Время возвращаться домой

ГЛАВА ПЕРВАЯ "Утро красит нежным цветом..."

Внезапно Лешку толкнули в спину, отчего он едва не разлил стакан с квасом. Лейтенант обернулся, собираясь сердито нахамить в ответ, но улыбчивый летчик, извиняясь, поднял левую руку:

- Извини, сосед! - в правой летчик держал бутерброд с бужениной.

Лешка улыбнулся. В такой толпе чего не бывает? Зачем обижаться?

Летчик моментально слопал бутерброд, запил его лимонадом и протянул руку Волкову:

- Лейтенант Островко. Володя. Куйбышев.

- Лейтенант Волков. Леха. Одесса.

Глядя на летчика, нельзя было не улыбаться. Очень уж физиономия у него была... Улыбчивая, да. Есть такие люди, на которых без улыбки смотреть невозможно, даже если они сердятся. Островко был как раз из таких.

- Куда едешь, царица полей? - поинтересовался он и слопал еще один бутерброд, на этот раз с семгой.

Волков пожал плечами:

- Направлен в Западный. А ты куда?

- О! И я туда же! Вместе едем! Ты билеты взял уже?

- Еще нет. У меня тут... Дела, в общем.

- Девушка?

- Ну...

- Да ладно, не менжуйся. Девушка, да? Красивая? Фотку покажь!

- Отстань, летун. Ну, девушка. Тебе-то что?

- Да так, любопытствую. А я на литерный плацкарту взял. На завтра. Хочу Москву посмотреть. Первый раз здесь.

Парни быстро перешли на "ты". Одно из самых замечательных качеств молодости - нарушать вежливые условности, не ломая тонкой атмосферы приязни. В молодости люди вообще легко сходятся. Но и расходятся, порой, тоже очень быстро.

Слово за слово, квас за лимонадом - вот и знакомы. И, кажется, что целую вечность.

- Слышь, Леха, расскажи, в чем разница между мортирой и гаубицей?

- Ну... В принципе, только размерами, - почесал лоб Волков.

- Я в вашей науке не понимаю, - мотнул летчик головой так, что пилотка едва не свалилась. - Ты меня про бочки, глиссады, упреждения спроси - все расскажу. А гаубицу от пушки ни разу не отличу.

- А что там отличать? - удивился Волков. - Гаубица - она придумана, чтобы навесом через препятствия бить. А мортира тоже, но...

- Это как миномет, что ли? - влез в разговор какой-то танкист. Тоже лейтенант. Впрочем, на Белорусском вокзале сегодня преобладали именно лейтенанты.

После июньских выпусков военных училищ страны, лучшим новоиспеченным командирам - отличникам боевой и политической подготовки - выделили от щедрот аж три, а кому и пять, дней отпуска. Кому домой смотаться, кому жениться приспичило, а кому Москву посмотреть и себя показать. В эти июньские дни по столице ходили веселые лейтенанты всех родов войск - и пехота, и артиллерия, и летчики, и танкисты, и военные юристы, и даже морячки клешами подметали Арбат и Красную площадь. Девчата надевали лучшие платья и делали перманент, а потом шли навстречу военным, цокая каблучками и сверкая жемчужными улыбками.

- Сам ты миномет, мазута, - отмахнулся Волков. - Думай, что говоришь! Миномет - это, в принципе, то же самое, что мортира, но...

Но договорить Волкову не дали. Народ в зале ожидания внезапно зашумел, замахал руками, вскочил со скамеек, стал толпиться возле репродукторов.

- Что случилось? - спросил летчик. - Война?

- Типун тебе на язык, - буркнул танкист.

Война... В те дни это грозное слово витало в воздухе: люди просыпались и засыпали с этим словом, оно мелькало на страницах газет и грохотало по радио. Еще бы, бешеный Гитлер метался по всей Европе. Одна страна за другой ложились под гусеницы вермахта, не оказывая почти никакого сопротивления. Совсем недавно пали Греция и Югославия. Успокоится ли Гитлер? Прыгнет он через Ла-Манш или повернет на восток? Все знали, что война будет, что она неизбежна, все готовились к ней, но никто ее не хотел. Пожалуй, лишь молодые лейтенанты мечтали о подвигах на полях освобожденной Европы. Да и то, старшие товарищи, порой, резко осаживали их, говоря, что войны без крови не бывает. Даже без малой и на чужой территории.

Мимо прошел какой-то батальонный комиссар с двумя фанерными чемоданчиками в руках. К комиссару тихонечко жалась, видимо, жена в белом платье. На руках женщина держала девочку, которая, совершенно не обращая внимания на взрослую суету, сосредоточенно кусала крем-брюле. Мороженое подтаивало и капало на пол. Впрочем, иногда и на платье мамы.

- Мороженого хочу, пломбира, - шепнул Островко и сглотнул.

- Маша, успокойся, сейчас же берем такси и едем на Киевский.

- А вдруг не успеем?

- Успеем, успеем. Нас ждет Гурзуф и море. Да, Лелька?

Он потрепал дочь по щеке, отчего та выронила мороженку и захныкала.

- Ничего, я тебе еще куплю, не хнычь, дочь комиссара! Идем, Маша! У нас целый месяц отпуска впереди, - он пошел к выходу. За ним пошла жена с дочкой.

- Ну вот, - огорченно и облегченно сказал Островко. - Войны не будет и орденов тоже. Видишь, товарищ батальонный комиссар едет на месяц в отпуск. Кто бы его перед войной отпустил на море?

- Типун тебе на язык, - опять повторил крепыш-танкист.

- Ты чего, затрусил? - поглядел на парня летчик.

Вместо ответа тот протянул руку:

- Сюзев, Сашка. Вот из Казани еду в Брест.

- Хо! - обрадовался Островко. - Еще один попутчик. Вовка Островко. Когда едешь, мазута?

- Завтра, хотел...

- Москву посмотреть? И мы! Слышь, Волков, а ты чего билет не берешь? Бери на завтра. Вместе поедем, веселее же!

- Да еще не знаю я... - вздохнул Волков. - Вот возьму на завтра, а Оля обидится.

- Оля? Чудесное имя. Как там у Пушкина? "Я вас любил, любовь еще быть может..."

- Это Онегин Татьяне писал, - улыбнулся Волков.

- Какая разница? - удивился Островко. - Главное же Пушкин! А если ты девушке не понравишься? Тогда как?

- Тогда ночью возьму билет.

- Главное, на литерный бери, он в восемь двадцать отходит. Вагон седьмой. Запомнил?

- Конечно. Если билеты будут, - с сомнением посмотрел на толпы отъезжающих на запад военных.

- Ничего, ничего. Ты ж пехота. Самый главный род войск. А мы твой обслуживающий персонал. Так ведь, броня?

- Ребят, может, на воздух пойдем? - предложил Сюзев. - Я, вообще, предлагаю на Красную Площадь сходить. В Кремль, в Мавзолей. А то как-то стыдно, в Москве был, а на Красной площади не отметился.

- Давай, - согласился Островко. - Только не пойдем, а поедем. И на такси! Не обсуждается! Пехота, ты с нами? Или будешь тут размышлять до утра?

- С вами. Мне до вечера делать нечего.

- О! Сашка, мы наблюдаем рождение нового советской поэзии. Пушкин с кубарями в петлицах! Ты погляди на него, Сань! Ну чисто поэт, только бакенбардей не хватает. И бакенбардов?

- Ну ты и трепло, Островко! Бакенбард, - одобрительно хохотнул Сюзев.

Такси поймали быстро, впрочем, даже и не поймали, таксисты буквально роились на площади перед вокзалом. Некоторые просили десятку без счетчика, этих кустарей сразу посылали лесом. Впрочем, и по счетчику едва не вышло столько же. Хорошо, что Волков понял, что таксист их собирается по всему Садовому сначала покатать.

- Москвич, что ли? - расстроился таксист.

- Одессит, - улыбнулся лейтенант.

- А Москву откуда знаешь?

- Приходилось бывать... - уклончиво ответил Волков.

- Что ж сразу-то не сказал, - вздохнул шофёр, поворачивая на улицу Горького.

Пока ехали - погода немного испортилась. На летнее небо нанесло низкую, почти осеннюю тучу. Вообще, весна сорок первого выдалась в средней полосе затяжной и пасмурной. Только, говорят в Белоруссии вторую неделю жарило как в Африке, чему радовались Островко и Сюзев. Хоть погреются... А вот в Одессе весна была ранней и теплой. И перед самым отъездом Волкова в Москву погода тоже испортилась и пошли дожди. Украину заливало, Белоруссию сушило: такие вот извивы матушки-природы. Но ничего, большевики и ее одолеют, несомненно.

Красная Площадь была пустынна, не то погода не способствовала гуляниям, не то...

- Рабочий же день еще! - догадался Островко. В подтверждение его словам куранты на Спасской башне пробили два часа. В этот же момент прошла смена караула у Поста номер один.

- Ишь ты как печатают, - восхищенно сказал Островко. - Пехота, а ты так могёшь?

- "Гусиный шаг"? Конечно, могу. Нас гоняли здорово по строевой.

- Хе, а нас нет. Шагистика нам ни к чему, нам летать надо. На кой черт эта шагистика нужна? А у вас, танкистов, как?

- А у нас тоже шагистики мало было. Так, на первых курсах. Потом матчасть, стрельбы, марши...

- Эх, внутрь бы попасть, - глядя на стены Кремля, сказал Волков.

Ребята совершенно не обращали внимания на легкий сеющий дождик. В конце концов, они же военные. Зачем на такие пустяки внимание обращать? Нет, на службе оно, конечно: при планировании и проведении операций метеоусловия необходимо учитывать. А на отдыхе зачем?

- Не получится. Вон, какие ряхи въезд охраняют, - кивнул на ворота Сюзев. На посту действительно стояли - ряхи! - два здоровенных сержанта НКВД. Они равнодушно скользнули взглядом по трем лейтенантам. Таких тут нынче полным-полно.

- А ведь где-то там товарищ Сталин, - глядя на стены Кремля, вздохнул Островко. - Вот бы с ним познакомится!

- Есть способ, Вовка, - хмыкнул Сюзев. - Стань Героем Советского Союза и познакомишься.

- А и стану.

- А стань!

- Стану! Забьемся на саечку? Если стану Героем - я тебе саечку. А если не стану...

- Я тебе!

- Неа! Волков тебе! Га! Словил?

- Эй, ребята! - окликнул веселых спорщиков Волков.

Мимо собора Василия Блаженного к Спасским воротам подъехали сразу четыре автобуса, из которых начали выгружаться курсанты и командиры.

- О! Смотри! Комиссары будущего! - не удержался Островко. - Э! Пехота! Ты куда?

Построением военно-политических курсантов занимался высокий худой старший политрук. Командовал он негромко, но четко. За три шага до него Волков, как и полагается, вытянулся в струнку, приложил правую руку к пилотке и, тем самым "гусиным шагом", впечатал три удара в брусчатку:

- Товарищ старший политрук, разрешите обратиться!

Тот удивленно обернулся:

- Вам чего, лейтенант!

- Товарищ старший политрук! Разрешите вопрос?

- Ну? Только быстро.

- Вы в Кремль идете?

- А тебе чего?

- Разрешите с вами!

- Что? - изумился старший политрук. - Совсем обалдел? Ты кто такой?

- Понимаете, я из Одессы, вот проездом в ЗапОВО. Очень хочется на Кремль посмотреть.

- Смотри, чего уж. Вот он стоит.

- Мне б внутри побывать... Я никогда там не бывал, товарищ старший политрук.

- Вольно, это во-первых. А во-вторых... Куда, говоришь, едешь?

- В Западный Особый. Из Одессы я, товарищ старший политрук.

- Одессит, значит... Кругом! Шагом марш! Одессит...

Волков, вздохнув, развернулся и пошел к товарищам. Проходя мимо ухмыляющихся курсантов, он вдруг услышал громкий шепот:

- Леха! Гвоздь!

Он оглянулся, услышав давнее свое прозвище, полученное в далеком детстве. Из строя курсантов ему улыбался...

Батюшки-светы! Гошка-Чума!

- Гошка! Ты?

- Леха!

- Еременко! Разговоры в строю! - рявкнул на Гошку командир.

- Товарищ старший политрук! Мы с товарищем лейтенантом с колонии не виделись!

- Да? Смотри-ка, прямо малина бандитская, а не Красная Армия, - старший политрук подошел к лейтенанту и, на этот раз с любопытством, снова посмотрел на него. - В Харькове, значит, перевоспитывался?

- Так точно, у Антона Семеновича.

- Да уж, велика Россия, а плюнуть не куда. Где работал?

- На "ФЭД"-е, вместе с Гошкой.

- В каком году?

- Тридцать втором.

- Товарищ старший политрук, разрешите он с нами. Ну, где сотня, там и сто один, - взвод одобрительно загудел в поддержку Гошки. Видимо, его и тут уважали. Впрочем, Чуму везде и всегда уважали. Человек был такой.

- Сто три! Со мной еще товарищи!

- Вот за что я люблю вас, одесситов беспризорных, так это за наглость. Ладно, черт с вами. Вставайте в строй. Все равно у меня квота на сто двадцать курсантов. Внутри не шалить. Сами понимаете. Шкуру со всех спустят.

Через несколько секунд три довольных лейтенанта уже вытягивались по стойке "смирно" рядом с будущими политработниками.

Энкаведешники проводили их ленивыми взглядами. Пропускали не поименно, а списочным составом.

Потом была небольшая экскурсия, во время которой Алеша и Гошка слушали в пол-уха и разговаривали вполголоса, вспоминая далекое беспризорное детство, Антона Семеновича Макаренко, завод "ФЭД", харьковские степи и путевки в жизнь. Не забывая, впрочем, следить и за осмотром достопримечательностей.

Иван Великий не произвел на них большого впечатления. Башня и башня. Хорошее, правда, место для наблюдателя - видно далеко. Но, с другой стороны...

- Такой елдак противник разнесет в первую очередь, - заявил летчик.

- Возможно, - согласился Алеша. - Но, опять же, ориентир отличный.

- Что да, то да, - кивнул в ответ Островко.

Царь-колокол поразил воображение танкиста:

- Вот это броня! Не, хрупкая, конечно, но какова толщина! Молодцы предки!

А у Царь-пушки задержались подольше.

- Ну что, танкист, смогёшь из такой бахнуть?

Сюзев пожал плечами:

- Ну, смогу, если ее на гусеницы поставить. А что тут такого?

- Забил снаряд он в пушку туго... - хохотнул летчик. - Слушай, Сашка, объясни мне, крылатому - куда из такой дуры стреляли?

- Конкретно из этой ни разу не стреляли, - пояснил экскурсовод. Сухонький такой старичок, явно из бывших. Пенсне, бородка клинышком под Троцкого. То есть под Калинина, конечно, под Калинина. - Вы, молодой человек, знаете, что такое оружие сдерживания?

- Ну... - смутился танкист.

- Вас как зовут, молодой человек?

- Лейтенант Сюзев. Владимир.

- Так вот, лейтенант Сюзев Василий. Как вы думаете, для чего нужны парады?

- Владимир я. Для демонстрации боевой мощи, так сказать. Чтобы трудящиеся массы видели воочию - Рабоче-Крестьянская Красная Армия стоит на защите мирного трудового строительства. А к чему...

Старичок, не обращая внимания на встречный вопрос, перебил танкиста:

- А для чего на парады приглашают военных атташе других стран? Причем даже тех, кто явно враждебны нашей стране?

- Ну...

На помощь переименованному в Васю танкисту пришел летчик:

- Чтобы у них и мысли не было напасть на нас, товарищ экскурсовод!

- Именно! - согласился старик и снова кивнул клинышком бородки. - С какой же целью на параде показывают не самые новые, а самые мощные образцы оружия?

- Для той же цели. А новейшие держатся в секрете, чтобы вероятный противник не начал разрабатывать системы противодействия.

- Все правильно, товарищи лейтенанты. Представьте: приезжает татарский хан в Москву и видит эту Царь-пушку. И какой вывод он делает? А такой: у русских, наверняка, имеется что-то еще, более мощное, в арсенале. Вот что такое оружие сдерживания. Потому оно и не стреляло ни разу.

- Слышь, мазута, а твой танк эта царь-пушка пробьет? - поинтересовался Гошка-Чума.

- Двадцать шестой или бэтешку - явно пробьет. Или не пробьет, так перевернет. Хотя, смотря с какого расстояния. А вот "КВ"...

И танкист осекся. Есть такие вещи, о которых не надо говорить даже в Кремле.

- Хорошая машина? - оглянулся на него неугомонный летчик.

- Как "ишачок" против "ньюпора", - отшутился Сюзев.

- Гошка, а ты после экскурсии что делаешь?

- В казармы. Нас сейчас даже увольнительные отменили.

- А чего так?

Гошка выразительно и молча пожал плечами.

- Извини. А, может, с нами махнешь?

- Никак, Гвоздь. Служба, понимаешь ведь, - затем он приобнял Волкова за талию и шепнул на ухо. - Слухи ходят, что нам до конца июня без экзаменов звания присвоят и на Запад.

- А ты сообщение ТАСС слышал?

- Конечно. Не дрейфь, Лешка. Все будет на пять, - подмигнул Гошка лейтенанту и сменил тему. - Ты в футбол все еще играешь?

- В одесский "Спартак" приглашали крайним хавбеком, - похвалился Волков. - А я не пошел.

- Что так?

- Да некогда. Учеба все время отнимала. Сейчас стране военные нужны, а не футболёры.

- Футболёры... Твое словцо, да.

Снова объявили построение и курсанты, вместе с лейтенантами, дружно зашагали на выход к автобусам. Островко все время оглядывался, стараясь увидеть в кремлевских окнах Сталина, который смотрит на них, улыбается в усы и машет им рукой. Но никого в окнах видно не было.

Когда лейтенанты вышли на Красную Площадь и попрощались с курсантами, возник неожиданный вопрос. Чем дальше заняться?

Островко пожаловался на неприятную сухость "по всей организме". Не пора ли отметить встречу, знакомство, посещение Кремля и " вообще нам повод не нужен, мы же не пьяницы какие?" Посему и возник вопрос: а где? На рестораны тратить деньги было жалко, на улице - приличия не позволяли. В самом деле, командир РККА - не подзаборная пьянь, чтобы пиво в подворотне шлычкать. Поэтому решили прогуляться и поискать обычную закусочную. Только где ее искать?

Волков современную Москву знал плохо, хоть и бывал в ней в "звании" беспризорника. А Москва с двадцатых ой как изменилась. Про Островко с Сюзевым и говорить не приходилось. Со своим животрепещущим вопросом они обратились к ближайшему постовому милиционеру, несущего службу на Васильевском спуске.

- Товарищ сержант! Подскажите, где здесь можно перекусить, и не только? "Националь" не подходит, - предупредил беломундирного милиционера словоохотливый Островко.

Тот окинул лейтенантов цепким взглядом и улыбнулся:

- Гости столицы? Значит вот что, товарищи командиры. Я бы вам предложил в ЦПКИО сходить или на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Были на Выставке? Нет? Ну что же вы так? Очень вам рекомендую. Девушек, опять же, много и там и там. Впрочем, погода сегодня не очень...

- Да не сахарные, товарищ сержант, не растаем!

- Вы-то не растаете. А вот девушки... Впрочем, на вас глядя, любая красавица растает. Даже Валентина Серова.

- Так что, товарищи, на ВСХВ рванем? - подмигнул друзьям Островко.

- Я пас, - вдруг сказал Волков. - Я сегодня на день рождения приглашен. Ровно к восемнадцати ноль-ноль. Не подскажете, где это находится? - он расстегнул карман на гимнастерке и подал слегка помятый конверт постовому.

Тот, разглядев адрес, вытянул свою и без того лошадиную физиономию.

- Это рядом. Дом на Набережной. Знаете? Перейдете Большой Каменный мост и направо. Прямо к нему и выйдете. Да вот же он! - и показал жезлом на серую громадину, видневшуюся за Москвой-рекой.

У товарищей лица тоже вытянулись. Милиционер же продолжил:

- Если вы временем располагаете, то я бы рекомендовал вам прогуляться по улице Горького. Заодно зайдете в "Елисеевский", чтобы не с пустыми руками в гости идти. Дом тот, тем паче, не простой.

- "Елисеевский"?

- Гастроном такой. Его до революции купец Елисеев построил, да так по привычке и называем. Коньяк в нем замечательный дают, - слегка облизнулся сержант. - Да и булочных там хватает. Так что время скоротаете. А если вы к девушке, то там и цветочниц хватает, товарищ лейтенант.

- Спасибо, товарищ сержант!

Обязательный ритуал отдания чести - вежливый и без подобострастия, и лейтенанты зашагали по брусчатке Красной площади в сторону Музея Ленина и улицы Горького.

- А теперь рассказывай! - насел с вопросами на Волкова Островко. - Только сейчас все честно и прямо рассказывай. Что за девушка, как зовут, когда свадьба?

- Как внуков назовете, - поддержал летчика Сюзев.

- Ребят, ну...

- Давай, давай. Не томи!

- Стой! Раз-два!

Волков внезапно остановился. А потом повернулся лицом к Мавзолею и приложил правую руку к пилотке. Замерли по стойке "смирно" и его друзья, отдавая воинское приветствие основателю первого в мире государства рабочих и крестьян, Владимиру Ильичу Ленину.

- Погодите, ребята! - летчик вдруг развернулся и побежал в сторону ГУМа, грохоча хромовыми сапогами по брусчатке.

- Куда это он? - не понял Сюзев.

Волков только пожал плечами.

Через несколько минут Островко вернулся с букетом гвоздик.

- Ребята просили, а я и забыл, - смущенно буркнул Володя.

И они, обойдя трибуны, подошли к могиле Валерия Чкалова. Молча постояли у Кремлевской стены.

- Ну, теперь рассказывай! - Островко, как все летчики, быстрый и резкий, мгновенно вернулся в прежнее свое лихое настроение.

А рассказывать Волкову было и нечего.

Ну, действительно. Что там рассказывать?

Из московского горкома ВЛКСМ пришла пачка писем курсантам Одесского пехотного училища имени Ворошилова. Писали, в основном, девушки. Нет, была и пара писем, написанных парнями - в частности, одним из секретарей горкома и коллективом шарикоподшипникового завода. Эти письма остались без ответа, а вот адреса девчат курсанты расхватали мгновенно. Лешке досталось письмо незнакомой девочки Оли, которая заканчивала девятый класс и готовилась поступать в педагогический институт, на факультет иностранных языков.

Ну и понеслась душа в рай, как говаривали преподаватели на стрельбах.

Сначала письма заканчивались "братским приветом". Потом уже и "горячим". А после обмена фотокарточками - так и вообще "пламенным".

Когда Алексей сообщил, что едет в Москву, Оля обрадовалась и пригласила его в гости. Вот так.

- С одной стороны, не комильфо, если мы втроем припремся. Девушка тебя одного пригласила, - блеснул интеллектом и, одновременно, загрустил Островко.

- С другой стороны, нехорошо товарища одного бросать, - подытожил Сюзев.

Три часа пролетели мгновенно.

Сначала слопали по паре восхитительных чебуреков. При этом каждый ругал московские чебуреки, но хвастал своими: одесскими, куйбышевскими, казанскими. Пришлось прийти к пакту о мирных намерениях - решено было скататься в гости друг к другу за чебуреками. В шутку, естественно. Ибо все, как люди военные, прекрасно понимали - сегодня ты в Москве или в Одессе, а завтра в Бресте или в Печенге. Начальство интересуют не личные желания лейтенантов, а целесообразность и порядок.

Потом выбирали коньяк в "Елисеевском". Особо в коньяках лейтенанты еще не разбирались, но знающий человек - продавец - быстро научил их смотреть на звезды. Чем больше звезд, тем коньяк старше и насыщеннее, но резче и жестче. Меньше звезд - коньяк меньшей выдержки, но мягок и нежен.

- Как в армии прямо, - похихикал Островко, пряча две бутылки "Арарата"в бумажный пакет.

- Точно, только в царской, а не в рабоче-крестьянской, - согласился Вася. - Впрочем, у нас звездочками пораженные цели на стволах орудий отмечают.

- А у нас сбитых противников! А у вас, пехтура?

- А у нас на прикладе зарубки делают, - улыбнулся в ответ Волков, когда они вышли из гастронома и отправились к цветочницам.

- Карточку покажь, Леш! Ну, будь же человеком!

Волков поколебался, но фотографию все же достал.

Разглядывая ее, парни аж присвистнули. Высокая, стройная, голубоглазая русоволоска в белом купальнике приветливо улыбалась... не им. А вот ничем не примечательному курносому пехотинцу. Непримечательному, конечно, с мужской точки зрения. А вот с женской... Да черт их разберет, этих женщин!

- Да... - протянул Островко. - Везет же некоторым.

- Да... - подтвердил Сюзев и вздохнул. - А мне вот одна Клава из Кирова прислала фотокарточку, так я и писать перестал в ответ. Чисто бульдозер. С одной стороны даже стыдно, она же не виноватая, что у нее лицо как у бульдога? С другой стороны... Нет, Леха. Повезло тебе! А значит, цветы надо выбрать - самые лучшие.

Цветы выбирали долго и тщательно. Гвоздики - сразу нет. Их или на могилы или на похороны. Розы, конечно, хороши, но слишком они официальны, нет? Пионы слишком по-штатски выглядят. Лохматые и непричесанные. А вот тюльпаны - самое оно. Только где их взять, в июне... Как ни странно, тюльпаны нашлись. Причем, только у одной цветочницы.

Нет. Красные слишком банально. Желтые - к вечной разлуке. Фиолетовые? Как-то по-декадентски. А вот эти? Сами красные, а на лепестках желто-черные полоски.

- А это... Они не гниют? - осторожно ткнул пальцем в окоемку Островко.

- Молодой человек, - укоризненно сказала пожилая, но женщина, со следами былой страстной красоты на лице. - Когда вы еще не жили, такие цветы дарили исключительно Мэри Пикфорд или, на крайний случай, Лиле Брик! Вы знаете, кто такая Лиля Брик?

Волков мгновенно уловил одесские интонации цветочницы и прервал ее вопросом:

- Таки ви с Одессы родом?

- А таки зачем ви интересуетесь? Ой ти мая краля, а я и не признала такого красивого офицера, простите дуру, командира, что ви таки с Одессы, а не откуда-нибудь из лохматых Сокольников? Таки что ви мене сразу не сказали, что ви с Слободки или с Пересыпи? А таки ви с Фонтана? Слушайте меня, что вам скажет тетя Соня, которая обманула только своего Хаима, когда выходила замуж, чтобы не запачкать его честь. Сейчас я вам принесу такие тюльпаны, которые мог дарить только Яша Хейфиц своей городничихе, когда ее рогалик уезжал в Херсон. Таки что вы мне скажете за Херсон? Это же город сплошных импотентов! У них хер, но у них и сон? А кому это надо? Тете Циле это ни разу не надо, поэтому она и в Москве. Когда умер мой Хаим... Ой! Когда он умирал, он мне сказал: "Циля! Никогда не обижайте офицеров, иначе ви умрете от цирроза печени, отравленной свинцой!" И таки да, он умер, а я тут и я теперь тетя Циля не с Дерибасовской, а тетя Циля с Горького! Какой позор, какой позор на мои крашеные седины!

Монолог внезапной одесситки был долог и кучеряв. Пока она выбирала цветы, лейтенанты узнали всю предысторию семьи тети Цили, начиная с Адама, который родил несчастного Авеля, которого убил Каин, "чтоб ему пусто было", заканчивая Мойшей, который служил в НКВД и зачем-то уехал в Магадан "морозить бейцы, без которых он не будет нужен даже портовым проституткам, и ведь никто, даже мама, не знает, комендант он там чи шо? И как он может обманывать маму? Какие на Колыме коменданты, если каждому босяку с Аркадии известно, что там только минтай, тюлени и зека. А Мойша ни разу не был тюленем, это могут подтвердить все девочки с Мясоедовской. А жабрами он дышать не умеет, следовательно, он..."

Но цветы были великолепны.

Тетя Циля, московская одесситка, даже всплакнула, глядя на Волкова:

- Таки что я вам скажу? Если эта девочка вам не даст, плакать не надо, возвращайтесь сюда и тетя Циля даст вам всегда, но только по очереди! Если бы Хаим был жив, он бы подтвердил, что на меня не жаловалась даже Молдаванка!

Ошалевшие от потока откровений, лейтенанты зашагали обратно.

- Шо це було? - внезапно перешел на украинскую мову очнувшийся Островко.

- Слабое подобие Привоза, - хмыкнул в ответ Волков, неся букет, как новорожденного младенца.

- Стоп! - остановил друзей Сюзев. - У барышни есть телефон?

- Да, а что?

Вместо ответа танкист кивнул на Центральный Телеграф.

- Иди, звони. Договорись насчет нас.

Телефон... Телефон - большая редкость, даже в Москве. Из чего следует, что Оля не просто студентка немецкого отделения факультета иностранных языков МГУ, а дочь кого-то там. Фамилия "Карпова" Алешке ничего не говорила. Но судя по тому, как вытянулась физиономия постового, "дом на набережной" был не просто домом.

А друзей как оставлять? Это тоже нехорошо.

Ровно в пять Лешка позвонил, а цветы дал подержать летчику.

Трубку поднял какой-то мужчина.

- Добрый день. А могу я пригласить к телефону Ольгу?

- И вам добрый. А кто ее спрашивает? - пророкотал в трубку бархатный бас.

- Лейтенант Волков. Я из Одессы. Она, ммм... в курсе.

- Лелька! Лелька! Тебя какой-то лейтенант Волков из Одессы спрашивает! - обладатель роскошного баса крикнул куда-то вдаль.

"Какой-то лейтенант" от нетерпения выбивал каблуками чечетку в телефонной будке. Глядя на него, тревожились и товарищи. Островко нервно расхаживал, словно папаша у роддома, держа букет, как винтовку - наперевес.

- Але! - голос, словно лапой котенка, тронул сердце.

- Оля? - голос вдруг сел и стал сипеть. - Это... Кхм... Я - Алеша Волков.

- Лешка! Как здорово, что ты позвонил! Ты придешь? Слушай, у меня тут все друзья собираются. Даже дядя из Тамбова приехал.

- Оля, я приду, конечно. Как ты сказала - ровно к восемнадцати...

- Можешь и раньше прийти! Заодно поможешь со столом. А то у папы радикулит...

- Оля, я можно я с друзьями приду? Нас тут трое...

- Конечно, Алеша! Приходите, места всем хватит! Папка! Лешка приехал!

Чем ближе они подходили к дому, тем больше Лешу охватывало смущение. Парнем он был высоким, стройным, да и военная форма красит любого мужчину, поэтому частенько ловил на себе взгляды девчонок. Но вот общаться с ними...

Нет, если по делу или там с девушкой приятеля Алексей мог разговаривать свободно и раскованно. А вот если ему девушка нравилась... Мямлил что-то непонятное про политическую ситуацию в Европе, не знал, куда деть внезапно неловкие руки, походка становилась деревянной. Про танцы и речи нет - сам он никогда не приглашал девушек. Изредка же, когда начинался "белый танец", высокомерного от страха и недоступного от стеснения лейтенанта приглашала какая-нибудь комсомолка из общежития швейной фабрики. И тогда... Тогда ловко крутивший "солнце" на турнике, владевший хорошим дриблингом, Алеша отчаянно топтался под новомодные танго да твистепы, держа партнершу на расстоянии вытянутой руки, и старался не глядеть ей в глаза. Ладони, отчего-то, сразу становились потными - он стеснялся и этого. А уж о том, чтобы чуть-чуть опустить руку ниже талии или тесно прижаться к молодому, гибкому девичьему телу, прикрытому лишь тонким ситцем, он даже и не мечтал.

Да и на танцы он ходил лишь потому, что его туда более смелые друзья по училищу затаскивали.

Пехотинцы предпочитали мотаться почти через всю Одессу до парка Аркадия. А там, в тени платанов и запахе акаций, почти на самом берегу самого Черного и самого прекрасного моря, их дожидались девчата. Правда, там же постоянно терлись и конкуренты из училища артиллерийского. Этим было - только из казарм выйти. До открытых стычек дело не доходило, но взгляды друг на друга бросали недобрые. Иногда приходилось объединяться, когда на танцы заявлялась шпана с Молдаванки или со Слободки. Пехота артиллерию прикрывала, а артиллеристы - пехоту. Вот тогда не обходилось без фингалов, за что пострадавший обычно получал наряды вне очереди, количество коих зависело от настроения начальника училища. Чем больше фингалов - тем больше нарядов. А если кого из курсантов задерживала милиция или военные патрули, гауптическая вахта минимум на пять суток. Потому что попался.

- Лех, чего завис? - ткнул Волкова в бок Островко.

- А? - очнулся тот. - Да так, Одессу вспомнил что-то.

- Красивая?

- Кто? Одесса? Очень.

- Да не... - засмеялся Островко. - Одесситка та - красивая?

- Какая одесситка?

- Тормоз ты дульный, - махнул рукой танкист. - Ну, идем?

Пока Алексей вспоминал и размышлял, они, оказывается, подошли к нужному адресу.

Огромный дом серой глыбой нависал над Москвой-рекой, за которой рубиновыми звездами алели башни древнего Кремля.

В парадной их остановили. Пожилой старшина - то ли вахтер, то ли часовой, пойми эту Москву с ее порядками? - поинтересовался их документами, а потом спросил цель визита.

Алексей долго и мучительно вспоминал фамилию Ольги, потом хлопнул себя по лбу и достал конверт с адресом:

- Ааа... Так вы к полковнику Карпову? Тогда вам в правое крыло. Они там собираются сегодня.

- В смысле? - не поняли лейтенанты.

- Так они в столовой день рождения дочки отмечают сегодня.

- В столовой?

- А где же еще? - удивился вахтер-часовой. - Здесь, чай, не баре какие живут, а красные командиры. Чего им в комнатах своих ютиться, когда специально для них организована домовая столовая?

А потом куда-то стал звонить, уточняя - "пропустить мальцов или как?", после чего лейтенанты отправились по длинному коридору в сторону, указанную старшиной.

Скромное семейное торжество, да...

В большом светлом зале сверкали разнообразными приборами столы, сдвинутые буквой "П". На столах, сияющих белоснежными скатертями, горками возвышались салаты-винегреты, блестели под электрическими лучами заливные, в узких тарелках, жирно развалившись, янтарно светилась рыба. И бутылки гордо вздымали к потолку вытянутые горлышки.

У Островко немедленно забурчало в животе, Волков непроизвольно облизнулся, Сюзев же икнул. И зачем они чебуреки на Горького ели? Впрочем, что молодому организму пара чебуреков? Хватит лишь на переход через Большой Каменный мост.

Мда... И куда тут девать коньяк? Бутылочных снарядов столько, что хватит не один стрелковый взвод напоить, да еще и паре танковых экипажей хватит. Не говоря уже об эскадрилье таких, как Островко. Самое смешное, что людей в зале не было.

- Может, мы не туда попали? - почему-то шепотом сказал Сюзев.

- Туда, туда! - внезапно раздался голос за спиной. Голос Волков сразу узнал - тот самый, бархатный бас, который пригласил к телефону Ольгу.

Лейтенанты обернулись и немедленно вытянулись по стойке "смирно".

- Товарищ полковник, лейтенант Карпов, ой, Волков по вашему... - и запутался.

- Вольно, товарищи командиры, не на плацу и не в казарме, - хохотнул полковник, добродушно разглядывая лейтенантов, и протер бритую голову белым платком. - Ну, только моряка не хватает для полного комплекта.

А из-за спины полковника вышла Ольга.

Вот тут лейтенант Волков и потерялся во времени и пространстве...

Так теряются мужчины, когда видят серо-зеленые глаза... Нет, она не была красива той экранной, кукольной красотой артистки Серовой или мощной пролетарской статью трактористки Ангелины.

Ну, высокая, ну, стройная и даже худенькая. Нос уточкой, губы и вовсе не модным бантиком, а тонкой линией, короткая мальчишеская прическа...

Но вот нечто такое бывает, что-то неожиданное случается, когда идет эта девушка, а холостые парни, и даже женатые мужчины, и совсем уже дряхлые старики, помнящие не то что Керенского, а - поди ж ты! - Александра Третьего, оглядываются ей вслед.

В таких влюбляются и любуются.

То ли спокойное и уверенное выражение лица девушки, то ли нежные, плавные движения...

Едва уловимый флер недоступного свежего девичества и, одновременно, манящей пряной женственности.

- Оля! - протянула она узкую ладонь.

Пока Волков оторопело смотрел на девушку, Сюзев и Островко немедленно шагнули оба вперед и столкнулись друг с другом.

Ольга расхохоталась. Смех ее был похож на ее имя - так журчит ручеек по круглым камням. Ольга, Оля, Оленька....

Неожиданно для самого себя Волков вдруг нагнулся и поцеловал ее руку.

Полковник Карпов довольно фыркнул, а Ольга руку отдернула и быстро покраснела:

- Это у вас в Одессе таким старорежимным штучкам учат? Не шалите, Алеша!

И грозно помахала пальцем перед лицом лейтенанта. От стыда тот едва не провалился сквозь пол, мраморный, кажется.

- Это... Это вам, Оля! С днем рождения!

И он протянул ей букет тюльпанов.

- Ой, какая прелесть... Папка! Я поставлю их в вазу, а ты пока посади гостей.

- Поближе? - усмехнулся ворошиловскими усиками полковник.

- Папка! - гневно оглянулась уже на бегу девушка и, лихо мотнув подолом платья, так что на секунду показались загорелые крепкие бедра, куда-то умчалась.

- Значит поближе? Это приказ, товарищи командиры! Так, вещмешки ваши в гардероб сдайте, и за мной!

Усадили робеющих лейтенантов рядом с центральным столом. Так, что Волков прекрасно видел виновницу торжества, изредка бросающую на него лисьи короткие взгляды.

А в зале становилось шумно. Народ приходил, уходил. В основном, это были представители старшего комсостава - полковники, бригадные комиссары, генерал-майоры даже. Некоторые забегали буквально на пять минут, поднимая бокал... Нет, не с водкой или с коньяком. С "Нарзаном" или "Боржоми" Говорили короткий тост и убегали по своим делам. Это - армия. Да еще и рабоче-крестьянская красная.

Иногда приходили семьями. Женщины оставались, оставались и дети, как правило, уже подростковых возрастов, хотя были и постарше. Мужчин же часто выдергивали посыльные прямо из-за стола. Одни через некоторое время возвращались. Большинство - нет.

Были и штатские. На противоположной стороне дружно хохотала компания каких-то студентов, наверное, Олиных однокурсников. А рядом с Олиной мамой - вполне себе цветущей и очень красивой женщиной - сидел какой-то мрачный субъект в черном костюме. Он угрюмо ел, лениво размешивая вилкой пюре с остатками котлеты и косился по сторонам, словно шпион с плакатов НКВД. Пару раз Волков ловил на себе его тяжелый взгляд.

С каждой рюмкой стеснение постепенно исчезало. Однако меру надо знать, тем более военному это профессионально необходимо. "Мерить не умеешь - не туда выстрелишь", говаривал их преподаватель по математике. "Как-то раз я неправильно прицелился, и теперь у меня алименты. Но что я, гражданский человек? Если ви не умеете считать, то вместо детей у вас таки будет смерть, и, вполне вириятно, не один раз. Знание косинуса может спасти и вашу зарплату, и вашу жизнь, хотите ви этого или нет"

После жареной поросятины, как обозвал горячее неугомонный Островко, живот надулся, как барабан.

Курили здесь прямо за столами, потому и размяться не удавалось. Наконец, пищеварительная система дала о себе знать - пришлось идти в туалет. На выходе из туалета Волков неожиданно столкнулся с отцом Ольги.

Полковник раскраснелся от выпитого, хотя на ногах держался твердо. Еще бы, с военными в плане алкоголя могут поспорить только медики. На третьем месте, говорят, писатели, но с ними лейтенант еще не пил, а вот с медиками приходилось. Вернее, с медичками. На пляже, что под Дачей Ковалевского. Так на том пляже, под лодкой, Алеша и остался спать - рассерженные медички его не разбудили, резонно решив, что мертвецки пьяный лейтенант им никуда не сдался. И всего лишь после литра спирта. А патруль? А что патруль, если курсант заблаговременно переоделся в штатское. Пробуждение было адским, пить хотелось так, что хотелось выпить все Черное море. Волков даже не удержался, хлебнул из набегающей волны. После чего немедленно испачкал штатское вчерашней брынзой и копчеными бычками.

На развод он, естественно, тогда опоздал. Впрочем, подобных ошибок Волков более не допускал. А так как дело это было на третьем курсе, удалось закончить училище с отличием.

- Ааа... Жених! - подмигнул полковник лейтенанту.

- Что это вдруг? - смутился лейтенант.

- Ольга про тебя все уши прожужжала. Подожди меня, разговор есть.

И полковник скрылся в кабинке туалета.

Алеша долго слушал журчание, после чего полковник медленно мыл руки, низко наклоняясь над глянцем фаянсовой раковины.

- Пойдем-ка на воздух...

- Душно как, - расстегнул ворот гимнастерки Карпов, когда они сели на скамеечке внутреннего двора. Полковник опять протер голову платком, уже посеревшим от пота, посмотрел на пасмурное небо и повторил:

- Душно как... Гроза будет. Как думаешь, лейтенант, будет гроза?

Волков посмотрел на небо. Оно по-прежнему сеяло мелким жидким дождиком на Москву.

- Будет, - дипломатично ответил он. Со старшим по званию лучше не спорить. "Тем более, если он потенциальный тесть" - выскочила откуда-то нелепая мысль. Лейтенант так испугался ее, что тут же добавил. - Вряд ли сегодня. Но в этом году непременно будет.

- Хе! - мотнул головой полковник. - Вот и я думаю - в этом году будет. И там, НАВЕРХУ, тоже так думают, что будет. Вопрос в другом - когда именно.

- А так вы за войну меня спрашиваете? - осенило лейтенанта.

- Нет, твою мать, за грозу, - ругнулся Карпов и полез в карман. - Куришь?

- Балуюсь...

- Ну, побалуйся, - полковник протянул Волкову портсигар.

- Рассказывай, лейтенант.

- Что именно, товарищ полковник?

- Готов к... грозе?

- Так точно!

- Да сиди ты. Училище как закончил?

- С отличием, товарищ полковник.

- Взаимодействие с артиллерией отрабатывали?

- Пару раз на совместных учениях.

- Чем пушкари работали?

- На трехдюймовках, в основном, хотя были и современные системы. Пару выстрелов даже с "А-19 видал, но...

- А тебя чему учили?

- Ну как чему? Военному делу настоящим образом.

- Ну да. Пулеметы каких систем знаешь?

- Максим, ручной пулемет Дегтярева, Льюис, Браунинг, Дегтярева-Шпагина крупнокалиберный...

- Немецкий "Машиненгевер"? Стрелял?

- Никак нет. Из немецкий образцов я только с карабином Маузера знаком.

- Да сиди ты! Значит, не стрелял... А говоришь - готов...

- Да готов я, товарищ полковник. Нам же основу давали, а на этом базисе я любое оружие освою. Да и моя основная задача не оружие знать, хотя и это тоже, а уметь управлять взводом в обороне и наступлении.

Вместо ответа полковник махнул рукой, продолжая пыхать папиросой. Потом плюнул в урну и зло кинул туда окурок. И тяжело посмотрел на лейтенанта:

- Ольгу мне не порти. Вот война закончится - делай что хочешь, но по-честному. Я не хочу, чтобы из-за тебя она поседела.

- Товарищ полковник, - растерянно протянул Волков, опять попытавшись встать.

- Война - будет. Понял? Понял. А я вижу, как она на тебя смотрит. Отцом дочери станешь - поймешь, - полковник пошевелил щеточкой усов.

- Как смотрит? - глупо ляпнул лейтенант.

- Как на мужика смотрит. На своего. Моя на меня так же смотрела. Я когда с польского, Тухачу дышло бы в дупло, плена сбежал, комвзвода я тогда был, смотрю, у нее виски седые. А она тогда мне еще и женой не была. Так, девочка шестнадцати лет. Побереги себя. С войны придешь, грудь в орденах - отдам дочь. А не придешь? Смотрел фильм "Если завтра война"?

- Конечно.

- Вот посмотрел - из головы его выкинь. И Ольгу тоже выкинь. Еще раз так на нее посмотришь - голову оторву вместе с петлицами. Не порти жизнь девке. Сегодня уж погуляй, а завтра... Завтра у нас суббота?

- Да.

- Это хорошо. Люблю субботу. А вот воскресение не люблю. Ну, пойдем, нас, наверное, уже потеряли, - и полковник неожиданно улыбнулся, снова превратившись в дружелюбного хозяина. - А я, кстати, откланяюсь. Служба!

- Так суббота же, - невпопад ляпнул Волков.

- Чтобы в воскресенье война не началась, надо к ней в субботу готовиться.

А в зале столовой люди всех возрастов и званий уже сдвинули столы. Кто-то завел граммофон с большущей старорежимной трубой, и начались танцы.

- Папка, вы где пропали? Я вас потеряла! - Ольга подскочила к мужчинам, когда они зашли в светлую залу столовой.

- Курить ходили на свежий воздух, доча, - дипломатично ответил полковник, улыбнулся и приобнял Олю. - А не станцевать ли нам?

И они закружились в вальсе.

Алеша Волков, растерянно переваривая слова полковника, неотрывно смотрел за парой, кружащейся под "Сопки Манчжурии".

Паммм... Пам-пам-пам. Па-па-па-па-па-пам!

Вдруг на улице громыхнуло. Громыхнуло так, что стекла задрожали. Алеша оглянулся.

Обещанная полковником гроза обрушила на майскую Москву ливень. Ливень, который обещает великую сушь. Холодная и промозглая весна сорок первого сменялась жарким и горячим летом.

Вдруг музыка резко прервалась, взвизгнув иглой патефона.

- Тише, товарищи! ТАСС передает важное правительственное сообщение! - незнакомый майор забрался на венский стул и, дотянувшись до черной тарелки радиоприемника, прибавил звука. Потом соскочил, побежал к следующему...

- Что такое? - не понял слегка поддатый Островко.

- Да тихо ты! - ругнулся Сюзев.

Замерли все, словно кто-то невидимый начал играть в: "Раз, два, три, морская фигура замри!" Стояли неподвижно танцевавшие пары, повисли в воздухе поднятые стопки и бокалы, лишь за окном лупил по листьям ливень.

- Внимание! Передаем важное правительственное сообщение, - заговорило радио. - Еще до приезда английского посла в СССР г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о "близости войны между СССР и Германией". По этим слухам:

Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними;

СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР;

Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивает войска у границ последней.

Репродукторов было несколько, они вещали из разных углов и концов столовой. Голос диктора шел сбоку, спереди, сзади: будто бы изнутри. Люди - и военные, и гражданские,- внимательно слушали сообщение ТАСС. Даже повара замели в раздаточном окне, вытянув шеи, стараясь не пропустить ни слова.

- ...проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо.

Торжественный голос диктора поставил точку. И столовая зашумела, загудела возбужденными голосами:

- А я тебе что говорил? Не будет войны в этом году! Товарищ Сталин зря слов на ветер не бросает!

- Честное слово, Василий Петрович, рад я, что ты спор выиграл. Поеду в августе в Крым, привезу тебе массандровского, как обещал.

- Интересно, что немцы нам ответят...

- Немцы? Что немцы? У них Англия за спиной, на два фронта они не посмеют, обожглись в империалистическую.

- Это разве фронт? Сидят по обе стороны Ла-Манша...

- Говорят, немцы хотят, чтобы мы их через Кавказ пропустили в Иран и Индию.

- Пусть дальше хотят. У них Италия в союзниках. Так что пусть через Сицилию в Египет добираются.

- У них же флота толком нет. Британцы им не дадут.

- А это разве наши проблемы? Пусть итальянские линкоры себя покажут.

- Итальянцы... От них толку. Сколько они с австрияками на Изонцо бодались? Пятнадцать раз? А толку? Вот если Франко к Оси примкнет, тогда да.

- А что тогда?

- Фалангисты и немцы берут Гибралтар и британцам в Средиземное не прорваться. Все. Точка.

- Товарищи мужчины! Ну, давайте же танцевать!