадцатых. А потом… папа – по гарнизонам и частям, ну – и мы за ним. Мы, знаешь, одно время на Украине жили, в Каменец-Подольске. Как же мне там нравилось! Ты не представляешь, какой это красивый город! Я так скучаю по нему…

«Загрустила, красавица!».

- А сейчас с родными, ну – теми, кто остался на Кубани, общаетесь?

Девушка встряхнулась от воспоминаний:

- Да практически – нет! Еще мальчишкой Виктор гостил у них пару раз. Вот его они принимают как своего. А меня, и маму – не очень-то! Я тоже там была… один раз. Мне не понравилось. Люди не понравились! И дед мой… мамин отец. Здоровенный такой, бородатый! Угрюмый и молчит все больше. Бабушка… та – получше, но тоже… Она вроде бы деда боится. У них, кроме мамы, еще дети были. Так вот… двое у белых… погибли. А младший мамин брат – за красных воевал. Он сейчас тоже с ним не живет, он с семьей в Ленинграде живет. Железнодорожником работает. Еще две маминых сестры есть. В той же станице живут.

- А по линии отца Виктора?

- А там и вовсе – бирюки! Тем еще солонее пришлось – почти все дети – парни, и все погибли в Гражданскую, уже, вроде бы, в самом конце войны.

«М-да… и что тут сказать?».

- Хотя знаешь… в последнее время вроде бы мой дед с бабушкой… получше стали относится. По крайней мере – бабушка письма стала регулярно писать, а мама ей отвечает. Там у них… папа до сих пор – враг. Но, знаешь, такой враг – командир, то есть военный, в звании немалом. А это там – уважают! Пусть и не любят!

Во время всего разговора Косов ловил себя на мысли, что он, периодически забываясь, начинал любоваться девушкой.

- Ваня! Перестань на меня так смотреть! Мне, конечно, очень приятно… Но… смущаешь ты меня! Знаешь, что! Ты меня так обкормил, что нужно обязательно прогуляться!

Они гуляли еще долго. Косов разговорился, начал шутить. Кира продолжала рассказывать о себе, о своих делах, смеялась над его рассказами, шутками и анекдотами.

- Как там Зиночка, ты не говорила о ней?

- А ты что, соскучился? – девушка, чуть подняв носик, с вызовом посмотрела на Ивана.

«Соскучился ли я по Зине? И нет, и да. Повидаться бы не отказался. Все же интересная она… девица!».

- Та-а-а-к… все с тобой ясно, кобелина! Нормально все у твоей… пассии! Живет хорошо, учится, водит шашни со своим ухажером, ясно?

Потом она засмеялась, ткнула его рукой в плечо:

- Да шучу я, шучу! Мы уж и помирились с ней, перед отъездом! Я сама скучаю по ней. Поболтать бы, посмеяться, обсудить всяко-разное… Эх, Зинка, Зинка!

Потом она опять притворно насупилась, хотя в глазах блестели огоньки:

- А она-то… Зиночка! Мне про Вас рассказывала! Ой, как интересно-о-о-о! Я даже не поверила! Врет же, правда? Ну скажи – наврала мне подруга?!

- Да откуда же я знаю, про что ты сейчас!

- Все ты знаешь, развратник! Ладно… но знай – я это – запомню!

«Это что сейчас было? И что – ей Зиночка все про нас рассказала? И как? Насколько подробно?».

Уже когда стемнело, Косов проводил девушку до дверей знакомого подъезда. Время они провели здорово, и он даже не заметил, как прошло полдня!

Кира, стоя у дверей, вздохнула:

- Ты, Ваня, дундук какой-то! Хоть бы поцеловал меня, что ли…

И, не дожидаясь его реакции, зашла в подъезд, громко хлопнув входной дверью.

«Жаль, конечно… Ох – как жаль-то! Но… не надо этого! Прежде всего – ей это не надо! Вот!».